"Обладатель Белого Золота" - читать интересную книгу автора (Дональдсон Стивен)

Глава 12 Расставание

В ту ночь они не сомкнули глаз, Линден знала, что Ковенант не спал и в предыдущую, как, впрочем, и она сама – для нее ночь прошла в тщетных попытках уговорить Кайла пустить ее к уединившемуся у кромки джунглей юр-Лорду. Но сейчас ее не тревожили воспоминания – на месте Ковенанта она, наверное, поступила бы так же. Каждое мгновение нынешней ночи было слишком драгоценно для того, чтобы они могли потратить его на сон. Линден не была в его объятиях со времени катастрофы на Острове Первого Дерева, и теперь ее изголодавшиеся нервы стремились запечатлеть каждое прикосновение.

Даже если бы Ковенант хотел спать, Линден едва ли смирилась бы с этим, но всем своим поведением он выказывал неколебимую уверенность в том, что любовь вполне может заменить ему отдых. Желание его было неутолимым. Время от времени он улыбался принадлежащей одной ей, полной любви улыбкой, а один раз всхлипнул – так, словно ее и его слезы проистекали из одного источника.

Где-то краешком своего видения Линден ощущала смыкавшийся вокруг массив великой твердыни, чувствовала бдительную настороженность стоящего на страже за дверью Кайла, знала, что царственные воды Мерцающего озера окончательно потушили Ядовитый Огонь. И когда оскорбленный камень святилища остыл, ей показалось, что гранитный город издал глубокий вздох облегчения. Под конец донесся шум водопада – Ном вернула воду в ее исконное русло. Ревелстоун стал обителью покоя – во всяком случае, до утра.

Однако Ковенант поднялся с кровати Морэма задолго до рассвета. Одеваясь, он побудил Линден последовать его примеру, что она и сделала, не задавая вопросов. Их близость была важнее всякого знания. Кроме того, она чувствовала его настроение и не сомневалась в том, что он хочет доставить ей удовольствие. Для нее этого было вполне достаточно. Она натянула испачканную, пропотевшую одежду и в обнимку с ним побрела по каменным коридорам к верхнему плато.

У выхода на плато Ковенант оставил Кайла, дабы тот оберегал их уединение, а сам повел Линден к горному озеру. Озеру, которое она использовал против Ядовитого Огня, хотя еще ни разу его не видела. К месту, бывшему источником ее надежды.

Звезды уже затягивала поднимавшаяся с востока вуаль – близился рассвет. В лиге или более к западу вздымались к небесам горы, Ближние склоны, так же как и само плато, были безжизненны и пустынны, хотя некогда здесь расстилались тучные нивы, пастбища и сады, легко кормившие весь город. Но ныне земля стала бесплодной – ее усталую опустошенность Линден ощущала сквозь подошвы. И даже плеск бегущей к водопаду воды, казалось, содержал в себе нотку неуверенности. Словно озеро каким-то образом уравновешивало судьбу Земли, но равновесие это было весьма неустойчивым. И по мере того как Солнечный Яд проникал в Страну, Линден снова и снова начинала задумываться о словах Ковенанта. Словах, явно лишенных смысла – лишь человек, прошедший сквозь ад Ядовитого Огня, мог возомнить, будто ему удастся втолковать что-то Фоулу.

Но плато еще удерживало сухую прохладу ночи, настроение Ковенанта указывало на предвкушение чего-то радостного, и все это делало ее сомнения неуместными – во всяком случае, до поры. За миг до того, как солнце встало над горизонтом, Линден и Ковенант перевалили через гребень высокого холма и она увидела перед собой открытое широкому небу зеркально-чистое лицо Мерцающего.

Несмотря на то, что из озера вытекал стремительный и полноводный поток, поверхность его оставалась гладкой, словно полированный металл. Мерцающее питали глубинные ключи, не замутнявшие поверхность. В зеркальной глади отражались серые небеса, ближе к берегам – окружавшие озеро холмы, а с западной стороны – размытые сумраком, но в то же время почему-то узнаваемые и четкие очертания Западных Гор. Линден казалось, что, если вглядываться в Мерцающее достаточно долго, в нем можно увидеть отраженным весь мир.

Весь мир, кроме нее самой. К немалому удивлению Линден, в нем не было ее отражения. Стоящий рядом с ней Ковенант был отчетливо виден, а вот ее озеро не замечало. Небо просвечивало сквозь Линден, словно она была слишком ничтожна, чтобы удостоиться внимания Мерцающего.

– Ковенант?.. – растерянно пробормотала она. – Что тут...

Но он жестом призвал ее к молчанию, улыбаясь так, словно близившееся утро сделало ее еще прекрасней. Затем он стянул футболку, брюки и башмаки, оглянувшись, поманил ее за собой, прыгнул с берега и поплыл к середине озера. Его рассекающее воду тело казалось сгустком радости и наслаждения.

Линден было и весело, и страшновато. Впрочем, со страхом она справилась довольно быстро. Вокруг плещущегося в воде Ковенанта расходились манящие круги. Озеро притягивало к себе, словно суля ей преображение. Неожиданно все ее тело буквально заныло от жгучего нетерпения поскорее смыть застарелую грязь. Веселые восклицания Ковенанта эхом отдавались от окрестных холмов. Торопливо раздевшись, Линден устремилась за ним.

Холодная вода обожгла ее леденящим пламенем, но она приветствовала этот очистительный огонь, словно желающий выжечь из нее боль, грязь и скверну. Линден вынырнула на поверхность в состоянии, близком к экстазу. Холодная чистота Мерцающего оживляла все ее нервы.

Несколько мокрых прядей упало на ее лицо. Она отбросила волосы движением головы и увидела плывшего к ней под водой Ковенанта. Прозрачность озера делала его и бесконечно близким – протяни руку, и прикоснешься, – и безмерно далеким, тем, с кем невозможно сравниться.

И тут Линден похолодела – но на сей раз вовсе не из-за холодной воды. Она видела под водой его – но отнюдь не себя. Там, где находилось ее тело, были видны лишь очертания облаков и холмов. Она видела Ковенанта, видела, как он протянул руки и, схватив ее за ноги, потянул вниз. Но своих ног, за которые он потянул, почему-то не видела. А когда Линден открыла глаза под водой, все оказалось на месте, словно поверхность озера являлась некой гранью между двумя различными формами существования.

Перед ней возникло лицо Ковенанта. Счастливое лицо. Поцеловав ее, он принялся плавать кругами, по спирали поднимаясь к поверхности. Вынырнув, он сделал глубокий вздох и снова увлек Линден вниз, но на сей раз ухватил ее за голову ладонями и принялся тереть и полоскать ее засаленные волосы. Чистая холодная вода смывала грязь без остатка.

Линден извернулась, вернула Ковенанту поцелуй, а затем слегка оттолкнула его и вынырнула на поверхность – набрать воздуху, казавшегося ей чистейшим эликсиром радости.

В тот же миг появился и он. Глаза его сияли.

– Ты!.. – воскликнула Линден, едва не рассмеявшись. – Сейчас же расскажи, что... – Она хотела обнять его, но сообразила, что тогда не сможет разговаривать. – Что это за чудеса. Почему, у меня нет отражения? И почему тебя под водой видно, а меня нет?

– Я ж тебе объяснял, – отвечал Ковенант, дурашливо плеская в нее водой. – Дикая магия и порча. Краеугольный камень Арки. – Плавая в этом озере, он мог говорить даже такие вещи, ничуть не умаляя этим ее радости. – Попав сюда впервые, я тоже не мог себя видеть. Ты нормальна, с тобой все в порядке. А вот я... – Голос его возвысился. – Мерцающее признало меня.

Линден обвила руками его шею, и они вместе погрузились в объятия озера. Сейчас она впервые интуитивно прониклась его надеждой. Не понимая, в чем она коренится, не зная, как оценить возможные последствия, Линден всеми фибрами души чувствовала, что его новообретенная уверенность не порождена ни самонадеянностью, ни отчаянием. Во всяком случае, полностью. Порча и дикая магия – отчаяние и надежда. Ядовитый Огонь сплавил их вместе, и возникший сплав был чист.

Едва ли она понимала это – просто признавала, как признавало Мерцающее. Отбросив сомнения, она сжала Ковенанта в объятиях, а потом принялась смеяться, плескаться и брызгаться водой, как девчонка. Это продолжалось довольно долго, но, в конце концов, холод заставил ее выбраться на берег и подставить обнаженное тело теплу солнца пустыни.

Палящий жар быстро отрезвил ее. По мере того как с кожи испарялись последние капли живительной влаги Мерцающего, она снова начинала ощущать Солнечный Яд. Он безжалостно просачивался внутрь ее естества, подобно затронувшему самую суть обвинению Гиббона. Ядовитый Огонь погас, но это не ослабило Солнечный Яд, не поколебало его тлетворную мощь. Их обязательства перед Страной оставались невыполненными. Не желая оставаться обнаженной под губительными лучами, Линден торопливо оделась. Ковенант следил за ней ненасытным взглядом, но скоро истаяло и его хорошее настроение. Линден поняла, что пришло время задать те вопросы, на которые, о чем Ковенант не мог не догадываться, ему все равно рано или поздно пришлось бы ответить.

– Ковенант, – мягко начала она, пытаясь подобрать правильный тон. – Я тебя не понимаю. Конечно, после того, что я пыталась сделать с тобой, у меня нет права...

В ответ на упоминание о ее прегрешении Ковенант лишь поморщился и пожал плечами, и Линден торопливо продолжила.

– И в любом случае, я тебе верю, но я никак не могу понять, почему ты решил встретиться с Лордом Фоулом. Пусть он не сможет уничтожить тебя, но уж нанести тебе страшный удар наверняка сумеет. Как вообще можешь ты сражаться с ним, не прибегая к своей Силе?

Ковенант не шелохнулся, но Линден ощутила, как мысленно он подался назад, словно ответ требовал особой сосредоточенности. Ей даже показалось, что он подыскивает наиболее подходящую ложь, но Ковенант, наконец, заговорил, и в голосе у него не было фальши. Его замешательство было вызвано страхом причинить ей боль.

– Я не уверен... не думаю, что могу каким бы то ни было образом сражаться с ним. Но постоянно задаю себе один и тот же вопрос: а как, в таком случае, может сражаться со мной он? Ты помнишь Касрейна? – Губы Ковенанта скривились усмешкой. Ну конечно, разве его забудешь. – Так вот, пытаясь вырвать меня из того молчания, он кое-что говорил. В частности, рассказывал, что использует в магии исключительно чистые материалы и столь же чистые искусства, но не может при этом создать что-либо чистое. «В порочном мире чистота недопустима, а потому во всяком своем творении я должен предусмотреть местечко для маленького пятнышка скверны. В противном случае творение не удастся». Именно поэтому он так хотел заполучить мое кольцо. Говорил, что «его изъян заключается в самом парадоксе, определившем сотворение Земли, а потому с его помощью можно делать все, что угодно, ничего не опасаясь». Если смотреть с этой точки зрения, то всякий сплав и есть металл с изъяном, с тем самым пятнышком скверны.

Произнося эти слова, Ковенант медленно отвернулся, но не для того чтобы избежать ее взгляда, а лишь желая еще раз увидеть подтверждение своей правоты – собственное отражение в озере.

– Ну так вот, я представляю собой нечто вроде сплава. Фоул превратил меня в то, что ему требовалось. В инструмент, с помощью которого он намерен обрести свободу. А в процессе освобождения уничтожить Землю.

Но все дело заключается в моей свободе. Моей, а не его. Мы говорили о важности свободы, о ее необходимости. Я вновь и вновь повторял, что он не может добиться своего, воспользовавшись мною как инструментом. Его победа достижима только через осознанный выбор жертвы. Я так и сказал... – Ковенант присмотрелся к Линден, словно опасался ее реакции. – Я в это верил. Но теперь я уже не считаю, что истина именно такова. На мой взгляд, сплавы превосходят чистые структуры. И если я и вправду не более чем болван, марионетка в руках Фоула, он может меня использовать как угодно... – Он снова взглянул на нее и продолжил, уперев кулаки в бока: – Но как раз в это я не верю. Не верю в то, что являюсь марионеткой в чьих-либо руках. И не думаю, что Фоул может добиться победы, принуждая нас сделать тот или иной выбор. Потому что важно не столько то, что ты выбираешь, сколько как и почему. Характер выбора существеннее, его конкретной сути. Страна не погибла, когда я отказал Морэму, чтобы спасти укушенного змеей ребенка. Не должна она погибнуть и из-за того, что Фоул вынудил меня выбирать между жизнью Джоан и своей собственной. И еще – если я представляю собой превосходное орудие для того, чтобы разрушить Арку, стало быть, с помощью этого же орудия ее можно и уберечь. Фоул не сможет победить, пока я не сделаю выбор в пользу его победы.

В словах Ковенанта слышалась такая убежденность, что Линден едва не приняла их на веру. Но все же не приняла, ибо считала, что он не может быть прав. Достаточно было вспомнить о позиции элохима, тоже не отрицавшего важности свободы. Его сородичи опасались за судьбу Земли из-за того, что Обладатель кольца и Солнцемудрая не являлись одним и тем же человеком – поскольку он не обладал восприимчивостью, которой мог бы руководствоваться, делая выбор, она же – Силой, которая сделала бы ее выбор значимым. И если до сих пор Ковенант не раз обманывался, поддаваясь на уловки Фоула, значит, несмотря на свое благородство и решимость, мог обмануться вновь и сделать роковой выбор.

Но она промолчала, ибо считала необходимым найти собственный ответ на то, что тревожило элохимов. К тому же она боялась не за себя, а за него. Пока он любил ее, она намеревалась оставаться с ним. А пока она оставалась с ним, у нее была возможность использовать свое видение. Предостеречь его от ошибок и тем самым хотя бы отчасти искупить вред, нанесенный его собственными ошибками. Правда, это налагало на нее страшную ответственность, ибо в случае гибели Земли и Страны ей было некого винить, кроме себя самой.

Эта ответственность предполагала и признание роли, отведенной ей элохимами, и риск, связанный с возможным исполнением обещания Гиббона. Но, в конце концов, ей были даны и другие обещания. Ковенант обещал, что никогда не уступит кольцо Презирающему. А старик на Небесной Ферме – что она не потерпит поражения. Казалось, впервые эти слова внушали спокойствие.

Между тем Ковенант настойчиво смотрел на нее в ожидании ответа. Немного помедлив, она попыталась продолжить нить его рассуждений:

– Итак, он не может одолеть тебя. А ты его. Ну и что же хорошего находиться в мертвой точке?

Ковенант сурово улыбнулся, но ответ его оказался совсем не тем, какого она ожидала:

– В Анделейне Морэм попытался предостеречь меня. И сказал, что нет никакой пользы в том, чтобы избегать расставленных Фоулом ловушек, ибо каждая из них окружена множеством других. Жизнь и смерть взаимосвязаны слишком тесно, для того чтобы их разделять. Он советовал мне, коли я окажусь в затруднительном положении, вспомнить о парадоксе белого золота. О том, что надежда может корениться в противоречии... – Выражение его лица постепенно смягчилось, став более похожим на то, которое она так любила. – Не думаю, что мы и вправду окажемся в мертвой точке.

Линден ответила ему самой лучистой улыбкой, на какую была способна. Она хотела оставаться достойной его в той же мере, в какой он – дружбы древнего Лорда.

Линден надеялась, что он снова заключит ее в объятия, желала этого, несмотря на Солнечный Яд; в его объятиях она могла вынести все.

Но, глядя в глаза любимого, она неожиданно услышала разливающуюся по холмам странную, резкую и прерывистую мелодию. Точнее, даже не мелодию – создавалось впечатление, будто не умеющий играть человек пытается извлечь из флейты хоть какие-то звуки. Или же, может, просто ветер поет в пустынных скалах.

Ковенант из-под ладони оглядел склоны.

– В прошлый раз я слышал здесь флейту.

Тогда он побывал здесь с Еленой, а звук флейты предшествовал появлению человека, рассказавшего истину о его снах.

Правда, эти визгливые звуки трудно было назвать музыкой. Но доносились они со стороны Ревелстоуна.

Мелодия оборвалась в очередной раз, и Ковенант иронически поморщился:

– Кто бы там ни играл, похоже, бедняге никак не совладать с этой штуковиной. Ну да ладно, нам все равно пора возвращаться. Я хочу покончить со всеми делами здесь и вступить в путь еще до полудня.

Линден кивнула. Сама она предпочла бы отдохнуть несколько дней в Ревелстоуне, но готова была с радостью подчиниться любому его желанию. К тому же сейчас, чтобы подольше сохранить ощущение чистоты и свежести, ей отнюдь не помешало бы спрятаться от Солнечного Яда под каменной толщей.

Взявшись за руки, они стали взбираться на склон.

На гребне холма флейта была слышна более отчетливо. Казалось, будто ее мелодию исковеркало солнце пустыни.

Плато от края до края было совершенно пустым. Но и воды Мерцающего, и сама форма расстилавшихся вокруг холмов каким-то образом заставляли верить, что здешняя почва упорно сохраняет живую силу, а стало быть, возрождение жизни еще возможно.

Зато равнина, расстилавшаяся внизу, такого впечатления не производила.

Большая часть низвергавшейся с обрыва воды испарялась, еще не достигнув дна водопада. Солнце опаляло Линден, словно призывая ее к себе.

И она, как ни силилась, не могла полностью отвергнуть этот призыв. В темных глубинах ее сердца таилось алчное стремление подчинить Солнечный Яд, заставить его служить ей. Каждый миг, проведенный под обжигающими лучами, напоминал о том, сколь уязвима она для осквернения.

К тому времени как они добрались до входа, где дожидался Кайл, стало ясно, что звуки флейты доносятся с самого края плато, с узкого мыса, нависающего как раз над сторожевой башней. По молчаливому согласию они направились туда и вскоре увидели сидящего на краю обрыва, свесив ноги в пропасть, Красавчика.

Флейта казалась в его огромных руках крохотной, но он дул в нее так самозабвенно, словно надеялся, что упорство рано или поздно позволит ему извлечь из инструмента погребальную песнь.

При их приближении Красавчик положил флейту на колени и улыбнулся, но улыбка его была невеселой.

– Друг Земли, – начал он голосом, что был под стать улыбке. – Я счастлив видеть тебя снова. Равно как и Избранную, не раз и не два доказавшую свою ценность для Страны. И двойная радость – видеть вас вместе. Однако, – добавил он, отводя глаза, – я думал, что вы уже ушли от нас. – Его затуманенный взгляд был устремлен в сухую, мертвую землю позади Линден. – Прошу прощения за то, что боялся за вас. Страх порождается сомнением, а сомнения вы не заслужили.

Неловким движением, словно подавляя порыв, он указал на флейту.

– Я виноват. Я так и не сумел извлечь из нее мелодию.

Непроизвольно подавшись вперед, Линден положила руки на плечи Великана. Несмотря на согбенную спину, он даже сидя был почти с нее ростом, а мускулы задубели так, что ей с трудом удавалось их разминать. Однако Линден продолжала упорно массировать напряженные плечи, ибо не знала, как еще утешить его.

– Сомнение присуще всем, – промолвил Ковенант, все еще стоящий поодаль: на краю пропасти у него могла закружиться голова. – И все мы напуганы. Ты ни в чем не виноват. – Затем голос Ковенанта потеплел, и он, словно только сейчас вспомнив, что перенес Красавчик, спросил: – Могу ли чем-нибудь помочь тебе?

Мышцы Красавчика буграми вздулись под ладонями Линден. Помедлив мгновение, он сказал:

– Друг Земли, я желаю лучшего исхода. Пойми меня правильно, – торопливо пояснил Великан. – То, что было сделано здесь, сделано хорошо; будучи смертными, вы – ты, Друг Земли, и ты, Избранная, – превзошли все мыслимые ожидания.

Он тихонько вздохнул.

– Но я не удовлетворен. Я проливал кровь, во множестве убивал людей, хотя я не меченосец и мне претит это занятие. Нанося удары, я терзался сомнениями. Нет ничего ужаснее, чем совершать кровопролитие, когда надежда уничтожена страхом. Печаль мира должна объединять живущих, а не разъединять их, подталкивая к убийству и злобе. Друзья мои, сердце мое нуждается в песне. Нужда эта велика, но песня, увы, не приходит. Я Великан, и мне часто случалось петь, превознося великанскую доблесть:

Мы Великаны, рожденные с тем, чтобы под парусами Дерзостно плыть, устремляясь вперед, за своими мечтами. Но нынче я вижу, сколько самонадеянности и глупости было в этих словах... Перед лицом рока я обнаружил в себе дерзость моих мечтаний. Сердце мое просит песни, но я не нахожу ее. И я желаю лучшего исхода.

Голос его стих, словно улетел с обрыва. Линден чувствовала его боль и не могла ничего сказать в утешение, ибо понимала, что суть страдания Великана глубже, чем простое самообвинение. Понимала его стремление и не знала, чем на него откликнуться. Ковенант, однако, чувствовал себя увереннее, и голос его звучал требовательно:

– Что же ты собираешься делать?

Красавчик пожал плечами, сняв с них ладони Линден. Он не отрывал взора от расстилавшейся внизу пустынной равнины.

– Первая говорила об этом, – произнес он рассеянно. В кои-то веки мысль о жене не принесла ему облегчения. – Мы будем сопровождать тебя до конца. Поиск требует от нас, по меньшей мере, этого. Но когда ты поделишься с нами своими намерениями, Сотканный-Из-Тумана доставит известие в Прибрежье, куда, если позволят море и льды, прибудет «Звездная Гемма». Если падешь ты и все, кто с тобой, дело твое продолжит Поиск. Сведения, доставленные Сотканным-Из-Тумана, помогут якорь-мастеру Севинхэнду избрать верный путь Служения Земле.

Линден вскинула глаза на Ковенанта, опасаясь, как бы тот не сказал, что ежели падет он, то не останется и Земли, которой можно будет служить. Предстоящее путешествие Сотканного-Из-Тумана могло оказаться бессмысленным, но Линден надеялась, что ясная и конкретная задача поможет ему вновь обрести себя. И ей нравилось упорное желание Первой держаться так, словно надежда существует всегда.

Впрочем, она почти мгновенно почувствовала, что и Ковенант вовсе не имеет намерения отрицать возможность обрести надежду. Его решимость и целеустремленность не были проникнуты горечью. И он даже не попытался предложить Красавчику и Первой отправиться восвояси с Сотканным-Из-Тумана. Вместо того он – таким тоном, словно был удовлетворен услышанным, – сказал:

– Вот и хорошо. Встретимся в предвратном зале. В полдень мы выступаем.

Затем Ковенант перевел взгляд на Линден и мигом погрустневшим осипшим голосом промолвил:

– А сейчас я хотел бы взглянуть на могилу Хоннинскрю. Пойдешь со мной?

Вместо ответа Линден подошла к нему и молча сжала в объятиях. Оставив Красавчика сидящим у обрыва, они зашагали к городу и уже близ ворот снова услышали плач его флейты. Осиротело, словно зов пустельги, звучала она под припорошенным пылью небом.

С чувством глубокого облегчения Линден вступила в твердыню, каменная толща которой предоставляла защиту от солнца пустыни. По мере того как она и Ковенант спускались к Залу Даров, нервы ее успокаивались. А вот за бесстрастностью сопровождавшего их Кайла она угадывала нерешительность, словно он желал о чем-то попросить, но сомневался в том, что имеет на это право. Но когда они достигли цели, она мигом забыла о странных эманациях харучая.

Во время схватки Ковенанта с Гиббоном ей было не до того, и у нее осталось лишь самое приблизительное представление о Зале Даров. Тогда все ее внимание было сосредоточено на происходящем – и на той тьме, что пробудил в ней Опустошитель. И только сейчас Линден смогла по-настоящему оценить размеры ущерба, нанесенного Залу и его сокровищам.

За выстроившимися вдоль стен Зала колоннами большая часть древних творений осталась неповрежденной, но в центре царил полный разгром: драпировки были сорваны, скульптуры разбиты вдребезги, картины разорваны в клочья. Две колонны треснули от верхушки до постамента, каменный пол перекорежило, мозаика, на которой стоял Гиббон, была уничтожена. Высвобожденные Ковенантом и Опустошителем чудовищные силы превратили в прах века человеческого труда и вдохновения.

Несколько мгновений взгляд Ковенанта своей опустошенностью напоминал Зал Даров. Никакая уверенность в будущем не могла исправить того, что было сделано.

В первый момент Линден не сразу поняла, что большая часть осколков и обломков уже была сметена с пола, и лишь через несколько мгновений сообразила, что к чему. Она увидела, чем занималась Ном.

Своими лишенными пальцев неуклюжими лапами песчаная горгона сгребала куски вывороченного из пола камня, осколки скульптур и керамики и упорно громоздила все выше и выше, возводя курган над могилой Хоннинскрю.

Могильный холм был уже выше, чем Линден, но песчаную горгону это не удовлетворяло. С удивительным рвением Ном добавляла все новые и новые обломки древних шедевров, обегая бесформенный курган кругами и вздымая его все выше и выше, словно держала в памяти образ Проклятия горгон.

То было выражение глубочайшей благодарности Великану, сделавшему возможным избавление от Опустошителя. Хоннинскрю не позволил самадхи Шеолу овладеть песчаной горгоной, поставить под контроль ее целеустремленность и силу, а в результате Ном стала совершенно новым существом, одаренным разумом, знанием и волей. Возводя пирамиду, Ном тем самым принимала самопожертвование капитана как бесценный дар. Зрелище это несколько смягчило боль Ковенанта. Помня Хигрома, Кира, Линден представить себе не могла, что сможет когда-нибудь испытывать нечто похожее на благодарность по отношению к песчаной горгоне. Но трудно было подобрать другое название тому, что чувствовала она при виде работы Ном.

Зверь не обладал обычным зрением и слухом, однако, похоже, знал, что на него смотрят. Он продолжал свой труд до тех пор, пока его передние лапы доставали до верхушки кургана. Затем горгона резко повернувшись, направилась к Ковенанту, остановилась в нескольких шагах перед ним и, склонившись, коснулась лбом пола.

– Не надо, перестань, – смущенно пробормотал Ковенант, но Ном оставалась недвижной, и казалось, что в ее позе заключена мольба.

Неожиданно заговорил Кайл. Он вступил в мысленный контакт с горгоной, о чем сообщил Ковенанту так, словно это было для него самым обычным делом.

– Ном признает твою власть и хочет, чтобы ты знал об этом. Она готова выполнить любой твой приказ. Но просит тебя не отдавать никаких приказов. Она желает стать свободной и вернуться в Великую Пустыню, к своим сородичам. Она обрела знание, которое позволит освободить и их – избавить от Проклятия, от заключенных в нем муки и ярости. Она просит отпустить ее.

Линден чувствовала, как ее лицо расплывается в дурацкой улыбке, но ничего не могла с собой поделать. Сколь бы ни были грозны песчаные горгоны, положение, в которое они попали, возмущало ее.

– Отпусти ее, – шепнула она Ковенанту, – Касрейн не имел права так поступать с ними.

Медленно, словно споря с самим собой, Ковенант кивнул и, обратясь к Кайлу, промолвил:

– Скажи ей – она может идти. Я принимаю ее готовность повиноваться мне и разрешаю отправиться домой. Но, – резко добавил Ковенант, – пусть они оставят в покое бхратхайров. Бог свидетель, я уже причинил им изрядный ущерб и не хочу, чтобы они снова пострадали из-за меня. Эти люди тоже имеют право жить.

Безликий альбинос выпрямился.

– Ном слышит тебя, – сказал Кайл, и в голосе его Линден явно ощутила намек на зависть к обретенной Ном свободе. – Он будет повиноваться и научит послушанию свой народ. Что же до бхратхайров, то горгоны больше не станут их тревожить. Великая пустыня обширна.

Прежде чем Кайл закончил, Ном уже устремилась к выходу и, перепрыгивая через ступени, скрылась из виду. Некоторое время Линден слышала удаляющийся топот, но вскоре горгона удалилась за пределы досягаемости ее чувств, и она перестала думать о ней. Боль ее памяти неожиданно смягчилась, словно гибель Хигрома и Кира получила некое искупление. Она продолжала улыбаться, когда Ковенант вновь обернулся к Кайлу:

– До полудня есть еще время. – Он старался напустить на себя безразличный вид, но огоньки в глазах говорили Линден о многом. – Почему бы тебе не пойти да не поискать нам чего-нибудь поесть? Мы будем в покоях Морэма.

Кайл кивнул и со стремительной неспешностью исчез. Глядя ему вослед, Линден укрепилась в уверенности, что в нем произошла перемена. Этот харучай желал расстаться с человеком, которого поклялся защищать.

Но она не испытывала ни малейшего желания размышлять о Кайле. Ковенант обнял ее за талию: каждая минута была драгоценна. Линден могла счесть свои желания эгоистичными, когда бы он не разделял их полностью.

Однако достигнув зала с расколотым светящимся полом, Линден и Ковенант неожиданно обнаружили дожидавшихся их там Сандера и Холлиан. Выглядели они куда лучше, чем когда Линден видела их в прошлый раз.

Прежняя жизнь Холлиан была не столь горестной, как у Сандера. Тонкие шрамы, испещрявшие ее ладонь, походили на бледные рубцы на левом предплечье гравелинга, но ей не приходилось проливать ничью кровь, кроме своей собственной. Однако в последнее время – когда он настроился на рукх Мемлы и позже, когда в руках его оказался крилл, – ее роль сводилась к помощи Сандеру, к поддержке его. Он, самоотверженный и неистовый, страстно ненавидел Верных, и борьба с ними была для него способом самооправдания. Сражаясь во имя Страны, он показал себя достойным соратником Великанов и харучаев, Ковенанта и Линден. Сейчас он держался с достоинством и уверенностью, чувствуя, что его отец мог бы им гордиться.

Гордилась им и Холлиан. Ее мягкая улыбка и открытый взгляд показывали, что она не жалеет ни о чем. Дитя во чреве было ей в радость. И, пожалуй, лишь Линден могла ощутить за всем этим куда более сложные чувства. Она видела в Холлиан женщину, считавшую себя еще не прошедшей испытание и желавшей его пройти. Она желала понять судьбу. Будучи эг-брендом, она представляла собой исключительную ценность для Страны. И хотела понять, в чем сущность этой ее исключительности. Ковенант покосился на Линден. В глазах его угадывалось огорчение, но явно несвоевременное появление подкаменников было встречено без протеста. Они были его друзьями, и вера в них являлась составной частью его веры в будущее.

В ответ на приветствие Ковенанта Сандер с неуклюжей прямотой спросил:

– Томас Ковенант, каковы ныне твои намерения? Мы просим прощения за это несвоевременное вторжение, ибо видим, как нуждаетесь вы оба в отдыхе... – Его беглый взгляд сказал Линден, что она выглядит более усталой, чем Ковенант, – ...и если вы решите задержаться здесь на несколько дней, никого это не удивит. Было время, когда я сомневался в тебе, Томас Ковенант, и даже обвинял тебя... – Ковенант попытался отмахнуться. Но Сандер торопливо продолжил: – Все это в прошлом. Ты Оправдывающий Жизнь, Друг Земли – и мой друг. Сомнения позади, но мы не можем не думать о Солнечном Яде. Холлиан – эг-бренд, она предсказывает смену его фаз. Я с помощью крилла и оркреста чувствую его силу. Сколь бы ни была достославна победа над Ядовитым Огнем, Солнечный Яд от этого не ослаб. Завтра взойдет солнце чумы. Страна по-прежнему остается во власти Зла.

По мере того как гравелинг говорил, голос его обретал все большую силу.

– Томас Ковенант, ты раскрыл мне глаза, обличив лживое учение Верных. Я верил, будто Страна есть извечная юдоль страданий, куда люди ввергнуты волей сурового Творца. Лишь благодаря тебе я узнал, что мы рождаемся для счастья и красоты и Злом является Солнечный Яд, а отнюдь не жизнь, которую Солнечный Яд терзает... – Глаза Сандера засверкали. – И потому я не удовлетворен достигнутым. Истинная битва еще впереди. – Ростом Сандер уступал Ковенанту, но был заметно крепче его и шире в плечах. И он был тверд, словно камень его родного дома. – И я снова спрашиваю – каковы ныне твои намерения?

Вопрос этот огорчил Ковенанта – за нарочитой грубоватостью ответа Линден ощутила тщательно скрываемую боль.

– Он, видите ли, не удовлетворен. А с чего бы?.. И кто, хотелось бы знать, удовлетворен? – пробормотал он. Внутри Ковенант был напряжен, как натянутая тетива лука. – Но удовлетворенный ли, нет ли, ты и так настрадался сверх всякой меры. Я хочу, чтобы вы – и ты, и Холлиан – остались здесь. Предоставьте Солнечный Яд мне и Линден.

– Остаться?.. – Казалось, гравелинг не сразу осознал, о чем речь. – Ты хочешь сказать, что задумал расстаться с нами?

Холлиан взяла Сандера за руку, но не пытаясь унять, а разделяя его тревогу.

– Да! – Ответ прозвучал резче, чем хотел того Ковенант, и он тут же сбавил тон. – Да, именно так. Вы – будущее Страны, и никто другой. Оставшиеся в живых жители подкамений и надстволий либо слишком стары, чтобы что-то делать, либо еще малы, чтобы понимать. Только вы двое знаете, что произошло в действительности и каково значение произошедшего. Какой может и должна стать Страна. Погибнете вы, и люди в большинстве своем так никогда и не узнают, что Верные лгали, ибо разоблачить эту ложь будет некому. А мне нужно, чтобы они знали правду. Я не могу рисковать вами.

Ковенант говорил твердо, но Линден чувствовала, что за его суровостью таилась невысказанная мольба.

А вот лицо Сандера выражало негодование.

– Рисковать, юр-Лорд? – воскликнул он. – Так ты, стало быть, боишься риска. Или считаешь нас недостойными принять участие в исполнении твоего высокого замысла? Уж не забыл ли ты, кто мы такие? – Рука его потянулась к груди, туда, где за пазухой лежал обернутый тканью крилл. – Твой мир не здесь, и, сделав свое дело, ты, в конце концов, вернешься туда. Но мы принадлежим Стране. В известном смысле мы и есть Страна, та жизнь, что остается здесь. И когда решается судьба этой жизни, никто не заставит нас сидеть сложа руки.

Уголки глаз Ковенанта подрагивали.

«Да что вам там делать? – хотел закричать он. – Не терпится повстречаться с Лордом Фоулом? Поймите, я хочу сберечь вас для Страны!» Но он сдержался и в ответ на вспышку Сандера заговорил спокойно и мягко:

– Что правда, то правда, вы и есть жизнь Страны. А я уже забрал у вас все: ваши дома, ваши семьи; наконец, вас самих. Неужто вам не уразуметь – я хочу хоть что-то вернуть. Хочу, чтобы у вас было будущее ...

То, чего не было у него с Линден.

– ...Чтобы вы смогли вырастить сына!

Горячность Ковенанта напомнила Линден о том, что своего сына он не видел уже одиннадцать лет. И отчаянно хотел уберечь еще не родившегося младенца.

Казалось, искренность и забота Ковенанта тронули Холлиан, и она готова была поддаться на его уговоры. Она, но не Сандер. Гравелинг отвечал решительно и сурово:

– Прости мой неуместный гнев, Томас Ковенант. В любом случае ты остаешься моим другом. Но скажи, отдашь ли ты мне свое белое кольцо, чтобы я смог уберечь тебя от опасностей, связанных с исполнением данного тобой Стране обета? – Ответа он дожидаться не стал. – Так вот, я тоже не уступлю тебе того, что придает значение моей жизни. Ибо ты научил ценить его слишком высоко. – Неожиданно Сандер опустил глаза. – Конечно, если Холлиан захочет, она может остаться здесь. Она носит нашего сына, но в данном случае выбор за ней одной. – Он снова встретился с Ковенантом взглядом и решительно заключил: – Я же не расстанусь с тобой, пока не буду удовлетворен.

Ковенант и гравелинг молча смотрели друг на друга. Молчание затягивалось. Линден затаила дыхание, но тут возникшую напряженность разрядила Холлиан. Склонившись к Сандеру с таким видом, будто собралась укусить его за ухо, она со вздохом сказала:

– Сын Нассиса, неужто ты так безнадежно глуп, что можешь подумать, что ради безопасности я способна разлучиться с тобой?

– О, черт! – вскричал Ковенант, воздев руки. – Спаси меня, Боже, от таких упрямцев!

В голосе его еще звучала досада, но, судя по всему, он уже примирился с желанием Сандера.

Облегченно вздохнув, Линден встретилась взглядом с Холлиан, и между ними проскочила искорка понимания.

– Мы собираемся выступить в полдень, – дружески проворчала она. – К этому времени вы должны быть готовы. Встретимся в предвратном зале.

Но по мере того, как солнце пустыни поднималось к зениту, Линден все явственнее ощущала его тлетворность даже сквозь толщу Ревелстоуна. Сердце ее упало. Сандер был прав, Солнечный Яд не ослаб. И она не знала, долго ли сможет противиться ему. Правда, она уже пересекла Северные Равнины, встретилась с пробуждавшим в ней тьму Гиббоном-Опустошителем – и не сломалась. Однако силы ее были на исходе. И она давно не спала. Любовь Ковенанта могла заменить многое, но даже она не делала Линден способной обходиться без всякого отдыха. Пронизывая камень твердыни, в ее душу медленно вползал ужас. Впрочем, недобрые предчувствия не миновали и самого Ковенанта – это ощущалось, даже когда он обнимал Линден. Когда Кайл сообщил, что пришло время проследовать в предвратный зал, Ковенант не заставил себя ждать. Стараясь не встречаться глазами с Линден, он торопливо принялся одеваться.

Линден не сразу последовала его примеру. Обнаженная, сидела она на кровати и молча смотрела на него, словно не хотела дать одежде разъединить их. Но она знала, что должна идти с ним, ибо стоит ей сейчас дрогнуть, и все пойдет прахом. Линден назвала Ковенанта по имени, чтобы он взглянул на нее. Он так и сделал, и она, преодолевая страх, сказала:

– Знаешь, я так и не поняла сути твоих рассуждений насчет того, что же ты, собственно, собрался делать, но думаю, это не так уж важно. В любом случае я иду с тобой. Но я не получила ответа и на другой вопрос. Почему я?.. – Возможно, на самом деле ей хотелось спросить – почему ты любишь меня? Кто я такая, чтобы меня любить? – но Линден знала, что, задав вопрос в такой форме, она наверняка не получит должного ответа... – Почему я избрана? Гиббон уверял, будто мне... – Она сглотнула комок в горле. – ...будто мне суждено осквернить Землю. Но даже если я уступлю – даже если впаду в безумие и захочу стать такой, как он, – откуда мне взять силу?

В неярком свете фонаря Ковенант встретился с ней взглядом. Он был исполнен любви и страха, бесконечно дорогой ей человек, и, казалось, знал, что не дает ей покоя.

– Такого рода вопросы весьма непросты. И на этот раз тебе придется найти свой собственный ответ. Когда я попал сюда в прошлый раз, я понятия не имел о том, что мне предстоит одолеть Фоула, – пока не одолел. Но потом, оглядываясь назад, я пришел к выводу, что все имело свои резоны. Я оказался избранным потому, что мог сделать то, что сделал, хотя сам того и не знал.

Говорил он спокойно, слова его были суровы, но исполнены надежды.

– Я думаю, что ты была избрана потому, что подобна мне. Такие люди, как мы, особенно остро чувствуют ответственность друг за друга. Фоул полагает, что это позволит ему манипулировать нами. А Творец... – На миг Ковенант напомнил ей странного старика, утверждавшего, будто она не может потерпеть неудачи, ибо в мире существует любовь... – Творец надеется, что вместе мы сможем стать чем-то большим, чем каждый из нас по отдельности.

Суровость и надежда. Надежда и отчаяние. Все было соткано из противоречий. Линден не знала, чему предстоит случиться, но чувствовала, как важно, чтобы это случилось. Поднявшись с кровати, она подошла к Ковенанту, крепко поцеловала его и принялась одеваться, чтобы последовать за ним, куда бы он ни пошел. Ради его улыбки она была готова на все. Пока она торопливо натягивала одежду, Кайл сообщил, что все уже собрались и дожидаются в предвратном зале.

– Мы идем, – отвечал Ковенант, после чего распахнул перед Линден дверь и, подав руку с потешной церемонностью, вывел ее наружу.

Кайл поклонился. При всей своей бесстрастности у него был вид человека, желавшего сказать что-то важное и уже почти набравшегося духу. Однако Линден чувствовала, что он все еще не может выбрать подходящий момент. Она ответила на поклон харучая, ибо теперь он стал одним из тех, кому она всецело доверяла. В верности Кайла она не сомневалась и прежде, однако в силу природной экстравагантности суждений он казался непредсказуемым, а потому опасным. Сейчас она видела в нем нормального человека, принявшего нелегкое решение, которое, как ей хотелось верить, она сможет понять.

Когда они оставили позади серебряное свечение, Линден ощутила укол печали: свет ей представлялся частью того, что предстояло утратить. Но Ковенант не оглядывался. Он шагнул вперед, полностью сосредоточившись на том, что ждет впереди. Таков был его ответ на утрату. Отогнав боль, Линден сосредоточилась на нем. А заодно стала готовить себя к встрече с Солнечным Ядом.

Предвратный зал выглядел совсем не таким, каким запомнился ей после кровавой битвы. Правда, пол во многих местах оставался взломанным и искореженным. Но теперь помещение освещалось не только проникавшим сквозь сломанные ворота солнечным светом, но и множеством факелов. Павших погребли, раненых разместили в больших удобных покоях. Судя по произошедшим переменам, у Ревелстоуна были шансы вновь стать обитаемым.

Близ ворот собрались уцелевшие соратники Неверящего: Первая в Поиске, Красавчик и Сотканный-Из-Тумана, Сандер и Холлиан, харучаи. Тут же находились отродье демондимов и Финдейл – Обреченный элохим. Красавчик приветствовал Линден и Ковенанта так, словно обещание вскорости покинуть Ревелстоун отчасти вернуло его веселый нрав. Но остальные молчали. Смотрели на Ковенанта так, словно нынешнее его появление знаменовало собой поворотный пункт их судеб. А харучаи, вопреки воспитанной родными горами бескомпромиссности, сейчас чувствовали даже некоторую неуверенность, словно каждый из них стоял на краю обрыва. И каждый из них, как только Ковенант подошел поближе, почтительно приветствовал его, опустившись на одно колено.

У них было больше вопросов к Ковенанту, чем у всех прочих. Вейн и Финдейл руководствовались собственными соображениями и ни о чем спрашивать не собирались. Ковенант уже согласился с тем, что Сандер, Холлиан, Первая и Красавчик будут сопровождать его, и теперь Великаны лишь хотели узнать куда. Таким образом, ему в первую очередь предстояло определиться с харучаями.

Но когда Ковенант велел им подняться, неожиданно заговорила Первая. Несмотря на усталость и грусть, она выглядела приободренной. В отличие от мужа, меченосица умела за жестокостью битвы увидеть ее смысл и значение.

– Друг Земли, – воодушевленно изрекла она. – Мы рады приветствовать тебя. Победа, одержанная над Ядовитым Огнем, низвержение Верных и освобождение Ревелстоуна – суть великие деяния, и они будут восславлены по всем морям, куда Великаны смогут донести звучащие в их сердцах песни. Вздумай ты задержаться здесь, дабы отдохнуть и восстановить силы, никто бы не осмелился осудить тебя, ибо величие этого места как нельзя лучше соответствует величию свершенного тобою и Избранной подвига. Однако, – без паузы продолжала она, – я приветствую и ту высокую цель, что увлекает вас в путь. Дабы отвратить угрозу от Страны, я последовала твоему призыву и, во всяком случае, получила возможность нанести Злу удар. Но мы понесли потери. Скорбь наша велика, и одного удара явно недостаточно. Если достанет сил, я постараюсь нанести и другой. Сандер и Холлиан объяснили нам, что Солнечный Яд по-прежнему терзает Страну, а стало быть, Поиск не завершен. Друг Земли, куда мы идем?

Линден взглянула на Ковенанта. Он казался ей неустрашимым и устрашенным одновременно. Словно чувствуя, как важна его решимость для Великанов и харучаев, гравелинга и эг-бренда, он высоко поднял голову; солнечный свет, падавший на лицо, придавал ему цвет кости – кости Земли. Но плечи его были напряжены, мускулы сведены судорогой борьбы с собственной слабостью. Слишком многое зависело от него, а он не обладал видением, которое указало бы ему путь.

По-человечески хрупкий и в то же время неодолимый, он встретился взглядом с Первой, посмотрел на стоящих за ее спиной харучаев и ответил:

– В Анделейне мне довелось встретиться с некоторыми друзьями – людьми, которые верили в меня, заботились обо мне, любили меня задолго до того, как я сам оказался способен на нечто подобное. Морэм напомнил о том, что мне уже следовало бы усвоить. Идущий-За-Пеной дал мне в спутники Вейна. Баннор обещал, что его народ будет служить мне. А Елена... – Елена, его дочь, любившая его столь неоглядно и страстно, сколь она ненавидела Лорда Фоула... – Елена сказала, что, когда придет время встретиться с Презирающим, я смогу найти его в недрах Горы Грома. Там находится его прибежище, именуемое Кирил Френдор... – Ковенант сглотнул. – Вот туда-то я и направляюсь. Ибо, во что бы то ни стало, намереваюсь положить этому конец.

Говорил он негромко, но казалось, будто слова его громыхали, как колокол, эхом отражаясь от стен огромного зала.

Первая мрачным, но решительным кивком выразила одобрение.

Она собралась было спросить, где же находится эта самая Гора Грома, но тут вперед выступил Доррис. Глаза его блестели. Твердо и настойчиво он сказал:

– Юр-Лорд, мы будем сопровождать тебя.

Не медля ни секунды, Ковенант с не меньшей твердостью ответил:

– Нет, не будете.

Доррис поднял бровь, но не позволил себе выказать удивление еще каким-нибудь образом. Казалось, что на миг внимание его переключилось – видимо, он мысленно переговаривался со своими соплеменниками, – но почти сразу же он возразил:

– Ты сам говорил, что Страж Крови Баннор обещал тебе нашу службу. И ты достоин ее, ибо лишь благодаря тебе многие из нас не пали под жертвенными ножами Верных. Юр-Лорд, мы останемся с тобой до конца.

Лицо Ковенанта исказила боль, но он сжал кулаки и с еще большей твердостью произнес:

– Я сказал – нет!

И снова Доррис вступил в безмолвный разговор с соплеменниками. Линден почти физически ощущала повисшее в воздухе напряжение и понятия не имела, во что оно может вылиться. Первая подалась вперед, словно хотела возразить, однако харучаи не нуждались в том, чтобы кто-либо говорил от их имени. Доррис подступил еще ближе к Ковенанту. Настойчивость в его тоне усилилась. Его сородичи знали, что поставлено на карту, лучше кого бы то ни было.

– Томас Ковенант, ты знаешь харучаев... – Только сейчас Линден обратила внимание на то, что от имени харучаев говорил почему-то не Кайл, а Доррис. – Тебе известна история Стража Крови Баннора. Ты видел, как исполнялся достойнейший из Обетов, и был свидетелем того, как он был нарушен. Не думай, будто мы забыли об этом. Все долгие века служения Стражи Крови сокрушались из-за того, что им не доводилось открыто сразиться с Порчей. Однако, как только Баннору представилась такая возможность – когда вместе с тобой и Идущим-За-Пеной он стоял над Землепровалом и знал о твоих намерениях, – он уклонился. Ты нуждался в нем, а он уклонился! Обет был нарушен, но мы не судим его. Сейчас речь о другом. Мы хотим восстановить нашу веру. Никто из нас больше не уклонится. – Придвинувшись к Ковенанту почти вплотную, он продолжал так, словно не хотел, чтобы его слова слышал кто-то другой: – Юр-Лорд, не произошло ли с тобой то же, что некогда с Кевином Расточителем? Не в том ли твое намерение, чтобы удалить от себя всех, кто может попытаться удержать тебя от Ритуала Осквернения?

Линден ожидала от Ковенанта вспышки. Она и сама готова была взорваться. Ей хотелось защитить его, с жаром отвергнуть незаслуженные обвинения. Но вместо этого он поднял искалеченную проказой руку, растопырив пальцы. На обрубке среднего пальца, словно звено кандалов, поблескивало кольцо.

– А ты помнишь, – не позволяя себе ни сарказма, ни желчи, сказал Ковенант, – почему Обет был нарушен? Так вот, я тебе напомню. Трое Стражей Крови возложили руки на осколок камня Иллеарт и возомнили, будто обрели могущество, достаточное, чтобы одолеть Порчу. Они отправились в Ясли Фоула и бросили ему вызов. Но они ошибались. Создания из плоти и крови не бывают неуязвимыми. Фоул овладел ими, так же как овладел Кевином, когда Елена нарушила Закон Смерти. Он изуродовал их, как меня, сделал вот такими, – Ковенант потряс онемелой рукой, – и отослал в Ревелстоун, дабы насмеяться над Стражами Крови. – Ковенант был готов сорваться на крик, но усилием воли сдержался. – Вы удивляетесь тому, что Обет был нарушен? А я думал, что это разобьет их сердца. Нет, Баннор не уклонился. И дал мне именно то, в чем я нуждался. Он показал мне, что жизнь продолжается.

Ковенант помедлил, но Линден чувствовала, что его сила и уверенность возрастают с каждым мгновением.

– Все дело в том, – продолжил он без всякого укора, – что все это время вы заблуждались. Ибо с самого начала не разобрались в природе собственных сомнений. Что они знают? Почему имеют значение? Поначалу Кевин, потом другие Лорды, наконец – с тех пор как ваш народ впервые пришел в Страну – вы посвящали себя служению обычным людям, мужчинам и женщинам, которые попросту не могли осуществлять, что им предлагалось. Кевин был хорошим человеком, который, однако, сломался, когда бремя оказалось тяжелее, чем он мог вынести. А Стражи Крови не могли простить ему этого, ибо точно булавками пришпилили к нему свою веру, а когда он пал, вообразили себя виноватыми в том, что не сделали Кевина достойным его миссии. То есть не сумели помешать ему быть человеком. Снова и снова вы оказывались в том же положении, ибо служили тому, кто должен был рано или поздно подвести вас. По той простой причине, что являлся не более чем человеком, а человеку свойственны слабости. А потом вы снова и снова не могли простить этого человека, поскольку его слабость заставляла вас усомниться в безупречности вашего служения. Но не только его, вы не могли простить и себя. Ибо безупречность служения предполагает ответственность за все. Поэтому всякий раз, когда случается нечто, напоминающее, что и вы смертны, – вспомните историю с водяными девами – вы находите случившееся непростительным, а себя недостойными служения. А то задумываете что-нибудь совсем уж безумное, вроде затеи схватиться врукопашную с Лордом Фоулом.

Он медленно опустил руку, но в его устремленном на Дорриса взгляде не было колебания, а глаза лучились обретенной чистотой.

– Но никто и никогда не подвергал сомнению вашу доблесть. Вы доказали ее тысячу раз, а если вам недостаточно и этого, вспомните Бринна, встретившегося с Хранителем Первого Дерева и одолевшего его, ак-хару Кенаустина Судьбоносного. На его месте мог оказаться любой из вас. Вы не должны больше служить мне. И, – добавил он осторожно, – я не нуждаюсь в вашей службе. В такой службе. Я не хочу, чтобы вы отправлялись со мной.

Но хотя напористость Ковенанта и смутила харучая, Доррис не отступил. Будучи не в состоянии опровергнуть доводы Неверящего, он не желал принимать следовавшие за этим выводы.

– Юр-Лорд, что же будет с нами? – спросил харучай. – Ты вернул наши жизни, и мы обязаны расплатиться за этот дар. Нам это необходимо.

Несмотря на ровный тон харучая, слово «необходимо» было произнесено с нажимом, словно в него вместилась вся история его народа. Требовалось найти выход, достойный бескомпромиссности и преданности этих людей.

– Принести Обет Стражей Крови наших предков побудили великодушие Лорда Кевина и великолепие Ревелстоуна. Достоинство этой клятвы никогда не подвергалось сомнению. Хочешь ли, чтобы мы дали такой же Обет тебе?

– Нет! – ответил Ковенант, но голос его смягчился, а рука коснулась плеча Дорриса, словно ему хотелось обнять харучая. Он всегда считал себя недостойным беззаветной преданности Стражей Крови. – Нет, но я хочу, чтобы вы сделали для меня нечто иное.

При этих словах Доррис напрягся.

– Я хочу, чтобы ты, со всеми сородичами, сколько можно собрать, остался в Ревелстоуне. Необходимо позаботиться о раненых – ведь Страна будет нуждаться в них. Она будет нуждаться в каждом мужчине, в каждой женщине – в любом, кто сможет встретить грядущее. И кто, кроме вас, обеспечит защиту города? Он должен стать оплотом будущего, оплотом безопасности и надежды. Местом, где люди смогут узнать, что такое Страна и какой она должна быть. Вы уже дали мне все, что обещал Баннор, и гораздо больше. Но я прошу сделать это для меня и для вас самих. Здесь вы сможете наконец послужить тому, что не подведет никогда.

Доррис молчал – на сей раз его безмолвный разговор продолжался довольно долго. Затем ровным, показавшимся Линден похожим на отдаленный звук рога голосом он сказал:

– Будь по-твоему, юр-Лорд.

В ответ Ковенант сжал плечо харучая и заморгал: на глаза наворачивались слезы. Восхищенная Линден порывисто обняла его.

Но когда Доррис отступил и занял свое место среди соплеменников, вперед неожиданно шагнул Кайл. На руке харучая отчетливо виднелся старый шрам, но были у него и другие раны. Некогда он и Бринн обвинили Линден в пособничестве Презирающему. А затем они же не устояли перед чарами водяных дев. Но Бринн ушел на бой с хранителем Первого Дерева, а Кайл остался: долг печали и боли выпало оплатить ему.

– Томас Ковенант, – спокойно произнес он, – позволишь ли ты мне говорить?

Ковенант поднял брови.

– Я выслушал тебя. Не мое дело принимать или отвергать твои слова. С того дня как я потерял себя, пленившись соблазном водяных дев, я не служил по-настоящему, а лишь исполнял приказ Кенаустина Судьбоносного. Ты помнишь... – Ковенант печально кивнул. – ...он сказал, что я займу его место и останусь подле тебя до тех пор, пока обещание Стража Крови Баннора не будет исполнено. Так и случилось. Он, а не я испытал себя в схватке с хранителем Первого Дерева. На мою долю достались иные испытания. Но я оставался с тобой не только во исполнение приказа, но и потому, что знал – настанет время, и я смогу следовать зову своего сердца. Друг Земли, сегодня ты объявил обещание Баннора выполненным. Я же выполнил приказ ак-хару – служил тебе как мог. И теперь прошу разрешения... Разрешения уйти.

– Уйти? – Судя по выражению лица, Ковенант не ожидал ничего подобного. – Конечно, ты можешь идти. В любом случае я не стал бы тебя удерживать. Ты заслужил... – Ковенант сглотнул и заговорил немного по-другому: – Правда, ты так нужен здесь. И куда ты собрался? Домой, к родичам?

– Нет, – бесстрастно ответил Кайл, – я хочу вернуться к водяным девам.

Ковенант и Первая издали протестующие возгласы одновременно, но зычный голос Великанши прозвучал громче:

– Безумие! Неужели ты забыл, что находился на грани смерти? Стоило ли спасать тебя для того, чтобы теперь ты сам отправился на верную гибель?

Однако удивление и тревога обострили восприимчивость Линден, и сейчас она чувствовала Кайла, как никогда прежде. И с безошибочной уверенностью могла сказать, что он собрался вновь встретиться с Танцующими-На-Волнах не для того, чтобы умереть, а ради обретения новой жизни.

Резким жестом она оборвала Первую и Ковенанта. Те недоуменно уставились на нее. Но Линден не обращала внимания на их досаду. Они не понимали Кайла, тогда как она вспомнила слова Бринна об обжигающей как лед красоте. Ей было ясно, откуда проистекает томление, отвергать силу которого Ковенант больше не мог. Побуждаемая желанием помочь харучаю, хоть как-то отблагодарить его за верность, она выпалила первое, что пришло на ум:

– Вы что, не понимаете – это разрешение уже дал ему Бринн. Он знал, что говорил, знал, чего захочет Кайл. Ведь он сам слышал ту же песню. Кайл не собирается умирать.

Тут она приумолкла, ибо не знала, как обосновать свою уверенность в том, что Бринн и Кайл не ошиблись.

– Томас Ковенант, – вновь заговорил Кайл, – ты даровал харучаям возможность служить чистоте и величию, и я признаю ценность, этого дара. Я был свидетелем встречи Бринна с ак-хару Кенаустином Судьбоносным. Но величайший триумф нашего народа повлек за собой смерть Морского Мечтателя. Я не желаю для себя такой чести. Песнь водяных дев обманна, пусть так. Но разве вся жизнь не есть нечто похожее на сон? Разве не ты говорил, будто и сама Страна – это сон? Сон ли, обман ли – музыка, которую я слышал, изменила меня, но сути этой перемены я еще не уразумел. Юр-Лорд, я хочу последовать велению сердца. Позволь мне сделать это.

– Кайл... – начал Ковенант и осекся, словно испугавшись того, что собрался сказать, но тут же заговорил снова. Голос его звучал на удивление одиноко. – Кайл, я ведь тоже слышал ту же самую песню. Водяные девы опасны. Будь очень осторожен.

Кайл не стал благодарить Неверящего. Он не улыбнулся, не кивнул, ничего не сказал, но на какой-то миг его устремленный на Ковенанта взгляд сделался ясным, светлым, словно победная песнь.

Затем он повернулся, вышел на солнечный свет и пропал из виду. Ковенант смотрел ему вслед, словно испытывая неудержимое желание остановить харучая. Но не сделал этого.

И никто из харучаев не попытался оспорить решение Кайла. По залу пронесся подобный долгому вздоху шорох, и напряжение спало. Сандер выглядел ошеломленным, к глазам Холлиан подступили слезы. Линден хотелось высказать Ковенанту благодарность, которой пренебрег харучай, но в том не было нужды. Она видела – сейчас он понимал все. За его печалью сквозила усмешка, наводившая на мысль, что окажись она, Линден, Танцующей-На-Волнах, он сделал бы такой же выбор.

Первая прочистила горло.

– Друг Земли, воистину мне не дано постичь всю глубину твоих помыслов. На твоем месте я ни за что не отказалась бы от сопровождения харучаев. Однако мне не пристало подвергать сомнению твое решение. Я Великанша, а Великанам по сердцу всякое проявление доблести. А сейчас скажи, где находится эта Гора Грома и Кирил Френдор, с тем, чтобы Сотканный-Из-Тумана доставил эти сведения на восток, в Прибрежье. Да не затягивай, ибо, если Сотканный-Из-Тумана отправится в дорогу немедленно, часть пути он сможет преодолеть вместе с Кайлом. Им по дороге, и думаю, они пригодятся друг другу.

– Прекрасная мысль. – Ковенант кивнул и кратко, но точно описал местоположение Горы Грома, высившейся над Землепровалом в том месте, где протекала сквозь пещерятники питавшая впоследствии Сарангрейвскую Зыбь и Великую Топь река Соулсиз. – К сожалению, – сказал он, – я не могу объяснить, как найти Кирил Френдор. Это где-то в самом сердце горы. Я побывал там только единожды и запомнил одно: чертовы катакомбы хуже всякого лабиринта.

– Думаю, сказанного вполне достаточно, – промолвила Первая и обратилась к Сотканному-Из-Тумана: – Все слышал? Если этого можно достичь силою мастерства и мужества, якорь-мастер Севинхэнд приведет «Звездную Гемму» в Прибрежье, в город Печали. Там ты должен встретиться с ним. Если мы потерпим поражение, ответственность за дальнейшее падет на тебя. А нет... – менее мрачно заключила она, – ты подготовишь все к нашему возвращению. Надеюсь, ты доволен?

Приглядевшись к Сотканному-Из-Тумана, Линден поняла, что он действительно испытывал нечто похожее на удовлетворение. Великан, желавший служить ей и считавший, что подвел ее, был измотан, руку его сковывала шина, на лице и теле не оставалось живого места от синяков и кровоподтеков – но в какой-то мере он воспрял духом. Едва ли стоило надеяться, что ему когда-либо удастся полностью избавиться от сомнений, но, во всяком случае, он обрел способность примириться с собой.

Линден поспешила к нему – ей не терпелось поблагодарить его и увидеть его улыбку. Он высился над ней как гора, но к этому Линден уже привыкла. Крепко ухватившись за огромную ладонь, она подняла глаза и сказала:

– Теперь капитаном дромонда станет Севинхэнд, а якорь-мастером – Яростный Шторм... – Ей потребовалось усилие, чтобы заставить себя напомнить о кончине Хоннинскрю. – «Звездной Гемме» потребуется новый боцман. А боцману необходимо кое-что смыслить во врачевании. На мой взгляд, никто не справится с этой работой лучше тебя, так им и передай.

Неожиданно Великан склонился над Линден и обхватил ее здоровой рукой. Сумятица его чувств испугала Линден – ей даже показалось, что он вот-вот заплачет. Но уже в следующий миг на лице Сотканного-Из-Тумана появилась улыбка – истинная улыбка Великана.

– Сотканный-Из-Тумана, не мешкай, – добродушно проворчала Первая, – а не то харучай Кайл окончательно обгонит тебя.

В ответ Сотканный-Из-Тумана разразился смехом.

Обгонит Великана – да никогда в жизни!

Помахав Красавчику и поклонившись Ковенанту и Линден, он забросил за спину торбу с припасами и так резво поспешил к тоннелю под сторожевой башней, словно готов был бегом бежать до самого Землепровала, только бы не позволить Кайлу превзойти его.

Теперь уже спутников ничто не удерживало в Ревелстоуне. Первая и Красавчик взвалили на плечи свою поклажу, Холлиан и Сандер подхватили подготовленные узлы. Некоторое время Ковенант озирался по сторонам, словно боялся покинуть предвратный зал, неожиданно устрашась мысли о том, что ждет его впереди. Но почти мгновенно решимость его восстановилась. Коротко простившись с харучаями и смущенно приняв их поклоны, он зашагал к разбитым воротам. Линден пристроилась рядом, Вейн и Финдейл – как всегда, сзади. Отряд выступил в путь. Отчаянно стиснув зубы, Линден вышла наружу, подставив обнаженные нервы солнцу пустыни.