"Начать сначала" - читать интересную книгу автора (Стил Даниэла)

Глава 24

В октябре в Штатах объявили национальный мораторий, сопровождавшийся огромной антивоенной демонстрацией. Еще одна прошла в ноябре. Третьего ноября, выступая перед американцами, Никсон пообещал в ближайшее время закончить войну, и все, кто слушал его и верил, были полны надежд.

А шестнадцатого ноября нация вдруг прозрела — все были потрясены известием о том, что произошло в Майлас год назад.

Эти события докатились и до Вьетнама. В Штатах был задержан лейтенант Келли, а во Вьетнаме генералы допрашивали о подробностях дела всех, кто мог о них знать. Военная верхушка была в ярости. Во Вьетнаме обе стороны совершили уже столько жестокостей, но почему-то именно этот случай переполнил чашу терпения. Повсюду публиковались снимки убитых младенцев, застреленных детей. Офис «Ассошиэйтед Пресс», как и отделение «Тайме», Си-би-эс, Эй-би-си и Эн-би-си, получал все новые и новые запросы с требованием подробно осветить расследование этого кошмарного дела. Ральф и Пакстон были так загружены, что едва переводили дыхание, и Пакстон с трудом удавалось выкроить время для Тони.

Тони разными хитрыми путями удалось поменяться дежурствами, и в результате на День Благодарения им удалось съездить в Бангкок и немного отдохнуть. Они остановились в отеле «Монтиен» и прожили там четыре дня, ставших для Пакстон самыми счастливыми после ее возвращения в Сайгон. Теперь Тони стал для нее самым близким человеком на свете. Они были не только любовниками, но и друзьями, казалось, они могут сказать друг другу все, что думают. На обратном пути во Вьетнам они заговорили о Майлас и о лейтенанте Келли.

— Ты не был с ним знаком? — Пакстон было интересно подробнее узнать об этом человеке, но Тони, к счастью, никогда его не видел. Его не знал, но слышал немало историй, похожих на эту.

Конечно, так, между своими. Огласки они не получали. У нас достаточно солдат, у которых сначала сдают нервы, а потом и вовсе едет крыша. Это же игра без правил, Пакс, ты об этом прекрасно знаешь. И многие срываются. Их друзей убивают, никакого выхода нет. Когда лучший друг случайно подрывается на мине, это трудно перенести. Они сходят с ума и вымещают злобу на «чарли».

Так, видимо, и случилось в Майлас, но все равно это вызывало отвращение. Война слишком затянулась и оказывалась слишком безобразной.

На Рождество они с Тони ходили на шоу Боба Хоупа.

Странно было думать, что всего лишь год назад Пакстон ходила на шоу Анны-Маргет вместе с Биллом. Но здесь год — это совершенно другой промежуток времени, гораздо больший, чем в любом другом месте. Год во Вьетнаме — это целая жизнь. Затем они вернулись в гостиницу и тихо посидели вдвоем, а утром Пакстон позвонила домой в Саванну. На следующий день они с Тони зашли к Ральфу и Франс и принесли подарки всем, в том числе Ану и малышке. Благодаря заботам Франс маленькая Пакс чувствовала себя прекрасно, и было видно, что Ральф от нее тоже без ума. Девочка была похожа на отца и на мать одновременно. Ральф по-прежнему пытался убедить Франс, что им необходимо пожениться, но пока ничего не добился.

Ральф приглашал Пакстон поехать с ним в дельту Меконга, где он собирался писать репортаж о первом дне нового года, но Пакстон в последние дни слишком запустила работу. Тони в этот день как раз был занят, и она хотела посидеть у себя и написать наконец все что нужно. А потом они с Тони поехали на два дня в Дананг на Китайский берег. Когда они вернулись, Пакстон сразу же отправилась к Ральфу в «Ассошиэйтед Пресс», чтобы узнать подробности о захвате военной базы в Анлок.

Но оказалось, что никто не знает, где он. Пакстон приехала на следующий день. К этому времени уже все стало известно. Когда она вошла, воцарилась жуткая тишина. Она сначала не обратила на это внимания, подошла, проверила телетайпы, затем вернулась в офис, чтобы найти Ральфа. Но его опять не было. На столе стояла чистая кофейная чашка, значит, он еще не приходил. Пакстон подумала, стоит ли его ждать, взглянула на часы и только теперь заметила, что на нее смотрят. Все сотрудники сидели и молча смотрели на нее. Они уже обо всем знали, но каждый боялся сказать первым.

