"Обманный Дом" - читать интересную книгу автора (Стоддард Джеймс)

СТРАНСТВИЯ

Вернувшись во Внутренние Покои, Картер целый день посвятил совещанию с мистером Хоупом, во время которого обсуждались планы будущих странствий. Еще два дня прошло в ожидании знаменитых архитекторов. Когда портье объявил об их прибытии, Хозяин и его дворецкий сидели в гостиной, пили горячий чай, беседовали о делах и поглядывали на снег за окнами, занавешенными золотистыми портьерами из дамасского шелка.

Гости вошли в шляпах, пальто и перчатках, зябко поеживаясь от холода, сопровождавшего их во время путешествия по Длинному Коридору. Оба были немолоды. Один – высокий и худой, второй – маленький и полный.

– Филлип Крейн, – представился коротышка, – а это Говард Макмертри, мой старший партнер. Архитекторы к вашим услугам, сэр. Все верно, мистер Макмертри?

– Можно и так сказать, – отозвался его спутник. – Но вернее – архитекторы на пенсии, пытающиеся составить каталог всей архитектуры Высокого Дома. Вряд ли нам когда-либо удастся завершить этот труд.

– А я думаю – удастся, – возразил Крейн. – Ведь должна получиться книга, не так ли, мистер Макмертри?

– Научная книга, в которой будет рассказано обо всех чудесах Эвенмера. Но мы давно не работаем, мы на пенсии, и вам это отлично известно.

– Вы все время так говорите, мистер Макмертри. Но мы рады, что мы… на пенсии то есть. И работаем мы с вами вместе…

– Сорок два года, – закончил за него Макмертри. – В одной фирме, основанной нашими отцами. Старое доброе заведение…

– «Макмертри и Крейн», – продолжил Крейн. – Мы сохранили название. Сорок два чудесных года.

– Некоторые из них были не так уж чудесны, – проворчал Макмертри.

– Это как посмотреть, – возразил Крейн.

– Только так и можно смотреть. А вы – пессимист, мистер Макмертри.

– А вы – идеалист, мистер Крейн. Но мы оба, лорд Андерсон, как мы уже сказали, к вашим услугам.

Лысину Макмертри обрамлял венчик седых волос, их пряди свисали до бровей. У него были удивительно тонкие пальцы и открытые, честные голубые глаза. Седины Крейна образовывали пышную гриву. Нос у него был картошкой, глаза – карие, озорные, окруженные сеточкой морщинок, образовавшихся от привычки часто смеяться.

Картер и Хоуп пожали гостям руки, усадили поближе к огню, налили горячего чая. Как только архитекторы согрелись, Хоуп задал им вопрос о Краеугольном Камне.

– А-а-а… – понимающе протянул Крейн. – Краеугольный Камень! Да, мы многое знаем о нем. Можно сказать, мы эксперты по Краеугольному Камню.

– Кое-что мы о нем знаем, – поправил коллегу Макмертри. – большей частью – легенды.

– А я бы сказал: мы о нем знаем больше кого бы то ни было, – возразил Крейн. – Мы им интересовались. Табличка с клинописным текстом, некогда обнаруженная в нише, устроенной в основании вертикальной каменной плиты в южном Лофте, а теперь хранящаяся в Эйлириумском университете, содержит его описание. Согласно этому описанию, он представляет собой блок весом примерно в семь стоунов, двадцать восемь на двадцать восемь дюймов, с многочисленными надписями и знаками. Для того чтобы информировать вас более подробно, я должен свериться с моими записями.

– Считается, что камень обладает некоей силой, – сказал Макмертри. – На этом настаивают все легенды.

– Вам знакомы страны, примыкающие к Внешней Тьме? – спросил Картер.

– Безусловно, – ответил Крейн.

– В некоторой степени, – ответил Макмертри. – Мы провели три кошмарные недели в Шинтогвине.

– Отлично провели время, – сказал Крейн. – Если бы не тамошняя солдатня.

– Они обвинили нас в шпионаже, – объяснил Макмертри. – Мы едва ноги унесли.

– Пришлось прибегнуть к дипломатии, – вздохнул Крейн. – Зубы заговорить, и всякое такое.

– Презираю дипломатию, – пробурчал Макмертри.

– Вот почему он всегда путешествует со мной, – объяснил Крейн. – Чтобы я время от времени спасал его жизнь. Архитектура в Шинтогвине и Эффини довольно оригинальна…

– Уныла она, а не оригинальна, – проворчал Макмертри.

– Что-то в тамошних постройках, знаете, такое – деревенское, что ли…

– Страшный сон архитектора, – выразил свое мнение Макмертри.

– Мы собираемся отправиться туда, – сказал лорд Андерсон и вытащил из кармана осколок камня. – В самое ближайшее время. Наш разговор должен остаться в тайне, джентльмены. Мы разыскиваем Краеугольный Камень, похищенный из Иннмэн-Пика. Вот его маленький осколок. – Протянув камень мистеру Макмертри, Картер ощутил пульсацию. – Не будет ли вам интересно сопровождать нас? Ваш опыт может нам очень пригодиться. Вы получите плату за свои услуги и благодарность от Внутренних Покоев.

– На мой взгляд – камень как камень, – сказал Макмертри.

– Это не так, – покачал головой Картер. – В нем содержится невероятной мощи энергия, которую никто, кроме меня, не ощущает.

– Похоже, это очень опасно, как вам кажется, мистер Крейн? – проговорил Макмертри, возвратив Картеру осколок.

– Похоже, это ужасно интересно, как вам кажется, мистер Макмертри?

Архитекторы обменялись совершенно одинаковыми усмешками.

– Конечно, мы пойдем, – сказал Крейн.

– Не сможем отказаться от такой возможности, даже если это грозит нам гибелью, – добавил Макмертри.

– А если хотя бы один из нас уцелеет, то мы все-таки допишем нашу книгу, верно я говорю, мистер Макмертри?

