"Сезон ведьмовства" - читать интересную книгу автора (Мостерт Наташа)

ГЛАВА 9

«Искусство — если не хлеб, то вино жизни». Иоганн Пауль Рихтер, 1763–1825, — гласила надпись курсивом высоко на стене. Под ней той же краской было выведено: «Искусство — это не девушка, с которой вступаешь в брак, а скорее женщина, которую насилуешь». Эдгар Дега, 1834–1917.

Не совсем политкорректно, подумал Габриель, хотя, с другой стороны, во времена Дега человеческие чувства были менее уязвимы. Его взгляд скользнул по посетителям клуба: эти вряд ли станут обижаться по пустякам. Публика состояла исключительно из мужчин, все они имели вид добродушных, помятых жизнью гуляк. Полупустые винные бутылки (на каждой имелся ярлычок с фамилией владельца) соседствовали с мольбертами; столы были завалены большими листами бумаги, карандашами, кистями, ветошью и коробками, набитыми толстыми брусочками мела. Габриелю уже объяснили, что как член общества он имеет право не только приносить собственную выпивку, но и оставлять ее в клубе до следующего раза — отсюда и ярлычки с фамилиями. Резкий запах скипидара определенно забивал все другие ароматы, мешая насладиться тонкими винными букетами; впрочем, у Габриеля сложилось впечатление, что присутствующие от этого отнюдь не страдают, а многие из них вполне способны «уговорить» целую бутылку, а то и две за один визит. Он посмотрел на часы. Еще только одиннадцать утра, но почти все бутылки уже откупорены.

К нему подошел тщедушный мужчина с клочковатой бородой:

— Поэзия или натура?

— Простите, что?

Габриелю на мгновение показалось, что ему предлагают вступить в философскую дискуссию.

Мужчина помахал планшетом, который держал в руке:

— Вы записаны на двухчасовой семинар по творчеству Чосера или на час натуры?

Знать бы еще, куда он записан. Поколебавшись, Габриель произнес:

— На час натуры.

Не мог же Исидор заставить его сто двадцать минут сохнуть, слушая «Кентерберийские рассказы». Черт, только не это. Хотя Исидор, пожалуй, способен подстроить что угодно.

— Как вас зовут?

— Габриель Блэкстоун.

Человечек пробежал глазами короткий список, водя по нему испачканным зеленой краской пальцем.

— Блэкстоун. Вам туда. — Он большим пальцем указал назад. — Ваш мольберт — номер три. Располагайтесь. Через пять минут начинаем.

Это еще хуже Чосера. Ни левое, ни правое полушарие мозга Габриеля не содержало извилин, отвечающих за способности к рисованию. За свою выходку Исидор будет гореть в аду. На ватных ногах Габриель приблизился к мольберту и заметил небольшую листовку, заткнутую за раму.

«Рай для профессиональных и полупрофессиональных художников, писателей и поэтов, общество "Вино жизни", основанное в 1843 году, пережило две мировые войны, экономическую депрессию и несколько попыток изменить строжайшее правило: "Только для мужчин". Тем не менее дамы допускаются в клуб в первую субботу каждого месяца. Гостевые посещения джентльменов, желающих вступить в общество, организуются за скромную плату».

Только для мужчин. И сегодня не первая суббота месяца. Исидор сказал, что Минналуш Монк должна быть здесь, но если женщин в клуб не пускают, какого черта Габриель сюда приперся?

Дверь в дальнем конце помещения отворилась. Женщина, завернутая в белую простыню, прошла к подиуму в центре комнаты. Босая, волосы разбросаны по плечам — длинные рыжие волосы.

Габриель вытаращил глаза. У него в буквальном смысле отвалилась челюсть. Женщина повернулась спиной к аудитории, сделала неуловимое движение, и простыня упала на пол, оставив ее полностью обнаженной. Широкие плечи, длинная красивая спина и на копчике — изящная татуировка. С чувством неизбежности Габриель узнал рисунок — нечто напоминающее символ женской сексуальности на фоне распустившейся розы. Ну конечно, монада, что же еще.

Натурщица снова обернулась лицом к классу, грациозно опустилась на подиум и устроилась среди груды подушек. Ни тени смущения. Одна нога слегка приподнята, другая согнута под прямым углом. Поза настолько откровенна, что на долю воображения ничего не остается.

Полные груди с темно-алыми ареолами сосков, округлые бедра и руки. Ни грамма лишнего веса, и при этом — мягкость, сочность форм, почти не свойственная современности с ее модой на худобу. Длинные, восхитительно стройные ноги и тонкие щиколотки. Более всего Габриеля поразила ее раскованность: тело полностью расслаблено, на лице написана безмятежность, взгляд, знакомый Габриелю по фотографиям в Монк-хаусе, слегка затуманен, словно она только что очнулась от вдохновенных грез. И за этим рассеянным взором — ум доктора философии.

