Стилл ДаниэлаГорек мед

Даниэла СТИЛ

ГОРЕК МЕД

Анонс

В прошлом известная фотожурналистка, а сейчас мать четверых детей, Глэдис мечтает вернуться к любимой работе, однако муж категорически против ее планов. Глэдис не знает, что ей делать, - рушится ее семейная жизнь! И в этот отчаянный момент она знакомится с миллионером Полом Уордом, который помогает ей принять непростое, но единственно верное решение...

О том, смогла ли Глэдис отстоять свое право на счастье, вы сможете узнать из романа "Смятение".

Посвящается Тому с благодарностью за все сладкое и горькое.

С любовью. Д. С.

Никогда не отказывайтесь от своей мечты. Где-нибудь, когда-нибудь, как-нибудь вы ее найдете...

Глава 1

Когда-то этот объектив видел гватемальских повстанцев и извержение вулкана, чудовищной силы наводнение и захватывающие события в джунглях Кении. Ох, это было блестящее время! Восторг, волнение и то редкостное состояние, когда в момент нажатия кнопки затвора чувствуешь - удача, удача! Вновь ее пестрые крылья шелестят над твоей головой, Глэдис Уильяме. Глэдис Тейлор, почтенную замужнюю даму и мать четырех детей, это чувство давно не посещало. О, конечно, талант ее остался при ней, но теперь лучший объектив Америки был нацелен на группу девятилетних мальчишек, которые толпой гонялись за футбольным мячом по лужайке стадиона. Вот наконец и настоящая куча мала руки, ноги, головы - фантастика, но все целы и невредимы. Глэдис знала, что где-то там, в самом низу, находится ее младший сын Сэм. На всякий случай она щелкнула затвором и быстро переменила кассету. Она обещала сыну классные фотографии и теперь вовсю тратила пленку. Слава богу, профессию она знала не понаслышке. Чтобы получить один удачный кадр, изведешь порой мили пленки. Но уж и результаты у Глэдис были таковы, что жалеть о потерянном времени не приходилось. Она была рада возможности провести сегодняшний теплый майский вечер в одном из парков Уэстпорта, наблюдая за азартной игрой мальчишек, среди которых был и ее Сэм, и вдобавок заняться любимым делом.

Да, теперь у Глэдис было четверо детей в возрасте от девяти до четырнадцати лет, и, значит, она жила в мире забот, сопутствующих такому положению вещей. Футбол, бейсбол, плавание и теннис, балетные классы дочерей и, стало быть, бесконечные поездки с детьми на автомобиле туда и оттуда, и еще раз туда. Если учесть еще всю необходимую детям медицину, получалась жизнь на колесах. Правда, возили детей везде по очереди, договариваясь с соседями, создав так называемый авто-пул, но все равно однообразие такой жизни не то чтобы утомляло, но вселяло в душу безразличие и апатию.

Но упаси вас бог подумать плохо: Глэдис Тейлор любила своих детей и мужа и почти не тяготилась положением домашней хозяйки. Правда, в ранней молодости она вряд ли представляла себе, что судьба ее сложится именно так. То, о чем они с Дугласом когда-то мечтали, так и не сбылось. С возрастом обоим стало понятно, что это были просто красивые, романтические сказки, не имеющие никакого или почти никакого отношения к реальности. Зато теперь они твердо знали свое место в этой жизни. Все, о чем они думали и на что надеялись, когда двадцать лет назад впервые встретились в Коста-Рике, в американском Корпусе мира, осталось далеко в прошлом.

Лишь изредка Глэдис приходило в голову, что жизнь, которую она вела, стала такой только потому, что этого хотел Дуг. Он всегда умел добиваться своего. Грех жаловаться, на семнадцатом году супружества у них был большой дом в Уэстпорте, солидная страховка, счет в банке, четверо детей и лабрадор-ретривер. И ничего иного Дуг не желал. Каждое утро, в одно и то же время, он ехал на службу в Нью-Йорк, встречался там с одними и теми же людьми, работал с одними и теми же бумагами и чувствовал себя превосходно. Зарабатывал Дуг вполне прилично - он был старшим клерком в крупной маркетинговой фирме, и Глэдис могла позволить себе не думать о деньгах. Впрочем, они никогда не занимали ее мыслей. У нее были другие предметы страсти.

Те далекие дни в Корпусе мира Глэдис всегда вспоминала с легким чувством ностальгии, и вовсе не потому, что тогда она была моложе. Просто ей нравились трудности, а особенно сознание того, что она делает что-то полезное, что может принести человечеству пользу. И опасности, с которыми ей тоже приходилось сталкиваться, только подогревали ее пыл.

Фотографировать Глэдис начала рано - где-то на грани юности и детства. Обращаться с камерой научил ее отец, который работал специальным корреспондентом "Нью-Йорк тайме". К сожалению, видеться им приходилось достаточно редко, поскольку большую часть времени Джек Уильяме проводил вдали от дома, выполняя то или иное рискованное задание редакции. Глэдис безумно нравились отцовские фотографии, а еще больше истории, которые он рассказывал. Она грезила о немыслимых приключениях, но ее мечтам суждено было сбыться только после того, как Глэдис вступила добровольцем в Корпус мира и стала посылать свои снимки в газеты.

Ей удалось создать себе имя. Газеты сами стали поручать ей важные задания. Выполняя их, Глэдис сталкивалась то с бандитами, то с партизанами, которые почти ничем не отличались друг от друга, но она не задумывалась о степени риска. Глэдис наслаждалась тем особым чувством края бездны, так хорошо знакомым гонщикам, канатоходцам или серфингистам. Впрочем, и специально под пули она никогда не лезла. Глэдис завораживала смена лиц и мест, пестрая сумятица вечной новизны, когда ничего не усиливает радость. Работа приносила ей подлинную, ни с чем не сравнимую радость и ощущение неограниченной свободы.

Должно быть, именно поэтому - даже после того, как истек срок контракта с Корпусом мира и Дуг вернулся в Штаты, - Глэдис осталась в Центральной Америке. Она провела там еще несколько месяцев и подготовила несколько блестящих фоторепортажей. Потом за какой-нибудь год с небольшим она ухитрилась побывать чуть ли не во всех "горячих точках" планеты. Глэдис снимала, снимала, снимала. Должно быть, это было у нее в крови, в сердце, в душе, и противостоять этому тройному зову Глэдис не могла.

Дуглас был совсем другим. Он не бежал от опасности, но для него поездки Глэдис были просто приключением, то есть годились только в бурной молодости. Все мы отдаем дань сумасбродствам. Дуг стремился к тому, что он называл "реальной жизнью". Даже работу в миссии Корпуса мира он считал лишь этапом на пути к настоящему и гораздо более важному делу.

Для Глэдис реальной жизнью была фотография.

Карьера ее продолжала идти в гору. Она прожила два месяца в лагере гватемальских инсургентов и вернулась в Штаты с потрясающими фотографиями. Так пришло международное признание. Впервые в жизни Глэдис даже получила несколько премий и призов, в том числе приз за мастерство, за художественность и за личное мужество.

Впоследствии, оглядываясь на те беспокойные годы, Глэдис думала, что тогда она была совсем другой. Удивительно, что делают с человеком обстоятельства. Куда девалась та женщина - бесстрашная и неистовая, чей свободный дух и страстность проявлялись в любом деле? Ну да ведь и жизнь ее стала теперь совершенно иной. Но у Глэдис не было ни малейшего сомнения, что вот эта ее жизнь с Дугом и есть то самое, о чем любая женщина может только мечтать. Все, что она делала для него и для детей, было не менее важным, чем все фоторепортажи и серии снимков, которые она привозила из Анголы, Коста-Рики, Непала и Камбоджи. Талант, принесенный в жертву? Нет, нет и еще раз нет! Она не бросала и не предавала своих достижений - просто она обменяла это на что-то совершенно другое. Любовь мужа - разве этого не достаточно?

Да, Глэдис пережила когда-то эти волнующие моменты, но она сумела преодолеть свою зависимость от них. Это ведь сродни привычке наркомана к сильнодействующему наркотику. Такое пристрастие она, несомненно, унаследовала от отца, который погиб в Дананге, когда ей было пятнадцать - через год после того, как получил Пулитцеровскую премию за серию вьетнамских репортажей. Возможно, именно это и определило ее будущее на ближайшие несколько лет, ибо Глэдис просто не могла не пойти по стопам отца. Тогда это было главным. Перемены в ее жизни наступили позже, гораздо позже.

В Нью-Йорк Глэдис вернулась, проработав полтора года в разных "горячих точках" и объехав буквально весь мир. И тут же получила от Дугласа форменный ультиматум. Он заявил, что, если она действительно хочет связать с ним свою жизнь, пора перестать "подставлять свою голову под пули" в джунглях Кении или в горах Пакистана. Жить и работать они будут в Нью-Йорке.

Решиться на это Глэдис было непросто. Кочевая, неустроенная жизнь фотокорреспондента была для нее единственной приемлемой формой бытия. К тому же - втайне от всех - Глэдис мечтала о том, что когда-нибудь она тоже получит Пулитцеровскую премию. Но, с другой стороны, во многом Дуглас был прав. Карьера фотографа разрушила семейную жизнь ее отца и в конце концов стоила ему жизни. Ради удачного снимка он готов был лезть к черту на рога. За пределами его работы для Джека Уильямса не существовало ничего или почти ничего. В сущности, Дуглас просто напоминал Глэдис о том, что если он все еще ей нужен, то она должна в конце концов выбрать между ним и фотографией, между нормальной жизнью и бесконечными скитаниями. Вот и все.

В двадцать шесть лет Глэдис вышла за Дуга замуж и еще два года работала на "Нью-Йорк тайме", делая обозрения и репортажи на местном материале. Дуглас не считал семью без детей полноценной, а Глэдис очень любила Дуга. Родилась Джессика. Глэдис оставила работу в газете и переехала с дочерью и мужем в Коннектикут, окончательно порвав с прежней жизнью.

Это было что-то вроде сделки - сделки, на которую Глэдис согласилась добровольно. Когда они поженились, Дуг поставил условие: как только появятся дети, она должна будет оставить карьеру фотографа. И Глэдис не возражала. Тогда ей казалось, что к этому времени она будет готова изменить свой образ жизни и превратиться в солидную даму. Все вышло не совсем так, но в то время ей просто некогда стало думать. Заботы о дочери отнимали у нее почти все свободное время. Глэдис еще продолжала тосковать по своей работе в "Нью-Йорк тайме", пусть она и не шла ни в какое сравнение с прежней разъездной жизнью.

Но дальше.., дальше в течение пяти лет Глэдис родила четверых детей, и забот у нее стало столько, что некогда было перевести дух. Какая там, к черту, фотография. Пеленки, кормления, первые зубки, больные уши, ясли и беспрерывные беременности - ничто другое не тревожило ее мысли. Акушерка и педиатр стали для нее едва ли не самыми близкими людьми, во всяком случае, встречалась она с ними гораздо чаще, чем с кем-либо еще. Несколько позднее она включала в круг общения других женщин, чьи жизни вращались исключительно вокруг детей. Многие из них тоже когда-то оставили многообещающую карьеру или интересную работу, посвятив все свое время детям, и теперь терпеливо ждали, пока их отпрыски немного подрастут, чтобы вернуться к своим прежним занятиям. Мало кто среди этих приятельниц мог выкроить хотя бы несколько часов в день, чтобы отдаться любимому занятию. Некоторые частенько сетовали, что время уходит чуть ли не зря, но Глэдис никогда не жаловалась. Она, конечно, скучала и была бы рада даже обычным пейзажным съемкам, но решение было принято, и надо его выполнять. Глэдис обладала достаточно твердым характером, чтобы не бросать обещаний на ветер. Да и, честно говоря, Глэдис любила возиться с детьми, хотя к вечеру она обычно чувствовала себя выжатой, как лимон. Все-таки четверо за пять лет - это не шутки. Особенно тяжело приходилось, когда она в очередной раз оказывалась в положении.

Но она сама выбрала это. Чего Глэдис не понимала, принимая столь важные решения, так это того, как далеко от прежней жизни уведет ее рождение Джессики. Материнство было для нее понятием довольно отвлеченным, поэтому она просто не представляла себе, насколько сильно все изменится. А когда она очнулась, скинув бремя бесконечных прогулок, купаний, кормлений и ночных бдений у очередной кроватки, то оказалось, что серьезные изменения произошли в ней самой. Сейчас Глэдис сама не захотела бы каждый день оставлять детей, чтобы отправляться на работу. Правда, время от времени - не чаще, чем один или два раза в год, - она все же делала кое-какие репортажи по заказам местных или нью-йоркских газет, однако эти съемки не были связаны ни с опасностью, ни с дальними, длительными командировками. Оставить семью даже на неделю - нет, на день, даже на несколько часов! - Глэдис не могла физически. Так она и объяснила своему агенту, который продолжал обращаться к ней с самыми лестными предложениями. (В его списке клиентов Глэдис была звездой чуть не самой первой величины.) В конечном итоге Глэдис приспособила любимое дело к своей новой профессии матери, снимая детей и создавая своеобразную фотолетопись семьи. Иного способа не забыть, где у фотоаппарата объектив, для Глэдис просто не существовало. Порой она чувствовала себя скованной по рукам и ногам узницей, запертой в какой-то невидимой, но очень прочной клетке, прутьями которой служили ее ежедневные рутинные обязанности, сами по себе незначительные, но требующие времени и усилий. И все же Глэдис не протестовала, потому что разве не об этом они когда-то договаривались с Дугласом? Но куда бы она ни шла, куда бы ни ехала, фотоаппарат постоянно был у нее в руке, висел через плечо или, в крайнем случае, лежал рядом на сиденье машины. Без него Глэдис чувствовала себя так, словно у нее поехал чулок или потекла тушь.

Иногда она позволяла себе помечтать о том, что когда-нибудь, когда дети вырастут, она сможет вернуться к профессиональным съемкам, но никаких конкретных сроков Глэдис не ставила. Быть может, рассуждала она, лет через пять, когда Сэм уже будет в старших классах, тогда... Пока же это было совершенно невозможно. Сэму только-только исполнилось девять, Эйми одиннадцать, Джейсону двенадцать, и Джессике - четырнадцать. И Глэдис металась между ними как угорелая.

Единственной возможностью немного перевести дух были для Глэдис поездки на мыс Код, где они каждый год проводили летние каникулы. Это время она считала едва ли не самым беззаботным в году. Именно на побережье Глэдис сделала свои самые лучшие детские фотографии, а благодаря тому, что дети целыми Днями пропадали у моря, у нее появлялись свободные часы. В коттедже, который они снимали на протяжении нескольких лет, Глэдис оборудовала небольшую фотолабораторию. И, блаженствуя, проявляла там только что отснятые пленки или печатала снимки. Кроме того, на даче - коттедж на мысе Код они в шутку называли "дачей" и считали почти своим - Глэдис очень редко садилась за руль, поскольку в большинство мест здесь можно было попасть пешком или на велосипеде. Даже младшего Сэма Глэдис не боялась отпускать на велосипедные прогулки, поскольку курорт слыл местом тихим и безопасным, да и Сэм уже не требовал постоянного присмотра.

Дети потихоньку росли, и, глядя на них, Глэдис чувствовала, как сердце ее сжимается от радости и гордости. Но вот насколько выросла за это время она сама? Частенько Глэдис жалела о книгах, которые не прочла за недостатком времени, и смущалась, когда при ней обсуждали какое-то политическое событие, а она о нем понятия не имела (к политике Глэдис уже давно утратила всякий интерес).

Порой у нее появлялось такое ощущение, будто весь мир продолжает идти куда-то, в то время как она остается на месте. Жизнь ее практически не менялась с тех пор, как у нее родилась Джессика. Эти четырнадцать лет были долгими и трудными, состоящими из жертв, компромиссов и постоянного душевного напряжения, зато результат... Результат тоже получился зримым, осязаемым, реальным, и у Глэдис были все основания гордиться собой. Ее дети были здоровы и довольны. Они росли в уютном, маленьком мире, окруженные любовью и заботой. Им ни разу не угрожала никакая серьезная беда, и даже обычные мелкие неприятности были в их жизни большой редкостью. Самым страшным, что могло с ними случиться, была ссора с соседским ребенком, выволочка за потерянную домашнюю работу, расцарапанное колено или разбитый нос. А главное - и это было большой заслугой Глэдис, - ни один из ее четырех детей понятия не имел о том, что такое одиночество. Что бы ни случилось, каждый из них непременно получал свою порцию утешений, ласки или строгих родительских внушений. Дуг каждый день возвращался домой, и это поддерживало создавшуюся в доме атмосферу стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Именно этого когда-то очень недоставало самой Глэдис. Отец ее постоянно находился в разъездах и возвращался домой редко и ненадолго.

Вот такие мысли проносились в голове Глэдис. А между тем Сэм, выбравшись из кучи малы, ринулся к воротам соперника и забил эффектный гол. Она едва успела дважды нажать на затвор. Сын исчез, скрытый спинами товарищей, которые со всех сторон обступили его, поздравляя с удачей.

Невольно улыбнувшись, Глэдис еще раз нажала на кнопку спуска и отошла к скамьям, где, оживленно переговариваясь, расположились еще несколько матерей. Никто из них не следил за игрой - все были слишком увлечены беседой. И ничего удивительного в этом не было: спортивные состязания давно уже не были им в новинку, поэтому они не уделяли особого внимания тому, что происходило на поле. Они просто были рядом, составляя такую же неотъемлемую принадлежность стадиона, как скамьи, на которых они сидели.

Когда Глэдис подошла, одна из женщин, увидев ее, повернулась, освобождая место. Это была довольно близкая подруга Глэдис по имени Мэйбл Джонс. В руке у Мэйбл был картонный стаканчик с кофе. День выдался теплым, однако Глэдис нисколько не удивилась, увидев пар над стаканчиком. Мэйбл признавала только очень горячий кофе - и зимой, когда, гуляя с детьми, им приходилось притопывать ногами, чтобы не замерзнуть, и в самую жаркую летнюю пору.

- Еще три недели, и школе конец. По крайней мере - на этот год, промолвила Мэйбл, делая большой глоток капуччино. - Как же я ненавижу эти мужские игры на свежем воздухе! Почему бог не послал мне девочек? Хотя бы одну девочку. Эти бутсы, гетры и щитки в конце концов сведут меня с ума!

Глэдис улыбнулась. Жалобы Мэйбл - дело привычное. У ее подруги было трое детей. Двое близнецов - ровесники Сэма, и в последние девять лет Мэйбл только и делала, что сетовала на свою судьбу. Ей пришлось оставить работу адвоката по гражданским делам.

- Поверь мне, лучше футбол, чем балет, - со знанием дела сказала Глэдис. Как раз этой весной ее Джессика бросила балетную школу, в которой занималась с шести лет, и Глэдис все еще не знала, радоваться этому или огорчаться. Она чувствовала, что ей еще долго будет не хватать репетиций и концертов, но возить дочку трижды в неделю в балетный класс тяжеловато. Впрочем, теперь Джессика увлеклась теннисом и тренировалась с завидным рвением. Надо сказать, Глэдис только выиграла от этого. На корты Джессика ездила на велосипеде, благо они находились совсем недалеко от дома.

- По крайней мере, для того, чтобы заниматься футболом, не надо постоянно мотаться в Нью-Йорк, - пояснила Глэдис свою точку зрения.

- Зато балетные тапочки и пачки выглядят гораздо эстетичнее, чем залепленные грязью шорты и раздрызганные бутсы, - с усмешкой ответила Мэйбл и встала, увидев, что Глэдис и не думает садиться. - Пойдем пройдемся немного.

Глэдис кивнула. Они с Мэйбл подружились, еще когда семья Тейлор была ровно вдвое меньше, чем сейчас, и только-только переехала в Уэстпорт из Нью-Йорка. Мэйбл тогда тоже только что родила (ее старшему сыну, как и Лжессике, было четырнадцать), и молодые матери легко сошлись на этой почве. Правда, Мэйбл попыталась вернуться к своей работе, но пять лет спустя она родила двойню, и пришлось полностью посвятить себя домашним заботам. Теперь Мэйбл была уверена, что не сможет работать даже простым нотариусом. С тех пор, когда она в последний раз открывала справочники по гражданским делам, прошла "чертова уйма лет". Мэйбл была на пять лет старше Глэдис, вот-вот сорок девять, и начинать все с самого начала ей было бы очень и очень трудно. Впрочем, сама Мэйбл не раз заявляла, что не желает "на старости лет" проводить все свободное время в зале судебных заседаний. Единственное, чего ей по-настоящему не хватает, это "умного разговора". В минуту откровенности она как-то призналась Глэдис, что ее положение отнюдь ее не угнетает. Гораздо удобнее не работать, благо заботы о благосостоянии семьи она свободно могла переложить на плечи мужа, зарабатывавшего неплохие деньги в ежедневных финансовых битвах на Уолл-стрит. И все бы хорошо, но Мэйбл постоянно сжигало изнутри какое-то внутреннее беспокойство, природу которого Глэдис было трудно объяснить.

- Ну что, Глэд? - приветливо спросила Мэйбл, на ходу допивая свой кофе и бросая стаканчик в урну. - Как тебе живется в твоем материнском раю?

- Как обычно. - Глэдис слегка пожала плечами. - Дел по горло.

Они медленно шагали по дорожке вдоль края футбольного поля, и Глэдис, не перестававшая следить за игрой, вдруг остановилась, чтобы сделать еще один снимок. Сэм забил второй гол, но лицо у него было недовольным - его команда проигрывала. Глэдис решила, что этот снимок вряд ли понравится сыну. "Что ж, такова неприкрашенная правда жизни, - подумала она. - Проигрывать тоже надо уметь!"

- Вот закончатся занятия, - продолжила она, опуская фотоаппарат, - и мы все поедем на мыс Код. Кроме Дуга - у него, как всегда, дела, и он присоединится к нам позже.

- А мы, наверное, поедем в июле в Европу, - сообщила Мэйбл, и на мгновение Глэдис испытала приступ зависти, хотя в голосе подруги не прозвучало ничего похожего на воодушевление. Глэдис давно пыталась уговорить мужа совершить путешествие в Старый Свет, однако он неизменно отвечал, что хочет подождать, пока дети станут немного постарше. Все они скоро отправятся в колледж, говорила ему в таких случаях Глэдис, и нам придется ехать одним. Ей так и не удалось убедить Дугласа. За прошедшие семнадцать лет он сделался настоящим домоседом и не любил уезжать куда-то далеко от дома. Те дни, когда его привлекала романтика палаточных городков, давно миновали.

- Звучит неплохо, - сказала Глэдис, поворачиваясь к Мэйбл.

Две женщины представляли собой резкий контраст. Мэйбл была миниатюрной, очень подвижной, с короткими черными волосами и глазами цвета шоколада. Глэдис, напротив, была высокой, стройной и гибкой, с классическими чертами лица, глазами темно-голубого цвета и длинными золотистыми волосами, которые были заплетены в толстую косу. (Глэдис часто шутила, что и не расплетает ее никогда, некогда расчесывать свою гриву.) Обе были очень красивыми женщинами, и ни одна из них не выглядела даже на сорок.

- А куда именно вы собираетесь ехать? - уточнила Глэдис, не скрывая своего интереса.

- В Италию и Францию. Может быть, заглянем на пару деньков в Лондон... Мэйбл вздохнула. - Скучноватая программа, но ничего не поделаешь: когда путешествуешь с детьми, волей-неволей приходится придерживаться традиционных маршрутов. Кроме того, Джеффу нравятся лондонские театры. - Она немного помолчала, потом добавила:

- Мы уже сняли домик в Провансе - там проведем две недели, а потом - на машине в Венецию.

Глэдис снова вздохнула. Ей это путешествие вовсе не казалось скучным. Во всяком случае, оно было намного интереснее жизни на мысе Код, весьма бедной событиями. Но, как справедливо заметила Мэйбл, дети не оставляли никакой свободы выбора.

- Мы проведем в Европе полтора месяца, - продолжала Мэйбл. - Впрочем, не знаю, сумеем ли мы с Джеффом выносить общество друг друга, так долго, не говоря уже о мальчиках. Стоит ему остаться с близнецами хотя бы на десять минут, как он начинает звереть!

Мэйбл всегда говорила о муже в таком тоне, как говорят о надоевшем соседе по комнате в общежитии, каждое движение, слово или поступок которого безмерно раздражают. Но все же Глэдис была уверена, на самом деле Мэйбл любит Джеффа.

- Я уверена, что все вы получите настоящее удовольствие. В Европе есть много такого, что следует увидеть хотя бы раз в жизни, - сказала Глэдис, хотя и понимала, что находиться долгое время в одной машине с двумя девятилетними близнецами и четырнадцатилетним подростком было бы нелегко даже ей.

Мэйбл фыркнула:

- Не сомневаюсь, только мне это уже не интересно. Конечно, в Венеции я могла бы познакомиться с красавцем-гондольером, который пригласил бы меня на ночную прогулку по каналам, но разве это возможно, когда у тебя на шее трое детей и муж. Он, кстати, все время требует, чтобы я ему переводила! Иногда мне кажется, что Джефф не пропускает ни одного объявления, ни одной похабной надписи на стене - все-то ему надо знать!

Услышав эти слова, Глэдис невольно рассмеялась, но тут же спохватилась и даже покачала головой. Мэйбл любила поговорить о мужчинах, но это еще полбеды. Глэдис знала, что у Мэйбл было несколько далеко не платонических романов. Мэйбл сама рассказывала об этом Глэдис в минуты откровенности, и, говоря по совести, Глэдис не знала толком, как тут реагировать. А заявление Мэйбл, что эти интрижки, как ни странно, укрепили ее брак с Джеффом, повергли Глэдис в настоящее недоумение. Она не понимала, как измена может сделать отношения между супругами более доверительными. Впрочем, ее к подобным эскападам не тянуло; вряд ли Глэдис решилась бы на что-то подобное, даже если бы почувствовала, что их с Дугласом брак дал трещину. Но и легкомыслие Мэйбл она осуждать не могла.

- Может быть, Италия настроит твоего Джеффа на романтический лад, заметила она, вешая фотоаппарат на плечо, поглядывая с высоты своего роста на маленькую, энергичную, напористую Мэйбл. Именно благодаря своему бурному темпераменту она когда-то блистательно выступала на судебных заседаниях. Глэдис никогда этого не видела, но очень хорошо себе представляла, что творилось в зале суда, когда Мэйбл получала слово. Наверное, она начинала рассыпать искры вокруг себя. Обмануть или ввести ее в заблуждение с помощью полуправды было нелегко даже ее мужу. Она умела быть верной подругой тем, кто относился к ней серьезно и искренно, и, несмотря на все свои жалобы, оставалась заботливой и преданной матерью.

- Даже переливание крови от венецианского гондольера не способно сделать Джеффа Джонса романтиком, - отрезала Мэйбл. - К тому же дети будут с нами все двадцать четыре часа в сутки, так что особенно не разгуляешься. Кстати, ты слышала, что Льюисоны разводятся?

Глэдис кивнула. Обычно она не придавала особого значения сплетням и слухам. Подробности жизни случайных знакомых занимали ее мало.

- Так вот, Дэн пригласил меня на обед! - с плохо скрываемым торжеством заявила Мэйбл, и Глэдис пристально на нее посмотрела.

- Правда? - спросила она, лукаво улыбаясь.

- И нечего на меня так смотреть! - ответила Мэйбл, притворяясь сердитой. Ему нужно плечо, чтобы выплакаться всласть, к тому же я ведь юрист. Думаю, Дэн не прочь получить от меня пару бесплатных советов.

- Расскажи это кому-нибудь другому, - сказала Глэдис. Все же она была совсем не глупа и кое-что понимала в том, как устроены мужчины. - Уж я-то знаю, что ты всегда нравилась Дэну.

- И он мне тоже нравится, так что с того?

Я подыхаю со скуки, а он, бедняжка, ужасно страдает... Ведь его бросили, предали, фактически выставили из дома! К тому же совместный обед - это такая мелочь. Не ложусь же я с ним в постель! Поверь, слушать, как мужик жалуется на то, что жена его оскорбляет и обманывает, вовсе не так увлекательно. Во всяком случае, меня это не возбуждает. А сейчас Дэн ни на что большее просто не способен. Из достоверных источников я узнала, что он все еще надеется помириться со своей Розали. Я слишком себя уважаю, чтобы служить для кого-то запасным аэродромом.

Но Глэдис, внимательно наблюдавшая за Мэйбл, заметила, что ее подруга оживлена больше обычного, словно вопреки своим собственным словам надеялась закончить обед с Дэном в каком-нибудь мотеле. Если верить Мэйбл, то собственный муж уже давно перестал ее интересовать. Глэдис не очень этому удивлялась. Джефф Джонс, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, был все еще хорош собой, но обладал удивительной способностью распространять вокруг себя скуку. Но Дэн Льюисон?! Нет, это было ей непонятно. Глэдис подумала, что так и не знает, какие мужчины нравятся Мэйбл.

- Чего же ты хочешь? - спросила она напрямик. - Зачем тебе другой мужчина, пусть даже ты собираешься с ним только пообедать? Что тебе это даст?

Она и в самом деле не понимала. У них у обеих были мужья, дети, жизнь, заполненная до предела. Им не грозила праздность - мать всех пороков. И все же Глэдис часто казалось, что в отличие от нее Мэйбл постоянно находится в поиске, постоянно стремится к чему-то неуловимому и неосязаемо призрачному.

- Почему я не могу пообедать с Дэном? По крайней мере, это придаст моей жизни некоторую остроту. Даже если этот обед будет иметь, гм-м.., продолжение, то мир от этого не рухнет. Все останется как было, и только я буду чувствовать себя иначе. Глэд, я снова после таких историй чувствую себя молодой. Разве ты никогда не скучаешь о своей молодости?

Она повернулась к Глэдис и впилась в ее лицо таким пристальным взглядом, словно перед ней был адвокат противной стороны.

- Не знаю, - честно ответила Глэдис. - Я об этом как-то не думала.

- А следовало бы, - назидательно сказала Мэйбл. - Иначе в один прекрасный день ты сядешь где-нибудь в уголке и задашь себе слишком много вопросов насчет того, кем ты стала, что потеряла и чего не сделала.

Может быть, и так, мысленно согласилась Глэдис. И все же обманывать мужа она не собиралась. Даже для того, чтобы на несколько часов вернуться в молодость.

- Ну, скажи честно, - продолжала допытываться Мэйбл, - неужели ты никогда не скучаешь по той жизни, что была до замужества?

Глэдис снова посмотрела на подругу и наткнулась на ее прямой, ищущий взгляд, требовавший полной откровенности.

- Наверное... - промолвила она, несколько растерявшись. Право же, не было времени думать об этом. - Быть может, мне действительно немного жаль той жизни. Мы с Дугом работали в Коста-Рике и Боливии. Потом я путешествовала по Африке и Азии уже одна. Иногда мне становится не по себе оттого, что я не могу, как прежде, взять фотоаппарат под мышку и отправиться куда-нибудь в джунгли, чтобы снимать, снимать, снимать... Когда-то это так много значило для меня. Неудивительно, что мне теперь этого порой не хватает. Но я нисколько не жалею о мужчинах, которых мне приходилось встречать, - закончила она твердо.

"Покуда Дуг способен ценить, от чего я ради него отказалась..." - мысленно добавила Глэдис.

Мэйбл вздохнула.

- Тогда ты - настоящая счастливица, - сказала она, глядя в пространство, и в глазах ее промелькнуло выражение какой-то непонятной тоски. Впрочем, Мэйбл тут же спохватилась и снова стала прежней - энергичной, напористой и живой Мэйбл. - Кстати, давно хотела тебя спросить, когда ты собираешься вернуться к своей работе? С твоим послужным списком и потрясающими способностями ты могла бы сделать это хоть завтра! Фотоаппарат у тебя есть, чего же еще надо? Ведь фотография - это не юриспруденция, где приходится начинать все с самого начала. Чего ты ждешь?!

- Все не так просто, - ответила Глэдис, качая головой. Она-то хорошо помнила, какая жизнь была у ее матери, которой приходилось подолгу ждать возвращения мужа из какой-нибудь рискованной поездки. Профессия фоторепортера была гораздо труднее и опаснее, чем казалось Мэйбл. Для того чтобы вернуться к ней, Глэдис пришлось бы дорого заплатить - заплатить всем, что у нее было.

- Конечно, - продолжила она, - я могла бы позвонить своему агенту и попросить его забронировать мне место в самолете, который завтра утром вылетает в Боснию. Он будет вне себя от счастья. Но что скажет Дуг?! И дети? Не думаю, чтобы им это понравилось.

При мысли о том, какое лицо будет у Дугласа, когда он найдет на ночном столике записку с объяснениями, куда и зачем она отправилась, Глэдис едва не расхохоталась. Нет, все в прошлом. "Леди Золотой Объектив" больше нет. Кроме того, в отличие от подруги Глэдис не чувствовала никакой необходимости бороться за свою личную свободу и независимость, и уж тем более - бросать ради этого семью. Она любила мужа, любила детей, и они тоже любили ее. Зачем ей что-то кому-то доказывать?

- Когда ты превратишься в желчную, вечно ворчащую старуху, им это понравится еще меньше, - возразила Мэйбл, и Глэдис вопросительно посмотрела на нее.

- Я?! Я стану ворчливой брюзгой? С чего бы это? - удивилась она. Она никогда не чувствовала себя по-настоящему недовольной своей теперешней жизнью. Она твердо знала, что ее дети не будут оставаться детьми вечно. Она еще сможет вернуться к фотографии... Если, конечно, Дуг ей позволит.

- Думаю, тебе просто надоест все до чертиков, - честно ответила Мэйбл. Как подчас надоедает мне. Покаты неплохо справляешься, но ты потеряла гораздо больше, чем я. Я ведь простая адвокатесса, да еще по гражданским делам. Ни особая известность, ни тем более слава, никогда мне не грозили. А ты - если бы не дети и не семья - уже давно получила бы Пулитцеровскую премию. Может быть, даже не одну.

- Вряд ли, - скромно сказала Глэдис. - Гораздо более вероятно, что я кончила бы, как мой отец. Ему было всего сорок два года, когда его подстрелил снайпер, а ведь он был гораздо опытнее меня. Опытнее и талантливее. Только благодаря этому он получил своего "Пулитцера" до того, как его убили. И вообще, фотография - это такое ремесло, которым нельзя спокойно заниматься до глубокой старости. Все хорошие фотографы погибают молодыми или уходят.

- И все же некоторым удается добиться всего, - возразила Мэйбл. - Я согласна, что быть домашней хозяйкой гораздо безопаснее, чем разъезжать по джунглям с фотоаппаратом в руках. Но представь, что мы с тобой доживем до ста лет. Что, вот так до ста лет и возиться с кастрюльками, убирать, чистить, мыть? И кто вспомнит о нас, когда мы умрем? Только муж и дети!

- Может быть, этого достаточно, - негромко сказала Глэдис. Мэйбл задавала ей те самые вопросы, которые сама Глэдис не осмеливалась задавать себе, хотя ей не раз приходило в голову, что за четырнадцать лет она не сделала ничего по-настоящему стоящего. Глэдис даже пыталась поговорить об этом с Дугласом, но он ответил, что при одном воспоминании о том, каким опасностям они подвергались, когда были в Корпусе мира, у него до сих пор мороз по коже. Он не желает, чтобы его жена подставляла голову под пули.

- Разве моя работа может как-то изменить мир? - медленно сказала Глэдис. По-моему, нет никакой особенной разницы, кто снимает голодающих в Эфиопии или раненых в Боснии. Большинству людей это безразлично. Зато то, что я делаю для семьи, не безразлично мне и моим детям. И иногда мне кажется, что это важнее, чем все премии в мире.

В эти минуты Глэдис сама верила в то, что говорила, но Мэйбл с сомнением покачала головой.

- Может быть - важнее, а может быть, и нет, - сказала она с неожиданной резкостью. - Ведь, пока ты носишься с градусниками и варишь кашку на молоке, кто-то другой делает снимки, которые должна была сделать ты!

- Ну и пусть! - ответила Глэдис серьезно. - Мне не жалко. Еще не факт, что я сумела бы сделать эти фотографии лучше.

- Во-первых, сумела бы... А во-вторых, почему все удовольствие должно доставаться другим? Ты что, хуже? Почему ты до скончания века должна вытирать с пола разлитый яблочный сок, если с помощью своего фотоаппарата способна делать настоящие чудеса? Пусть домашней рутиной хотя бы для разнообразия займется кто-то другой. Какая, в конце концов, разница? Ведь сидеть за баранкой машины, загружать в мойку тарелки и разогревать полуфабрикаты в микроволновой печи можно научить даже медведя!

- Я думаю, разница есть, и в первую очередь она касается моих детей и моего мужа, - возразила Глэдис. - Что за жизнь у них будет, если я уеду куда-то за тридевять земель? Пусть даже им будет готовить самый лучший повар из самого лучшего ресторана, у них кусок не полезет в горло, если они будут знать, что, пока они ужинают, я лечу на легкой двухместной "вертушке" над бушующим океаном или лежу в грязи под обстрелом в какой-нибудь треклятой заварушке в Африке. В этом-то вся разница, Мэйбл, и согласись, что разница очень большая.

- Ну, не знаю... - Мэйбл с несчастным видом пожала плечами. - В последнее время я постоянно думаю о том, что со мной происходит, во что я превратилась и почему я обязана исполнять работу, которая ничего не дает ни уму, ни сердцу и давно мне надоела. Может, мне нужно просто ненадолго сменить обстановку, и все пройдет, а может... Может быть, я боюсь, что никогда уже не полюблю и никогда мое сердце не ухнет куда-то в пустоту и не начнет колотиться как сумасшедшее при виде мужчины, который сидит за столом напротив. Мысль о том, что еще бог знает сколько лет мы с Джеффом будем каждое утро смотреть друг на друга и думать про себя: "О'кей, он, конечно, не идеал, но раз уж мне досталось такое сокровище, придется терпеть", - буквально сводит меня с ума!

Для двадцати двух лет брака это был поистине печальный итог, и Глэдис почувствовала, как ее пронзила острая жалость.

- Брось, ты сама знаешь, что все не так уж плохо.

Глэдис искренне надеялась, что у подруги просто дурное настроение. Чего иногда не скажешь сгоряча. Было бы по-настоящему ужасно, если бы Мэйбл говорила правду.

- Конечно, мы еще не дошли до того, чтобы швырять друг в друга тарелками, но... - Мэйбл как-то подозрительно шмыгнула носом. - Большую часть времени все нормально - так нормально, что хоть вой от тоски! Если бы ты знала, какой Джефф скучный тип! И наша жизнь.., она тоже скучная и серая, а через десяток лет, когда мне стукнет шестьдесят, она станет еще скучнее. Что мне тогда делать? Отравиться? Повеситься? Броситься с моста?

- Я думаю, что путешествие в Европу, которое вы задумали, поможет вам обоим, - дипломатично заметила Глэдис. - Ты сама только что говорила, что тебе нужно сменить обстановку.

В ответ Мэйбл только дернула плечом.

- Я в этом очень сомневаюсь, поскольку моя обстановка последует вслед за мной - ведь Джефф и мальчики все время будут рядом, и мне по-прежнему придется о них заботиться. Разве что готовить я не буду, да за рулем меня может сменить Джефф. В остальном же Италия мало чем отличается от нашего пригорода.

- Но, может быть, Джефф... - начала Глэдис, но Мэйбл перебила ее:

- Однажды мы уже ездили в Европу, и Джефф постоянно брюзжал, что французы не умеют водить, что итальянцы не желают ничего знать, кроме своих макарон, и что они загадили в Венеции все каналы. Особенно его раздражает, что там мало кто говорит по-английски и ему приходится объясняться знаками, если меня нет поблизости. Согласись, Глэд, что его вряд ли можно назвать романтиком!

Глэдис знала, что двадцать два года назад Мэйбл вышла замуж за Джеффа, потому что была беременна, но ребенка она тогда потеряла и долго не могла забеременеть вновь. Семь лет она безуспешно пыталась завести ребенка.

За это время Мэйбл сделала неплохую карьеру в своей адвокатской конторе. Но, добившись первого, она потеряла второе, потеряла, видимо, навсегда, так что, по большому счету, жизнь обошлась с ней гораздо круче, чем с Глэдис.

- Вероятно, - добавила Мэйбл задумчиво, - обедая с другими мужчинами и, гм-м.., встречаясь с ними потом, я пытаюсь вернуть себе то, чего Джефф так и не смог мне дать. Мне почти пятьдесят, но я все ищу что-то, на что мой собственный муж оказался не способен.

Тут Глэдис подумала, что романы, которые Мэйбл заводила на стороне, лишь еще больше усиливали ее недовольство собственным положением. Иначе и быть не могло, если допустить, что Мэйбл ищет что-то не существующее на свете или заведомо не доступное ни ей, ни Джеффу. Ведь признаться себе, что определенная страница твоей жизни закрыта раз и навсегда, нелегко. Дуглас тоже давно не являлся к ней с корзиной роз, однако Глэдис не делала из этого трагедии. Она просто подходила к ситуации разумно и не ожидала от мужа подобных экстравагантных поступков, которые, строго говоря, никогда не были в его характере. Зато между ними было что-то другое, что порой согревало ей сердце сильнее, чем самые дорогие подарки.

- Может быть, никто из нас уже никогда не потеряет голову от любви, но это вовсе не значит, что жизнь кончена, - рассудительно сказала Глэдис, однако эти слова неожиданно привели Мэйбл в ярость.

- Чушь! - почти выкрикнула она. - Чушь и бред! Если бы я так считала, я бы, наверное, умерла. Почему, почему я не могу влюбиться? И почему никто не может влюбиться в меня? Потому, что мне пятьдесят? Потому, что у меня трое детей? Почему?! Право на любовь есть у женщины в любом возрасте. Знаешь, почему Розали ушла от Дэна Льюисона? Потому, что по уши влюблена в Гарольда Шлезингера. И он тоже без ума от нее и даже готов жениться на Розали. Именно поэтому Дэн так бесится.

Брови Глэдис от удивления поползли вверх.

- Ах вот, значит, почему Гарольд бросил свою жену! - вырвалось у нее, и Мэйбл утвердительно кивнула.

- Похоже, я действительно перестала замечать кое-что из того, что творится вокруг, - смущенно проговорила Глэдис. - И как это я не подумала, что...

- Все очень просто. Ты самая чистая и целомудренная из нас всех, поддразнила ее Мэйбл. - Образцовая хозяйка и верная жена. Таких, как ты, у нас запирают в национальные заповедники, и лишь миссис Тейлор по недосмотру властей осталась на свободе.

Это, конечно, была шутка, но в словах Мэйбл Глэдис почудились горькие нотки. Она знала подругу достаточно хорошо, знала, что может в трудные минуты положиться на нее, и сама готова была протянуть руку помощи, если Мэйбл будет в ней нуждаться, но еще никогда они не разговаривали так откровенно. Глэдис знала, что Мэйбл время от времени спит с понравившимися ей мужчинами, но она никогда не упрекала ее, хотя и не понимала, зачем ей это нужно. И вот теперь, кажется, кое-что стало проясняться. Похоже, в душе Мэйбл образовалась пустота, которую ничто не могло заполнить.

- Значит, этого ты хочешь? Бросить Джеффа и уйти к другому мужчине? спросила она. - И что от этого изменится?

- Возможно - ничего, - согласилась Мэйбл. - Именно поэтому я до сих пор не "ушла к другому мужчине", как ты выражаешься. Кроме того, я, кажется, все еще немножко люблю Джеффа. Мы с ним большие друзья, только.., только он меня не возбуждает.

- Не разумнее ли будет оставить все, как есть? - спросила Глэдис, раздумывая над тем, что она только что услышала. "Большие друзья" - это надо же!.. - Интерес, желание - все это когда-то у меня было, но я больше в этом не нуждаюсь, - закончила она так твердо, как будто старалась убедить не подругу, а себя.

Но Мэйбл приняла ее слова без возражений.

- Если это действительно так, то тебе очень повезло, - сказала она.

- Нам обеим повезло, - убежденно сказала Глэдис, желая хоть как-то успокоить Мэйбл и заставить ее трезво взглянуть на вещи. Глэдис отнюдь не была уверена, что обед с Дэном Льюисоном - или с любым другим мужчиной - был правильным решением. Сначала ресторан, потом - придорожный мотель где-нибудь на полдороге между Гринвичем и Уэстпортом, а что потом? Все то же самое с кем-то другим? Но до каких пор?

Сама Глэдис даже представить себе не могла, что когда-нибудь изменит Дугу с другим мужчиной. И после семнадцати лет брака она не хотела никого другого. Глэдис любила мужа и была очень довольна тем, как складывается их совместная жизнь. Во всяком случае, тех слабых сомнений, что изредка у нее появлялись, было недостаточно, чтобы что-то радикально менять.

- И все-таки я считаю, что ты распорядилась своим талантом, мягко скажем, не лучшим образом, - снова поддела ее Мэйбл, прекрасно знавшая, где у Глэдис самое слабое место. Лишь раздумывая о своей прерванной карьере, она осмеливалась задавать себе требующие неприятных ответов вопросы. - Тебе необходимо как можно скорее вернуться в фотографию, пока твои реактивы не протухли и сама ты не покрылась плесенью. Иначе когда-нибудь ты очень об этом пожалеешь.

Мэйбл всегда говорила, что у Глэдис - настоящий, большой талант и что зарывать его в землю - преступно. И хотя Глэдис совершенно искренне не считала себя гением, но все же она была способна реально оценить свои силы. И конечно, иногда ей становилось немного жаль, что столько лет потеряно для работы. В таких случаях она обычно говорила, что если захочет, то сможет вернуться к своей профессии несколько позднее, когда дети еще немного подрастут. Пока же у нее попросту не хватало времени, чтобы сделать хотя бы небольшой репортаж.

Однако это была только часть правды. Другая ее часть заключалась в том, что Глэдис старалась лишний раз не злить Дуга, который ужасно раздражался, стоило ей только завести разговор о карьере.

- Кстати, - решила отшутиться она, - если я снова стану фотографом и начну разъезжать по всему миру, ты того и гляди начнешь обедать с Дугом!

При этих ее словах обе рассмеялись, и Мэйбл отрицательно покачала головой.

- За это можешь не бояться, подруга. Твой Дуг - единственный мужчина, которого я считаю еще большим занудой, чем Джефф.

Глэдис снова фыркнула:

- Гм-м, будем считать, что я выслушала комплимент в адрес собственного мужа, хотя звучит он несколько сомнительно.

Тут она задумалась. Дуглас - ее Дуглас - действительно уже давно не принадлежал к числу мужчин, которых можно было бы назвать покладистыми или легкими в общении. Что да, то да, но он все равно был хорошим мужем и прекрасным отцом. И ничего другого Глэдис от него не требовала. Она сразу и навсегда отказалась от рискованных авантюр и романтических похождений, которые продолжали увлекать некоторых ее подруг; возможно, именно поэтому Глэдис удавалось неплохо уживаться с собственным мужем, рядом с которым Мэйбл, по ее собственным словам, "сдохла бы со скуки".

Но высказать все это она не успела. Прозвучал свисток, матч закончился, и через считанные секунды возле них очутились Сэм и близнецы Мэйбл.

- Отличная игра, сын! - сказала Глэдис, широко улыбаясь Сэму, чье раскрасневшееся лицо все еще блестело от пота. В глубине души она была рада, что обстоятельства помешали продолжить разговор, начинавший ее тяготить. "И почему, - снова задумалась Глэдис, - каждый раз, когда мы с Мэйбл встречаемся, мне приходится защищать себя и свой брак?"

- Но, мама, мы же проиграли!.. - возмутился Сэм, однако это не помешало ему обхватить ее обеими руками и обнять так крепко, что Глэдис всерьез испугалась за сохранность фотоаппарата, висевшего у нее через плечо.

- Но ведь ты получил удовольствие, правда? - спросила она, целуя сына в макушку. От волос Сэма все еще шел запах, который она так любила, - запах свежего воздуха, шампуня и солнечного света. В представлениях Глэдис, это был настоящий запах детства.

- В общем, да, - с готовностью согласился Сэм. - И потом, я забил два гола! Ты видела, мам? Скажи, видела?!

- Конечно, видела, - улыбнулась Глэдис. - Значит, игра удалась, не так ли?

Сэм кивнул, и все вместе они медленно пошли вдоль края поля, направляясь к автостоянке. Близнецы Мэйбл собирались в город есть мороженое, и Сэм захотел к ним присоединиться.

- Мы не можем, - покачала головой Глэдис. - Нам еще надо успеть забрать из школы Эйми и Джейсона.

Сэм разочарованно застонал, но Глэдис была непреклонна. Прощально махнув рукой Мэйбл и ее мальчикам, она села за руль своего семиместного универсала, который они между собой называли автобусом. Собственно говоря, это и был небольшой микроавтобус, только последние четыре сиденья были сняты, чтобы освободить место для багажа.

Сэм тут же стал переодеваться, а Глэдис снова задумалась. Да, поговорили весьма откровенно. Судя по всему, Мэйбл еще не утратила умения эффективно вести перекрестный допрос.

Заводя мотор, Глэдис бросила взгляд в зеркало заднего вида, в котором отражалась мордашка Сэма. Сын выглядел усталым, но довольным. На щеках темнели грязные разводы, светлые волосы были растрепаны и торчали во все стороны, а локти были зелеными от травы. "Вот и ответ, - усмехнулась Глэдис. - Вот почему я не скитаюсь по южноамериканской сельве или австралийскому бушу. Я нужна моим детям, а они нужны мне. Что с того, что жизнь иногда кажется мне немножечко скучной?"

Заехали в школу за Эйми и Джейсоном и все вчетвером вернулись домой. Джессика тоже только что вернулась - на кухонном столе валялись высыпанные из сумки учебники и стоял наполовину пустой пакет из-под картофельных чипсов. Пес вертелся под ногами, радостно лаял и вилял хвостом, а на втором этаже гремела включенная на полную мощность музыка. Это и была жизнь, которую Глэдис сама для себя выбрала. Фотография подождет. Мыслимо ли, бросить Дуга и детей на произвол судьбы, чтобы отправиться вокруг земного шара в поисках сногсшибательных сюжетов? Нет, это все равно что сидеть сразу на двух стульях. Всем известно, чем кончаются подобные попытки.

- Что у нас на ужин? - громко спросил Джейсон, стараясь перекричать музыку и громкий лай собаки. Он посещал секцию легкой атлетики и постоянно умирал от голода.

- Бумажные салфетки и мороженое, если только вы не уберетесь из кухни и не дадите мне пять минут, чтобы все приготовить, - быстро ответила Глэдис.

