"Подлинная история. Прыжок в столкновение." - читать интересную книгу автора (Дональдсон Стивен)

5

Проснувшись, Энгус набрал полные легкие свежего, очищенного воздуха – и тут же почувствовал, что от него плохо пахнет. Точнее, что он провонял насквозь: слишком много работал, слишком много потел и слишком долго не переодевался. Вообще-то, Энгус Термопайл не отличался избыточной чистоплотностью, но иногда и у него возникало желание принять душ. Как, например, сейчас. Тем паче, что сейчас он испытывал особое чувство, похожее на предвкушение.

Подкрепившись кое-чем из припасов «Повелителя звезд», Энгус проверил приборы наружного наблюдения и, убедившись в отсутствии поблизости каких-либо кораблей, отправился в медицинский отсек взглянуть на Мори.

Действие наркотика кончилось, и она была в сознании. Когда он поднял ее лицевой щиток, женщина с мукой в голосе простонала:

– Чего тебе надо? Что ты собираешься со мной делать?

Он ухмыльнулся, помахал надкушенной галетой и удалился.

Чуть ли не напевая, Энгус вошел в гигиенический отсек и дочиста отмылся. А поскольку отмылся, да еще и надел чистый комбинезон, то по возвращении в медицинский отсек тут же ощутил, что Мори тоже изрядно провоняла. Ее темные глаза были полны боли, страха и, по-прежнему, презрения к нему.

– От тебя воняет, – с довольным видом заявил он.

Мори вздрогнула. По всей видимости, ее желание умереть уже не было столь уж непреложным.

Пристально разглядывая женщину, Энгус – просто любопытствуя, что из этого выйдет, – пробежался пальцами по ее щеке. Она закрыла глаза, как будто силясь подавить рвоту.

– Есть хочешь? – отступив на шаг, с ухмылкой спросил он.

Мори открыла глаза и с тревогой уставилась на него.

– Может, хочешь встать и размяться?

Ответом был все тот же, полный тревоги и страха, взгляд.

– А как насчет помыться?

Это, кажется, ее проняло. Губы болезненно скривились, к глазам подступили слезы.

– Это можно, – хмыкнул Энгус, сложив руки на животе и предвкушая немалое удовольствие. – Только сначала расскажи, что ты с ними сделала.

Ее реакция его удивила. В глазах, за пеленой слез, промелькнуло что-то похожее на гнев, но голос прозвучал сдавленно, едва слышно:

– Эй ты, подонок. Хочешь убить меня, так убей. Но не заставляй меня возвращаться к этой лжи…

Ему захотелось ударить ее еще раз. Очень захотелось, но Энгус сдержал это весьма приятное желание: всему свое время.

Ухмыляясь еще шире, Энгус склонился над ней и прохрипел:

– Тут ты маху не дала, я и точно подонок. Наверняка самый гнусный подонок, какой только мог попасться на твоем пути. И именно по этой причине ты будешь валяться здесь связанной и вонять, пока не скажешь правду. Вы навели на меня свои пушки. Вы собирались разнести меня в клочья, а вместо того взорвались сами. Почему?

Его вопросы и связанные с ними воспоминания причиняли ей боль. Его это радовало. Мори – насколько это было возможно в шлеме – попыталась отвернуться. По ее щекам текли слезы.

Помолчав с минуту и пожевав верхнюю губу, Энгус спросил:

– Как тебя зовут?

Пленница молчала. То ли вздумала продемонстрировать стойкость, то ли решила, что ответ ему уже известен. В конце концов, он должен был заметить нашивку на се комбинезоне.

Грубовато коснувшись ее шеи, Энгус сорвал идентификационную пластинку. Но его интересовало только имя.

– Мори Хайленд. Капитан Дэйвис, долбанный Хайленд был твоим папашей. Верно?

Теперь она рыдала вовсю.

– Я его пристрелил. Но он, можно считать, и без того был покойником, – Термопайл склонился поближе и зачитал ей в ухо: – Его корабль разбился, так что он подох бы и без меня. Я тут ни при чем. Не имею к этому никакого отношения. Это твоя работенка. Что ты с ними сделала?

