"Камикадзе" - читать интересную книгу автора (Стогов Илья)

За полгода до этого. Весна

Идеолог левого терроризма Хуан-Карлос Маригелла писал:

«Физическое истребление предателей даже более оправданно, чем убийство врагов! Добиваясь торжества нашей идеи, нашей истины, мы не можем испытывать сомнений!»

Руководствуясь этим принципом, современные террористы не оставляют предателям ни единого шанса.

Карло Фьорони, член «Красных бригад», выдавший полиции троих товарищей, был повешен уже на следующий день. У Патрисио Печо, руководителя одной из ячеек «Бригад», перешедшего на сторону властей, боевики вырезали всю семью.

Чтобы вопросов, почему свершилось возмездие, не возникало, «бригадисты» отмечают трупы предателей особым знаком: им в гортань забивают большие куски битого стекла.

Наиболее жестокими расправами над изменниками прославилась японская организация «Рэнго Секигун» – «Красная армия Японии».

На учредительной конференции «красноармейцы» приняли решение «взорвать штаб-квартиру Интерпола и министерство обороны Японии, а также стереть буржуазию с лица земли».

Выполняя резолюцию, в начале 1970-х боевики захватили самолет с несколькими министрами Японии и угнали его в коммунистическую Северную Корею. В 1980-х они обстреливали ракетами класса «земля – воздух» консульства европейских капиталистических стран.

Их самая громкая акция была проведена в 1990-м. Тогда «красноармейцы» осмелели настолько, что с борта угнанного стратегического бомбардировщика пытались забросать бомбами Пентагон.

Несколько лет назад в одной из своих групп руководители «Армии» обнаружили ростки измены. Для их искоренения был сформирован карательный отряд.

Когда в квартиру, где пытались укрыться предатели, прибыла полиция, первых прошедших внутрь офицеров пришлось выносить.

Обезображенные трупы устилали пол огромного помещения. У предателей были вырваны языки и раскаленными металлическими штырями выжжены глаза. Один из изменников был повешен на собственном вырезанном из живота кишечнике.

Беременной девушке, входившей в состав провинившейся группы, боевики положили на живот доску и прыгали на ней до тех пор, пока не случился выкидыш.

Террористы всегда помнят главный принцип конспирации: «Кто не молчит, тот должен умереть!»

Иногда, перед тем как отправиться на доклад к Майору, Даниил перечитывал эту страницу и улыбался. За ним стояла машина настолько огромная и грозная, что он чувствовал себя в абсолютной безопасности.

Да, он общался с подонками и у него больше не было работы. Зато теперь он ничего не боялся, не испытывал недостатка в деньгах и жил, как хотел. Вернее, не так. Он жил, как хотел, но чересчур много пил.

Это его «много пил» началось именно тогда. Он не хотел пить... не хотел пить ТАК... хотел пить реже. Все равно он был похмелен и пьян, пьян и похмелен каждый день.

На полчасика оставив Полину, он вышел поговорить с приятелями. Было понятно, что «полчасика» – это вряд ли. Он все равно сказал: «Скоро буду. Без меня не ложись», и ушел.

Ближе к полуночи, растеряв приятелей, он обнаружил за соседним столиком «Кактус-клаба» коллег из городской газеты, для которой когда-то писал. Дальше они клубили вместе.

Он еще помнил, как они ехали в такси и за рулем сидел огромный, наверное, два сорок ростом, парень. В «девятке» он выглядел, как биг-мак в упаковке от чизбургера. Помнил, как во всю ночь работающей кантине они договорились пройти внутрь вшестером, заплатив только за троих. Дальше с памятью начались проблемы...

Танцуя, он забрался на сцену. Охрана довольно вежливо попросила его «покинуть». В следующем клубе (ехали опять на машине, но кто платил?), не добежав до туалета, в коридоре на пол блевал известный телеведущий (или этого не было?). Что запомнилось хорошо – финал вечеринки.

Вместе с долговязой рыжей девицей он был заперт в женском туалете «Корсара». Она стояла спиной к нему, со спущенными ниже колен белыми трусами. В тусклом свете они смотрелись особенно белыми. Девица громко и неприлично стонала, всхлипывала, хрипела и говорила «fuck!».

Продолжалось это долго. В дверь иногда стучали. Задыхаясь, рыжая выкрикивала: «Занято!» Потом она торопливым детским жестом натягивала обратно свои белоснежные трусы, а он прикуривал и, морщась, кривя губы от дыма, движениями сильного мужчины застегивал ширинку.

Девица за руку провела его сквозь строй столпившихся у входа в туалет дамочек. Те обалдели от подобной наглости. Потом девица растворилась в ночи. А он побежал к Полине.

Весь день он говорил ей ласковые слова и виновато заглядывал в глаза. Она не могла понять, в чем дело, и говорила: «С ума сошел?» Не дожидаясь вечера, он все-таки затащил ее в постель и раз и навсегда решил, что лучше ее на свете нет... зачем ему кто-то еще? и чтобы он?! когда-нибудь еще?! ей?! своей Полинке?! изменил?!

Прошло две недели. Возвращаясь из «Mad Dog'a», на заднем сиденье такси он слушал, с какими утробными всхлипываниями возится, уткнувшись лицом в его ширинку крашеная блондинка. Таксист всю дорогу мужественно не оборачивался.

Утром Даниил снова целовал золотые волосы Полины. Да чтобы я?! когда-нибудь еще?!

Это была не его вина. Просто в то время он слишком много пил.

Раньше по утрам он вскакивал, приводил себя в порядок и садился работать. Сесть за компьютер, громко включить радио, поставить перед собой чашку с горячим кофе.

С похмелья все упрощалось, становилось примитивным, направленным на самое близкое. Теперь по утрам

(в два часа пополудни)

он сидел со вчерашними собутыльниками в городских скверах и радовался, что жив.

– Голуби пошли какие-то больные. Облезлые. Смотрите! У них же на лапах пальцев нет!

– Голуби заразу переносят. Могут даже сифилисом заразить.

– Один раз я делал секс на крыше Университета. Знаете? На Васильевском. С собой у нас было две бутылки шампанского. Но только один презерватив. Мы долго делали секс, а иногда прерывались и пили шампанское. Большими глотками...

– Слово-то какое – «прерывались».

– Та тетка заразила меня сифилисом. Как голубь... Вон на ту была похожа.

Все поворачивали головы и глядели на девушку, похожую на ту, которая заразила нашего друга сифилисом.

Потом, если были деньги, все шли пить пиво. После первой бутылки утреннего пива лицо становится тяжелым. Ты расплываешься в улыбке и глазах прохожих, и кажется, что пьян так же, как вчера.

Впечатление обманчиво. Если на первой бутылке остановиться, то через полчаса ты будешь в порядке. Тем летом Даниил останавливался редко.

Кроме того, раз в две недели Даниил занимался делами, знать о которых партийным товарищам было незачем. Встречался с Майором. Ходил в серое здание на Литейном. Являлся на встречи в конспиративных квартирах.

Конспиративных квартир в конторе было много. Даниил знал о четырех. Большинство – просто квартиры. Там можно было, не привлекая внимания, поговорить, рассмотреть фотографии, получить новое задание.

Через год после начала работы Даниил впервые оказался в особняке с колоннами в центре города. Несколько этажей здания были заставлены одинаковыми серыми металлическими гробами с мигающими лампочками и скачущими стрелками индикаторов. Аппаратурой слежения. Последними наработками в области контроля. Их уровню позавидовали бы и специалисты из НАСА.

Как все это работает, Даниилу объяснил молоденький лейтенант-«слухач». Не выходя за пределы своего этажа, лейтенант мог отследить чуть не каждое слово, произнесенное в подведомственном районе. Комната спутникового контроля. Слуховые детекторы. Машины, переводящие электрические импульсы в видеосигнал.

Лейтенант пробовал набиться Даниилу в приятели. Пару раз они даже выпили по чуть-чуть алкоголя. Никакого удовольствия от посиделок Даниил не получал. Лейтенант предпочитал пить водку. Говорил он с чудовищным провинциальным акцентом.

(лучше бы пил кровь младенцев. это бы я ему простил. акцент – не могу.)

– Думаешь, чтобы прослушать разговоры, нужно, как раньше, по ночам влезать в квартиры? Ставить «жучки»? Это даже не вчера – это позавчера нашей техники. Мои машины могут прослушать, о чем говорят в любой комнате всего центра города. Понимаешь?

– Нет.

– Смотри. Всего один пример. В любом телефонном аппарате есть микрофон. Когда трубка повешена, микрофон отключен. Я посылаю на аппарат электрический импульс, и микрофон активизируется. Начинает передавать звук. Трубка положена, а мы можем слышать, о чем говорят на том конце. И таких способов у меня очень много!

В тот вечер у Даниила должна была пройти рабочая встреча. Даниил сдает рапорт, объясняет лейтенанту, что и когда следует взять под контроль. Майор убеждается, что работа идет. Можно быть свободным.

Лейтенант сказал:

– Майор просил подождать.

– Подожду.

– Сказал, что хочет сказать тебе что-то важное.

– Пусть скажет.

Он сел на диван и стал листать журнал по радиоэлектронике. Минут через сорок журнал был тщательно изучен. Погоду с лейтенантом они обсудили несколько раз подряд.

Еще через час Майор позвонил и сказал, что сегодняшняя встреча не состоится. Срочные дела, он просит извинить. Даниил сказал «слухачу», что, пожалуй, пойдет.

– Может, подождешь?

– В смысле?

– Работа у меня кончилась. Техники сейчас разойдутся. У меня с собой.

– А здесь можно?