Джейсон стащил со стола яблоко и, схватив собаку за ошейник, выволок ее из кухни. Услышав, как хлопнула дверь, Глэдис улыбнулась. Джейсон, как две капли воды походивший на своего отца, рос спокойным и покладистым мальчиком. Он отлично учился, занимался спортом и никогда не причинял родителям беспокойства. Только в прошлом году он открыл для себя, что в мире существуют девочки, однако до сих пор самым большим его достижением на этом поприще было несколько робких телефонных звонков. Договориться с ним, во всяком случае, было гораздо проще, чем с его четырнадцатилетней сестрой. Глэдис в шутку говорила, что та непременно станет адвокатом по урегулированию трудовых споров. Джессика бросалась на защиту каждого, кого, по ее мнению, притесняли, и не боялась спорить даже с матерью, до конца отстаивая свое мнение. Глэдис это нравилось.

- Ну-ка, брысь! - прикрикнула она на пса, который снова просунул голову в кухонную дверь, и повернулась к холодильнику. Открыв морозильник, Глэдис ознакомилась с его содержимым и виновато вздохнула. На этой неделе они уже дважды ужинали гамбургерами и один раз - мясным рулетом, а больше ничего в морозильнике не оказалось. Увы, в кулинарии Глэдис была не то чтобы полным профаном, но воображения ей часто не хватало. К концу учебного года ее фантазия истощалась полностью. Слава богу, на носу было лето, когда дети питались в основном мороженым, соками и хот-догами.

Наконец, о счастье, Глэдис обнаружила в дальнем углу холодильника упаковку замороженных цыплят, которую тут же засунула в микроволновку, а сама принялась чистить кукурузу. Пока ее руки делали привычную механическую работу, она снова мысленно вернулась к разговору с Мэйбл. И все же сожалеет она о своей карьере или нет? Ерунда! Вспоминая свою очаровательную четверку, Глэдис ни секунды не сомневалась, что не могла бы отказаться от детей ради карьеры. А раз так, значит, она в ответе перед детьми и мужем, и если Мэйбл считает ее скучной, что ж.., дело десятое.

Глэдис дочистила последний початок и, засыпав кукурузу в кастрюлю с кипящей водой, достала из микроволновки разморозившихся цыплят. Посыпав их солью и полив майонезом, она отправила их обратно и удовлетворенно вздохнула. Ей оставалось только отварить рис, нарезать салат, и - оп-ля! - ужин на всю ораву готов. За четырнадцать лет Глэдис научилась-таки готовить быстро. Правда, она никогда не баловала детей разносолами, зато простая и здоровая пища всегда была готова у нее вовремя.

Она уже накрывала на стол, когда с работы вернулся Дуг. У него на фирме была горячая пора, поэтому в последнее время он возвращался домой в семь или чуть позже. Таким образом - считая дорогу туда и обратно, - Дуг проводил вне дома около двенадцати часов, однако он никогда не жаловался и не ворчал, неизменно возвращаясь к семье в хорошем настроении. Вот и сейчас он швырнул на стул кейс и, чмокнув воздух в районе уха Глэдис, полез в холодильник за банкой кока-колы.

Глэдис с улыбкой посмотрела на него.

- Как дела? - спросила она, поправляя выбившиеся из прически пряди золотистых волос, обрамлявших ее лицо. Глэдис, к счастью, почти не приходилось следить за своей внешностью. У нее были классические, тонкой лепки черты лица, здоровая гладкая кожа и стройная фигура, благодаря которой она выглядела лет на тридцать пять, не больше. Толстая золотая коса, свисавшая на спину, тоже очень шла ей и делала ее моложе - как и свитера, майки и джинсы, которые она в последние годы носила почти постоянно.

Прежде чем ответить. Дуг открыл колу и сделал большой глоток прямо из банки.

- Неплохо, - рассеянно сказал он. - Впрочем, ничего интересного, все как обычно... Сегодня у меня была встреча с новым клиентом.

Глэдис кивнула. У Дуга на работе действительно почти никогда не происходило ничего такого, о чем стоило бы рассказать. Если же возникали какие-то проблемы или неприятности, то она не оставалась в неведении.

- А как ты провела день?

- Была с Сэмом на футболе, сделала там несколько снимков, может выйти удачно. Все как всегда...

Все как всегда... Произнеся эту фразу, Глэдис невольно вспомнила Мэйбл. Ну да, немного скучно, ничего особенного не происходит - с этим Глэдис не могла не согласиться. Но, право же, трудно ожидать чего-то другого. Жить в тихом Коннектикуте и воспитывать четырех детей - что может быть прозаичнее? И все же Глэдис была убеждена, что бороться со скукой так, как это делала Мэйбл, не стоило. В конце концов, она обманывала не только мужа, но и себя. Даже в первую очередь себя, поскольку обеды с чужими мужьями на самом деле ничего не меняли.

- Как насчет того, чтобы поужинать завтра вдвоем в "Ма Пти Ами"? неожиданно предложил Дуг, когда Глэдис позвала детей к столу.

- О, мне бы очень хотелось! - ответила Глэдис. Больше ничего она добавить не успела, поскольку дверь распахнулась. Тайфун, ураган, самум, вместе взятые, казалось, ворвались в нее. Рассаживаясь вокруг стола, четверо детей наперебой рассказывали ей и друг другу о том, как прошел их день, о своих друзьях, достижениях, неудачах, жаловались на учителей и на то, сколько им задают. Эйми трижды повторила сплетню о том, что Джессике звонил какой-то новый мальчик, причем - судя по голосу - из старшеклассников. Джессика, не желая оставаться в долгу, пыталась отправить сестру вон, так как она якобы не вымыла руки после того, как гладила собаку. Джейсон, по временам исполнявший роль семейного клоуна, едко комментировал каждую реплику сестер, а Сэм, преодолев усталость, хвастался своими спортивными успехами и при этом так размахивал руками, что Глэдис пришлось убрать от него подальше графин с томатным соком.

Непривычный человек не выдержал бы в этом гаме и пяти минут, но в доме Глэдис все ужины проходили в подобном ключе, поэтому она только улыбалась, как индеец под пытками, и даже вставляла по ходу дела кое-какие замечания, не переставая при этом разливать сок и чай, накладывать новые порции и убирать пустые тарелки.

После ужина Эйми и Джессика помогли Глэдис убрать со стола и ушли к себе. Джейсон устроился в гостиной, чтобы посмотреть последние новости по телевизору, а Сэм, утомленный своими спортивными подвигами, неожиданно рано попросился спать. Уложив его, Глэдис велела остальным детям тоже готовиться ко сну и поднялась в спальню, где ее ждал Дуг.

- С этими детьми не соскучишься, - заметил он, на секунду оторвавшись от каких-то бумаг. - Сегодня тебе пришлось тяжелее, чем обычно, не так ли?

В его манере говорить было что-то успокаивающее, умиротворяющее - Глэдис подметила это еще в самом начале их знакомства. Достаточно было Дугу сказать всего несколько слов, и Глэдис начинала чувствовать, что перед ней человек солидный и серьезный, привыкший обдумывать каждый свой шаг. Между тем лицо у него всегда было чуть-чуть мальчишеским и даже сейчас, в сорок пять лет, не утратило задорного выражения. Он оставался подтянутым, спортивным, и Глэдис нравилось думать, что ее муж похож на знаменитого футболиста, хотя Дуг сам преуспел только в теннисе, да и то в студенческие годы, когда играл за сборную колледжа. Волосы у него были густыми и темными, глаза - карими, подбородок упрямым и волевым, и Глэдис по-прежнему считала его весьма привлекательным. Пусть себе Мэйбл находит Дугласа Тейлора скучным. Может, оно и к лучшему.

Подобрав ноги, Глэдис уселась напротив него в большое мягкое кресло и снова подумала о том, что с тех пор, как она встретила его в одной из миссий Корпуса мира, Дуглас почти не изменился. Он как будто с самого начала был устроен так, чтобы стать для нее идеальным мужем. Дуг был верным, спокойным, нежным, и даже если чего-то от нее и требовал, то его требования всегда были справедливыми. Таким он и остался, и все же Глэдис внезапно показалось, что в нем чего-то не хватает.

Присмотревшись повнимательнее, она поняла, в чем дело. Озорной огонек в глазах, который пленил ее семнадцать лет назад, погас! Теперь его глаза - эти два зеркала души, если верить когда-то давным-давно прочитанному ею русскому писателю, - потускнели. А раньше-то, раньше! Они поблескивали, точно две спелые глянцевые вишни, прячущиеся от солнца под зеленым листом. Как грустно... Но Глэдис, стремясь как-то сгладить неприятное впечатление от своего открытия, тут же напомнила себе, что в остальном Дуглас остался таким же, как был, - верным, надежным и заботливым. Главное, Дуг не похож на ее отца. Своего отца Глэдис, разумеется, любила, но она не хотела бы иметь мужа, который постоянно рискует жизнью ради собственного удовольствия. А именно таков был Джек Уильяме. На театре военных действий он чувствовал себя как дома, а вернувшись к семье, начинал томиться и вскоре отправлялся в очередную далекую поездку. В конце концов он погиб, оставив им в утешение могилу на одном из кладбищ Нью-Йорка, и Глэдис была рада, что все кончилось именно так. Было бы гораздо хуже, если бы отец пропал без вести, ибо для ее матери - да и для нее самой тоже - это обернулось бы годами напрасных ожиданий и обманутых надежд.

Дуглас, к счастью, был совсем другим. Глэдис твердо знала, что в трудную минуту он всегда будет рядом.

- Мне показалось, что сегодня вечером дети были как-то уж очень возбуждены, - сказал Дуг, не поднимая головы от бумаг. - Что-нибудь случилось?

- Не думаю. Наверное, они просто радуются, что учебный год кончается, и предвкушают поездку на мыс Код. Нам всем давно пора проветриться, - добавила Глэдис, имея в виду в первую очередь себя. К концу года ей до последней степени надоедало мотаться на машине туда-сюда.

- Жаль, но мне вряд ли удастся взять отпуск раньше августа, - проговорил Дуг, в задумчивости проводя рукой по волосам. Он вкратце объяснил положение дел. Обстановка на рынке требовала дополнительных маркетинговых исследований, к тому же с двумя крупными клиентами, недавно обратившимися в фирму, тоже надо было кому-то работать, а из опытных людей в строю остался только он: двое старших менеджеров внезапно заболели, а один попросил расчет.

- Действительно, жаль, - просто сказала Глэдис. - Знаешь, я сегодня встретила Мэйбл. Они с Джеффом собираются в Европу на полтора месяца.

Она хорошо знала, что заговаривать об этом с Дугом бесполезно - во-первых, однажды он уже совершенно недвусмысленно высказался по этому поводу, а переубедить его было практически невозможно, а во-вторых, менять их планы на лето было все равно уже поздно. И все же она не удержалась и добавила:

- Вот было бы здорово, если бы будущим летом мы тоже смогли поехать!

- Давай не будем начинать все сначала! - брюзгливо отозвался Дуг. - Я впервые попал в Европу только после того, как закончил колледж. Наши дети тоже вполне могут подождать пару лет - их это не убьет. Кроме того, для такой большой семьи, как наша, подобная поездка обойдется довольно дорого.

- Но мы, наверное, могли бы себе это позволить, Дуг, - возразила Глэдис. Во всяком случае, я не могу говорить детям, что нам это не по карману, ведь это будет не правдой!

Она не осмелилась напомнить ему о том, что ее родители чуть не с младенческого возраста возили ее по всему миру. Отец Глэдис - куда бы он ни отправлялся по заданию редакции - обязательно вызывал к себе жену, когда у нее был отпуск. Таким образом уже к пятнадцати годам Глэдис объездила чуть ли не весь мир. Эти совместные путешествия были незабываемы. Ей очень хотелось, чтобы и детей тоже объединяло нечто подобное.

- Мне нравилось путешествовать с родителями, - робко промолвила она наконец, и взгляд Дугласа сразу же стал колючим.

- Если бы у твоего отца была нормальная работа, ты тоже не попала бы в Европу так рано, - раздраженно бросил он. Дуг очень не любил, когда Глэдис начинала, по его собственному выражению, "давить" на него.

- Ты не прав. Дуг! У моего отца была нормальная работа, не хуже и не лучше других, - возразила Глэдис. - Во всяком случае, он работал больше, чем мы с тобой.

"Чем ты сейчас", - хотелось ей добавить, но она сдержалась. Джек Уильяме был в этом отношении совершенно удивительным человеком. Он обладал колоссальной трудоспособностью и безграничным терпением, что в конечном итоге и помогло ему добиться столь многого. Пулитцеровская премия - не шутка! Впрочем, Дуглас предпочитал об этом не вспоминать, и Глэдис это очень задевало. Ей казалось, что Дуг ни во что не ставит карьеру ее отца только потому, что он добился успеха не за столом, заключая и подписывая контракты, а путешествуя по всему миру с фотокамерой в руках. Для Дугласа это действительно не было работой или, по крайней мере, - серьезной работой. "Детские игрушки" так пренебрежительно говорил он о карьере Джека Уильямса, и ему было наплевать, что, играя в эти "игрушки", отец Глэдис получил престижную премию и потерял жизнь.

- Твоему отцу здорово повезло, и ты не можешь этого не понимать, продолжал Дуг. - Ему платили за его хобби, и платили неплохо. Ездить за счет издательств по разным экзотическим странам и смотреть на людей - разве это работа? Один удачный снимок - и тысяча долларов у тебя в кармане... Это ты называешь работой? Нет, Глэдис, то, чем занимался твой отец, нельзя и сравнить с тем, чем занимается большинство нормальных людей.

- Чем же оно занимается, это большинство? - тихо спросила Глэдис.

- Нормальные люди каждый день ходят на работу и корпят над документами, отрезал Дуг, слегка подчеркнув голосом первое слово. - И при этом им еще приходится считаться с политикой, конъюнктурой мирового рынка и со всякой чепухой!

В глазах Глэдис вспыхнул огонек, который должен был послужить Дугласу предостережением, но он его не заметил. Между тем гнев Глэдис объяснялся не только тем, что Дуг унизил ее отца, перед которым она преклонялась, но и тем, что при этом он уничижительно отозвался и о ее карьере, словно забыв о том, кем была Глэдис до того, как они поженились.

- Я считаю, что то, чем занимался мой отец, намного труднее и опаснее, чем просиживать штаны в офисе, и называть его работу "хобби" это.., это.., пощечина, вот что это такое!

Пощечина ее отцу и ей самой - вот что подразумевала Глэдис, и ее глаза запылали, как два костра.

- Что это на тебя нашло? - удивился Дуглас. - А-а.., понимаю. Наверное, Мэйбл опять сорвало с якорей и она пошла куролесить!

Да, Мэйбл действительно сыграла тут определенную роль - с этим Глэдис не могла не согласиться. Ее подруга всегда была этаким возмутителем спокойствия, и Дуг знал эту ее особенность по рассказам самой Глэдис. Но в данном случае дело было не в Мэйбл, а в том, что Дуг сказал о ее отце. О нем и о ней самой.

- Мэйбл тут ни при чем, - заявила Глэдис. - Просто я не понимаю, как ты можешь так говорить о моем отце, ведь он получил Пулитцеровскую премию высшую журналистскую награду! По-твоему, все его достижения заключались в том, что он сделал пару удачных снимков взятой напрокат "мыльницей" и сумел выгодно их продать?

- Ты слишком упрощаешь. - Дуглас досадливо поморщился. - Но согласись, что твой отец был просто фотограф. Он не руководил ни заводами "Форда", ни корпорацией "Дженерал моторе", ни "Майкрософтом". Я допускаю, что у него был талант, но и ты согласись, что во многом ему просто везло. И если бы сегодня он был жив, он наверняка сказал бы тебе то же самое. Такие парни, как он, обычно очень любят похвастаться своим везением!

- Ради бога. Дуг, прекрати! Какую чушь ты несешь! Может, ты думаешь, что и мне "просто везло"?

- Нет, - спокойно ответил Дуг, успевший овладеть собой настолько, что на лице его не отражалось даже тени недовольства из-за того, что размолвка с женой случилась именно сейчас - в конце длинного и нелегкого для обоих дня. Он продолжал недоумевать, что такое случилось с Глэдис? Быть может, это дети вывели ее из равновесия, а может, во всем виновата эта невыносимая Мэйбл? Дуг всегда ее недолюбливал, поскольку в ее присутствии отчего-то начинал ощущать странную неловкость. Мэйбл постоянно на что-то жаловалась - на детей, на жизнь, на мужа, и Дуг в конце концов решил, что она плохо влияет на его жену.

- Нет, я так не думаю, - повторил он. - Просто я считаю, что ты делала это в свое удовольствие. Фотография - отличный предлог, чтобы ездить, куда хочешь, делать, что хочешь, словом - потакать своим капризам. Но некоторые люди в конце концов взрослеют, а некоторые так и остаются большими детьми. Ты занималась фотографией несколько лет, и, на мой взгляд, этого вполне достаточно.

- Если бы я не бросила фотографию, - запальчиво воскликнула Глэдис, сейчас я, быть может, тоже бы получила "Пулитцера"! Это тебе в голову не приходило?

И она в упор посмотрела на Дуга. В то, что она тоже могла получить Пулитцеровскую премию, Глэдис не очень-то верилось, однако чем черт не шутит! Исключать эту возможность она не собиралась - ведь она никогда не считала себя ни неумехой, ни бездарью. К тому же несколько премий и призов Глэдис уже получила, и кто знает, к чему бы она в конце концов пришла, если бы не бросила фотографию, чтобы стать домашней хозяйкой!

- Ты действительно так считаешь? - удивленно переспросил Дуглас. - Значит, ты жалеешь, что оставила фотожурналистику? Ты это хотела мне сообщить ?

- Нет... То есть не совсем. Я никогда ни о чем не жалела, но фотография не была для меня ни хобби, ни капризом. Я занималась ею серьезно, и мне удалось кое-чего достичь. И до сих пор я... - Дуг посмотрел на нее, и Глэдис осеклась. Он просто не понимает, о чем она говорит. Дуглас по-прежнему был убежден, что для нее фотография была увлекательной игрой, которой Глэдис предавалась прежде, чем выйти замуж и зажить нормальной, взрослой жизнью. Но для Глэдис ее ремесло никогда не было забавой. Занимаясь фотографией, она действительно получала удовольствие, но никогда бы она не стала ради забавы рисковать жизнью. В ее биографии были моменты, когда она сознательно подвергала себя опасности, чтобы сделать хороший снимок. Это было дело ее жизни.

- Дуг, ты.., ты говоришь так, словно то, чем я занималась, было для тебя просто блажью, капризом избалованной девчонки. Но ведь это не так! Неужели ты не видишь?! - Для нее было очень важно, чтобы Дуг понял... Если бы он признал, что она действительно занималась настоящим делом и что он тоже жалеет, что ей пришлось все бросить ради семьи, тогда все утверждения Мэйбл потеряли бы всякий смысл. Но если Дуг уверен, что работа, которой она пожертвовала, была хобби, капризом и бог знает чем еще, тогда... Тогда действительно получается, что четырнадцать лет назад она совершила большую ошибку.

- Ну, вижу, ты неадекватно реагируешь на самые простые и очевидные вещи, возразил Дуг. - Я только хотел сказать, что фотожурналистика и бизнес - это две совершенно разные вещи. Фотография не требует ни образования, ни самодисциплины, ни умения логически мыслить. Она...

- Конечно, фотография не может сравниться с бизнесом. Быть фотографом гораздо, гораздо труднее, чем простым клерком! - выпалила Глэдис. - Когда работаешь в таких местах, как я и мой отец, твоя жизнь каждую минуту подвергается смертельной опасности, и, если не быть постоянно настороже, легко можно погибнуть. Неужели ты и теперь скажешь, что работа фотожурналиста легче, чем работа клерка, который по шесть часов в день перекладывает с места на место никому не нужные бумажки?

- Ты, кажется, намекаешь, что из-за меня отказалась от блестящей карьеры, которая могла принести тебе славу и богатство? Стало быть, я со своим эгоизмом помешал тебе стать знаменитым фотографом? - Дуг саркастически усмехнулся, но Глэдис видела, что он удивлен - по-настоящему удивлен. - И что мне теперь делать? Валяться у тебя в ногах, вымаливая прощение, или посыпать голову пеплом в знак того, что я скорблю об этой потере вместе со всем прогрессивным человечеством?

- Разумеется, нет, но мне казалось, что будет только справедливо, если ты хотя бы признаешь: то, чем я занималась, не было ни чепухой, ни капризом. Я действительно отказалась от многообещающей карьеры. Ты говоришь о моей работе так, словно это действительно была прихоть, отказаться от которой мне ничего не стоило. А между тем с моей стороны это была жертва, и немалая!

Она пристально посмотрела на него, стараясь угадать, что произойдет теперь, после того, как она открыла этот ящик Пандоры. Увы, было совсем не похоже, чтобы Дуглас изменил свое мнение о фотографии вообще и о ее карьере в частности.

- Значит, - сказал он, отставив в сторону банку кока-колы, из которой сделал несколько глотков, - ты жалеешь о том, что принесла эту, как ты выразилась, "жертву"?

- Нет, не жалею, - ответила Глэдис без колебаний. - Но я считаю, что ты не должен принимать это как должное. Я заслужила, как минимум, благодарность!

- Хорошо, если тебе необходима компенсация, ты ее получишь, обещаю. А теперь, может быть, прекратим этот разговор? У меня был тяжелый день, и я не прочь немного отдохнуть.

С формальной точки зрения это было предложение мира, но тон, которым это было сказано, рассердил Глэдис еще больше. Дуг явно считал, что его дела и его усталость значат гораздо больше, чем ее. К тому же он почти демонстративно вернулся к своим бумагам и погрузился в них, давая Глэдис понять, что больше не собирается разговаривать на интересующую ее тему.

А она смотрела на него во все глаза, не в силах поверить в то, что только что услышала. Дуглас наплевал не только на ее карьеру, но и на успех ее отца, который представлялся Глэдис бесспорным. Неуважение, граничащее с презрением, которое она без труда угадала в его интонациях, ранило ее в самую душу, ибо еще никогда Дуг не позволял себе разговаривать с ней подобным образом. Но самое страшное заключалось в том, что теперь все аргументы Мэйбл, над которыми она столько раздумывала, приобрели вес и сделались почти неоспоримыми.

Глэдис ничего больше не сказала Дугу. Но перед тем как лечь спать, она долго стояла в душе, заново обдумывая все, что узнала и поняла за сегодняшний день. Глэдис чувствовала себя униженной, оскорбленной в лучших чувствах, почти уничтоженной. В самом деле, после разговора с мужем в ее жизни не осталось ничего, кроме бесконечной работы по дому, которую, как чуть ли не открытым текстом заявил Дуг, она должна была считать своим настоящим призванием. Это было настолько абсурдным, что Глэдис не сомневалась: Дуг быстро одумается и извинится перед ней. Обычно он довольно хорошо чувствовал, когда ненароком задевал ее, и спешил попросить прощения.

Однако когда она вышла в спальню и погасила свет, Дуг не сказал ей ни слова. Он просто повернулся к ней спиной и заснул, словно ничего не случилось, и Глэдис, в которой с новой силой вспыхнула обида, тоже не стала желать ему спокойной ночи.

Но еще долго она лежала без сна, прислушиваясь к негромкому храпу мужа, и думала о том, что сказал ей Дуг и что говорила ей Мэйбл.

Глава 2

Утро следующего дня было, как обычно, слишком суматошным, чтобы возвращаться ко вчерашнему. Дуг ушел раньше, чем она успела с ним попрощаться. Прибираясь в кухне, Глэдис задумалась, жалеет ли он о том, что произошло, или нет. В глубине души она была совершенно уверена, что Дуг непременно что-нибудь скажет ей по поводу вчерашнего разговора, поскольку долго молчать было не в его характере. Глэдис все еще тешила себя надеждой, что вчера он слишком устал или, напротив, пытался не очень удачно "завести" ее, чтобы потом вместе посмеяться над ее горячностью. Но ей не давала покоя мысль: Дуг держался как-то уж очень спокойно, словно он для себя уже раз и навсегда все решил. Но если он на самом деле относится столь пренебрежительно ко всему, что она делала и о чем мечтала до того, как они поженились, тогда... Тогда все это очень и очень печально.

Когда раздался телефонный звонок, Глэдис как раз загружала в посудомоечную машину последнюю порцию тарелок, рассчитывая потом спокойно отправиться в темную комнату, где ждали ее отснятые пленки. Она обещала сыну, что сделает фотографии к понедельнику, нужно было спешить.

Должно быть, это Дуг. Глэдис сняла трубку. На сегодня у них был запланирован поход в ресторан, и ей казалось, что она получит куда больше удовольствия, если муж попросит прощения за свое вчерашнее поведение.

- Алло? - сказала она в трубку и улыбнулась, почти уверенная, что услышит голос мужа. Звонил Рауль Лопес, сам в прошлом знаменитый репортер, а ныне один из самых известных в городе агентов, представлявших интересы фотожурналистов и фотографов. Агентство, которое теперь возглавлял Рауль, когда-то сотрудничало и с отцом Глэдис.

- Ну что, Мать Года, как делишки? Все еще фотографируешь младенцев на коленках пьяных Санта-Клаусов? - спросил Рауль вместо приветствия.

На прошлое Рождество Глэдис действительно снимала сирот в местном приюте, и, хотя это была обычная благотворительная акция, Рауль никак не мог ей этого простить. Или, по крайней мере, забыть. Вот уже много лет подряд он твердил Глэдис, что она разменивается по мелочам, зарывает свой талант в землю, и, с его точки зрения, это является настоящим преступлением перед мировой общественностью и перед фотожурналистикой. "О себе я уже не говорю", добавлял обычно Рауль. Вот уж кто не страдал от ложной скромности.

И каждый раз, когда Глэдис делала для Рауля какую-нибудь небольшую работу, он снова начинал надеяться, что она наконец вернется в мир фотожурналистики.

"Восстанет из гроба", как он выражался. Три года назад Глэдис сделала для Рауля великолепный фоторепортаж о положении детей в Гарлеме. Этой работой она занималась в свободное время, пока ее собственные дети были в школе, и ухитрилась ни разу не пропустить своей очереди по автопулу. Дуг, правда, всячески выражал ей свое неудовольствие. Но Глэдис уговаривала его так долго и упорно, что ему не оставалось ничего другого, кроме как уступить. Ее "гарлемская серия" удостоилась региональной премии фотожурналистов.

- Все нормально, Рауль. А ты как? - спросила она.

- Неплохо. Только работы, как всегда, невпроворот. Особенно тяжело бывает уламывать звезд, которых я представляю. Ибо не все они имеют представление о том, что такое здравый смысл. Ты, случайно, не знаешь, почему творческим людям бывает так трудно принимать разумные решения?

Услышав эту тираду, Глэдис решила, что у Рауля, похоже, действительно выдалось не самое легкое утро. "Надеюсь, - подумала она, - он не собирается сделать мне какое-нибудь безумное предложение?" Правда, Глэдис уже давно предупредила агента, чтобы он не предлагал ей поездок на озеро Танганьику снимать крокодилов из-под воды, но Рауль время от времени нарушал уговор.

- Какие у тебя планы? - спросил Рауль чуть более сердечным тоном, и Глэдис оценила его старания. Рауль был человеком раздражительным, вспыльчивым, резким в суждениях, но Глэдис он все равно нравился.

- Вообще-то, я собиралась мыть посуду, - сказала Глэдис, бросив взгляд на моечную машину, которая все еще стояла с выдвинутыми поддонами. - Интересно узнать, как это зрелище сообразуется с твоим представлением обо мне? добавила она с улыбкой.

- Прекрасно сообразуется, - пробурчал Рауль. - Хотелось бы знать, когда твои дети наконец вырастут? Искусство не может ждать вечно!

- Придется ему подождать, - вздохнула Глэдис. Она вовсе не была уверена, что Дуглас позволит ей когда бы то ни было вернуться в фотографию. Рауль упрямо не оставлял своих попыток уговорить ее взяться за какое-нибудь головоломное задание, надеясь, что в один прекрасный день она "возьмется за ум", "пошлет к черту зануду-мужа", "сдаст в пансион свою сопливую команду" и рванет из Уэстпорта в какую-нибудь "горячую точку".

- Уж не собираешься ли ты снова просить меня отправиться куда-нибудь в Тибет, чтобы проехать на ослике от Лхасы до Пекцпа? - спросила она шутливо. Именно с таким предложением Рауль обратился к ней несколько лет назад, когда Глэдис была на восьмом месяце беременности. С тех пор эта фраза стала для них чем-то вроде кодового обозначения заданий, связанных с дальними и продолжительными поездками, которые Рауль продолжал предлагать ей с завидной регулярностью. Впрочем, изредка он находил более разумные задания, наподобие гарлемского репортажа. И в глубине души Глэдис была очень довольна, что Рауль не спешит вычеркнуть ее из своих "звездных списков", хотя в телефонных разговорах он не раз называл ее "пропащей" и "дохлым номером". ("Я знаю, что обращаться к тебе - это дохлый номер, но попытка - не пытка..." - так начинался примерно каждый третий их разговор.) - Что ж, ты почти угадала... проговорил Рауль. - Конечно, не в десяточку, но все-таки близко. - Он словно обдумывал, как бы получше начать, но Глэдис прекрасно знала, что Рауль не из тех людей, которые будут звонить по делу и мямлить. Наверняка у него все было заранее просчитано и расписано, просто Рауль опробовал на ней один из своих "подходцев". У него самого никогда не было ни жены, ни семьи. Он решительно не мог понять, почему ради мужа и детей Глэдис готова снова и снова отказываться от увлекательных путешествий, от карьеры, от успеха, наконец. Талант у нее, по мнению Рауля, был редкостный, поэтому он совершенно искренне считал ее отказ от карьеры никому не нужной жертвенностью.

- Ну так что же? - поторопила Глэдис, и Рауль наконец решился взять быка за рога, хотя заранее знал, что она скажет "нет". Знал и все-таки надеялся.

- Нужно смотаться в Корею, - сказал он деловито. - Заказчик - воскресное приложение к "Тайме мэгэзин". Редактор решил поручить это кому-то из моих звезд, поскольку в штате журнала нет фотографа высшего класса. А дело такое: одна сеульская фирма предлагала состоятельным бездетным парам детей для усыновления. Все бы ничего, но распространился слух, что детей, которые никому не приглянулись, в конце концов убивали. Впрочем, работа достаточно безопасная, особенно для тебя. Нужно только помнить, что фотографии умеют говорить сами за себя, и поменьше выступать. Главное - снимать, остальным займется общественное мнение и полиция. Поняла?..

Рауль немного помолчал, но, не дождавшись ответа, добавил почти умоляющим голосом:

- Это просто фантастическое задание, Глэдис! Когда репортаж появится в журнале, будет настоящий взрыв. Газеты будут просто драться из-за этих материалов, если "Тайме" решит пустить их в продажу. Фотографии нужны, чтобы придать статье, так сказать, наглядность, и я бы предпочел, чтобы их сделала именно ты, а не кто-то другой. Здесь, во всяком случае, нужна именно такая рука, именно такой глаз, как у тебя. К тому же ты любишь детей, и я подумал... Словом, с какой стороны ни посмотри, эта работенка словно специально предназначена для тебя.

Слушая Рауля, который все больше и больше воодушевлялся, Глэдис тоже почувствовала волнение. Со времен ее гарлемского репортажа ни одно задание не трогало ее столь сильно. Но что она скажет Дугласу и своим собственным детям? Что она уезжает в Корею? А кто заменит ее в автопуле, кто будет готовить для них обеды и ужины? Кто будет гулять с собакой? Глэдис занималась всем этим - и многим другим тоже - на протяжении многих лет, и единственным, кто ей помогал, была приходящая домработница, которая два раза в неделю убирала квартиру.

Но даже для двоих работы было слишком много.

- Это надолго? - робко спросила Глэдис, надеясь, что не больше недели. Тогда она могла бы попытаться нанять дополнительную прислугу или уговорить Мэйбл, чтобы та возила детей в школу.

Последовала пауза. В трубке было хорошо слышно, как Рауль с присвистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Эту его привычку Глэдис хорошо знала - он поступал так всякий раз, когда ему предстояло сказать что-то неприятное для собеседника.

- Три недели. Может быть - четыре, - промолвил он наконец, и Глэдис, закрыв глаза, опустилась на табурет возле телефона. Срок был совершенно нереальным, а ей так хотелось сделать этот репортаж! Но в конце концов, у нее были свои дети, о которых она должна была думать в первую очередь.

- Ты же знаешь, Рауль, что мне это не подходит, - сказала она со вздохом. - Я не могу. Зачем только ты позвонил? Чтобы сделать мне больно?

- Может быть, и да, - мрачно ответил агент. - Вдруг мне удастся добиться, что однажды ты проснешься и поймешь: миру нужно то, что ты делаешь. Прелестные-милые картинки, снимки собачек и мордочки детишек, которые ты время от времени мне присылаешь, - все это, конечно, хорошо, но ведь ты способна на большее! Я не говорю о том, что приобретет или потеряет искусство, но ведь может оказаться и так, что именно благодаря твоим фотографиям убийства детей прекратятся.

- Это нечестно, Рауль! - с горячностью перебила Глэдис. - Не смей заставлять меня чувствовать себя виноватой! Ты же отлично знаешь, что я не могу просто так бросить все и уехать на целый месяц. Ведь у меня четверо детей, муж и никаких бабушек или дедушек!

- Так, черт возьми, найми постоянную прислугу, которая за еду и стол будет на протяжении месяца ухаживать за твоей сопливой командой. Или разведись. Ведь не можешь же ты вечно сидеть на одном месте и при этом оставаться классным фотографом! Ты и так уже потеряла четырнадцать лет. Просто удивительно, как о тебе до сих пор не забыли. Во всяком случае, чудаки, которые хотели бы поручить тебе ту или иную работу, все еще находятся. Ну а ты совершаешь большую глупость, когда обращаешься так со своим талантом!

- Как - так?

- Преступно! - отрезал Рауль, и Глэдис поняла, что агент рассердился всерьез. Это было особенно обидно, ибо в глубине души Глэдис сознавала его правоту.

- Я вовсе не "потеряла" четырнадцать лет, - возразила она в жалкой попытке оправдаться. - У меня четверо детей, и все они здоровы и счастливы. Что бы с ними было, если меня подстрелили бы где-нибудь на Мальдивах или в Никарагуа? Кто заменил бы им мать? Может быть, ты?

- Нет, конечно, - согласился Рауль. - Тут ты права. Но, если я не ошибаюсь, твои многочисленные дети уже достаточно большие, чтобы самим о себе заботиться. Во всяком случае, никому из них больше не надо менять пеленки и вытирать нос. И я не понимаю, что мешает тебе вернуться к работе, которую, как мне помнится, ты когда-то любила. Твой муж тоже не инвалид, ты ведь не кормишь его с ложечки и не выносишь за ним судно, не так ли?

Этот выпад напоминал прямое оскорбление, но Глэдис пропустила слова Рауля мимо ушей, ибо ей вспомнилось, что Дуг сказал ей вчера вечером. После этого Глэдис страшно было даже заговаривать с ним о том, чтобы куда-то уехать. Подобный шаг с ее стороны вполне мог обернуться серьезной катастрофой для их брака.

- Я не могу, Рауль, и ты это прекрасно знаешь, - повторила она еще раз и вздохнула. - Твой звонок... Он меня очень расстроил.

- Вот и хорошо, - безжалостно ответил Рауль. - Зато теперь ты, быть может, скорее сдвинешься с мертвой точки. И если я добьюсь этого своими звонками, я окажу огромную услугу всему человечеству.

- Ладно. Спасибо, что подумал обо мне. Надеюсь, ты сумеешь найти кого-то, кто сможет отлично сделать этот репортаж, - сказала она в трубку, думая о корейских детях.

- Тот, кто сумел бы сделать этот репортаж так, как надо, только что от него отказался, - едко ответил Рауль. - На днях я тебе перезвоню, но имей в виду: так легко, как сегодня, ты от меня не отделаешься. Я не отстану, пока не услышу: "Да, Рауль. Хорошо, Рауль. Куда угодно, Рауль".

- Я и не собиралась от тебя отделываться. Ты бы лучше позаботился, чтобы для выполнения нового заказа мне не нужно было ехать куда-то к черту на рога.

- Посмотрим, что мне удастся сделать. Но обещать ничего не могу, повторил Рауль. - А ты будь осторожна. Мать Года, береги себя и не давай своим отпрыскам садиться себе на шею.

- И тебе всего хорошего, - в тон ему ответила Глэдис. - Кстати, об отпрысках, - тут же спохватилась она. - Мы на все лето отправляемся на мыс Код. У тебя, кажется, есть номер того телефона?

- Конечно, есть. Желаю приятно провести время, Глэдис. А если сумеешь сфотографировать какую-нибудь шикарную яхту - позвони мне. Попробуем продать снимок.

- Между прочим, - заметила Глэдис, - гонорар за прошлые, как ты выражаешься, "шикарные яхты" покрыл мои расходы на детский сад за два года.

- Нет, Глэдис, ты совершенно безнадежна! - в отчаянии воскликнул Рауль.

На этом разговор закончился. Впервые за много лет Глэдис стало казаться, что в ее жизни не хватает чего-то настоящего, чего-то важного и большого. И что же ей теперь делать?

Глэдис чувствовала себя подавленной, но дела делать все равно надо. Отправившись после обеда за продуктами в супермаркет, она неожиданно столкнулась с Мэйбл. Подруга Глэдис выглядела значительно веселее и оживленнее, чем обычно; она была в короткой юбке и туфлях на шпильках, а подойдя к ней вплотную, Глэдис с удовольствием вдохнула запах дорогих духов.

- Где ты была?! - удивилась Глэдис. - Неужели ездила за покупками в город?

Мэйбл отрицательно покачала головой и, таинственно улыбаясь, сообщила заговорщическим шепотом:

- Я обедала в Гринвиче с Дэном Льюисоном. Мы прекрасно провели время и даже выпили по бокалу вина. Дэн - просто душка; во всяком случае, он умеет быть милым, и вообще он еще очень даже ничего. Если бы не эти его усы а-ля Кларк Гейбл, он был бы похож на херувимчика.

- Как я понимаю, бокалом вина вы не ограничились, - с несчастным видом заметила Глэдис. Радость подруги казалась ей неуместной.

- А ты чего такая грустная? - спросила Мэйбл. - Что с тобой?

Она действительно редко видела подругу в таком состоянии.

- Вчера вечером мы поссорились с Дутом, - объяснила Глэдис. - А сегодня мне позвонил мой агент и предложил очень интересную работу в Корее. Насколько я поняла, что-то связанное с незаконным усыновлением, причем от детей, которых никто не хотел брать, попросту избавлялись.

- Какой ужас!.. - воскликнула Мэйбл, бросая в тележку упаковку томатного сока. - Я бы на твоем месте радовалась, что тебе не нужно заниматься этим кошмарным делом. Это же наверняка опасно!

- А я бы хотела сделать этот фоторепортаж, - покачала головой Глэдис. - Но дело даже не в опасности. Главное препятствие состоит в том, что мне пришлось бы уехать из Штатов на три-четыре недели, а я не могу себе этого позволить. Словом, мне пришлось отказаться.

- Но тебе и раньше приходилось отказываться от заданий, - удивилась Мэйбл. - Почему теперь у тебя такое лицо, словно кто-нибудь умер?

- Ну, боже мой, - простонала Глэдис, - вчера Дуг наговорил мне кучу гадостей о моей карьере. Для него она - просто хобби, пустяк, каприз, не знаю даже, что еще... Словом, он не видит ничего особенного в том, что мне пришлось от нее отказаться. Оказывается, он считает, что нет ничего легче, чем зарабатывать на жизнь при помощи фотоаппарата, и что на это способен каждый, стоит только по-настоящему захотеть.

Мэйбл улыбнулась, но ничего не возразила. Зная, что Глэдис и Дуг ссорятся крайне редко, она только спросила:

- Что это на него нашло?..

- Не знаю. - Глэдис покачала головой. - Обычно он не такой.., бесчувственный. Может, у него просто выдался на службе тяжелый день.

- А может быть, он действительно не очень хорошо понимает, от чего ты отказалась ради него и ради детей! - решительно заявила Мэйбл, и Глэдис снова покачала головой. В глубине души она опасалась именно этого и была удивлена тем, как много, оказывается, значили для нее признание и благодарность мужа.

- Я думаю, тебе все-таки следует настоять на своем и сделать этот корейский материал! - добавила Мэйбл, явно стараясь расшевелить подругу и подтолкнуть к решительному шагу.

- Почему дети должны страдать из-за того, что Дуг чем-то меня уязвил или задел? - возразила Глэдис. - К тому же я все равно не могу бросить их на целый месяц. Через три недели мы собирались на мыс Код... Нет, это невозможно.

- Тогда не упусти следующее задание.

- Если оно будет - следующее задание. Мне иногда кажется, что Рауль уже устал от моих отказов.

Действительно, в последнее время агент звонил ей все реже и реже, хотя, возможно, все дело было в том, что задания, которые могли подойти Глэдис по условиям ее теперешней жизни, попадались ему не часто.

- Будем надеяться, что вечером Дуг заявится домой с охапкой цветов и ты обо всем забудешь, - сказала Мэйбл, решив все же подбодрить подругу, которую ей было искренне жаль. Глэдис была умной, красивой, способной, но, как и многие другие женщины, она тратила свою жизнь на то, чтобы кормить мужа ужином, устраивать для детей барбекю и, чередуясь с другими родителями, возить их в школу. Мэйбл считала это несправедливым, тем более что у Глэдис был настоящий талант к фотографии.

- Сегодня вечером мы хотели поужинать в "Ма Пти Ами", - объяснила Глэдис. - Я так ждала этого дня, но вчера Дуглас испортил мне все настроение.

- Закажи лишний бокал шампанского - и все пройдет! - предложила Мэйбл. Кстати, мы с Дэном снова обедаем вместе во вторник.

- Знаешь, по-моему, это глупо, Мэйбл, - напрямик сказала Глэдис, укладывая в свою тележку упаковку быстрорастворимой овсянки. - Зачем это тебе?

- По крайней мере, это меня развлекает, - объяснила Мэйбл. - Почему бы и нет? Я никому не причиняю зла: Розали по уши влюблена в своего Гарольда, а Джефф ничего не узнает. К тому же мы скоро поедем в Европу, и все мое внимание будет принадлежать ему.

Для Мэйбл это был, по-видимому, достаточно веский аргумент.

- А мне это кажется совершенно бессмысленным, - сказала Глэдис строго. Что, если ты на самом деле влюбишься в Дэна?

С точки зрения Глэдис, это был далеко не праздный вопрос. Мэйбл действительно могла влюбиться по-настоящему, и что тогда? Как ей поступить? Бросить Джеффа? Развестись с ним? Словом, все это было слишком чревато самыми непредсказуемыми последствиями. А дети? Поставить их мир с ног на голову? Но Мэйбл, похоже, придерживалась иного мнения. Впрочем, по этим вопросам подруги расходились во мнениях.

- И вовсе я не собираюсь в него влюбляться, - возразила Мэйбл. - Просто я.., мы оба хотим получить немного удовольствия. Не будь ханжой, Глэдис, ведь все это так.., увлекательно!

- А если бы ты узнала, что Джефф поступает подобным образом?

- Я бы решила, что где-то медведь сдох. - Мэйбл небрежно взмахнула рукой. - Когда у него выдается свободное время, он не обедает со своими секретаршами, а бежит к парикмахеру или к своему мозолисту.

Что, если ее подруга ошибается? Мысль о том, что Мэйбл и Джефф могут изменять друг другу, показалась ей отвратительной.

- Что касается тебя, - продолжала тем временем Мэйбл, - то тебе нужно сделать новую прическу, маникюр или массаж... Словом, что-нибудь, что помогло бы тебе взбодриться и прийти в себя. Я не думаю, что эта история с корейскими детьми стоит того, чтобы из-за нее так расстраиваться. Вот если бы тебе не удалось развлечься, получить удовольствие, если бы у тебя сорвалось, скажем, свидание, это действительно было бы жаль!

Мэйбл лукаво подмигнула Глэдис, но та с укором покачала головой.

- Не знаю, за что я так тебя люблю, - сказала она. - У тебя нет никаких понятий о нравственности! Если бы мы не были знакомы и кто-то рассказал мне о твоем поведении, я решила бы, что это отвратительно!

- Ничего такого ты бы не решила, - возразила Мэйбл. - Ведь тебе отлично известно: я что думаю, то и говорю, в то время как большинство людей думает одно, говорит другое, а делает третье. Нет, быть может, я и не слишком разборчива, но никто не назовет меня моральной уродкой.

Глэдис ненадолго задумалась. В словах Мэйбл был свой резон, и все же ее подруга действительно весьма неразборчива в способах получения удовольствия.

- И все равно я тебя люблю, - сказала Глэдис. - Вот почему мне совсем не хочется, чтобы ты попала в некрасивую историю. Если Джефф пронюхает о твоих похождениях...

- Не думаю, чтобы его это заинтересовало, покуда я вовремя забираю из прачечной его сорочки, - отмахнулась Мэйбл.

- На твоем месте я не была бы так уверена. Мужчины становятся совершенно несносны, когда им кажется, что кто-то посягает на их собственность.

- Во-первых, я не его собственность, - возразила Мэйбл. - Кроме того, Дэн говорит, что Розали спала с Гарольдом два года, а он ни о чем не догадывался. Он узнал обо всем, только когда она сама ему рассказала. И большинство мужчин именно таковы. Конечно, каждый из них может превратиться в Отелло, но если женщина умна, она до этого просто не допустит.

- Гм-м... - произнесла Глэдис. Она неожиданно задумалась, как отреагирует Дуг, если узнает, что она встречается.., нет, какое там встречается, просто обедает с другим мужчиной? Как скоро он что-то заметит, и заметит ли вообще? Ей хотелось считать, что да. Пожалуй, она даже была в этом уверена.

- Ладно, - сказала тем временем Мэйбл. - Мне пора бежать: я должна еще отвезти своих мальчишек к врачу. Надо сделать им прививки перед отъездом в Европу. Они уже готовы собирать вещи, а я еще не все документы оформила. Представляешь, у меня даже нет времени, чтобы заполнить медицинские карты!

- Если бы ты пожертвовала сегодняшним обедом с Дэном, глядишь, и успела бы, - поддразнила Глэдис, но Мэйбл уже не слушала ее. Прощально махнув рукой, она заторопилась к кассе, а Глэдис, вздохнув, снова двинулась вдоль полок, выбирая продукты и складывая их в тележку.

Да, печально подумала она, жизнь домашней хозяйки, безусловно, не так увлекательна, как жизнь фотожурналиста, но, быть может, Мэйбл права, и это корейское задание ей вовсе ни к чему? Кто знает, с чем ей пришлось бы столкнуться? Не исключено также, что ей захотелось бы вернуться в Штаты с полудюжиной спасенных ею от смерти корейских младенцев. Этого Дуг уж точно не понял бы.

Когда пришло время забирать детей из школы, Глэдис все еще пребывала в подавленном настроении, но этого никто не заметил. Как раз сегодня Джейсон и Эйми пригласили в гости нескольких друзей, и всю дорогу в машине было так весело и шумно, что ее странная задумчивость никому не бросилась в глаза.

Когда Дуглас вернулся с работы, Глэдис уже была в туфлях на шпильках и коротком черном платье, которое очень ей шло. Свои длинные пшеничные волосы она собрала в элегантный пучок на затылке. На вечер была приглашена няня, так что беспокоиться было не о чем.

Глэдис принесла Дугу коктейль. - Ты прекрасно выглядишь, Глэдис! воскликнул Дуг, делая глоток из бокала. "Кровавая Мэри" - любимый коктейль Дуга, который он иногда позволял себе вечером в пятницу. - Чистая правда, продолжал он. - Ты, наверное, не отходила от зеркала с самого утра?

- А вот и нет, - улыбнулась в ответ Глэдис. - Когда мне никто не мешает, я могу уложиться в час или полтора. А как твои дела, Дуг?

- Неплохо. Переговоры с новым клиентом прошли как по маслу. Правда, это только предварительный этап, но, думаю, все будет хорошо и дальше. Пожалуй, можно сказать, что контракт уже у нас в кармане. Лето начинается удачно.

- Я рада, что мы наконец идем куда-то вместе, - промолвила Глэдис с несколько натянутой улыбкой. Она ожидала, что муж все же извинится за вчерашнее.

- Именно поэтому я и предложил поужинать в ресторане. - Дуг улыбнулся и вместе со своим коктейлем исчез в ванной комнате, из которой почти сразу же донесся шум воды. Он, кажется, вовсе забыл об их размолвке.

Примерно через полчаса, приняв душ и переодевшись в серые слаксы и блейзер, Дуглас снова появился в комнате. К рубашке он надел очень модный галстук цвета морской волны, который Глэдис подарила ему к Рождеству. В этом костюме Дуг выглядел очень элегантно, и вместе они, наверное, составляли потрясающую пару. Во всяком случае, именно так заявила Глэдис Джессика, когда перед выходом из дома они заглянули в гостиную, чтобы попрощаться с детьми. Через десять минут они уже были в ресторане.

Французский ресторан "Ма Пти Ами" был небольшим, но очень уютным и славился своей милой семейной атмосферой. В конце недели здесь всегда бывало многолюдно. Кухня тоже была отменной, а горевшие на столах свечи были одновременно и романтичны, и праздничны. С точки зрения Глэдис, это было едва ли не самое подходящее место, чтобы попытаться что-то исправить в их отношениях, и она от всего сердца улыбнулась Дугу, пока официант разливал по бокалам легкое французское вино.

Дуглас тотчас же поднес свой бокал к губам и, отпив крошечный глоток, кивком головы одобрил напиток.

- Ну, расскажи, как прошел твой сегодняшний день, - попросил он, опуская бокал. Дуглас заранее был готов выслушать рассуждения Глэдис о детях и домашнем хозяйстве, но ее ответ неприятно его удивил.

- Мне звонил Рауль Лопес, - сказала Глэдис, глядя на него в упор. В глазах Дугласа промелькнула тень недовольства, а на лице появилось настороженное выражение. Впрочем, оснований для недовольства у него не могло быть никаких: в последнее время агент звонил Глэдис все реже, и его звонки никогда ни к чему не приводили.

- Ну и что? - спросил Дуг.

- Он предложил мне очень интересное дело, - ответила Глэдис. - К сожалению, для того чтобы его выполнить, мне пришлось бы почти на месяц уехать в Корею.

Дуг саркастически хмыкнул.

- Как это похоже на Рауля! - произнес он, однако в тоне его было больше снисходительности, чем тревоги. После вчерашнего внушения Дуглас был особенно уверен в благоразумии Глэдис, и, хотя новость нельзя было назвать приятной, никаких особых опасений она ему не внушала. - Кстати, в какую дыру он собирался запихнуть тебя в прошлый раз? В Зимбабве, кажется?.. На мой взгляд, это становится просто неприличным! И как ему только не надоест - ведь он отлично знает, что все равно ничего не выйдет!..

- Но Рауль действительно думал, что я соглашусь. Предложение очень заманчивое. - Ей очень хотелось, чтобы Дуг поблагодарил ее за то, что она никуда не поехала.