Мори не отвечала.

И снова ему захотелось ее ударить. И снова, решив, что это всегда успеется, он сдержался. А вместо этого совершил еще один шаг по пути к своей погибели, начав делать нечто, совершенно для него не характерное. Чуть ли не оправдываться.

– Ты ведь знаешь, кто я такой, – промолвил он почти дружелюбным тоном. – Знаешь, чем я рискую, и должна понять, что я не могу взять да и отпустить тебя, не выяснив, в чем дело. Не установив, что мне грозит.

Почти дружелюбно он вернул ей идентификатор, а потом, взяв пальцами за подбородок, повернул ее лицо к себе.

И вновь ее глаза наполнились нескрываемым ужасом. А потом, шепотом, донесшимся словно из дальних, темных глубин пространства, Мори произнесла:

– Я задействовала устройство самоуничтожения. Со вспомогательного мостика.

– Что? – не веря себе, переспросил Энгус, сжав пальцы так, словно хотел выжать из нее правду, и приблизив ее лицо к себе. – Что ты сделала?

– Мы гнались за тобой, – частила она, как в бреду. – Виляли между астероидами. Перегрузки были ужасны. Мне казалось, что мы вот-вот разобьемся. Я находилась на своем посту. На вспомогательном мостике. Думала, еще миг, и страховочные ремни лопнут. Или ремни, или мои кровеносные сосуды. Потом все прекратилось. Я увидела тебя на экранах, но мне было все равно. Ты уничтожил тот лагерь старателей. Я видела, как ты их убивал. Мне было все равно. Так не должно было быть, но так было. Что-то случилось с моей головой. Я плыла, я чувствовала просветление. Что-то вроде видения. Как будто ко мне обращалась сама Вселенная. Я приняла послание, содержавшее истину… – Взгляд Мори оставался застывшим, но тело сотрясали рыдания. – Истину. Я точно знала, что делать. Что я должна сделать. Я не задавалась вопросами, просто взяла и ввела в компьютер коды самоуничтожения. Это должно было вызвать взрыв обоих двигателей. Обратить нас в пыль.

– Но ты не офицер, – недоверчиво возразил Энгус. – Ты почти ребенок. Как ты могла знать коды самоуничтожения?

– Мы все знали коды, – прозвучал ответ. – Каждый из нас мог сделать это. Для того, чтобы «Повелитель звезд» не был захвачен в плен. Ни при каких обстоятельствах. Чтобы никто не смог заполучить такой корабль. Мы были надежной командой. Сплоченной. Составленной почти из одних родственников. На нас можно было положиться. Ненадежных на такие корабли не берут. Но капитан Хайленд засек, что я ввела коды. Попытался остановить процесс… поэтому взрыв оказался не таким сильным. Он закричал… я слышала его крик. Я, его дочь, убила его, его сестру и братьев. Убила своих кузенов. Уничтожила их всех. А потом все исчезло. Не было никакой ясности, никакого видения, никакого послания. Все оказалось ложью. Я погубила свою семью безо всякой причины. Сними с меня этот чертов скафандр! – неожиданно закричала Мори, словно желая хоть на миг вырваться из плена страшных воспоминаний.

Энгус проигнорировал это требование.

– Кончай вопить, – буркнул он. – Дай мне подумать.

Мысли в голову лезли невеселые. По всему выходило, что он собственноручно доставил на борт «Красотки» сумасшедшую, способную стать бомбой замедленного действия. И все же в этом не было смысла.

– Сколько раз вы пересекали гиперпространство? – спросил Энгус.

– Дважды, – отвечала Мори, усмиренная не его раздражением, а собственным отчаянием.

