"Дороги Мертвых" - читать интересную книгу автора (Браст Стивен)

Восьмая Глава Как начало своё существование «Общество Свиной Кочерги» и как прошло её последнее собрание

Был День Фермера середины зимы 246-ого года Междуцарствия, когда Общество Свиной Кочерги собралось в последний раз. Число членов Общества уже уменьшилось, причем разными способами: во первых, когда Стагвуд, Тсалмот, ушел бродить по дорогам, уступая своему желанию стать бардом; во вторых когда Флют, из Дома Ястреба, поссорился с некоторыми другими членами и оборвал всякие связи с Обществом; и самым последним был исход Майланд, из Дома Лиорна, которая вышла замуж и уехала жить вместе со своим мужем в центр по добыче железа, Лоттстаун, который находится далеко на Востоке. После этих дезертирств, более или менее оправданных, их осталось только четверо.

Всем членам Общества было от ста до трехсот лет – иными словами они все были в возрасте, когда перед глазами маячит зрелость и требует покончить с детсткими забавами, но, тем не менее, энтузиазм юности еще не утрачен. Если бы Империя еще существовала, они, без всякого сомнения, давно бы уже рассеялись в разные стороны и выбрали бы свой путь в жизни, подходящий их склонностям и устремлениям, или, по меньшей мере, жили бы в своем собственном поместье; но одним из феноменов Междуцарствования, помимо всего прочего, было то, что члены одной семьи старались держаться вместе, как бы давая друг другу дополнительную защиту против дикого мира, бушевавшего за пределами фамильного замка. Хотя имена всех четырех, безусловно, почти ничего не значат для нашего читателя, наш долг, долг историка, требует, чтобы мы ввели их в наш рассказ именно сейчас в надежде, что, в последствии, они будут значить больше, и пробудят в сердце и уме читателя чувства любви или презрения по мере развертывания нашей истории. Вот они: Льючин, Шант, Пиро и Зивра.

Льючин, единственная дочь Маркизы из Дома Иссола, сто девяносто или двести лет отроду, высокая, темноволосая, на вид слабая и даже болезненная; она выделялась изысканной речью и еще более изысканными манерами, которые всегда отличают тех, кто принадлежал ее дому. Она жила вместе с Шантом, которому было почти столько же лет, сколько и ей.

Шант был старшим сыном некоего Дзурлорда; хотя он и Льючин не могли пожениться, так как принадлежали разным Домам, тем не менее они жили вместе, как муж и жена, как это делали многие в тот период морального и материального разложения, который называется Междуцарствием. Для Дзурлорда Шант был сравнительно невысок и коренаст, и выделялся зелеными глазами и вьющимися волосами, которые у него всегда были всклокочены и открывали его благородный профиль.

Третьим членом была Зивра, которая была сплошной загадкой. На первый взгляд она была Драконом, так как она одевалась как леди-дракон, и ее опекуны были настоящими Драконлордами. У нее были белые волосы, чрезвычайная редкость в этом Доме, и гладкая кожа; но, самое главное, она постоянно демонстрировала холодный, ровный характер и спокойствие, что заставляло думать о Лиорне. По форме ее ушей и носа легко можно было заключить, что ее предками были Драконы, и, тем не менее, опять чертам ее лица не хватало резкости, которую невольно ожидаешь от Дракона; вместо этого ее лицо имело форму, напоминавшую сердечко, губы были излишне тонкими, нос мал, а ее блестящие живые глаза далеко отстояли друг от друга. Современный наблюдатель мог бы заподозрить, что она была полукровкой, тем не менее было в ней не поддающееся объяснению достоинство, которое отрицало любое подобное предположение. Она говорила мягко, негромко и спокойно, но никогда не колебалась в оценке людей или событий, и, более того, всегда глядела вперед, как если бы кто-то издалека – или из будущего – разговаривал с ней. Она была самой старшей из всей компании, где-то между двухсот сорока и двухсот пятидесятью годами, и если она все еще жила с опекунами, а не завела собственного имения, то только потому, что ее опекуны – не имея собственных детей – сделали ее наследницей и, будучи очень старыми, постоянно просили ее помощи в домашних и хозяйственных делах.