Все знали, что они с Ральфом были друзьями. Наконец к Пакстон подошел заместитель директора бюро. Ни слова не говоря, он жестом пригласил ее, к себе в кабинет. Недоуменно нахмурившись, Пакстон последовала за ним.

— Что случилось? Где Ральф? — звонко спросила она.

Она была молода и, как всегда, торопилась. Нужно было собрать материал для нескольких репортажей, и Ральф ей был нужен позарез. И тут она узнала.

Ральф погиб на обратном пути из Митхо, погиб по глупости — его джип напоролся на мину.

«По глупости»… А когда это бывает иначе? Есть ли вообще умный способ погибнуть? По ошибке попасть под пули своих, подорваться на пластиковой бомбе в ресторане, быть сраженным гаубицей? Что в этом умного? Какая разница, как именно это произошло?

И сейчас, услышав слова замдиректора, Пакстон только села и молча смотрела на него, не в силах поверить. Этого не может быть.

Этого не может быть с Ральфом. Он провел во Вьетнаме годы. Он такой опытный, проницательный, добрый, хороший и такой осторожный. И ему уже тридцать девять, и у него недавно родился первый ребенок. Разве это кому-то известно? Разве об этом сказали тому парню, который подкладывал мину? У него ребенок… Неужели никто не услышал этих слов? Или никому не было до этого дела? Что-то было не так. Она, не говоря ни слова, поднялась и вышла из офиса, вернулась в отель, взяла напрокат машину и поехала прямо в Кучи, совершенно забыв об опасности. Она должна была встретиться с Тони и обо всем ему рассказать.

В тот миг, когда он увидел, как Пакстон идет по территории базы, он решил, что у него галлюцинация. Она была даже без полевой одежды — в розовой юбке, легкой блузке и белых босоножках. Да и вообще он увидел ее по чистой случайности.

Тони как раз уезжал с базы — вез на маневры новых рекрутов.

И вот сейчас он выскочил из джипа и, приказав капралу подождать на холостом ходу, побежал к ней через всю базу.

— Откуда ты здесь? — Пакстон его безумно напугала. Он сразу же понял, что в Сайгоне что-то случилось, но затем, увидев, как она одета, решил, что ошибся. — Кто тебя привез?

— Я сама приехала, — отстранение ответила она. Она как-то странно озиралась по сторонам, будто кого-то искала.

— Что с тобой, Пакстон? Что случилось? — Наверное, все-таки что-то произошло. Она избегала его взгляда и выглядела рассеянной и в то же время возбужденной. Тони было знакомо это состояние — такими бывали парни, когда гибли их лучшие друзья: это бывал шок и одновременно какое-то неистовое исступление. Внезапно он понял и схватил ее за плечи. Он держал ее перед собой и заставил посмотреть себе в лицо.

— Малышка, что с тобой? — Теперь он обрадовался, что она приехала, хотя поездка на базу Кучи в полном одиночестве казалась совершенным безумием. Но Пакстон действительно обезумела. Она взглянула на Тони и внезапно начала судорожно хватать ртом воздух. Рыдания застревали в горле и душили ее.

Стало трудно дышать. — Тише, тише… Дыши медленнее, так, так… Все в порядке… — Еще один рекрут уставился на них, но Тони было наплевать. Сейчас он думал только о Пакстон, задыхавшейся у него в руках.

— Скажи, что случилось?

— Ральф… — Она смогла выговорить только имя, но Тони почувствовал, как внутри у него что-то оборвалось.

— Все в порядке… дыши медленнее… задержи дыхание… — Он осторожно усадил ее на землю и сел рядом. — Ну что ты… Что ты, Пакс… — Он сам прошел через это и очень хорошо знал это состояние, видел такими других… а потом она рассказала.

— Он подорвался на мине два дня назад, когда возвращался с Меконга. И никто не сказал мне. — Она отрешенно смотрела в пространство, а затем вдруг зарыдала, сотрясаясь, в бессильной злобе и отчаянии заколотила кулаками в его грудь. — Подонки… будь они прокляты! Эти ублюдки… Они убили его… Столько лет не могли… и вот теперь… — Тони было тяжело ее слушать, но ему все это было очень, очень давно знакомо.

— Франс знает?

— Не знаю. Я ей еще не звонила.

Черт. С ребенком от американского солдата и с новорожденной на руках… Как, черт возьми, она будет жить с двумя детьми-полукровками? Умирать с голоду? Родители помочь ей не смогут, у них самих ничего не осталось. И никто ей не сможет помочь. Да, только этого ей и не хватало.

Тони обнял Пакстон и нежно поцеловал.

— Мне очень жаль, но надо ехать. У меня тут целая группа парней, которые ждут, когда я повезу их на учения. Как только мы вернемся, я приеду к тебе в гостиницу. А сейчас я договорюсь, чтобы кто-нибудь отвез тебя обратно в Сайгон.

Она кивнула, как послушный ребенок, глядя мимо него, и он побежал искать кого-нибудь, кто был занят меньше других, чтобы тот отвез Пакстон.

— Будь осторожен! — крикнула она ему вслед, он махнул ей рукой и уехал.

Всю дорогу назад Пакстон сидела словно в оцепенении. Она не сказала ни слова молодому парню, который ее вез, не спросила, как его зовут, не ответила ни на один его вопрос. Она просто сидела, уставившись в окно, и неотступно думала о Ральфе, о Франс, об Ане и малышке Пакси. Вернувшись в гостиницу, она вошла в комнату, бросилась на кровать и так лежала, смотря в потолок. Когда звонил телефон, она не снимала трубку. Поэтому, когда в восемь вечера Тони добрался до гостиницы, он был вне себя от беспокойства. Он подумал было, что теперь что-то случилось с Пакстон. Ведь тот мальчишка, которого он послал с ней в Сайгон, так и не вернулся на базу. Напряжение начало сказываться на каждом — все они пробыли во Вьетнаме уже слишком долго. Влетев в комнату, Тони увидел, что она лежит, смотря пустыми глазами в потолок.

— Малышка, возьми себя в руки. — Он лег рядом и тихо сказал:

— Подумай, он сам шел на риск. Он же знал, что это может случиться в любой момент. Просто мы надеемся на лучшее, и он надеялся.

— Он был самым лучшим журналистом из всех, кого я знаю… Он был… моим лучшим другом… — пробормотала она и стала похожа на ребенка, который носком ботинка бросает камешки в реку. Затем она взглянула на Тони. — Если не считать тебя. Но он был не просто другом, он стал для меня тем, кем не смог стать мой брат Джордж.

— Я знаю. Мне он тоже нравился. Я встречал здесь много симпатичных людей. Одним повезло больше, и они вернулись домой, другим не повезло. Если бы Ральф боялся смерти, он давно бы уехал отсюда.

Пакстон знала, что это правда, но это ничего не меняло.

Боже, как ей будет его не хватать.

— А что Франс? Что с ней теперь будет?

— Это, — мрачно ответил Тони, — другая история.

Будущее ее скорее всего окажется нелегким.

Он принял душ и переоделся. Они решили не звонить Франс заранее, понимая, что, следуя правилам восточной вежливости, она будет говорить, что с ней все в порядке, даже если это вовсе не так. Поэтому они сели в джип Тони и поехали без звонка.

Как и в ту ночь, когда родился ребенок, им долго никто не открывал, но Тони видел свет в окнах. Тогда они позвонили в другую квартиру. Их обругали из окна, но все же впустили.

Пакстон и Тони подошли к ее двери. Было тихо, только изнутри доносились звуки музыки. Они долго звонили, но безрезультатно. В квартире был включен свет, работало радио, но больше не было слышно ни звука. Тони встревоженно посмотрел на Пакстон.

— Мне кажется, тут что-то неладно. Или я ошибаюсь?

Может быть, она слишком переживает и никого не хочет видеть… Но дети тоже молчат… Или они все ушли? Возможно, там просто никого нет? Может, зайдем попозже?

Но Пакстон молча покачала головой, у нее тоже появилось какое-то странное предчувствие.