– Здесь только часовой на этаже. В аппаратную он не сунется. Понимаешь, у дочки день рождения, а она у меня в другом городе. Год ее не видел.

– За дочку? Ну, хорошо. Только немного, о'кей?

– Майору не говори.

Через час Даниил заметил, что у «слухача» немного заплетается язык. Тот запихивал розовую вареную колбасу под рыжие усы.

– Где мне еще такую технику дадут? Больше нигде нет такой техники. А у меня есть! Ты, Данила, писатель. Тебе интересно книжку написать. А я – техник. Для меня это железо – как для тебя твои книжки.

– Да-а-а.

– Ты даже не представляешь, как интересно бывает за людьми наблюдать. У нас тут кассет – полторы комнаты. Не считая тех, что в Главке. Когда вокруг никого нет, люди так себя ведут! Знаешь, кто для «Московского комсомольца» министра с тетками в бане снял?

– Ты?

– Почему я? Это же в Москве было. Ты порно смотришь?

– Бывает. Хотя не люблю.

– Я тоже не люблю. Но когда все в живом режиме... банкир или глава администрации... хочешь, покажу?

– Потом как-нибудь...

Даниил прикурил сигарету. Улыбнулся. Одно дело – выпить после работы. Пусть даже на рабочем месте. Совсем другое – болтать о секретах майоровой конторы. А если он пойдет к банкиру... или главе администрации... и решит продать информацию?

Банкир... С секретаршей... Банкир, резвящийся у себя в кабинете... Тот, кто работает в банке... О!

– Погоди. На твоей территории находится этот... как его?..

Он назвал банк, в котором работала Полина.

– На моей.

– Там есть такой Юрий Анатольевич. Лысый кекс, с педерастической бороденкой.

– Наверное, есть. А что?

– У тебя на него что-нибудь есть?

– У нас на всех есть. А зачем тебе?

Уговорить «слухача» показать пленку с Юрием Анатольевичем стоило Даниилу пятнадцати минут макиавеллиевских махинаций. На шестнадцатой минуте лейтенант ушел в дальние помещения, долго там брякал и вернулся, только когда Даниил начал прикидывать, а не сходить ли за ним, может, заснул?

– Вот она! Видишь индекс? Тут твоему Анатольичу на два инфаркта хватит.

Он склонился над монитором, а потом повернулся и посмотрел на Даниила. Глаза у него были пьяные.

– Только, Данила... Между нами, ладно?

– Могила!

Кассета была вдвое меньшего размера, чем стандартная. Сперва долго, минут сорок, шла запись переговоров Юрия Анатольевича с тщедушным мужчинкой в ярком галстуке.

– Это мы перемотаем. Это он взятку дает. Или ему дают. Во! Смотри!

Снято происходящее было с неудобного ракурса. Но главное было видно.

На экране голый по пояс снизу Юрий Анатольевич багровел лицом. Ему было неудобно, мешал живот и душил галстук. Он продолжал сосредоточенно двигать могучим тазом.

Из-под него торчала тощая блондинка. Она лежала на столе, до шеи задрав подол черного платья. Блондинка напоминала дрессированную обезьянку.

– Выпьем еще?

«Слухач» начал разливать остатки водки. Рука дрогнула, и водка полилась на стол. Даниил вытер стол подвернувшейся салфеткой, разлил оставшееся, повернулся к экрану и умер.

В тот вечер он умер, а взамен никто не родился. Его вообще больше не было. То, что похороны до сих пор не состоялись, было недоразумением.

Домой, туда, где они жили с Полиной, он не вернулся... даже не стал забирать вещи. Через четыре дня он немного протрезвел и поговорил с Густавом. Тот разрешил поселиться в квартире.

На встречи с Майором Даниил не ходил больше ни разу. Не желал вспоминать о нем – Майоре из всемогущей организации. То, что он увидел на экране, навсегда выжгло из него желание иметь дело с людьми из любых организаций.

(ах... можно еще?.. так хорошо мне не было никогда...)

Он сидел, держал в руках чашку и смотрел на экран. Через некоторое время выпитый за вечер алкоголь спрессовался в районе желудка, обжег его, в клочки разорвал горло. Рвало Даниила мучительно.

(а ведь с этим отвратительным мужчиной она делала ЭТО совсем не так, как со мной... почему?)

Он не помнил, как выбрался из особнячка. Следующие две недели он тоже не помнил. Он не желал даже в памяти возвращаться к тому, что произошло. Только иногда, просыпаясь, он понимал, что ночью опять плакал.

Спустя месяц он случайно наткнулся в газете на заметку. Труп лейтенанта-«слухача» был выловлен в мелкой окраинной речке. Подозревали чеченцев и тамбовскую братву. Друзья убитого офицера клялись отомстить. Похороны были устроены с ружейными залпами и венками от боевых товарищей.

Даниил отложил газету. Он-то знал, в чем здесь дело. Просто Майор никогда и никому не прощал совершенных ошибок.