– Не «допишем», мистер Крейн. И не «мы». Но я бы посвятил ее вам.

– А я – вам. Ну, так когда трогаемся?

– Мои дипломаты разведывают обстановку в Шинтогвине, – ответил Картер. – Они должны вернуться через две недели.

– Превосходно, – сказал Крейн.

– Приемлемо, – сказал Макмертри.


* * *


Посланники вернулись с дурными новостями: шинтогвинские правители распорядились остановить их на границе, где послов продержали трое суток, после чего им было сказано, что в аудиенции отказано, а вход в страну запрещен. Еще более неприятной оказалась весть от другого эмиссара: он сообщил о том, что Муммут Кетровиан – государство, граничащее с Шинтогвином и входящее в Белый Круг, закрыло все ворота из-за слухов не то о революции, не то об эпидемии, и теперь в эту страну никого не впускают и из нее никого не выпускают. То, что посланцам Картера не удалось добыть необходимых сведений, говорило о страшном заговоре, и потому Картер и Хоуп не спали, ломая головы над обдумыванием ситуации, несколько ночей подряд. Занимались они этим совершенно напрасно: к концу недели они не продвинулись ни на йоту.

В четверг, поздно вечером, когда лампы уже были притушены, а за окнами выла метель, Сара помогла Картеру надеть Дорожный Плащ поверх самого теплого пальто. Он обулся в теплые сапоги, натянул перчатки, взял Меч-Молнию. А потом Сара повязала ему на шею красно-черный клетчатый шарф.

– Я его связала для тебя, – сказала она. – Когда шея в тепле, и на сердце тепло. И еще его можно использовать как шахматную доску.

– Универсальная вещь? Но шахмат я с собой не беру. А как семафором им нельзя пользоваться?

– Можно, – кивнула Сара, окинув мужа любовным взглядом, и улыбнулась. – Ты так укутан, что смог бы сойти за живой семафор.

– Я такой, каким ты меня сделала.

– Да нет, просто на тебе связанный мною шарф, вот и все. Они сошли вниз, держась за руки, и вошли в библиотеку, где их ждали Хоуп и Чант. Все лампы ярко горели. Вскоре появились Даскин и Грегори, затем – Макмертри и Крейн, а за ними – невысокого роста кривоногий лейтенант во главе отряда из четырнадцати воинов гвардии Белого Круга.

– Лейтенант Нункасл прибыл в ваше распоряжение, – отрапортовал лейтенант. У него было простое, честное лицо, слева испещренное оспинками, глаза навыкате, отчего в лице было что-то лягушачье, и длинные, щеголевато подкрученные усы. На груди лейтенанта блестело с десяток боевых наград, в том числе – весьма почетный Белый Крест Инглнука.

Картер кивком указал на эту выставку регалий.

– Глис говорил мне о том, что вы чрезвычайно опытны, лейтенант. Я у майоров не видел столько наград.

– А я не хотел майором быть, сэр. Да и медали мне не больно были нужны. Человек – ведь он такой, какой есть, сколько бы на нем побрякушек ни висело. Но Глис заставляет меня носить все это. Когда уйдем подальше, я все награды в мешок сложу.

– Вы из Иннмэн-Пика?

– Да, сэр, я там родился и вырос.

– Это была одна из причин, почему капитан Глис рекомендовал вас. Он решил, что это будет полезно.

– Только скорее он хотел избавиться от меня, чтобы я под ногами у него не болтался, – криво усмехнулся Нункасл.

– В этом я сомневаюсь. Отряд готов?

– Готовы выступить по вашему приказу, сэр. Желаете обратиться к гвардейцам, сэр?

– Да.

Картер, окруженный своими союзниками, повернулся к гвардейцам.

– Капитан Глис уже говорил вам о том, что путь наш ведет через Шинтогвин во Внешнюю Тьму, где мы надеемся разыскать и Краеугольный Камень Эвенмера, и девушку, похищенную анархистами. Дело нам предстоит чрезвычайной важности. Если нас постигнет неудача, Эвенмер разрушится, и само Творение будет изменено навсегда. Еще никогда столь большая ответственность не лежала на плечах столь немногих людей. Именно поэтому мы с капитаном Глисом самым тщательным образом отобрали вас за вашу храбрость, ум, ловкость во владении оружием и умение хранить тайну. Последнее наиболее важно: враги не должны узнать о нашей миссии. Еще вот о чем: Хозяин чаще всего странствует один и пользуется потайными ходами, чрезвычайно важными для безопасности дома и известными только ему. Однако опасность слишком велика, придется рискнуть, и я намерен провести вас этими потайными ходами. Все вы поклялись хранить молчание. Другого выхода у меня нет, хотя один из вас в конце концов может и предать Эвенмер.

– По своей воле – нет, сэр, – сказал один гвардеец.

– Только под пытками, – добавил другой.

– Ребята у меня надежные, – сказал Нункасл. – Но должен заметить, ничего подобного не бывало со времен Войн за Желтую Комнату. Огромная ответственность.

Картер улыбнулся:

– Я целиком и полностью уверен в каждом из вас. Вы – лучшие воины в Эвенмере. Первая часть нашего странствия лежит по Унылому Переходу. Вы понимаете, что это значит. Для тех, кто там никогда не бывал, скажу: подготовиться к этому невозможно, но держитесь вместе, действуйте слаженно, и тогда мы быстро одолеем этот участок пути.

Лорд Андерсон повернулся к Саре. Та сжала его руки в своих и улыбнулась, но глаза ее были полны печали.

– Найди ее, Картер. Найди Лизбет и приведи ее сюда.

– Найду, – сказал он и страстно поцеловал жену. Его спутники тактично отвернулись.

– Доброй охоты, Хозяин, – сказал Чант. – Ступайте осторожно по «той опаснейшей тропе, в конце которой, как известно, Твердыня Черная стоит».

– Спасибо, Чант, за доброе напутствие, – печально усмехнулся Картер, хотя прекрасно понимал, что только так Чант умеет выражать свою любовь.