– Дважды… – злобным эхом повторил он. – Конечно, у копов вроде вас должен быть сертификат на право работы в глубоком космосе. Вас наверняка тестируют в Академии, чтобы выявить и отсеять придурков, подверженных гравитационной болезни. Да и гиперпространство вы проскочили всего два раза: ведь это ваша первая экспедиция в глубокий космос. Бессмыслица!…

Но еще не закончив фразу, Энгус уже понял, что это отнюдь не бессмыслица. Гравитационная болезнь могла проявляться в самых причудливых, порой невероятных формах. Ему доводилось слышать о людях, пересекавших гиперпространство единожды или несколько раз, а потом живших обычной, нормальной жизнью долгие годы, пока какой-то толчок не пробуждал симптомы болезни, воздействуя на конкретный, индивидуальный изъян.

Таким толчком мог стать g—стресс, вызываемый перегрузками.

– Сколько раз, – он снова взял ее за подбородок, вынуждая смотреть прямо ему в глаза, – ты испытывала перегрузки от сильного ускорения после первого скачка через гиперпространство?

Недоумение ее было столь сильным, что даже боль во взоре сменилась непониманием.

– Отвечай! В Академии вас испытывали на перегрузки. Готовили ко всему, что только можно придумать. Но когда это было: до или после гиперпространства? Когда тебя проверяли на переносимость перегрузок в последний раз?

– До того, – пролепетала она так неуверенно, словно слова липли к губам. – Гиперпространство – это последняя стадия испытаний. Только для тех, кто намерен работать в глубоком космосе. Земля не может позволить себе понапрасну рисковать людьми. И не может пускать деньги на ветер, затрачивая их на подготовку людей, которые не намерены подвергать себя опасности… – Должно быть, к этому моменту она поняла, куда он клонит, а потому закончила срывающимся, звонким голосом: – Да, преследуя тебя, я попала под сильную перегрузку впервые с тех пор, как испытывала ее перед первым пересечением гиперпространства.

– Хорошенькое дельце! Ни хрена себе! – Энгус отпустил еще несколько крепких словечек, хотя ни одно из них не отражало его настроение в полной мере. – Сука! И на кой черт мне надо было тебя спасать? Ты ведь коп. И свидетельница. Мало того, что ты выдашь меня при первой же возможности, так вдобавок, стоит нам разогнаться посильнее, спятишь от перегрузки и попытаешься меня угробить! – Он стиснул ее подбородок пальцами, а потом отпустил. – Надо было бросить тебя подыхать.

И тут она удивила его снова. Во взгляде ее внезапно появилась уверенность, в голосе прозвучал намек на сарказм.

– Так ведь еще не поздно. Можешь прикончить меня сейчас. Никто об этом не узнает.

Улыбка растянула физиономию Энгуса, сделав его еще больше, чем обычно, похожим на злобную жабу. Он испытывал непривычные ощущения – восторг и прилив энергии. Возможно, как раз этого ему и не хватало.

– Если я это сделаю, – проговорил он, – то останусь без команды.

– Команды? – Казалось, само это слово всколыхнуло все ее упорство. – Я не собираюсь на тебя работать! Я не…

Она осеклась, поняв, что он не обратил на отказ никакого внимания.

Открыто, чтобы она видела все и понимала, что ее ждет, он запрограммировал медицинский компьютер на введение анестезии. Пока игла зондировала вены, он наслаждался се страхом.

Благодаря достижениям медицинской технологии, даже крохотный бортовой лазарет «Красотки» располагал всем необходимым для внедрения зонного имплантата.

Ему пришлось развязать ее, чтобы высвободить голову и плечи из скафандра. Сделать это с тяжелым, обмякшим телом в тесном помещении оказалось непросто, но все остальное затруднений не представляло. Ему следовало лишь дать компьютеру задание и ни во что не вмешиваться. Кибернетическая система делала все сама.

Энгус давным-давно отсоединил компьютер медицинского отсека от корабельной сети. В принципе, это практиковалось даже на вполне законопослушных судах: таким образом обеспечивалось сохранение врачебной тайны. Пассажиры и члены экипажа могли не беспокоиться насчет разглашения сугубо приватной информации, тем паче, что особо важные сведения – такие, как подверженность гравитационной болезни, – заносились на идентификационные пластинки. И любой капитан мог при необходимости вставлять дополнительную информацию во все идентификационные файлы. Но намерения Энгуса не имели ничего общего с такого рода соображениями. Он просто-напросто хотел нейтрализовать медицинский компьютер как возможный источник улик против него.