Однако в ту минуту более всего Габриеля интересовали отнюдь не умственные способности Минналуш Монк. Приготовься к сюрпризу, сказал Исидор. Что ж, сюрприз определенно удался. В горле у Габриеля так пересохло, что он едва мог сглотнуть.

Черт, нельзя просто сидеть и пялиться. Зажав потными пальцами угольный карандаш, он нерешительно провел несколько тонких линий. Как перенести великолепную плоть на равнодушную плоскость бумажного листа, не дающего шанса на ошибку? Как вообще можно отрешиться от роскоши этого тела и сосредоточиться исключительно на технике рисунка? Габриель украдкой огляделся. Остальные, по-видимому, без труда справлялись со своими инстинктами. По крайней мере, плотоядных ухмылок не наблюдалось. Все участники процесса рисовали с увлечением и — Габриель не мог не признать — недюжинным мастерством. За мольбертом слева стоял вылитый Вин Дизель — клетчатая рубашка, бугрящиеся мышцы, выбритый череп. Он держал угольный карандаш очень аккуратно и действовал с завидной уверенностью. Отдельные на первый взгляд штрихи постепенно приобретали выразительную форму. Выразительную и узнаваемую, тогда как набросок Габриеля не намного превосходил категорию «ручки-ножки-огуречик» и представлял собой весьма жалкий экзерсис в жанре примитивизма.

Полтора десятка мужчин разглядывали прекрасную натурщицу, а она едва ли замечала их присутствие. Отрешенный взор Минналуш был устремлен вдаль, но в ее позе не чувствовалось и следа наигранности. Время от времени она плавно моргала, почти как в съемке рапидом, и обводила комнату ленивым взором. Их глаза встретились дважды, и оба раза Габриель испытал странные ощущения. Первый контакт продлился всего секунду, и по позвоночнику Габриеля словно пробежал электрический ток. Во второй раз глаза Минналуш задержались на нем дольше, и шлейф ее взгляда оставался на лице Габриеля и после того, как она отвернулась.

Неожиданно Минналуш встала и накинула на себя простыню. Габриель с удивлением посмотрел на часы. Невероятно — с тех пор, как она появилась в аудитории, прошел уже час. Другие члены клуба с наслаждением потягивались и складывали принадлежности для рисования. Атмосфера сосредоточенной тишины понемногу рассеивалась. Кто-то отпустил негромкую шутку, встреченную одобрительным гоготом.

Согнувшись пополам, Габриель рылся в рюкзаке в поиске ключей от машины и внезапно увидел перед собой пару босых ног с миниатюрными ногтями, выкрашенными в пастельно-розовый цвет. Это их он рассматривал целый час. Надо признать, они очень красивы.

— У меня и вправду такой большой зад?

Габриель выпрямился. На лице Минналуш Монк играла заинтересованная и чуть насмешливая улыбка.

— Кхм.

Он искоса глянул на полотно и свою жалкую мазню. Господи, как стыдно! Хорошо еще, с чувством юмора у Минналуш все в порядке.

— Прошу вас, не обижайтесь, — удрученно проговорил Габриель. — Если рисунок плох, виноват художник, а не модель.

Она опять улыбнулась. У нее были светло-зеленые глаза с маленькими золотистыми искорками, миндалевидные, придающие лицу сходство с очаровательной кошачьей мордочкой.

— Вы очень галантны, — произнесла Минналуш с едва уловимым придыханием. — Возможно, я ошибаюсь, — она изогнула бровь, — но мне показалось, вы… новичок в живописи?

— Думаю, в моем случае энтузиазма гораздо больше, нежели таланта. Позвольте представиться: Габриель Блэкстоун, несостоявшийся художник.

— Гм. — Помедлив, она протянула руку. — Меня зовут Минналуш Монк. — Рукопожатие мягкое, но отнюдь не слабое. — И чем же вы занимаетесь, Габриель Блэкстоун? Я имею в виду, когда не гоняетесь за музой.

Минналуш продолжала улыбаться, но Габриель чувствовал, что интерес собеседницы и к нему, и к разговору постепенно угасает. Она полуобернулась, точно собралась уходить.

Набрав в грудь воздуха, он выпалил:

— Я — вор.

— И конечно, похищаете драгоценности, — поддразнила Минналуш.

Наверняка она решила, что Габриель пытается неуклюже флиртовать.

— О нет. Все гораздо прозаичнее. Я краду информацию.

Впервые за все время она посмотрела на него в упор. Зрачки Минналуш расширились, будто она только сейчас увидела перед собой живого человека.

— Информацию?

— Данные.

— Откуда?

— В основном с компьютеров больших компаний.

Если Минналуш и удивилась, то умело это скрыла. Она пристально посмотрела на Габриеля, в ее голосе зазвенело возбуждение:

— Должно быть, это потрясающе — иметь всю информацию в своем полном распоряжении.

— Пожалуй, — расплылся в улыбке Габриель.

— Вы оставляете данные у себя?

Что она имеет в виду? Габриель замялся.

— Сбываю, как и все воры.

— Ах да, разумеется.

Теперь Минналуш прямо-таки сверлила его взглядом. Он уже начал ощущать дискомфорт.

— А вы? Вам прилично платят — в смысле, за работу модели?

— Едва ли, — расхохоталась Минналуш. — Я здесь лишь подрабатываю, а вообще продаю маски, большей частью африканские, иногда полинезийские.

— Звучит интригующе. Очень хотелось бы заглянуть в ваш магазин.

— Я торгую на дому. — Минналуш по-прежнему буравила его глазами. — Если интересно, предлагаю поехать ко мне. Вдруг что-нибудь придется вам по вкусу?

— Прямо сейчас?

— Не откладывайте на завтра то, что можно сделать сегодня. Я задержусь на пару минут, чтобы одеться. — Она заметила в руке Габриеля ключи. — Вы на машине? Отлично. Я живу неподалеку, но будет лучше, если вы меня подвезете.

Неужели все так легко? Ему даже не верилось. Назвавшись вором, Габриель надеялся разжечь в ней любопытство, а получилось так, будто он произнес некое волшебное слово и двери в дом сестер Монк перед ним отворились. Знать бы еще, что это за слово. Не исключено, Минналуш просто завелась оттого, что Габриель — нарушитель закона. Скучающая богатая дамочка жаждет острых ощущений.

Когда она вышла, на ней было длинное летнее платье в тонкую светлую полоску. В этом наряде Минналуш выглядела моложе и проще. Ее шею украшала тонкая серебряная цепочка с кулоном в виде буквы «М». Габриель остолбенел.

— С вами все в порядке?

Минналуш вопросительно посмотрела на него.

— Да, конечно.

Габриель заставил себя отвести глаза от ее шеи. Если он будет таращиться, то непременно спугнет пташку. Кроме того, не стоит делать скоропалительных выводов. В душе у него все трепетало от возбуждения: цепочка младшей сестры Монк была точь-в-точь как та, что висела на шее незнакомки у бассейна.

Они подошли к «ягуару». Открывая дверцу перед Минналуш, Габриель придвинулся ближе к ней. Если запах ее духов совпадет с ароматом, исходившим от женщины в маске… Однако его ждало разочарование. От Минналуш пахло мылом и шампунем — чистотой и свежестью.

Он захлопнул дверь, уселся в кресло водителя и повернул ключ в замке зажигания.

— Орех? — поинтересовалась Минналуш и погладила указательным пальцем приборную доску.

— Да. Правда, экземпляр не серийный. С машиной мне повезло.

— «Экс-кей 150» — моя любимая модель. У нее самые крепкие кости и крутящий момент что надо.

Габриель на миг оторвал взгляд от дороги и посмотрел на Минналуш.

— Вы разбираетесь в автомобилях?

— Машины мне просто нравятся, а вот моя сестра прямо помешана на них. Она могла бы работать автомехаником. — Она снова похлопала по приборной доске. — Так откуда у вас эта красавица?

— Нашел в Интернете. Обалдел от восторга и купил не глядя. Признаться, она была не в лучшем состоянии, пришлось делать серьезный ремонт, да и обслуживание обходится недешево. Хотя не надо забывать, что старушке стукнуло уже сорок семь лет.

— Мужчина, умеющий ценить красоту зрелой женщины, — в наше время редкость. И вообще, любая стоящая вещь обходится недешево.

— Воистину так, — пошутил Габриель.

И вдруг понял, что подсознательно ведет машину по направлению к особняку Монк, а ведь ему не полагается знать дорогу. Непростительная промашка.

— Куда сейчас? — быстро спросил он. — Я правильно еду?

— Что? А, да-да. Еще пару кварталов, затем направо. Угловой дом.

Прямо перед особняком располагалась временная автостоянка. Пока Минналуш отпирала парадную дверь, Габриель сунул в щель счетчика несколько монет по одному фунту. Шестьдесят минут. Конечно, целый час его визит не продлится, но на всякий случай лучше подстраховаться.

В прихожей он снова почувствовал особенную смесь ароматов, знакомую ему по вчерашнему вечеру. Какое необычное сочетание! Резкий запах щелока, перебиваемый сладким благоуханием роз и мандаринов. Одно несомненно: это дом, в котором живут женщины.

Минналуш подошла к витой лестнице и, задрав голову, позвала:

— Морриган! Ты дома?

Тишина. Подождав несколько секунд, Минналуш обернулась.

— Жаль, что сестры нет дома. Я бы хотела вас познакомить.

Лестно. И… странно. Габриель не страдал излишней скромностью, но все же чувствовал себя сбитым с толку. Эта женщина не только привела его к себе, но еще и желает познакомить со своей семьей. С чего бы вдруг? Вряд ли Минналуш подпала под его сексуальное обаяние. Она глядела на него тем же изучающим взором, что и вначале, словно энтомолог на интересную особь какого-нибудь чешуекрылого, отчего ему было слегка не по себе. Минналуш, напротив, воплощала собой абсолютное спокойствие. Поразительно, однако, ее, по-видимому, нимало не смущало присутствие мужчины, которого она видела впервые в жизни и который тем не менее часом ранее видел ее совершенно обнаженной.

Габриель покрутил головой.

— Красивая лестница.

— Вы правы, — энергично закивала Минналуш, рыжие локоны шелком скользнули по обнаженному плечу. — Мой любимый архитектурный элемент. Обожаю лестницы. Наверное, я не смогла бы обходиться без лестницы в доме. Мне кажется, это непременный домашний атрибут всякого, кто стремится прожить интересную жизнь. Есть столько восхитительных книг о домах с лестницами — «Унесенные ветром», «Война и мир»…

— «Синяя борода».

— Разумеется. Я и забыла, — улыбнулась Минналуш. — Сюда, пожалуйста.

Она указала на дверь в гостиную.

Комната была еще просторнее, чем ему показалось вчера. Компьютеры выключены, вместо скринсейверов с девушкой и пылающим солнцем в ладонях — пустые черные экраны. Габриель вспомнил еще об одной проблеме: дневник и тот, другой файл, защищенный паролем, — «Ключ Прометея». Как до них добраться?

Тарантул сидел на своем месте, в прямоугольном стеклянном аквариуме, — мохнатый и страшный. По крайней мере, при дневном свете он выглядел реальным существом, а не кошмарной тварью из наркотических галлюцинаций.

Поймав взор Габриеля, Минналуш рассмеялась:

— Сдается мне, вы не слишком жалуете пауков!

— Да уж, точно.

— Этот из Южной Америки. Между прочим, совершенно безвредный.

— Зато уродливый.

— У каждого свое представление о красоте.

Она вдруг сняла крышку с коробочки и вытащила паука. Мохнатое тело чудовища заняло почти всю ладонь Минналуш, длинные лапы балансировали на ее вытянутых пальцах.

Габриель невольно отпрянул.

— Зачем вы его держите? В качестве домашнего животного?

— Скажем так, меня восхищает это создание, как, впрочем, и все остальные волшебные вещи.

— Волшебные?

— Вот смотрите: Голиаф передвигается так мягко, что совсем не оставляет следов. Можете себе представить? Живое существо не оставляет следов на своем пути. Моя сестра любит повторять: что же это, как не настоящее волшебство?

Минналуш поднесла к пауку другую руку. Габриель заметил, что у нее бледно-розовые ладони, а линии на них — глубокие и четкие. С такой линией жизни для нее и сто лет — не предел. Немного помедлив, тарантул осторожно перебрался из правой ладони в левую.

— Я вижу. Голиаф вам совсем неинтересен. — Минналуш сунула руку обратно в аквариум и аккуратно опустила паука на круглые камни. — Позвольте, я похвастаюсь своей коллекцией масок. — Она повернулась лицом к Габриелю, легко коснулась его рукава и показала на стену. — Вот, смотрите. Нравится?

Не очень, подумал он. Выглядят зловеще.

— Где вы их берете?

— Кое у кого покупаю, раз в год сама езжу в Африку.

Габриель обвел взором ряды застывших лиц. Загадочные. Многозначительные. Непостижимые.

— Как получилось, что вы увлеклись масками?

— Я интересуюсь проблемами человеческой личности и ее трансформации.

Так, уже ближе. Исидор говорил, что алхимики занимались трансформацией души. И еще тот абзац из книги, которая лежит в спальне. Дословно он не помнит, но речь, кажется, шла о преобразовании в божественного человека или о чем-то столь же бредовом.

— Создание масок у большинства африканских племен связано с олицетворением духов, особенно духов древних предков. В некоторых культурах — возьмем, к примеру, племя менде из Сьерра-Леоне, маска — инструмент, позволяющий выйти на более высокий уровень. Надевающий маску превращается в духа. Таким образом, процесс представляет собой не символизацию, а трансформацию.

— А я всегда считал, что маски больше нужны для сокрытия, утаивания.

— Действительно, утаивание играет важную роль. Под маской вы можете спрятать свое лицо или надеть чужое. — Минналуш как-то странно на него посмотрела. — Вы, как никто другой, должны это понимать.

— В каком смысле?

У Габриеля екнуло сердце.

— Вы обитаете в киберпространстве, где все прячутся за вымышленными именами, и угадать, кто есть кто, — значит выиграть. Истинное имя человека хранится в строжайшей тайне.

— Согласен. — Габриель все еще не мог прийти в себя. Чтобы скрыть замешательство, он указал на маску с раскосыми глазами, широким носом и злобным оскалом острых зубов. — Мне нравится вот эта.

— У вас хороший вкус. Это очень редкая маска племени макиши из Центральной Африки. Подобные маски используются во время ритуала обрезания, после чего, как правило, их сжигают. К счастью, эту уничтожить не успели.

Габриель протянул руку, чтобы коснуться маски, но Минналуш предостерегла его:

— На вашем месте я бы не стала этого делать.

Его рука застыла в воздухе.

— Почему?

— Говорят, что маски макиши обладают настолько мощной магической силой, что непосвященный может заболеть, если до них дотронется.

— Заболеть?

— Нечестивцу грозят телесные хвори либо умопомешательство.

— Мило. — Габриель медленно опустил руку. — И что, вы верите в эти сказки?

— Кто избегает риска, живет спокойно. — Минналуш насмешливо вздернула бровь.

— Кто избегает риска, живет скучно, — парировал Габриель.

— Верно подмечено.

Минналуш снова устремила на него испытующий взгляд зеленых глаз. Как будто оценивает, подумал он.

— Вам скорее подойдет эта. — Она сняла со стены резную маску сердцевидной формы. — Народность квеле, Габон.

Габриель осторожно взял маску.

— Для чего она используется?

— Для борьбы с колдовством.

Он удивленно поднял глаза. Минналуш мягко улыбалась, ее взор оставался непроницаемым. Габриель еще раз взглянул на артефакт: в отличие от устрашающих клыков маски макиши эта была вырезана довольно тонко.

— Что ж, пожалуй, пригодится. Сколько она стоит?

— Для начала поживите с ней немного, посмотрите, придется ли она вам по душе. Я всем своим клиентам рекомендую привыкнуть к маске, убедиться, что ее соседство им не мешает.

— Очень любезно с вашей стороны. Благодарю.

Отлично, теперь у Габриеля есть повод вернуться в дом, снова пообщаться с Минналуш.

— Хотите чаю? — вдруг спросила она. — В это время дня я обычно завариваю напиток из люцерны и листьев гинкго, который выращиваю сама.

Неаппетитного чая из люцерны Габриелю вовсе не хотелось, но он кивнул.

— Спасибо, с удовольствием.

— Пойдемте на кухню.

Ступив за порог кухни, Габриель оцепенел. На одном из стульев восседал его вчерашний мститель — дьявольский котяра. Взаимная враждебность никуда не исчезла. В ту же секунду, как Габриель заметил животное, кот вскочил, хлеща хвостом по бокам, и устремил на него злобный немигающий взгляд.

— Эй, Бруно. — Минналуш наклонилась и взяла кота на руки. — Чего ты разнервничался?

Габриель с тревогой следил за адским созданием. Кот сжался, словно пружина; казалось, он вот-вот вырвется из рук Минналуш и прыгнет на него, выпустив когти.

— Видимо, я ему не понравился.

— Удивительно, — проговорила Минналуш, почесывая кота за ухом. — Обычно Бруно очень дружелюбен. А-а, понятно. — Она улыбнулась. — Вы оба — самцы. Он просто защищает свою территорию.

Здорово. Как раз то, чего ему не хватало, — конкуренции, и с кем? С котом. Бруно, сверкнув глазами, широко раскрыл пасть и закрыл ее, не издав ни звука. Эффект получился весьма странный.

Габриель кашлянул.

— Значит, Бруно. Я всегда считал, что это имя для настоящего мачо — к примеру, портового грузчика, вышибалы или оперного певца.