Енох ушел с очередным обходом часов, а Хоуп присутствовал, и вид у него был самый удрученный. Картер тепло пожал ему руку.

– Береги дом, Уильям. Если сумею, буду посылать весточки. Постарайся не волноваться.

– Постараюсь, как смогу. Углублюсь в исследования. Быть может, некоторые из них окажутся небесполезными. Мы позаботились о том, чтобы все вы были снабжены шинтогвинской одеждой – мало ли, вдруг вам придется маскироваться. Вот и все. Будь осторожен, Картер.

Затем Хозяин повел отряд из двадцати человек вдоль стеллажей.

Дипломаты и важные персоны частенько появлялись во Внутренних Покоях именно в библиотеке – словно сходили со страниц книг в реальную жизнь. Ребенком Картер так и думал и только позднее узнал, что проходы между стеллажами служили уникальными воротами, и таких больше не было во всем Эвенмере. Дважды он покидал Дом этим путем, и оба раза путешествия ему предстояли неприятные, ибо когда Хозяин попадал в эти переходы, запечатленные в его сознании карты Эвенмера становились совершенно бесполезными.

Отряд размеренно шагал вдоль книжных полок, и Картер внимательно смотрел на ряды книг. Он искал проход, который трудно найти, если не искать специально, и очень легко пропустить.

1И вот наконец он краешком глаза заметил колебание воздуха, чем-то напоминавшее знойное марево, между полками. Как только Картер приблизился к этому месту, все вокруг замерцало, утратило четкость очертаний. Перед Картером возник черный провал, абсолютно невещественный проем в стеллажах, где стояли книги раздела «География». По мере приближения проем расширялся, и вот наконец Картер ступил в него и оказался в темноте, теплой, как парное молоко.

Для тех, кто наблюдал бы за происходящим, все выглядело бы так, как если бы Картер и его спутники теряли свою материальность и исчезали в колеблющемся воздухе.

«Того лица, что я искал, я там не находил, не слышал голоса того, что жаждал услыхать. Незримый некто в воздухе царил, мешая поискам моим», – звучал и плыл над процессией голос Чанта.

Картер собрал свой отряд в широком коридоре, где не было ни панелей на стенах, ни даже плинтусов. На ощупь стены казались вполне обычными, но были лишены какого-либо цвета и неразличимы в свете фонарей. Воздух здесь стоял теплый и удивительно сухой. Казалось, люди вошли туда, куда не проникал воздух изнутри и вообще не сказывались никакие капризы погоды.

– Ага… – проговорил Крейн и направил луч своего фонаря в ту сторону, откуда они пришли. – Вы только посмотрите, мистер Макмертри!

Там, где, по идее, следовало бы остаться библиотеке, виднелся высокий портал из зеленого малахита, обрамленный изображениями двенадцати апостолов, восседавших на тронах, в окружении воскресших из мертвых. Выше портала располагались изображения херувима и серафима, их крылья образовывали арку, а еще выше был изображен Бог-Отец на престоле, но его изображение было затянуто дымкой. Все фрагменты величественного входа были украшены резьбой. Здесь можно было увидеть четырех всадников Апокалипсиса, скачущих по тверди небесной, и Люцифера, падающего с небес подобно звезде. На створках были нарисованы сцены Страшного Суда, а в нижнем углу изображен агнец, над ним – яркая звезда. Весь портал был виден неясно, его словно закрывала тонкая пелена.

– Ужасающее зрелище, мистер Крейн, – сказал Макмертри. Кровь в жилах стынет. Простому смертному в эти двери не войти, я бы так сказал.

– Вы совершенно правы, – подтвердил Картер. – Проход здесь разрешен только обитателям Внутренних Покоев либо официально приглашенным.

– Жаль, нет времени слепки изготовить, – вздохнул Крейн. Такую красоту все должны увидеть. Мы могли бы заработать состояние на демонстрации такого сокровища.

– Или жизни бы лишились, – заметил Нункасл. – Не зря же это место называется «Унылым Переходом». Вам не захочется задерживаться тут. Есть предания о людях, которые навсегда заблудились в здешних лабиринтах, превратились в тени и теперь бродят здесь – невидимые, неощутимые, лишенные смерти до скончания времен.

– Предрассудки, – заключил Макмертри.

– А вы пройдите хоть милю, тогда скажете, – отозвался Нункасл.

– На картах помечено только пять выходов отсюда, – сказал Картер. – Каждый из них пересекает Длинный Коридор и уводит в определенную часть Дома. Пользование любым другим переходом может завершиться трагедией, и заблудившиеся крайне редко возвращаются во Внутренние Покои. Но нам нечего опасаться, пока мы будем держаться в главном коридоре. Здесь мы точно пройдем незамеченными: никто не осмелится устроить наблюдательный пункт в этих переходах.

Хотя Картер и старался всеми силами демонстрировать спокойствие и уверенность, на самом деле странствия по Унылому Переходу его страшили. Без карт он был как слепой и, глядя вперед, особого энтузиазма не испытывал. Как бы то ни было, он отдал приказ трогаться в путь, и отряд зашагал вперед. Первым шел Нункасл. Все, охваченные волнением, шли молча и прислушивались. Время от времени кто-то пытался завести песню или рассказать анекдот или историю, но быстро умолкал, понимая, что это неуместно. Сухое тепло, поначалу такое благостное, скоро стало назойливым. Люди на ходу снимали шапки, пальто, доспехи, перчатки. У всех со лба стекали струйки пота. В боковых ответвлениях то и дело появлялись призрачные силуэты, заставлявшие задуматься о чудесах и ужасах, слишком пугающих для того, чтобы существовать в действительности. Люди словно шли по тропам, проторенным ангелами, в чьих бессмертных сияющих ликах могли вот-вот отразиться их собственные глаза.