Поэтому и сам этот компьютер Энгус запрограммировал так, что память о проведенной им процедуре стиралась сразу же после ее осуществления. Согласно официальному вахтенному журналу бортового лазарета, единственным человеком на борту «Красотки» являлся сам Термопайл, да и тот никогда не обращался за медицинской помощью.

Уверенный в полной безопасности, он предоставил Мори Хайленд электронным системам, а сам запустил двигатели и повел «Красотку» на поиски лучшего укрытия, где смог бы чувствовать себя в безопасности, пока компьютер готовит для него нового «члена команды». Вскоре ему удалось найти давно выработанный и заброшенный астероид, к какому явно не причалит ни один старательский корабль. Посадив «Красотку» прямо в створе одной из шахт, где ее не смог бы обнаружить ни один сканер, Энгус на всякий случай отключил все двигатели, заблокировал панель управления, введя одному ему известные коды, а потом пошел взглянуть на свою пациентку.

Медицинский компьютер уже закончил операцию, очистил кровь от снотворного, и Мори начинала приходить в себя. Но прежде, чем она слабо шевельнулась и попыталась открыть глаза, Энгус уже успел убедиться, что пульт контроля за имплантатом действует.

– От тебя воняет, – сказал он, прежде чем она успела окончательно оправиться. – Иди умойся.

С усилием пытаясь сфокусировать взгляд, женщина неожиданно для себя осознала, что больше не связана. Непроизвольно подтянув ноги и раскинув руки, она в то же время нахмурилась, пытаясь осмыслить происходящее.

– Что ты сделал? – Голос ее звучал надсадно, словно она разучилась говорить. – Зачем тебе понадобилось держать меня под наркозом?

Не отводя от нее взгляда, он проскрипел:

– Я же сказал, от тебя воняет. Иди умойся.

– Да, сэр, – непроизвольно отреагировала она на приказной тон, поскольку подчинение приказу было естественным рефлексом для недавней выпускницы Академии. Она поморщилась, видимо учуяв наконец свой не слишком приятный запах, осторожно свесила ноги с хирургической койки и села. На какой-то миг Энгусу даже показалось, будто Мори собирается поблагодарить его за возможность воспользоваться гигиеническим отсеком.

Но движение помогло ей прочистить голову. Нахмурившись еще сильнее, она качнулась, удержала равновесие, схватившись за край койки, и подняла на него вопросительный взгляд.

– Почему я свободна? Зачем ты меня усыплял?

Он осклабился.

– Я же говорил: ты теперь в моей команде. Ты моя. Ты подчинена,– он просмаковал это слово, – так что будешь делать, что я тебе велю.

От него не укрылось, что подозрение в ее глазах перерастает в панику.

– Ты подонок, – выпалила она на одном дыхании. – Я не из твоей команды, а из полиции. Что бы ты там ни велел, я сделаю одно: сгною тебя в тюрьме. А теперь отвечай, что ты сделал со мной?

Энгус не ответил прямо, ему показалось, что это будет не так забавно. Вместо того он показал ей пульт дистанционного контроля.

Потрясение, с которым воззрилась Мори на маленькую коробочку, было как раз тем эффектом, которого добивался Энгус. Оно было вполне сопоставимо с ужасом, охватившим ее, когда она осознала, что погубила близких, но отличалось по ряду существенных аспектов.

Лицо ее исказилось страхом и ненавистью. Прикрыв рот рукой, она приглушила рвавшийся крик.

И набросилась на него.

Набросилась в таком неистовстве и безумии, что казалась вполне способной разорвать его на части.

Но Энгус обладал прекрасной реакцией и к тому же, как обычно повинуясь инстинкту, заранее занял удобную позицию. Почти не уступая Мори в быстроте, он отпрянул в сторону, одновременно нажав одну из кнопок на пульте контроля имплантата.

Кнопку, предназначавшуюся для использования в крайних случаях, когда другие средства оказывались бессильны. Например, для обуздания приступов гравитационной болезни. Она оказывала кататоническое воздействие.

Стоило Энгусу надавить на нее пальцем, как Мори обмякла, наткнулась на переборку и упала. Сила тяжести на астероиде была слабой, отчего ее падение выглядело гротескно замедленным, словно падение пера.

– От тебя воняет! – торжествующе рявкнул Энгус, потрясая пультом. – Иди мыться. Я же сказал – будешь делать, что тебе велено !

Он прекрасно знал, да и мог бы понять по ее глазам, что она его слышит. В этом заключалось благословение – или проклятие! – кататонической функции зонного имплантата. Он не оказывал воздействия на сознание, а только лишал мозг контроля над телом. Она все видела, все слышала, но лежала на полу, не в силах пошевелиться. Она не смогла бы шевельнуться, даже поднеси он к ее животу горящий факел.

Однако ее неподвижность не доставляла ему особого удовольствия. Спустя мгновение Энгус отключил прибор. По ее телу пробежала судорога.

Беспомощная, бессильная что-либо сделать, Мори разразилась слезами.

И снова, уже не в первый раз, Энгус дал слабину, поступив вовсе не в соответствии со своим нравом. Он не принудил ее к немедленному повиновению, а позволил выплакаться и лишь через некоторое время, почти без злорадства, сказал:

– Ну что, получила? Иди мыться. Туда, – он указал в сторону гигиенического отсека.

Вздрогнув, как будто он пытался ее ударить, Мори вжалась в переборку, подняла на него глаза и едва слышно промолвила:

– Чего ты от меня хочешь? Тебя за это казнят. Даже за убийство тех старателей ты мог бы получить только пожизненное заключение. Мог бы убедить суд, что у тебя были смягчающие обстоятельства, или что ты просто был не в себе. Но это тебе с рук не сойдет. Несанкционированное использование имплантата карается исключительно смертью. Зачем ты это сделал?

Совершенно неожиданно Энгус почувствовал себя уязвимым рядом с этой испуганной и озлобленной женщиной. Но не ударил ее, а все из-за той же обнаружившейся в нем слабины ответил:

– Мне нужен помощник. Каким еще способом я мог бы усадить в пилотское кресло служащую полиции, да вдобавок еще больную гравитационной болезнью?

Мори кивнула, словно приняв его доводы, и со страхом в глазах двинулась к гигиеническому отсеку.

Перед тем, как она вошла туда, Энгус, сам не зная почему, вручил ей чистый комбинезон.

Однако к тому времени, как она вымылась, он уже осознал всю непоследовательность своего поведения и пришел в бешенство. Когда Энгусу случалось совершать поступки, мотивы которых были ему непонятны, он, будучи трусом, начинал бояться себя. А страх всегда побуждал его к действию.

Он проявил слабость. Надо было оставить ее в том провонявшем комбинезоне, чтобы унизить ее, показать ей, какова его власть. А что делает он? Уж не жалеет ли ее?

От одной этой мысли ему захотелось переломать ей все кости. Лучше угробить эту проклятую бабу, чем допустить, чтобы она заставляла его распускать слюни.

Энгус кипел от бешенства, однако не ворвался в гигиенический блок, а дождался ее выхода.

И тут его прорвало.

Умывшись и переодевшись, она вернула себе свой истинный облик. Свою потрясающую красоту. Пожалуй, ему никогда не случалось видеть так близко столь красивую женщину. Сейчас, выйдя из отсека, она проявила своего рода отвагу: ей достало смелости встретить свою участь В глазах читалось разрывающее душу сочетание ужаса и решимости, ужаса от осознания того, что он может с ней сделать, и решимости ни за что не смириться с этим.

И он не смог сделать то, чего хотел. Хотя она находилась в его полном распоряжении: в своих потных пальцах он сжимал пульт контроля имплантата.

В приступе ярости он нажал парализующую кнопку, отбросил пульт и до крови измолотил Мори кулаками. Избил так, чтобы ее совершенная красота не повергала его в ужас.