- Послушай, почему ты не скажешь Раулю, чтобы он просто вычеркнул тебя из своих списков? Пора уже перестать дергать тебя попусту, да и самому ему будет гораздо спокойнее. Ты все равно не можешь выполнять для него никакой работы. Честное слово, Глэдис, я очень удивлен, что Рауль все еще на что-то надеется. Кстати, может быть, ты объяснишь мне это?

- Все очень просто, - проговорила Глэдис негромко, стараясь хоть этим смягчить резкость своего ответа. - Я умею хорошо фотографировать. Я неплохо справлялась с тем, что мне поручали, и редакторы до сих пор помнят мои работы и спрашивают обо мне у Рауля. Не стану скрывать. Дуг, мне лестно подобное внимание. Оно означает как минимум, что я что-то собой представляю.

В последних ее словах содержался и намек, и мольба. "Ну пойми же меня! как будто просила она. - Пойми и скажи, что я была и остаюсь хорошим фотографом, несмотря на то, что вот уже почти полтора десятка лет не работала серьезно!" Но Дуг ее не слышал - просто не хотел услышать. Как только речь заходила о работе Глэдис, он становился слеп на оба глаза и глух на оба уха.

- Тебе не надо было заниматься скандалом в Гарлеме, - сказал он сухо. Из-за этого твой агент решил, что ты не прочь и дальше с ним сотрудничать. Но ведь это не так, Глэдис, не правда ли?

Глэдис слушала его, и постепенно ей становилось ясно, чего он добивался. Дуг требовал, чтобы она отказалась от своей карьеры раз и навсегда, и, должно быть, именно поэтому ей вдруг с особенной силой захотелось вернуться к работе фотожурналиста. Быть может, не в полном объеме, но все-таки... Ах, если бы только Раулю удалось найти такую тему для репортажа, чтобы ей не нужно было никуда уезжать надолго!..

- А по-моему, гарлемский репортаж мне удался. Я рада, что сделала его, возразила Глэдис, машинально улыбнувшись официанту, подошедшему к ним с карточками меню. Но есть ей уже расхотелось - Дуглас снова ее расстроил. Он, казалось, просто не понимал, что она думает и чувствует. Впрочем, тут же спохватилась Глэдис, возможно, ей не стоило судить его так строго. Она и сама толком не понимала, что с ней творится. Просто внезапно она ощутила, что жизнь ее пуста и что ей отчаянно не хватает того, от чего она когда-то столь опрометчиво отказалась. Но почему Дуг должен догадываться обо всем этом, если она не удосужилась ничего ему объяснить?

- Ты знаешь, - сказала она примирительным тоном, - мне бы очень хотелось работать. Хотя бы изредка, хотя бы чуть-чуть!.. И это вовсе ничему не помешало бы. За все эти годы я никогда не задумывалась об этом по-настоящему. Понимаешь, мне начинает казаться, что мне чего-то не хватает.

- С чего ты взяла?

- Не знаю, - честно призналась Глэдис. - Быть может, из-за Мэйбл... Она упрекнула меня в том, что я похоронила свой талант. А сегодня позвонил Рауль и предложил сделать репортаж о корейских детях. Я просто не могу описать, насколько интересной показалась мне эта работа...

Была и еще одна причина, о которой Глэдис умолчала. Их вчерашний разговор с Дугом тоже подлил масла в огонь, который незаметно, исподволь, разгорался в ее душе. Она никак не могла забыть того пренебрежения, с которым Дуг отмахнулся от ее карьеры, как от чего-то совершенно нестоящего. А как он отозвался о ее отце? Ведь он был талантливейшим фотографом, но Дуг говорил о нем покровительственно, как о безответственном мальчишке, который разъезжает по всему миру с единственной целью - потешить свое тщеславие.

Как бы там ни было, это внезапное желание самоутвердиться, доказать самой себе, что она еще что-то может, что она личность, а не бесплатное приложение к детям и мужу, было в ней чрезвычайно сильным. Глэдис ужасно боялась, что Мэйбл может оказаться права и что теперь она - просто домашняя хозяйка, повар и шофер.

- Твоя Мэйбл вечно мутит воду, - пробормотал Дуг, углубившись в меню. Как насчет цыплячьих грудок, дорогая?

И Глэдис с горечью подумала, что Дуг, как и вчера, совершенно не слушает ее. Он как будто был заранее уверен, что ничего разумного или логичного она сказать не сможет. От этой мысли на глаза у нее навернулись слезы.

- Я думаю, - сказала она, глядя на него поверх своей карточки меню, - что Мэйбл до сих пор жалеет о том, что ей пришлось оставить работу. Возможно, ей действительно не следовало этого делать, - добавила она, думая о том, что Мэйбл наверняка не стала бы обедать с Дэном Льюисоном, если бы у нее было какое-нибудь настоящее, серьезное дело. Впрочем, этими своими соображениями она делиться с Дугом не стала. - Я еще в лучшем положении, - промолвила Глэдис после недолгого размышления. - Если я захочу вернуться в фотографию, я могу сделать это в любой момент. За эти четырнадцать лет я ничего не потеряла. Стараниями Рауля мое имя все еще что-то значит в фотомире. У меня есть возможность выбирать. Мне необязательно работать полный день и необязательно ехать в Корею, если я этого не хочу. А бедняжке Мэйбл придется все начинать с нуля, ведь до того, как выйти замуж, она была юрисконсультом...

- О чем ты говоришь?! - Дуг, сделав заказ за себя и за нее, в упор посмотрел на Глэдис. Брови его были нахмурены, а лицо исказилось, словно он съел что-то очень кислое. - Ты что, серьезно решила вернуться в фотожурналистику? Но ведь это совершенно невозможно, ты не можешь этого не понимать!

- Почему? Я вполне могу сделать для Рауля серию снимков или даже целый репортаж на местном материале, - возразила Глэдис, машинально отметив, что Дуг даже не дал ей времени ответить на свой же вопрос. Как и вчера, он все решил за нее.

- Ты можешь делать все, что тебе угодно, - отчеканил Дуг. - Я не понимаю другого - зачем тебе это нужно? Что за детские фантазии - носиться по городу с фотоаппаратом и снимать, снимать, снимать!.. Ведь ты уже выросла, Глэдис, и подобное поведение тебе просто не к лицу. Что за блажь взбрела тебе в голову?..

Он говорил с таким пренебрежением! Это начинало не на шутку злить Глэдис, хотя она и пыталась справиться со своим раздражением.

- Если тебе так хочется использовать свой "талант", - заметил Дуг, также начиная раздражаться, - снимай наших детей. У тебя неплохо получалось! Почему же это вдруг перестало тебя удовлетворять? Я почему-то уверен, что это Мэйбл тебя взбаламутила. Либо она, либо Рауль, который думает только о том, как бы заработать лишнюю десятку. Так вот, пусть твой агент использует для этого кого угодно, но только не тебя. В Нью-Йорке полно фотографов, которых он может послать хоть в Корею, хоть на Северный полюс, хоть на Луну!..

- Думаю, за этим дело не станет, - негромко ответила Глэдис, когда официант принес салат под холодным майонезом и паштет из цесарки. - Я вовсе не утверждаю, что я незаменимая, единственная в своем роде, супергениальная и так далее. Я просто хочу сказать, что наши дети уже подросли и ничто не мешает мне время от времени выполнять небольшие задания.

- Во-первых, - жестко заявил Дуг, - я достаточно зарабатываю. Или тебе мало? А во-вторых, Сэму еще только девять - не забывай об этом! Он все еще нуждается в тебе.

- Я вовсе не собиралась бросать детей, Дуг. Я только хотела, чтобы ты понял: для меня эта работа значит очень много!

Но Дуглас не желал ничего слышать.

- Почему для тебя это так важно? - снова спросил он. - Почему - вот чего я никак не пойму! Что такого особенного может быть в том, чтобы щелкать фотоаппаратом, а потом печатать картинки?

Он уже говорил это вчера, только немного другими словами, и Глэдис почувствовала себя жалким насекомым, которое раз за разом пытается выбраться из стеклянной банки, но снова срывается обратно.

- Пойми, Дуг, для меня это больше, чем "картинки"! Через фотографию я самовыражаюсь, и у меня это неплохо получается. Настолько неплохо, что мои снимки нравятся не только мне самой, но и другим. По-моему, все просто...

- Почему ты не можешь самовыражаться, снимая наших детей? Почему тебе обязательно нужно ехать куда-то черт знает куда? Почему тебе обязательно нужно выполнять чье-то задание?

Глэдис ненадолго задумалась.

- Быть может, мне просто хочется сделать что-нибудь значительное. Я должна знать, что моя жизнь не пуста, что в ней есть смысл.

- Ради всего святого, не надо о высоком, ладно? - Дуг поморщился и, отложив вилку, бросил на нее раздраженный взгляд. - Что это на тебя сегодня нашло? Нет, это наверняка Мэйбл! Я чувствую, что она с тобой как следует "поработала".

- Мэйбл тут ни при чем, - попыталась возразить Глэдис, защищая не столько подругу, сколько себя. - Дело во мне, Дуг! Я поняла, что в жизни должно быть что-то, кроме стирки, уборки, готовки. Неужели ты хотел бы посвятить всю жизнь тому, чтобы вытирать с ковра разлитый детьми яблочный сок?

Дуг снова поморщился.

- Речь сейчас не обо мне. А вот ты говоришь точь-в-точь, как Мэйбл. Я как будто даже слышу ее голос.

- А ты не допускаешь, что Мэйбл может быть права? Я согласна, она иногда говорит и делает глупости, но не оттого ли, что чувствует себя никому не нужной, бесполезной и сама жизнь представляется ей бессмысленной? Будь у нее какая-нибудь цель, она бы не совершала.., опрометчивых поступков.

- Если ты собираешься сказать мне, что Мэйбл изменяет Джеффу, то не трудись - я знаю об этом уже давно. И если он ничего не замечает, то в этом никто, кроме него самого, не виноват. Мэйбл не пропускает ни одного мужчины; она готова вешаться на шею каждому, кто носит брюки. Ты что, собираешься поступать так же, если я не позволю тебе фотографировать?

Он был в ярости, и его не смутило даже появление официанта, который подал главное блюдо. Глэдис поняла, что их романтический ужин вдвоем пошел псу под хвост.

- Разумеется, нет, - поспешила она успокоить его. - И вообще, я не знала, что Мэйбл изменяет Джеффу, - солгала она, чтобы выгородить подругу. Впрочем, Глэдис тут же подумала о том, что поведение Мэйбл не имеет никакого отношения к их разговору и, строго говоря, Дугласу не должно быть до этого никакого дела.

- Я имела в виду только себя, - добавила она. - Мне начинает казаться, что, кроме тебя и детей, мне в жизни необходимо что-то еще. До того, как я отказалась от своей карьеры, мои дела шли очень хорошо. И я уверена, что могла бы без ущерба для семьи вернуться к фотожурналистике. Это помогло бы мне расширить кругозор и почувствовать себя полноценной личностью.

- У тебя так много свободного времени? - раздраженно ухмыльнулся Дуг. - А мне казалось, что наши дети еще недостаточно большие, чтобы обходиться без твоей помощи. Ты сама много раз говорила мне об этом. Нет, Глэдис, из твоей затеи ничего не выйдет, если только ты не хочешь нанять постоянную няню или отдать детей в группы продленного дня. Я не склонен поощрять твои капризы. Я просто не позволю тебе бросить детей на руки чужим людям: ты - мать, и наши дети нуждаются в тебе. Вот самое главное, остальное не должно иметь для тебя никакого значения.

- Дуг, ты не можешь упрекнуть меня в том, что я пренебрегаю своими обязанностями. Если я начну снова выполнять небольшие задания, наши дети нисколько от этого не пострадают.

- А я в этом сомневаюсь. Кроме того, какой в этом толк? Когда-то ты много снимала и получала от этого удовольствие - ну и довольно! К чему это повторение пройденного? Опомнись, Глэдис!

- Не понимаю, почему семья непременно исключает работу, - пожала плечами Глэдис. - Если ты боишься смещения приоритетов, то успокойся - этого не будет. Я отдаю себе отчет, что для меня главнее. Я и в Корею-то не поехала главным образом потому, что на первом месте для меня - интересы детей и твои, а уж потом - мои собственные.

- Очень, знаешь ли, не похоже. Все, что ты до сих пор говорила, - это же чистой воды эгоизм! Ты хочешь прославиться, сделать карьеру, хочешь приятно проводить время - совсем как эта твоя подружка, которая изменяет мужу с первым встречным просто потому, что ей надоели ее собственные дети. Быть может, мы тебе тоже надоели, а?!

Он буквально кричал, и Глэдис внимательно посмотрела на мужа. Дуг был очень сердит, а на лице его появилось оскорбленное выражение. "Неслыханно! как будто говорило оно. - Променять меня и семью на какие-то картинки!"

Глэдис вздохнула. Вечер был непоправимо испорчен, и она понимала, что в этом не виноват никто, кроме нее. В другое время Глэдис, конечно бы, уступила Дугу, но сейчас она чувствовала, что не может сделать этого, не перестав уважать себя. И дело было не только в самолюбии, как, может быть, считал Дуг. Речь шла ни много ни мало о будущем Глэдис и о будущем ее семьи.

- Вы нисколько мне не надоели, - сказала она как могла мягко. - Кроме того, я не Мэйбл.

- Кстати, ты не знаешь, чего она добивается? - неожиданно спросил Дуг, яростно кромсая ножом свой бифштекс. - Я не верю, что она настолько сексуально озабочена. Зачем она усложняет жизнь себе и ставит Джеффа в неловкое положение?

- Не знаю. - Глэдис пожала плечами. - Я думаю, что она просто чувствует себя очень одинокой. Семейная жизнь больше ее не удовлетворяет, так что... Нет, я ее не оправдываю, но... Ей уже сорок девять лет. И, как и я, Мэйбл в свое время отказалась от блестящей карьеры ради мужа и детей. А сейчас она вдруг оказалась в такой ситуации, когда никакого будущего у нее нет вообще. То есть я хотела сказать, что впереди Мэйбл не ждет ничего, кроме домашних забот и автопула. Тебе трудно это представить, Дуг, у тебя есть работа, которую ты любишь, есть цель, которой ты добиваешься. Наконец, ты никогда ни от чего не отказывался. Естественно, что ты доволен своей жизнью, но почему ты требуешь этого от других - от тех, у кого жизнь сложилась иначе, не так удачно, как у тебя?

Дуглас озабоченно нахмурился.

- Ты действительно так считаешь? Ну, что, у тебя нет никакого будущего?

- Нет, не волнуйся. Я счастливее, чем Мэйбл, но и я тоже иногда задумываюсь о своем будущем. Дети наконец вырастут и разъедутся кто куда. Что мне делать тогда? Фотографировать в парках чужих детей?

- Ну, это можно будет решить позже. У тебя есть еще минимум лет девять, пока Сэм станет взрослым и начнет жить самостоятельной жизнью. На мой взгляд, этого времени больше чем достаточно, чтобы решить, как быть дальше. Быть может, мы переедем обратно в Нью-Йорк, и ты сможешь ходить в музеи и галереи.

"И все?! - подумала Глэдис. - Ходить по музеям - это ты хочешь мне предложить? Ничего себе перспектива!.."

При мысли о таком будущем она невольно содрогнулась. Нет, увольте. Будущее представлялось ей гораздо насыщеннее, разнообразнее, богаче. Если в старости не светит ничего, кроме хождения по музеям, волей-неволей согласишься с Мэйбл, которая стремилась получить максимум удовольствия, пока не стало слишком поздно.

Существовало и еще одно обстоятельство: возвращаться в фотожурналистику сейчас или через девять лет - это было далеко не одно и то же. Если сейчас Глэдис кто-то еще помнил, то еще через десятилетие она уже станет никем. К тому же, судя по тому, что Дуг ей только что наговорил, его отношение к ее карьере вряд ли может измениться хоть через девять, хоть через девяносто девять лет.

- Когда дети вырастут, ты легко найдешь себе работу в какой-нибудь галерее или даже в рекламном агентстве, - продолжал тем временем Дуг. - Зачем волноваться об этом сейчас?

- Значит, ты советуешь мне не волноваться? - спросила Глэдис, снова начиная закипать. - А что прикажешь мне делать? Рассматривать фотографии, сделанные другими, и думать о том, что я могла бы сделать их лучше? Да, ты прав, сейчас я действительно занята, а потом? Что я буду делать потом?!

За последние двадцать четыре часа этот вопрос уже не раз возникал у нее в голове, но только сейчас Глэдис окончательно поняла, что именно в этом суть ее проблемы.

- Зачем ты усложняешь себе жизнь, Глэдис? Эта твоя Мэйбл - настоящая смутьянка.

Она совсем задурила тебе голову. Я допускаю, что она несчастна, но это еще не основание, чтобы злиться на весь свет и делать несчастными других.

- Мэйбл ни на кого не злится, - печально ответила Глэдис. - Ей хочется только одного - быть любимой, а Джефф не может или не хочет дать ей этого.

Тут Глэдис спохватилась, что, возможно, сказала слишком много, но это, наверное, не имело большого значения, поскольку Дуг и так знал о похождениях Мэйбл.

- Искать любви в ее возрасте - смешно, - отрезал Дуг и отпил глоток вина из своего бокала. - О чем она только думает, хотелось бы мне знать?

Глэдис пожала плечами:

- Разве Мэйбл совершила такую уж большую ошибку? Просто она идет не тем путем. Мэйбл как-то призналась мне, как грустно бывает ей оттого, что ее уже никто никогда не полюбит по-настоящему. Очевидно, Джефф остыл к ней, а может, он никогда не был от нее без ума.

- Кто бы не остыл после двадцати лет брака? - с раздражением бросил Дуг. Ни в сорок пять, ни в пятьдесят человек уже не способен чувствовать так, как он чувствовал в двадцать.

- Если ты имеешь в виду страсть, то я с тобой вполне согласна. Но ведь я говорю о Другом, совсем о другом! В пятьдесят лет человек чувствует нисколько не слабее, чем в двадцать, - просто чувства у него иные. Они богаче, разнообразнее, глубже, наконец...

- Все это просто романтическая чушь! - перебил Дуглас, и Глэдис похолодела. Она не верила своим ушам.

- Ты серьезно считаешь, - начала она, с трудом подбирая слова, - что через пятнадцать или двадцать лет брака человек уже не может любить своего супруга или супругу?

- Я просто думаю, что к этому времени так называемая "любовь" проходит. И ни один человек, если только он способен рассуждать здраво, не ожидает ничего другого.

- Чего же он ожидает? - спросила Глэдис странным, напряженным голосом и, поставив бокал на стол возле своей тарелки, посмотрела на мужа.

- Верности, уважения, товарищества, помощи, в том числе в уходе за детьми, надежности, наконец. Именно этого ожидают от брака в нашем возрасте.

- Но все это может дать хорошая домработница. Или собака.

- А чего бы хотела ты? - Дуглас усмехнулся. - Прогулки под луной, цветы, подарки на Валентинов день - все это для школьников. И не говори, пожалуйста, что до сих пор придаешь этой чепухе какое-то значение, иначе я решу, что ты общаешься с Мэйбл больше, чем следует.

- Я не ожидаю чего-то особенного, Дуг. Никаких чудес, но... Мне нужен кто-то больший, чем человек, на которого можно положиться. Надеюсь, и тебе нужна не просто женщина, которой ты можешь доверить детей. Или наш брак для тебя - нечто вроде.., трудового соглашения?

Выпалив все это единым духом, Глэдис мельком подумала, что от общих вопросов они как-то очень быстро перешли к частностям. И сколько бы Дуг ни называл эти частности чепухой, для Глэдис они имели огромное значение.

- Наш брак продержался семнадцать лет, - обиделся Дуг. - И продержится еще долго, если ты не станешь раскачивать лодку и перегружать ее бреднями о своей карьере, таланте, поездках в Корею или о какой-то там "любви" после семнадцати лет замужества. Кто в зрелом возрасте способен на подобные детские чувства? Рассчитывать на что-то подобное всерьез - глупость!

Тут Глэдис вздрогнула, словно получила пощечину, и ее устремленные на мужа глаза расширились от ужаса и негодования.

- А вот я рассчитываю на это, Дуг, - сказала она чуть дрожащим голосом. И всегда рассчитывала. Иначе в нашем браке просто нет смысла. Я люблю тебя по-прежнему, и всегда любила, иначе почему бы я оставалась с тобой?

- Гм-м, приятно слышать, но, право же, пора тебе оставить твои безумные романтические иллюзии. Быть замужем за кем-то, равно как и быть женатым самая прозаическая вещь на свете.

- Почему так? Почему это должно быть так? - Глэдис решила идти ва-банк. Прошлым вечером Дуглас не оставил камня на камне от ее надежд, сегодня он пустил по ветру уверенность в том, что ее брак - счастливый брак. Глэдис больше нечего было терять. - Ведь семейная жизнь только выиграла бы, если к ней добавить капельку романтики, а без любви она и вовсе не может существовать - я в этом убеждена. Просто многим это невдомек. Если бы тот же Джефф почаще задумывался, как ему повезло, что у него есть Мэйбл, он вел бы себя иначе. Тогда ей и в голову бы не пришло встречаться с чужими мужьями.

- А я уверен, что Мэйбл просто распущенная дрянь и развратница. При чем тут какие-то надуманные промахи или ошибки Джеффа?

- Не будь так уверен! - отрезала Глэдис. - Твой Джефф просто глуп. И слеп в придачу.

- Нет уж, это твоя любимая Мэйбл глупа, если к пятидесяти годам все еще сохраняет детские представления о любви, браке и всем подобном. Это все чушь собачья, Глэдис! Ты не можешь этого не понимать!

Глэдис долго молчала, и только потом слегка кивнула. Она очень боялась, что если заговорит, то не выдержит и либо расплачется, либо встанет и уйдет. Все же ей удалось сдержаться, но ужин они заканчивали в молчании, лишь время от времени обмениваясь ничего не значащими фразами.

Вот так за один вечер Дуг умудрился разрушить все, во что она верила. Он уничтожил все ее представления о браке вообще и о ее собственной семье в частности. Но, самое главное, он с презрением отозвался о том, что она делала и что мечтала делать. Теперь Глэдис была для Дуга не возлюбленной и даже не женой, а кем-то, на кого он "мог положиться и доверить воспитание своих детей".

По дороге домой Глэдис думала только о том, не позвонить ли ей Раулю, чтобы принять его предложение. Но как бы сильно она ни сердилась на Дуга и каким бы глубоким ни было ее разочарование, она никогда бы не поступила так с детьми.

- Я прекрасно отдохнул, - заявил Дуглас, сворачивая на подъездную дорожку возле их дома. Глэдис вздрогнула. - Кроме того, я рад, что мы окончательно решили вопрос о твоей работе. Думаю, теперь ты понимаешь, что я по поводу всего этого думаю, и сама позвонишь Раулю, чтобы он навсегда оставил тебя в покое.

Он говорил так уверенно, словно ни секунды не сомневался в том, что достаточно ему высказать свое желание вслух, и Глэдис тотчас же его исполнит. Дуг даже не говорил, а вещал, и одно это вызывало в Глэдис глубокий внутренний протест. И еще страх. Она еще никогда не видела Дуга таким, но, с другой стороны, за все семнадцать лет брака Глэдис еще ни разу не обсуждала с ним столь принципиальных вопросов.

- Что ж, - вздохнула она, пока они еще сидели в машине, - теперь я действительно точно знаю, как ты ко всему этому относишься. И мне, признаться, очень грустно...

- Не глупи, - отозвался Дуг. - Мэйбл несет чушь, а ты ее слушаешь. Она еще не то выдумает, лишь бы оправдать свое поведение, которое становится по-настоящему вызывающим. Она сама это чувствует. Мэйбл нужны единомышленники и сочувствующие, и ты едва не стала одной из них. Я настоятельно прошу тебя, Глэдис, держаться подальше от этой женщины. Хорошему она тебя не научит только собьет с толку.

Но не Мэйбл сбила ее с толку. Это Дуг заставил Глэдис утратить почву под ногами. Всего за несколько часов он наговорил ей такого, чего никакой Мэйбл не пришло бы в голову. В частности, она узнала - и Дуг заявил ей об этом с предельной откровенностью, - что он больше не любит ее и, возможно, никогда не любил. По его мнению, любовь существует только для дураков и детей.

- Каждому человеку необходимо рано или поздно стать взрослым, невозмутимо добавил Дуг, отворяя дверцу машины. - Только твоя Мэйбл так и не выросла.

- Зато ты у нас слишком взрослый, - сказала Глэдис.

Ей очень хотелось побольнее уязвить его.

Впрочем, Дуглас снова ее не понял, как, похоже, не понимал все эти годы. Теперь она не знала, что думать, что чувствовать и - главное - как жить дальше.

- Мне понравилось в ресторане. А тебе? - спросил Дуг, когда они вошли в прихожую.

В доме было тихо, и Глэдис подумала, что из всех ее детей только Джессика, наверное, еще не спит. Час был действительно поздний.

- По-моему, еда была даже вкуснее, чем обычно, - как ни в чем не бывало продолжал Дуг, не замечая состояния Глэдис.

Она вдруг поняла, что он, как айсберг, потопивший "Титаник". Ледяная гора, бесшумно возникшая из тумана, бьет в бок несчастный пароход и величественно удаляется, даже не заметив, что произошло. С кем же это она прожила полжизни? Потонет ли ее корабль сейчас или несколько позднее, но ему не удержаться на плаву. Хотя можно и уступить Дугу, смирившись с ролью надежного и верного "товарища", на которого всегда можно положиться. Этого, во всяком случае, хотел Дуглас. Именно этого он от нее ждал и теперь, и всегда. Где были ее глаза? Ему не нужны были ее душа и сердце, которые теперь осиротели, лишившись главного, что поддерживало ее жизнь.

- Там действительно хорошо готовят. Спасибо, Дуг, - откликнулась она безжизненным, деревянным голосом и поднялась наверх, чтобы проведать детей. Джессика еще смотрела телевизор, и Глэдис посидела с ней минут десять. Остальные, как она правильно догадалась, давно спали, и, заглянув к каждому из них, Глэдис отправилась в свою спальню. Дуг как раз раздевался, но, услышав ее шаги, оглянулся через плечо. Глэдис стояла на пороге, и в ее неподвижной фигуре действительно было что-то странное.

- Все еще переживаешь из-за той чепухи, которую наболтала тебе Мэйбл? спросил он.

Глэдис немного поколебалась, потом отрицательно покачала головой. "Неужели, - пронеслось у нее в голове, - он действительно настолько глух, слеп и глуп, что не видит, не чувствует, что он натворил?" Но пытаться объяснять ему что-либо было бессмысленно - теперь это было ей совершенно очевидно.

И, глядя на него, сидящего на кровати в нелепой позе с одним снятым носком, Глэдис подумала, что этот день она никогда не забудет.

Глава 3

На протяжении последующих трех недель Глэдис жила как в тумане. Словно автомат, она готовила завтраки и ужины, отвозила детей в школу, забирала из школы, ходила с ними на тренировки и соревнования. Впрочем, внешне она нисколько не изменилась, и даже дети не обратили внимания на то, что впервые за много, много лет их мать выходит из дома без своего любимого "Никона".

А Глэдис казалось, что теперь это ей ни к чему. Она чувствовала себя так, словно кто-то нанес ей смертельную рану. Руки ее безотказно выполняли привычную работу с обычной сноровкой. Но дух ее был мертв, и она не сомневалась, что тело вскоре последует за ним.

И прекрасно. Слова Дугласа настолько лишили ее всякого желания жить, что теперь ей хотелось только одного - ничего не чувствовать и не знать. С каждым днем ей приходилось прилагать все большие усилия, чтобы исполнять то, что от нее требовалось.

"Я - как заводная кукла, у которой кончился завод, - часто думала Глэдис, в задумчивости замирая посреди кухни с не убранной в шкаф тарелкой в руках или склоняясь над стиральной машиной с невскрытой пачкой порошка. - Или как проколотая автомобильная камера, из которой вышел весь воздух и которая больше ни на что не годится".

Она по-прежнему часто встречалась с Мэйбл Джонс, и ей было известно, что та продолжает встречаться с Дэном Льюисоном. Мэйбл довольно прозрачно намекала Глэдис на какой-то отель, который они облюбовали для своих романтических свиданий. Заметив, что Глэдис пребывает в подавленном настроении, Мэйбл решила, что подруга все еще расстраивается по поводу неудавшейся поездки в Корею.

Но, несмотря ни на что, Глэдис все же не стала звонить Раулю Лопесу и просить его вычеркнуть свое имя из клиентских списков. Больше того, она твердо решила этого не делать, хотя сейчас ей меньше всего хотелось снова поднимать вопрос о работе, отстаивать какие-то свои права, убеждать, добиваться своего. Единственное, что она хотела, это как можно скорее уехать на мыс Код и попытаться забыть все случившееся. Кроме того, ей казалось, что, если они с Дугом не будут видеться каждый день, быть может, они начнут думать друг о друге несколько иначе. В любом случае рана, нанесенная ей мужем, была слишком глубока. Глэдис необходимо время, чтобы оправиться, если, конечно, она собиралась и дальше жить с ним. Если же нет, то силы ей тем более понадобятся.

Это оставалось пока на уровне почти подсознательном, ибо даже в мыслях Глэдис старательно избегала всякого намека на то, что им с Дутом придется расстаться. "Может быть, все еще как-нибудь образуется и мы начнем относиться друг к другу как прежде!" - твердила она себе в минуты отчаяния, хотя и не представляла, как можно относиться "как прежде" к человеку, который чуть не открытым текстом заявил, что больше ее не любит. Как можно уважать человека, который с презрением отмахнулся от твоей любимой работы, пусть даже ее ценность была для него спорной?

После их разговора в ресторане Глэдис стала исподволь наблюдать за Дугом и.., не узнавала его. Между тем он вел себя так, словно бы даже не подозревал о том, какую боль причинили Глэдис его пренебрежительные слова. Главным для Дуга по-прежнему оставался бизнес. Дни проходили совершенно как всегда, без всяких изменений. Когда же они ложились и Глэдис отказывалась от близости. Дуг приписывал это обычной усталости. Ему ни разу даже не пришло в голову, что жена просто не хочет заниматься с ним любовью.

А Глэдис действительно избегала супружеских отношений, однако так не могло продолжаться вечно, поэтому она испытала огромное облегчение, когда пришла пора отправляться на мыс Код. Все необходимое Глэдис собрала и упаковала моментально.

Утром того дня, когда они уезжали в своем "Грейгаунде", как прозвал Сэм их потрепанный универсал, Дуг вышел проводить их на лужайку перед домом. В последнюю неделю Глэдис почти не видела его - он был так занят с новыми клиентами, что дважды даже оставался ночевать в Нью-Йорке, однако на сегодня Дуг специально отпросился, чтобы попрощаться с семьей. Глэдис даже почувствовала, как на сердце у нее теплеет от этого неожиданного знака внимания. Но Дуг чуть не забыл поцеловать ее на прощание, и настроение снова упало. В конце концов она все же получила поцелуй, но он был машинальным, торопливым и уже не мог поправить дела.

Но в остальном все было в порядке. Дети и собака - с ней, в салоне универсала, узлы, чемоданы и сумки - в багажном отделении (их оказалось так много, что заднюю дверцу они закрывали втроем), и ничто не мешало отправиться в путь. Глэдис в последний раз махнула Дугу в приоткрытое окошко, и все.

- Звони почаще, хорошо?! - крикнул он, когда машина уже трогалась с места, и Глэдис улыбнулась и кивнула. Через две минуты она уже сворачивала с подъездной дорожки на шоссе.

Глэдис ни разу не обернулась, ни разу не посмотрела в зеркало заднего вида. У нее было такое ощущение, что ее провожал не муж, а какой-то посторонний, малознакомый человек. Дуглас уже сказал ей, что вряд ли сможет навестить их в ближайшие выходные, а буквально накануне отъезда он намекнул, что из-за срочной работы у него вообще не будет выходных вплоть до четвертого июля, Дня независимости. Но ее это только обрадовало; Дуглас же, втайне опасавшийся, что Глэдис будет жаловаться и возмущаться, решил, что она просто "отличный парень". Он так и не заметил, что со дня визита в "Ма Пти Ами" Глэдис ходит как в воду опущенная.

Ехали без приключений. Все дети были в отличном настроении и без умолку болтали, не в силах дождаться, когда же они доберутся до побережья и увидят своих друзей. Только Джессика заметила, что Глэдис сегодня как-то особенно рассеянна.

- Что-нибудь случилось, мама? - спросила она тихонько.

Глэдис была до глубины души тронута вниманием дочери.

- Нет, все в порядке. Просто я, наверное, немного устала, - ответила Глэдис. Рассказывать Джессике о ссоре с Дутом ей не хотелось - вряд ли дочь сумела бы понять ее, несмотря на свои четырнадцать лет. Кроме того, вообще ни к чему, чтобы Джессика знала о разногласиях между ее матерью и отцом.

- А почему папа не сможет приехать к нам в выходные? - снова спросила Джессика. Она была гораздо наблюдательнее, чем предполагала Глэдис, и уже давно заметила, что между ее родителями что-то неладно. Впрочем, она не очень волновалась по этому поводу, решив, что Глэдис и Дуг просто поссорились в минуту дурного настроения. С кем не бывает? Хотя, надо признать, что в их семье такое было редкостью.

- Ему приходится много работать, - объяснила Глэдис. - Боюсь, что и в следующие выходные он тоже не сумеет выбраться. Зато в августе у него отпуск, целых три недели. Разумеется, он проведет их с нами.

Этого оказалось вполне достаточно. Выслушав ее, Джессика натянула на голову наушники своего "Уокмена", и до самого Харвича Глэдис не услышала от нее ни одного слова. Сейчас это было очень кстати, хотя обычно она непременно попыталась бы как-то отвлечь дочь от ее дурацкой музыки.

Накануне отъезда Глэдис еще раз встретилась с Мэйбл. В ближайшие выходные ее подруга должна была лететь в Париж с мужем и детьми, однако никакой особенной радости по этому поводу не испытывала. Ее отношения с Дэном Льюисоном были, что называется, "на мази", и Мэйбл очень не хотелось расставаться с ним. У нее было вполне достаточно здравого смысла, чтобы понимать: этот роман не выдержит испытания ни временем, ни расстоянием. "Стоит мне уехать, - объясняла она Глэдис, - и на мое место найдется с десяток девчонок помоложе и попокладистее. К тому же Дэну тоже надо как-то устраивать свою жизнь. Словом, кобель - он и есть кобель..." - резюмировала она.

Подобная откровенность несколько смутила Глэдис, но она все же попросила Мэйбл позвонить ей, когда та вернется из Европы. "Быть может, - сказала Глэдис, - у тебя останется свободная неделька, и ты с мальчиками сможешь приехать к нам на побережье". Мэйбл обещала подумать, хотя и сказала, что из этого вряд ли что-нибудь выйдет.

День клонился к вечеру, когда они наконец добрались, и Глэдис, выйдя из машины, смогла наконец как следует размять затекшие ноги. С их участка открывался превосходный вид на океан, и, вглядываясь в его голубые просторы, Глэдис испытала чувство облегчения. "Да, - подумала она, - я правильно поступила, когда не стала пороть горячку. Полтора месяца в таком чудном месте - это как раз то, что мне нужно. Здесь я, по крайней мере, сумею успокоиться и разложить все по полочкам".

В самом деле, до последнего гвоздя знакомый одноэтажный щитовой коттедж буквально дышал спокойствием и действовал на нее умиротворяюще, к тому же рядом было море, созерцать которое рекомендуется даже буйно-помешанным (при мысли об том Глэдис невольно улыбнулась). По соседству - в таких же коттеджах - жили ее старые друзья из Чикаго, Бостона и Нью-Йорка. Все было прекрасно. Исчезали все скучные заботы. Оставалось общение с детьми, полноценное, свободное, не ограниченное массой срочных дел. И оставалось время, то самое время, которого так не хватало, чтобы подумать о жизни. Особенно теперь, в той непростой ситуации, которая сложилась в их семье.

Вдруг Глэдис поймала себя на том, что думать ни о чем таком ей как раз и не хочется. Больше того, ей не хотелось даже звонить Дугу, чтобы сообщить: доехали нормально. Она никак не могла заставить себя сделать это. Кончилось тем, что Дуглас позвонил первым.

- Ну как, все в порядке? - спросил он, и Глэдис уверила его, что все просто отлично. Коттедж к их приезду вымыли и просушили, крыша не протекала, ставни и окна были целы, а дорожка перед крыльцом засыпана свежим песком. Выслушав ее, Дуг поинтересовался:

- Почему ты не позвонила мне сразу, как только вы приехали? Я уже начал беспокоиться, не случилось ли что по дороге.

"Боже мой! - с раздражением подумала Глэдис. - Какая ему разница, когда я позвоню - сразу по приезде или через час? Что ему задело? Он боится потерять "надежного партнера", которому он может доверить своих детей? Но ведь если со мной что-нибудь случится, всегда можно нанять няню!"

- Извини, Дуг, - ответила она. - Мы все были очень заняты: надо было открыть дом, распаковать и разложить вещи.

- У тебя усталый голос, - заметил он. Глэдис действительно устала - в последние несколько недель она чувствовала себя так, словно по ночам ей приходилось грузить мешки в порту. Отчего же Дуг заметил это только сейчас?

- Ты же знаешь, дорога до Харвича не из легких, - ответила она. "Дети, собака и шофер живы-здоровы и чувствуют себя нормально", - хотелось ей добавить, но она сдержалась. Вряд ли Дуг способен был правильно ее понять.

- Жаль, что я не смог поехать, - промолвил Дуг. - Как бы мне хотелось отдыхать с вами на пляже, вместо того чтобы возиться здесь с клиентами!

Голос его звучал вполне искренне. Возможно, Дуг действительно хотел бы оказаться сейчас с семьей, но не ради нее, а ради отдыха у моря.

- Ничего, - ответила Глэдис. - Когда ты будешь посвободнее, ты сможешь проводить с нами каждые выходные. А там, глядишь, и отпуск...

В голосе ее прозвучала положенная доля участия, но на самом деле больше всего Глэдис хотелось, чтобы этот разговор как можно скорее прекратился. Ей совершенно нечего было сказать Дугу. Она чувствовала себя выжатой досуха, пустой, как фляга пьяницы к утру, еще немного, и она просто засомневалась бы в собственном существовании, настолько покинули ее жизненные силы.

- Мы тебе еще позвоним, - произнесла она как можно естественнее, и через минуту оба положили трубки. Дуг не сказал ей, что любит ее. Странно, что она начала замечать это только сейчас, когда было уже поздно. Может быть, в том, что любовь исчезла, есть доля и ее вины? Что же теперь делать?

Глэдис вернулась к детям и помогла им застелить кровати, поскольку сервис-служба не удосужилась этого сделать. Когда все было готово, они быстро поужинали, после чего дети отправились спать, а Глэдис решила заглянуть в чулан, который она переоборудовала под фотолабораторию.

Они не были здесь уже почти год, однако, включив свет, Глэдис обнаружила, что все осталось как было. На длинном столе в образцовом порядке были разложены бачки, кюветы, баночки с реактивами, стояли красный фонарь, увеличитель в полотняном чехле и японский автомат для цветной печати. Вся стена над столом была увешана фотографиями, сделанными ее отцом. Было и несколько ее снимков, в том числе - портрет Дуга, сделанный лет семь назад.

Остановившись перед ним, Глэдис долго всматривалась в знакомое ей до последней черточки лицо. Заметив в глазах Дуга то же выражение холодности, которое так поразило ее недавно, Глэдис подумала: "Значит, я была слепа и не замечала очевидного". Но почему? Сама ли она хотела обманываться или просто не обратила внимания на то, что человек, которого она когда-то любила, изменился? Почему она прозрела только после того, как Дуг произнес жестокие слова о том, что в браке любовь не нужна? Быть может, потому, что подсознательно ей хотелось любить и быть любимой?

С трудом оторвав взгляд от портрета Дуга, Глэдис посмотрела на фотографию отца. Он был высок, строен, широкоплеч и чем-то напоминал Дугласа в молодости, однако даже на фотографии в его глазах был виден смех, а поза да и весь его облик выдавали натуру порывистую, романтичную, страстную. Глэдис почти не сомневалась, что ее отец не потерял бы способности любить в любом возрасте. Но Джек Уильяме погиб, когда ему было сорок два года.

Снимок, сделанный кем-то из друзей-фотографов, запечатлел ее отца лет на пять раньше. Мысленно сравнивая его с Дугласом, Глэдис невольно подумала, что даже на стареньком фото Джек Уильяме выглядит гораздо более живым. И дело было даже не в разнице в возрасте. Просто чуть склоненное, улыбающееся лицо ее отца излучало такую энергию, такую любовь и нежность, каких она не помнила и у двадцатилетнего Дугласа. Неудивительно, что ее мать очень страдала, когда он надолго уезжал. Из-за его постоянного отсутствия жизнь их нельзя было назвать легкой, но Глэдис была уверена, что ее отец и мать очень любили друг друга.

Не любить такого человека, как ее отец, было, наверное, просто невозможно. Но, когда он погиб, любовь матери к нему превратилась во что-то совершенно противоположное. Глэдис помнила это так ясно, словно все было вчера. Ее мать не могла простить мужу, что он погиб так нелепо, оставив их одних. Она, как и Глэдис, не представляла себя без него.

С тех пор прошло двадцать восемь лет - почти целая жизнь, - однако отец продолжал оставаться для Глэдис эталоном мужчины. И ей было вдвойне горько оттого, что Дуглас больше не соответствовал в ее глазах этому высокому идеалу.

Глэдис взглянула и на свои немногочисленные работы. Фотографии были очень хороши - не признавать этого было бы просто глупо. Лица, позы, фон - все было "говорящим", все передавало мысль, чувство, настроение, и это роднило фотографии с живописью. Особенно сильные чувства разбудила в ней одна из самых лучших ее фотографий - портрет молодой индианки, державшей на руках только что родившегося ребенка. Глэдис сама помогала принимать этого малыша, когда работала в миссии Корпуса мира в Кито, и очень хорошо помнила, как лучились счастьем глаза и лицо молодой матери. И, кажется, ей удалось запечатлеть все это.

Каждый снимок был как бы кусочком ее жизни, выхваченным из потока времени, спасенным от тления и забвения, и, глядя на них, Глэдис не хотелось верить, что ничего подобного в ее жизни уже никогда не будет. Не обокрала ли она сама себя? Когда Глэдис вспоминала о детях, ей казалось, что нет. Но ведь дети скоро вырастут, вырастут и уедут. Что останется у нее тогда?

И на этот вопрос ответа Глэдис не нашла. Проверив оборудование и реактивы, она сделала кое-какие пометки и, погасив свет, пошла к себе в спальню. Она долго лежала без сна, прислушиваясь к неумолчному шороху океана. Этот мирный звук она забывала каждую осень, когда возвращалась в Уэстпорт, и каждое лето открывала заново. В конце концов прибой убаюкал ее, и под тот же мерный рокот Глэдис проснулась утром - проснулась с мыслью, что она здесь одна и что рядом нет никого, кроме детей, ее воспоминаний и океана.

И сейчас это было все, что ей нужно.

Глава 4

Утреннее солнце сияло по-летнему ярко, и океан казался оправленным в серебро. Когда Глэдис выбралась из спальни, дети уже встали и подкреплялись на кухне молоком и кукурузными хлопьями, предусмотрительно захваченными накануне в одном из "Макдоналдсов". По случаю теплой погоды и начала пляжного сезона Глэдис была в белой майке, шортах и сандалях-римлянках на ремешках, которые она очень любила. Волосы она разделила на пробор и скрепила двумя черепаховыми заколками. Джессика тут же объявила матери, что она выглядит просто прелестно.

- Ну что, какие планы на сегодня? - бодро спросила Глэдис, ставя на огонь воду для кофе и придвигая поближе блюдо с кукурузой. Кроме нее, кофе никто не пил, но она любила посидеть утром на веранде, прихлебывая кофе, любуясь океаном и листая какой-нибудь иллюстрированный журнал. Десять минут подобного праздного времяпрепровождения заряжали ее праздничным настроением чуть не на весь день.

- Я должна навестить Бордманов, - быстро сказала Джессика, и Глэдис кивнула. У Бордманов было трое сыновей пятнадцати, семнадцати и девятнадцати лет, и дочь - ровесница Джесс. С Маршей Бордман Джессика дружила чуть не с детсадовского возраста, но Глэдис подозревала, что теперь ее дочь больше интересуют братья Марш, старший из которых закончил первый курс колледжа.

У Джейсона тоже был в Харвиче приятель, который жил чуть дальше по улице. Он был из Мэриленда, где школьников распускали на каникулы на два дня раньше, и Джейсон еще накануне созвонился с ним и договорился о встрече. Эйми хотела купаться с подругами, и Глэдис обещала обзвонить знакомых и организовать поход к морю ("Вот только выпью чашечку кофе, дорогая..."). Сэм же сказал, что не прочь погулять с ней по берегу. Глэдис этот план вполне устраивал. Она пообещала сыну, что они обязательно устроят вылазку, если он разберет свои старые игрушки, оставшиеся в коттедже с прошлого года. Сэм с готовностью согласился, а заодно решил привести в порядок велосипеды.

К половине одиннадцатого утра все вопросы были решены, и Глэдис с Сэмом отправились прогуляться, прихватив собаку. Сэм нашел среди игрушек старый теннисный мяч, который он то и дело бросал Кроку, а тот приносил, бесстрашно забираясь в воду по самое брюхо. Глэдис шагала по плотному, чуть влажному песку немного позади них, и на плече ее снова висел фотоаппарат. Она положила его в машину лишь в последнюю минуту перед отъездом, сделав это скорее по привычке.

Каникулы едва начались, отдыхающие только-только съезжались в Харвич, и они прошли чуть не целую милю, прежде чем встретили знакомых. Дик и Дженни Паркер были хирургами из Бостона, а на мыс Код приезжали с незапамятных времен, когда их сын - ныне студент Гарвардского медицинского колледжа - был еще совсем маленьким. Самому Дику было что-то около пятидесяти, Дженни была на два года его старше, однако оба неплохо сохранились и выглядели много моложе своих лет. Заметив Глэдис и Сэма, они еще издалека заулыбались и замахали руками.

- А я уже давно гадаю, когда же вы наконец приедете! - сказала Дженни, целуя Глэдис. - Как дела, Сэм? А где Дуглас? Неужели работает?

- Мы приехали вчера вечером, - объяснила Глэдис. - У Дуга действительно много работы, так что он, наверное, появится только через неделю, а то и через две. У него сейчас большой наплыв клиентов, а двое клерков выбыли из строя.

- Жаль, жаль, - сказал Дик, качая головой. - Четвертого июля мы хотели устроить пикник, и я надеялся, что вы придете вместе. Что ж, я вас все равно приглашаю, а там как выйдет. В этом году Дженни решила нанять повара, так что жареные ребрышки будут в целости и сохранности.

- Зато бифштексы у тебя получились отлично, - улыбнулась Глэдис, которая прекрасно помнила, как в прошлый раз Дик устроил настоящий фейерверк. Свиные ребрышки горели синим пламенем в буквальном смысле слова, а гамбургеры превратились в головешки.

- Спасибо на добром слове. - Дик тоже улыбнулся. Он был рад видеть Глэдис и к тому же питал слабость к ее мальчишкам, поскольку его собственный сын давно вырос. - Приходите всей семьей, мы вас будем очень ждать.

- Хорошо, мы постараемся, - кивнула Глэдис и тут же спросила, кто еще из общих знакомых уже приехал в Харвич. Дженни назвала ей довольно много имен, и Глэдис была рада узнать, что большинство друзей и соседей уже на месте. Значит, подумала она, у детей будет своя компания.

- Угадай, кто еще будет у нас на пикнике? - добавила Дженни, и Глэдис улыбнулась. У Паркеров было полно знакомых, к ним постоянно кто-то приезжал, и в их коттедже на самом берегу можно было встретить кого угодно - от знаменитого бейсболиста до сенатора Соединенных Штатов.

- Наверное, Майкл Джексон, - сказала она, приняв серьезный вид, и Дженни прыснула.

- Нет, его мы еще не лечили. Впрочем, эти гости тоже не из числа наших пациентов. К нам приедет Седина Смит с мужем!

- Та самая Седина Смит? - удивилась Глэдис. Разумеется, она знала эту известную писательницу, романы которой регулярно попадали в списки бестселлеров. Глэдис читала их все, и у нее сложилось впечатление, что Селина - интересная женщина.

- Ну да, - кивнула Дженни. - Я училась с ней в колледже. Потом мы на несколько лет потеряли друг друга из виду. И только в прошлом году я снова встретилась с ней в Нью-Йорке. Седина очень мила, с ней не соскучишься, да и муж ее мне тоже очень понравился.

- А какая у него яхта! - вставил Дик. - Он с дюжиной друзей обошел на ней вокруг света. Это действительно чудо! Ну вы еще полюбуетесь - Селина и ее муж проведут у нас целую неделю.

- Вы нам скажите, когда они приплывут, и мы обязательно сходим посмотреть, - наивно попросила Глэдис, и Дик и Дженни рассмеялись.

- Такую махину трудно не заметить. Яхта имеет сто семьдесят футов в длину, а экипаж состоит из девяти человек. Седина и ее муж очень хорошо обеспечены, что не мешает им быть по-настоящему приятными людьми. Думаю, что они вам понравятся. Жаль только, что Дугласу приходится работать.

- Да, он, конечно, расстроится, - вежливо сказала Глэдис, хотя ей было прекрасно известно, что при одном взгляде на обычный прогулочный ялик у Дуга начинается морская болезнь. Но не объяснять же это Паркерам, к тому же в ее семье было как минимум два человека, которые морской болезнью не страдали. И она сама, и в особенности Сэм были очень не прочь посмотреть на красавицу яхту и, быть может, даже немного на ней прокатиться.

- А кто ее муж? - поинтересовалась она.

- Да ты наверняка тоже его знаешь. Это Пол Уорд, известный финансист и банкир.

Глэдис кивнула. За последние несколько лет портрет Уорда дважды появлялся на обложке "Тайме", к тому же она читала статьи о нем в "Уолл-стрит джорнэл". Полу Уорду было слегка за пятьдесят, однако выглядел он гораздо моложе. Почему-то Глэдис не связывала его имя с именем Седины Смит, но это было как раз неудивительно - известность одного не зависела от славы другого, поэтому человек, который не следил за светской хроникой, воспринимал их как две вполне самостоятельные фигуры.

- Мне очень хотелось бы познакомиться с ними, - честно призналась Глэдис и улыбнулась. - Похоже, у нас в Харвиче начинает оседать чуть ли не высшее общество - миллиардеры и финансисты, роскошные яхты, знаменитые писательницы... По сравнению с ними все остальные будут выглядеть серенькими воробышками.

- Ну, тебя-то никто не назовет серенькой, - ответил Дик, дружески обнимая ее. Он не только считал Глэдис весьма привлекательной и эффектной женщиной, но и разделял ее страсть к фотографии, хотя по сравнению с ней Дик был, конечно, просто любителем.