День, ночь, время – ничто не имело значения в этом тоскливом, безликом туннеле. Священный трепет охватывал путников чем дальше, тем сильнее. Они шли, как очарованные сомнамбулы, и взгляды их были полны отчаяния. Безмолвно разбили лагерь, безмолвно поели и легли спать, крепко прижимая к груди собственные души, будто детей, боящихся темноты.

На третий день отряд прошел мимо двустворчатой дубовой двери с медной ручкой, казавшейся совершенно невероятной в этих призрачных переходах. Это был первый из пяти выходов, ведущий к Озеру Книг. Все как один обернулись и еще долго шли, глядя на обычную дверь, как глядела бы команда корабля-призрака, обреченного на вечное плавание, на огни проплывающего мимо сухогруза.

Они шли еще два дня и миновали еще одну дверь. Эта вела в Уз, где находилась штаб-квартира гвардии Белого Крута. И вновь люди с тоской устремили к ней взгляды, а один гвардеец даже негромко вскрикнул – так, словно за этой дверью ждала его жена или возлюбленная. Отчаяние овладевало отрядом. Те, что помоложе, беззвучно плакали, сами не зная отчего.

Упав духом, они шли и шли вперед, и наконец показалась третья дверь – цель их странствия. Люди зашептались, прибавили шагу и в конце концов пустились по коридору бегом. Гулко звучал в тишине топот ног. Так потерпевшие кораблекрушение в отчаянии пытаются вплавь догнать исчезающие за горизонтом паруса.

Воины принялись нажимать на запертую дверь, в безумии стучать по ней. Нункасл громким окриком велел им разойтись, а Картер снял со связки серебряный ключ и торопливо вставил его в замочную скважину. Затем он распахнул дверь, и отряд поспешно рванулся в проем. Люди жадно вдыхали прохладный воздух Эвенмера. Нункасл в изнеможении опустился на пол. Его подчиненные последовали его примеру.

Картер закрыл за собой дверь, старательно запер ее и тряхнул головой – видимо, для того, чтобы окончательно прийти в себя.

– Отвратительно, – сказал Даскин. – Мерзко.

– Никогда ничего подобного не испытывал, – признался Крейн.

– Всякий раз, когда я туда вхожу, я клянусь себе, что этот раз – последний, – проговорил Картер.

– Ничего удивительного, – понимающе произнес Даскин. – Я туда больше ни за что не сунусь.

Они попали в длинную комнату без окон, но при этом светлую. Пол здесь был устлан белым ковром, стены тоже были белые, по углам стояли фигуры атлантов, подпиравших потолок. Янтарное панно изображало сцену из «Калевалы», в которой Вяйнемуйнен с мечом в руке приближался к великану Випунену. На плече великана росла береза, из подбородка – ольха, на лбу – дуб.

– Есть в этом Унылом Переходе что-то величественное, – сказал один из гвардейцев. – Что-то под стать божественной святости.

– Там жуткое отчаяние, – возразил другой.

– Нет, там недалеко до безумия, – проговорил третий. – Там веет холодом и одиночеством старости.

На всех Унылый Переход произвел разное впечатление, но все клялись, что по доброй воле ни за что бы туда не вернулись.

– Как знать… Может, и придется, – сказал Нункасл, поднимаясь на ноги. – Я сам уже шесть раз там побывал, да только от этого не легче. А за этой комнатой есть другая, побольше, для гостей. Изнутри можно запереться на засов в целях предосторожности, поскольку в дозоре стоять сейчас ни у кого ни сил, ни духу не хватит. Ну, пошли, пошли!

Гвардейцы послушно побрели за своим командиром. Комната действительно оказалась симпатичная и уютная. Стены были разрисованы изображениями рыб-мечей и китов. Высокий потолок подпирали белые колонны, пол был вымощен плитками с цветами подсолнухов. Вдоль одной стены протянулась галерея темного дуба, а на ней расположилась небольшая библиотека. В большом круглом очаге в самом центре комнаты были сложены дрова. Вскоре отряд уже сидел у огня, и все с аппетитом уплетали печеную картошку с солониной.

Говорили мало и довольно быстро уснули, а во сне всем привиделся Унылый Переход, и этот сон помог окончательно избавиться от гнетущей тоски, навеянной странствием. Только Картер не смог заснуть, невзирая на невероятную усталость. Он лежал без сна рядом со своими крепко спящими спутниками и думал о Лизбет, о Саре, но больше – о страшном нарушении равновесия, которое он ощущал всюду в Доме и которое поджидало на каждом шагу, словно жадная и алчная пасть. Сжимая в руке осколок Краеугольного Камня, Картер забылся тревожным сном. Пульсация Камня затягивала его во мрак темнее ночи.


Проснулись поздно. Дрова в очаге догорели, в комнате стало холодно. Люди, как малые дети, протерли заспанные глаза и принялись бродить по комнате в поисках растопки. Растопку и дрова вскоре обнаружили – они лежали аккуратно сложенной горкой возле одной стены. Плотно позавтракав, отряд без лишних слов тронулся в дальнейший путь.

За счет странствия по Унылому Коридору они оставили далеко позади Наллевуат и теперь находились в трех днях пути от него, в стране под загадочным названием «Уздечка Сута». Поскольку Картер хотел пройти незамеченным, он вел отряд извилистым путем, по узким потайным ходам с дощатыми стенами и полами и низкими потолками, где громко звучали шаги. Лорд Андерсон гадал, сколько же миль он прошагал по таким вот тесным туннелям с тех пор, как стал Хозяином.

Через восемь часов путники оказались в комнате с низким потолком и дощатым полом, покрашенным желтой краской, местами облупившейся. Рядом с каменным очагом обнаружили шкатулку, в которой лежали деревянные солдатики, карты, нарисованные неумелой детской рукой, и клочок бумаги, свернутый свитком и перевязанный золотистой ленточкой. Свиток представлял собой хартию некоего «Тайного Общества Симраны» (название было написано с орфографическими ошибками). Манифест требовал от членов общества «защищать страну от преступников, бродяг и пиратов».

– И как только дети могли найти дорогу сюда? – удивился Грегори.

Картер улыбнулся, вспомнив о своих детских разведывательных вылазках.

– Их привело сюда любопытство. Наверное, это было для них величайшее приключение – свой собственный тайный мир. Я завидую их открытию. Но вы посмотрите – бумага такая хрупкая, она готова рассыпаться! Автор этой хартии сейчас старше любого из нас.

– Думаю, они одолели пиратов, – усмехнулся Грегори. – Уже несколько десятков лет ни одного пирата никто и в глаза не видел.

Картер улыбнулся.

– Ну так давайте поужинаем в этих священных покоях и немного передохнем. Вскоре нам придется пересечь Длинный Коридор, и мне бы хотелось сделать это до рассвета, когда народу поменьше.

В очаге сохранились древние дрова, и вскоре там весело заплясало пламя. Еду не готовили – перекусили хлебом и вяленым мясом. Несмотря на усталость, люди завели дружеские беседы, обменивались шутками. Гвардейцы много лет вместе служили и любили Нункасла, который был с ними не слишком суров. Они и к Хозяину уже начали понемногу привыкать – ведь он вел себя как самый обычный человек.

– А местечко замечательное, – озорно сверкая карими глазами, заметил Крейн и взглянул на своего партнера, который даже сидя был выше него ростом. – Что скажете, мистер Макмертри?

– Вот если бы тут окно было… – уклончиво отозвался Макмертри и вытащил карманные часы. – Правда, сейчас уже больше шести…

– И на улице так или иначе темно, – закончил Крейн и откинул назад серебристую гриву. – Так что ничего бы мы все равно не увидели. А эти потайные ходы проложены с величайшей изобретательностью. Я так понимаю, что в Доме их великое множество.

– Сотни, – ответил Картер. – А может, и тысячи. На самом деле, удивительно, как до сих пор не обнаружили еще больше.

– Они существовали во времена Войн за Желтую Комнату, задолго до того, как вы родились, – сказал Нункасл. – Я тогда был рядовым, моложе многих из этих желторотых юнцов. – Он широким жестом обвел своих подчиненных. И те весело заулыбались. – И самому Хозяину, вашему отцу, тогда только-только двадцать исполнилось, он недавно в должность вступил. Он знал о потайных ходах, как знают все Хозяева, но враги порой их обнаруживали, и те, и другие время от времени замуровывали проходы стенами, так что в конце концов надежных осталось мало. Война была кровопролитная – все то время, пока мы гнали анархистов к югу. Мы нанесли им значительный урон, особенно в битве при Фиффинге, а потом окружили их в Желтых Комнатах между фиффингскими низинами и Моммуром. С тех пор их стало куда как меньше.

– Готов об заклад побиться, вы были героем той войны, лейтенант? – спросил один из гвардейцев.

Можно было не сомневаться – все подчиненные Нункасла уже не раз слышали эту историю, но были не прочь послушать ее снова.

– Все мы тогда были героями. Помню, как мы потом вернулись домой. Нас тогда все называли Золотыми Парнями из Желтых Комнат, а у Констанции – той девушки, что ждала меня, глаза сияли так, словно я какой-нибудь древний рыцарь. Только я вошел в Иннмэн-Пик, она тут и кинулась ко мне на шею. Это, конечно, было не по уставу, да только тогда всех так встречали. Женщины плакали, да и мужчины некоторые тоже – ведь многие из наших полегли в боях. Но это было так славно – вернуться домой.

– Не для всех, – мрачно проговорил Макмертри.

– Вы тоже воевали? – спросил Нункасл.

– Да.

– В какой роте?

Макмертри вытянул длиннющие ноги и уставился на пламя в очаге.

– Не имеет значения. Все погибли. Один я уцелел.

– Ну… – проговорил Нункасл после недолгой паузы. – И такое бывало. Не все наши сражения были победными, многие пали в боях. Я потерял несколько близких товарищей.

– Сам я не воевал, а вот несколько моих однокашников воевали, – сказал Крейн. – И некоторые домой не вернулись. И все же мы должны радоваться тому, что другим повезло, как сержанту Нункаслу и Говарду Макмертри.

– Верно, – сказал Картер. Но он думал о Саре, о том, как вернется к ней, завершив странствие, как некогда вернулся Нункасл к своей Констанции.


Из-за необходимости продвигаться к западу незамеченным, отряд поднялся в три часа утра и шел без остановки, пока не добрался до Длинного Коридора. Быстро перебежав его, Картер и его спутники углубились в потайной ход, выводящий в страну Вествинг. Пахло морем – ведь воды Стороннего моря протекали здесь Сказочной Рекой в Залив Бегства, где располагаются самые большие судоверфи в Эвенмере. В Вествинге оказалось намного теплее, чем в Длинном Коридоре, поскольку здесь работала усовершенствованная система отопления. Однако у путников не было времени насладиться прелестями цивилизации, и вскоре они уже снова брели холодными потайными ходами. Изо рта у всех клубами вырывался пар, над головами слышался вой зимней вьюги. Картер мечтал о том, чтобы можно было уснуть, спрятавшись за высоким стулом у горящего камина, как он делал в детстве в долгие дни зимы. Воспоминания согрели его, и он хранил их на протяжении многих миль.

Все утро отряд шел по этому переходу, а переход вился и вился по дому, пересекался с другими коридорами, поднимался то выше, то ниже, приходилось то и дело то всходить по ступенькам, то спускаться, и в конце концов у всех разболелись ноги.

– Похоже на дорогу к Комнате Ужасов, – заметил Даскин.

– Точно подмечено, – отозвался Картер. – Этот переход – часть Извилин, по которым действительно можно попасть туда. Порой Извилины прерываются, но все же связывают большую часть Белого Круга. Эта их часть – одна из самых протяженных.

Он еще не успел закончить объяснение, когда вдруг почувствовал резкую головную боль. Картер невольно вскрикнул, сжал руками виски и опустился на колени. Гвардейцы тут же окружили его, взяв оружие на изготовку.

– Что с тобой? – воскликнул Даскин.

На мгновение Картер ослеп, но когда в глазах у него прояснилось, он сказал:

– Карты… изменились. Анархисты снова переустраивают Дом. Переход впереди уже не такой, каким был раньше.

Он встал. Колени у него еще дрожали, но испуг отступил – и боль вместе с ним.

– Когда меня настигла боль, я сосредоточенно думал об этой части Эвенмера. Ощущение было такое, словно мой мозг развернули на девяносто градусов. Нет-нет, теперь я в полном порядке. Но это было похоже на шок. Между тем переход впереди действительно изменился, но как именно – я пока точно не знаю.

На протяжении следующего часа пути Картера мучила мысль, от которой ему очень хотелось отмахнуться, – он мечтал о том, чтобы его подозрения не подтвердились. Но опасения оказались вполне оправданными: отряд дошел до конца коридора, и Картер не обнаружил рычага, с помощью которого можно было открыть потайную панель в стене.

– Выход исчез, – тихо проговорил Картер.

– Значит, анархисты знают о том, что мы здесь, – заключил Даскин.

– Нет. Сначала я тоже так подумал, но на самом деле произошла общая перестройка Дома сразу за этой стеной, и это сказалось на многих помещениях. Сюда мы попали по чистой случайности.

– Придется повернуть обратно? – спросил сержант Хаггард, заместитель Нункасла – веснушчатый рыжеволосый мужчина с мальчишеской улыбкой. Сейчас он, впрочем, не улыбался.

– Нет времени, – покачал головой Картер. – Джентльмены, у некоторых из вас есть с собой топорики. Нужно прорубить в этой стене дыру, сквозь которую мы смогли бы пролезть, но не больше.

Двое гвардейцев достали из мешков топорики и принялись за работу. Когда они ее закончили, оба были с головы до ног в белой пыли, а в стене зияла двухфутовая дыра. Друг за другом спутники выбрались через нее в коридор.

– Поищите доски, – попросил Картер. – Берите отовсюду, откуда только можно. Нужно заколотить эту дыру, чтобы скрыть потайной ход. Как только будет возможность, отправим сюда бригаду ремонтников.

Картер осмотрел коридор и вдруг резко сел.

– Джентльмены, если бы кто-то из вас сумел отыскать пустую комнату, нам можно было бы позавтракать.

– Что-то не так? – озабоченно спросил Даскин.

– А ты не чувствуешь? – скривился Картер. – Нет, конечно, не чувствуешь. Прости. Порой карты Эвенмера проявляют себя так ярко, и я забываю, что ощутить это способен только я. Я хотел пересечь этот коридор и открыть вход в потайной туннель в противоположной стене, но исчезла не только ведущая туда дверь – нет и самого туннеля. Мне нужно проложить новый курс. На это уйдет некоторое время.

Тут возвратился Хаггард и провел отряд в помещение, представлявшее собой маленькую церковь. Пол здесь покрывали глазурованные плитки, вдоль стен были расставлены медные паникадила, в глубине располагался красивый резной алтарь. В окнах-витражах можно было увидеть изображения двенадцати апостолов. Некоторые стражники преклонили колени и перекрестились и только потом вошли и принялись вынимать из мешков провизию. Картер прошел к алтарю, опустился на пол, закрыл глаза и сосредоточился. Перед его мысленным взором предстали подробные цветные карты Эвенмера. Он имел возможность не просто созерцать их, но как бы мысленно проходить по обозначенным на картах коридорам и комнатам.

Картер прокладывал маршрут, отыскивая потайные ходы и малолюдные части Дома. Увы, карты не могли подсказать ему, населены ли те или иные из них. Через полчаса он вздохнул, встряхнулся и обнаружил, что рядом с ним сидят Грегори, Даскин и Нункасл. Даскин ел яблоко, откусывая большущие куски.

– Вы молились? – поинтересовался Грегори.

– Нет, изучал карты.

Грегори кивнул и обвел взглядом церковь.

– Напрасная трата всяческих красот, – сказал он, кивком указав на алтарь. – Эти реликвии суеверий не продержатся до конца столетия.

– Неужели у тебя нет ни капли веры? – спросил Картер. Грегори пытливо, не моргая, смотрел на лорда Андерсона. В его серо-зеленых глазах сверкали искорки.

– В Бога? – Он небрежно махнул рукой в сторону алтаря. – Я верю в судьбу. Бог, христианство – все это ловушки для невежд.

– Енох бы с тобой определенно не согласился, – сказал Картер. – Следовательно, ты считаешь, что весь мир сошел с ума?

– Не сказал бы, – ответил Грегори. – Как это?

– На протяжении тысячелетий человек нуждался в каких-то вещах первой необходимости – в еде, крове над головой, осуществлении плотских желаний и в поиске Бога. Когда мы голодны, мы едим, когда устаем – отдыхаем. Неужели наша потребность в божественном – единственная нужда, которую невозможно удовлетворить? Если это так и если мы проносим это извечно безответное желание через всю нашу жизнь, разве тогда мы не раса безумцев? Нет, Грегори, понятие судьбы, предназначения, как бы оно грандиозно ни звучало, не в состоянии заполнить эту брешь.

– А я думаю, его вполне достаточно, – уверенно отозвался Грегори. – Для того чтобы построить лучший мир, мне за глаза хватит самого себя и научного мышления. Кто знает, какие изобретения принесут нам грядущие десятилетия?

– А вот я бы так не стал говорить, сэр, – вступил в спор Нункасл. – Это не естественно. Совсем не естественно. Люди все суетятся, мельтешат, пытаются подменить созданное Богом. Что они придумают в следующий раз? Летающие машины? Крылья Икара! По мне, так старые добрые времена куда как лучше.

– Но ведь, добрейший лейтенант, мир может стать лучше, и если будут улучшения… – не унимался Грегори. – Мир изменяется. Прежний порядок вещей отступает. Век механики избавит людей от тяжелого ручного труда. Безусловно, я признаю: проблемы есть, но ведь все равно, как это замечательно: механизмы выполняют всю работу, а люди только наблюдают за ними! Будущий век станет веком поэзии и философских размышлений. Представьте, сколько будет сочинено музыки, пьес, сколько книг будет написано, когда у всего человечества станет больше времени на высшие материи.

– Вы от людей большего ждете, чем я, – вздохнул Нункасл. – Нет, сэр. Дайте человеку расслабиться – и он тут же потянется к бутылке, вот что я вам скажу. И еще одно я знаю точно: у бедняков свободного времени больше не станет – они будут обслуживать эти ваши машины. Богачи останутся богачами – только вы на меня не обижайтесь, господа хорошие. А вот добрые вояки всегда пригодятся.

– Но, Нункасл, не станешь же ты спорить с тем, что человек должен развиваться? – вспылил Грегори.

– От колыбели до могилы – да, сэр, а в промежутке много всякого может случиться.

– Должно быть нечто большее. Золотой век…

– Бывает, он вот так заводится, – усмехнулся Даскин. – Но если я не ошибаюсь, этим двоим никогда не договориться – мечтателю и прагматику.

– Мир построен мечтателями, – упрямо проговорил Грегори.

– Верно, сэр, – отозвался Нункасл. – Но управляют им прагматики.

– А что касается веры, Грегори, – сказал Картер, – то с возрастом твои убеждения могут измениться. По-моему, Платон сказал, что ни один старик не умирает атеистом? Точно не помню.

– Вы говорите, как профессора в нашем университете, – усмехнулся Грегори. Спор явно был ему по душе.

– Да нет, я не слишком часто задумываюсь о подобных вещах. Свою веру я соблюдаю как могу, но должен признаться, что нынешняя миссия – суровое испытание веры. Мой главный философ – Сара. Если ты хочешь настоящего философского спора, тебе бы с ней надо поговорить. Она бы твоих профессоров на обе лопатки уложила.

К компании подошли Говард Макмертри и Филлип Крейн. Последний держал под мышкой свернутые в рулон карты.

– Я продумывал маршрут, лорд Андерсон, – сообщил он.

– Я тоже, – кивнул Картер. – Можно взглянуть на ваши карты, мистер Крейн?

– Конечно, – ответил Крейн. – Мы с мистером Макмертри их сами составили…

– Десять лет назад, – закончил фразу Макмертри. – Это была одна из наших первых публикаций.

Хозяин разложил карту на полу перед собой, думая о том, много ли от нее будет пользы в Доме, который непрерывно меняется.

– Некоторые из вас бывали в этих краях, – сказал Картер. – И мне нужен ваш совет. У нас есть два варианта. Мы можем пойти вот так… и вот так. – Он указал на карту. – По этим коридорам. Я бы предпочел этот путь, поскольку он быстрее всего приведет нас в Муммут Кетровиан, хотя нам и придется некоторое время идти по Длинному Коридору, перед тем как мы попадем в очередной потайной ход. В противном случае мы должны будем повернуть вот здесь и подняться на чердаки, из которых дорога ведет в Верхний Гейбл. Оттуда намного дальше до ближайших потайных ходов, но зато путь этот более безлюден. Что скажете?

– Я никогда не бывал ни в той, ни в другой стороне, – признался Даскин.

– Мне доводилось только по Длинному Коридору проходить, – сказал Грегори. – Этот его участок чрезвычайно многолюден – по крайней мере был таким в то время.

– Там слишком многолюдно, – сказал Макмертри. – Между Гимнергином и Вествингом ведется оживленная торговля. Я бы не рекомендовал этот маршрут…

– Для нашего странствия, – закончил за него Крейн, – по этой же самой причине. А вот чердаки вокруг Верхнего Гейбла – место тихое, ненаселенное, и, пожалуй, я смог бы провести отряд вот по этим переходам, – он показал участок на карте, – где крайне редко кого-либо встретишь.

– Господа архитекторы правы, – согласился Нункасл. – До Муммут Кетровиана ни за что не добраться незамеченными. Пока мы попадем в потайной ход, о нашем передвижении уже будет знать половина Белого Круга.

Картер нахмурился.

– Хорошо. Считайте, что вы уже купили билеты, потому что я бы пошел другой, неверной дорогой.

– Ходить по чердакам – это так интересно, – мечтательно проговорил Крейн. – Там всегда полным-полно всяких любопытных вещиц. Это то же самое, что сокровища искать.

– Жутко запыленные сокровища, – буркнул Макмертри.

Покончив с завтраком, отряд покинул церковь. Картер обернулся на пороге, обвел взглядом обшарпанные скамьи, витражи в окнах, скромное, безыскусное распятие в алтаре, прекрасное своей простотой. Может быть, из-за того, что в разговоре с Грегори он упомянул Сару, Картеру вдруг нестерпимо захотелось увидеть ее, посидеть с ней рядом в окружении знакомых вещей, послушать, как она рассказывает о прочитанных книгах, о домашних заботах, и в каждом ее слове прячется тайна – отчасти ее собственная, а отчасти принадлежащая любой женщине. Картер еле слышно произнес короткую молитву об успехе странствия и вышел из церкви.

Отряд повернул налево и пошел по коридору, отделанному дубовыми панелями и устланному чистым, хорошо сохранившимся ковром цвета берлинской лазури. Хоть Картер и опасался того, что их смогут заметить, отряд миновал коридор без всяких происшествий и, дойдя до пересечения, свернул вправо, а потом – опять влево. Вдоль одной стены коридора тянулись окна, выходившие в квадрат двора. Снег по-прежнему валил и валил, насыпая высокие сугробы, а вот ветер унялся. Солнце пряталось за тучами, день был серый и унылый. Путники зябко поеживались на ходу.

Через некоторое время отряд поравнялся с узкой лесенкой для прислуги. Дорожка на ступеньках лежала протертая чуть не до дыр, светильники не горели, но все же здесь не было совсем темно. Поднявшись на четыре пролета, Картер и его спутники оказались на чердаке. Чердак был огромен, он уходил далеко вперед. Тусклый свет проникал сюда сквозь восьмиугольные окошки, за которыми виднелись крыши Эвенмера. На половицах лежал густой слой пыли, в центре были горой свалены коробки и корзины, и можно было обойти их с двух сторон.

– Каких только богатств не найдешь в этих залежах, – проговорил Крейн.

– Кучу всякой рухляди, – буркнул Макмертри. – Старая поговорка не лжет: никто в Эвенмере ничего хорошего на чердак не отнесет.

– И ведь это – прелюбопытнейшая тенденция, – подхватил Крейн. – Думаю, проистекает она из-за того, что в Доме полным-полно свободного пространства. В итоге люди как бы прирастают к тем комнатам, которыми располагают. Мне довелось побывать на некоторых, как это здесь называется, «раскопках». Небольшие отряды отправляются на чердаки вроде вот этого и ищут забытые сокровища. У меня на каминной доске лежит несколько римских монет и стоит бюстик Озимандии, изготовленный во времена его правления.

– Если бы в Доме был хоть какой-то порядок, мистер Крейн, уверяю вас, никто и никогда бы не потерял такие ценные вещи, – сказал партнеру Макмертри.

– Однако, – возразил Крейн, – в Эвенмере ничто никогда навсегда не теряется, верно, мистер Макмертри?

– Только на несколько столетий, мистер Крейн. Всего лишь на несколько столетий.

Потолок на чердаке был низкий, а скаты, как и окна, имели восьмиугольную форму. Отряд, разбившись на пары, тронулся вперед по левому проходу, озаренному неярким рассеянным светом. Все молчали, ступая по слою пыли, которая начала собираться здесь с тех пор, как царем был Тармальдрун. От ходьбы путники согрелись и немного повеселели. Вообще же жизнь в огромном, поистине безграничном Доме всех приучала к холоду. Картер шагал вместе со всеми и чувствовал, как тоска понемногу отпускает его, сменяясь радостью, какую ощущаешь посреди приключения, даже если оно приправлено опасностью и трудностями. Безмерная непредсказуемость Эвенмера была для Картера источником непрерывного восхищения. В этом Доме всегда найдутся неизведанная ниша, потайная гардеробная, девственно нетронутый чердак, которые только и ждут, чтобы их нашли и разведали. Взгляд Картера радостно скользил по всевозможным сундукам, коробкам, корзинам. Время от времени, не в силах удержаться, он наклонялся, привлеченный каким-то предметом или цветом. Большинство вещей, сваленных на чердаке, были совершенно бесполезны – бессмысленные остатки былой роскоши. Эти безделушки и бусинки некогда, наверное, что-то значили для своих владельцев, эти пружинки и части каких-то механизмов… И все же время от времени Картеру попадались по-настоящему красивые вещи – пара ярко-алых шлепанцев, хрустальный шар с фигурками внутри, изображавшими сражение Грольфа Краки с королем Адгильсом, томик «Истории британских королей» с автографом автора, светло-голубой мраморный шарик для детской игры в камешки. Картер разглядывал эти безделушки на ходу и на ходу же бережно клал в следующую коробку или корзину. Только шарик он оставил себе, хотя его и мучили угрызения совести – вдруг выросший мальчишка явится на чердак, чтобы найти свое сокровище? Но Картер с усмешкой прогнал эту мысль. Того, кто когда-то держал в руках этот шарик, наверняка уже не было в живых. Будь здесь сейчас мистер Хоуп, он бы непременно напомнил Картеру, что, согласно закону о чердаках, принятому в тысяча триста шестьдесят седьмом году, с чердаков ничего нельзя брать и выбрасывать без разрешения страны, коей оные чердаки принадлежат, однако в одном из пунктов этого закона было оговорено, что допускается избирательная расчистка чердаков, при которой оттуда можно взять нечто конкретное и оговоренное. Картер громко рассмеялся, вспомнив формулировку закона, и задумался о том, сколько же в Эвенмере всевозможных законов и правил. Он, однако, понимал, что все эти законы отнюдь не праздны и служат основой существования цивилизации со сложнейшей структурой.

Шел час за часом, а чердак все не кончался: через каждые двенадцать шагов – окно, голые половицы, унылые коробки, пыльные сундуки. Только случайные повороты чуть вправо или чуть влево разнообразили путь. Сгустились сумерки, за окнами уже не стало видно падающего снега, и вот наконец Нункасл объявил привал. На чердаке очагов не было, но гвардейцы быстро собрали походный переносной очаг и развели огонь, воспользовавшись для этого подобранными по пути щепками. Дым столбом поднимался к стропилам и растекался по чердаку.

Нункасл протянул руки к пламени и вздохнул:

– Без дров вот так не погреешься. Ну, да на эту ночь хватит.

– Я бы не стал рисковать и спускаться за дровами, – сказал Картер. – Пока рано. Слишком велика опасность, что нас заметят. Может быть, позже. Но по этому чердаку, судя по всему, идти нам придется не один день, и мне хотелось бы продолжить путь здесь. Это однообразие – в наших интересах.

– Жизнь солдата вообще однообразна, – заметил Нункасл. – Только изредка ее оживляет жуткое волнение. И однообразие – самое лучшее, что в этой жизни есть.

Поужинали дорожными припасами, выставили дозорных и улеглись спать. Картер завернулся в одеяла и лежал, прислушиваясь к ветру, который снова поднялся с наступлением темноты и теперь сотрясал скаты чердака и завывал в щелях. По обе стороны от спящих спутников горели накрытые тряпицами фонари дозорных, словно звезды в ночном небе. Картер закрыл глаза, и ему приснилось, будто он лежит в огромном туннеле, где дуют и дуют нескончаемые ветра.