— Как бы попасть в квартиру? — тихо сказала она.

— Ты предлагаешь выломать дверь? — озабоченно спросил Тони. — За это нас могут арестовать.

— Думаешь, хозяин тут где-то рядом?

— Возможно. Не знаю, как у тебя с вьетнамским, но я вряд ли смогу сообразить, как сказать «Извините, сэр, не могли бы вы впустить нас в эту квартиру?». Ладно, обойдемся без хозяина. — Тони вынул из кармана складной нож и начал возиться с замком. Сначала ничего не получалось, и он уже хотел сдаться, но дверь неожиданно поддалась и медленно открылась внутрь.

У них обоих возникло странное чувство. Они так старались проникнуть внутрь, но теперь, когда дверь наконец открыта, вдруг появились сомнения, а стоит ли входить? Это напоминало непрошеное вторжение.

Тони вошел первым. Пакетов последовала за ним. Они не знали, что увидят, и в первый момент почувствовали себя глупо, когда огляделись вокруг и увидели, что в квартире царит идеальный порядок. Собственно, он был даже слишком идеальным.

По-прежнему тихо играла музыка. В комнате Дна горел свет, и Пакстон заглянула туда. Там никого не было. Тони вошел в спальню, но вдруг остановился и инстинктивно поднял руку, загораживая Пакстон дорогу.

— Не ходи.

Но она шла слишком быстро и в тот же миг уже была в комнате. Как будто бы все в порядке. Они просто заснули.

Франс в своем аодай с нежной улыбкой на лице, прижимающая к себе малышку в красивом крошечном платьице, которое шили, наверное, специально для нее. Маленький ан, как ангелочек, спал рядом. Он был в своем лучшем костюме, волосы вымыты и аккуратно расчесаны. Пакстон все еще ничего не понимала. Она хотела сказать Тони, что надо говорить потише, чтобы не разбудить их, но их уже не могло разбудить ничто. Тони убедился в этом окончательно, когда нагнулся над ними и коснулся лиц.

Они были мертвы уже довольно давно. Франс отравилась сама и отравила детей, как только узнала о гибели Ральфа. Рядом на столике лежала записка по-вьетнамски и письмо, адресованное Пакстон. Тони встал перед ними на колени, глаза его наполнились слезами Пакстон подошла и встала рядом. Она тоже плакала, а затем встала на колени и коснулась каждого из них, как будто хотела благословить.

— О Боже, зачем?.. — прошептала она. — Зачем?

Не стало Ана, не стало малышки. Той самой, которую они принимали всего три с половиной месяца назад. И вот ее нет больше… Пакс… мир… Франс хотела быть с Ральфом, так было сказано в записке. Она хотела, чтобы все снова были вместе, и она знала, какая ужасная жизнь ждет их в Сайгоне.

— Она могла поехать в Штаты , или могла… — говорила Пакстон, но Тони только качал головой. Он знал лучше. В Сайгоне без Ральфа она превращалась в ничто. И вот она ушла, чтобы быть с ним, и взяла с собой детей. Все они сейчас, лежа на кровати, казались такими красивыми, такими милыми, нежными…

Пакстон и Тони долго стояли, смотря на них, потом Тони пошел звонить в полицию. Когда они приехали, он объяснил, что здесь, по его мнению, произошло. Письмо, адресованное Пакстон, подтвердило его догадки В нем Франс снова благодарила ее и Тони за все, что они для них сделали, прощалась и желала счастья и долгих лет жизни. Пакстон выронила письмо и зарыдала в объятиях Тони. Никогда она не видела и не испытывала ничего более ужасного. Она смотрела, как их уносили. Ана завернули в небольшое белое полотнище, малышку накрыли вместе с матерью. Этого Пакстон уже не могла вынести. Она все еще рыдала, когда Тони привел ее в гостиницу и заказал две порции бренди.

— О Боже! Тони, но почему? Почему она это сделала?

— Она считала, что в этом ее долг.

Горечь утраты. Такой Пакстон еще никогда не испытывала.

Растерянность, отчаяние, печаль, одиночество. Она потеряла друга.

