"Рыба в чайнике" - читать интересную книгу автора (Барякина Эльвира, Капранова Анна)

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

(воскресенье)

На следующий день Лиля проснулась необычайно рано — в 7 утра. Она посмотрела в окно, за которым чернела зимняя мгла, потом на аккуратно заправленную кровать соседки, потом на свое вечернее платье, брошенное кое-как на спинку стула… Вчерашние воспоминания тут же закружили голову. Счастье было ласковым и в то же время кипучим. И о нем требовалось немедленно поведать всему свету.

Список всего света, без сомнения, возглавляла Галя.

Стараясь не растерять на ходу тапочки, Лиля помчалась на поиски подруги. В такую рань она могла быть только в одном месте — на кухне. Она специально вставала, как можно раньше, чтобы успеть занять место у плиты.

Галя была страсть какая хозяйственная и умела готовить не хуже ресторанных шеф-поваров. Но как ни странно, ее любимым блюдом были обыкновенные свежие огурцы, которые не переводились в ее холодильнике даже зимой.

На кухонном столе уже стоял огуречный салат, и сейчас Галя занималась приготовлением настоящего украинского борща.

— Привет! — сказала Лиля, подсаживаясь к ней.

— Здорово! — всхлипнув, ответила та. Она резала лук со всеми вытекающими из этого последствиями. — Давай-ка, бери ножик!

Лиля охотно согласилась помогать, тем более что все было уже почти порезано.

Галька была великолепным слушателем, хотя изредка и перебивала Лилин рассказ не совсем подходящими фразами типа: «Подай мне соль!» или «А мой Леха вчера мне заколку купил».

Лиля уже перешла к описанию своего восхождения на второй этаж, как вдруг по коридору раздались шаги. Это были «финики».

Первым в кухне появился Поручик. Со сна он был слегка взъерошенным и гораздо более розовым, чем обычно. Борис же был одинаков в любых жизненных ситуациях, всем своим существом оправдывая поговорку «Красоту ничем не испортишь».

Галя открыла крышку над аппетитно булькающей кастрюлькой, удовлетворенно хмыкнула и повернулась к юношам.

— Чего хотим?

Поручик переглянулся с Борисом.

— Галь, ты это… Слушай, будь другом, скажи, что можно приготовить из наших продуктов?

Лиля была поражена. Честно говоря, ей казалось, что Ржевский сейчас накинется на нее и станет выпытывать о Марко, а она будет отворачиваться и говорить, чтобы не лез не в свое дело. Оказалось, этот вопрос интересует его меньше, чем еда! О, мужчины! Гады вы после этого!

— Вы можете объясняться точнее? — спросила Галя. — Из каких продуктов вы собрались готовить?

Поручик покосился на Лилю, но голод победил в нем все остальные чувства.

— Ну, это… У нас есть яйцо, два пряника и полбанки аджики.

Данный набор вверг Галю в некоторое раздумье. В конце концов, она вынесла вердикт:

— Как не крутись, а иного не дано: варите яйцо, мажете аджикой, а потом пряники с чаем слопаете…

— Нам этого мало, — пояснил ситуацию Борис.

«Финики» хотели есть. И всячески намекали, что мечтают об угощении.

— Так долго ли в киоск сбегать? — насупившись, спросила Лиля.

Поручик поник плечами.

— У нас денег нет.

— Как это нет? — изумилась Галя. — А кто в пятницу степуху получил?!

— Мы записались в качалку и купили книжку по финансовому анализу.

— А чего тут анализировать? Финансов у вас как не было, так и нет, потому что вы не экономите ни фига!

Лиля знала, что пропасть «финикам» не дадут. Так и случилось. Продержав их в покаянном состоянии с полминуты, Галя великодушно указала на табуретки у стола.

— Садитесь, дармоеды, зла на вас не хватает!

Юноши переглянулись, празднуя в душе победу. Лиля молчала, хотя вообще-то и продуктов было жалко, и «финики» вызывали отвращение. Она не понимала, ну как так можно: всему свету объявить, что ты любишь девушку, а потом прийти к ее подруге и изображать из себя сироту казанскую?! Причем в присутствии любимой! А как же имидж героя-супермена?!

Но «финики» считали, что гораздо лучше быть сытой сиротой, чем голодным суперменом. Более того, они клянчили еду постоянно, а от них самих можно было дождаться в лучшем случае пряника с аджикой. Готовить они не умели и даже гордились этим, считая свое неумение атрибутом мужественности.

Раз «финики» сели питаться, это значило, что закончат они нескоро. Сначала съедят по первой порции, потом Галя посмотрит на тощенькие Поручиковы ножки, удивится причудливости природы и даст ему добавки. Борису тоже, конечно, достанется, чтобы не было обидно. А вот Лиле не удастся поговорить с подругой, в холодильнике убавится количество продуктов, Поручик, несмотря на свой вчерашний подвиг, опять покажется ужасом на колесиках… В общем, она решила, что лучше не травмировать свою психику и пошла собираться на репетицию.

* * *

Ради наступления счастья надлежало много и упорно трудиться, и Лиля отправилась в школу воплощать придуманное Ванечкой «шоу фонарей».

Актовый зал встретил ее полной неразберихой: модели столпились в кучу и чего-то громко обсуждали. В некотором отдалении от них восседал помощник по всем делам и грустил, подперев щеку ладонью. Лиля застыла на пороге.

— Эй, народ, что здесь происходит?!

Модели заметили руководство и расступились.

— Лиль, — произнесла Жанна, чуть не плача, — глянь на Форточкину!

Лиля посмотрела и схватилась рукой за сердце. Конечно, она хотела устроить «шоу фонарей», но ведь в буквальном, а не в переносном смысле! А Небесная Канцелярия все опять поняла неправильно: у самой красивой модели агентства Иры Форточкиной под глазом красовался огромный фингал.

Форточкина сидела на стуле с самым несчастным видом и пыталась прикрыть свою травму медной монетой. Наверное, она надеялась таким образом рассосать гематому.

— Горе ты мое! — воскликнула Лиля и, поворотив модель к окну, стала рассматривать характер телесных повреждений. — Тебя что, били?

— Нет! — всхлипнула Форточкина.

— А зря! — отозвался Ванечка. — Ей бы надо всыпать, как следует, чтобы ворон не считала! Что, землю-то с высоты собственного роста уже не различаешь? Сил моих Ванечкиных нет!

Когда он сердился на моделей, то всегда попрекал их длинной. Девчонки считали, что он так делает из-за комплекса неполноценности, потому что Лилин помощник был ниже всех в агентстве. Не считая, конечно, своего брата.

После долгого шума и объяснений выяснилось, что по дороге в школу Ира поскользнулась и каким-то непостижимым образом стукнулась о мирно стоящий экскаватор.

— Техника тоже пострадала? — спросила Лиля, склонная ожидать от Форточкиной всего, что угодно.

— Не знаю, — заплакала Форточкина. Она еще до конца не познала саму себя и все время удивлялась, как с ней могло такое случаться.

Ванечка заерзал на своем месте.

— А я знаю одного мальчика. Он ей все закрасит.

Но Форточкинский фингал сиял настолько вопиюще, что легче было поставить еще один для симметрии, заявив, что нынче так модно и престижно. И это был единственный выход.

— Ну что, куколки, — сказала Лиля, подражая Марко. — С концепцией показа мы уже определились благодаря Ивану, а концепцию макияжа выяснили благодаря Ире Форточкиной. Будем красить веки в темно-фиолетовый цвет и изображать из себя неких потусторонних женщин.

— А кому не идет быть потусторонней? — подала голос Жанна.

— Тот окажется по ту сторону двери во время показа. Так, все быстро на сцену! Начинаем!

* * *

— Лилия Рощина! — произнес Ванечка, когда они спустились в ближайшую пельменную перекусить. — Ты почему не спрашиваешь у меня, что я сделал за вчерашний день для процветания агентства?

Лиля подозрительно воззрилась на своего помощника.

— А что ты сделал?

Ванечка уже съел свой обед и пришел от этого в благостное настроение, отчего ему хотелось хвастаться и прославляться. Он полез к себе в карман и царственным жестом вытащил чью-то визитку.

— Это компания «Свет»!

— Каких Свет? — не поняла Лиля. — Феминистки, что ли?

— Да нет! — нетерпеливо отмахнулся Ванечка. — Они электротехникой занимаются и нам призы дают на вечеринку. Для конкурсов. Целых пять торшеров.

— Чего?!

Лиля в ужасе представила, как ведущий будет разыгрывать на сцене какое-нибудь страшилище с малиновым абажуром.

— Слушай, а, может, лучше не торшеры?

Ванечка обиделся до глубины души.

— Я здоровья своего не пожалел! Понесся! Людям ситуацию объяснял часа три, не меньше!

— