"Чужие грехи" - читать интересную книгу автора (Стюарт Энн)

Глава 15

Энни и сама не понимала, как могла сказать такое, но поправить что-либо было уже нельзя: слово — не воробей… Казалось, она начисто утратила способность осмысливать свои поступки. Стоило ей только заглянуть в его глаза, и она позабыла обо всем на свете. Но внезапно Энни увидела на его темно-синей футболке влажное пятно и догадалась, что это кровь. И снова дрожь пробежала по ее телу.

— Что вам от меня нужно, Джеймс? — спросила она срывающимся голосом. — Если вас, конечно, и в самом деле так зовут. Вы действительно Джеймс Маккинли? Или нет? Я ведь о вас, в сущности, ничего не знаю.

— Какая разница? — процедил он сквозь зубы. — Я уже давно Маккинли. — Он продолжал обеими руками держать ее за полы рубашки, но привлечь к себе не пытался.

— Что вам от меня нужно? — снова спросила она.

Губы его слегка скривились — насмешливо, как показалось Энни.

— Мне от тебя нужно только одно: чтобы ты вышла из этой передряги живой и невредимой, — ответил он. — Я хочу, чтобы ты безмятежно жила в богатом поместье с толстокожим мужем-яппи, в окружении розовощеких детишек и чтобы ты ни о чем в жизни не беспокоилась, кроме разве что уровня холестерина в крови. Хочу, чтобы ты поправилась фунтов на двадцать, а потом изводила себя всевозможными диетами. Словом, я хочу, чтобы ты вела самую нормальную жизнь.

Энни ответила не сразу:

— Что ж, в таком случае я могу вернуться домой. И снова выйти замуж за Мартина.

— Нет! — с неожиданной злостью выкрикнул Джеймс. — Теперь уже поздно. Ты слишком много знаешь. К тому же Мартин…

— Что — Мартин? — спросила Энни, видя, что он собирается продолжать.

— Мартин — один из нас, — неохотно ответил Джеймс.

— В каком смысле? — нахмурилась Энни.

— Он тоже умеет убивать, Энни. А ты не должна жить с убийцей.

Энни стоически восприняла отсутствие всякого намека на ревность в его голосе и недоверчиво пожала плечами. Она хорошо знала Мартина и была убеждена, что он не из тех, кто способен на убийство. С Мартином она жила как за каменной стеной и чувствовала себя в безопасности. Но, несмотря на это, у нее не было ни малейшего желания возвращаться к нему…

— И что же я, по-вашему, теперь должна делать? — спросила она.

— Пока мы останемся здесь. Затаимся, стараясь ни на минуту не терять бдительности. За этими людьми могут последовать другие, но бежать и скрываться бесполезно: нас быстро найдут. Сейчас наша задача — отыскать пропавшую репродукцию. Я убежден, что твой отец привез ее сюда, хотя, должен признаться, до сих пор не могу взять в толк, зачем он это сделал. Но мы найдем ее. А заодно, возможно, выясним еще кое-что из того, что нас интересует.

— Я не это имела в виду, — произнесла Энни обманчиво спокойным голосом. — Я хотела спросить, чем мы займемся сейчас.

Она сразу почувствовала, как забилось сердце Джеймса, как он внутренне напрягся, хотя лицо оставалось непроницаемым. Да, несмотря ни на что, она неплохо его изучила. Энни была уверена, что в нем сейчас бушевала такая же страсть, которая сжигала и ее…

Прошло несколько мучительных мгновений, а потом Джеймс разжал пальцы и отступил на шаг.

— Тебе лучше немного поспать, — холодно посоветовал он. — А я пока посторожу…

— Я уже выспалась! — резко прервала его Энни. — Я спала много дней и ночей напролет. Вы ведь меня чем-то одурманили, да? Накачивали меня какой-то дрянью, чтобы я вам не мешала. Как вы могли это сделать?!

— Мой трейлер оборудован на все случаи жизни, — пояснил Джеймс, делая вид, что не понял ее. — Уин всегда твердил, чтобы у каждого из нас под рукой было все, что может понадобиться. Новейшие достижения науки и техники. Неужели, по-твоему, я мог отказать себе в удовольствии испытать на тебе последнюю новинку?

— Как вы могли поступить так со мной?! — воскликнула Энни. — Вы, оказывается, даже делали мне уколы. По-моему, это просто непорядочно! Я так доверяла вам, а вы воспользовались моей беспомощностью…

— Я способен на все, Энни, — ответил он, подступая к ней опасно близко. — Заруби это на своем хорошеньком носике!

Вспомнив про коренастого мужчину, лежавшего на полу в луже крови, Энни невольно содрогнулась.

— Отправляйся спать, — приказал Джеймс. — А если сразу не заснешь, дай мне знать, и я введу тебе еще дозу.

И тогда Энни ударила его по щеке. Хлестко, наотмашь, так что голова Джеймса запрокинулась назад, а ее рука на мгновение онемела. Рубашка, наброшенная на плечи, упала на пол, и Энни снова осталась в одном лифчике. Осознав, что натворила, она в испуге зажмурилась, однако Джеймс лишь криво улыбнулся и сказал:

— Ложись в постель, Энни.

Энни прекрасно понимала, отчего вспылила. Она не выдержала бесконечной череды вранья, насилия и страха. И теперь ей уже было все равно.

— Именно это я и собираюсь сделать, — сказала она с отчаянной решимостью. — Я хочу лечь в постель. Но — с вами.

Протянув руку, она осторожно прикоснулась к пламенеющему отпечатку на его щеке. Джеймс сегодня не брился, и жесткая щетина кольнула нежную кожу на ее ладони.

«Не смей! — предупреждал ее внутренний голос, почему-то неуловимо похожий на голос Мартина. — Ты сожжешь за собой все мосты. Путь к отступлению будет потом отрезан навсегда». Но Энни не желала ничего слышать.

— Не стоит, Энни, — глухо произнес Джеймс. — Я ведь не из тех, кто, переспав с тобой разок, шлепнет тебя потом по попке и отпустит. И я не стану спать с тобой в темноте, под простынями, позволив тебе оставаться в ночной рубашке. И не стану вести себя как истый джентльмен.

— А что же вы сделаете? — еле слышно спросила Энни.

— Я отниму у тебя все, Энни, — и сердце, и душу.. Может быть, даже — жизнь. Беги от меня, Энни! Спасайся, пока не поздно. Я — твоя погибель.

Нет, бежать Энни не могла и не собиралась. Подняв голову, она заглянула в глаза Джеймса — смиренно, умоляюще, сгорая от страсти, — снова погладив его шершавую щеку, бесстрашно сказала:

— Что ж, тогда я вам отдам все это.

Джеймс даже не поцеловал ее. Впрочем, Энни этого и не ждала, а потому и не пыталась подставить ему губы для поцелуя. Он просто обхватил ее обеими руками за бедра и приподнял, легко, как пушинку. Энни знала, что он сильный, но и представить себе не могла — насколько. Что и говорить, очень многого она о нем не знала и тем не менее отдавалась на его милость…

Энни подумала уже, что Джеймс отнесет ее в спальню, но не тут-то было. Он по-прежнему поддерживал ее снизу за бедра, прижимая к себе, и Энни ничего не оставалось, как обхватить его ногами за талию. Член Джеймса упирался в ее чресла, твердый, как жезл, и Энни не переставала этому удивляться: до сих пор она была убеждена, что как женщина совершенно Джеймса не привлекает, и не верила, что мечта ее может осуществиться. Неужели Джеймс все-таки захочет наконец познать ее?

Правда, на сей раз она твердо решила, что выбора ему не оставит. Закрыв глаза, превозмогая боль в руке, Энни обеими руками обвила его шею и тесно прижалась грудями к его могучей груди.

В темной кухне было довольно холодно, но Энни этого не чувствовала. Джеймс расстегнул ее лифчик, который тут же упал на пол; губы Джеймса прижались к уху Энни, его жаркое влажное дыхание согревало и возбуждало ее.

— Признайся, что тебя больше возбуждает, Энни, — убийство или убийца? — зашептал Джеймс. — А может быть — сам вид смерти, когда кто-то испускает дух у тебя на глазах?

Возмущенная и уязвленная до глубины души, Энни попыталась высвободиться, но тщетно. Джеймс продолжал нашептывать ей на ухо, насмешливо и устрашающе:

— Между прочим, Мэри Маргарет, убивая, испытывала оргазм. Можешь представить, Энни, чтобы женщина была способна на такое? Пожалуй, ты похожа на своего отца даже больше, чем я думал.

Энни уже всерьез отбивалась, отчаянно стараясь вырваться из его железной хватки. Она не могла слышать эти ужасные слова, этот насмешливый голос, в котором так явственно ощущался сейчас ирландский акцент. Не могла видеть глаза смерти на любимом лице.

— Отпустите же меня! — потребовала она дрожащим от гнева и бессилия голосом, тщетно пытаясь оттолкнуть его.

— Я никогда прежде этого не замечал, но, похоже, ты по-своему очень талантлива, Энни. — Он говорил, не обращая ни малейшего внимания на ее попытки высвободиться. — Уин ведь сам никогда никого не убивал, хотя знал об этом искусстве больше, чем кто бы то ни было. Кто знает, быть может, тебе удалось унаследовать его дар?

— Прекратите! — закричала Энни, отталкивая его изо всех сил.

Внезапно Джеймс отпустил ее и, поставив Энни на застланный линолеумом пол, быстро отошел в сторону.

— Поверь, Энни, не такая уж большая честь переспать с киллером. Кстати, с Мартином у тебя ведь тоже не склеилось, не так ли? — Он повернулся к ней спиной. — Ступай прочь, Энни. Возвращайся в свою спальню и благодари господа, если, конечно, веришь в него, что я позволил тебе спастись бегством.

Однако Энни не двинулась с места.

— А почему вы так уверены, что здесь нам ничего не грозит? Вдруг на нас снова нападут?

— Я их всех перебью, — спокойно ответил Джеймс.

Он выжидал, стоя спиной к ней, но Энни не уходила. Она боролась с собой, боролась с желанием и страхом.

— Убирайся же, черт возьми! — гаркнул взбешенный Джеймс, по-прежнему не поворачиваясь.

И тогда Энни поняла, что проиграла. Молча, не глядя на него, она покинула кухню. В прихожей было совсем темно, пол еще не просох, и Энни с трудом заставила себя пройти по тому месту, где еще недавно лежал труп убитого Джеймсом налетчика.

Тусклый свет единственной лампочки в ее крохотной спальне высвечивал узкую кровать. Энни дернула шнурок, и комнатка снова погрузилась во мрак. Она понимала, что у нее остается последний шанс. Чуть поколебавшись, Энни решительно прошла в смежную спальню.

Эта комната оказалась не намного просторнее, а обстановка была еще беднее. Широкий матрас, покрытый простыней, прямо на грязном полу, да потрепанный плед сверху. И все.

Энни скинула с себя всю одежду и, аккуратно сложив, пристроила в углу. Затем, обнаженная, скользнула под плед и лежала, дрожа от ночной свежести. Сердце ее колотилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди. Господи, что она вытворяет?! Лежит в чем мать родила в чужой постели! В его постели… И самое поразительное, что это кажется ей почему-то совершенно естественным.

Энни даже не заметила, как уснула. Когда она открыла глаза, в спаленку просачивались первые серые щупальца, предвещавшие рассвет. В комнате она была не одна, — сидя у нее в ногах, Джеймс молча наблюдал за ней.

— Ты, похоже, всегда поступаешь по-своему, — хрипло сказал он.

Энни хотела было возразить, но не нашлась что сказать. Джеймс взялся за кончик пледа и медленно стянул его, обнажая ее тело, подставляя его прохладному утреннему воздуху. В холодных голубых глазах Джеймса светился гнев. И было в них что-то еще — непонятное, тревожащее и пугающее.

— К дьяволу все! — процедил он, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. — Я стольких людей отправил на тот свет ради тебя. Я тебя заслужил! — Джеймс склонился над ней, заслоняя и без того тусклый свет. Энни даже толком не понимала, чего ожидает. Последние дни ее были наполнены эротическими фантазиями и мечтами, самыми безумными и бесстыдными желаниями, которые она тщетно отгоняла прочь. Но стоило Джеймсу только прикоснуться к ней, как она позабыла обо всем на свете.

Он овладел ею быстро, без лишних слов, без поцелуев и ласк. Он просто разделся, лег рядом и молча проник в нее. Познал ее с холодной и безжалостной расчетливостью, прижав руки Энни к тонкому матрасу, чтобы она даже не пыталась обнять его, теснее привлечь к себе.

Энни еще толком не проснулась, поэтому его проникновение и последовавшие ритмичные движения причинили ей боль. Она еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть, но усилием воли заставила себя стиснуть зубы и терпеть. Лицо Джеймса было искажено от гнева и решимости, смешанных с отчаянием и ненавистью к самому себе. Он молча продолжал познавать ее, а Энни, закрыв глаза, так же молча сносила это тяжкое испытание, целиком подчинившись его воле, заставив себя уступить его звериному желанию.

Внезапно она поймала себя на новом ощущении. Движения Джеймса больше не причиняли ей боль. Хотя Энни и попыталась отключить свое сознание, тело ее реагировало на действия Джеймса само, помимо ее воли. Сам же Джеймс, мокрый от пота, безжалостно, словно машина, без устали продолжал орудовать в ней, подчиняя своему жестокому ритму и себя, и Энни.

Энни закусила губу — она предпочитала терпеть, но не просить пощады. С ней творилось что-то странное, неслыханное. Она уже сама прогибалась навстречу Джеймсу, стремилась вобрать его глубже, почувствовать еще острее. Энни вдруг показалось, что перед ней разверзлась бездонная пропасть, и она с ужасом осознала, что проваливается в нее.

Ничего подобного Энни прежде не испытывала. Душа ее как будто покинула тело и, паря в поднебесье, словно со стороны наблюдала за тем, как Джеймс Маккинли раз за разом всаживает свой могучий инструмент в ее лоно.

А ведь она вовсе не желала столь безропотно отдаться ему, всецело подчиниться его воле. Энни не хотела терять над собой контроль, но Джеймс лишил ее малейшей способности сопротивляться, увлек в какие-то неведомые дали. И вскоре волна первого, всесокрушающего оргазма обрушилась на Энни, подобно цунами, погребла под собой и поволокла куда-то, уже бесчувственную и раздавленную.

Энни вскрикнула, но ладонь Джеймса мгновенно зажала ей рот, и Энни ощутила солоноватый привкус крови. Собственной крови.

В следующий миг на нее лавиной обрушилась вторая волна — еще более мощная, нежели предыдущая, — и она поняла, что неумолимо скользит к разверстой бездне, из которой никогда уже не выберется. В отчаянии она сделала последнюю попытку вырваться, хотя подсознательно понимала: спасения нет.

Джеймс вдруг замер, выгнув напряженную спину, зубы его болезненно оскалились, а тело содрогнулось в мощной конвульсии. Энни стало ясно, что последний путь к спасению отрезан. И, пролетев, казалось, через тысячу Вселенных, она провалилась в черную пустоту…

Энни было холодно и одиноко. Дрожа всем телом, она в ужасе открыла глаза, однако Джеймс был рядом. Он лежал поверх пледа, все еще тяжело дыша, не оправившись после случившегося.

Он набросил на нее байковое одеяло, но проку от него было мало. Энни промерзла до костей, и ей казалось — нет, она знала, — что уже никогда больше не согреется.

Джеймс повернул голову и мрачно посмотрел на нее. В голой спальне стало уже светлее, и в игре теней лицо его, обращенное к ней, казалось ликом смерти.

— Я тебя предупреждал, — невозмутимо произнес он.

— Да.

Внезапно Джеймс прищурился, прикоснулся к ее губам, а затем, отняв руку, с изумлением уставился на окровавленные пальцы.

— Это — моя работа? — осведомился он бесстрастно, почти деловито, но Энни знала, что вся их дальнейшая судьба зависит сейчас от ее ответа.

— Нет, — солгала она, ни секунды не колеблясь. — Я просто прикусила губу.

Джеймс еще некоторое время молча смотрел на свои пальцы, обагренные кровью Энни. Затем наклонил голову и облизал их.

А после этого, как и ожидала Энни, он поцеловал ее в губы.

Легонько, едва к ним прикоснувшись. Когда же он отстранился, его губы заалели от крови.

Энни отчаянно хотелось закрыть глаза, ничего не видеть, исчезнуть. Ее истерзанное тело болело и саднило, а душа рвалась на свободу — подальше от Джеймса, как можно дальше от всех.

Но она так и не решилась даже зажмуриться. Джеймс снова поцеловал ее, на этот раз жгуче и пылко. Он уже не держал ее за руки, и Энни, воспользовавшись этим, сама обхватила его за шею — почти боязливо, опасаясь, что он вырвется и оставит ее здесь одну. А Энни не могла позволить себе снова потерять его: только сейчас она наконец осознала, насколько зависит от этого мужчины.

Если Джеймс намеревался преподать ей урок, доказать, насколько она беззащитна и уязвима, то он, несомненно, в этом преуспел. В жизни Энни еще не чувствовала себя настолько беспомощной, и единственной ее надеждой на будущее был сейчас этот поцелуй Джеймса, его влажные жаркие губы, сомкнувшиеся на ее губах.

А ведь прежде она никогда не подумала бы, что Джеймс умеет и любит целоваться. Тем не менее он целовал ее столь искусно и страстно, что очень скоро Энни ощутила знакомое до боли томление в чреслах. Она уже снова мечтала о его ласках, о прикосновениях его рук. Она жаждала снова ощутить в себе его горячее естество!

Взгляд Энни скользнул по его обнаженному торсу, и ей вдруг стало страшно. Тело Джеймса было почти сплошь испещрено рубцами и шрамами. Господи, сколько же боли и страданий пришлось ему вынести! Сколько раз на него покушались, пытались убить! А ведь могли и преуспеть…

Энни отчаянно хотелось, чтобы Джеймс сказал ей что-нибудь. Она жаждала услышать его голос, слова любви или хотя бы утешения, но Джеймс молчал. Он был занят тем, что покрывал поцелуями ее шею, постепенно подбираясь к груди.

Энни, как никогда, ясно осознала, что жаждет его любви, и это было, пожалуй, самое страшное. Не тот человек Джеймс, который способен дарить любовь! Он сеял вокруг себя лишь смерть и страдания. Мысль эта привела Энни в такой ужас, что она, словно освободившись от эротического заклятья, невольно попыталась вырваться из объятий Джеймса.

Он был во много раз сильнее и при желании мог легко с ней справиться. Однако Джеймс мгновенно разжал объятия и так спокойно, почти небрежно отстранился, что ее охватило разочарование. Энни отважилась заглянуть в его глаза, и ей показалось, что в них сияет торжество.

Захлестнувшая ее ярость была столь безумна, что на мгновение Энни даже позабыла о своем огорчении. А торжество в глазах Джеймса уступило место холодному, циничному равнодушию.

— Хочешь, я дам тебе пистолет? — внезапно, как бы вскользь, обронил он.

Энни не сомневалась, что если скажет «да», то получит пистолет. Джеймс отогнет угол матраса, достанет оттуда заряженную «беретту» калибра девять миллиметров и даже продемонстрирует, как пользоваться ею. И, если Энни действительно хоть отдаленно напоминает своего отца, она непременно пустит оружие в ход…

— Вы хотите, чтобы я вас застрелила? — еле слышно прошептала Энни, но все-таки нашла в себе мужество посмотреть ему в глаза.

Джеймс пожал плечами.

— Рано или поздно мне все равно не избежать этой участи, — сказал он, снова переходя на тягучий выговор уроженца Техаса. — Пусть уж лучше я паду от руки человека, которому и в самом деле очень хочется меня ухлопать.

— Прекратите! — хрипло выкрикнула она.

— Прекратить — что?

— Изображать этот акцент, — гневно сказала Энни. — Лгать, водить меня за нос, дурачить так, что я перестаю понимать даже, день сейчас или ночь!

— Только что, когда ты кончала, тебе было на это наплевать, — хладнокровно заметил Джеймс.

Он доигрался. Энни набросилась на него, как разъяренная фурия, слепо молотя кулачками, царапаясь и обзывая словами, которые никогда прежде не произносила.

Джеймс ей не мешал. Разумеется, он мог подавить эту вспышку в мгновение ока, одним мановением руки, но предпочел вместо этого понаблюдать, насколько опасна может быть Энни в своей неконтролируемой ярости.

Если и были у Джеймса сомнения относительно ее профессиональной подготовки, то беспомощные и беспорядочные барахтанья Энни быстро их развеяли. Она кусалась, дралась и царапалась, не переставая поносить его последними словами, и наконец Джеймсу это наскучило. Ловко перехватив ее запястья одной рукой, он медвежьей хваткой стиснул их с такой силой, что Энни мгновенно перестала сопротивляться. Однако Джеймс не повторил ошибку и не выпустил ее.

— Ты дерешься, как девчонка, — насмешливо произнес он.

В разгневанных небесно-голубых глазах Энни Сазерленд блеснули слезы. В следующий миг предательская слезинка скатилась по щеке, за ней — другая, и вскоре тело Энни уже сотрясалось от сдерживаемых рыданий. Она отчаянно боролась с собой, чтобы не расплакаться у него на глазах, но по всему чувствовалось, что ничего у нее не выйдет. А у Джеймса, как назло, до сих пор так и не выработалось противоядия от женских слез. И выносить их он не мог.

— Господи, только не это, Энни! — взмолился он. — Лучше ударь меня еще разок.

Энни возвела на него свои прелестные заплаканные глаза и жалобно пробормотала:

— Не могу. Рада бы, но не могу…

И тут Джеймсу показалось, будто в его душе прорвалась некая плотина. Он нежно обнял Энни и, прижав к груди, стал гладить по влажным волосам, нашептывая какие-то смешные слова утешения, которые впервые со времен детства вдруг пришли ему на ум.

Джеймс слизывал солоноватые слезы с ее щек, а потом поцеловал Энни в губы — поначалу медленно, осторожно, словно пробуя на вкус ее боль и отчаяние, и наконец более настойчиво.

Он даже сам не заметил, как случилось, что Энни вдруг очутилась сидящей на нем; ее длинные ноги прижимались к его бедрам, а его собственные поцелуи уже совсем не походили больше на утешительные. Руки Энни запутались в его длинных волосах; она нашептывала ему на ухо слова, полные самой безумной нежности и страсти. Слова любви.

Джеймс вдруг понял, что она и в самом деле любит его. Любит всем сердцем его — бездушного монстра. И будет любить — но до тех лишь пор, пока не узнает страшную и горькую правду.

Однако сейчас правда — его невидимый враг — была пока скрыта за надежной завесой, и он знал, что на какое-то время ей суждено оставаться там.

Энни протянула руку вниз, неловко и неумело нащупывая его член. Джеймс помог ей, и они вновь слились воедино.

По телу Энни пробежала сладостная судорога; закрыв глаза, она выгнула спину и обеими руками, как кошка, вцепилась в плечи Джеймса, сама не замечая, как ее ногти впиваются в его плоть.

Несколько мгновений она не шевелилась, затем открыла глаза, посмотрела на Джеймса, и он легко прочел в ее взгляде смущение и страх вперемешку с вожделением.

— Возьми меня, Энни, — прошептал он.

При этих его словах Энни вздрогнула, и ее огнедышащее лоно так тесно сомкнулось вокруг его напряженного естества, что Джеймс с трудом сумел удержать себя в руках.

Его вовсе не удивила нерешительность Энни: он слишком много знал про нее, а потому прекрасно понимал, что с ней творится. Чувствовалось, что ее смущает непривычная обстановка, что она страшится не только своих действий, но и чувств, собственного отношения к происходящему. И еще он знал, что легко сумеет заставить ее преодолеть страх и выполнить все, что он хочет…

Вскоре Энни удалось попасть в нужный ритм, и сладострастная скачка возобновилась. Кожа Энни блестела от пота, возбужденные соски набухли и выступали маленькими башенками, а Джеймс, подобно изголодавшемуся узнику, упивался ее дрожью, вздохами, каждым мгновением их близости.

Ледяная принцесса, созданная Уином Сазерлендом, на глазах таяла от сжигавшего ее жара. Как и предупреждал Джеймс, она отдавалась ему целиком, без остатка.

Приподняв голову, он зажал зубами один сосок и легонько прикусил его. Почти в то же мгновение тело Энни начало сотрясаться от нахлынувшего оргазма. И тут же Джеймс с недоумением обнаружил, что и сам уже пересек заветную черту. Он был настолько увлечен наблюдением за страстью Энни Сазерленд, что даже не заметил, как перехлестнула через край страсть, сжигавшая его самого! Одновременно с Энни он провалился в сладостное небытие, раз за разом извергая эту страсть в ее трепещущее лоно.