- Кстати, мне давно хотелось у тебя спросить... - добавил он. - Ты работала этой зимой? Какие новые репортажи ты сделала? Глэдис смущенно пожала плечами.

- Нет. После Гарлема я не сделала ничего, что стоило бы внимания.

Она рассказала, как сорвался корейский заказ.

- Да, жалко... - протянул Дик, внимательно выслушав ее. - Очень жалко. Я уверен, что ты сумела бы подать этот материал как никто другой.

- К сожалению, у меня не было возможности оставить детей на целый месяц, заученно повторила Глэдис. - Кроме того, Дуг выходит из себя каждый раз, когда я заговариваю о работе. Он не хочет, чтобы я возвращалась к фотографии.

- Не понимаю... - пожал плечами Дик, оборачиваясь к Дженни в поисках поддержки, но его жена болтала с Сэмом и, казалось, ничего не слышала. - Ведь у тебя талант! Хоть он тебе и муж, но с его стороны просто преступление запереть тебя в четырех стенах и не давать заниматься делом.

- Очевидно, Дуг так не считает, - кротко ответила Глэдис и вымученно улыбнулась. - Кажется, он боится, что работа помешает мне выполнять мои материнские обязанности. Вряд ли он прав, но переубедить его...

Она снова взглянула на Дика, и по выражению ее глаз он понял, что эта тема для нее весьма и весьма болезненна.

- Пусть Дженни поговорит с ним об этом, - сказал он решительно. - Примерно пять лет назад я предложил ей уйти на пенсию, так она чуть меня не прибила, хотя мне просто казалось, что она слишком много работает. Ты ведь знаешь, что она не только преподает, но еще и практикует: в Центральной бостонской лечебнице ей поручают самые сложные операции. Честное слово, мы тогда чуть не развелись, и я дал себе слово, что не буду заговаривать об этом, пока Дженни не исполнится лет восемьдесят.

И он с любовью посмотрел на жену.

- Даже и не думай! - отозвалась Дженни, которая уловила последнюю часть разговора. - Не знаю, как насчет практической хирургии, но преподавать я буду до тех пор, пока мне не стукнет сто!

- С нее станется, - кивнул Дик и снова улыбнулся Глэдис. Он всегда получал истинное удовольствие, глядя на нее. Как естественна, как хороша собой! Глэдис, похоже, не отдавала себе отчета в том, какое впечатление она производит. Должно быть, подумал Дик, ей даже в голову не приходит, что, пока она смотрит на мир сквозь объектив своего фотоаппарата, мир смотрит на нее.

Паркеры засобирались домой, чтобы успеть встретить каких-то друзей, которые приезжали сегодня, Глэдис пообещала заглянуть к ним через пару деньков и помочь Дику освоиться с его новым фотоаппаратом.

- Не забудь про Четвертое июля! - напомнила Дженни, и они разошлись. Глэдис, Сэм и Крок пошли дальше по берегу, а Дик и Дженни некоторое время стояли и смотрели им вслед.

- Не понимаю, почему Дуг не хочет, чтобы Глэдис работала, - рассуждал Дик, когда они уже возвращались обратно. - Ведь она не любительница, как я. До того, как они поженились, она делала блестящие фоторепортажи! Да и после этого тоже...

- Не забывай, что у них четверо детей, - напомнила Дженни, которая в любом споре всегда старалась выслушать обе стороны. Впрочем, об отношении Дуга к профессии жены она уже давно догадалась. Дуг почти никогда не говорил о фотографиях Глэдис, не говоря уже о том, чтобы гордиться ее достижениями.

- Ну и что? - спросил Дик. - Дети уже большие. Ты же видела Сэма - он вполне способен позаботиться о себе. А он ведь у них младший.

- В общем-то, ты прав, - согласилась Дженни, немного подумав. - Конечно, девять лет - это еще не девятнадцать, и все же... Да, ты прав! Стыд и срам, что Дуглас не разрешает ей работать! И в эту Корею она вполне могла поехать. Дуг зарабатывает не так уж мало. Ему по карману нанять на это время няню для детей. В любом случае нельзя делать из жены домохозяйку в угоду собственному "я".

- Что-то ты развоевалась, Аттила! - поддразнил ее Дик. - Я-то с тобой согласен. Лучше скажи об этом Дугу.

- Извини. - Дженни улыбнулась, и Дик нежно обнял ее за плечи. Они поженились, еще когда учились в Гарварде, и до сих пор были без ума друг от друга. - Я кричала не на тебя, а вообще. Ты, разумеется, прав. Терпеть не могу, когда мужчина так себя ведет, ведь это чертовски несправедливо. А если бы Глэдис потребовала, чтобы он бросил работу и заботился о детях, пока она будет разъезжать по всему миру? Он небось сразу бы встал на дыбы и решил, что она сумасшедшая!

- Нет, серьезно? Расскажите-ка нам об этом поподробнее, доктор Паркер!

- Хорошо, хорошо, не буду.

В это время Глэдис и Сэм тоже говорили о Паркерах. Сэм был рад, что их пригласили на пикник, к тому же ему не терпелось увидеть яхту мистера Уорда.

- Ты слышала, что сказал дядя Дик? - в десятый раз спрашивал он. - Яхта длиной сто семьдесят футов! Это же почти пятьдесят метров! Все равно что плыть по морю в своем собственном доме со всеми удобствами.

Глэдис кивнула.

- Действительно, очень большая. Сейчас мне просто трудно представить себе, что это такое, но, я думаю, мы скоро увидим ее своими глазами.

- Как ты думаешь, нам разрешат подняться на борт? - с замиранием сердца поинтересовался Сэм. Он недавно заболел морем и собирался записаться в Харвичский яхт-клуб, чтобы научиться ходить под парусами.

- Думаю, что да, - улыбнулась Глэдис. - В любом случае можно попросить Дика, чтобы он это устроил.

При этих словах Сэм буквально засиял. Глэдис вполне разделяла его восторг. Ей тоже было интересно увидеть гигантскую яхту, но еще сильней ей хотелось познакомиться с Селиной Смит.

Дойдя до конца пляжа, они повернули обратно. На полдороге Глэдис сбросила туфли и побрела по щиколотку в воде. Сэм продолжал бросать Кроку мячик, но пес устал и гонялся за ним уже не так резво.

Когда они вернулись домой, никого не было. Перекусив и оставив записку с разъяснениями, где что лежит, они взяли велосипеды, решив объехать соседей и дать им знать о своем появлении. В последнем доме, который они навестили, оказалась целая компания друзей Сэма, и Глэдис со спокойным сердцем оставила сына там.

Когда она вернулась в коттедж, в гостиной надрывался телефон, Глэдис подумала, что это Дуг, и некоторое время размышляла, снимать ли трубку. Разговаривать с мужем ей совершенно не хотелось. Но ведь рано или поздно Дуг все равно до нее дозвонится. Звонил Дик Паркер.

- Уорды приезжают завтра, - сказал он, едва заслышав в трубке ее голос. Вернее, будет Пол на своей яхте, и с ним - целая компания. Седина прилетит на выходные самолетом. Я звоню предупредить тебя, чтобы ты могла показать яхту Сэму. Завтра утром они уже будут здесь.

- Хорошо. Спасибо, Дик, - ответила Глэдис и отправилась на кухню, чтобы налить себе чашечку кофе. Никто из ее старших детей так и не пришел обедать. Но она знала, где они, и была совершенно спокойна. Летние каникулы на мысе Код нравились Глэдис главным образом тем, что не было никакой необходимости возить детей в школу и из школы, кормить обедами и укладывать спать. В Харвиче было безопасно, все семьи, приезжавшие сюда на лето, были давно знакомы друг с другом, и все дети постоянно находились под контролем. Усадить за стол товарищей сына или дочери здесь считалось хорошим тоном, поэтому Глэдис была уверена, что ее старшие не умрут с голоду.

Когда ближе к вечеру Сэм вернулся домой, Глэдис рассказала ему о звонке Дика Паркера.

- Дик обещал позвонить, как только яхта придет в яхт-клуб, - закончила она.

- Только бы он не забыл! - с беспокойством воскликнул Сэм, и эту же фразу он повторил, когда Глэдис укладывала его спать. Но она была уверена, что Дик ничего не забудет.

Вскоре после этого вернулись и остальные дети. На ужин имелись оставшийся от обеда суп, лимонад и попкорн. Единогласно суп они решили приберечь до завтра, а остальное вынесли на веранду и долго сидели в полутьме, болтая о разных разностях. Потом дети один за другим потянулись спать, и Глэдис впервые за много месяцев поняла, что ей совершенно нечего делать! Дуг так и не позвонил, а звонить самой Глэдис не хотелось, поэтому, убедившись, что дети спят, она отключила телефон и уединилась в своей лаборатории.

Когда Глэдис в конце концов пошла спать, было уже очень поздно. Над океаном висела полная луна, окруженная мириадами звезд, и Глэдис долго стояла на веранде, глядя на небосвод. Ночь была великолепна, океан негромко шуршал почти у самых ее ног, и на мгновение Глэдис даже пожалела о том, что Дуга нет рядом. Быть может, подумала она, если бы они сейчас были вместе, им удалось бы многое забыть и начать все сначала. Ей хотелось быть любящей и любимой, и вопреки всему Глэдис продолжала мечтать об этом.

Неужели правда, что для Дугласа любовь давно стала пустым звуком?! Быть может, утешала себя Глэдис, глядя на испещренное звездами небо, он неточно выразился или она не правильно его поняла? Не может быть, чтобы он действительно видел в ней только надежную няню, гувернантку, уборщицу. Она хотела рука в руке бежать с ним по залитому лунным светом песку, лежать на траве под сосной и целоваться до одурения, как они когда-то целовались в Коста-Рике. Неужели Дуг забыл те времена? Что случилось с тем романтическим и влюбленным юношей, каким Дуг был двадцать лет назад, когда они оба работали в Корпусе мира?

Ответа на этот вопрос Глэдис не знала. Ей было ясно только одно: Дуг строит жизнь, о которой всегда мечтал, - размеренную, спокойную, обеспеченную. В ней было все, кроме любви. Дуг словно переродился, в нем не осталось ничего, или почти ничего, от человека, которого Глэдис когда-то полюбила. По его словам, он просто вырос, стал взрослым. Пусть так, но пока Дуг взрослел, он что-то потерял.

Глэдис, разумеется, тоже изменилась, но не настолько, чтобы забыть все, что их когда-то связывало. Во всяком случае, то, что произошло с ними теперь, иначе как позором она назвать не могла. Им обоим должно было быть стыдно за то, что они сделали с собой и со своей любовью.

Ложась в постель, она все еще продолжала раздумывать об этом, но усталость взяла свое. Незаметно для себя Глэдис заснула и спокойно спала до самого утра, ни о чем не тревожась и не видя снов.

Глава 5

Когда Глэдис проснулась, за окном сиял еще один погожий, солнечный день, и ветер с моря чуть шевелил занавески. Встав с кровати, Глэдис сладко потянулась и подошла к окну. И остолбенела. По водной глади скользила самая большая парусная яхта, какую ей когда-либо приходилось видеть. По палубе проворно двигались какие-то люди, на мачте и кливер-леере развевались яркие вымпелы, корпус был выкрашен в глубокий синий цвет, а все палубные надстройки блестели, словно серебряные. Красота неописуемая. Дику Паркеру вовсе незачем было звонить - Глэдис и так знала, что в Харвин прибыл Пол Уорд.

Яхта тем временем подошла совсем близко, и Глэдис, совершенно потрясенная ее величиной и высотой грот-мачты, понеслась будить Сэма.

- Сэм, вставай! Ты только посмотри! - воскликнула она, тряся его за плечо. - Она уже здесь!

- Кто - она?.. - Еще не до конца проснувшись, Сэм слез с кровати и, протирая глаза, подошел к окну. Глэдис театральным жестом отодвинула занавеску.

- Ух ты! - вырвалось у Сэма. Сон его как рукой сняло, глаза широко раскрылись, и он впился взглядом в красавицу-яхту. Но почти сразу же его лицо сделалось озабоченным.

- Они что, уже уплывают? - спросил он, испугавшись, что проспал все на свете.

- Я думаю, они идут в яхт-клуб, - ответила Глэдис, разглядывая яркий спинакер. Ветер, казавшийся ей слабым, так надувал парус, что он стал круглым, как мяч, и яхта скользила по воде с приличной скоростью. Несмотря на свои грандиозные размеры, она казалась очень легкой и грациозной, и Глэдис, спохватившись, бросилась за фотоаппаратом. На веранду они с Сэмом выбежали почти одновременно, и Глэдис успела сделать несколько замечательных снимков.

"Для журналов... - смущенно подумала Глэдис. - И для Дика Паркера".

В самом деле, яхта смотрелась очень живописно, и Глэдис была совершенно уверена, что снимки доставят Дику удовольствие.

- А можно позвонить дяде Дику сейчас? - спросил Сэм, с трудом сдерживая волнение, и Глэдис машинально посмотрела на часы.

- Думаю, - рассудительно сказала она, - лучше немного подождать. Сейчас восемь утра, они, наверное, только что встали.

- Но что, если яхта уйдет обратно в Нью-Йорк, прежде чем мы успеем ее посмотреть?

- Они ведь только приехали, милый. Дик говорил, что гости собирались пробыть у них неделю. Яхта никуда от нас не денется. Как насчет оладьев с повидлом, Сэмми?

Оладьи были единственным, что могло помешать Сэму немедленно бежать смотреть яхту, однако позавтракать он согласился весьма неохотно. Оладьи он глотал не жуя и в половине девятого все-таки уговорил мать позвонить Паркерам.

Трубку взяла Дженни, и Глэдис, извинившись за ранний звонок, в нескольких словах объяснила ситуацию. Услышав о том, что Сэм уже почти час сидит как на иголках, Дженни рассмеялась.

- Пол только что звонил нам, - сказала она. - Он приглашает нас на ленч. Яхта будет стоять в яхт-клубе, так что вы все успеете посмотреть.

- Так я и сказала Сэму, - ответила Глэдис. - Мне сразу показалось, что яхта идет в клуб, но ему спокойнее, если вы это подтвердите.

Глэдис бросила взгляд за окно, но яхта уже обогнула мыс и исчезла из вида, и Сэм, выбежавший на веранду с биноклем, разочарованно озирал пустой горизонт.

- Послушай, почему бы нам не пойти на ленч вместе? - неожиданно предложила Дженни. - Мне кажется, что для двух лишних гостей место найдется. Приходите с Сэмом... А если хотите - приходите все. Я позвоню Полу, думаю, он не будет возражать.

- Хорошо, я спрошу детей, а потом перезвоню. Спасибо большое, Дженни, боюсь только, что Сэм не доживет до обеда. Наверное, тебе придется заглянуть к нам и сделать ему успокаивающий укол.

- Это еще что! - ответила Дженни. - Посмотрим, что будет, когда он увидит яхту вблизи.

Проснулись остальные дети, Глэдис рассказала им о яхте и спросила, кто хочет сходить туда "на экскурсию", как она выразилась, однако у всех троих оказались свои планы на сегодняшний день. Джессике и Эйми паруса, пираты и кругосветные плавания были вообще мало интересны, что касалось Джейсона, то он хоть и задумался, однако в конце концов общество друзей показалось ему более привлекательным, и он тоже отказался.

- Ну вы и тупые! - с отвращением выпалил Сэм, пока они с аппетитом приканчивали оладьи. - Это наверняка самая большая яхта в мире! Мистер Уорд обошел на ней вокруг света и побывал в самых дальних странах.

- Откуда ты знаешь? - спросил Джейсон, на которого это заявление - в высшей степени эмоциональное если не по содержанию, то по тону - не произвело почти никакого впечатления. Вчера к его друзьям Тилтонам приехала их троюродная сестра. Такой прелестной девочки он не видел еще никогда в жизни во всяком случае, ни одна яхта в мире не могла с ней сравниться.

- Но я сам видел яхту сегодня утром! - возмутился Сэм. - Скажи же им, мама! Она огромная, как.., как...

Ему явно не хватало слов. Глэдис улыбнулась.

- Яхта действительно очень большая, - подтвердила она.

Но это никак не изменило ситуации. Эйми - как и Дуг - была подвержена морской болезни, и ничто не могло заставить ее ступить на палубу яхты, пусть даже надежно пришвартованной к причалу. Что касалось Джессики, то ее крайне интересовал старший из братьев Бордман - тот самый, который поступил в колледж Дьюка, - поэтому она заявила, что уже вышла из того возраста, когда каждая дырявая калоша кажется как минимум Колумбовой каравеллой.

- Значит, мы пойдем вдвоем, - поспешила подвести итог Глэдис, и обалдевший от счастья Сэм великодушно простил сестре ее непочтительную реплику. - А вы сможете пойти в следующий раз, если, конечно, нас пригласят. Как бы там ни было, яхта стоит у причала, и любоваться ею со стороны может всякий. Я постараюсь сделать как можно больше фотографий.

Надо заметить, что стосемидесятифутовая яхта была событием и в ее жизни, и она твердо решила не пропустить его.

Когда пробило двенадцать, они с Сэмом сели на велосипеды и отправились в гости. Сэм так волновался, что его велосипед все время опасно вилял. Дважды он чуть не свалился, и Глэдис пришлось сказать сыну, чтобы он успокоился.

- Без нас, - заявила она, - яхта все равно никуда не поплывет.

- Думаешь, мы сегодня выйдем в море? - спросил Сэм с надеждой.

- Не знаю, может быть, - честно призналась Глэдис. - Вывести такую громадину в море и снова вернуться к причалу - дело непростое, так что мистер Уорд, возможно, не захочет возиться. Но на палубе мы побываем обязательно.

- Ты только снимай побольше, ладно? - напомнил ей Сэм, и Глэдис рассмеялась. Она была очень рада видеть сына таким счастливым и взволнованным и тоже начинала смотреть на предстоящий визит на яхту детскими глазами. От этого вся ее тревога сразу куда-то улетучилась.

Вскоре они добрались до места и покатили по причалу прямо туда, где стояла гигантская яхта. Она была пришвартована в самом дальнем доке, но видно ее было издалека. Огромная мачта вздымалась на высоту шестнадцатиэтажного дома, а сама яхта была едва ли не больше, чем здание клуба со всеми его пристройками. Ни одна из яхт, стоявших тут же у причала, не могла сравниться с океанской красавицей, хотя среди них были и очень дорогие модели.

К огромному облегчению Глэдис, Паркеры были уже на борту. В противном случае ей было бы очень неловко, кроме Дика и Дженни, она никого здесь не знала. Что касалось Сэма, то ему было, по-видимому, все равно. Казалось, чтобы попасть на борт, он готов был драться с пиратами. Глэдис только негромко ахнула, когда ее сын, стремительно промчавшись по раскачивающимся мосткам, спрыгнул на палубу, где его уже поджидал, широко раскрыв объятия. Дик Паркер.

Глэдис бесстрашно двинулась за ним. Вообще-то она не боялась ни высоты, ни качки, но у мостков почему-то не было перил, и она дважды пошатнулась на самой середине. Впрочем, через два шага Глэдис была уже в безопасности.

- Вот это энтузиазм! - воскликнул Дик Паркер, с улыбкой рассматривая ее. Глэдис была в белых шортах и голубой майке; ее длинные волосы были зачесаны назад и схвачены широкой голубой лентой. В этом наряде она была больше похожа на старшую сестру Сэма, чем на его мать.

- Эти мостки для матросов, а вход для гостей - чуть дальше, - добавил Дик, и Глэдис расхохоталась.

- Должно быть, я заразилась волнением от Сэма, - объяснила она, обмениваясь рукопожатием с Дженни, которая тоже подошла к ним.

На палубе находилось еще несколько человек. Среди них выделялся высокий моложавый мужчина с густыми, хотя и чуть тронутыми сединой волосами. Когда он подошел ближе, Глэдис увидела, что на самом деле его волосы были почти такого же цвета, как у нее, просто в них было так много седых прядей, что они казались намного светлее. Подтянутый, спортивный. Глаза его поражали своей пронзительной голубизной, а обветренное, покрытое красноватым загаром лицо, казалось, было выточено из камня искусным резчиком. Одет мужчина был в белые шорты и ярко-красную футболку, обтягивавшую мощные плечи.

Встав рядом с Диком Паркером, мужчина скользнул взглядом по лицу Глэдис, потом наклонился к Сэму и с улыбкой протянул ему руку.

- Ты, наверное, и есть Сэм - друг Дика, - обратился он к мальчику приятным, густым баритоном. - Мы давно тебя ждем.

- Мама еще не освоилась с велосипедом после зимы, - пояснил Сэм, пожимая протянутую руку. - Она могла бы упасть, если бы я поехал быстрее.

Мужчина улыбнулся.

- Ну, если судить по тому, с какой ловкостью ты и мама прошли по этим узким мосткам, вам обоим не страшны ни велосипеды, ни дикие мустанги, - сказал он дружелюбно и снова посмотрел на Глэдис. В его глазах танцевали искорки смеха, и Глэдис улыбнулась в ответ. "Как быстро он нашел общий язык с Сэмом! подумала она. - Очко в его пользу".

А Пола Уорда - ибо это был именно он - действительно очень заинтересовали и Сэм, и его мать. Глэдис показалась ему очаровательной молодой женщиной - не глупой, веселой и довольной жизнью. Она явно гордилась своим сыном, и, проговорив с ним несколько минут, Пол понял, что для этого у нее были все основания. Сэм оказался вежливым, смышленым ребенком. Он так искренне интересовался устройством яхты, что это не могло не польстить ее владельцу. Сэм засыпал Пола вопросами и обнаружил недюжинные познания. Он сам сказал, что яхта Пола принадлежит к классу кеч еч - двухмачтовое парусное судно водоизмещением 100 - 250 тонн> правильно определил высоту грот-мачты, исходя из длины судна, и перечислил названия всех парусов. Сэм действительно с некоторых пор был неравнодушен к парусникам, и Пол сразу почувствовал к мальчугану расположение.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем хозяин яхты выпрямился и представился Глэдис, хотя она уже и так догадалась, кто перед ней. Пол Уорд выглядел совсем не так, как Глэдис его себе представляла. Она даже немного растерялась. Она просто не знала, что сказать могущественному магнату и миллионеру, который оказался таким простым и таким приятным человеком. Спас ее Сэм, который, похоже, уже считал Пола своей собственностью. Не прошло и нескольких секунд, как оба они отправились в рулевую рубку, чтобы взглянуть на штурвал и все такое прочее.

Тем временем Дик Паркер представил Глэдис остальным гостям. Вскоре все весело шутили по поводу того, как Глэдис и Сэм попали на борт, и болтали о всякой всячине. Подошедшая официантка предложила Глэдис на выбор шампанское или "Кровавую Мэри", но она попросила принести ей "чистый томатный сок", что вызвало новый взрыв смеха.

Томатный сок ей подали в тяжелом хрустальном бокале с серебряным ободком, на котором затейливыми буквами было выгравировано название яхты. Судно Пола называлось "Морская звезда". Несмотря на расхожее название, яхта была уникальной. Из разговоров с гостями Глэдис узнала, что ее построили в Италии по индивидуальному проекту и что второй такой в мире просто нет. До этого у Пола тоже была классная яхта, однако она не шла ни в какое сравнение с "Морской звездой", хотя именно на ней он совершил свое первое кругосветное путешествие. Пол вообще был фанатиком парусного спорта и, по всеобщему мнению, отличным мореходом.

- Ваш сын может многому у него научиться, - сказал Глэдис один из гостей. - В молодости Пол несколько раз участвовал в гонке на Кубок Америки и с тех пор "заболел" этим видом спорта. Он частенько грозится бросить Уолл-стрит, уйти в отставку и отправиться в третью кругосветку, но я думаю, что Седина вряд ли ему это позволит.

При этих словах все рассмеялись, а Глэдис ничего не поняла.

- Разве миссис Смит не путешествует с мужем? - спросила она с любопытством. На самом деле ей не терпелось начать фотографировать яхту, однако она хотела сделать это, не привлекая ничьего внимания.

Ее вопрос вновь вызвал общий хохот. Кто-то из гостей взялся разъяснить ей, в чем соль шутки.

- Для Седины прокатиться на прогулочном катере от Канн до Сен-Тропе - все равно что обогнуть мыс Горн. Пол же, напротив, чувствует себя обманутым, если во время плавания его не разу не потреплет тайфун или ураган. Седина старается встречать его во всех портах, куда он заходит, благо что аэропорты есть почти везде. Вот уже пару лет она уговаривает его купить самолет, чтобы он поменьше плавал, но Пол стоит насмерть.

Мужчина, сидевший рядом, согласно кивнул головой.

- Все это верно, но лично я поставил бы на Седину. Она терпеть не может, когда Пол надолго уходит в плавание. При всех своих достоинствах Седина отнюдь не моряк, и ей не нравятся трудности, связанные с длительным плаванием. Впрочем, она ничуть не изнежена - я знаю, что она поднималась на Килиманджаро и участвовала в африканских сафари, правда, только в качестве зрительницы, но спала в палатке и страдала от жары и москитов вместе со всеми.

Глэдис слегка пожала плечами. С ее точки зрения, плавание на "Морской звезде" было ненамного тяжелее жизни в самом комфортабельном отеле. Возможно, знаменитая писательница страдает морской болезнью. Как бы там ни было, ее нелюбовь к морским прогулкам была, похоже, хорошо известна ее друзьям и служила одной из основных тем для дружеских шуток. Слушая болтовню гостей, Глэдис старалась понять, что представляет собой Селина Смит как человек. Она казалась ей сложной и противоречивой личностью, наделенной к тому же твердым и решительным характером. Глэдис еще больше захотелось с ней познакомиться.

Пользуясь тем, что гости увлеклись разговором о Седине, Глэдис потихоньку достала фотоаппарат и привычно защелкала затвором. Прошло совсем немного времени, когда кто-то из гостей заметил, что она делает, и похвалил ее "Никон". Это действительно была хотя и старая, но очень дорогая профессиональная фотокамера. Дик Паркер счел необходимым кое-что пояснить.

- Глэдис - отличный фотограф, - произнес он гордо. - Ее отец был знаменитым фотожурналистом; за свои репортажи он получил Пулитцеровскую премию. Глэдис непременно повторит его успех, если вернется к активной работе. Она побывала во многих странах мира, и ее фотографии из "горячих точек" много раз публиковались в самых престижных изданиях. Жаль, если вы их не видели снимки отличные.

- К сожалению, - вмешалась Глэдис, - в последнее время я почти не работаю. Когда я вышла замуж, мне пришлось оставить карьеру и посвятить себя семье.

- Ну, это еще не поздно изменить, дорогая, - возразила ей Дженни.

После этого разговор свернул на какую-то общую тему, и прошло еще добрых полчаса, прежде чем вернулись Пол и Сэм. Сын Глэдис сиял, как только что выпущенный пятицентовик. Пол Уорд, которого мальчик уже запросто называл "дядя Пол", даже показал ему, как работают паруса. Яхта была полностью компьютеризована, поэтому при желании Пол мог управлять ею даже в одиночку, что он часто и делал. Команда из девяти человек нужна была ему только для страховки - на случай, если что-нибудь выйдет из строя. При этом Пол был настоящим моряком и умел не только нажимать на кнопки компьютера. Сэм это сразу понял.

- Боюсь, Глэдис, - сказал с улыбкой Пол, возвращая сына матери, - что ваш Сэм - прирожденный мореход. Не знаю уж, как вы к этому относитесь, но кое-кто считает это серьезным заболеванием. Я бы даже добавил - трудноизлечимым, так что у вас, вероятно, есть повод для беспокойства. Я, например, купил свою первую яхту, когда мне было двадцать. Тогда у меня было гораздо меньше денег, чем сейчас, но я готов был продать душу дьяволу за возможность ходить под парусами.

- А можно мне тоже как-нибудь сплавать с вами, дядя Пол? - спросил Сэм, потягивавший газированную воду, которую принесла ему официантка.

Пол улыбнулся и ласково взъерошил ему волосы. Общаться с детьми ему всегда нравилось, но у них с Сэмом неожиданно обнаружились еще и общие интересы.

- Думаю, сегодня мы уже не будем выходить в море. Как насчет завтра, сынок? Мы с друзьями собирались посетить какие-нибудь острова, и я был бы рад взять тебя с собой. Что скажешь?

Но Сэм не мог ничего сказать. От радости он буквально лишился языка, однако слова были ни к чему. Ответ был написан на его лице. Пол повернулся к Глэдис.

- А вы? Не хотите ли и вы принять участие в нашем завтрашнем походе? Думаю, Сэм будет доволен.

- Еще бы! - улыбнулась Глэдис. - Только...

Только не будет ли это вам в тягость? - добавила она, всерьез опасаясь, что Сэм с его неумеренным энтузиазмом может помешать взрослым отдыхать. Да и она сама слишком мало знала Пола, чтобы с ходу принять подобное предложение, сделанное, возможно, из простой вежливости.

- Сэм знает о парусниках больше некоторых моих друзей, - ответил Пол. Мне бы очень хотелось показать ему, как работает вся эта механика. Знаете, еще никогда в жизни не приходилось готовить юного моряка. Большинство моих гостей больше интересуется баром, чем леерами, шкотами и парусами. А Сэму эта прогулка может принести реальную пользу.

- Это было бы замечательно, - сдалась Глэдис, заметив, что он говорит искренне. - Спасибо вам большое.

Разговаривая с ним, она постоянно ловила себя на том, что почему-то смущается. Обычно Глэдис не стеснялась незнакомых людей и легко находила с ними общий язык. Конечно, Пол не был обычным человеком: в его манере держаться и говорить проскальзывало порой что-то очень властное, почти жесткое, но таким, наверное, и должен был быть "хозяин Уолл-стрит", как часто называли Уорда газеты. К тому же Сэм был им совершенно очарован и ничуть не стеснялся "дяди Пола", к которому он, забывшись, уже несколько раз обращался на "ты". Пол со своей стороны старался сделать все, чтобы мальчик чувствовал себя на яхте как дома, и Глэдис была тронута этим до глубины души. Одна только эта черточка многое говорила о характере Пола Уорда, и, болтая с ним о всякой чепухе, Глэдис поинтересовалась, есть ли дети у него самого. Она была уверена, что есть. Человек, сумевший так быстро подружиться с девятилетним мальчиком, просто не мог быть бездетным эгоистом.

Пол улыбнулся и кивнул. - Да, у меня есть сын от первого брака, - сказал он, - только он терпеть не может лодки, яхты, катера и все, что плавает по воде. Он бы скорее согласился сесть на электрический стул, чем подняться на палубу моей "Морской звезды". Сейчас Шон уже взрослый, у него двое своих детей, но и они, к сожалению, тоже не любят море. Что касается моей второй жены, то она, как вы наверняка уже знаете, относится к плаванию под парусами ненамного лучше Шона. Впрочем, "Морскую звезду" она любит, но только когда та стоит на якоре. К сожалению, у нас с Сединой нет детей, так что ваш Сэм может оказаться единственным объектом моего педагогического рвения. Надеюсь, я не успею надоесть ему своими советами.

Он взял с серебряного подноса предложенный стюардессой бокал шампанского и вдруг заметил фотоаппарат Глэдис.

- Я вижу, даже на отдыхе вы не расстаетесь с камерой, - заметил он. - Дик говорил мне, что вы замечательный фотограф.

- Боюсь, как фотограф я уже давно дисквалифицировалась, - честно ответила Глэдис. - Вот уже много лет я не занимаюсь профессиональной фотожурналистикой. Я снимаю только собственных детей. Пол кивнул.

- Дик предупредил меня, что вы очень скромны и что я не должен верить ни одному вашему слову, когда вы говорите о себе и о своем таланте. Насколько я знаю, вашими излюбленными съемочными площадками были зоны боевых действий и катастроф, не так ли?

Это весьма вольное переложение ее биографии заставило Глэдис рассмеяться, хотя доля истины в том, что рассказал Полу Дик, несомненно, была. В молодости она действительно выполняла довольно опасные задания и побывала в таких местах, добровольно отправиться в которые нормальному человеку вряд ли пришло бы в голову.

- Мне это знакомо, - продолжал между тем Пол. - Правда, я никогда не увлекался фотографией, но в молодости был военным летчиком, а потом - до того, как женился во второй раз, - занимался доставкой гуманитарных грузов в самые отдаленные уголки земного шара. Думаю, мы с вами бывали в одних и тех же местах...

Он говорил об этом без малейшей бравады, и Глэдис подумала, как было бы интересно заснять на пленку хотя бы часть его приключений.

- И вы до сих пор занимаетесь подобными вещами? - спросила она. Разумеется, она понимала, что миллионер и финансист вряд ли продолжает лично летать в районы бедствий, чтобы доставить нуждающимся воду, продовольствие или теплые вещи, но бог его знает. Перед ней был человек многогранный, полный внутренних контрастов и, несомненно, обладающий беспокойным, сильным характером. Вряд ли, размышляла она, жизнь в окружении роскоши и комфорта способна была полностью удовлетворить его, хотя своего богатства Пол ничуть не стыдился. Его яхта была наглядным тому примером. Кроме того, Глэдис слышала о громких победах Пола Уорда на Уолл-стрит, где он стал живой легендой. Это тоже требовало ума, собранности и характера.

- Я бросил летать несколько лет назад, - ответил Пол спокойно. - Селине казалось, что это слишком опасно. Однажды она даже заявила, что у нее нет особенно сильного желания остаться вдовой.

- С ее стороны это.., разумно, - промолвила Глэдис, чтобы что-нибудь сказать. Она просто не знала, как бы сама повела себя на месте Селины Смит.

- За все время мы не потеряли ни одного пилота, ни одной машины, доверительно сообщил ей Пол. - Но я не хотел расстраивать ее. Впрочем, хотя сам больше не летаю, я продолжаю финансировать мою Ассоциацию бывших военных летчиков. Только в последние годы мы совершили несколько рейсов в Боснию, доставляя медикаменты, детское питание и другие гуманитарные грузы. И, разумеется, мои люди работали в Руанде...

Пол произвел на Глэдис сильное впечатление. Ей захотелось немедленно сфотографировать его, но она не решилась.

Потом Пол разговаривал и с другими гостями. Полчаса спустя он пригласил всех в столовую. Здесь явно соблюдались правила этикета. Посуда была из тонкого фарфора, бокалы - из хрусталя, белоснежные полотняные скатерти были накрахмалены и покрыты искусной ручной вышивкой. Глэдис подумала, что Пол содержит яхту в безупречном порядке. Словно роскошный отель или, точнее, дом, в котором всем гостям должно быть хорошо и уютно. Очевидно, Пол Уорд был не только отличным моряком, но и гостеприимным хозяином.

За ленчем Глэдис неожиданно для себя оказалась по правую руку от Пола, и это почетное место ей очень польстило. Кроме того, сидя рядом, они могли беспрепятственно разговаривать. Казалось, нет такой вещи, о которой Пол не знал бы или не имел своего мнения. Даже в искусстве он разбирался почти профессионально, хотя в ответ на прямой вопрос Глэдис Пол признал, что его страстью является политика. Он просто поразил Глэдис нестандартностью подхода к общеизвестным вопросам. Именно таким и должен был быть человек, сумевший столь многого добиться в жизни. Но в нем угадывались мудрость и доброта, не лишен он был и чувства юмора, причем смеялся больше над собой, чем над другими, и это не могло не понравиться Глэдис, как любому нормальному человеку.

Но в конце концов разговор всегда возвращался к парусам, яхтам и морским просторам.

Очевидно, это давало ему силы, чтобы преуспеть на всех остальных поприщах.

Тут, ненадолго отвлекшись от разговора, Глэдис перехватила улыбку Сэма, болтавшего с Диком Паркером. Эта улыбка сказала ей очень многое. Всего за каких-нибудь пару часов Пол Уорд стал кумиром ее сына, затмив в какой-то степени и отца, и даже ее самое.

- Мне очень понравился твой сын, - сказал Пол, когда после обеда они пили кофе из чашек тончайшего лиможского фарфора (за обедом они все-таки перешли на "ты", хотя Глэдис это далось нелегко). - Седина никогда не хотела детей. Она чрезвычайно предана своей писательской карьере и боится, что дети помешают ей добиться успеха.

Он сказал это совершенно спокойно, не сделав никаких замечаний по поводу того, как он сам относится к подобному решению. Глэдис подумала, что для него, возможно, это не имело большого значения. У него-то уже был сын. Но как в свете всего вышесказанного будет выглядеть в глазах Пола она сама, пожертвовавшая карьерой ради детей?

- Седина никогда не жалела о своем решении, - продолжал тем временем Пол. - По крайней мере, мне так кажется. И, честно говоря, - добавил он доверительно, - я не думаю, что Селина сумела бы обращаться с детьми как должно. У нее непростой характер, к тому же она действительно очень занята.

В его последних словах слышалось чуть ли не сожаление, и Глэдис захотелось спросить у него, что, собственно, значит "непростой характер", но она не осмелилась. У нее было такое чувство, что Пол счастлив с Сединой, и подобный вопрос был бы просто бестактным.

После кофе и десерта разговор продолжался уже на палубе. Пол и Глэдис сели рядом в глубокие кресла и заговорили о путешествиях.

- Каждый раз я как будто открываю новую землю, - признался он. - Вот почему мне понадобилась яхта, способная добраться до любого самого далекого острова в самом далеком океане. К сожалению, сейчас у меня слишком мало свободного времени. Я, наверное, уже раз сто собирался уйти в отставку, но Селина пока не собирается бросать свою карьеру. А без нее мне свободное время ни к чему... - Он печально улыбнулся. - У меня такое ощущение, что, когда Селина отложит перо, я буду уже глубоким стариком и меня будут возить в инвалидном кресле.

- Надеюсь, что нет, - вежливо заметила Глэдис.

- Я тоже, - твердо ответил он и посмотрел на нее. - А ты? Ты собираешься вернуться к своей работе или все еще слишком занята с детьми? У тебя ведь их, кажется, четверо? И Сэм - самый младший?

- Да, Сэм самый младший. Моей старшей дочери - четырнадцать, остальные двое поместились между ними... - машинально ответила Глэдис, раздумывая о том, представляет ли он, что такое иметь четверых детей.

Полу действительно казалось, что четверо - это, пожалуй, чересчур, однако он не собирался навязывать Глэдис свое мнение, к тому же она, похоже, была горда своим материнством. Единственный, о ком за все время она не сказала ни слова, был ее муж, и Пол сразу это заметил. Заметил и сделал кое-какие выводы.

- ..Что касается моего возвращения в фотожурналистику, то это довольно сложный вопрос, - продолжала Глэдис. - Мой муж.., он.., очень возражает против этого. Он не понимает, зачем это нужно, хотя мне кажется, что я все ему объяснила...

И, сама толком не зная, зачем она это делает, Глэдис рассказала Полу о предложении Рауля сделать репортаж о корейских детях и о том, как к этому отнесся Дуглас.

- Дуглас даже не понимает, как это для меня важно! - закончила она. - И он нисколько бы не расстроился, если бы я вовсе забросила фотографию.

- Похоже, мистер Тейлор отстал от жизни лет на сто! - заметил Пол. - Не стоит всерьез ожидать, чтобы женщина, которая оставила работу, где явно добилась успеха, и стала домашней хозяйкой, была довольна своим положением. Лично я на его месте не был бы столь самонадеян.

"Или глуп", - подумал он про себя, но вслух ничего не сказал. Он знал, что рано или поздно Дугласу Тейлору придется дорого заплатить за свою ошибку. Рано или поздно, но обязательно.

- Мне показалось, Глэдис, что ты скучаешь по своей прежней работе, сказал он осторожно. - Я прав?

Он знал, что прав, просто ему хотелось получше узнать эту удивительную женщину. В Глэдис было что-то магнетическое, и его влекло к ней с почти неодолимой силой. Каждый раз, когда она говорила что-то Сэму, нежность и забота, звучавшие в ее голосе, трогали Пола до глубины души, и - по контрасту - он сразу вспоминал Седину. Нет, он любил свою жену и не мог сказать о ней ничего плохого, однако любовь к детям никогда не была в числе ее достоинств. Интересная, образованная, умная, красивая, волнующая, сильная - все эти слова относились к ней в полной мере, и единственное, чего не мог сказать о ней Пол, это то, что она умеет быть нежной и заботливой.

В этом отношении Селина так резко отличалась от Глэдис, словно они родились на разных планетах. В Глэдис были и мягкость, и завуалированная чувственность, прекрасно сочетавшиеся с острым умом и веселым, легким характером, который казался Полу едва ли не самой привлекательной ее чертой. Искренность и прямота Глэдис тоже были ему приятны, ибо его отношения с Сединой всегда были запутанными и сложными.

- Да, пожалуй, мне не хватает моей работы, - произнесла наконец Глэдис после некоторой паузы. - Самое смешное, что довольно долгое время я вовсе не вспоминала о том, кем я когда-то была. Только в последние месяц или два, когда я поняла, что мои дети скоро станут совсем взрослыми, мне начало казаться, что в моей жизни появилась какая-то пустота.

Дуг просто отмахнулся от нее и от ее чувств, и сейчас Глэдис чувствовала потребность выговориться. И уже одно то, что ее кто-то слушал, принесло ей неожиданное облегчение.

- Не понимаю, - пожал плечами Пол, - почему ты не можешь вернуться к фотожурналистике уже сейчас? Конечно, для заданий, наподобие этой поездки в Корею, выкроить время на первых порах будет трудновато, но ведь необязательно начинать с чего-то грандиозного! Сначала можно делать небольшие работы, а там...

Вдруг он опять вспомнил Седину. Она работала как одержимая: снимала одновременно два фильма, участвовала в четырех телевизионных шоу, а недавно заключила двухлетний контракт на серию из шести книг. Никакой необходимости так надрываться на самом деле не было, но, когда Пол попытался сказать ей об этом, Селина даже не стала его слушать, утверждая, что он посягает на ее личную свободу.

- Около двух лет назад я сделала репортаж, посвященный положению детей в Гарлеме, - сказала Глэдис. - Для меня это было почти идеальное задание. К сожалению, для таких работ держат штатных фотографов. Наша судьба - ехать в самые "горячие точки" и рисковать там жизнью ради одного-двух удачных кадров. Но именно за такие съемки, как правило, и дают "Пулитцера" нашему брату фотожурналисту. - Она вздохнула. - Увы, Рауль каждый раз предлагает мне задания, связанные с поездками в страны, в которых происходят революции, перевороты и прочие безобразия. Очевидно, он считает, что это получается у меня лучше всего. Мне и самой так кажется, но, если я уеду бог знает куда на месяц или полтора, Дугу и детям придется нелегко одним.

- Не говоря уже о том, что это небезопасно, - сказал Пол и нахмурился. Он не был уверен, что ему понравилось бы, вздумай Седина рисковать жизнью в поисках сюжетов для своих произведений. - Думаю, вам придется выработать что-то вроде компромисса, Глэдис. Ты не должна отказываться от фотографии, коль скоро эта работа для тебя не столько деньги, сколько пища для ума и сердца. Всем нам обязательно нужно что-нибудь эдакое... - Он негромко рассмеялся. - Видишь ли, есть и еще одна причина, которая не дает мне удалиться от дел. Власть благотворно влияет на мое "эго". Иными словами, мне нравится быть финансовым воротилой с Уолл-стрит.

Глэдис тоже улыбнулась. Ей очень понравилось, что Пол говорит с ней о своих пристрастиях так свободно и открыто. Подобная искренность делала его по-человечески уязвимым и понятным, хотя ни один человек, описывая Пола Уорда, не употребил бы такого слова, как "уязвимость". И все же Глэдис ясно почувствовала в нем это.., это качество, ибо назвать его недостатком у нее не повернулся язык. Мужество и стойкость странным образом сочетались в нем с откровенностью, открытостью и неожиданной мягкостью натуры... И все это, а также многое, многое другое, очень нравилось Глэдис.

Вскоре гости - Паркеры и те, кто жил в Харвиче, - начали расходиться, остались только несколько человек, приплывших с Полом на яхте. Собравшись в баре, они затеяли игру в кости. Увидев, что время близится к четырем, Глэдис тоже засобиралась домой, но Пол неожиданно предложил покатать Сэма на маленькой парусной лодке, которая, как он сказал, служила на яхте "в качестве спасательного и посыльного судна". Отличный случай показать ему, как управляться с парусами. Сэм немедленно загорелся этой идеей, и Глэдис не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. Тем более что Пол уже надевал на ее сына оранжевый спасательный жилет. Двое матросов спустили швертбот на воду, бросили веревочный трап, и не успела Глэдис оглянуться, как Пол и Сэм уже удалялись в сторону океана.

Она побаивалась, что они могут перевернуться, но один из матросов успокоил ее, сказав, что Пол - отличный пловец. Кроме того, спасательные жилеты не дадут им утонуть.

Отплыв совсем недалеко, они принялись выписывать восьмерки и круги по глади залива. Глэдис было хорошо видно, как Сэм смеется, глядя на Пола. В конце концов она не выдержала и, сняв с плеча фотоаппарат, занялась любимым делом. У нее был достаточно мощный объектив, и в окошке видоискателя Глэдис отчетливо различала выражения лиц обоих. Сделав несколько снимков, она невольно подумала, что никогда еще не видела двух столь счастливых людей, какими казались ей сын и его взрослый товарищ.

Было уже начало шестого, когда Пол и Сэм вернулись на "Морскую звезду" и вскарабкались на борт.

- Как здорово было! - воскликнул Сэм, бросаясь к ней. - Мам, ты видела? Пол показал мне, как управлять парусом, и у меня сразу же получилось! - Сэм сиял так, словно сегодня у него был день рождения и он получил в подарок какую-то долгожданную игрушку. Глэдис, сразу отметив, что он перестал называть Пола "дядей", почувствовала легкий укол ревности. Очевидно, за час, проведенный в лодке, эти двое подружились еще больше. Ей стало даже немного обидно, что Дуг ни капли не похож на Пола. Впрочем, на кого она обижается, Глэдис и сама не знала.

- Я все видела, - успокоила она его. - И даже сумела несколько раз вас снять. Завтра или послезавтра я напечатаю фото... - Она перехватила устремленный на нее взгляд Пола и улыбнулась.

В следующее мгновение Сэм, успевший совершенно освоиться с географией яхты, сорвался с места, намереваясь принести всем троим содовой, и Глэдис сказала:

- Теперь Сэм твой друг до гробовой доски. Вряд ли он сумеет забыть сегодняшний день. Я еще никогда не видела его таким счастливым.

- У тебя отличный парень, Глэдис, - ответил Пол. - Я и сам бы хотел иметь такого.., друга. - Перед последним словом он слегка запнулся, но Глэдис сделала вид, что ничего не заметила. - Да-да, - еще раз подтвердил Пол, - Сэм отлично соображает, к тому же он очень внимательный слушатель. Редкое качество для его возраста. Он искренний и добрый мальчик, и у него - отменное чувство юмора... Как и у его мамы, - добавил он.

Пол чувствовал, что Сэм послужил для них чем-то вроде связующего звена.

- И все это ты узнал за какой-то час, который провел с ним в лодке размером чуть побольше ванны? - спросила Глэдис шутливо, стараясь скрыть, как глубоко она тронута тем, что Пол сказал о ее сыне.

- Только так и можно узнать человека, - серьезно ответил он. - Съесть вместе пуд соли или пройтись пару раз под парусом - это примерно одно и то же. И чем меньше лодка, тем быстрее идет процесс взаимного узнавания. Кстати, если ты беспокоилась, то могу тебя заверить, что Сэм вел себя очень осторожно. Он очень разумный мальчик, так что волноваться за него не стоит.

- Ну, совсем не волноваться я все равно не смогу, - ответила Глэдис, с признательностью улыбаясь Полу. - Такие чувства никогда полностью не контролируются.

- Мне очень хотелось бы увидеть фотографии, - признался Пол.

- Думаю, до завтра я успею проявить пленку и напечатать самые лучшие кадры.

- Мне хотелось бы их увидеть, - повторил Пол и повернулся к Сэму, который спешил к ним с тремя баночками кока-колы.

Глэдис взглянула на часы и, спохватившись, стала прощаться. Уходить не хотелось - она прекрасно провела время, и этот день стал одним из самых радостных и в ее жизни, - но она понимала, что оставаться дольше просто неудобно. К тому же, если она хотела успеть проявить пленки, надо было спешить.

Услышав, что пора возвращаться, Сэм сразу погрустнел, но Пол взял его за подбородок и, заставив приподнять голову, посмотрел мальчугану прямо в глаза.

- Ты ведь вернешься завтра, - напомнил он. - Приходи пораньше, если хочешь. Мы с тобой сделаем одно дело, а потом снова поучимся ходить под парусом, договорились?

- А во сколько можно прийти, Пол? - с надеждой спросил Сэм, и Глэдис невольно рассмеялась. Она-то знала, что, дай Сэму волю, он разбудит Пола ни свет ни заря.

- В девять утра будет не слишком поздно? - сказал Пол, но, увидев, как вытянулось лицо мальчика, поспешил исправить свою ошибку. - Хотя, лучше в половине девятого, - промолвил он, вопросительно глядя на Глэдис. - Что скажешь?

- Обычно мы встаем рано, - пожала она плечами. - Дети еще не успели отвыкнуть от школьного режима. Я вполне успею накормить их и отправить по гостям.

- Если хочешь, приезжайте все, - предложил Пол. - Завтра мои друзья собирались на экскурсию на берег, на яхте никого не будет.

Только я.

- Хорошо, я спрошу их, - кивнула Глэдис, хотя знала почти наверняка, что и завтра яхта не соблазнит ее дочерей. Да и Джейсон, похоже, не особенно горел желанием увидеть "Морскую звезду". Если бы красавица яхта хоть немного его заинтересовала, он пошел бы взглянуть на нее уже сегодня. Единственным энтузиастом парусного спорта в ее семье был Сэм и.., она сама.

- В любом случае спасибо, - добавила она, пожимая руку Полу. На мгновение их глаза встретились, и Глэдис увидела в его взгляде нечто такое, от чего ей вдруг стало жарко. Восхищение, любопытство, дружелюбный интерес, еще что-то... К счастью, продолжалось это лишь мгновение. В следующую секунду Пол отвел глаза, и Глэдис тихонько с облегчением вздохнула.

Весь обратный путь ей ужасно хотелось повернуть и помчаться к причалу со всей возможной скоростью, но Глэдис знала, что не может себе этого позволить. Отъехав от яхт-клуба на порядочное расстояние, она немного успокоилась и стала раздумывать о Поле, стараясь при этом не отстать от Сэма и не свалиться с "велосипеда. В деловых кругах Пол Уорд был известен как "уолл-стритский лев". Это означало, что он агрессивен и даже безжалостен. Сегодня эти стороны его натуры отчего-то никак не проявились. Напротив, Пол был предельно мягок, терпелив и внимателен и к ней, и к Сэму.

"Быть может, это потому, что я не пытаюсь перехватить у него крупный пакет акций, - с усмешкой подумала Глэдис. - Вот если бы мы столкнулись с ним на фондовой бирже, Пол наверняка вел бы себя иначе".

И все же он был чрезвычайно обаятелен, и Глэдис знала, что ни ей, ни тем более Сэму никогда не забыть сегодняшнего дня.

Глава 6

Когда Сэм и Глэдис вернулись в свой коттедж, старшие дети уже были там. Они тоже прекрасно провели время и были очень довольны тем, как начинаются каникулы. Сэм тут же принялся рассказывать им свои приключения. Брат и сестры выслушали его без особого интереса. Очевидно, любовь Сэма ко всему связанному с морем, парусниками и дальними путешествиями была в их глазах чем-то вроде увлечения моделями самолетов или танков, и они отнеслись к его восторгам по-родственному снисходительно.

Пока дети болтали, Глэдис успела приготовить ужин, добавив к основному рациону пару пицц, ибо у нее было сильнейшее подозрение, что день визитов еще не кончился. И она не ошиблась. В семь часов, когда они сели за стол, к ним неожиданно зашли двое приятелей Джейсона и подруга Эйми, которые, конечно же, не отказались "от кусочка пиццы". Эти неожиданные гости хотя и производили немало шума, нисколько не были Глэдис в тягость. Именно так они жили каждое лето, и, покуда не иссякли замороженные продукты, Глэдис было все равно, сколько детей вертится под ногами.

После ужина Эйми и Джейсон с друзьями снова убежали куда-то. Джессика взялась помогать матери убирать со стола, а Сэм слонялся из угла в угол, очевидно, считая оставшиеся до завтра часы. В конце концов Глэдис сочла за благо призвать его на подмогу. Они как раз заканчивали загружать грязные тарелки в посудомоечную машину, когда зазвонил телефон. Это был Дуглас. Сэм схватил трубку первым и, пока Глэдис споласкивала и вытирала руки, успел рассказать отцу об их сегодняшнем посещении "Морской звезды", которая в его пересказе с каждой минутой становилась все больше похожа на легендарную "Катти Сарк" - правда, с поправкой на современные технологии. Глэдис, слушая, как сын описывает компьютерную систему управления парусами, с удивлением подумала, как много, оказывается, он успел узнать за сегодняшний день.

Когда наконец настала ее очередь говорить по телефону, Дуг кисло поинтересовался, что такое творится с Сэмом.

- Эта яхта действительно такая большая, как он говорит, или просто старое корыто из Харвичского яхт-клуба так выросло в его воображении?

- Это довольно красивое корыто, - ответила Глэдис и улыбнулась, вспоминая чудесные часы, проведенные на борту "Морской звезды". - Яхта принадлежит одному из друзей Дика и Дженни. Да ты наверняка его знаешь - это Пол Уорд, который женат на известной писательнице Седине Смит. Седина сейчас в Лос-Анджелесе - там как раз снимается фильм по ее последнему роману, - а Пол с друзьями гостит у Дика и Дженни. Он пробудет здесь еще целую неделю, так что ты, быть может, его еще застанешь. Его яхта - настоящее чудо, Дуг! Если бы ты только видел, как она, распустив все паруса, скользит по волнам, ты бы...

- Нет уж, уволь, это удовольствие не для меня, - сухо перебил ее Дуг. - Ты прекрасно знаешь, что я человек сухопутный. А вот с Полом Уордом я бы с удовольствием познакомился. Говоришь, ты его видела? Какой он? Надменный, как черт знает что? Холодный сукин сын? Какой?!

Глэдис вздохнула. Именно так Дуг и должен был представлять себе Пола, зная, какого успеха он достиг и сколько влияния и власти сосредоточил в своих руках. Ему в голову не приходило, что даже столь богатый и могущественный человек может быть обаятельным, добрым, веселым.

- Да нет, мне он показался вполне приличным человеком. Пол удивительно хорошо отнесся к Сэму. Он учил его управляться с парусами. Они подружились, представь себе, - сдержанно ответила она. То, что Дуг автоматически причислил Пола к богатеньким подонкам, вызвало в ней приступ такого сильного раздражения, что ей лишь с большим трудом удалось справиться с собой.

- А я слышал, что Пол Уорд - настоящая акула, - отозвался Дуглас. - На Уолл-стрит его, во всяком случае, боятся как огня. У него репутация человека, который готов живьем сожрать любого.

Дугласа было не так-то легко переубедить, но Глэдис и не собиралась с ним спорить.

- На меня он не произвел подобного впечатления, - заметила она кротко. Сэму он, во всяком случае, понравился.

Глэдис хотела рассказать Дугу, что завтра Пол и Сэм снова собирались вместе выйти в море на маленьком паруснике, но почему-то передумала.

- Как у вас дела? - спросил тем временем Дуг, и Глэдис вздохнула с облегчением. Как удачно, что он сменил тему и избавил ее от необходимости говорить о Поле Уорде. Впрочем, добавить ей было, пожалуй, нечего. Разве что сообщить, как Пол уговаривал ее вернуться к работе. Дугу это вряд ли могло понравиться.

- У нас все в порядке. Здесь очень хорошо.

Дети целыми днями бродят где-то с друзьями. Дик и Дженни передавали тебе привет. Атак... ничего нового.

Ничего нового... Знакомые лица, знакомые приятные заботы... Жить летом на мысе Код было все равно что валяться на постели в любимой ночной сорочке.

- А что у тебя? - в свою очередь спросила она.

- По-прежнему занят выше головы, - ответил Дуглас. - И до четвертого июля я вряд ли сумею освободиться.

- Я знаю, ты мне говорил, - сказала Глэдис, но прозвучало это - помимо ее желания - довольно холодно. Она не могла забыть этот чертов ужин в "Ма Пти Ами".

- Мне очень жаль, что так получилось, - промолвил Дуг извиняющимся тоном. - Не хотелось бы оставлять вас одних, но...

- Мы и не будем одни. Четвертого Паркеры устраивают барбекю. Нас уже пригласили.

- Это славно! - воскликнул Дуг, не скрывая своего облегчения. - Только боюсь, вы останетесь голодными: Дик умеет готовить только бифштексы, все остальное у него горит!

При упоминании об этом Глэдис улыбнулась.

- В этом году, - сказала она, - Дженни решила нанять повара, чтобы спасти мясо. Дуглас коротко рассмеялся.

- Я по вас скучаю, - сказал он небрежно, и Глэдис прикусила губу. Она бы предпочла, чтобы Дуг сказал "я скучаю по тебе", но рассчитывать на это глупо. Да и сама она тоже не сказала Дугу, что скучает без него, потому что это было не правдой. Дуг спокоен, он уже все забыл, а вернее, ничего такого особенного не замечал. Просто походя указал ей ее место. А она так и не поняла, кто она ему теперь - друг, экономка, гувернантка его детей? Кто угодно, только не жена. И не возлюбленная. Теперь между ними пролегла пропасть. Главное было разрушено, и Глэдис было почти все равно. Пусть даже Дуг считает ее чем-то вроде бесплатного приложения к их семиместному универсалу.

- Ну, пока, я позвоню вам завтра, - попрощался Дуг. - Спокойной ночи, Глэдис...

Она ждала, что он скажет "я люблю тебя", но не дождалась и, вешая трубку, невольно задумалась, не повторяет ли она историю Мэйбл. Ее подруга тоже чувствовала себя ненужной, нелюбимой, опустошенной и.., умирала со скуки. Эта скука - вкупе с желанием что-то исправить в собственной жизни - и толкала ее в объятия других мужчин. Нет, такого Глэдис не хотела. Но чего же она хотела?!

Этот вопрос Глэдис продолжала задавать себе, даже когда, отправив Сэма спать, заперлась в темной комнате, чтобы проявить пленки и напечатать сделанные днем фотографии. Она так глубоко ушла в собственные невеселые мысли, что работала почти автоматически, и потому была весьма удивлена, когда на плотном листе бумаги, который она опустила в кювету с проявителем, внезапно появилось знакомое лицо.

Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что перед ней Пол Уорд. Он смеялся чему-то вместе с Сэмом, прищурившись, глядел вдаль, напрягая сильные руки, натягивал какой-то трос, просто улыбался, глядя, казалось, в самый объектив... Это была целая галерея потрясающих портретов. Глэдис не ожидала, что Пол так хорошо выйдет на снимках.

Результаты собственных трудов настолько поразили ее, что, вывесив на веревке еще мокрые фотографии, Глэдис отступила назад и некоторое время разглядывала их. Теперь, потеряв почву под ногами, она все время примеривалась к чужим судьбам. В голову лезли самые разные сравнения. Кстати, что рассказывал ей Пол о своей жене? Впечатление, которое осталось у нее от этого разговора, было двойственным. Седина Смит попеременно представлялась ей то верхом совершенства, то средоточием множества противоречий. Но Глэдис почти не сомневалась, что Пол по-настоящему любит ее, и, несмотря на восьмилетний стаж супружества, Селина по-прежнему остается для него волнующей и загадочной. Он утверждал, что счастлив, однако Глэдис инстинктивно чувствовала, что все не так просто и счастье это наверняка не безоблачно.

И снова ее мысли вернулись к тому, что произошло между ней и Дугом. Существует ли на свете такая вещь, как удачный брак? Сама Глэдис уже начинала в этом сомневаться. Еще совсем недавно она твердо знала, что такое счастливая семейная жизнь, и могла не задумываясь перечислить все ее составляющие. Но вдруг стало ясно, что дети, дом и отсутствие финансовых проблем - это еще не все. Далеко не все. Главного - взаимопонимания и любви - у них с Дугласом как раз и не было, хотя она не могла не признать, что до сих пор отношения у них были вполне дружескими.

Иное дело - Селина и Пол. Они оба были совершенно самостоятельны и независимы друг от друга, к тому же, если верить Полу, его жена обладала неуступчивым, подчас просто агрессивным характером. И все же он любил ее; это было видно, что называется, невооруженным глазом.

В чем же тут секрет? Глэдис не могла понять этого, как ни старалась. Почему разваливается ее брак? Что удерживает вместе Пола и Селину? Ответов не было.

"Что ж, - рассудила Глэдис, - со временем я, наверное, это узнаю". И, подумав так, она повесила сушиться последние отпечатки и пошла проведать детей. Сэм спокойно спал, Джессика и один из братьев Бордман доедали на кухню холодную пиццу, а остальные дети затеяли на берегу игру в салочки с электрическими фонариками. Иными словами, в ее маленьком мире все было в порядке. Все, кроме одного...

Еще месяц назад она твердо знала, что значит для нее брак с Дугласом. Его слова изменили все. Так легкий поворот рукоятки радиоприемника заставляет замолчать музыку. Да и звучала ли она когда-нибудь для них с Дугом или все это Глэдис придумала?

Глэдис все же склонялась к мысли, что между ними что-то было. Было, но с годами они утратили это. Быть может, в конце концов подобное случается со всеми: волшебство и романтическое очарование уходят, оставляя лишь горечь и гнев. Но тогда.., тогда это действительно конец. Жить вместе без любви - все равно, что пытаться вычерпать океан чайной ложкой. И пример тщетности подобных попыток был у нее перед глазами. Та же Мэйбл старалась вычерпать океан своего одиночества ложечкой редких, случайных встреч, не сознавая, насколько это безнадежно.

Глэдис вышла на веранду, чтобы взглянуть на детей, но оказалось, что они давно забросили салочки и устроились в гостиной, негромко переговариваясь под включенный телевизор. Судя по всему, мать была им совершенно не нужна, и Глэдис оставалось только стоять на веранде, смотреть на звезды, высыпавшие на небо, и гадать, как будет складываться ее дальнейшая жизнь.

Возможно, ничего не изменится, с горечью подумала она. Будет все так же возить детей в школу, пока Джейсон не станет достаточно взрослым, чтобы заменить ее. Тогда она, разумеется, сможет вздохнуть свободнее, но... Что ей делать с этим свободным временем? Все равно придется стирать и готовить, пока дети не поступят в колледжи и университеты и не разъедутся по разным городам, чтобы возвращаться домой только на каникулы.

Ну и что тогда? О чем они станут разговаривать с Дугласом, когда останутся только вдвоем? О чем, если уже сейчас она чувствует себя такой одинокой и пустой внутри?

Опустошенность, ощущение разбитости, чувство, что тебя предали, - вот и все, что испытывала сейчас Глэдис. Необходимость и дальше жить и действовать так, словно ничего не произошло, угнетала ее больше всего. Ведь не машина же она, в самом деле!

Со стороны океана неожиданно донеслись далекие звуки музыки, и Глэдис, глянув в ту сторону, вдруг увидела ее. "Морская звезда", вся в сиянии огней, с освещенными иллюминаторами, плавно скользила в ночном мраке. Она была так прекрасна, что у Глэдис невольно защемило сердце. Казалось, это ее жизнь проходит мимо под звуки прекрасных мелодий, под звон бокалов с искристым шампанским и посвист соленого морского ветра. Волшебный ковер-самолет, способный унести ее, куда бы она ни захотела, отправился в путь без нее, а она осталась на берегу, ощущая на губах соленый вкус то ли моря, то ли слез.

Глэдис подумала, что в каких бы дальних морях и океанах ни странствовал Пол, с ним всегда был его дом, защищавший от бурь и непогоды. С ним всегда был его маленький безопасный мир, куда он мог укрыться от холода, дождя и тоски. Для Глэдис же это было недостижимо, и вовсе не потому, что у нее не было такой яхты, а потому, что у нее не было дома. Ее мир потерпел крушение, и она всем сердцем завидовала Полу и жалела, что не может сейчас плыть вместе с ним к дальним островам.

"Жаль, что Сэм спит и не видит всего этого великолепия", - подумала она, провожая взглядом уходящую к горизонту "Морскую звезду". Эта мысль неожиданно отрезвила ее. Глэдис вздрогнула, как от холода, хотя ночь была по-летнему теплой. О чем она только думает!..

И все же, все же завтра "Морская звезда" вернется, и они с сыном снова поднимутся на ее гостеприимную палубу.

В начале двенадцатого Глэдис отправила детей спать и сразу же легла сама. В половине восьмого она снова была на ногах и разбудила Сэма, который проснулся и вскочил, едва только она протянула руку, чтобы тронуть его за плечо.

Глэдис уже была причесана и одета в голубую майку, белые джинсы и бледно-голубые сабо, которые Мэйбл в прошлом году привезла ей из Франции. Пока Сэм умывался, она успела приготовить завтрак. Вечером дети поделились с нею своими планами на сегодня. Кроме всего прочего, предполагался обед у друзей и поход за мороженым, стало быть, она была совершенно свободна. На крайний случай Глэдис оставила номер спутникового телефона Пола, так что они могли позвонить ей прямо на яхту.

Ровно в восемь двадцать они с Сэмом сели на велосипеды и отправились в гости.

Стоя на палубе, Пол уже поджидал их. Друзья его, гостившие на яхте, как раз собирались на экскурсию в Глостер; вчера они взяли напрокат микроавтобус и теперь, смеясь и обмениваясь шутками, усаживались в него.

Автобус отъехал. Сэм, широко улыбаясь, взбежал по сходням на палубу, и Пол обнял его правой рукой за плечи.

- Готов спорить на что угодно, после вчерашнего катания ты спал без задних ног, - заявил он и рассмеялся, когда Сэм кивком подтвердил его догадку.

- Я тоже спал очень крепко, - добавил Пол. - Ходить под парусом - нелегкая работенка, но удовольствие, которое при этом получаешь, нельзя сравнить ни с чем. Впрочем, я думаю, что сегодня нам будет попроще. Я хотел предложить вам прокатиться до Нью-Сибери, пообедать там и вернуться. Что скажете?

- По-моему, отличный план, - произнесла Глэдис со счастливой улыбкой.

- А вы завтракали? - неожиданно забеспокоился Пол.

- Только овсяные хлопья и молоко, - протянул Сэм с таким видом, словно дома его морили голодом, и Глэдис снова улыбнулась.

- Ну, какой это завтрак для моряка! - с сочувствием воскликнул Пол. - Как насчет вафель и чая? Настоящих вафель, которые только что испекли на настоящем корабельном камбузе?

- Отлично, - быстро кивнул Сэм, и Пол предложил Глэдис оставить висевшую у нее через плечо сумку с вещами (велосипеды они еще раньше закатили под навес яхт-клуба) в одной из пустующих гостевых кают.

Вслед за Полом Глэдис спустилась по трапу в жилой отсек. Каюта поразила ее своими размерами и роскошью. Стены были отделаны панелями из полированного красного дерева, надраенные дверные ручки и петли сверкали, словно золотые, стенной шкаф мог поспорить своими размерами с небольшим гаражом, а над кроватью и над столом висели картины кисти самых известных современных художников. Но отделанная белым мрамором туалетная комната была вне конкуренции. Здесь нашлось место не только для душа, но и для настоящей бронзовой ванны на гнутых ножках.

Каюта производила впечатление номера люкс в каком-нибудь очень дорогом отеле.

Глэдис достала из сумки конверт с фотографиями и, держа его в руках, отправилась в столовую. Сэм уже сидел там перед огромным блюдом с вафлями. Губы его были в сладком кленовом сиропе, щеки оттопыривались, однако это не мешало ему вести с Полом серьезный мужской разговор.

- А ты, Глэдис? Как насчет вафель? - предложил Пол, увидев ее, но Глэдис отрицательно покачала головой.

- Нет, спасибо, - сказала она смущенно. - Мне и так неловко... Можно подумать, будто я не кормлю моих детей.

- Перестань, - успокоил Пол. - Просто любому моряку необходим большой завтрак, иначе у него не будет сил. Может, выпьешь хотя бы кофе, Глэдис?

Полу нравилось, как звучит ее имя, и он старался произносить его почаще. Вчера он спросил, кто назвал ее так, и она ответила, что это была идея отца. Когда она родилась, Джек Уильяме как раз работал в Шотландии возле озера Глэдис, и ее назвали в честь этого географического объекта. Полу это показалось занятным. В имени Глэдис ему чудилось что-то аристократическое.

На кофе Глэдис согласилась. Одна из двух официанток, обслуживавших стол, сразу налила ей горячий кофе в тонкую чашку лиможского фарфора с россыпью маленьких голубых звездочек на ней. Весь фарфор и хрусталь были либо со звездочками, либо с названием яхты. Глэдис подумала про себя, что одно это, наверное, обошлось Полу в астрономическую сумму.

Было уже начало девятого, когда Сэм наконец сказал, что больше не может. Тогда Пол предложил обоим подняться на мостик. Погода была великолепной. С берега дул легкий бриз, что было как нельзя кстати. Пол некоторое время вглядывался в голубое небо, по которому скользили редкие барашки облаков, потом отдал приказ капитану. От яхт-клуба он собирался отойти на дизеле и только потом поставить паруса.

На палубе закипела работа. Матросы бросились отдавать швартовы, где-то глубоко внизу ожил и мерно застучал двигатель, а на приборной доске вспыхнули зеленые и желтые огоньки. Пол сам встал к штурвалу, готовясь вести яхту в открытое море, однако каждое свое действие он сопровождал подробными объяснениями, и Сэм слушал его как завороженный.

Через несколько минут яхта стала медленно отходить от причала. Вскоре она развернулась носом на восток и, набирая ход, двинулась в открытое море. Минут через десять Пол выключил двигатель и, нажав рычаг опускания киля, внимательно посмотрел на Сэма.

- Готов? - спросил он.

- Готов, - серьезно ответил Сэм и облизнул пересохшие от волнения губы. Еще вчера Пол показал ему все кнопки управления, и теперь он никак не мог дождаться, когда же наконец можно будет идти под парусами.

И вот этот момент настал! Сэм нажал одну за другой три кнопки, и высоко над головой Глэдис, которая сидела в сторонке и наблюдала за ними обоими, стали разворачиваться и надуваться огромные паруса из серебристой металлизированной ткани. Первым наполнился ветром похожий на сверкающий рыбий пузырь кливер, за ним - стаксель и грот и наконец бизань. Все это заняло едва ли больше минуты, и не успела Глэдис удивиться, как палуба под ней упруго вздрогнула, и "Морская звезда", набирая скорость, рванулась вперед. Казалось, она не скользит по воде, а летит по воздуху. Глэдис машинально ухватилась за попавшую ей под руку леерную стойку.

Это было незабываемое впечатление. Ветер посвистывал в ушах, снасти негромко гудели, Сэм сиял, стоя на мостике рядом с Полом, а Глэдис любовалась ими обоими.

"Морская звезда" на всех парусах неслась к Нью-Сибери. Ветер был попутным, однако Пол и Сэм время от времени изменяли положение парусов, и Пол объяснял мальчугану, почему он это сделал и какой регулятор надо повернуть, чтобы добиться максимальной скорости. Он даже позволил Сэму немножко подержаться за штурвал, после чего передал управление капитану, а сам сошел вниз, к Глэдис. Сэм предпочел остаться на мостике.

- Ты его испортишь, - со смехом сказала Глэдис, когда Пол сел в кресло напротив нее. - После "Морской звезды" любая яхта будет казаться ему просто дырявой калошей. Впрочем, я его понимаю. Прогулка просто волшебная!

Говоря это, Глэдис нисколько не кривила душой. Она и в самом деле была довольна не меньше Сэма.

- Я рад, - ответил Пол и кивнул с довольным видом. - Мне тоже очень нравится моя яхта. На ее борту я провел лучшие часы моей жизни.

- Думаю, что не только ты один, но и все, кто когда-либо поднимался на борт, - заметила Глэдис. - Твои друзья вчера рассказывали мне о твоих путешествиях.

Пол лукаво посмотрел на нее.

- Почему-то мне кажется, что мои друзья говорили не столько обо мне или о яхте, сколько рассказывали анекдоты о Седине. Она действительно грозится прыгнуть за борт каждый раз, когда яхта начинает двигаться. Что ж, не все ведь рождаются моряками.

- У нее что, морская болезнь? - спросила Глэдис и тут же прикусила язык. Прости, я не хотела!..

Пол покачал головой.

- Насколько я знаю - нет. На моей памяти Седину замутило лишь однажды, да и то не на "Морской звезде", а на прогулочном катере, когда мы попали в серьезную болтанку в Мексиканском заливе. Просто она почему-то терпеть не может парусники. И вообще все, что плавает.

- Но ты их так любишь! - воскликнула Глэдис. - Разве это не.., мешает вашим отношениям?

- Мешает. Из-за моего пристрастия к парусному спорту мы проводим вместе меньше времени, чем могли бы. Седина способна в одну минуту изобрести тысячу и одну причину, чтобы не подниматься на борт, и я нисколько ее не виню - по большей части она действительно очень занята, а добраться из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, конечно, проще самолетом, чем через Панамский канал. Впрочем, иногда эти ее срочные встречи со сценаристами, продюсерами и издателями - это просто предлог. Сначала я пытался уговаривать ее, но теперь предоставляю ей поступать так, как она захочет. И иногда Селине удается преодолеть свое отвращение и провести со мной день или два на яхте, но только пока она стоит на якоре.

- А когда ей это не удается? Что ты чувствуешь тогда? - Это был, пожалуй, чересчур личный вопрос, но Глэдис чувствовала себя настолько свободно, что ей уже начинало казаться, будто она знает Пола не один десяток лет.

Кроме того, сейчас ее очень интересовало, как другим людям удается сохранить свои чувства в браке. Быть может, убеждала себя Глэдис, она узнает что-нибудь, что будет полезно ей самой.

- Иногда меня это беспокоит, - признался Пол и кивнул подошедшей официантке, которая принесла на подносе два бокала "Кровавой Мэри". - Без Седины мне бывает не по себе, я чувствую себя одиноко, но я уже привык к этому. Не стоит заставлять кого-то делать то, чего он делать не хочет. А если ты все-таки решаешься, то впоследствии приходится дорого за это платить. Иногда слишком дорого. Я убедился в этом, когда был женат первый раз. Только потом я понял, что делал все не так, и тогда я поклялся себе, что если женюсь снова, то не повторю прежних ошибок. И, кажется, мне это удалось. Жизнь с Сединой отличается от моего первого брака как небо и земля. - Он усмехнулся. Правда, я долго выбирал. Мне хотелось быть уверенным, что я принимаю правильное решение.

- Ну и как, ты не ошибся? - Глэдис задала вопрос предельно мягким тоном, чтобы Пол не подумал, будто она вторгается в его частную жизнь.

- Думаю, что нет. Мы с Сединой очень разные люди. Мы не всегда хотим от жизни одного и того же, однако вместе нам очень хорошо. Я уважаю Седину, и мне кажется, что это взаимно. Успех, которого она добилась, ее сила, упорство и способность работать приводят меня просто в восхищение. Седина - человек редкого мужества, но иногда это сводит меня с ума. - Тут он грустно улыбнулся.

- Извини, что накинулась на тебя с расспросами, - сказала Глэдис. - Просто в последнее время я очень часто задаю себе.., похожие вопросы, но не всегда нахожу на них ответы. Раньше мне все было ясно, но теперь... Очевидно, я с самого начала в чем-то ошиблась.

Пол внимательно посмотрел на нее.

- Ты говоришь странные вещи, - сказал он осторожно. Глэдис вздохнула. Ей неожиданно захотелось выговориться. Казалось, что здесь, в открытом океане, на яхте, идущей под всеми парусами, они могут сказать друг другу все, что угодно.

- Говоря словами героев фантастических боевиков, которые когда-то так любили мои дети, я потеряла всякую ориентацию во времени и в пространстве. Я не знаю, что я делаю, зачем и что ждет меня впереди. Последние четырнадцать лет моей жизни.., они как будто рухнули в пропасть. Семнадцать лет я была замужем. Раньше мне казалось, что все отлично, что лучше просто не бывает, и вот... - Глэдис запнулась.

- Что - "вот"? - спросил Пол. Он от души сочувствовал Глэдис, хотел чем-то помочь, но не знал как. В ней было что-то такое, что заставляло Пола тянуться к ней всем сердцем. И это не измена Седине, это другое. Он и Глэдис могли быть друзьями, настоящими друзьями, способными говорить открыто о самом сокровенном.

- Четырнадцать лет назад я бросила свою карьеру фотожурналиста. До этого я два года работала в "Нью-Йорк тайме", а еще раньше - побывала в Азии, Африке и в Латинской Америке... Боже мой, Пол, я объездила весь мир. Мне очень нравилась моя жизнь и моя работа, но Дуглас сказал, что, если я не брошу свои сумасбродства, между нами все будет кончено. И я уступила. Дуг не хотел, чтобы я подвергала себя опасности, фотографируя в гетто, в трущобах и гоняясь за бандами хулиганов и налетчиков в надежде сделать удачный снимок. И он был прав. Я оставила фотографию и переехала вместе с ним в Коннектикут. За пять лет я родила Дугу четверых детей, и с тех пор они стали главным содержанием моей жизни. Памперсы, ночные кормления, детские болезни, школа, автопул и прочее... Интересного мало, не так ли?

- И ты.., ненавидишь такую жизнь? - спросил Пол, хотя ему казалось, что ответ он знает заранее. Четырнадцать лет попали в мусорный контейнер вместе с использованными памперсами. И он не мог, просто не мог понять мужчину, который обрек Глэдис на подобное унылое существование.

- Иногда, - честно ответила Глэдис. - Да и кто бы на моем месте не возненавидел? Можешь быть уверен, что не об этом я мечтала всю свою сознательную жизнь. Хотя я люблю моих детей, люблю общаться с ними, они выросли счастливыми - это тоже что-нибудь да значит.

- А ты? Ты сама? Прости за грубый вопрос, но что ты с этого имеешь?

- Моральное удовлетворение, - ответила она и улыбнулась. - Нет, я не шучу. Мне нравятся мои дети. Кажется, из них вырастут славные люди, и мне очень приятно быть с ними.

Пол прищурился, словно стараясь запомнить ее слова.

- И что ты собираешься делать дальше? - спросил он наконец. - Вернешься к своей карьере или будешь возить детей в школу до тех пор, пока тебя не лишат водительской лицензии по старости?

- В этом-то и проблема. Я только недавно об этом задумалась, но мой муж... Дуг решительно возражает против того, чтобы я снова вернулась в фотожурналистику. Из-за этого между нами возникла, гм-м.., небольшая размолвка. Несколько недель назад у нас состоялся серьезный разговор, и Дуг напрямую высказал мне, чего он ждет от нашего брака.

- И чего же? - подбодрил Пол, заметив, что Глэдис опустила голову и замолчала.

- Увы, не многого. Как он сказал, ему нужен человек, которому он "мог бы доверить своих детей". И это все. Пол! Больше я ему ни для чего не нужна.

- На мой взгляд, звучит не очень романтично, - сухо заметил Пол, и Глэдис улыбнулась. Разговаривать с ним было легко и приятно. Пол понимал ее буквально с полуслова, и от одного этого ей становилось легче на душе. Должно быть, ей давно надо было выговориться.

- Зато теперь у меня не осталось никаких иллюзий, - заявила Глэдис. - Я словно бы прозрела и, оглядываясь назад, ясно вижу, что значу для него очень мало. И так было с самого начала... Ну, во всяком случае, довольно давно, тут же поправилась она, хотя обоим было ясно, что это было сказано не от чистого сердца, а лишь в качестве фигуры вежливости, этакое "уважение к памяти покойного". - Иными словами, почти всю мою жизнь я была экономкой, няней, уборщицей, поварихой и черт знает чем еще! У меня не было времени заметить, во что я превратилась. Быть может, если бы у меня была возможность работать, я бы как-то смирилась. Но ведь Дуг фактически запретил мне даже думать о фотографии, - закончила Глэдис.

- Это очень глупо с его стороны, - заметил Пол. - Однажды я пытался играть в ту же игру и проиграл с треском. Я имею в виду свою первую жену. Когда мы познакомились, я еще учился в колледже, а она уже работала редактором крупного журнала. Такая работа требует много времени, и я, наверное, немного ревновал Мэри Энн к ее редакторскому месту. Когда я закончил колледж и получил перспективное место, Мэри Энн забеременела. Я настоял на том, что она должна оставить работу. В те времена многие мужчины поступали подобным образом, но Мэри... Мири возненавидела меня за это и так никогда и не простила. Она обвиняла меня в том, что я погубил ее карьеру и обрек на никчемную, пустую жизнь. Впрочем, Мэри Энн никогда не смогла бы стать хорошей матерью просто по складу характера, но меня это, разумеется, не извиняет. Как бы там ни было, дети ей были не нужны, а потом и я тоже стал не нужен. Наш брак рассыпался, и Мэри Энн вернулась на работу. Сейчас она - старший редактор "Вог" и по-прежнему ненавидит меня... - Он перевел дух. - Вот откуда я знаю, как опасно пытаться подрезать женщине крылья. Подобная хирургическая операция слишком часто приводит к трагическим последствиям. И именно поэтому я стараюсь не вмешиваться в то, чем занимается Седина. Я не стал настаивать, когда она сказала, что не хочет иметь детей. Теперь-то я понимаю: нам с Мэри Энн тоже не стоило заводить ребенка. Она быстро вернулась на работу, и с тех пор моего сына Шона воспитывали гувернантки. В десять лет он оказался в пансионе, а в тринадцать... В тринадцать мы с ним остались вдвоем. До сих пор Шон не очень близок со своей матерью, так что в этом отношении ты поступила правильно. По крайней мере твои дети не чувствуют себя сиротами при живой матери.

Он сказал это очень уверенно, ибо ему достаточно было пообщаться с Сэмом, чтобы понять, какая Глэдис мать.

- Не стоит принуждать людей к тому, что не является для них естественным, - сказал он. - Хотя бы потому, что из этого все равно ничего не выйдет. Странно, что твой муж этого не понимает.

- Пока мои дети были маленькими, я даже получала удовольствие, ухаживая за ними, - задумчиво сказала Глэдис. - Мне нравится моя семья, и мне нравится быть матерью. И хотя дети уже совсем большие, мне не хотелось бы их бросать даже ради карьеры. Я не могу оставить их на попечении гувернанток, чтобы, как прежде, носиться по всему миру как угорелая. Но, мне кажется, никому не повредит, если раза два в год я буду уезжать на неделю или две. Я могла бы делать небольшие репортажи на местном материале. Это занимает еще меньше времени. Главное, что, работая хотя бы время от времени, я не чувствовала бы себя никем. - Она улыбнулась. - Нет, я, конечно, мать четверых детей. Просто никому нет дела до того, от чего я ради этого отказалась. В первую очередь моему мужу. Он не хочет понимать, что за жертвуя принесла. Для него мое увлечение фотожурналистикой - это даже меньше, чем хобби. Дуг считает, что до того, как мы поженились, я просто приятно проводила время, путешествуя по разным странам и щелкая камерой.

- Дик Паркер говорил, что за свои фотографии ты получила целую кучу престижных премий.

- Четыре или пять, - призналась Глэдис. - Но дело не в них. Просто внезапно я поняла, как много для меня значит фотография. А Дуг и слышать не хочет о моем возвращении в профессиональную фотожурналистику.

- И что ты собираешься делать дальше? Послушаешься мужа или устроишь скандал? - Селина, не колеблясь ни минуты, выбрала бы второе, но Глэдис была совсем другим человеком, и Пол ясно видел это.

- Не знаю. - Глэдис пожала плечами и бросила быстрый взгляд на Сэма. Он все еще стоял на мостике рядом с капитаном и глядел вдаль в настоящий морской бинокль. - Я еще не успела принять решение. Начались каникулы, и мне пришлось поехать с детьми сюда. Последнее, что сказал мне Дуг, это чтобы я позвонила моему агенту и отказалась от сотрудничества.

- Не делай этого, - решительно сказал Пол. Он знал Глэдис еще недостаточно хорошо, но отлично чувствовал: если она послушается мужа и уступит, какая-то часть ее личности будет потеряна навсегда. Он сразу понял: фотография была для Глэдис одной из форм самовыражения, языком, с помощью которого она общалась с миром и утверждала в нем свое "я". Отказаться от фотографии было бы для нее все равно что перестать дышать.

- Кстати, где сейчас твой муж? - неожиданно спросил Пол.

- Дома. В Уэстпорте.

- А он знает, как сильно тебя расстроили его слова?

- Вряд ли. Мне кажется, он не вполне отдает себе отчет в том, что происходит.

- Да-а... - протянул Пол. - Моя бывшая жена три года исподтишка вымещала на мне свою досаду, а я имел глупость этого не замечать. Однажды ей это надоело, и она в лицо высказала мне все, что думает. И опять я ошибся, думая, что это просто начало нового, не очень счастливого периода в нашей жизни. На самом деле это был конец - конец нашего брака и наших отношений. Я и опомниться не успел, как мне пришло уведомление от ее адвоката.

- Не думаю, чтобы я была способна на такое, - задумчиво сказала Глэдис, но я действительно теперь на многое смотрю по-другому. Моя жизнь разваливается буквально у меня на глазах. Можно ли здесь что-то спасти? Нельзя? Я просто не знаю. Что мне говорить, что думать, во что верить? Я не знаю, кто мне Дуг.., и кто я ему. Два месяца назад я была счастливой и всем довольной. А сегодня.., сегодня я все чаще запираюсь в своей лаборатории и плачу. Кстати, - неожиданно спохватилась она, - я ведь кое-что принесла.

Конверт с фотографиями лежал на кресле рядом с ней, и она, мило краснея, протянула его Полу.

- Это вчерашние снимки. Кое-что вышло удачно.

Пол достал фотографии из конверта и внимательно просмотрел их одну за одной. Некоторые из них, где был изображен он сам, ему польстили, фотографии Сэма заставили улыбнуться. Сразу было ясно, что Глэдис мастер своего дела. Она снимала с большого расстояния и практически без всякой подготовки, а вышло просто великолепно. За годы вынужденного бездействия она не погубила свой талант.

- Отличные фото, Глэдис, - сказал Пол, убирая снимки в конверт. Он хотел вернуть их, но Глэдис сказала, что он может оставить их себе. В конце концов, у нее были пленки.

- У тебя настоящий талант, - покачал головой Пол, вертя конверт в руках. Таким талантом нельзя бросаться.

Глэдис неловко усмехнулась.

- Ты, наверное, думаешь, что я - сумасшедшая. После всей той чепухи, что я тебе наговорила...

- Это не чепуха, - перебил он. - Ты мне доверяешь - и правильно делаешь. Можешь не сомневаться - я никому не скажу о нашем разговоре.

- Я понимаю, и все равно... Все равно я чувствую себя немножечко глупо. Но ты прав - мне показалось, что с тобой можно говорить откровенно, и я.., я хотела знать, что ты скажешь.

- Ну, полагаться на мое мнение не очень-то стоит - в свое время я наделал немало ошибок, - ответил он, но Глэдис знала, что это не совсем так. Быть может, когда-то Пол был другим, но его нынешний брак с Сединой представлялся ей достаточно прочным и, как ни странно, счастливым.

Пол как будто подслушал ее мысли.

- Сейчас я счастлив, - сказал он. - Селина - исключительная женщина. Она не любит пустой болтовни, и за это я ее уважаю. Быть может, и тебе следует поступить подобным образом. Прямо скажи мужу, чего ты хочешь. Ему будет полезно это послушать.

- Но я не уверена, что он вообще станет меня слушать. Я ведь уже пыталась, но он просто отмахнулся от меня. Дуг порой ведет себя так, словно семнадцать лет назад я нанялась к нему на работу. Но главная проблема даже не в этом... добавила она, поднимая на него глаза, которые неожиданно наполнились слезами. - Главная проблема в том, что я не знаю, любит ли он меня.

- Я думаю, что да, просто он слишком глуп, чтобы понимать это. Но если он тебя не любит, ты должна знать это, как бы больно тебе ни было. В таких вещах просто нельзя обманывать себя. Ты еще молода и очень красива, чтобы жертвовать своей жизнью ради человека, который тебя не любит. Думаю, в глубине душе ты это понимаешь, и от этого тебе сейчас так тяжело.

Глэдис кивнула, а он взял ее за руку и долго удерживал ее пальцы в своих.

- Это слишком большая жертва, Глэдис, - повторил он негромко. - И я уверен, что ты не заслужила подобной участи.

- Но что же мне делать? Уйти от него? - спросила Глэдис. - И что? Мне придется работать с утра до вечера, и я все равно не смогу быть с детьми.

- Будем надеяться, что тебе придется работать, только когда ты сама этого захочешь, и выполнять только те задания, которые сама выберешь. Черт побери, он просто обязан помочь тебе после того, как ты почти пятнадцать лет ухаживала за его детьми и за ним самим! - воскликнул Пол, и Глэдис, поглядев на него, поняла, что он вне себя от возмущения.

- Так далеко я не заглядывала, - вздохнула она. - В идеале, конечно, все должно быть именно так, но в реальности... В реальности мне скорее всего снова придется подставить шею под тот же хомут.

- Но почему? - спросил Пол. Глэдис почувствовала, что внутри у нее все окаменело.

- Как же мне быть?

- Ты не сможешь делать то, что тебе нравится, значит, ты не сможешь быть цельным человеком. Отказаться от мечты - что может быть хуже? Без мечты, без упований, без надежды человек в конце концов засохнет, как бесплодная смоковница. Взгляни повнимательнее вокруг. Немало таких, кто разочаровался в жизни и теперь тихо доживает свой век. В них нет ничего, кроме горечи. Фактически они уже мертвы...

Глэдис с ужасом слушала его, гадая, уж не разглядел ли он в ней того, о чем говорил с таким жаром, но Пол увидел ее глаза и ободряюще улыбнулся.

- Я не имею в виду тебя, но с тобой это тоже может случиться. И с тобой, и с каждым. Это чуть было не случилось со мной, когда мой первый брак доживал последние месяцы. Я чувствовал себя несчастным и бросался на всех как бешеный пес. В конце концов я возненавидел свою жену, но боялся сказать ей об этом или уйти. Жизнь моя была ужасна. Слава богу, Мэри хватило решимости положить конец этой жалкой пьесе, пока она не убила нас обоих. По счастью, я и Селина любим друг друга, и это помогает нам относиться друг к другу терпимо. Мне нравится то, чем она занимается, и я не требую, чтобы она бросила писать и сидела с детьми. И пусть Селина терпеть не может мои яхты, зато она любит меня.

В этом разница...

- Я понимаю. - Глэдис слушала его и думала о том, что Пол не только умен и умеет тонко чувствовать, но и прекрасно разбирается в людях.

- А если понимаешь, ты должна, нет - просто обязана что-то сделать! Я прошу тебя... Ты должна знать, чего ты хочешь в жизни, и добиваться этого, добиваться решительно и без страха. В мире слишком много напуганных или слишком робких людей, но и те, и другие одинаково несчастны. Зачем увеличивать их число? Для этого ты слишком красива, слишком умна и талантлива. Нет, я просто не позволю тебе поступить с собой так!..

Интересно, как это он ей не позволит, подумала Глэдис. Что он может сделать? Впрочем, наверное, многое. К примеру, они познакомились только вчера, а она уже почувствовала к нему такое доверие, что рассказала историю всей своей жизни. Ничего более странного Глэдис никогда не совершала, но она не жалела о своей откровенности. Ему можно было доверять - Глэдис чувствовала это всем сердцем и всей душой.

Слушать его было очень приятно. Один его голос дарил ей ощущение невероятной свободы и раскрепощенности, и, повинуясь внезапному импульсу, она наклонилась вперед и поцеловала его в щеку, как целуют брата или близкого друга.

- Спасибо, Пол. Наверное, сам господь послал мне тебя. Честно говоря, я ужасно растерялась и не знала, что делать, но тут появился ты и расставил все по своим местам. Ты меня просто спас! Я уже думала, что моя жизнь летит под откос и этого не остановить.

- Твоя жизнь только начинается, - возразил Пол. - Нужно только немного потерпеть и приложить кое-какие усилия. Возвращаться после такого перерыва даже к любимому делу непросто. Но тебе повезло - твои талант и мастерство при тебе.

И Пол выразительно похлопал рукой по конверту с фотографиями.

Глэдис машинально кивнула. Допустим, талант у нее есть, но есть ли у нее семья, муж? Внутри снова проснулись неуверенность и страх.

К счастью, именно в этот момент к ним подбежал Сэм, который отвлек ее от грустных размышлений. Яхта подходила к Нью-Сибери, и капитан прислал его узнать, будет ли "Морская звезда" заходить в яхт-клуб.

- Думаю, мы встанем на рейде и бросим якорь, а сами отправимся на берег на вспомогательном судне, - решил Пол.

- А можно будет после обеда вернуться на яхту и поплавать? - замирая от восторга, спросил Сэм.

- Конечно! Если хочешь, можно даже снова походить под парусом, - ответил Пол, и Сэм кивнул. Он изо всех сил старался казаться серьезным, но рот его сам собой разъезжался чуть не до ушей. Ему очень нравился его новый старший друг, и Глэдис, наблюдавшая за сыном, почувствовала новый прилив благодарности к Полу. Седине Смит очень повезло с мужем: Пол Уорд был удивительным человеком. Возможно, даже единственным в своем роде.

Моторный катер, который спустили для них матросы, доставил их на берег за считанные минуты. За ленчем они говорили в основном о парусах и яхтах, Пол рассказывал о своем последнем кругосветном плавании. Сэм слушал его, широко раскрыв глаза, и, казалось, вовсе перестал дышать. Даже Глэдис была поражена описанием циклона в Индийском океане. Тогда Пол спас двух матросов с погибшего каботажного судна.

После ленча они вернулись на яхту. Сначала Сэм вдоволь накупался, потом они с Полом снарядили швертбот и отправились в плавание. Глэдис тоже не скучала. Она снова фотографировала их с борта яхты и любовалась живописным побережьем, Вскоре Пол и Сэм вернулись, и Глэдис подумала, что они исчерпали свою программу, но ошиблась. Пол достал доску для виндсер-финга и снова спустился на воду. Он явно хотел продемонстрировать ей и Сэму все свое искусство, и ему это удалось. Пол управлялся с подвижным парусом с таким мастерством, что Глэдис, знавшая, какой это тяжелый спорт, прониклась невольным восхищением.

Когда день начал клониться к вечеру, ветер неожиданно улегся и было решено возвращаться в Харвич на дизеле. Сэм был несколько разочарован этим обстоятельством, но Пол снова поставил его к штурвалу, и мальчуган легко утешился. Впрочем, он так устал за день, что минут через двадцать сам спустился с мостика и, устроившись в уголке мягкого дивана, сладко заснул.

Некоторое время Пол и Глэдис, улыбаясь, смотрели на него.

- Как я завидую, что у тебя такой сын, - первым нарушил молчание Пол. Интересно было бы взглянуть на остальных.

- Думаю, рано или поздно ты обязательно их увидишь, - ответила Глэдис, потягивая белое вино. Пол только что пригласил ее поужинать на борту, и Глэдис согласилась.

- Как ты думаешь, удастся мне обратить их в свою веру и сделать из них настоящих моряков? - шутливо поинтересовался Пол.

- Не знаю. Пока они считают, что болтаться по всему поселку с друзьями гораздо интереснее. Особенно это касается девочек, но и Джейсон сейчас как раз в таком возрасте, что...

- Сколько ему сейчас? Двенадцать? Тринадцать? Знаешь, когда мой Шон был в таком возрасте, я буквально сходил от него с ума. Он...

Тут Сэм пошевелился, и Глэдис погладила его по голове. Глядя на нее, Пол улыбнулся. Ему нравилось смотреть на Глэдис и ее сына. Вчерашняя прогулка под парусами, сегодняшний поход на яхте - он хотел бы видеть здесь своего родного сына, но Шон никогда не разделял любви отца к морю.

- Вы проведете здесь все лето? - спросил Пол у Глэдис. Она кивнула.

- Да. Мы вернемся в Уэстпорт только в сентябре. В августе у Дуга будет отпуск, и он, наверное, проведет с нами недели три. Нам с ним нужно многое решить. Боюсь только, что нам обоим будет не до отдыха.

- Да-а... - Подумав о том, какие нелегкие дни предстоят Глэдис, Пол невольно вздрогнул. Впрочем, он надеялся, что Глэдис сумеет выбрать такой путь, который принесет ей максимум пользы и минимум горечи.

- А где будешь в это время ты? - поинтересовалась Глэдис.

- В Европе, вероятно, - рассеянно ответил Пол. - Август мы с Селиной обычно проводим на юге Франции. А в сентябре мне нужно будет ехать в Италию. Собираюсь поучаствовать в ежегодной парусной регате.

- И Седина поедет с тобой? - не без зависти спросила Глэдис. Такая жизнь была как раз по ней.

Пол улыбнулся.

- Поедет, если не сможет придумать никакой отговорки. Впрочем, обычно ей это неплохо удается.

Потом настало время ужина, и Глэдис не без сожаления разбудила Сэма. Специально для него корабельный кок приготовил чизбургер с французской картошкой. Сами они ели холодный суп "виши", спагетти по-милански и салат. На десерт подали персиковый шербет, который был так нежен, что буквально таял во рту-После ужина капитан отвез их на моторке на берег. Глэдис, Сэм и Пол провели вместе почти тринадцать часов, но никому из них не верилось, что этот чудесный день подошел к концу.

- Не хочешь ли заглянуть к нам чего-нибудь выпить? - предложила Глэдис, когда они прощались на причале.

- Боюсь, у меня есть кое-какие дела, - покачал головой Пол. - Кроме того, я не хочу совсем уж похищать у детей их маму - ведь они не видели тебя целый день.

Глэдис бросила взгляд на часы, было почти девять.

- Сомневаюсь, чтобы они уже вернулись, - ответила она. - Впрочем, ты, наверное, прав.

Потом Пол пожал Сэму руку, поцеловал Глэдис в щеку и спрыгнул в катер, который сразу же Отчалил от берега. Некоторое время они махали ему вслед, потом разыскали под навесом свои велосипеды и медленно поехали домой. Глэдис не знала, увидятся ли они еще или нет, но была уверена, что никогда не забудет Пола. Похоже, за несколько часов он сумел изменить всю ее жизнь. Пол вернул ей решимость добиваться своего, а для Глэдис это означало свободу.

Не больше, но и не меньше.

Глава 7

Последующие два дня Глэдис занималась детьми, проявляла пленки и печатала фотографии, которые сделала во время поездки в Нью-Сибери. Когда снимки были готовы, она отвезла их Полу, но его самого не застала - он уехал с друзьями в Глостер. Он неожиданно позвонил ей сам, взяв номер телефона у Дика Паркера.

- Как поживаешь, Глэдис? - у него был глубокий, густой голос, который Глэдис сразу же узнала.

- Спасибо, неплохо. Хожу с детьми на пляж, играю с ними в теннис и бадминтон... В общем, как всегда.

- Мне очень понравились фотографии, спасибо. Как там поживает мой друг Сэм?

Глэдис улыбнулась.

- Он все время тебя вспоминает. От него только и слышно: "Вот когда мы с дядей Полом ходили на яхте в Сибери..."

Пол расхохотался.

- Он, наверное, успел до смерти надоесть брату и сестрам!

- Нет, нисколько. По-моему, они считают, что он все выдумал. Ни один из них не верит, что Сэм стоял за штурвалом твоей "Морской звезды" и управлял парусами.

- Может быть, ты как-нибудь приведешь их, чтобы они увидели яхту своими глазами? Тогда каждый из них сможет постоять за штурвалом.

План был хороший, но времени, чтобы привести его в исполнение, уже не оставалось. Сегодня у детей был решающий матч по волейболу с командой соседней улицы, а завтра Пол собирался в Бостон, чтобы встретить Седину. Четвертое июля тоже было занято, а сразу после праздника Пол и его друзья отплывали обратно в Нью-Йорк.

Глэдис расстроилась. Она знала, что это глупо, - в конце концов, у Пола были свои дела, своя жизнь, в которой просто не могло быть места для скучной, обремененной семьей домохозяйки, - но ничего не могла с собой поделать.

- А когда ты собираешься во Францию? - спросила она дрогнувшим голосом.

- Через несколько недель. Думаю все же полететь туда самолетом вместе с Сединой, а яхту отправлю своим ходом. У меня достаточно опытный экипаж, они смогут пересечь Атлантику недели за две с половиной. В первых числах августа мы должны быть в "Отель дю Кап". - Он хмыкнул. - Именно так Седина представляет романтическое, полное опасностей путешествие в дикие, нецивилизованные страны.

В его голосе не было ни досады, ни злобы, и они оба рассмеялись. Глэдис подумала, что не отказалась бы от такой поездки, хотя Антибы мало походили на те страны, где ей и Полу довелось побывать в молодости.

- Я позвоню тебе перед отъездом, - продолжал тем временем Пол. - Мне хотелось, чтобы ты познакомилась с Сединой. Как ты смотришь на то, чтобы позавтракать втроем?

Он не сказал ей, что Седина обычно встает не раньше двенадцати дня. Она привыкла засиживаться за работой до трех-четырех часов ночи. Так что "завтрак" вряд ли мог состояться раньше двух. Впрочем, светское понятие "завтрак" редко бывало привязано к какому-то определенному времени суток.

- Я буду очень рада, - искренне сказала Глэдис.

Ей действительно хотелось еще раз увидеть Пола и познакомиться с его женой. И это еще не все. Когда дело касалось Пола - а Глэдис поняла это только сейчас, - ей начинало хотеться сразу множество вещей, которые были одновременно и невозможными, и не особенно важными. В последний раз она испытывала нечто подобное, когда двадцать лет назад познакомилась с Дугом. Вся разница заключалась в том, что тогда она была свободна. Теперь же ее смятенные чувства старательно рядились в тогу дружеского интереса, ибо в противном случае Глэдис способна была сама испугаться того, что с ней творится.

- Ну что ж... Береги себя и Сэма, - сказал Пол голосом, который прозвучал неожиданно хрипло, выдавая его внутреннее волнение. Отчего-то ему показалось, что он обязан защищать Глэдис и ее сына. От кого? От чего? Бог весть. - Я тебе еще позвоню.

Она поблагодарила его за звонок и повесила трубку. Странно было сознавать, что Пол где-то совсем рядом и в то же время - недосягаем, словно они обитали в двух параллельных мирах. Но ведь и вправду так. Пусть недавнее непродолжительное общение и обнаружило некоторое родство душ, их жизни никак не пересекались, и знакомство с Полом было чистой случайностью, из разряда тех, что вполне могли и не состояться.

Поздно вечером она улеглась в постель и долго думала о Поле, вспоминая во всех подробностях их разговор. И снова она начала сомневаться. Хватит ли ей мужества последовать его совету? Глэдис была уверена, что, если она напрямик заявит Дугу о своем желании вернуться в профессиональную фотожурналистику, это вызовет такую бурю, которая не оставит от их брака камня на камне.

На следующий день Глэдис долго гуляла по берегу, раздумывая о том, что ей теперь делать. Проще всего было, конечно, сдаться. Спокойно вернуться к той жизни, которую она вела на протяжении четырнадцати лет, как будто ничего не произошло. Но это лишь на первый взгляд. Глэдис была уверена, что не сможет этого сделать. Нельзя же вернуться в светлое и беспечальное младенчество. Кроме того, убедившись, что Дуг не способен оценить принесенные ею жертвы, она просто не хотела уступать ему. С какой стати, если даже ее отказ от собственного "я" он принимает как должное?

А еще через день наступило Четвертое июля. Дети, наконец-то отвыкшие от напряженного школьного режима, спали до полудня и, после легкого обеда, они всей семьей отправились к Паркерам на барбекю. Пикник был уже в самом разгаре. Все соседи собрались вокруг длинного стола, поставленного в тени под деревьями и ломившегося от самых разных вкусностей, приготовленных предусмотрительно нанятым поваром. Благодаря этому ни одно блюдо не подгорело, и все выглядело очень аппетитно.

Глэдис беседовала со своими старыми знакомыми, когда приехал Пол. Он был в белых джинсах и крахмальной голубой рубашке и держал под руку редкой красоты женщину с длинными темными волосами и роскошной фигурой. Это и была Седина Смит. Глэдис тотчас же ее узнала. В жизни она была еще красивее, чем на обложках своих книг. Она притягивала к себе все взгляды, и не таращиться на нее во все глаза было невероятно трудно. Селина была одета в короткое белое платье без спинки, лиф на завязках. В ушах у нее поблескивали большие серьги-обручи, тонкое золотое ожерелье обвивало высокую, стройную шею, а на ногах красовались белые кожаные сандалии.

Иными словами, Селина Смит выглядела так, словно только что сошла со страниц модного французского журнала. В ней были шарм, элегантность и утонченная чувственность, разливавшаяся в воздухе, подобно аромату жасмина. Вот она что-то сказала Полу, и он рассмеялся. Глэдис подумала, что он выглядит очень счастливым. Такую женщину, как его жена, невозможно было не заметить и невозможно было забыть. В любой толпе на нее непременно оборачивались бы не только мужчины.

Как зачарованная Глэдис следила за Селиной. Вот она поздоровалась с Диком Паркером, расцеловалась с Дженни и тут же взяла бокал белого вина, предложенный подоспевшим официантом. При этом она даже не взглянула в сторону последнего, что говорило о привычке жить в роскоши, среди слуг, готовых исполнить любое твое желание, любой каприз. Это произвело на Глэдис особенно сильное впечатление. Она с горечью подумала о том, что, похоже, всю жизнь была для Дуга чем-то вроде служанки.

Между тем, словно почувствовав взгляд Глэдис, Селина величественно повернулась и посмотрела прямо на нее. Пол тотчас наклонился к ней и шепнул что-то на ухо. Селина кивнула, и звездная пара двинулась сквозь толпу к Глэдис, у которой от волнения сразу вспотели ладони. "Что он ей сказал?" гадала она. "Знаешь, дорогая, я тут познакомился с одной женщиной из Уэстпорта. У нее четверо детей и муж-эгоист. Мне стало ее жалко, будь и ты к ней снисходительна..."?

Тут Глэдис передернуло. Нет, она не завидовала ни богатству, ни яркой внешности Селины. Только одно не давало ей покоя: знаменитая писательница была ни капельки не похожа на женщину, способную смириться с ролью простой "спутницы жизни" и "помощницы по хозяйству". Одного взгляда на Селину было достаточно, чтобы каждый понял: она не настолько глупа или безвольна, чтобы отказаться от своей карьеры или от своего "я" и годами ухаживать за детьми. Нет, она была, несомненно, обаятельна, сексуальна, по-хорошему напориста и умна, не говоря уже о том, что у нее были несравненные ноги и безупречная фигура. По сравнению с ней Глэдис чувствовала себя просто гадким утенком. Нет-нет, ведь он потом превратился в лебедя, а.., а...

Найти наиболее подходящее сравнение Глэдис не успела. Пол тронул ее за плечо, и по всему телу Глэдис словно пробежал слабый электрический ток.

- Привет, Глэдис. Познакомься с моей женой. Седина Смит. А это - Глэдис Тейлор. Это она сделала снимки, которые я тебе показывал. Тот юный моряк, которого ты видела на фотографиях, - ее сын.

Глэдис потихоньку вздохнула. По крайней мере. Пол, кажется, не сказал Седине о ней ничего дурного. Но, стоя так близко от знаменитой писательницы, она еще острее ощущала свое несовершенство. Улыбка Селины была ослепительна. Выглядела жена Пола по меньшей мере на пятнадцать лет моложе Дженни Паркер, с которой они учились в колледже. ("Дженни никогда не красится, а все равно выглядит на сорок пять, хотя ей уже пятьдесят два, - мстительно подумала Глэдис. - А миссис Седина раскрашена, словно топ-модель, и это, конечно, ее молодит!") - Очень рада познакомиться, - произнесла она вслух, стараясь, чтобы голос звучал независимо и твердо. Больше всего Глэдис боялась, как бы ее не приняли за одну из восторженных поклонниц, готовых обмочить штанишки при виде своего кумира. Впрочем, демонстрация безразличия, которого она не чувствовала, была бы просто смешна. - Я читала почти все ваши романы, и они мне очень понравились. Кое-что мне даже хотелось бы перечитать, но, к сожалению, из-за детей у меня не слишком много свободного времени.

- Могу себе представить, - дружелюбно сказала Седина. - Пол говорил, у вас их не то два, не то три десятка. - Она снова ослепительно улыбнулась. - Но дело не в количестве. Если все они так же очаровательны, как тот мальчуган на снимке, то... Я вас понимаю. Ваш Сэмми - просто прелесть...

Глэдис вздрогнула. Она никак не ожидала, что Седина запомнит имя ее сына, которое она, конечно, узнала от Пола. Да еще не "Сэм", а "Сэмми"... Но ведь Пол говорил, что его жена равнодушна к детям, так почему же тогда?..

- Как я поняла, ваш Сэмми хочет стать моряком, - продолжала Седина. - В этом вроде бы и нет ничего плохого, но на вашем месте я бы сделала все, чтобы как-то его отвлечь. Парусный спорт - это болезнь, которая разрушает мозг и разъедает душу. И если процесс зайдет достаточно далеко, дела уже не поправишь. За примерами далеко ходить не надо...

С этими словами Седина так выразительно посмотрела на Пола, что Глэдис, которой поначалу показалось, что знаменитая писательница пытается учить ее жизни, не выдержала и расхохоталась.

- Вы наверняка уже знаете, что я не люблю лодки, катера, пароходы, добавила Седина. - Пол просто не мог об этом не упомянуть. Он рассказывает об этом буквально всем, в крайнем случае за него это с удовольствием делают его друзья. А как вы относитесь к морской романтике?

И снова Глэдис не знала что ответить. Пол, как назло, отошел в сторону, чтобы взять себе бутылку пива.

- Мне очень понравилась яхта вашего мужа, - ответила она честно. - Сэм тот просто влюбился в нее. Должно быть, на "Морской звезде" очень приятно путешествовать?

- Пожалуй, но только первые десять минут, - небрежно заметила Селина и так странно посмотрела на Глэдис, что та едва не покраснела.

Что, если Селина догадалась, как сильно ей нравится Пол? - пронеслось у Глэдис в голове. Едва ли это могло прийтись ей по вкусу.

- Я хотела попросить вас об одном одолжении... - неожиданно сказала Селина, и Глэдис, бросив на нее быстрый взгляд, внутренне напряглась, с тревогой ожидая продолжения. О каком "одолжении" собиралась попросить ее эта блестящая светская красавица? Чтобы она держалась от Пола подальше? В эти мгновения Глэдис готова была даже к подобному повороту событий, ибо ей не давало покоя ощущение собственной вины. Она провела почти целый день в обществе интересного, привлекательного мужчины, жалуясь на то, как глубоко она несчастна, как одинока и как тяжело ей живется с собственным мужем. Любая женщина, которая не знала Глэдис как следует, могла счесть это примитивной попыткой соблазнить Пола.

"Неужели Пол ей все рассказал?! - в панике подумала Глэдис. - Боже, как глупо с моей стороны было так разоткровенничаться!"

- ..Как только я увидела фотографии Пола и Сэмми, - продолжала тем временем Селина, - я поняла, что вы именно тот человек, который мне нужен. Дело, видите ли, в том, что завтра вечером мы уезжаем, а мне срочно нужна хорошая фотография для новой книги. Я, конечно, уже заказала несколько портретов, но все они мне не понравились. Не могли бы вы заглянуть к нам завтра утром и сделать несколько снимков? Я уверена, что у вас получится ваша манера очень мне импонирует. Правда, по утрам я обычно выгляжу ужасно. Возможно, потребуется ретушер, но ведь это можно как-то решить, правда? Седина посмотрела на Глэдис почти умоляюще, и та едва не поперхнулась томатным соком.

- Ну, я не знаю, получится ли... - нерешительно протянула Глэдис. Она и в самом деле растерялась - слишком уж неожиданный оборот принял их разговор.

- Обязательно получится! - воскликнула Седина, заметно оживляясь. - Я же видела, как вы сняли Пола. Обычно он выходит на снимках преотвратно. На большинстве фотографий у него такое лицо, словно он сейчас кого-то убьет. Вы не поверите, но у меня до сих пор нет ни одной приличной его фотографии, а вы всего за несколько часов сделали их больше десятка. - Она перевела дыхание. Ну что, Глэдис, беретесь? Правда, Пол говорил мне, что портреты не ваш конек. Насколько мне известно, вы специализируетесь на съемках войн, катастроф, революций и мертвых тел...

Услышав это перечисление, Глэдис с облегчением рассмеялась. Селину, похоже, нисколько не взволновал тот факт, что она провела с ее мужем столько часов и успела сделать поистине неприличное количество его фотографий. За это Глэдис готова была ее просто расцеловать. Ее и... Пола, который не выдал жене ни одного из их общих секретов. Правда, все дело могло быть в том, что Седина не видела в ней серьезной соперницы, но сейчас Глэдис было на это наплевать.

- Ну, если говорить откровенно, - сказала она, - то я не снимала войны и катастрофы уже почти пятнадцать лет. В последнее время я только и делаю, что фотографирую детей - своих и соседских. Ваше предложение одновременно и льстит мне, и пугает, поскольку я действительно мало работала с портретами. Когда-то я была фотожурналисткой, поставляющей в газету новости, а сейчас я просто мать.

Селина улыбнулась.

- Судя по тем фотографиям, которые вы сделали, эти две ипостаси отлично в вас уживаются. Мне, во всяком случае, показалось, что вы - замечательная мать и отличный фотограф. Мне, конечно, трудно судить - ведь я никогда не была ни тем, ни другим. Итак, если вы согласны, то приходите на яхту завтра утром. Лучше всего - в начале десятого. К этому времени я постараюсь окончательно проснуться и не облиться кофе с ног до головы. Как вы считаете, что мне лучше надеть?

Глэдис ненадолго задумалась. Селина была из тех женщин, что выглядят потрясающе в любой одежде, но интерьер яхты несколько ограничивал выбор костюма.

- Я не знаю, как вы видите обложку будущей книги, - сказала она наконец, но я бы посоветовала что-нибудь простое и светлое. Скажем, белая блузка и белые джинсы. Это идеально для солнечной погоды. Если будет пасмурно, можно попробовать синие джинсы и голубую рубашку.

- Отлично! - обрадовалась Селина. - Меня почему-то все время фотографируют в вечернем платье, заставляют надевать какие-то пыльные перья, от которых у меня аллергия. Если бы вы знали, как я устала от этой помпезности! Благо бы фотографии выходили как следует, так ведь нет - ни одна обложка не удовлетворила меня полностью.

- Мне очень лестна ваша просьба, - повторила Глэдис. - Будем надеяться, что у меня выйдет что-нибудь путное.

На самом же деле она была почти уверена в успехе. Селина казалась ей благодатным объектом для съемки. Очевидно, все ее фотографы были мужчинами и работали на стереотипе "роскошная женщина - роскошная одежда". В Седине же главным были не изящное телосложение, не тонкие, аристократические черты, а противоречивость и порывистость характера, которые можно было подчеркнуть только простой одеждой. Она будет удачно контрастировать с одухотворенной выразительностью лица, в то же время не станет отвлекать от него внимание.

Кроме того, Глэдис очень хотелось снова очутиться на борту "Морской звезды", снова увидеть Пола. Вряд ли им удастся поговорить с прежней откровенностью, поскольку Селина будет рядом. В конце концов, она была его женой и имела полное право быть вместе с мужем.

- Хорошо, в девять я буду у вас, - кивнула Глэдис, и они заговорили о другом - о фильме, который ставился в Голливуде по роману Седины, о ее последней книге, о путешествии на юг Франции, которое они с Полом собирались предпринять через несколько недель, и даже о детях Глэдис.

- Я просто не знаю, как вы на это решились, - сказала Седина, не скрывая своего восхищения. - Я всегда боялась, что ребенок - пусть даже один - может серьезно помешать моей карьере. Даже когда мне было двадцать, я не хотела иметь детей. Правда, когда Пол женился на мне, он настаивал на том, что мы должны завести ребенка, но к этому времени мне уже исполнилось тридцать девять, и детей я хотела еще меньше, чем в молодости. На самом деле я, наверное, просто боялась ответственности, боялась сложностей и неудобств, которые связаны с появлением в доме маленького существа. Ко всему прочему, я была очень занята, а родить ребенка просто потому, что все так делают, родить, чтобы тут же отдать его на воспитание кормилицам и гувернанткам, это, наверное, тоже не выход.

- А я, признаться, люблю детей, и мне нравится то, чем я занимаюсь, просто сказала Глэдис. Ей очень хотелось спросить Седину, не жалеет ли она о своем решении, но это было бы бестактно. Глэдис прекрасно понимала, что они слишком разные люди, почти антиподы. Глэдис всегда предпочитала говорить то, что думала, и не любила ничего скрывать. Седина, напротив, была прирожденной лицедейкой. Напористая агрессивность сочеталась в ней с изощренным умом, привыкшим добиваться своего искусным маневром, интригой, даже притворством. Похоже, она в совершенстве усвоила принцип "разделяй и властвуй" и, следуя ему, получала удовольствие не только от результата, но и от самого процесса.

И все же, несмотря ни на что, Седина нравилась Глэдис. Теперь она ясно видела, за что Пол так любит свою жену. Седина была настолько сильной, "нравной", как сказал бы отец Глэдис, - что жить с ней было все равно что мчаться по пересеченной местности на чистокровном, не до конца объезженном скакуне. Общаться с ней каждый день было, наверное, нелегко. При этом Седина оставалась бесконечно женственной, и это было, пожалуй, единственным, что объединяло их с Глэдис.

Пол вскоре вернулся к ним и стоял, молча потягивая свое пиво и любуясь контрастом между обеими женщинами. Седина и Глэдис как будто воплощали два полюса женственности, и обе бесконечно восхищали его, хотя признаться в этом даже себе он - в силу некоторых причин - не осмеливался.

Пол почувствовал даже некоторое облегчение, когда к ним подошел Сэм. Глэдис представила сына Селине. Сэм вежливо пожал руку знаменитой писательнице, но, разговаривая с ней, он чувствовал себя довольно неловко. Селина совершенно не умела общаться с девятилетними мальчиками. Она разговаривала с Сэмом, как со взрослым мужчиной маленького роста, и ее шутки пропали втуне. Сэм их просто не понял.

- Он - прелесть, - сказала Седина, когда Сэм с явным облегчением вернулся к группе сверстников, затеявших поблизости игру в волейбол. - Если вы, Глэдис, когда-нибудь утром обнаружите, что Сэмми нет в его кроватке, можете не сомневаться, Пол взял его с собой в Бразилию, и плывут они в какой-нибудь скорлупке под парусами.

- Сэму бы это понравилось, - улыбнулась Глэдис.

Седина вздохнула.

- В том-то и дело, что Полу это тоже понравилось бы. Но что естественно для мальчишки, в шестидесятилетнем мужчине вызывает только жалость. Мужчины такие дети, вы не находите? Каждый раз, когда они не получают того, чего им хочется, они обижаются, как маленькие, и способны дуться часами.

- Не знаю, - ответила Глэдис, думая о Дуге. В нем не было ничего мальчишеского. Напротив, он казался ей очень серьезным, очень взрослым, почти.., старым. Но вслух она ничего не сказала.

Они поболтали еще немного. Потом Пол и Седина уехали. А еще через несколько часов пикник закончился, и Глэдис с детьми вернулись домой. Они так устали, что почти сразу легли спать, и впервые за все время Глэдис мгновенно заснула, ни о чем не думая и не тревожась.

На следующий день Глэдис разбудила Сэма в половине восьмого. Наскоро позавтракав, они сели на велосипеды и отправились в яхт-клуб.

На причале они были без четверти девять, но Пол, который встречал их у сходней, сказал, что Седина уже встала.

Когда Глэдис поднялась на палубу, Селина вышла ей навстречу из кают-компании. Несмотря на свое вчерашнее предупреждение, выглядела она безупречно. Прическа - в идеальном порядке, белая блузка сверкала, словно сахарная, на отглаженных джинсах не было ни единой складки. Лицо с минимумом косметики дышало утренней свежестью и молодостью. У Глэдис отлегло от сердца она боялась, что при дневном свете у нее могут возникнуть проблемы с чрезмерным гримом Седины.

- Ну что, готовы? - спросила Селина, увидев Глэдис.

- Да, мэм. - Глэдис улыбнулась. - Начнем?

- Мы с Сэмом, пожалуй, вас покинем, - заявил Пол, беря мальчугана за руку. С его стороны это ни в малейшей степени не было жертвой, скорее наоборот. Глэдис поняла это, едва взглянув на его лицо.

- Сейчас спустят швертбот, - добавил Пол, - и мы еще поучимся управлять парусами. Сегодня хороший ветер.

- Какая скукота! - протянула Селина и сделала вид, что зевает. По ее глазам Глэдис видела, что она действительно считает подобное времяпрепровождение достаточно скучным.

Остаток утра пролетел незаметно. Селина действительно была "благодатной натурой", и Глэдис успела отснять шесть кассет. Несколько кадров должны были получиться отлично, но она ничего не сказала Селине, боясь сглазить. Пока шла съемка, Селина развлекала Глэдис веселыми историями из жизни знаменитых писателей, режиссеров и продюсеров, с которыми ей доводилось сталкиваться в Голливуде. Когда Глэдис вынула последнюю пленку и убрала фотоаппарат, Селина пригласила ее перекусить. Глэдис, неожиданно почувствовав, как сильно она проголодалась (с ней часто бывало так после удачных съемок), с радостью согласилась.

Устроившись на палубе, которую Седина предпочитала столовой, вызывавшей у нее приступы клаустрофобии, они ели сандвичи, запивая их яблочным соком. Вернулись Сэм и Пол.

- А нам что-нибудь осталось? - весело поинтересовался Пол, взбираясь на палубу по веревочному трапу и помогая подняться Сэму. - Мы умираем с голода!

- Только крошечки, - откликнулась Селина, лучезарно улыбаясь. Пол притворился, будто жутко огорчен, но старший официант уже спешил к ним с полным подносом всякой снеди. Он принес пикули, клубные сандвичи, две чашки горячего бульона и - специально для Сэма - картофельные чипсы.

- Ничего себе - крошечки! - заметил Пол, помогая Сэму поудобнее устроиться в одном из кресел, которое было ему велико.

Они прекрасно провели время и накатались до приятной тяжести в мускулах. Правда, ни тот, ни другой не признались Глэдис, что один раз чуть было не перевернулись. Она видела это сама - и видела, как быстро Пол спас положение. Впрочем, кто бы возражал против небольшого купания - погода стояла очень теплая. Сэм был в спасательном жилете, так что ему ничего, в сущности, не грозило.

После ленча Глэдис засобиралась домой. Правда, Седина уже сообщила ей, что они с Полом перенесли свой отъезд в Нью-Йорк с сегодняшнего вечера на завтрашнее утро, но Глэдис не терпелось поскорее попасть в свою темную комнату, чтобы поработать над фотографиями.

- Я пришлю их вам через несколько дней, - пообещала она, вставая. - Думаю, один-два снимка могут вам понравиться.

- Я совершенно в этом уверена, - отозвалась Седина. - Если на ваших снимках я буду выглядеть хотя бы вполовину так же хорошо, как Пол, для меня это будет выдающимся достижением. Я сделаю из них фотообои и велю обклеить ими нашу нью-йоркскую квартиру. По-моему, это будет только справедливо, ведь я куда красивее Пола!

Она засмеялась, и Глэдис тоже не сдержала улыбки. В этих словах характер Селины раскрывался особенно выпукло и рельефно. Было так понятно, за что Пол любит свою жену. С ней не соскучишься. Она была до краев полна перцем, уксусом и медом - это подтверждали и те веселые анекдоты, которые она рассказывала Глэдис о своих знаменитых знакомых. Впрочем, себя Седина тоже нисколько не выгораживала, и это особенно понравилось Глэдис. Она и не знала, что можно быть такой беспощадной к себе и при этом не потерять ни грана самоуважения и уверенности в своих достоинствах.

Они распрощались. По дороге домой Глэдис так глубоко задумалась, что все-таки свалилась с велосипеда.

- Что с тобой, мама? Ты не ушиблась? - заботливо спросил Сэм, помогая ей встать, но Глэдис только улыбнулась и покачала головой.

- Нет, я не ушиблась, просто задумалась. Боюсь, что на будущий год мне придется купить себе специальный велосипед на трех колесах. Знаешь, из тех, что предназначены для стариков, - ответила она, отряхиваясь от пыли и песка.

Сэм засмеялся и придержал ее велосипед, пока Глэдис снова садилась в седло. Остаток пути они проехали без приключений, только Сэм как-то странно молчал, и Глэдис поняла, что он тоже вспоминает "Морскую звезду" и Пола и мысленно прощается с ними. Они расстались как старые друзья, и Пол обещал, что они обязательно увидятся снова, но кто знает? Теперь, когда Глэдис познакомилась с Селиной, она чаще вспоминала о том, что Пол женат и что в его жизни есть вещи гораздо более важные, чем дачное знакомство с многодетной матерью.

Добравшись до коттеджа и убедившись, что детей дома нет, Глэдис включила Сэму видео, а сама поспешила в темную комнату. Как только пленки были готовы, она пропустила их через проектор. Очень и очень недурно. Она с удовольствием отобрала самые лучшие кадры. Седина выглядела на них просто роскошно. Никаких сомнений - знаменитая писательница останется довольна. Лучше всего удался последний кадр, где Седина была запечатлена вместе с Полом. Он стоял, опершись на спинку ее кресла, а на заднем плане виднелись часть мачты и океан, простирающийся до самого горизонта и отливающий почти небесной лазурью. Даже "ньютоновы кольца", которые среди фотографов-профессионалов обычно считаются браком, были здесь более чем уместны. Именно они создавали на снимке атмосферу солнечного и ясного полдня.

На следующий день Глэдис отослала готовые фотографии экспресс-почтой в Нью-Йорк. Вскоре ей позвонила Седина.

- Глэдис, вы - гений! - заявила она без всяких предисловий, и Глэдис сначала даже не поняла, кто говорит. - Нет, в самом деле это бесподобно! Хотела бы я на самом деле выглядеть так, как на ваших снимках!..

Только тут Глэдис догадалась, что это Селина.

- Вы выглядите гораздо лучше, - возразила она, хотя похвала была ей приятна. Глэдис уже знала, что Седина Смит вряд ли способна похвалить кого-то просто из вежливости. - Значит, они годятся для вашей обложки?

- Для обложки?! - воскликнула Седина. - Ну, разумеется!.. И не только для обложки. Знаете, Глэдис, я просто влюбилась в них. В моем альбоме с фотографиями просто нет ничего подобного. Неудобно так говорить про себя, но ваши.., то есть мои.., нет, ваши фотографии - это настоящее произведение искусства!

- А вам понравился снимок, где вы вместе с Полом? - спросила Глэдис, не знавшая, куда деваться от смущения.

- Я такого не видела... - озадаченно ответила Седина. - Погодите-ка, взгляну еще раз... Нет, его нет в конверте, - добавила она после паузы, и Глэдис почувствовала острое разочарование.

- Должно быть, я забыла вложить эту фотографию в конверт! Когда я отбирала снимки, она еще не до конца просохла, и я оставила ее в лаборатории. А потом просто забыла! Ну ничего, я перешлю ее вам завтра. Там есть один интересный эффект, который.., в общем, сами увидите.

- Вы меня заинтриговали. - Тон Селины неожиданно стал более деловым. Знаете, Глэдис, сегодня утром я разговаривала со своим издателем, он готов заплатить вам за использование ваших снимков. Издержки плюс авторское вознаграждение.

- Право же, это совершенно ни к чему, - смущенно отозвалась Глэдис. Это.., подарок. Сэму было так хорошо с Полом. Фотографии - это та малость, которую я могу сделать для вас, чтобы отблагодарить...

- Не говорите глупости, Глэдис! - перебила Седина. - Бизнес есть бизнес. Что скажет ваш агент, если узнает, что вы раздаете ваши прекрасные снимки направо и налево?

- Да откуда же он узнает? В крайнем случае я всегда могу сказать, что сделала эти фотографии для друзей. Нет-нет, я не хочу, чтобы вы платили мне за них.

- Вы безнадежны, Глэдис, - вздохнула Селина. - Если вы будете раздавать свои работы бесплатно, ни к чему хорошему это не приведет. Ведь на то, чтобы проявить пленки и напечатать фотографии, наверняка ушло немало времени! Вот если бы я была вашим агентом!.. - Она немного помолчала. - Извините, Глэдис, если я сказала что-то не то, - добавила она неожиданно мягким тоном. - Просто обидно за вас - фотографии великолепны! Я даже не знаю, какую из них использовать для обложки. Ничего, скоро вернется Пол, мы посоветуемся, и когда я решу, то обязательно позвоню вам. Спасибо большое, Глэдис, я действительно очень вам признательна. - Она вздохнула. - И все-таки мне хотелось бы, чтобы вы позволили мне заплатить.

- В следующий раз - обязательно, - поспешила обратить разговор в шутку Глэдис. Впрочем, она действительно рассчитывала, что следующий раз обязательно будет.

Они попрощались, но Глэдис еще долго вспоминала этот разговор. Когда Селина сказала "мы посоветуемся", она просто не поверила своим ушам, но тут же последовало властное "...я решу", и все встало на свои места. "Все-таки, - с грустью подумала Глэдис, - они с Полом слишком независимы друг от друга. Я бы, наверное, так не смогла".

Пролетело еще несколько дней, а в субботу в Харвич наконец приехал Дуг. За те две с лишним недели, что они не виделись, он немного похудел, но выглядел почти счастливым оттого, что увидит детей. Шесть часов за рулем утомили его, однако, искупавшись перед ужином, он заметно приободрился.

Должно быть, в виде исключения все четверо их детей ужинали дома, и Дуг успел наговориться с каждым. Но после ужина они снова улизнули с друзьями, чтобы бродить по берегу в темноте и рассказывать друг другу страшные истории, и Глэдис с Дугом остались одни.

Глядя за окно, где все еще мелькали огоньки карманных фонариков, Дуглас улыбнулся. Ему очень нравилось бывать летом в Харвиче.

Глэдис, сидевшая напротив него на диване, чувствовала себя скованно. С тех пор как она в последний раз виделась с Дугом, она слишком много передумала, поняла, испытала. Одна только встреча с Полом Уордом до того изменила ее взгляд на вещи, что сейчас, оказавшись в давно знакомой семейной обстановке, она растерялась.

Да, она могла рассказать Дугу и о "Морской звезде", и о дружбе Сэма и Пола, и о том, как она фотографировала знаменитую Седину Смит, но по какой-то неведомой причине ей этого не хотелось. Глэдис чувствовала, что должна сохранить что-то только для себя.

- Ну, что ты поделывала все это время? - небрежно спросил Дуг, и Глэдис подумала, что таким тоном он мог бы обращаться к любому из соседей по поселку. В его голосе не было ни тепла, ни подлинного интереса. Ее внезапно поразила страшная мысль, что Дуг так разговаривал с ней всегда. Только прежде она этого не замечала.

- Да, собственно, ничего, все как обычно. Дети благоденствуют, собака тоже, - ответила она, в точности подражая его тону. На этот раз ничего не заметил он.

- Не могу дождаться, когда мне наконец дадут отпуск, - проговорил Дуг и зевнул. - В Нью-Йорке стоит адская жара. У нас в Уэстпорте лишь ненамного легче.

- Как твои новые клиенты? - спросила Глэдис и тотчас поймала себя на том, что задала мужу вполне равнодушный светский вопрос.

- А-а... - Дуглас махнул рукой. - В общем, неплохо, только приходится тратить на них уйму времени. Несколько раз я задерживался в офисе чуть ли не до десяти. В этом смысле даже хорошо, что тебя и детей нет дома - не нужно спешить на шестичасовой поезд.

Глэдис сочувственно кивнула. "Идиотский разговор!" - мелькнуло у нее в голове. В самом деле, после двух недель разлуки они могли бы поговорить о чем-то более интересном, чем погода и работа. Дуг приехал в Харвич и ни разу не сказал ей, что соскучился, что с нетерпением ждал того дня, когда они наконец увидятся. Откровенно говоря, Глэдис даже не помнила, когда он в последний раз говорил ей нечто подобное. И тут же ей пришло в голову, что Седина Смит ни одной минуты не стала бы мириться с подобным отношением. Все в ней выдавало страстную, чувственную натуру, которая не могла не вызывать ответной страсти. Отношения же Глэдис с Дугом были пресными, словно диетическая пища. "Они были такими всегда, с самого начала, - с горечью подумала Глэдис. - Просто я этого не замечала!"

До тех пор, пока дети не вернулись домой, они оба сидели в гостиной и разговаривали на какие-то общие темы. Потом Дуг включил телевизор, а Глэдис пошла поить всю ораву теплым молоком.

Когда дети улеглись, они тоже решили отправиться спать. Предполагая, что Дуг захочет заняться с ней любовью, Глэдис долго плескалась в душе и выбирала самую короткую ночную рубашку, но когда она наконец вошла в спальню, он уже крепко спал, зарывшись лицом в подушку. Глэдис стало так одиноко, что она даже не рассердилась. Прислушиваясь к его негромкому храпу, она подумала, что это достойный конец "вечера вдвоем", который они провели за разговорами о жаре в Нью-Йорке, о клиентах Дуга и тому подобной ерунде. Конец вечера и конец их совместной жизни. Такой вердикт вынесло ее сердце, и обжалованию он не подлежал.

Все же в эту ночь Глэдис легла рядом с мужем - легла осторожно, чтобы не разбудить его. Заснуть ей никак не удавалось. В окно светила полная луна, и, глядя на ее холодный свет, квадратами ложившийся на мебель и стены, Глэдис тихо плакала, мечтая о том, чтобы какой-нибудь волшебный ураган унес ее подальше отсюда.

Глава 8

Следующий день Дуг и Глэдис провели на пляже вместе с детьми, а когда жара спала, устроили в местном кафе что-то вроде званого ужина для своих старых знакомых и соседей. Лишь поздно вечером, когда они наконец вернулись домой. Дуг увлек Глэдис в постель.

Но все теперь стало иным. Романтическое очарование близости, тепло, нежность, уют его объятий - казалось, все это Глэдис просто выдумала. То, что Дуг проделывал с ней, не заботясь даже о том, приятно ей это или нет, напоминало Глэдис какую-то гигиеническую процедуру, наподобие профилактического осмотра у стоматолога. Предупредить нежелательные последствия воздержания, дать организму необходимую разрядку, исполнить свой супружеский долг - все это молча, как будто по обязанности. Когда же - после всего - Глэдис повернулась к нему пошептаться, Дуг уже негромко похрапывал. Она едва не разрыдалась. Таких неудачных выходных у Глэдис уже давно не было.

А на следующее утро, когда дети ушли гулять, Дуг неожиданно спросил:

- Что с тобой, Глэдис? С тех пор, как я приехал, ты как-то странно себя ведешь.

Глэдис ответила ему растерянным взглядом. Что говорить, как сказать все, что у нее на душе, она не знала.

- Со мной?.. Ничего. Ничего особенного.

Я тут размышляла кое о чем, но стоит ли это сейчас обсуждать?

Глэдис действительно считала, что ни к чему возвращаться к разговору о ее карьере. Не то чтобы она передумала - просто она считала себя не вправе сбросить на мужа этакую бомбу прямо сейчас. Вечером ему предстояло возвращаться в Уэстпорт. Вот когда он приедет в отпуск, тогда они и поговорят.

- Может быть, тебя что-то беспокоит? - продолжал допытываться Дуг. Проблемы с Джесс?

Этой зимой Джессика действительно несколько раз нагрубила матери, но теперь эти трудности переходного возраста были уже позади.

- Напротив, Джесс мне очень помогает. И она, и все остальные. Нет, Дуг, дело не в детях, а во мне.

- Так выкладывай, в чем дело, - нетерпеливо бросил он, и Глэдис показалось, что сейчас он посмотрит на часы. - Ты же знаешь, я терпеть не могу всяких недоговоренностей. Что за тайны у тебя завелись? Надеюсь, это не интрижка с Диком Паркером?

Он, разумеется, шутил, и в другой раз Глэдис непременно бы улыбнулась, но сейчас - нет. Дуг всегда был слишком уверен в ней: Глэдис не может изменить. Глэдис никуда не денется. Он был прав. Но Глэдис впервые пожалела о том, что действительно не может этого сделать, каким бы привлекательным мужчиной ни казался ей Пол Уорд.

- Я думала о своей жизни.

- И что, черт возьми, это означает? - осведомился Дуг. - Надеюсь, ты не собираешься взяться за старое - подняться на Эверест или добраться до Южного полюса на собачьей упряжке?

Глэдис не собиралась ни на полюс, ни на Эверест, но то, как он это сказал, снова ранило ее в самое сердце. Можно было подумать, что Дуг просто-напросто считает ее неспособной на поступок. "Твое место в детской, только там ты можешь чего-то достичь", - вот что означал его "шутливый" вопрос. И Глэдис решилась.

- Помнишь наш последний разговор в "Ма Пти Ами"? - начала она. - Тогда ты все очень доходчиво мне объяснил. Есть только одно маленькое "но"... Дело в том, дорогой, что мне никогда не хотелось быть просто твоей "спутницей жизни". Я думала, нас связывает нечто большее, чем чисто деловое соглашение.

Дуг уже понял, куда она клонит.

- Ради всего святого, Глэдис, нельзя же быть такой мнительной! Ведь ты прекрасно поняла, что я имел в виду. Я не говорил, что не люблю тебя. Просто после семнадцати лет брака трудно ожидать, чтобы отношения между людьми оставались на уровне вздохов и поцелуев.

- При чем тут вздохи и поцелуи? - возразила Глэдис. - Хотя я не понимаю, почему нельзя подарить любимой жене цветы даже после семнадцати лет брака. Или для тебя это слишком обременительно?

- Вся эта твоя так называемая романтика хороша в юности, - упрямо повторил Дуглас. - Когда человеку двадцать лет, он еще может позволить себе расходовать время на всякие глупости. Но когда работаешь как вол, чтобы семья ни в чем не нуждалась, когда каждый день мчишься как угорелый на шестичасовой поезд, чтобы успеть домой к ужину, и валишься с ног от усталости, и не желаешь ни слышать, ни видеть никого, включая собственную жену, - вот тогда всякая романтика проходит. Да и что это такое, если разобраться? Блажь, дурь, пустое место!..

- Картина, которую ты только что нарисовал, действительно не очень романтична, - согласилась Глэдис, - но ведь я говорю не об усталости. Я говорю о чувствах! О том, что даже после семнадцати лет брака можно любить свою жену и делать так, чтобы она ощущала себя любимой. Я, например, не уверена, любишь ли ты меня.

- Ты знаешь, что люблю! И вообще, чего ты от меня хочешь? Чтобы я каждый день распевал серенады у тебя под балконом или охапками носил тебе цветы?

- Нет, было бы вполне достаточно, чтобы ты дарил мне цветы хотя бы раз в год. Интересно, ты помнишь, когда ты в последний раз принес мне цветы? Я нет.

- Я помню. Это было в прошлом году, в годовщину нашей свадьбы. Я купил тебе ровно семнадцать роз.

- Да, ты поставил их в вазу и сел смотреть телевизор. Ты даже не повел меня в ресторан, сказал, что лучше отложить это на будущий год.

- Мы были в ресторане месяц назад. Теперь, когда я вижу, к чему это привело, мне кажется, что водить тебя по ресторанам - не такая уж замечательная идея.

- Ты думаешь, что я поднимаю шум на пустом месте? Речь идет о моей жизни! Я все стараюсь понять, ради чего я бросила работу, которая так мне нравилась. Я знаю, что пожертвовала своей карьерой ради детей, но этого недостаточно. Я должна быть уверена, что сделала это ради человека, который любит меня и понимает, от чего я отказалась, чтобы быть с ним. А ты? Ты способен оценить мою жертву?

Это был прямой и честный вопрос, и теперь Глэдис ожидала такого же прямого и честного ответа.

- А-а... - протянул Дуг. - Так ты опять о своей дурацкой работе? Я же, кажется, уже сказал тебе, это невозможно. Кто будет заботиться о детях, если ты на полгода уедешь в какую-нибудь захудалую Камбоджу? С финансовой точки зрения это не имеет смысла. Вряд ли ты заработаешь больше, чем за это же время уйдет на гувернанток для детей и приходящую прислугу. И не говори мне про Пулитцеровскую премию - насколько я помню, все твои призы и премии не дали тебе ничего, кроме сомнительной известности. Что это за карьера, если она не приносит денег? Для девчонки, отработавшей один срок в Корпусе мира, это действительно неплохой шанс найти себе нормальную работу, но для взрослой женщины... К тому же у тебя четверо детей, Глэдис, не забывай об этом. И заботиться о них и есть твоя главная работа! Я не позволю тебе болтаться по всему миру в поисках неизвестно чего!

У Дугласа сделалось такое лицо, словно он собирался вскочить и уйти из комнаты, но Глэдис не собиралась оставлять за ним последнее слово. Он не имел никакого права распоряжаться ею.

- Ты не можешь что-то мне позволять или запрещать, - холодно ответила она, с трудом взяв себя в руки. - Я сама имею право решать, что мне делать. За свои деньги, мистер, вы получили четырех здоровых и счастливых детей, что, на мой взгляд, не так уж мало. Но дело не в этом. Дело в том, что, мне кажется, я потеряла слишком много, но не получила за это почти ничего. Тебя это, похоже, ни капельки не волнует. Для тебя мое увлечение фотожурналистикой было и остается ничего не значащим капризом избалованной девчонки, вообразившей о себе невесть что. А ведь работай я в полную силу все это время - "Пулитцер" был бы у меня в кармане. Это мне говорят многие. Три тысячи долларов на дороге не валяются. А кроме того - престиж, известность, дорогостоящие контракты... Тут она вспомнила о фотографиях Седины и пожалела, что не взяла за них денег или, хотя бы, не узнала, сколько ей причиталось. Для Дугласа это могло бы оказаться доводом куда более веским, чем все ее разглагольствования о своих правах. - Вот от чего я отказалась ради того, чтобы убирать за твоими детьми! - закончила она, теряя самообладание.

Дуглас презрительно поджал губы.

- Если для тебя это так важно, что ж... Никто не тянул тебя в Нью-Йорк на аркане. Ты могла бы оставаться там, где ты была - в Зимбабве, Кении или Каламанго, - и фотографировать своих партизан, обезьян и прочих... Но почему же ты предпочла вернуться, выйти за меня замуж и завести четверых детей? Почему, Глэдис?

- Если бы не ты, я бы вполне могла совмещать одно и другое.

- Это невозможно, и ты отлично это знаешь. Заруби себе на носу, Глэдис: твоя карьера за-кон-че-на, - произнес он по слогам. - Закончена, хочешь ты того или нет. Надеюсь, тебе это понятно?

- Боюсь, что закончена не моя карьера, а кое-что другое, - храбро ответила она, хотя по лицу ее давно текли слезы. Но Дуг не собирался уступать, и Глэдис ясно видела - почему. У него в отличие от нее было все: работа, карьера, дети и жена, которая обо всем заботилась. И только у нее не было ничего.

- Ты что же это, угрожаешь мне? - спросил Дуг зловеще. - Не знаю, от кого ты набралась таких идей - от своего проныры-агента, от этой шлюхи Мэйбл или от Дженни с ее феминизмом, - мне на это глубоко наплевать. От того, что ты будешь их слушать, хуже будет только тебе. Наш брак, Глэдис, будет существовать только до тех пор, пока все будет по-прежнему. Если же нет - значит, нет. Надеюсь, я ясно излагаю?

- Наш брак - это не сделка, и я - не клиент, с которым можно разорвать договор, если условия тебе не подходят! - выпалила Глэдис. - Я - живой человек, Дуглас. Ты запер меня в четырех стенах и лишил всего, чем живут нормальные люди. Я просто сойду с ума, если в моей жизни и дальше не будет ничего, кроме этого проклятого автопула, школы, готовки, стирки и прочего...

Она громко всхлипнула, но Дуга это ни капельки не тронуло. В эти минуты он явно не испытывал ничего, кроме раздражения.

- Значит, тебе скучно? Но ведь раньше ты никогда не жаловалась на скуку. Что с тобой случилось? Скорее всего маловато дел по дому.

- Я выросла, Дуг. - Глэдис горько улыбнулась сквозь слезы. - Дети больше не нуждаются во мне, как раньше; у тебя своя жизнь, а у меня... У меня ничего. Мне скучно, пусто, одиноко. Я хотела бы заняться чем-нибудь для души. Четырнадцать лет я сознательно отказывала себе во всем, что мне было интересно. Я имею полное право работать. Я вовсе не собираюсь бросить тебя и детей ради карьеры, меня устроил бы любой компромисс. Ведь я фактически превратилась в домашнюю прислугу, а я этого не хочу.., больше не хочу. Разве я прошу так много?

Дуг пожал плечами.

- Я не понимаю, о чем ты, - сказал он. - Это просто бред какой-то...

- Нет, это не бред! - в отчаянии воскликнула Глэдис. - Но я не поручусь, что действительно не сойду с ума, если ты не выслушаешь меня!

- Я тебя выслушал. Дичь какая-то!.. Ты на себя посмотри - ну какая из тебя журналистка?!

Они редко ссорились, но сейчас Дуг был просто вне себя. Глэдис поняла, что все бесполезно. Он не отступит.

- Но почему ты против того, чтобы я хотя бы попробовала? - сделала она последнюю попытку. - Я могла бы выполнить одно-два небольших задания, никуда надолго не уезжая. Очень может быть, что этого хватило бы мне еще на несколько лет. Я бы успокоилась и не возвращалась к этому вопросу до тех пор, пока дети не станут совсем взрослыми!

- Блажь надо искоренять сразу! - отрезал Дуг. - Я прекрасно знаю, что ты не успокоишься, пока не попадешь в какую-нибудь богом забытую дыру, где надо будет ежеминутно уворачиваться от пуль и сутками сидеть на дереве, чтобы сфотографировать какого-нибудь головореза, по которому давно веревка плачет! Ты утверждаешь, что у тебя есть какие-то права, но ведь и у твоих детей есть право иметь нормальную мать, а не могилу, к которой раз в год полагается приносить цветочки. Или ты настолько эгоистка, что не думаешь о своих детях? Каково им будет, если тебя ухлопают в какой-нибудь Корее?

- Эгоизма во мне не больше, чем в тебе. Что касается детей, то им нужна мать, которой они могли бы гордиться. А не тупая, утратившая всякое уважение к себе домработница, которая может похвастаться только количеством вынесенных горшков да блестящим знанием таблицы умножения, которую она учила с каждым из детей по очереди? Мне одиноко, тоскливо, скучно, наконец. Я должна найти себе занятие по душе!

- Тогда тебе придется заодно найти себе и нового мужа.

- Ты это серьезно? - Глэдис посмотрела на него, гадая, действительно ли Дуг способен зайти так далеко, или он сказал это просто в пылу ссоры. На мгновение ей показалось, что Дуг серьезен, как никогда, но взгляд ее, казалось, несколько отрезвил его.

- Не знаю, может быть, - ответил он неохотно. - Мне нужно подумать, Глэдис. Если ты настаиваешь на своих бредовых идеях, что ж... Возможно, нам и в самом деле пора задуматься о том, как быть дальше.

- Но я не могу поверить, что ты готов пожертвовать нашей семьей только потому, что тебе не хочется мне уступить. Я поступала, как ты хотел, на протяжении всех семнадцати лет!

- И прекрасно. Так должно продолжаться и впредь. Ты совершенно не думаешь о детях!

- Я думаю о детях! Но я имею право иметь свои собственные желания. В конце концов, мне надоело постоянно жертвовать своими интересами. С меня довольно, Дуг!

Ничего подобного она никогда ему не говорила. Но больше терпеть это было невозможно. Его менторский тон просто выводил ее из себя. Хуже того, слушая его, она окончательно убедилась, что Дуг ее не любит. Да и как он мог любить ее после того, как она нарушила условия их договора, после того, как пренебрегла интересами его и детей ради своей глупой прихоти? Нет, ему совершенно не за что было любить ее - капризную сумасбродку и безответственную эгоистку.

Но, понимая все это, Глэдис не удержалась, чтобы не сделать еще одну, последнюю попытку.

- Послушай, Дуг, - сказала она, стараясь не замечать его покрасневшего лица и сердито сдвинутых бровей, - ведь фотография - это не просто работа! Это - искусство. Через фотографию я выражаю свои мысли и чувства, и только так я могу заявить миру: "Я есть. Я существую". Мне это просто необходимо, чтобы чувствовать себя полноценным человеком. Пойми, Дуг, это действительно важно, и не только для меня...

Но она уже видела, что для него это совершенно неважно. Дуг просто не понимал того, что она пыталась ему объяснить. Не понимал и не хотел понять.

- Об этом, - холодно сказал он, - тебе следовало подумать семнадцать лет назад, когда ты выходила за меня замуж. Подумать и сделать выбор раз и навсегда. Я тебя ни к чему не принуждал - ты сама решила, что я для тебя важнее твоей Пулитцеровской премии. Тогда ты считала, что поступила правильно, и если теперь ты думаешь по-другому... Словом, придется это как-то решать.

- Нам нужно решить только одно: имею я право на свою личную жизнь или нет, - с горячностью возразила Глэдис.

- Ты ведешь себя, словно коза, сорвавшаяся с привязи, - перебил ее Дуг. Все, что ты мне тут наговорила, - это полная чушь. И если ты будешь упорствовать, ты навредишь не только себе или мне, но в первую очередь детям. Это же элементарно, Глэдис, неужели ты не понимаешь?

- Мне очень жаль, но это ты не понимаешь!.. - ответила она и, негромко всхлипнув, быстро вышла из гостиной. Дуг не сделал ни малейшей попытки ее остановить. Теперь обратного пути нет. Кончено. Он ее совсем не любит.

Она удалилась в спальню и сидела там, вытирая слезы насквозь промокшим платком. Вошел Дуг. Не глядя на нее, он принялся бросать свои вещи в сумку.

- Что ты делаешь? - спросила Глэдис, судорожно всхлипнув.

- Возвращаюсь в Уэстпорт, - сухо ответил он. - И в следующие выходные я скорее всего не приеду. У меня нет никакого желания проводить по шесть часов за баранкой, чтобы в свои законные выходные выслушивать всякие глупости по поводу твоей так называемой "карьеры". Нам нужно отдохнуть друг от друга, Глэдис.

Она вздохнула.

- Откуда ты так хорошо знаешь, что будет хорошо для нас, для меня, для детей? - спросила она. - Почему из нас двоих именно ты всегда устанавливаешь все правила?

- Потому что так должно быть и всегда будет. А если тебе не нравится, ты можешь уйти и поискать себе другого мужа.

- Как у тебя все просто получается... - покачала головой Глэдис.

- А это и есть просто. Проще некуда. - Он повесил сумку себе на плечо и посмотрел на Глэдис. Она с горечью подумала о том, как быстро рассыпался по кирпичику их семнадцатилетний брак, казавшийся ей таким прочным. Но, как видно, Дуг давно решил, что в их семье все должно быть так, как он сказал. Так - или никак. С ее точки зрения, это было несправедливо, но Дуглас даже не собирался обсуждать это с ней.

- Попрощайся с детьми от моего имени, - глухо произнес он. - Скажи им, что я приеду через две недели. Надеюсь, за это время ты успеешь одуматься.

Но Глэдис в этом сомневалась. Дело было не в ее упрямстве или нежелании идти на компромисс. За последние несколько недель она поняла наконец, чего хочет, и уже не могла от этого отказаться.

- Почему ты не хочешь меня выслушать? - в последний раз спросила она, хотя и знала, что все без толку. - Все движется, и нам всем необходимо меняться, приспосабливаться к новым идеям, к новым обстоятельствам.

- Нам не нужны никакие новые идеи, - отрезал Дуг. - И еще меньше они нужны нашим детям. Им нужно только одно: нормальная мать, которая думает не о себе, а о них. И то же самое нужно от тебя мне.

- Почему бы тебе не нанять гувернантку? - бросила Глэдис. - Ее, по крайней мере, ты можешь уволить, как только она перестанет тебя устраивать.

- Возможно, так и придется поступить, если ты вздумаешь пойти по стопам своего отца. Глэдис вспыхнула:

- Я не настолько глупа, чтобы работать в районах вооруженных конфликтов. Мне только хотелось сделать несколько действительно приличных репортажей...

- Хватит об этом, - холодно прервал ее Дуг. - К концу лета, когда мы вернемся в Уэст-порт, ты должна выбросить из головы все эти бредовые идеи насчет фотожурналистики, Пулитцеровской премии и прочего. Когда ты выходила за меня замуж, ты говорила, что готова ухаживать за нашими детьми, и это я имею право от тебя потребовать.

Из глаз Глэдис снова брызнули слезы. Какой же он бесчувственный! Она и не подозревала, что Дуг может вести себя так! Его безразличие к ее переживаниям было просто поразительным. Пока она играла по его правилам, все было в порядке, но стоило ей высказать какое-то желание, которое пришлось ему не по нраву, и Дуг уперся, как осел! И это было не просто упрямство - это была самая настоящая жестокость, порожденная эгоизмом и ограниченностью.

Дуг тем временем шагнул к двери спальни и, обернувшись в последний раз, сказал почти с угрозой:

- Я не шучу, Глэдис! Приди в себя, иначе ты пожалеешь!

И она уже жалела. Она не сказала Дугу ни слова, но долго стояла у окна, глядя, как он садится в машину, едет по улице. Все еще не верилось, что это происходит именно с ними, но от жестокой действительности никуда не укрыться.

Она все еще плакала, когда вернулся Сэм.

- А где папа? - спросил он.

- Уехал, - коротко ответила Глэдис, украдкой вытирая глаза.

- Но он забыл попрощаться со мной! - возмутился Сэм.

- Тебя не было, а у папы срочная встреча с клиентом, - солгала Глэдис. Сэм неожиданно успокоился.

- Ну ладно, - сказал он. - Тогда я пойду к Джону.

- Возвращайся к ужину, - с улыбкой сказала Глэдис. Ее глаза были все еще влажны, но Сэм этого не заметил.

В следующую минуту он уже исчез. Глэдис услышала, как хлопнула входная дверь, и подумала о том, как же она все-таки любит их всех - и Сэма, и Джесс, и Джейсона, и Эйми. Раньше ей казалось, что эта любовь - главная гарантия того, что все они будут счастливы, но теперь она вовсе не была в этом уверена.

Все изменилось, и возврата к прошлому не было.

Глава 9

Дуг сдержал слово. В следующие выходные он не приехал. Звонил он за это время только один раз. Когда же в конце второй недели он все-таки появился, оба испытывали странную неловкость и отчуждение, хотя старались не вспоминать о том, что произошло между ними. Глэдис, конечно, знала, что нового объяснения не избежать, но спешить не хотелось. Лучше отложить разговор до осени. Возвращение в фотожурналистику по-прежнему оставалось ее заветной мечтой, но форсировать события Глэдис просто боялась - слишком высоки были ставки. Бросаться очертя голову в авантюры было не в ее характере.

В результате за все выходные они едва ли перемолвились двумя-тремя словами. Дуг держался так, словно Глэдис совершила какой-то непростительный поступок. Правда, он не Требовал, чтобы ему постелили отдельно, однако, когда они легли, Дуг отвернулся и заснул.

В воскресенье он уехал обратно в Уэстпорт. Глэдис вздохнула чуть ли не с облегчением, однако испытания для нее еще не закончились. Джейсон, который в последнее время был гораздо ближе к отцу, чем к матери, весь вечер как-то странно смотрел на нее, а потом спросил:

- Ты сердишься на папу?

- Нет, а что? - быстро ответила Глэдис. Она давно решила, что не станет ничего рассказывать детям, пока они с Дугом не выяснят отношения окончательно. Зачем заранее расстраивать детей.

- Но ты почти не разговаривала с ним. И папа уехал слишком рано.

Глэдис машинально посмотрела на часы. Действительно, Дуг собрался и уехал чуть ли не на два часа раньше, чем обычно.

- Наверное, я просто устала. Да и папа тоже - в последнее время он очень много работает. Он торопился закончить дела, чтобы получить отпуск.

Отпуск у Дуга начинался уже в следующую пятницу, но Глэдис больше не ждала его приезда с нетерпением, как когда-то. Впрочем, если не ей, то по крайней мере детям приезд отца доставит удовольствие.

Самой Глэдис все еще не верилось, что Дуглас готов разрушить их семью только из-за того, что ей захотелось сделать несколько репортажей. С ее точки зрения, одно другого совершенно не стоило, вернее - одно другому совершенно не мешало. Но Дуг, очевидно, считал иначе.

Ее ответ, похоже, вполне удовлетворил Джейсона. Стащив со стола румяное яблоко, он отправился гулять. К ужину он вернулся с двумя приятелями. Все сели за стол, и Глэдис сразу заметила, что паузы в разговорах детей стали длиннее, а смех звучит значительно реже, чем обычно. Словно дикие звери, они как будто чувствовали беду.

Когда поздно вечером Глэдис лежала с книгой в постели, неожиданно зазвонил телефон. "Наверное, это Дуг", - подумала она и со вздохом сняла трубку. Но это был не он. Звонил Пол Уорд. Его голос звучал так отчетливо и громко, словно он говорил с ней из соседней комнаты.

- Ты где? - удивленно спросила Глэдис;

- На яхте, - ответил Пол. - У нас сейчас четыре утра, и мы только что подошли к Гибралтару. В конце концов я решил, что сам поплыву в Европу на "Морской звезде", и вот, путешествие почти закончилось.

- Как интересно! - Слушая его, Глэдис улыбнулась. За три прошедших дня это была ее первая улыбка. - Селина, я полагаю, не с тобой?

Пол рассмеялся.

- Конечно, нет. Седина в Лондоне - встречается со своими английскими издателями. Как ты понимаешь, в Лондон она тоже прилетела на самолете. А как твои дела? Что новенького?

- У меня все в порядке, - ответила Глэдис. Ей ужасно хотелось рассказать Полу об ультиматуме Дуга, но она сдержалась, зная, что он очень огорчится. Как плавается?

- Отлично. Ветер почти все время попутный, и мы добрались до старушки-Европы даже быстрее, чем рассчитывали.

- Ты непременно должен рассказать о своем путешествии Сэму, - сказала Глэдис, продолжая гадать, зачем все-таки он позвонил ей, тем более в четыре часа утра по своему гибралтарскому времени. Быть может, Полу просто не спалось и он решил поговорить хоть с кем-нибудь?

- Я часто вспоминаю о нем. О нем и о тебе, - сказал Пол. - Ты говорила с мужем насчет своей карьеры?

- Говорила, - вздохнула Глэдис. - Еще две недели назад. С тех пор он молчит и зол, как черт. В эти выходные Дуг тоже приезжал, но ничего не изменилось. Расстались мы довольно прохладно...

Сказав это, Глэдис сразу почувствовала значительное облегчение. Ей просто необходимо было поделиться с кем-то своими переживаниями, но Мэйбл была далеко, а никому другому Глэдис доверяться не хотелось. Исповедоваться же Полу ей было вдвойне легче: во-первых, они разговаривали по телефону, а не с глазу на глаз, а во-вторых, Пол, как она уже убеждалась, способен был понять ее лучше, чем кто бы то ни было.

- В конце концов Дуг почти открытым текстом заявил мне, что, если я вернусь в журналистику, он от меня уйдет, - добавила она. - Он считает, что я нарушила наш брачный уговор...

- А ты, Глэдис? Что ты думаешь по этому поводу?

- Ничего, - честно ответила она. - Дело в том, что Дуг просто не хочет меня понять. Для меня важно быть кем-то, а не просто домашней хозяйкой. А ему на это наплевать. Как бы там ни было, он вполне способен привести в исполнение свою угрозу, хотя бы из чистого упрямства, а я... Я просто не знаю. Это очень важное решение, и я до сих пор не уверена, стоит ли одно другого.

- Вот черт!.. - задумчиво сказал Пол. - Сложное положение, Глэдис. Просто не знаю, что тебе посоветовать. Боюсь только, что, если ты уступишь, тебе будет гораздо хуже, чем если ты станешь настаивать на своем.

- Если я уступлю, я просто умру, - ответила Глэдис. - Не физически, а как личность... Но если я сумею настоять на своем, я могу потерять семью... Не слишком ли это большая цена за капельку свободы и самоуважения?

- Это - первое, что тебе необходимо решить в самое ближайшее время. А решив - не отступать, как бы тяжело тебе ни пришлось. В этом тебе никто не сможет помочь.

- Жаль, что я не такой крепкий орешек, как твоя Седина, - сказала Глэдис, через силу улыбнувшись.

- Ты тоже очень сильный человек, - не согласился Пол. - Просто сила твоя немного другая, к тому же ты ее еще не осознала.

Но Глэдис не могла с этим согласиться. Селина Смит разделалась бы с Дутом в пять минут.

Впрочем, она никогда бы и не вышла за него замуж - такие мужчины, как Дуглас Тейлор, для нее просто не существовали. Глэдис же не только согласилась стать его женой, но и прожила с ним семнадцать лет, и мысль о расставании по-прежнему ее пугала.

Впрочем, тут же осадила себя Глэдис, это, наверное, просто привычка. Как она теперь понимала, Дуг уже давно ее не любил. Вместе их удерживало только то, что оба оказались деталями одной машины, единственной функцией которой было воспитание детей. Но теперь дети выросли, и их ничто больше не связывало.

- Так как там поживает мой друг Сэм? - спросил Пол, решив, по-видимому, переменить тему.

- В данный момент спит как сурок, - с улыбкой ответила Глэдис. - Но тебя он помнит. Во-первых, он всем рассказывает про то, как вы ходили под парусами. Во-вторых, он начал строить собственную яхту из фанеры и автомобильных покрышек, только, боюсь, слишком далеко от берега.

- Мне бы ужасно хотелось, чтобы он был тут, со мной, - негромко сказал Пол. - ..И ты тоже, - неожиданно добавил он таким странным тоном, что Глэдис смутилась. Эти слова показались ей в высшей степени загадочными и непонятными. Две недели назад, когда они плыли на яхте в Нью-Сибери, Пол не предпринял ни малейшей попытки поухаживать за ней, хотя они оставались на яхте практически вдвоем - Сэм и команда были не в счет. Он не бросил на нее ни одного нескромного взгляда, и Глэдис чувствовала себя с ним в полной безопасности. "Тогда зачем он это сказал? Зачем вообще позвонил?" - в панике подумала она.

- ..Это путешествие тебе наверняка понравилось бы, - продолжал тем временем Пол. - Ты даже не представляешь, как хорошо ночью в океане. Только ветер, звезды, вода.., и ты.

Пол действительно очень любил ночные вахты. Именно ночное море так поразило его, что он не выдержал и позвонил Глэдис, чтобы поделиться с ней этой красотой.

- Ты.., вы теперь пойдете дальше в Средиземное море, в Италию? - спросила Глэдис просто для того, чтобы что-нибудь сказать.

- Через несколько дней. Сейчас мы поворачиваем на север - у меня есть кое-какие дела в Париже. Кстати, это любимый город Селины, да и мой тоже.

- Я не была в Париже уже бог знает сколько времени! - мечтательно вздохнула Глэдис. - Мне тогда было семнадцать, и я жила в какой-то молодежной гостинице. А где вы остановитесь? В "Ритце", в "Карильоне" или в "Плаз Аттени"?

- В "Ритце". Селине там очень нравится, к тому же в "Ритце" почти не говорят по-французски. Для меня это не последнее дело. Во всех остальных местах мне приходится объясняться в основном знаками. Седина, разумеется, знает французский, поэтому ей, по большому счету, все равно. А ты говоришь по-французски, Глэдис?

- Так себе. Моих познаний хватит только на то, чтобы не заблудиться и заказать в бистро чашечку кофе и гамбургер. Все остальное я успела забыть. Когда-то, впрочем, говорила довольно бегло. Язык я выучила в Марокко - я проработала там полтора месяца, и мои парижские друзья все время смеялись над моим акцентом.

- Седина два года стажировалась в Сорбонне, так что говорит совершенно свободно.

Глэдис неожиданно почувствовала легкое раздражение. Тягаться с Сединой Смит действительно было нелегко. Впрочем, она и не собиралась этого делать.

- Кстати, когда ты собираешься обратно в Уэстпорт? - спросил Пол.

- В конце августа, не раньше. Детям пора в школу. А ты? Когда ты планируешь вернуться?

- Не раньше начала сентября. А Седина приедет пораньше - ее ждут в Голливуде. Я подозреваю, что она не имеет ничего против. Селли вообще не любит подолгу сидеть без дела - для этого у нее слишком независимый характер.

- А я вот целыми днями только и делаю, что валяюсь на пляже, - печально сказала Глэдис, от души позавидовав Селине, у которой есть чему отдавать свои силы и душу. - Единственная моя обязанность, которой я пока не решаюсь пренебречь, заключается в том, чтобы ежедневно готовить детям ужин. Впрочем, в последнее время они дома только ночуют.

- Замечательная жизнь, - заметил Пол. - Им наверняка нравится.

- Еще бы! - согласилась Глэдис. - Да и я, в общем, не возражаю. Но у тебя на "Морской звезде" жизнь, наверное, куда интереснее.

- Смотря для кого. Ведь есть люди, для которых океан - просто очень большая лужа. Они одинаково скучают и на яхте, и на самом современном лайнере. Для меня все несколько иначе. Я заболел парусом, когда мне было столько же лет, сколько сейчас Сэму, и с тех пор ни разу об этом не пожалел. Должно быть, это у меня в крови.

- Знаешь, - призналась Глэдис, - раньше я тоже не знала, как это увлекательно, но наша прогулка заставила меня изменить мнение. Боюсь, что Сэм не единственный, кого ты обратил в свою веру. Во всяком случае, ни я, ни он, наверное, уже никогда не забудем этой поездки.

- О, твой Сэм - прирожденный моряк. Ему понравилась прогулка в швертботе, а это тяжелое испытание.

- Думаю, в душе Сэм все-таки предпочитает парусники побольше.

- Не могу с ним не согласиться. Я сам подумываю о том, чтобы приобрести еще одну яхту, только, боюсь, Седина тогда со мной точно разведется. Одну лодку она еще согласна терпеть, но две?.. Нет, мне просто не хватит мужества ей признаться! - сказал Пол и громко рассмеялся.

- А мне кажется, Селина как раз ожидает от тебя чего-то подобного, заметила Глэдис и тоже улыбнулась. Ей очень нравилось разговаривать с ним, все равно о чем. Достаточно было просто закрыть глаза, и она представляла его себе так ясно, что, казалось, до него можно дотронуться. Вот, слегка расставив ноги, он стоит на мостике, крепко сжимая в руках штурвал, и во рту у него дымится короткая глиняная трубка...

"Стоп, стоп, стоп!.. - перебила она себя. - Трубка и серьга в ухе - это, кажется, из области фантазий Сэма".

Пол рассказал ей о регате в Сардинии, в которой он собирался принять участие. Услышав две-три громких имени, в том числе - имя наследника испанского престола, с которым Пол коротко познакомился именно благодаря увлечению парусным спортом, Глэдис со смехом сказала:

- С какой подозрительной компанией ты связался, Пол! Даже у нас в Уэстпорте можно найти общество поизысканнее.

- Я и не спорю. Безусловно, в Уэстпорте можно познакомиться с действительно замечательными людьми. Я уже не говорю о Ботсване, в которую ты так стремилась попасть, - заметил он. Пол был уверен, что Глэдис нуждается не только в дружеской поддержке, но и в постоянных напоминаниях о том, что она потеряла и к чему должна стремиться. Без подобных "шпилек" Глэдис не выстоять. Пол вообще подозревал, что ее мужу просто не хотелось, чтобы жизнь Глэдис была более интересной и насыщенной, чем его.

- Наверное, мне уже никогда больше не увидеть тех мест, где я бывала в молодости, - печально вздохнула Глэдис. - Мне даже не удалось уговорить Дуга съездить с детьми в Европу.

- Мне очень жаль, Глэдис, - серьезно сказал Пол. - Я действительно хотел бы, чтобы ты сейчас была здесь, со мной. Ты - и Сэм, разумеется... - поспешно добавил он, сглаживая впечатление от своих слишком смелых слов. - Кстати, я видел макет обложки последней книги Седины. Фотографии получились совершенно изумительно! Мы оба чертовски тебе благодарны.

- Не стоит, Пол, - ответила она искренне. - Снимая твою жену, я получила огромное удовольствие. С Сединой очень легко работать.

На этом разговор практически закончился. Еще некоторое время они говорили о разных пустяках. Пол вскоре стал прощаться.

- Надеюсь, ты выспишься, - сказал он, и Глэдис подумала, что он невольно выдал собственную усталость, однако вслух ничего не сказала. Ей было прекрасно известно, что даже так называемым "железным" мужчинам необходим сон, просто они почему-то не любят говорить об этом.

- Может быть, - добавил Пол, - когда-нибудь мы снова встретимся и прокатимся на "Морской звезде".

- Это было бы чудесно, Пол! - вырвалось у Глэдис, после чего в разговоре внезапно наступила пауза. Ни он, ни она не знали, что сказать. Глэдис очень боялась ляпнуть какую-нибудь глупость, способную испортить их отношения. Пол тоже молчал.

Наконец они неловко пожелали друг другу спокойной ночи. Глэдис повесила трубку и даже погасила ночник, но заснуть не могла.

Лежа на спине, она смотрела в темноту и представляла себе "Морскую звезду" - серебристую птицу, затерянную в просторах ночной Атлантики, которая, сияя ходовыми огнями, на всех парусах идет к Гибралтару. И, разумеется, она видела стоящего на мостике Пола - капитана этого сказочного корабля, который твердой рукой вел его вперед.

Но когда Глэдис наконец уснула, ей приснился Дуглас, который, визгливо крича и размахивая бейсбольной битой, громил ее фотолабораторию.

Глава 10

Дуг получил трехнедельный отпуск и приехал в Харвич, но отношения между ним и Глэдис оставались натянутыми. К вопросу о ее карьере они больше не возвращались. Но такая крупная ссора не могла пройти бесследно. Эхо тех слов, которые они сказали друг другу, казалось, все еще висело в воздухе подобно ядовитому туману, обжигавшему гортань при каждой попытке открыть рот. Поэтому оба старались молчать. Дети не могли этого не заметить, но ни о чем не спрашивали. Очевидно, они надеялись, что все пройдет само собой, но Глэдис хорошо знала, что рассчитывать на это не приходится. Поговорить с Дутом серьезно она решилась лишь в самом конце августа.

- Что мы будем делать дальше? - осторожно спросила она, выбрав момент, когда никого из детей не было дома.

- Что ты имеешь в виду? - вопросом на вопрос ответил Дуг, притворяясь, будто понятия не имеет, о чем речь.

- Это лето было не самым лучшим в нашей жизни, тебе не кажется? - сказала Глэдис, глядя на него через стол. Они только что пообедали - в полном молчании, теперь это часто бывало, когда они оставались вдвоем, - и на столе все еще стояла грязная посуда.

- Год на год не приходится. На нас обоих свалилось слишком много забот сразу, - ответил Дуг, глядя в сторону. Глэдис лишний раз убедилась, что дерево, выросшее из семян, брошенных в землю еще в мае, выросло настолько, что его ветви начинают душить их обоих.

- Да, ты много работал, но я не это имею в виду. Надо что-то решать, Дуг... Это не может продолжаться вечно, иначе мы оба сойдем с ума.

Она и в самом деле изнывала от одиночества, тоски, душевной опустошенности. Физически они с Дугом были вместе, но то была близость людей, разделенных бурным потоком. Не перейти вброд, не перебросить моста, не переправиться на лодке. Да никто из них и не стремился к этому. Глэдис казалось, что Дуг ее предал и бросил, а он со своей стороны считал, что у нее нет никакого права требовать от него больше, чем он может дать.

- Да, что-то надо делать, - согласился Дуг. - У тебя есть какие-то предложения? Что ты решила по поводу своего пресловутого возвращения в журналистику? Или ты продолжаешь считать, что это твое право?

Глэдис слегка заколебалась. Она не собиралась отказываться от своей мечты, но сейчас ей опять показалось, что цена слишком высока. Она еще не была готова к тому, чтобы разорвать договор, который они заключили семнадцать лет назад. Часто Глэдис казалось, что она вообще никогда на это не отважится.

Поэтому она решила смягчить свои слова.

- Я не имела в виду полноценную журналистскую карьеру, - сказала она. Мне просто хотелось, чтобы Рауль подобрал для меня какие-нибудь небольшие задания, которые я могла бы выполнять в свободное время. Я, если можно так выразиться, не собиралась распахивать дверь настежь - я хотела только, чтобы у меня была маленькая щелочка, сквозь которую я могла бы смотреть на мир и дышать. Это, похоже, его взорвало.

- Эта твоя "щелочка" в конце концов превратится в огромную дыру! воскликнул он. - И по-моему, именно на это ты рассчитываешь.

- Ты ошибаешься, Дуг! - возразила Глэдис. - Ведь я же отказалась от корейского задания, хотя мне очень хотелось его сделать. Как видишь, я вовсе не стремлюсь разрушить нашу жизнь. Я только хочу спасти себя.

Но Глэдис уже понимала, что дело не только в этом. Главная проблема заключалась в том, что Дуг не любит ее. Мириться с этим Глэдис было труднее, чем со всем остальным. Глэдис хотела любить и быть любимой. Ради этого она готова была вновь пожертвовать чем угодно.

- Я же тебе ясно сказал, что я думаю по поводу твоей работы... раздраженно проворчал Дуг. - Ты должна была образумиться, но, я вижу, ничего не изменилось. Что ж, если хочешь, можешь рискнуть.

- Это жестоко, Дуг! - со слезами на глазах воскликнула Глэдис. - Ты словно толкаешь меня к краю крыши.

- И что? - холодно отозвался он. - Разве тебе не все равно? Ты готова пожертвовать нашими детьми, нашей семьей, нашими жизнями, наконец, - так чего же тебе еще? Коли ты решила поступать только так, как тебе нравится, - валяй. Я тебе препятствовать не собираюсь. Твой риск - твой выигрыш. Или проигрыш.

Услышав его последние слова, Глэдис невольно подумала о том, что Дуг как будто действительно поощряет ее к решительному шагу.

- Ты не понимаешь, - сказала она негромко, - если сейчас я тебе уступлю, когда-нибудь это непременно нам аукнется. Брак не может существовать, если одному из партнеров наплевать, что думает и чувствует другой. А именно так ты поступаешь со мной.

- Ты несешься, закусив удила, и даже дети не могут заставить тебя опомниться. Но я все равно скажу тебе в последний раз: ты хочешь получить все сразу, но это невозможно. Дети, семья и карьера - это вещи принципиально несовместимые. Рано или поздно приходится выбирать что-нибудь одно, раз и навсегда. Ничего изменить потом невозможно. Детей уже никуда не денешь, от них не откажешься, если только ты не полная эгоистка.

В ответ Глэдис машинально кивнула, хотя ей было понятно, что все это просто чистый шантаж. Теперь на чаше весов оказались их дети. Значит, или семья, или право быть личностью!

- Ты высказался достаточно ясно, - заметила она, вытирая глаза бумажным полотенцем. - Ну хорошо, предположим, я "образумлюсь", как ты выражаешься. Что тогда? Это может гарантировать мне твою любовь, уважение, признательность до конца моих дней?

- Не понимаю, что тебе еще нужно! - раздраженно воскликнул Дуг. По-моему, ты совершенно спятила! С некоторых пор ты ведешь себя так, словно ожидаешь награды за то, что являешься женой и матерью. Но ведь это твой долг! Насколько мне известно, еще ни один человек не получил Пулитцеровской премии за то, что жил нормальной жизнью.

Если ты рассчитываешь, что я буду целовать тебе ноги каждый раз, когда ты приготовишь детям обед или заберешь их из школы, ты сильно ошибаешься. Я не знаю, что на тебя нашло, но, если ты действительно хочешь сделать карьеру и болтаться по всему миру, словно ведьма на помеле, тебе придется за это заплатить.

- А я и так расплачиваюсь за то, что вообще заговорила с тобой об этом. Ты наказываешь меня вот уже почти три месяца, каждый день и каждый час!

В глазах Дуга вспыхнул гневный огонек.

- Ты заслужила это. Ты поступила с нами бесчестно. И просто подло, отчеканил он. - Ты предала всех нас. За все семнадцать лет ты ни разу не упоминала о том, что собираешься вернуться в журналистику, и вдруг тебе приспичило получить Пулитцеровскую премию и стать знаменитой. Что ж, давай, получай, если тебе наплевать на меня и на детей!..

- Но ведь я не знала!.. - возразила Глэдис почти жалобно. - Я никогда не думала о возвращении всерьез. Мне просто хотелось иметь возможность время от времени делать небольшие репортажи для газет и журналов.

- Да какая разница! Сначала - небольшой репортажик о выставке кошек в Гринвиче, потом большой материал о голодных детях в Пенджабе. А потом тебя убьют где-нибудь в Сербии.

Он говорил искренне и горячо, но Глэдис его слова почти не трогали. Все это она уже слышала. Словно теленок, привязанный к колышку, Дуг бегал по кругу, не в силах предложить ничего нового.

- Ты не понимаешь... - сказала она тихо. Дуг встал из-за стола так резко, что неубранная посуда испуганно звякнула.

- Достаточно, - сказал он. - Хватит разговоров. Ты должна что-то решить, Глэдис, решить раз и навсегда.

Она кивнула, и Дуг быстро вышел из кухни. Проводив его взглядом, Глэдис тоже встала и подошла к окну. На берегу, у самой воды, играли ее дети, и она задумалась, действительно ли все это будет для них так ужасно, как говорил Дуг. Что они скажут, что почувствуют? Решат ли они, что она предала их, или поймут?.. Ответов на эти вопросы Глэдис не знала, и в глубине ее души медленно поднимались горечь и жгучая обида. Многие женщины работали, путешествовали и успевали при этом воспитывать детей так, что никто из них не становился ни преступником, ни наркоманом. Чем же она хуже? Тем, что у нее такой муж?..

На следующий день они заперли дом и вернулись в Уэстпорт. Лето кончилось, но у Глэдис было такое ощущение, что кончилась ее жизнь. Во всяком случае, что будет дальше, она не знала.

Вечером того же дня, когда дети - усталые и сверх меры возбужденные возвращением домой - легли спать, Глэдис наконец-то заговорила с Дугом. До этого они обменивались лишь ничего не значащими фразами.

- Я не стану просить Рауля, чтобы он вычеркнул меня из списков своих клиентов, - промолвила она, с трудом сдерживая слезы. - Но если он позвонит и предложит мне какую-то работу, я откажусь.

- Что-то я не пойму, - удивился Дуглас. - Зачем тебе оставаться в списках Рауля, если ты все равно не собираешься на него работать?

- Почему бы нет? Мне будет приятно думать, что я все еще кому-то нужна.

Дуг посмотрел на нее долгим взглядом, потом пожал плечами. "Идиотка!" вот что означал этот жест. Глэдис поняла, что ему нужно окончательно сломить ее. Он победил - или почти победил, - но ему было мало того, что Глэдис делает все, что он требует:

Дуг хотел, чтобы его жена, полностью признав его правоту, исполняла свои обязанности с радостью. Должно быть, в этом он видел гарантию того, что тема ее возвращения к нормальной человеческой жизни больше никогда не возникнет.

А Глэдис действительно почти сдалась. Если бы Дуг сказал, что она молодец и что он очень высоко ценит ее решимость пожертвовать собой ради него и детей, его победа была бы полной, но он не сделал ни того, ни другого. Вместо этого Дуг поднялся и пошел в ванную комнату принять душ.

Когда полчаса спустя он вернулся, Глэдис уже легла. Погасив свет, Дуг тоже юркнул под одеяло и вытянулся рядом с ней. Некоторое время он лежал неподвижно, потом повернулся на бок и лениво погладил ее по спине.

- Ты еще не спишь? - шепотом спросил он.

- Нет... - Глэдис ждала, что сейчас он скажет что-то такое, что могло бы хоть немного утешить ее, но вместо этого Дуг протянул руку и коснулся ее груди. Это показалось Глэдис таким грубым, что ей захотелось обернуться и дать ему хорошую пощечину, но она не посмела. Дуг пытался ласкать ее, но тело Глэдис словно обратилось в холодный камень и никак не отзывалось на его прикосновения. Она даже не повернулась к нему лицом. Через несколько минут Дуг вздохнул и тоже повернулся к ней спиной.

Они долго лежали рядом в темноте, но на самом деле их разделяла пропасть шириной в океан. И вместо воды в этом океане плескались волны боли, проносились ураганы разочарований и хлестали горькие дожди слез. Дуг победил, и теперь в жизни Глэдис не оставалось ничего, кроме бесконечной, отупляющей, ежедневной рутины. Теперь она будет только готовить для него, убираться в доме, возить детей в школу и следить за тем, чтобы они теплее одевались зимой. Она может даже спрашивать мужа, как прошел его день и много ли было у него работы, хотя на самом деле ей на это глубоко наплевать. Дуг сумел добиться своего, Глэдис сдержала обещание, которое дала ему много лет назад. Все хорошее, что было когда-то в ее жизни, осталось в прошлом - таком далеком, что иногда ей казалось, будто все это было не с ней, а с кем-то другим.

Глава 11

После того как Глэдис вернулась из Харвича, Мэйбл несколько раз звонила ей, но встретиться не удавалось. Увиделись они только в тот день, когда их дети пошли в школу. Подруги столкнулись нос к носу на автомобильной стоянке.

Мэйбл сразу же заметила, что с Глэдис что-то случилось. Несомненно, что-то ужасное - во всяком случае, такого лица и таких глаз она у нее не помнила.

- Боже мой, Глэдис, с тобой все порядке?! - вскричала она, забыв даже поздороваться.

- Как будто да... - ответила Глэдис неуверенно. - Разве что я сегодня не причесывалась...

Утром ей действительно было некогда заплетать косу, и Глэдис просто скрепила волосы резинкой. "Должно быть, они растрепались", - подумала она, машинально проводя рукой по своей золотой гриве.

- А что, я плохо выгляжу?

- Да, - честно ответила Мэйбл. - У тебя такой вид, словно кто-нибудь умер.

"Я умерла", - хотелось сказать Глэдис, но она только покачала головой.

- Ты не болела? - продолжала допытываться Мэйбл.

- Вроде того, - уклончиво ответила Глэдис, старательно пряча глаза. Ей очень не хотелось откровенничать с Мэйбл, но обмануть подругу всегда было непросто.

- Господи, неужели ты снова в положении?! - выпалила Мэйбл. В ее представлениях это было самое худшее, что могло произойти с женщиной. Но Глэдис не была похожа на беременную. Что-то подсказывало Мэйбл, что с ее подругой случилось нечто похуже, чем утреннее недомогание.

- Может, выпьем по чашечке кофе? - предложила она, не дожидаясь ответа. У тебя есть время?

- Немного есть, - ответил Глэдис неуверенно, перебирая в уме дела на сегодня.

- Тогда давай встретимся через пять минут в "Кафе ау Лайт", - сказала Мэйбл, садясь в свой автомобиль.

Вскоре обе уже сидели в кафе, ожидая, пока официантка принесет им заказ два капуччино с обезжиренным молоком и шоколадные бисквиты.

- Слушай, ты же ничего не говорила, когда я звонила тебе в Харвич, приставала Мэйбл. - Я думала, за лето ты как следует отдохнешь, а оказывается...

Она действительно была очень расстроена. Глэдис выглядела лет на десять старше, чем обычно. Лицо ее было печальным и каким-то безжизненным. Возможно, какие-то серьезные проблемы со здоровьем? Женщинам в их возрасте всегда что-то угрожало - начиная от седины и заканчивая раком груди.

Глэдис вздохнула, и Мэйбл вдруг осенило.

- Ты поссорилась с Дутом? - спросила она.

- Да нет, не сказала бы... Дело скорее во мне, чем в нем. Все началось еще в июне...

- Постой, постой, - перебила Мэйбл. - Что началось? О чем ты говоришь? Неужели, пока ты отдыхала в Харвиче, ты закрутила с кем-нибудь роман?

Это, конечно, было очень маловероятно, но Мэйбл все равно спросила просто на всякий случай. К тому же в тихом омуте черти водятся, Мэйбл сама была из таких. На первый взгляд - неприступная скромница. Мэйбл хорошо знала, что именно такие женщины, как Глэдис, способны порой на самые непредсказуемые поступки.

Прежде чем ответить, Глэдис поморщилась, словно у нее болел зуб.

- Помнишь, - начала она, - мы разговаривали с тобой о моей работе? Ну про тот репортаж в Корее, от которого мне пришлось отказаться? Я много думала, и в конце концов мне стало казаться, что я действительно могла бы вернуться в фотожурналистику... Так, хотя бы небольшие репортажи типа моей гарлемской истории. Ничего невозможного.

- Гарлемский материал - замечательная работа, - перебила ее Мэйбл. По-моему, за нее тебе должны были дать премию "Лучший репортаж года" или что-нибудь в этом роде.

Глэдис снова поморщилась.

- Неважно. Я убедилась, что могу работать хорошо, а главное - ничто не мешает мне снимать в Нью-Йорке.., или даже где-нибудь в другом городе, в другом штате, лишь бы не слишком далеко от дома. Мы вполне бы могли нанять домработницу, чтобы присматривать за детьми.

- Так это же замечательно! - воскликнула Мэйбл, откидываясь на спинку стула. - Ну и что дальше?

- Дальше? - Глэдис невесело усмехнулась. - Дуг встал на дыбы - вот что дальше. Я не буду сейчас вдаваться в подробности, скажу только, что он пригрозил уйти от меня, если я не передумаю. Практически все лето мы не разговаривали и не.., не были вместе, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Мэйбл кивнула. Она все отлично поняла.

- Ну и задница этот твой Дуг! - воскликнула она.

- Да, - сказала Глэдис мрачно. - Я тоже так думаю. Дело в том, что он фактически запретил мне даже думать о возвращении на работу. Дуг заявил, что я предала его и детей, что я нарушила наш договор, который мы заключили семнадцать лет назад, что я разрушила семью, и так далее, и так далее... И он, разумеется, не может с этим мириться. Дуг предложил мне на выбор два варианта: либо я остаюсь домашней рабыней, и он продолжает вытирать об меня ноги, либо я могу убираться на все четыре стороны.

- Ничего себе! - громко возмутилась Мэйбл, как всегда нимало не заботясь о том, что подумают окружающие. - Жуткий эгоист! Все только о себе! Предлагать человеку закопать в землю свой талант, только чтобы не нарушить свой покой. Я даже не представляла себе, что Дуг такой собственник. Это.., это низко! Интересно было бы узнать, что он предложил тебе, чтобы подсластить пилюлю?

- В том-то и дело, что ничего... И это подействовало на меня сильнее всего. - Почувствовав, что ее глаза наполняются слезами, Глэдис поставила на стол чашку с кофе, из которой не сделала ни глотка. - В начале июня Дуг водил меня в ресторан, и там у нас состоялось еще одно объяснение. В тот день я узнала, что он, оказывается, уже давно смотрит на меня как на прислугу "за все". Я должна заботиться о детях, убираться, готовить, стирать и вообще быть рядом. И все бы ничего, но он начисто забыл о главном. - Из глаз Глэдис выкатились две больших слезы и, скользнув по щекам, повисли на подбородке, но она этого даже не заметила. - Он совершенно забыл о чувствах, Мэйбл! И теперь я даже не уверена, любит ли он меня...

- Конечно, любит, - с сочувствием сказала Мэйбл. - Только он сам этого не понимает. Мужчины вообще такие. Твой Дуг - как мой Джефф. Для него я тоже предмет обстановки вроде дивана или полки с книгами, но, если в один прекрасный день он меня потеряет, это его убьет.

Глэдис покачала головой.

- Боюсь, что с Дугом ничего подобного не случится. Я сказала ему, что не буду больше делать никаких репортажей. Но звонить Раулю и просить, чтобы он вычеркнул меня из своих списков, я не стала. Я просто не могу этого сделать, да это и не так важно - в конце концов ему самому надоест звонить мне впустую.

- Значит, ты уступила?! - вскипела Мэйбл. - А Дуг? Что он сказал? Он хотя бы понял, что ты для него сделала?

- Нет. Он принял все как должное. Знаешь, вечером он захотел заняться со мной любовью, а я.., я чуть было не ударила его. С тех пор Дуг ни разу ко мне не прикоснулся... - Глэдис вздохнула. - Как мне быть дальше? Этим летом я как будто потеряла часть своей души, и мне никак не удается снова собрать все воедино. А после того, как я сама согласилась, чтобы Дуг владел мною как вещью, я даже не уверена, что это мне так уж необходимо.

Мэйбл внимательно посмотрела на Глэдис. Ее подруга выглядела очень несчастной, но что тут поделаешь? То, что с ней случилось, прекрасно объясняло, почему женщины изменяют своим мужьям и заводят романы на стороне, однако посоветовать Глэдис что-либо подобное Мэйбл не решилась. "Впрочем, кто знает, - подумала она, - быть может, Глэдис сама найдет этот выход. Как бы там ни было, Дуглас здорово рискует, и его "победа" еще может обернуться жестоким поражением".

- Ну а чем еще ты занималась летом? - спросила она с наигранной бодростью. - Кроме, разумеется, того, что плакала и ссорилась с Дутом? Может быть, ты съездила куда-то с детьми или познакомилась с новым интересным соседом?

Хмурое лицо Глэдис просветлело, и Мэйбл поняла, что попала в точку.

- Я познакомилась с Сединой Смит, - сказала Глэдис, вытирая глаза и громко сморкаясь в бумажную салфетку.

- С писательницей? - уточнила Мэйбл, и глаза ее заблестели от любопытства. Она просто обожала романы Седины. - Как это тебе удалось? Она тоже отдыхала в Харвиче?

- Она училась вместе с одной моей подругой, - объяснила Глэдис. - Дженни Паркер - может, ты ее помнишь? Дженни пригласила Селину с мужем к себе, но ее задержали в Голливуде продюсеры, и ее муж приехал в Харвич один. У него огромная океанская яхта. Представляешь, мы с Сэмом выходили на ней в открытое море. Это было замечательно, Мэйбл!

- А кто ее муж? - спросила Мэйбл, приканчивая свой капуччино.

- Пол Уорд, - ответила Глэдис, и Мэйбл едва не поперхнулась.

- Тот самый Пол Уорд?! Некоронованный король Уолл-стрит?

- Да. Впрочем, он очень милый человек. Селине повезло с мужем.

- Роскошный мужчина! - быстро сказала Мэйбл, боясь, что Глэдис снова вспомнит, как не повезло ей. - В прошлом году "Тайм" поместил на обложке его портрет - вроде бы он провернул какую-то крупную сделку, которая потом была признана "сделкой года". Говорят, его состояние приближается к миллиарду!

- Вот уж не знаю, - улыбнулась Глэдис. - Мне известно только, что у них шикарная яхта и что Седина ее терпеть не может.

- Погоди, погоди... - Мэйбл с подозрением прищурилась. - Ты хочешь сказать, что, когда ты каталась с Уордом на яхте, Селины с вами не было?

- Она тогда вообще еще не приехала. Я же говорила - Седину задержали в Голливуде.

Мэйбл никогда особенно не выбирала слов, к тому же она хорошо знала Глэдис. В глазах подруги было что-то такое, что мгновенно привлекло ее внимание.

- Послушай, Глэдис, ты часом не влюбилась в него? Может быть, дело еще и в этом, а не только в Дугласе?

Щеки Глэдис слегка порозовели. Внезапный вопрос Мэйбл заставил ее задуматься о том, о чем она задумываться не осмеливалась.

- Не говори глупости, - ответила она почти сердито. - Я нисколько не...

- Расскажи это мужу, - перебила Мэйбл. - Пол Уорд выглядит как Гэри Купер и Кларк Гейбл, вместе взятые. В статье про него, которую я читала, говорится, что он "до неприличия красив" и "невероятно привлекателен", и я вполне с этим согласна - я видела его фотографию на обложке. Такому мужчине я бы отдалась через пять минут знакомства, а ты.., ты просто каталась с ним на его яхте, и все?

- С ним и с Сэмом, - напомнила Глэдис, но Мэйбл только отмахнулась.

- Ну и что было потом? - спросила она, так и подавшись вперед.

- Потом? Мы подружились. Пол отлично разбирается в людях, и мы с ним много говорили. Но он без ума от Селины - это видно невооруженным глазом.

- Она, конечно, очень хороша собой, - согласилась Мэйбл. - Но это не значит, что Пол Уорд никогда не посматривает налево. Все мужчины одинаковы. Неужели он даже не пытался.., поухаживать за тобой?

- Разумеется, нет! - возмутилась Глэдис. Вопрос Мэйбл был оскорбительным не только для нее, но и для Пола, который - она знала это твердо - никогда бы не позволил себе никаких вольностей. Да и сама она - какими бы ни были ее отношения с Дугом - была далека от того, чтобы допустить что-либо подобное.

- А он тебе звонил?

- Н-нет, не совсем... - Глэдис смешалась, и Мэйбл мгновенно это заметила. Ее подруга словно бы скрывала какой-то секрет, связывавший ее с Полом Уордом.

- Что значит - "не совсем"? - спросила она строго. - Он либо звонил, либо не звонил - третьего не дано. Или ты хочешь сказать, что, когда он позвонил, у тебя было "занято"?

Мэйбл задавала вопросы с мастерством профессионального юриста, которое явно не совсем растеряла в быту. Впрочем, Глэдис не сомневалась, в своем стремлении докопаться до правды Мэйбл руководствуется только ее интересами.

- Да, он звонил мне один раз. Из Гибралтара. Пол отправился в Европу на своей яхте, и...

- На своей яхте? О боже, должно быть, она у него размером с лайнер "Куин Элизабет-2"! - Глаза Мэйбл так широко раскрылись, что Глэдис рассмеялась.

- Она действительно очень большая. Сэму на ней ужасно понравилось.

- А тебе? Тебе понравилось?

- Да, - твердо ответила Глэдис. - И мне очень понравился Пол. Он удивительный человек, и я надеюсь, что тоже произвела на него благоприятное впечатление. Что до остального, то... Он женат, да и я замужем, хотя мою семейную жизнь счастливой не назовешь. Но, честное слово, к Полу это не имеет никакого отношения.

- Я все понимаю, но не приходило ли тебе в голову, что Пол мог бы, гм-м.., помочь тебе забыть о твоих неприятностях? Неужели он не просил тебя о встрече?

- Разумеется, нет, ведь Пол все еще в Европе. Он говорил мне, что пробудет там до начала сентября, а может быть, и еще дольше.

- Он там с Сединой? - Мэйбл была в восторге от того, что Глэдис так близко знакома со знаменитым Полом Уордом.

- Нет, Седина должна вернуться на днях.

- И он не просил тебя.., навестить его в Париже или в Ницце?

- Перестань, Мэйбл! - возмутилась Глэдис. - В нашей дружбе нет ничего такого, уверяю тебя! Пол говорил мне, что будет рад снова видеть меня и Сэма у себя в гостях, но это же чисто дружеское приглашение. Кроме того... - Она на мгновение запнулась, но тут же продолжила еще более решительно:

- Кроме того, я не собираюсь заводить себе любовника. Если бы я захотела окончательно разрушить свою семью, я бы просто позвонила Раулю, попросила бы подыскать мне задание потруднее и укатила куда-нибудь в Африку или в Восточную Европу. Этого больше чем достаточно и для Дуга, и для того, чтобы окончательно испортить себе жизнь.

- Я уверена, небольшое романтическое приключение могло бы тебе помочь! сказала Мэйбл задумчиво, хотя на самом деле так не считала. Глэдис не принадлежала к тому типу женщин, которым доставляли удовольствие сомнительные авантюры - для этого она была слишком прямой, слишком честной и.., слишком порядочной. И за это Мэйбл ее любила, как любишь полную свою противоположность, но сейчас ей хотелось во что бы то ни стало помочь Глэдис, а ничего иного ей просто не приходило в голову.

- Может быть, - добавила она с надеждой, - Пол еще позвонит тебе.

Но Глэдис только пожала плечами.

- Не думаю, - сказала она тихо. - Это.., просто не имеет смысла. Да, мы очень быстро подружились, и нам было хорошо вместе, но никакой перспективы у подобного знакомства нет. Мы слишком.., разные, и у каждого из нас своя жизнь, свои запутанные проблемы. Кроме того, мне по-настоящему нравится Седина. Я, знаешь ли, снимала ее для обложки романа. Было бы недурно поработать на нее еще.

- А Дуг тебе позволит? - спросила Мэйбл. - Ведь, что ни говори, это тоже фотография...

Глэдис вздохнула. Она все время забывала, что отныне ее свобода жестко ограничена.

- Не знаю. Я его пока не спрашивала, но с него станется. Впрочем, портретные съемки вряд ли займут больше двух-трех часов, так что я могу вообще ничего ему не говорить. К тому же я делаю это просто по дружбе.

- Как жаль, - печально сказала Мэйбл, - что тебе, лучшей фотожурналистке страны, приходится отказываться от карьеры из-за этого.., ну просто слов не нахожу.

- Очевидно, это и было главным условием "сделки", которую мы заключили, когда поженились. Хотя тогда Дуг не был так категоричен. Я просто сказала, что перестану ездить по всему миру и подставлять голову под пули, и его это вполне устроило. Во всяком случае, я не думала, что сжигаю за собой все мосты.

- Вот и не делай этого! - с горячностью воскликнула Мэйбл. - Быть может, Дуглас еще одумается. Ведь дело не в детях, а в его дурацком самолюбии. Вот увидишь, через пару лет твой Дуг уймется и будет смотреть на все по-другому.

- Я в этом сомневаюсь, - покачала головой Глэдис. Ах, разве дело в том, что Дуг не разрешает ей работать? Жила же она все эти годы и нисколько не страдала от этого. Нет, он просто ее не любит, а значит, все остальное не имеет значения. И теперь она до конца жизни останется его экономкой и гувернанткой для его детей.

Но объяснять все это Мэйбл она не стала. Глэдис поглядела на часы и поднялась из-за стола. У нее была уйма дел. Она так торопилась утром, что даже не заправила кровати и не вымыла посуду после завтрака. Глэдис тут же подумала, еще полгода назад она успела бы сделать все это еще до того, как повезла детей в школу, а теперь ей все стало безразлично. Ведь это была ее "работа", которая, как известно, не волк...

Расплатившись за кофе и бисквиты, подруги вышли на стоянку. Перед тем как сесть в машину, Мэйбл неожиданно обняла Глэдис за плечи и прижала к себе.

- Не отталкивай Пола, Глэдис, - шепнула она. - Мужчины могут быть очень хорошими друзьями, к тому же у меня такое чувство, что здесь не все так просто, как ты говоришь. Нет, ты, возможно, и сама этого не понимаешь, поспешно добавила она, уловив протестующее движение Глэдис. - Просто когда ты говорила о Поле, у тебя были такие глаза!..

В самом деле, все утро Глэдис была сама на себя не похожа, и взгляд ее стал по-прежнему выразительным и живым только тогда, когда она рассказывала Мэйбл о Поле Уорде.

- Я знаю, - негромко сказала Глэдис. - Наверное, он просто жалеет меня.

- Ничего подобного! Даже сейчас ты не похожа на человека, которого нужно жалеть, - возразила Мэйбл, впрочем, слегка покривив душой. - Ты - красивая, умная женщина, и любому мужчине было бы приятно встречаться с тобой. Я почти уверена, что Пола Уорда тянет к тебе. Просто он из тех редких мужчин, которые умеют, хранить верность собственной жене. С моей точки зрения, это как раз та самая ложка дегтя, которая способна испортить бочку меда.

Глэдис невольно рассмеялась.

- Ты безнадежна, Мэйбл! - воскликнула она. - Просто не представляю, как с такими взглядами тебе удается довольно мирно жить с Джеффом. Кстати, я давно хотела тебя спросить, кого еще ты завлекла в свои сети?

- Никого, - покачала головой Мэйбл. - Дэн Льюисон завел себе подружку на двадцать лет моложе себя. Гарольд и Розали собираются пожениться, как только она получит развод. В общем, я, как говорится, осталась "без места", если не считать Джеффа. Справедливости ради надо сказать, что во время нашей поездки в Европу он был настоящим паинькой, так что я даже получила удовольствие.

- Может, дать тебе номер телефона Пола? - поддела ее Глэдис и тут же подумала, что никогда этого не сделает. У них с Мэйбл вообще не было секретов друг от друга, однако Глэдис все же не захотела признаться подруге, насколько привлекательным показался ей Пол Уорд на самом деле.

- Давай, если не жалко. Миллионеры на дороге не валяются, - пошутила Мэйбл. - Но лучше оставь-ка ты его себе, Глэд. Нюхом чую, он тебе еще пригодится. Что касается Дугласа, то, когда сегодня он вернется домой, возьми что-нибудь потяжелее и тресни его со всей силы по башке. Уверяю тебя, это пойдет на пользу вам обоим.

На этом подруги расстались. Глэдис села в машину и поехала домой. После встречи с Мэйбл на душе у нее стало значительно легче. Разумеется, она была далека от того, чтобы воспринимать слова Мэйбл буквально, однако жизнерадостность подруги оказала на нее благотворное действие. Во всяком случае, теперь Глэдис могла взглянуть на свою жизнь под несколько иным углом.

Остаток дня был заполнен обычными делами. Поздно вечером, когда Дуг вернулся домой после ужина с клиентами, она уже спала, так что за весь день они не сказали друг другу ни слова.

Проснувшись на следующий день, Глэдис натянула джинсы и майку и первым делом сбежала вниз, чтобы выпустить собаку и забрать из почтового ящика газеты. Вернувшись в дом, Глэдис вошла в кухню и, бросив "Уолл-стрит джорнэл" и "Нью-Йорк тайме" на тот конец стола, где обычно сидел Дуг, стала варить кофе. Уже раскладывая по тарелкам овсянку, она нечаянно бросила взгляд на газеты и увидела на первой странице фотографию Селины. Ту самую, которую сделала этим летом.

"Странно", - подумала Глэдис, придвигая к себе "Нью-Йорк тайме" одной рукой (в другой она держала кастрюльку с кашей) и открывая первую страницу.

В следующее мгновение она вздрогнула. Жидкая овсянка выплеснулась на пол. В передовице писали об авиакатастрофе, происшедшей прошлой ночью. "Боинг", летевший рейсом Лондон - Нью-Йорк, упал в море. ФБР подозревает, что в салоне сработало взрывное устройство значительной мощности, никто не взял на себя ответственности за террористический акт - вот что узнала Глэдис, пробежав глазами статью. "Никто из пассажиров не спасся!" - гласил один из заголовков.

- О боже! Седина погибла!.. - ахнула Глэдис, без сил опускаясь на подвернувшийся под ноги табурет. - Какая трагедия! А каково сейчас Полу!..

Ей ужасно хотелось как можно скорее связаться с ним, но она не знала, куда писать или звонить. Но, главное, что она ему скажет?! Всем, кто хоть раз видел их вместе, было очевидно, что Пол без ума от Селины. И вот теперь ее не стало...

Глэдис все еще читала статью, когда, протирая глаза, в кухню вошел Сэм.

- Привет, мам. Что с тобой? - спросил он, увидев лужу овсянки на полу и убитое выражение лица Глэдис.

- Я... Н-нет, ничего. Просто я прочла одну статью... - Внезапно она решилась. - Помнишь дядю Пола? Его жена погибла вчера в авиакатастрофе.

- О! - выдохнул Сэм. - Пол, наверное, очень огорчен. Правда, миссис Селина не очень любила его яхту, но все равно жалко...

Очевидно, для Сэма яхта пока была значительно важнее, чем смерть малознакомого человека, но по его лицу Глэдис поняла, что сын искренне сострадает Полу, которого он считал своим другом.

Она хотела что-то сказать, но в кухню уже спустились остальные дети и Дуг, на ходу завязывавший галстук.

- Что случилось? - спросил он, сразу почувствовав, что что-то неладно. У Глэдис был совсем убитый вид.

- Жену моего друга Пола разорвало на куски бомбой, - объявил Сэм драматическим тоном. - И она упала в море вместе с самолетом.

- Очень грустно, - сказал Дуг, наливая себе кофе. Он ничего не понял. Это что же у тебя за женатый друг?

- Пол Уорд, - объяснила Глэдис. Язык плохо ее слушался, и, чтобы произнести эти несколько слов, Глэдис пришлось сделать над собой изрядное усилие. - Я тебе говорила... Этим летом он отдыхал в Харвиче, и мы с Сэмом катались на его яхте. Он был женат на Селине Смит.

- Как это ее угораздило сесть в заминированный самолет? - пробормотал Дуг, пробежав глазами заголовки. - Джесс, помоги матери убрать овсянку с пола...

С этими словами он отложил "Тайме" и взял в руки свой любимый "Уолл-стрит джорнэл". Насколько глубоко расстроена и растерянна его собственная жена, Дуг так и не заметил. Уже через пятнадцать минут он встал из-за стола и, боясь опоздать на свой поезд, поднялся наверх за кейсом и пиджаком. Вскоре он ушел, а потом и дети, все еще обсуждая катастрофу, отправились в школу (к счастью, ее очередь по автопулу прошла вчера), и Глэдис осталась одна.

Она долго сидела, рассматривая фото в газете и вспоминая Пола. Ни о чем другом Глэдис просто не могла думать, и все же звонить ему было бы странно. Кто она такая, в конце концов?

И тут Глэдис вспомнила о фотографии Селины и Пола, которую так и не отправила. Ведь она может сделать это сейчас, приложив юней записку с соболезнованиями!

Подумав об этом, Глэдис решительно встала из-за стола и пошла в лабораторию. Фотография лежала среди отпечатков, сделанных ею в Харвиче. Поднеся ее к свету лампы, Глэдис долго рассматривала снимок, стараясь разгадать выражение глаз Пола и Седины. Впрочем, уже одно то, как Селина наклонила голову, слегка касаясь затылком рук Пола, опиравшегося на спинку кресла, в котором она сидела, могло многое рассказать об их чувствах. Седина улыбалась, и Глэдис было трудно представить себе, что ее больше нет. А Полу еще труднее...

Тут она подумала, что Пол, наверное, еще не вернулся из Европы. Когда ему сообщили о трагедии? Глэдис смутно помнила, что он собирался участвовать в какой-то регате. Ни малейшего сомнения в том, что, получив такое известие, Пол все бросит и вылетит в Нью-Йорк. Или скорее в Лондон - ведь самолет упал в море недалеко от берегов Альбиона.

В конце концов, так и не решившись звонить, Глэдис достала бумагу и написала Полу письмо, в котором, как смогла, постаралась выразила ему свое сочувствие. Письмо вышло коротким, но искренним. Положив его в конверт вместе с фотографией, Глэдис отвезла его на почту.

До самого вечера она все никак не могла прийти в себя. Она двигалась словно во сне. Дуг, вернувшись домой, все-таки заметил, что с ней что-то неладно.

- Что с тобой сегодня? - спросил он. - Ты, похоже, даже не причесывалась!

- Это все из-за Селины, - честно ответила она. - Я ужасно расстроилась.

- Вот не знал, что ты была с ней так дружна, - заметил Дуг. - Ведь вы встречались, наверное, раза два, не больше?..

- Я снимала ее для обложки ее нового романа. Последнего романа, - тихо сказала Глэдис. - Там, в "Тайме", - один из моих снимков.

Дуглас нахмурился.

- Ты мне этого не говорила, - сказал он с осуждением.

- Должно быть, я просто забыла, - отозвалась Глэдис рассеянно. - Ее муж.., он очень любил Селину. Сейчас ему ужасно тяжело.

- Что ж, от таких вещей никто не застрахован, - промолвил Дуг и заговорил о чем-то с Джейсоном. У Глэдис упало сердце. В его словах не было ни капли сочувствия. Конечно, он не знал Селину, но состояние Глэдис он мог бы понять. Увы, ее мысли, ее огорчения и переживания ничего не значили для Дуга.

Поздно вечером, когда дети пошли спать, Глэдис включила телевизор. В ночных новостях был большой репортаж о гибели самолета, а также блок, посвященный Селине Смит. Диктор, вкратце пересказав ее биографию, сказал в заключение, что поминальная служба, вероятно, состоится в пятницу, в нью-йоркском соборе Святого Игнатия.

Должна ли она пойти туда - вот в чем вопрос. Глэдис думала об этом, тупо глядя на экран телевизора, где новости спорта сменились прогнозом погоды.

- Ты собираешься ложиться? - спросил Дуг, заглянув в гостиную.

Глэдис поспешно встала. Час был очень поздний.

- Сейчас, - ответила Глэдис и, поднявшись в спальню, заперлась в ванной комнате. Там она включила воду и снова задумалась, прислонившись к стене. О Поле Уорде, о его жене и об их семейной жизни, которая в одно краткое мгновение разбилась на тысячи кусков и рассеялась над Атлантикой.

Потом она неожиданно поймала себя на мысли, что больше не хочет спать с Дутом. Просто не хочет ложиться с ним в одну постель. И что? Потребовать себе отдельную спальню? Не лучше ли и впрямь уйти из дома и снять комнату где-нибудь в мотеле? Ах, господи, что же это за жизнь?

В конце концов она все-таки встала под душ. Она вымыла голову и долго сушила волосы феном, надеясь, что, когда она закончит, Дуг уже будет спать. Но он не спал. Он лежал в постели и читал какой-то журнал. Услышав, что Глэдис вошла, Дуг положил его на ночной столик и повернулся к ней.

- И долго это будет продолжаться? - спросил он неприятным голосом.

- Что именно? - спросила Глэдис, с трудом оторвавшись от мыслей о Поле.

- Ты знаешь, о чем я говорю. Ты так долго торчала в душе, что можно было подумать, будто растворилась там. Что это значит, Глэдис?

"Ничего, - хотела она ответить, но вдруг подумала:

- Какого черта?! Он сам загнал меня в угол, так пусть теперь получит то, что ему причитается".

- Ты хочешь знать? - спросила она. - Изволь. Все лето ты демонстративно пренебрегал мною. Эти три месяца стали для меня настоящим кошмаром, а все потому, что ты хотел примерно меня наказать. Только после того, как я сказала, что забуду о работе, ты решил снизойти до меня. Ты, очевидно, думаешь, что теперь все в порядке. Так вот, я буду исполнять свои обязанности по дому, но спать с тобой я больше не хочу. И ты не сможешь меня заставить, хотя и владеешь мною, как вещью.

Ничего подобного она еще никогда ему не говорила, и в первую минуту Дуг так растерялся, что даже отпрянул, как от пощечины.

- Значит, вот как? - пробормотал он, машинально потирая щеку. - Я... "владею тобой, как вещью"?

- Разве я не права? - парировала Глэдис. - Ты добился от меня чего хотел, но тебе и в голову не пришло поблагодарить меня за то, что я сделала, от чего отказалась. Ты даже не сказал мне, что просишь уступить ради нашей любви. Ты просто приказал мне, а когда я не подчинилась, ты пустил в ход кнут.

- Опять об этом! - с досадой воскликнул Дуглас. - А тебе не приходило в голову, что ты сама вынудила меня прибегнуть к столь решительным мерам?

- Что ж, если ты действительно так считаешь, мне очень жаль, - ответила Глэдис, сверкая глазами. Она смертельно устала от всего этого, к тому же тот сам факт, что Дуг рассматривал сексуальную близость как средство воздействия, казался Глэдис омерзительным.

- Не забудь внести в наш договор еще один пункт, - добавила Глэдис, не в силах, да и не желая больше сдерживаться. - Что-нибудь насчет того, что в дополнение к своим обязанностям по дому поименованная Глэдис Тейлор должна заниматься с тобой сексом, когда тебе захочется. Вне зависимости от того, есть у нее для этого настроение или нет!

- О'кей, Глэдис, я понял, - холодно сказал Дуг и.., погасил свет, оставив ее исходить гневом в полной темноте. Через пять минут он уже храпел, словно ее слова не затронули в его душе ни единой струнки. Глэдис несколько часов пролежала без сна, ненавидя мужа и одновременно стыдясь этого чувства. Единственное, о чем она не жалела, это о том, что высказала Дугу все. Быть может, она сделала ему больно, но он, по крайней мере, этого заслуживал. В отличие от нее...

В конце концов Глэдис закрыла глаза и попыталась думать о Поле, но, когда она заснула, ей приснилась Седина. Она кружила над ее головой в допотопном аэроплане и что-то кричала, но, как Глэдис ни старалась, она не расслышала ни слова.

Глава 12

Всю неделю газеты писали почти исключительно о катастрофе. Глэдис внимательно прочитывала каждую статью в надежде узнать что-нибудь новое. Но нового почти не было. В террористическом акте подозревались несколько арабских экстремистских группировок, но ни одна из них не взяла на себя ответственности за происшедшее. Но ведь для родственников погибших пассажиров это не имело никакого значения.

О Поле в газетах не упоминалось. Когда у человека такое горе, ему не до интервью.

Наконец в четверг в одной из газет появилось коротенькое объявление, которое привлекло ее внимание. В нем подтверждалось, что заочная поминальная служба по Селине Смит состоится в пятницу в нью-йоркской церкви Святого Игнатия.

Глэдис долго сидела, сжимая в руках газету. Она никак не могла ни на что решиться. Только после ужина, когда они с Дугом поднялись в спальню, она решилась заговорить с ним о том, что ее волновало.

- Я хотела бы съездить завтра на похороны Селины Смит, - сказала она, доставая из стенного шкафа вешалку с черным костюмом, который Дуг подарил ей на прошлое Рождество.

- Что это тебе взбрело в голову? - удивился Дуглас. - Ведь ты ее едва знала!

Это действительно было так, но для Глэдис Селина служила связующим звеном между ней и Полом. Но ничего объяснять она не стала.

- Мне просто подумалось, что раз я ее снимала, я тоже обязана отдать ей последний долг. - "К тому же Пол был очень добр к Сэму", - мысленно добавила она. С тех пор как она отправила фотографию, Глэдис не пыталась связаться с Полом, но это ей было и не нужно. Она и так чувствовала его боль как свою.

- Это ничего не значит, - раздраженно ответил Дуг. - Если каждый фотограф будет ходить на похороны ко всем, кого он снимал хотя бы раз в жизни... И потом, на похороны знаменитостей всегда сбегаются толпы зевак. Ты что, хочешь им уподобиться?

- Ты прав, я снимала Седину только один раз в жизни, но она мне понравилась.

- Ну и что с того? Мне, например, нравятся многие люди, о которых я читаю в газетах, но я никогда бы не пошел к ним на похороны.

В общем, я думаю, тебе лучше отказаться от этой затеи.

Глэдис покачала головой.

- Посмотрим... - сказала она неопределенно. Продолжать разговор - да еще в таком тоне - ей не хотелось.

На следующий день погода была просто отвратительной. Дождь начался еще ночью, и утро было унылым и серым. Дул холодный резкий ветер. Кроны деревьев мотались за окном как сумасшедшие.

Уходя на работу. Дуг не сказал Глэдис ни слова. К одиннадцати часам она закончила все дела и обнаружила, что вторая половина дня у нее практически свободна. Что ж, она поедет на похороны Селины, что бы ни говорил Дуг.

На сборы потребовалось всего несколько минут. Надев черный костюм и черные чулки, Глэдис собрала волосы в тугой пучок на затылке, чуть подкрасила губы и подвела глаза. Брошенный в зеркало быстрый взгляд убедил Глэдис, что выглядит она вполне прилично. В этом костюме она была очень похожа на Грейс Келли, о чем ей часто говорили, но сейчас Глэдис было некогда думать о таких пустяках. Все ее мысли были о Поле - о том, как ему, должно быть, тяжело сейчас.

Она чуть не опоздала. До начала службы оставалось всего пять минут, и церковь была полным-полно. Как потом узнала Глэдис, здесь собрался весь литературный бомонд, но ни одно лицо не показалось ей знакомым.

Заупокойная месса началась сонатой Баха. Потом говорил литературный агент Седины, за ним издатель, голливудский продюсер. Наконец на возвышение перед алтарем поднялся Пол Уорд. Он говорил о Седине такими словами, что даже мужчины, не стесняясь, тянулись за носовыми платками. Пол почти не коснулся ее таланта и ее успехов на поприще литературы - он говорил не о Селине-писательнице, а о Селине-женщине, и, когда он сказал ей свое последнее "прости", в церкви не было ни одного человека, чьи глаза остались бы сухими. Полу каким-то чудом удалось договорить до конца, и только когда он сел, Глэдис увидела, как плечи его затряслись от рыданий.

Когда служба закончилась. Пол первым вышел из церкви. Вместе с ним сел в лимузин какой-то серьезный молодой мужчина, до чрезвычайности на него похожий. Глэдис догадалась, что это его сын Шон. Ей очень хотелось сказать Полу хотя бы несколько слов утешения, но она не решилась, а через минуту лимузин уже отъехал, и Глэдис отправилась искать такси.

С вокзала она позвонила Дугу в офис и сказала, что была на похоронах Селины Смит. Время близилось к шести, и она думала, что Дуг, возможно, предложит ей немного подождать, чтобы ехать домой вместе, но он заявил, что задержится и что они могут ужинать без него.

- Я перекушу по дороге, - холодно сказал он. Глэдис подумала, что Дуг наверняка сердится на нее за то, что она поступила по-своему. И сколько же это может продолжаться?

- Ну что, много знаменитостей видела? - едко спросил он, и Глэдис вздохнула.

- Я ездила не за этим.

- А я подумал, что тебе захотелось поглазеть на знаменитых писателей и режиссеров, - сказал Дуглас, и Глэдис с трудом сдержалась, чтобы не ответить резкостью.

- Я поехала на похороны, чтобы отдать дань уважения женщине, которой восхищалась, - сказала она. - А теперь - до свидания, иначе я опоздаю на поезд. Увидимся дома.

И, не слушая, что он еще скажет, Глэдис положила трубку.

Дома ее встретил Сэм.

- Где ты была, мама? - спросил он, помогая ей снять дождевик.

- На похоронах Селины, - просто ответила Глэдис.

- А ты видела Пола?

- Только издалека.

- Он плакал?

- Да, - честно ответила Глэдис. - Он выглядел просто ужасно.

- О! - озадаченно сказал Сэм и надолго замолчал. У него никак не укладывалось в голове, что такой взрослый мужчина, как Пол, может плакать. Можно, я напишу ему письмо? - добавил он после паузы. - Это будет очень сочувственное письмо, мама, ты не сомневайся!..

Глэдис улыбнулась.

- Я думаю, он будет очень рад.

- Хорошо, тогда я напишу ему сразу после ужина, - решил Сэм и отправился смотреть телевизор.

Они поужинали в восемь, а в половине девятого вернулся Дуг. Глэдис так и не успела снять свой черный костюм, и, увидев ее. Дуг очень удивился.

- Ты отлично выглядишь! - проговорил он, разглядывая ее с ног до головы. В последнее время Глэдис была настолько расстроена, что почти не следила за своим внешним видом, но костюм действительно очень ей шел, подчеркивая стройную фигуру и светлое золото волос.

- Как прошла служба? - спросил Дуг.

- Все было очень трогательно.

- Что ж, так и должно было быть. А поесть что-нибудь осталось? Я все-таки не успел перекусить - боялся опоздать на поезд и теперь умираю с голода.

Глэдис пожала плечами. От гамбургеров и французской картошки, которую она разогрела на ужин, не осталось ни крошки. За продуктами она собиралась только завтра. В холодильнике не было буквально ничего, если не считать яиц и замороженной пиццы.

- Хочешь яичницу? - спросила она. Дуг очень даже хотел.

- Какие у тебя планы на ближайшие выходные? Может быть, сходим куда-нибудь? - внезапно спросил он, уплетая яичницу с томатами.

- Никаких планов у меня нет, - растерянно ответила Глэдис. С тех пор как они в последний раз куда-то ходили вместе, прошла, казалось, целая вечность.

- Может, поужинаем в ресторане? - предложил Дуг, и Глэдис наконец-то поняла, в чем дело. Обстановка в доме все время ухудшалась, и Дуг забеспокоился. А может, его доконал ее отказ спать с ним. Пока это было его решением, он не волновался, но, когда Глэдис сказала ему "нет", Дуглас не смог этого перенести.

- Как хочешь, - сказала она равнодушно. Ужин в ресторане теперь был просто еще одной докучной обязанностью, от которой она навряд ли получила бы удовольствие.

- Я бы не предложил этого, если бы не хотел. Что ты скажешь, если мы опять возьмем столик в "Ма Пти Ами"?

Глэдис отчаянно затрясла головой. Нет уж! Уютный французский ресторанчик навевал слишком грустные воспоминания.

- Почему бы нам просто не съесть по пицце в каком-нибудь кафе? - спросила она.

- Решено! - обрадовался Дуг. - Слопаем по пицце и закатимся в кино!

Глэдис кивнула. Не то чтобы она была в особенном восторге, но попробовать, по крайней мере, стоило. Худой мир, как известно, лучше доброй ссоры. И все же это было слишком далеко от той любви, о которой она мечтала. Глэдис чувствовала себя как пассажирка "Титаника", которая знакомится с попутчиком. Только она знала, чем закончится их совместное плавание, и ни удобство каюты, ни наличие в этом плавучем гробу дансинга и кинозала не имели значения.

Глава 13

В субботу утром Дуг с Сэмом поехали на футбольный матч школьных команд, а Глэдис решила помочь Джессике навести порядок в чулане и в стенном шкафу. Она как раз спустилась на первый этаж с охапкой одежды, из которой Джессика выросла, когда в кухне внезапно зазвонил телефон.

Сначала она не обратила на него никакого внимания, решив, что это друзья ее мальчиков, а может быть, ухажеры Джесс или Эйми. Когда, освободившись от своей ноши, она шла обратно, телефон все еще звонил, и Глэдис решила взять трубку.

- Да?

- Алло!.. - Раздавшийся в трубке мужской голос показался ей незнакомым и довольно взрослым. Впрочем, молодые люди, которые звонили Джессике в последнее время, разговаривали почти исключительно басом. - Кто это?

- Это Пол Уорд. Позовите, пожалуйста, миссис Тейлор.

Сердце Глэдис подпрыгнуло в груди, и она поспешно опустилась на стул.

- Это я... Как ты, Пол?!

- Более или менее. Мне говорили, что ты приходила вчера. Как жаль, что я тебя не видел...

"Должно быть, это Паркеры сказали", - подумала Глэдис. Она знала, что ее старые друзья наверняка придут на похороны, но не заметила их в толпе.

- Я и не хотела, чтобы ты меня видел. Я пришла просто... - Она запнулась. - Мне очень жаль, Пол... Нет, я правда очень тебе сочувствую, просто я не знаю, что сказать!

Глэдис действительно не знала, как она может утешить Пола, к тому же его звонок был совершенно неожиданным.

- Все равно, Глэдис, спасибо. Кстати, я получил твое письмо с фотографией. Снимок просто чудесный... - Его голос дрогнул, и Глэдис с ужасом поняла, что Пол плачет. - А как твои дела? - спросил он, отчаянно стараясь взять себя в руки. Прошедшая неделя далась ему нелегко - горе буквально придавило его к земле, и только голос Глэдис помогал Полу на время забыть о нем.

- Да, в общем-то, ничего... - неуверенно ответила Глэдис.

- Что это значит? Ты снова будешь работать?

- Наоборот. Я все сказала Дугу, и у нас началась "третья мировая война"... - Она вздохнула. - Ничего не выйдет - Дуг дал мне это понять совершенно недвусмысленно. Может, это и вправду неважно?

- Ты же знаешь, что важно! - с нажимом сказал Пол. - Не отказывайся так легко от своей мечты, Глэдис! Если ты это сделаешь, ты.., потеряешь себя.

Они оба знали, что Седина никогда бы так не поступила. Она всегда оставалась верна себе, чего бы это ни стоило ей самой или окружающим.

- От мечты я отказалась уже очень давно, - негромко сказала Глэдис. - И, наверное, теперь у меня нет никакого права требовать назад то, что когда-то сама отвергла.

- Грустно это слышать, Глэдис, очень грустно. - Пол немного помолчал. Как там поживает мой маленький приятель?

- Сэм? Отлично. Играет в футбол и мечтает о кругосветном путешествии на твоей яхте. Кстати, он собирался тебе написать...

- Я был бы очень рад получить от него письмо, - ответил Пол, но по каким-то еле уловимым признакам Глэдис поняла, что с ней говорит уже не прежний Пол Уорд. Его голос звучал устало, разочарованно, равнодушно, словно он в один миг лишился всех своих надежд. И, собственно говоря, так оно и было. Он просто не мог жить без Селины.

- А.., что ты собираешься делать? - мягко поинтересовалась Глэдис.

- Не знаю. В банке без меня пока обойдутся, к тому же большинство текущих дел легко можно уладить при помощи телефона и факса. Возможно, я вернусь на "Морскую звезду", и мы пойдем в Турцию и Грецию. Мне как-то безразлично куда. Главное, чтобы это было далеко и чтобы я не видел ничего, кроме воды до самого горизонта.

- Чем я могу тебе помочь? - спросила Глэдис, от души желая хоть как-нибудь облегчить его боль. - Я хотела бы сделать для тебя что-то...

Она не представляла, что это может быть, но Пол нашел ответ быстрее ее.

- Звони мне время от времени, ладно? - Его голос жалко задрожал. - Мне так плохо без нее, Глэдис! Селина была для меня всем. Я, конечно, даже злился на нее, но все равно... Другой такой, как она, просто нет!

Он плакал, совершенно не стесняясь, и Глэдис захотелось протянуть руку, чтобы дотронуться до него.

- Такой, как она, действительно больше нет, Пол, - согласилась она. - Но я уверена, Седина рассердилась бы на тебя за то, что ты так раскис. Ей бы хотелось, чтобы ты рычал, ругался, топал ногами, может, даже что-нибудь сломал, а потом уплыл на своей яхте и вернулся сильным. Впрочем, ты и сам это знаешь.

- Да, знаю. Селина не терпела никаких проявлений слабости. Если бы она могла видеть меня сейчас, то... Я просто не знаю, что бы она сделала! - Он немного помолчал и добавил уже совсем другим, более спокойным тоном:

- Пожалуй, я сумею взять себя в руки, если ты обещаешь, что не отступишься. Ты обязана добиться своего, Глэдис!

- Я же сказала тебе, как обстоят дела: или моя мечта, или браку конец... объяснила Глэдис, а сама подумала: "А есть ли у меня брак? Осталось ли от него что-то, чем можно было дорожить?"

- Не отчаивайся! - Теперь уже он утешал ее, и Глэдис улыбнулась. - Кстати, ты отказалась от сотрудничества со своим агентом?

- Конечно, нет.

- Правильно! И не вздумай! Никто не может заставить тебя своими руками зарыть в землю свой талант, да еще при помощи такого гнусного шантажа.

- Дуг может, - печально отозвалась Глэдис. - Он владеет мною как вещью... Или думает, что владеет.

- Это не правда! - Голос Пола неожиданно зазвучал твердо и решительно, как когда-то. - Не позволяй ему, слышишь? Только ты одна имеешь право распоряжаться собой.

- Боюсь, Дуг так не считает. Он говорит, что, когда мы поженились, мы с ним заключили договор, и что теперь я должна выполнять свои обязательства во что бы то ни стало.

- Ну, не буду тебе говорить, что я думаю о его теориях, - сказал Пол. Боюсь, выйдет слишком грубо.

Пол совсем не знал мужа Глэдис, но это неважно. Дуг поступает с ней низко, просто низко! Похоже, Глэдис вообще не слишком счастлива в браке. Если бы дело обстояло иначе. Пол вряд ли решился бы ей позвонить, хотя в глубине души чувствовал, что они с Глэдис нужны друг другу.

- В последнее время я часто вспоминал о тебе, - сказал он негромко. Странно, как люди порой бывают уверены в своем будущем. Мы все знаем, все можем, строим далеко идущие планы, а потом... Потом все в одно мгновение рушится, и мы снова стоим босиком в снегу, посреди голого поля. Примерно так я чувствую себя сейчас. Иногда я даже жалею, что меня тоже не было в том самолете...

Прежде чем ответить, Глэдис долго молчала. Трудно говорить, когда человек в таком горе.

- Седина не хотела бы, чтобы из-за этого несчастья твоя жизнь пошла под откос, - повторила она аргумент, который казался ей самым сильным. Со временем Пол успокоится и ему станет легче, но говорить ему об этом сейчас не имело смысла. - Ты должен собраться, чтобы.., не огорчать ее. Возвращайся на свою яхту, это тебе поможет.

Краем глаза она заметила в коридоре Эйми и подумала, что Сэм и Дуг тоже должны скоро вернуться.

- Ты обещаешь, что будешь звонить? - снова спросил Пол, и Глэдис кивнула.

- Ну конечно. Номер тот же самый?

- Да, номер тот же, что я давал тебе в Харвиче. И я тоже буду тебе звонить. Иногда мне отчаянно хочется поговорить с кем-то, кто меня понимает...

Глэдис была искренне тронута.

- Типирит, мне помог тогда, летом, - сказала она. - Благодаря тебе я осознала, кто я такая и чего хочу. Жаль, что я тебя разочаровала...

- Ничего подобного! - с горячностью возразил он. - Я по-прежнему уверен, что у тебя все получится. Сейчас тебе трудно, ты колеблешься, может быть, даже немного боишься, но... Вот увидишь, рано или поздно ты соберешься с силами и сделаешь то, что должна сделать.

"А что я должна сделать? - подумала Глэдис. - Плюнуть на мужа и детей и заниматься исключительно собой, своей карьерой? Но тогда я непременно потеряю Дуга, а я не хочу..."

- Если это и будет когда-то, то очень не скоро, - ответила она грустно.

- Не "когда-то", Глэдис, - поправил он. - Однажды. Однажды! Чувствуешь разницу? Это может случиться и завтра. Не спеши расставаться с мечтой - лучше убери ее в безопасное место, да не забудь, куда положила. Она может понадобиться тебе в любой момент.

- Хорошо. - Глэдис было приятно слышать такие слова, они рождали надежду или хотя бы ее тень.

- Если бы ты знала, Глэдис, - он вздохнул, - как мне тяжело здесь, в нашей квартире, где все напоминает о ней! Хочется убежать куда-нибудь очень далеко, на край света...

- На "Морской звезде" это очень просто сделать, - мягко сказала Глэдис и вздрогнула - в кухню вошел Дуг и направился к холодильнику. - Главное, не сдавайся, будь сильным... А когда будет особенно тяжело - звони мне, добавила она, когда Дуг, найдя в холодильнике банку кока-колы, вышел с ней в гостиную. - Звони, и я постараюсь тебе помочь.

- Спасибо, Глэдис. Я тоже всегда готов помочь тебе. Впрочем, ты и сама справишься. Главное, не позволяй никому обращаться с тобой как с вещью. Ты сама себе хозяйка, и ты в долгу перед собой. Ясно?

- Так точно, сэр!

- Не забывай о себе ради других, Глэдис.

Разумный эгоизм - это... - он не договорил.

В его голосе опять зазвучали слезы.

- И ты.., тоже не забывай о себе, - тихо сказала она. - Твое одиночество оно не такое уж беспросветное. В каком-то смысле Седина остается с тобой...

Пол невесело рассмеялся.

- Да, наверное, ты права. Теперь она будет со мной даже на "Морской звезде"... - согласился он. Смех его нельзя было назвать веселым, но все же это было лучше, чем рыдания, которые он едва сдерживал.

Потом они попрощались. Положив трубку, Глэдис с тяжелым вздохом встала из-за стола и увидела Дуга. Он стоял на пороге кухни и, хмурясь, смотрел на нее.

- Кто это звонил? - спросил он сердито.

- Пол Уорд. Он позвонил, чтобы поблагодарить меня за фотографию Седины, которую я ему послала.

- Похоже, безутешный вдовец быстро оправился. Сколько времени прошло с тех пор, как погибла его жена? Не больше недели, верно?

- Что ты несешь? Это.., это просто ужасно! - с негодованием воскликнула Глэдис. - Пол плакал, когда говорил со мной!

- Разумеется, он плакал. Насколько мне известно, это самая старая из уловок. И самая безотказная. Уорду достаточно было только пустить слезу, чтобы разжалобить тебя, - и дело в шляпе! Вы ворковали, как влюбленные голубки!

- Это отвратительно. Дуг! Пол очень хороший человек, глубоко порядочный и честный. Просто сейчас ему очень одиноко. Я - его друг; к кому же еще обратиться, как не ко мне?

- Когда это вы успели подружиться? - Дуглас подозрительно прищурился.

- Летом, в Харвиче. Я же тебе говорила...

- Кажется, тогда его жены тоже не было с вами, не так ли? Ну и повезло же вам!

- Как ты можешь. Дуг?! Седина не могла приехать, потому что ее задержали дела. Ты, может быть, этого не знаешь, но некоторые женщины, представь себе, работают!

- И, заметь, очень кстати бывают заняты. Уж не она ли забила тебе голову этой чепухой насчет карьеры и прочего?

Дугласу, как видно, очень хотелось сорвать на ком-нибудь зло, и он пытался вывести Глэдис из себя. Но ему удалось только рассердить ее. Какие бы чувства она ни испытывала к Полу (а в них Глэдис сама еще толком не разобралась), она не собиралась обсуждать их ни с мужем, ни даже с самим Полом. Их взаимное влечение с самого начала приобрело характер дружбы, и Глэдис не собиралась ничего в этом менять.

- Не говори глупости, Дуг, - холодно ответила она, сдерживаясь из последних сил.

- Ты просто слепая, если не видишь, чего он добивается. Будь добра, скажи ему, чтобы больше не звонил - я этого не хочу. Честное слово, ты говорила с ним так, будто он твой любовник!

- У меня нет любовника, Дуглас, - отрезала Глэдис. - И я начинаю в этом раскаиваться. Возможно, я была бы намного счастливее. Жаль, что Пол Уорд не такой человек. Он любил свою жену, он уважал ее за то, что она делала и чего добилась. Впрочем, тебе этого не понять... Но я уверена, что Пол еще долго будет ее оплакивать.

- А что он сделает, когда наконец перестанет оплакивать свою несравненную Седину? Кинется к тебе? Многие женщины тем охотнее раздвигают ноги, чем больше у мужчины денег!

- Это мерзко. Дуг, - сказала Глэдис почти спокойно и, обогнув стоящего в дверях мужа, вышла из кухни в коридор. Ей не хотелось даже видеть его, и она снова поднялась в комнату Джессики, чтобы закончить уборку. Привычная работа помогла ей успокоиться, но на протяжении всего дня она старательно избегала мужа.

Вечером они все же пошли в кафе, но это не доставило Глэдис ни малейшего удовольствия. Она все время вспоминала отвратительное поведение Дуга. Он ревновал ее, но странно, что это только возмутило Глэдис. Разве это не проявление любви, пусть и своеобразное? Но взятый им оскорбительный тон не лез ни в какие ворота. Пол Уорд не был ее любовником и никогда не будет. Они были просто добрыми друзьями - в этом Глэдис ни минуты не сомневалась.

После кафе Дуг повел ее в кино, но фильм оказался очень грустным, и весь сеанс Глэдис проплакала. Вечер, таким образом, был погублен безвозвратно, к ее чувствам только добавились разочарование и досада. И все-таки в глубине души она надеялась.

Дуг, очевидно, тоже испытывал нечто подобное, так как, несмотря на поздний час, вовсе не торопился спать. Вернувшись домой, они долго сидели в гостиной и молчали, потом включили телевизор и наткнулись на старый фильм, который им обоим очень нравился.

- Прости меня за то, что я тебе сегодня наговорил, - неожиданно сказал Дуг. - Я знаю, что он не твой любовник.

Его раскаяние удивило Глэдис.

- Я тоже жалею, что разозлилась на тебя, - ответила она, немного помолчав. - Должно быть, сказывается общая атмосфера...

Глэдис не договорила, но оба знали, что она имеет в виду. Постоянное напряжение, в котором они жили в последнее время, сделало их до крайности нервными и раздражительными.

- Увы, брак не всегда бывает таким, как в медовый месяц, - вздохнул Дуг и вдруг добавил:

- Мне очень не хватало тебя, Глэд...

Это, а также упоминание об их медовом месяце тронуло Глэдис.

- Мне тоже, - ответила она и улыбнулась. Они так мало разговаривали друг с другом, что Глэдис порой начинало казаться, что она осталась в доме совершенно одна (дети, разумеется, в счет не шли).

Поев и выпив чаю, они поднялись в спальню и легли. На этот раз, когда Дуг потянулся к ней, Глэдис не оттолкнула его. Она позволила обнять себя, однако в их близости не было той страсти, о которой Глэдис мечтала. Дуг вел себя как-то неуверенно, почти робко. Он так ни разу и не сказал ей, что любит ее. Глэдис поняла, что отныне ей придется довольствоваться этим суррогатом счастливой семейной жизни. Ничего другого у нее все равно не было.

Глава 14

Прошло еще два месяца. Кое-как удалось склеить то, что было разбито, но черепки едва держались. Как Глэдис ни старалась, самого главного она забыть так и не смогла. Единственным, что ее поддерживало, были звонки Пола.

"Морская звезда" находилась теперь у берегов Югославии. Пол явно не хотел возвращаться домой.

- Я больше не хочу видеть те места, где мы когда-то бывали с Селиной, однажды сказал ей Пол, - не хочу ходить по тем же улицам и тропинкам.

- Боюсь, это означает, что ты никогда больше не сможешь посещать Европу, попыталась пошутить Глэдис, и Пол невесело рассмеялся. Он по-прежнему был безутешен, но оставался очень внимательным к Глэдис. Несколько раз он принимался расспрашивать о ее делах и очень расстроился, когда узнал, что Глэдис боится раскачивать семейную лодку.

- Глэдис, ведь речь идет не о ком-то, а о тебе! - упрекнул ее Пол, но Глэдис все время казалось, что он сравнивает ее со своей покойной женой. То, что было по плечу Селине, вряд ли было по силам ей.

Это, однако, нисколько не омрачило их отношений. Она была его "голосом в ночи", как он однажды выразился, единственным источником, из которого он черпал утешение. Глэдис же искренне считала свое знакомство с Полом даром небес и, оберегая эту единственную драгоценность, которая у нее еще осталась, перестала рассказывать мужу о его звонках. Ей не хотелось снова и снова слышать от Дугласа, что она набивается в любовницы к миллионеру или что, напротив, Пол ищет утешения в ее объятиях. При этом она вовсе не считала, что обманывает мужа. Дугу все равно невозможно было объяснить, что они просто друзья.

Как-то днем недели через две после ее последнего разговора с Полом в кухне раздался телефонный звонок. Пол чаще всего звонил именно в это время, поэтому Глэдис решила, что это, наверное, снова он.

Но это был не Пол. Звонил Рауль Лопес, и Глэдис так растерялась, что даже не сразу узнала его голос.

- Ну, что поделываешь, Глэдис? Твоя сопливая команда тебе еще не надоела?

- А-а.., это ты, Рауль. - Глэдис вытерла со лба проступившую испарину. Она чувствовала себя сейчас полной дурой. Почему она, черт возьми, не позвонила агенту и не предупредила, чтобы он больше ее не беспокоил? Вот опять все сначала: Рауль предложит ей новое интересное задание, она откажется, он на нее разозлится... Все по тому же образцу.

- Нет, не надоела, - ответила она твердо.

- А я, признаться, надеялся на другой ответ. Ладно, это неважно. У меня есть для тебя одно очень интересное предложение...

- Вот как? - Глэдис задумалась. В голосе Рауля явственно прозвучало волнение, что, вообще-то, бывало с ним нечасто. - Знаешь, - проговорила она чуть менее уверенно, - я даже не знаю, стоит ли мне слушать тебя дальше. Мой муж...

- Ты все-таки выслушай, - перебил Рауль. - Это задание как раз для такой привереды, как ты. Нужно отснять бракосочетание особ королевской крови в Лондоне. Это совершенно безопасно, тем более что там будут коронованные особы со всей Европы. Тебе повезло, нужен не просто хороший фотограф, а фотограф, который бы прилично выглядел и умел вести себя в обществе. Согласись, нельзя же послать на королевскую свадьбу какого-нибудь волосатого-бородатого в драных джинсах, будь он хоть гением художественной съемки! Словом, как десять минут назад сказал мне главный редактор, им нужна женщина, которая бы "выглядела как настоящая леди и умела себя вести как леди". Кроме того, раз ты все равно будешь в Лондоне, имеется еще одна работенка. Лондонская полиция вышла на банду, которая промышляет детской проституцией. В бизнес вовлекаются девочки в возрасте от восьми до четырнадцати лет, которые фактически находятся на положении рабынь. Это настоящий "горячий" материал. То, что ты там наснимаешь, появится в газетах всего мира. Работать будешь, разумеется, с полицией, так что в случае чего они тебя защитят. И, самое главное, на все про все у тебя уйдет не больше недели!

- О черт! - воскликнула Глэдис. Предложение Рауля в самом деле выглядело чрезвычайно заманчиво. Может быть, Дуг клюнет на бракосочетание королевских особ. Саму же Глэдис гораздо больше интересовал репортаж о детской проституции. Во-первых, она готова была сделать все от нее зависящее, чтобы этот кошмар прекратился. Во-вторых, это действительно была "горячая" работа для настоящего профессионала.

- Зачем ты мне все это рассказал, Рауль? - вздохнула она. - Ты что, специально задался целью любым способом разрушить мой брак?

- Ты - одна из лучших моих клиенток. Вспомни хотя бы свой гарлемский репортаж!

- Но это же было совсем другое дело! Дорога до Гарлема и обратно занимала у меня всего полтора часа на поезде. Успевала даже вернуться домой вовремя и приготовить детям ужин!

- Я сам буду готовить твоим детям ужин, пока ты будешь отсутствовать! перебил Рауль. - Или найму для них повара. Только... - тут голос его стал умоляющим, - ради всего святого, Глэдис, не говори мне "нет"! Ты просто обязана взяться за эту работу.

- Когда состоится бракосочетание? - устало спросила Глэдис, надеясь, что у нее будет время, чтобы подготовить Дуга.

- Через три недели, - ответил Рауль как-то уж очень небрежно, и Глэдис принялась быстро подсчитывать в уме.

- Но ведь это же День благодарения ень благодарения - национальный праздник, ежегодно отмечаемый в США в четвертый четверг ноября. Считается семейным праздником и отмечается традиционным обедом с фаршированной индейкой, клюквенным вареньем и открытым тыквенным пирогом.>!

- Более или менее, - неопределенно высказался Рауль. Ему очень хотелось, чтобы она согласилась.

- Что значит - "более или менее"? - возмутилась Глэдис.

- Хорошо, хорошо, это действительно падает на праздничную неделю. Ну и разве это не прекрасно? Когда еще тебе представится шанс посидеть за индейкой с президентом?

- Это не смешно, Рауль, - с досадой перебила его Глэдис. - Дуг тебя просто прибьет.

- Твой старый пингвин? - Рауль фыркнул. - Это я его убью, если он снова тебе помешает. Слушай, Глэд, сделай мне одолжение: подумай как следует над моим предложением, ладно? Завтра я жду твоего звонка...

- Завтра? Ты с ума сошел! Ты даешь мне всего одну ночь, чтобы объявить мужу о том, что в День благодарения я собираюсь бросить его и детей одних?!

- Я даю тебе целую ночь и полдня, - хладнокровно уточнил Рауль. - Кроме того, я выполняю благородную миссию: спасаю тебя от скуки и от мужа, который не способен по достоинству оценить твой талант. Использовать тебя просто как шофера и повара - это преступление. Ты обязана это изменить. Сделай это для меня, Глэдис. И для себя. В конце концов, себе ты должна больше, чем мне.

- Я попробую что-нибудь предпринять, - мрачно ответила она. - Каков бы ни был результат, я позвоню тебе завтра или послезавтра. Если, конечно, буду еще жива...

- Вот и умница, - ответил Рауль в своей обычной манере и добавил уже вполне серьезным тоном:

- Спасибо, Глэдис, До завтра.

- Не забудь прислать телеграмму с соболезнованиями, если завтра мое безжизненное тело найдут где-нибудь в парке, - пошутила Глэдис. - Хоть ты и обозвал Дуга "старым пингвином", когда дело касается его интересов, он превращается во льва.

- Твоему Дугу давно пора понять, на ком он женился. Он не может держать тебя под замком вечно.

- Не может, но пытается. И очень удачно. В общем, до завтра, Рауль.

- До завтра.

Она аккуратно положила трубку на рычаг и долго стояла возле кухонного стола, стараясь унять дрожь возбуждения. При одной мысли о том, что скажет Дуг, ей сразу становилось не по себе, но она ничего не могла с собой поделать. Рауль, как настоящий бес-искуситель, прекрасно знал, что ей следует предложить.

Еще несколько минут Глэдис раздумывала, потом, приняв какое-то решение, бросила быстрый взгляд на часы и, убедившись, что до ужина времени больше чем достаточно, помчалась на рынок.

Когда вечером Дуглас вернулся домой, его ждал сюрприз. Глэдис купила вина, русской икры, вырезки и других продуктов и приготовила настоящий шатобриан с его любимым горчично-перечным соусом, запекла в духовке картошку под майонезом, отварила французскую фасоль и фаршированные грибами перцы, тонко нарезала копченую лососину и разложила ее на блюде, украсив лимоном и пучками зелени. Все это выглядело так аппетитно и было так вкусно, что, садясь за стол с женой и с детьми, Дуг решил, что умер и попал на небо.

- Ты что, мам, машину разбила? - небрежно спросил Джейсон, намазывая икру на ломтик хрустящего хлеба с маслом.

- С какой стати! - с негодованием отмела его подозрения Глэдис, хотя вопрос сына заставил ее вздрогнуть.

- Сегодня у нас отличный ужин, - заметил на это Джейсон. - Вот я и решил, что ты сделала что-то такое, что могло бы рассердить папу.

- И теперь подлизываешься, - нанесла заключительный удар Джессика, накладывая себе вторую порцию картошки.

- Фу, что за глупости у вас на уме! - Глэдис притворилась возмущенной, хотя дети - в отличие от отца, который ничего не замечал, - были недалеки от истины.

На десерт она приготовила кофе и шоколадный мусс с мексиканским печеньем. Это был верный ход - отяжелевший от еды муж пришел в состояние сонной эйфории, и Глэдис решила, что теперь можно и рискнуть.

- Что за ужин! - промурлыкал Дуг, когда дети ушли к себе готовить уроки, а Глэдис села на маленькую скамеечку у его ног. - Что я сделал, чтобы заслужить такой сказочный ужин?

- Женился на мне, - ответила она, мысленно призывая на помощь всех богов и моля их быть к ней снисходительными хотя бы раз, хотя бы один-единственный разочек.

- Да, похоже, мне здорово повезло, - согласился Дуг и хлопнул себя по животу.

- И мне тоже, - сказала Глэдис вкрадчиво, но ей тут же стало стыдно. Вот уже несколько месяцев прошло с тех пор, как они в последний раз разговаривали друг с другом в таком дружелюбном тоне, да и сейчас это случилось только потому, что ей было кое-что от него нужно.

- Послушай, Дуг... - начала она нерешительно, но стоило ей поднять глаза, как Дуглас сразу понял, что и шикарный ужин, и ее смиренная поза у его ног, и мягкий, просительный тон - все это неспроста.

- Что, - спросил он, - Джейсон угадал? Ты разбила нашу машину? Или помяла крыло кому-то из соседей?

- Ничего подобного, - с гордостью ответила Глэдис. - Можешь проверить машина в полном порядке, за последние пять лет я вообще не совершила ни одного нарушения.

- Тогда, быть может, ты попалась на краже продуктов из универсама?

- Тоже нет. - Глэдис мысленно собралась.

Надо было решаться - ведь завтра она обещала перезвонить Раулю. - Мне сегодня звонил один человек, - произнесла она наконец.

- Какой еще человек? - Дуг сурово сдвинул брови, и Глэдис почувствовала себя четырнадцатилетней девочкой, которая упрашивает отца отпустить ее с кавалером в кино. Только страх и унижение, которые она при этом испытывала, были совсем не детскими.

- Рауль.

- О боже! Опять?! - Дуг резко выпрямился на стуле.

- Выслушай меня сначала! - заторопилась Глэдис. - Работа, которую он предложил, это.., это почти туристическая поездка. В Лондоне будут сочетаться браком члены королевской семьи. Такое особое задание, для женщины, умеющей держать себя в обществе.., ну и фотографировать. Там будет президент, и главы почти всех европейских государств...

- А тебя не будет, - отрезал Дуг.

- Но журналу нужна именно я! Дуг, пожалуйста!.. Мне бы очень хотелось...

- Мне казалось, что мы с тобой уже обо всем договорились. Неужели все начинается сначала? Почему я каждый раз должен напоминать, что у тебя дети и что ты несешь перед ними ответственность? Ты утверждала, что помнишь об этом, так почему ты так и норовишь бросить их одних?

- Но, Дуг, ведь поездка займет не больше недели! Дети не умрут, если меня не будет с ними в День благодарения!

Тут Глэдис едва не прикусила себе язык. Насчет Дня благодарения она собиралась рассказать Дугу гораздо позднее.

- Я не верю своим ушам, Глэдис! - воскликнул Дуг, театрально всплеснув руками. - Ты собираешься уехать от нас в День благодарения? А кто же будет готовить индейку и пирог с тыквой?

- Отведешь детей в ресторан - только и всего, - сухо возразила Глэдис. Кроме того, я могу приготовить праздничный ужин заранее. Дети и не заметят, что меня нет.

- Зато я замечу! Что на тебя опять нашло, Глэдис?

- Для меня эта поездка значит очень много. - "Особенно вторая ее часть, мысленно добавила Глэдис. - Я никогда не прощу себе, если не приму участия в судьбе этих малолетних бедняжек". - Я должна сделать это, Дуг!

- Тогда, быть может, ты не должна была выходить замуж и заводить детей. Я, во всяком случае, не собираюсь терпеть возле себя женщину, которая даже в праздники готова сорваться с места и лететь черт знает куда!

- Но ведь это, по крайней мере, безопасно!

- Конечно, если только террористы не взорвут самолет, как получилось с твоей подругой Сединой! Кроме того, самолеты до сих пор гибнут из-за обыкновенных технических неполадок, ошибок экипажа, из-за плохой погоды, и это происходит не так уж редко. Но ты, похоже, этого вовсе не учитываешь!

С точки зрения Глэдис, учитывать подобное было просто глупо, но Дуга это не смущало. Он жал на все рычаги, вынуждая ее к послушанию.

- С тем же успехом я могу погибнуть и в собственной постели, - парировала она. - Вдруг русские решат бомбить Нью-Йорк. Правда, сперва им нужно разобраться с тем, что происходит у них в стране, но исключать этот вариант тоже нельзя. Не так ли?

- Прекрати! - выкрикнул Дуг. - Что за чушь ты несешь?! Приди в себя, Глэдис!

- Это не чушь! Только ты никак не хочешь этого понять!

- Я все отлично понимаю и поэтому говорю "нет"! - заявил он наконец и встал. Глэдис осталась сидеть на скамеечке возле пустого стула. - Можешь не надеяться - я никогда не разрешу тебе ехать в Лондон. Но и удерживать тебя я тоже не стану, если хочешь - можешь отправляться куда угодно, это твое дело. Но не рассчитывай, что после этого мы будем продолжать жить одной семьей.

- Спасибо, Дуг, наконец-то ты высказался совершенно определенно, - Глэдис тоже встала и посмотрела на него в упор. Дуг был на полголовы выше ее, но казалось - они одного роста. - А теперь послушай, пожалуйста, меня. Я не собираюсь больше мириться с тем, что ты обращаешься со мной, словно я пустое место. Ты думал, мною можно вечно помыкать, меня можно шантажировать или просто не обращать никакого внимания на мои желания? Так вот, мое терпение кончилось!.. Если ты и дальше собираешься угрожать мне, я.., я просто не знаю, что я сделаю.

Но внезапно Глэдис поняла, что она должна сделать!

- Нет, я знаю! - воскликнула она. - Я поеду в Лондон и сделаю этот репортаж. Через неделю я вернусь и снова начну заботиться о детях и о тебе, как делала все это время. Но если ты опять захочешь мною командовать, я этого не потерплю. Я тебе этого просто не позволю!

Дуг выслушал ее гневную тираду молча. Потом он повернулся и, не сказав ни слова, вышел из кухни. Глэдис услышала, как хлопнула дверь спальни, и осторожно перевела дух. Кажется, у нее получилось! Впервые за семнадцать лет брака она осмелилась протянуть руку и взять то, что принадлежало ей по праву. Эта победа была тем более важной, что после того, как в пятнадцать лет Глэдис потеряла отца, она всегда считала, будто расстаться с Дутом - это худшее, что с ней может случиться. Но теперь она поняла, еще хуже - потерять себя. Она была опасно близка к этому.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы убрать посуду и закончить кое-какие домашние дела. Когда Глэдис поднялась в спальню, Дуг уже лег и погасил свет.

- Ты не спишь? - спросила она негромко. Дуг не ответил. Глэдис видела, как он пошевелился, и поняла, что не ошиблась. Встав в ногах кровати, она сказала:

- Мне очень жаль, что мы никак не можем договориться, но иного выхода у меня нет. Я люблю тебя, но... Я должна сделать это ради себя самой. Мне трудно это объяснить, но иначе я не могу.

На самом деле объяснить то, что она чувствовала, было вовсе не трудно. Просто Дуг ни за что не хотел ее понимать. Он слишком привык к тому, что он устанавливает правила, а она - следует им из боязни его потерять. Теперь, когда страх Глэдис почти исчез, у него не осталось над ней никакой власти.

- Я люблю тебя. Дуг, - повторила Глэдис, но успокаивала она не столько его, сколько себя. В последнее время ей не очень в это верилось.

Дуг снова не ответил, и Глэдис пошла в душ.

На лице ее играла победная улыбка. "Я смогла, смогла!.." - твердила она себе.