— Или мученика, — Минналуш присела на корточки и выпустила животное. Кот немедленно выгнул спину, задрал хвост трубой и отскочил назад, вновь разинув пасть в устрашающем безмолвном рыке. — Мы назвали его в честь Джордано Бруно.

Ее тон ясно давал понять, что Габриель обязан знать это имя. Он промычал что-то нечленораздельное. Минналуш насмешливо скривила губы.

— Джордано Бруно — итальянский мудрец и чародей, которого пытали в застенках инквизиции, а потом сожгли на костре.

Прелестно. Как бы получше ответить? Тут хлопнула входная дверь, и Габриель безошибочно узнал звук — стук брошенной на пол сумки.

— Это сестра, — сообщила Минналуш. — Прошу извинить, я на минутку отлучусь.

Оставшись наедине, человек и кот продолжали с подозрением следить друг за другом. Громко тикали старомодные кухонные часы. Из прихожей доносилось приглушенное бормотание. Габриель различил голоса — повыше, с придыханием, принадлежавший Минналуш, и более низкий по тембру голос Морриган. Слов он разобрать не мог, но точно знал — как если бы стоял рядом с сестрами, — что разговор идет о нем.

И вдруг они обе появились в кухне. Остановились в проеме, загородив его, и на короткий миг Габриелю почудилось, будто его окружили и взяли в плен. В следующую секунду Минналуш прошла вперед и с улыбкой произнесла:

— Габриель, познакомьтесь: Морриган, моя старшая сестра.

Первым, на что он обратил внимание, были глаза. Их сразу заметил бы всякий. Разглядывая фотографии вчера вечером, он получил примерное представление, насколько необычен взгляд Морриган Монк, но встреча лицом к лицу создавала впечатление стократ сильнее. Глаза были потрясающие радужка такой пронзительной, небесной синевы, какой Габриель в жизни не видел, и белоснежные белки. От ее взгляда, однако, мороз подирал по коже. Нельзя сказать, что глаза Морриган были лишены выражения, просто глубина и переливчатость цвета делали его непостижимым. Взор Минналуш заставлял вспомнить океан, взор Морриган — бесконечный космос.

После этого внимание Габриеля привлек кулон на ее шее: буква «М» на серебряной цепочке. Черт возьми, а он-то думал, что разгадал ребус. Итак, теперь по-прежнему неизвестно, которую из женщин он видел во время «скачка».

Морриган была одета в шорты, голубую футболку и теннисные туфли. Ноги у нее, отметил Габриель, просто великолепные. Длинные черные волосы, стянутые в конский хвост, блестящей змеей струились по спине Морриган. От нее слегка пахло летним, выжаренным на солнце потом; на лбу, под челкой, и на скулах поблескивали капельки влаги.

— Как прыгнула? — осведомилась Минналуш.

Она поставила чайник на плиту и принялась греметь чашками и блюдцами.

— Замечательно. В субботу собираюсь повторить. — Глянув на Габриеля, Морриган пояснила: — Прыжки на «тарзанке» — мое хобби.

Габриель поежился. Словосочетание «прыжки на "тарзанке"» вызвало у него неприятные ассоциации с каньонами, мостами и глубокими ущельями. Интересно, откуда можно прыгать в Лондоне?

— Мост Челси, — уточнила Морриган, словно прочитав его мысли. — Там стоит отличный кран. Кстати, — она повернула голову к сестре, — сегодня должен прийти слесарь.

— Хорошо, — кивнула Минналуш и поставила перед Габриелем чашку с маслянистой зеленой жидкостью. Бросив на него быстрый взгляд, она объяснила: — Мы хотим поменять замки. Кажется, вчера вечером к нам в дом кто-то залез.

— Грабитель? — Габриель постарался говорить ровным тоном. — Что-нибудь похищено?

— Да нет, и замки не взломаны.

— Вот как?

— Мы обнаружили это кое по каким мелочам. — Морриган придвинула стул к кухонному столу и уселась. — Например, когда мы уходили из дома, мой шарф валялся на полу, а когда вернулись, увидели, что его кто-то поднял. Кроме того, Бруно оказался в комнате, где ему находиться не положено.

— Точно, — подхватила Минналуш. — И еще у нас пошарили в холодильнике. Фу! Мы сразу выбросили всю еду.

Что за чертовщина? Габриель даже не трогал продукты. Ну да, он приоткрыл лоток с жарким из утки и повернул бутылку с шампанским, чтобы разглядеть ярлык. А шарф… Надо же, заметили! В энциклопедии фамилии этих сестричек стоило бы поместить рядом с термином «анально-ретентивный». Зануды.