Неужели когда-нибудь это пройдет и она станет такой же, как и раньше? Тони знал, чтоquot; даже если так покажется, на самом деле прежней Пакстон не будет уже никогда. Они все здесь такие. Кусочки сердец отсохли и отвалились…

Прошло немало времени, прежде чем Пакстон почувствовала, что пришла в себя хотя бы наполовину. Январь она прожила как в тумане, затем февраль. И вот наконец в марте, когда начались тропические ливни, она стала понемногу оживать. В общей сложности она пробыла :во Вьетнаме почти два года. Ас Тони она была вместе уже восемь месяцев, что здесь воспринималось как целая жизнь. Говорить и писать о Ральфе, Франс и детях она просто не могла. Но вместо этого писала о других, кого потеряла и о ком могла упоминать, не приходя всякий раз в состояние полного ступора. Однако Тони, конечно, был прав.

Они оба стали другими.

Теперь они реже выходили, а из-за плохой погоды перестали выезжать на выходные за город, даже когда Тони получал увольнительную. Вместо этого они сидели в комнате Пакстон, разговаривали, пили вино, любили друг друга, старались придать смысл тому, что происходило вокруг. Теперь Пакстон стала писать жестче, сильнее. Из редакции ей сообщили, что ее ждет премия, но Пакстон не заботили подобные мелочи. Они давно потеряли для нее смысл. Единственное, что было важно, — это выжить, увидеть окончание войны, быть может, вернуться домой и посмотреть, что там происходит, происходит ли вообще.

Теперь они часто говорили о Джое, и Пакстон убеждала Тони, что нужно писать мальчику чаще.

Срок службы Тони заканчивался в июне, и он твердо знал, что больше не будет продлевать его. А что делать вместо этого, он еще не решил. Больше находиться во Вьетнаме ему не хотелось, но он совершенно не был уверен, что готов вернуться домой. Да и Пакстон понятия не имела, что собирается делать дальше. В прошлом году она сообщила в газету, что пробудет еще, год, но это же не имело силы закона — она может уехать раньше или позже. Они с Тони никогда не обсуждали свои планы на будущее, зная, что во Вьетнаме это очень опасно.

Здесь все становились суеверными.

Но теперь они стали счастливее, сильнее и ближе друг к другу, чем раньше. Смерть Ральфа, Франс и детей настолько потрясла Пакстон, что ей надо было зацепиться за кого-то. Таким человеком для нее оказался Тони. Она тоже стала ему необходима. Правда, мысль о возвращении в Штаты пугала его, хотя он почти не говорил об этом. Единственное, что они решили, — съездить в мае в Гонконг, а уж потом видно будет. Пакстон до сих пор носила колечко, которое подарил ей Тони, когда они были там в последний раз. Так она подчеркивала свою внутреннюю связь с ним. Кольцо с двумя сердцами — рубиновым и бриллиантовым. Тони трогало то постоянство, с которым Пакстон носила его кольцо. Он не давал ей никаких обещаний, ничего не требовал, но его сердце принадлежало ей. Навсегда.

За три недели до предполагаемой поездки в Гонконг во время муссонов Тони выехал на территорию, где несколько недель назад засели вьетконговцы. Они любили просачиваться во время муссона, ведь американцам не слишком хорошо удается преследовать их во время тропических ливней. Больше всего они страдают от постоянно мокрой одежды и особенно от того, что от сырости преют ноги.

Жарко, липко и влажно. Очень скверно везде, куда бы они ни шли. Но нужно было выбить вьетконговцев с этой территории. Они вышли во вторник и почти с ходу наткнулись на основную засаду. Пятнадцать человек полегло сразу, девять были ранены. Вертолеты кружили над самыми джунглями, но за завесой дождя было невозможно ничего разглядеть, а самолеты-разведчики просто не могли подняться в воздух при такой погоде, Отряду на помощь выслали второе соединение, появились новые убитые. Лейтенант получил несколько ранений. Прошло два дня, прежде чем с колоссальными потерями всем удалось пробиться назад и отступить к базе в Кучи, унося убитых и раненых. Они вернулись мокрые, больные, выдохшиеся, потрясенные тем, через что им пришлось пройти. Они вернулись без Тони Кампобелло. Он значился в списке пропавших без вести.