Оставшийся член Общества, Пиро, был Виконтом Адриланки, и, более того, тем по кому названа эта история. Его матерью была Даро, Графиня Уайткрест, его отцом был Кааврен, который был Капитаном Гвардии Феникса в то время, когда последний Император был убит и город Драгейра превратился в море аморфии; и которого, мы надеемся, читатель не забыл, так как он сыграл немалую роль в наших более ранних рассказах. Поэтому Пиро, конечно, принадлежал Дому Тиаса, что он постоянно подчеркивал, нося голубые и белые цвета; он легко улыбался, имел веселые умные глаза, стройную фигуру и длинные нервные руки. В это время ему было не больше ста лет, и он был самым молодым членом Общества.

Кратко обрисовав эти персонажи, мы, с разрешения читателя, кратко опишем историю самого Общества, прежде чем перейдем к событиям его последнего заседания. Оно было основано где-то сорок или сорок пять лет назад, когда некоторые из его основателей были еще почти детьми. Его члены, как и нескольких других, дружили долгие годы; на самом деле совершенно естественно, что группа детей одного социального уровня, живущих рядом друг с другом, оказывается связанной узами взаимной симпатии. Они часто составляли команды для игры и удовольствий, бегали или скакали по лугам и полям, охотились в джунглях за пределами Адриланки, вместе ловили рыбу или просто сидели и разговаривали, как это делают дети, а позже, как молодые взрослые.

Как-то раз, гуляя по Щедрому Лесу около развалин Павильона Барлена на западной стороне города, они потревожили дикого кабана, который запаниковал и бросился на них, сопя и фыркая. Так получилось, что у Шанта с собой был меч, который он недавно приобрел – весьма плохо сделанный меч, будьте уверены, тем не менее у него было острие, и раньше, чем он сообразил что происходит, он вытащил его и встал между кабаном и друзьями. Кабан, оказавшийся на удивление умным, затормозил перед этим чудовищным препятствием, и пока он стоял, ворча и фыркая, Шант сделал мгновенный выпад, слегка оцарапав кожу кабана, а эта царапина, в свою очередь, заставила животное стремительно убежать обратно в лес.

Когда опасность миновала друзья, избавившись от напряжения и страха, разразились бурей смеха – что случается достаточно часто – особенно если страх, как в этом случае, оказался беспочвенным. Шант был объявлен героем, на что он, между приступами дикого смеха, ответил, подняв меч вверх и заявив, «Я стал рыцарем Свиной Кочерги». Друзья немедленно поклялись в вечной лояльности Обществу Свиной Кочерги, имени, которое заняло такое большое место в их жизни в последующие годы. Мы, кстати, не знаем, кто из членов Общества был в этот момент на поляне, так как эта история часто рассказывалась как теми, кто никак не мог быть там, так и теми, кто наверняка был, а также теми, кто видел ее в своем воображении, так что все постепенно забыли, кто на самом деле находился там – проишествие стало общим достоянием всего Общества.

Один за другим члены уходили, из-за изменившися интересов, браков или переездов. Шант прибрел новый меч, получше, а Свиную Кочергу повесил на цепях на стене гостиной своего дома в Адриланке, в котором он впоследствии жил вместе с Льючин. Так что именно здесь, в маленькой но уютной гостиной фамильного дома Шанта в Адриланке, Общество в последний раз встретилось со Свиной Кочергой – за которую, соглано обычаю, они торжественно провозглашали первый тост – и которая висела на стене над ними.

После поднятия тоста все уселись и начался общий разговор, как это чаще всего и происходило раньше. – Ну, – сказал Шант, – может ли кто-нибудь из вас сообщить что-нибудь такое, что касается всего Общества? То есть случилось ли с кем-нибудь из членов Общества что-нибудь интересное с тех пор, как мы собирались в последний раз? Я, со своей стороны, могу сказать, что прошлая неделя была достаточно приятной, но не случилось ничего такого, о чем стоило бы рассказать. – На самом деле очень и очень редко с кем-нибудь из них что-то «случалось», тем не менее любое, самое маленькое событие служило эффективной затравкой к началу разговора, который являлся хлебом и мясом встреч Общества.

В этом случае Зивра задвигалась на своем стуле, как если бы хотела что-то сказать, но промолчала. Льючин заметила ее движение, но решила, что, если Зивра препочитает подождать и не высказывать сразу свои новости, то она, Льючин, должна уважать ее выбор. Пиро, со своей стороны, сказал, – Я не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение, но могу сообщить Обществу, что прибыл гонец и привел все наше поместье в волнение.

– Как, в волнение? – спросила Льючин.

– Да, именно, в волнение, хотя и не слишком сильное.

– А что такое в точности, – поинтересовался Шант, – не слишком сильное волнение? Как вы знаете, я всегда хочу знать точное значение всех вещей.

– Я опишу вам его самым лучщим способом, каким только смогу, – ответил Пиро.

– С нетерпением жду вашего описания, – сказал Шант.

– Вот оно: Гонец прибыл четыре дня назад, то есть через день после нашей последней встречи.

– Ну и? – спросила Льючин. – Откуда он прибыл?

– Этого я не могу сказать, только-

– Да?

– Он был Теклой, и носил ливрею Дома Дракона.

– Я этом нет ничего особенного, – заметил Шант. – Драконлорды часто посылают своих крестьян с разными поручениями, и, совершенно естественно, что в таких случаях те надевают ливрею драконов.

– О, согласен, ничего особенного в этом нет. Вот только-

– Ну?

– Его послание.

– О чем оно?

– Уверяю вас, что знаю об этом меньше всего на свете.

– Как, – удивилась Зивра, – вы не знаете?

– Ничего, клянусь честью.

– И? – сказал Шант.

– Вот все, что я знаю: Какое-то время гонец говорил с Графом, моим отцом, и с Графиней, моей матерью, а потом уехал, и после этого-

– Ну же, – сказал Шант, – После того, как он уехал?

– В поведении Графа и Графини появились безошибочные признаки волнения.

– И все-таки, – сказала Льючин, – они не сообщили о причинах своего волнения?

– Точно. Более того, они не только ничего не сказали, но и вообще сделали попытку скрыть его.

– Клянусь лошадью! – сказал Шант. – Вот это уже загадка.

– И мне так показалось, дорогой друг, – сказал Пиро.

– Но, – заговорила Зивра, – вы нашли какое-нибудь объяснение?

– Нет, я не сумел догадаться, – ответил Пиро. – Только-

– Да? – сказала Льючин.

– Я собираюсь попытаться найти его.

– То есть вы еще не сделали этого?

– Я пытался, но не преуспел.

– Ну, – сказала Зивра про себя, – похоже эти дни переполнены загадками.

– Я, – сказал Пиро, – непременно сообщу Обшеству, когда узнаю хоть что-нибудь.

– И вы будете совершенно правы, когда сделаете это, – сказал Шант.

– Возможно речь идет об угрозе вторжения Островитян, а может быть пришла новость, что бродячие банды людей с Востока забрались слишком далеко. Но, возможно, это новости о местных бандитах или даже об еще одной эпидемии Чумы.

– Поговорим о Чуме, – предложил Шант.

– Я бы не хотела, – с гримасой на лице сказал Зивра.

– Отказываясь говорить о ней, – резко сказал Шант, – мы не заставим ее исчезнуть, точно так же, как отказ говорить о морских мародерах и восточных разбойниках никак не помешает их появлению.

– И поэтому? – сказала Зивра.

– Поэтому я предлагаю поговорить о чуме.

– Хорошо, – сказал Пиро, – тогда давайте поговорим об этом, тоже.

– Я слышал о замечательном профилактическом средстве.

– А, так оно у вас есть? – спросил Пиро, садясь на свое место и принимая вид человека, готового выслушать что-то интересное или смешное, но еще не уверенного, что это будет.

– Да, действительно, – сказал Шант. – И я разделю его с вами, если вам понравится.

– Ну, расскажите о нем, – сказал Пиро.

– Вот он: Первый симптом Чумы состоит в том, что человек начинает чувствовать себя усталым, разве не так? В результате жертва спит слишком много. Потом следуют красные точки на лице, сухость во рту, нехватка воздуха, жар, бред и потом либо жар прекращается, либо неизбежная смерть.

– Да, это правда, – сказал Пиро. – И?

– Вы согласны с тем, что эти симптомы следуют именно в этом порядке?

– Да, согласен.

– И вот, если бы нам удалось остановить болезнь на ранней стадии, она никогда не перешла бы в самые последние?

– Это в высшей степени логично.

– И мне удалось найти растение, которое, если его жевать, мешает заснуть.

– И вы верите-

– Да, но мы согласились, что если мы предотвратим первые симптомы –

– Тогда бедняга будет бодрствовать до тех пор, пока недостаток сна не сделает его полным идиотом.

– Ну, и что с того?

– Лично я, – заявил Пиро, – скорее предпочту умереть, чем лишиться рассудка.

– Па! Мозговую лихорадку можно вылечить. Смерть нет.

– Вы же не имеете в виду, что предпочитаете безумие смерти.

– Вы же не имеете в виду, что предпочитаете смерть безумию.

– Абсурд!

– Невозможно!

– Они, – спокойно заметила Зивра Льючин, – начали все с начала.

– Я думаю также как вы, – согласилась Зивра. – И очень быстро.

– Не должны ли мы что-нибудь сделать?

– Да, возможно должны.

– И у вас есть идея?

– Да, есть.

– И она?

– Я считаю, – сказала Льючин, – что мы должны налить еще вина в наши стаканы, так как ваш пуст, и мой не лучше.

– Восхитительная идея, – сказала Зивра и налила. Тем временем Шант и Пиро орали уже изо всех сил и начали стучать по столу, чтобы подчеркнуть некоторые места своей дискуссии. Через несколько минут Зивра и Льючин, обменявшись взглядами, решили, что разговор можно остановить без риска потерять для мира какие-нибудь новые важные знания.

– Джентельмены, – сказала Зивра негромким голосом, который, однако, каким-то образом заглушил голоса спорщиков. – Я прошу вас на мгновение остановиться.

Они остановились, взглянули на Льючин и на Цивру, потом друг на друга, после чего на их лицах появилось сконфуженное выражение. – Да? – сказал Пиро.

– Я должна кое-что сказать вам, – объявила Зивра. Как всегда, она произнесла эти слова без всякого выражения; на самом деле она обычно говорила тем же тоном, в котором только что высказалась, и то, что кофе обжарено, измолото, созрело и можно заваривать (так как она действительно была таким знатоком в этом искусстве, каких очень редко можно было встретить после Катастрофы), тем не менее каким-то не поддающимся объяснению образом все сразу поняли, что Зивра собирается сказать что-то исключительно важное; поэтому никто ничего не сказал, но все все ждали от нее продолжения, которое и последовало в ее обычной изящной манере – Мои опекуны сообщили мне, что я обязана на какое-то время уехать по очень важному делу.

– Как, уехать? – поразился Пиро.

– В точности, – ответила Зивра.

– То есть вы имеете в иду уехать из Адриланки? – сказал Шант.

– Да, именно.

– И по какому делу?

– По неизвестому делу в неизвестном направлении.

– То есть вы не знаете, куда и зачем едете?

– Вы совершенно верно поняли меня.

– Но, – заметил Пиро, – ваши опекуны должны были, по меньшей мере, сообщить вам причину.

– Нет, ни в малейшей степени, уверяю вас.

– Но когда вы уезжаете? – спросил Шант.

– Завтра, – сказала Зивра.

– Завтра!

– Рано утром.

– Клянусь лошадью! – воскликнул Пиро. – Так быстро?

– Точно, – сказала Зивра.

– Но, тогда, хоть что-нибудь да случилось, – сказал Шант. – Когда кому-то говорят, что нужно собираться и уезжать, причем дают только день на подготовку, это безусловно означает, что что-то случилось.

– Не исключено, – сказала Зивра. – И тем не менее я уверяю вас, что ничего не знаю и об этом.

– И вы вернетесь?

– А.

– Ну?

– И об этом я тоже ничего не знаю.

– Но, – сказал Пиро, – разве вы не спросили их?

– Как, допрашивать моих опекунов?

– Ну да.

– Нет, никогда. Они объявили это мне, а я-

– Да, и вы?

– Я подчинилась. У меня создалось впечатление, что речь идет об очень важном и срочном деле, и, более того о деле, в котором необходимо соблюдать строгую секретность, так как иначе, я точно знаю, они ответили бы на все мои вопросы еще до того, как я бы их задала.

– В результате, – сказал Шант, – вы не спросили их?

– Точно.

– Вы должны писать нам, – сказал Пиро.

– И часто, – добавил Шант.

– Обязательно, – согласилась Зивра.

– Как жаль, – заметил Пиро, – что Орб пропал, так как при помощи магии мы могли бы обмениваться мыслями напрямик, из сознания в сознание, как делали люди в былые времена.

– Для этого не требуется никакой магии, – сказал Шант. – И сейчас есть такие, которые могут сообщаться таким способом.

– Да ну? – насмешливо сказал Пиро. – Хорошо, давайте сделайте это.

– Я не изучал это искусство, – ответил Шант, – но разве не является доказательством-

– Джентльмены, – прервала его Льючин, – прошу вас, не начинайте снова.

– Я должна признаться, – сказала Зивра, – что сейчас я не восприниму как естественно-научных, так и магических философских рассуждений.

– Хорошо, – сказала Льючин. – Я запишу их и пошлю вам вместе с моими письмами.

– А! Я предвижу с каким удовольствием буду читать их.

Льючин нахмурилась и пожевала губы, внимательно глядя на свою подругу, а потом сказала, – Но ведь это еще не все, не правда ли?

– Как, есть еще что-то?

– Вы знаете или подозреваете кое-что, о чем еще не рассказали нам.

– А, – сказала Зивра и улыбнулась. – Я должна была знать, что не сумею ничего утаить от вас.

– И что это?

– Ну, я подозреваю-

– Так и есть, – сказал Шант. – Вы опасаетесь.

– Ну хорошо, я опасаюсь. Мне сказали, что там я должна с кем-то встретиться.

– Как, с кем-то встретиться?

– Точно.

– Тогда вы опасаетесь-

– Что я выйду замуж.

– Но ваши опекуны вам это не сказали! – взволнованно сказала Льючин.

– Увы, – сказала Цивара. – Поэтому я и не знаю. Они не захотели ничего объяснить мне, сказав только, что я должна ехать, должна повстречаться с кем-то, и все объяснится.

– Признаюсь откровенно, – сказал Пиро, – это звучит, да, но мне не нравится как оно звучит.

– И не мне, – сказал Шант.

– И не мне, – сказала Льючин.

– Тайна, – добавил Пиро. – Это совершенно ясно.

– Если это тайна, – возразил Шант, – тогда ничего не ясно.

– Я имею в виду-

– Да, но что мы можем сделать? – быстро сказала Зивра

– Мы можем сами отвезти ее! – предложил Пиро.

– Как, отвезти меня?

– В точности, – сказал Шант.

– Куда?

– Ну, – сказал Пиро, – в, это, в-

– В любое место, – сказал Шант. – Например в джунгли.

– Мне это не кажется разумным, – сказала Льючин. – Заметьте-

– Что? – хором спросили Шант и Пиро.

– Что мы не знаем, будет ли на самом деле свадьба, мы только подозреваем.

– Возможно вы правы, – сказал Шант. – Тем не менее скорее всего это связано с чем-то неприятным, иначе они бы сказали ей, что это все значит. Ну, Пиро, а вы как думаете?

– Я полностью согласен с Шантом.

– А я, – сказала Зивра, которая, казалось, не знает что ей делать: смеяться или плакать, – очень опасаюсь, что должна присоединиться к мнению Льючин. Мы не можем действовать, основываясь только на подозрениях. Помимо всего прочего, если это замужество, возможно это мне понравится.

– Вы так думаете? – с сомнением в голосе спросил Пиро.

– Да, но-

– Все это не имеет значения, – твердо сказал Льючин. – Мы не будет отвозить ее.

– И тем не менее-, – начал Шант.

– Так как, – продолжала Льючин, – наш друг напишет нам, и вскоре мы будем знать, а тогда-

– Ну, – сказал Пиро, – и тогда?

– Тогда мы сделаем то, что должны сделать.

Она сказала это холодно и без всякого выражения. Остальные поглядели друг на друга и торжественно кивнули.

На остальные события этого дня была, как казалось, накинута вуаль и всех охватило необъяснимое чувство того, что что-то закончилось. Никто не говорил, что Общество, фактически, распущено; тем не менее все, каждый по своему, чувствовали это. Они пили, но немного, как если бы не хотели, чтобы вино замутило воспоминания об этом дне, и они говорили, даже Пиро и Шант, негромко и спокойно, впоминали прошлые приключения, делились планами, надеждами и мечтами на будущее, до тех пор, пока не настала ночь.

В какой-то момент Пиро, как если бы говоря самому себе, хотя его слова были обращены к Зивре, сказал, – Не думаете ли вы, что сможете наконец узнать хоть что-то о вашем происхождении? – Потом, сообразив, что высказал вслух свои мысли, замолчал и держался очень тихо, с извинением на губах за то, что коснулся предмета о котором они никогда не говорили.

Тем не менее Зивра только кивнула, как если бы ей задали самый естественный вопрос в мире, и сказала, – Мне самой это тоже пришло в голову. Возможно да, но возможно и нет.

За многие годы они ни разу не касались этой темы, и теперь, когда она возникла, никто не знал, что сказать, пока Льючин не спросила, – Вам тяжело жить, не зная своего происхождения?

Зивра нахмурилась и сказала, – Вы хотите знать, не мешает ли это мне?

– Да, – сказала Льючин, – если вас не затруднит сказать мне.

– Хорошо, я отвечу на ваш вопрос.

– И?

– Нет, по какой-то причине не мешает. Более того, мне всегда казалось, что есть-

– Да? – сказал Шант, – что есть?

– Что есть причина, из-за которой имена моих родителей, обстоятельства рождения – и даже Дом – скрывают от меня. Я всегда знала, или мне кажется, что знала, что я все узнаю в нужное время.

– О, – сказал Пиро, – быть может оно настало, это нужное время?

– Возможно.

– И, – добавила Льючин, – вы никогда не спрашивали ваших опекунов?

– Никогда, – ответила она.

– Но, – вмешался Шант, – вы расскажите нам, когда узнаете? Вы же знаете, что нам интересно все, происходящее с членами Общества.

– Да, я прекрасно понимаю это, и клянусь, что расскажу вам все, что смогу.

– Это все, что мы могли спросить, – сказала Льючин, бросая на Шанта взгляд, чтобы быть уверенной в том, что он понял, кому адресованы ее слова.

После чего разговор перешел на другие темы, и продолжался до тех пор, пока Зивра не заявила, что она должна идти, так как весь следующий день она будет занята подготовкой к отъезду, который назначен на самое раннее время, да и к тому же уже очень поздно.

Читателю, который только что познакомился с этими четыремя персонажами, вряд ли будет интересно услышать о словах и слезах, которые лились градом, когда Льючин и Шант прошались с Зиврой и Пиро, так что позвольте нам все это пропустить, упомянув только то, что не было недостатка во взаимных уверениях в любви и обещаниях писать письма, очень часто, и нанести визит, как только будет возможно.

Пиро и Зивра прошли вместе какое-то расстояние, и даже усевшись на своих лошадей они какое-то время ехали рядом.

– Как вы думаете, – сказал Пиро, – мы еще когда-нибудь встретимся?

– Что до этого, – сказала Зивра, – я не могу сказать. Но по меньшей мере вы в состоянии видеть Льючин и Шанта в любой момент, как только захотите.

– Это правда. Вы знаете, я завидую им.

– Потому что они нашли друг друга?

– Да, в точности.

– Им повезло, – сказала Зивра. – До Катастрофы они никогда не осмелились бы открыто жить вместе, Иссола вместе с Дзуром.

– Ну, – сказал Пиро, пожимая плечами, – по меньшей мере Катастрофа принесла хоть что-то хорошее.

– Вы так думаете?

– Как, вы не одобряете?

– Льючин и Шанта? Конечно одобряю, они мои друзья. Мне будет очень не хватать их. И вас, конечно.

– Начинается новый этап наших жизней. Вашей, и моей, тоже.

– Вы правы. И я согласна, вот только-

– Да?

– Это будет жизнь без друзей, котроых я люблю, и это тяжело.

– Да. Но вот мост, здесь мы должны расстаться.

– Я верю-

– Да?

– Я верю, что мы еще увидемся, Пиро.

– Это мое самое заветное желание, Зивра.

Мы обязаны сказать, что, расставшись с Пиро, Зивра отправилась в такое место, в котором читатель никак не ожидает увидеть ее, встретилась с совершенно замечательной личностью и между ними состоялся крайне интересный разговор. Уверяем читателя, что мы не замедлим сообщить ему все подробности о месте, о личности и о разговоре, когда для этого наступит подходящий момент. Тем не менее мы считаем, что сейчас мы не должны напрасно тратить времени и последуем за главным героем нашей истории, Виконтом Адриланки. Он направил свою лошадь по улицам забыв, как всегда, об опасности ездить одному по городу ночью, и тем не менее без всяких проишествий вернулся к высоким скалам над морем, которые назывались Уайткрест(Белые Гребни), и которые дали имя его дому и вообще всей области, в которой была расположена Адриланка. Потом он оставил своего жеребца на попечение ночного грума и уже собирался войти в дом, когда в скудном свете, лившемся из окон поместья заметил силуэт человека, неподвижно стоявшего около входа для слуг.