— Ублюдок прошелся и по нашим спальням, кое-что прихватил. Так, ничего ценного, одну вещицу, дорогую для нас как память.

Значит, они обнаружили пропажу фотографии. По спине Габриеля пробежал холодок.

— Неприятная ситуация. — Он пригубил зеленую жидкость. Чай был отвратительный, но Габриель выиграл пару секунд, чтобы прийти в себя. — Вам следует обратиться в полицию.

— Ерунда, сами разберемся, — улыбнулась Морриган с легким презрением и потянулась, как кошка. — Пойду приму горячий душ. — Она снова потянулась. — Прыжок был великолепный. Риск, как ничто другое, заставляет ощутить полноту жизни, верно?

Габриель неопределенно хмыкнул.

— Судя по всему, вы не разделяете моего мнения.

— Гадать «получится — не получится, взлечу или разобьюсь» — не мой принцип.

— То есть? — нахмурилась Морриган.

— Мысль о том, что рискованный выход за границы своих возможностей заставляет острее чувствовать жизнь, кажется мне глупой. И если честно, немного избитой.

Видимо, он зашел слишком далеко. Глаза Морриган превратились в синий лед.

— Что вы делаете в субботу утром?

— В субботу?

— Да. Не хотите прыгнуть вместе со мной? Испробовать на себе мой принцип «получится — не получится»?

Несколько секунд Габриель недоуменно таращился на Морриган. Он хотел вовлечь ее в шутливую дискуссию и уж никак не рассчитывал, что она бросит ему вызов на дуэль. У него нет ни малейшего желания кувыркаться в воздухе на резинке, привязанной к ноге. Даже Фрэнки согласилась бы с ним, что это далеко выходит за рамки служебного долга.

Сестры Монк внимательно смотрели на него. Под немигающим взглядом двух пар глаз — синих и зеленых — Габриель чувствовал себя насекомым, наколотым на доску в коллекции энтомолога-любителя. Интуиция подсказывала ему, что возможность еще раз прийти в этот дом будет зависеть от его теперешнего ответа. Он набрал в грудь побольше воздуха и произнес:

— Неплохой план.

— Отлично.

Морриган бросила быстрый взгляд на Минналуш, и Габриелю показалось, будто сестры без слов о чем-то договорились.

— Решено. — Морриган встала из-за стола. — Встречаемся на мосту Челси в субботу, в девять утра.

— Хорошо, — кивнул Габриель.

В дверях она обернулась:

— И не волнуйтесь. — Ее синие глаза сверкнули. — Со мной не пропадете.

Чтобы восстановить душевный комфорт, он приготовил на ужин сосиски и картофельное пюре. Вину Габриель предпочел светлое пиво, хоть и не очень любил этот напиток. За едой он рассеянно пролистывал научные работы Минналуш, которые распечатал для него Исидор. Сплошная тарабарщина, думал Габриель и мотал головой, с трудом продираясь сквозь сложный язык описаний и заумные расчеты. Тем не менее, насколько он понял, основная гипотеза была на удивление простой и ненаучной. Память, утверждала Минналуш Монк, — это признак, отличающий человека от его собратьев из животного мира. Возможности человеческого духа неразрывно связаны со способностью индивида к запоминанию. Вместе с тем автор предостерегала:

Неудивительно, что коллеги в пух и прах разнесли теорию Минналуш, усмехнулся Габриель, закрывая папку. Гипотеза, в которой фигурирует концепция духа и души, не говоря уж о божественных искрах, едва ли будет серьезно воспринята в научных кругах. Минналуш Монк посягнула на запретные темы.

Так, хватит. Пускай ее теории не лишены своеобразного очарования, но вряд ли они имеют отношение к Роберту Уиттингтону и его прискорбной кончине. Габриель отложил папку.

Включив посудомоечную машину, он приготовил себе капуччино и перенес чашку на письменный стол, откуда тоже были видны огоньки на другом берегу реки. Пора набросать хоть какие-нибудь заметки, привести в порядок мысли. Габриель уселся на вращающийся стул и открыл ноутбук.

Уиттингтон-младший был превосходным художником. С утра Габриель пытался выяснить, входил ли Роберт в число постоянных членов общества «Вино жизни», однако администрация клуба соблюдала политику строгой конфиденциальности и не предоставляла подобных сведений. Разумеется, Габриеля это не остановило. Без всякого труда он взломал базу данных клуба, и, конечно, его подозрения подтвердились: в течение последних трех лет Робби Уиттингтон был членом общества.

Габриель занес пальцы над клавиатурой и напечатал:

Общество «Вино жизни». Роберт встречается с Минналуш?

Минналуш = математика + философия. Продает маски. Натурщица.

Морриган = защитница окружающей среды.

Ищет дополнительные источники острых ощущений.

Сестры Монк = алхимия.

Потомки Джона Ди, алхимика эпохи королевы Елизаветы и создателя иероглифической монады.

Главная цель исследований Ди: трансформация личности.

Интересы Робби: те же. Нить, связывающая его с сестрами?

Пауза. Габриель почти не сомневался, что во время «скачка» видел одну из сестер Монк. Но которую?

Женщина с кулоном в виде буквы «М». Минналуш или Морриган?

Женщина в маске. Маска = Минналуш?

Что еще? На плече у незнакомки сидел ворон. Та же самая птица летела за ним, когда он путешествовал по дому с множеством дверей. Ясности эта деталь не прибавляла, но на всякий случай Габриель сделал пометку:

Ворон.

Повязка на запястье цеплялась за клавиатуру и мешала печатать. Он охотно бы ее снял, но царапины, оставленные Бруно, сильно воспалились, и вместо легкого зуда — признака постепенного заживления — Габриель испытывал жгучую, саднящую боль. Вспомнив про кота, он нахмурился.

Кот. Назван в честь Джордано Бруно, ученого и мученика, сожженного на костре.

Два файла защищены паролем.

«Ай-би-эм» = Дневник.

«Макинтош» = «Ключ Прометея».

Разработать план доступа к обоим компьютерам.

Габриель откинулся на спинку стула и пробежал глазами написанное. Н-да, не впечатляет. Он ничуть не приблизился к ответу на вопрос, как и почему был убит Роберт Уиттингтон, а главное — кто это сделал.

Убийца = Минналуш или Морриган?

Он задержал палец на клавише с вопросительным знаком, и цепочка вопросов, протянувшихся вслед за первым символом, стала для него своеобразным призывом к действию.

Убийца = Минналуш или Морриган????????

Несколько мгновений Габриель невидящим взором смотрел на экран. В какой-то момент он словно издалека услышал звук автомобильного клаксона, взрыв смеха с набережной под окнами и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд.

Глаза.

Сердце заколотилось, он рывком развернулся на стуле и увидел перед собой выпуклые глазницы маски, которую ему дала Минналуш.

Черт! Габриель провел рукой по лбу. Он ведь сам повесил маску всего пару часов назад. Вообще-то отличная маска и хорошо смотрится рядом с тканой стенной драпировкой племени шува, которую он привез из Кении.

Поколебавшись, Габриель встал и приблизился к стене. В сравнении с другими масками эта выглядела вполне дружелюбно. Ему не нравилась только узкая щель рта, растянутого в подобии недоброй улыбки, отчего казалось, будто маска над ним насмехается. Вот тебе! Он легонько стукнул деревянное лицо костяшками пальцев.

Теперь, когда сердцебиение унялось, он вдруг ощутил усталость. Хватит на сегодня. Завтра, однако, надо будет поговорить с Исидором и спланировать дальнейшие шаги в деле «Питтипэтс». Негоже пренебрегать работой ради игры в Шерлока Холмса.

У двери Габриель остановился и выключил свет. Комната погрузилась во тьму. Во мраке светился лишь прямоугольник дисплея, на белом фоне ярко выделялись черные буквы:

Убийца = Минналуш или Морриган????????

Удача! Кажется, мы нашли нового героя нашей игры. Он — полная противоположность Р. Вынуждена признать, М. права: у Р. не хватило сил, он не оправдал надежд. Одно знаю наверняка: с Г. все будет иначе. На сей раз перед нами не доверчивая, невинная душа, а ироничная, критически мыслящая личность…

Вне всяких сомнений, он горяч и страстен. И даже внешне похож на искателя приключений, современного конкистадора. Вот он стоит на носу гордого парусника с кинжалом в зубах, готовый грабить и жечь!

В данном случае мы имеем дело с явным проявлением нарциссизма, причем налицо не только обычное честолюбие, но также тщеславие разума — глубочайшая самоуверенность, убежденность в своей победе над любым соперником.

Хочется верить, что за этой чересчур привлекательной внешностью не скрывается посредственность.

Тем не менее, по всем признакам, мы не ошиблись с выбором. Он любит рисковать, а по профессии — вор, и не просто вор, а компьютерный взломщик. Как говорит М., о более подходящем кандидате нельзя было и мечтать. Человек, который ежедневно погружается в информационную среду, но при этом знание для него — не более чем обменная валюта.

Мы можем это изменить. М. и я отправим его в путешествие, проведем по пути к звездам.

Готов ли он? Справится ли? Возможно, в субботу узнаем поточнее.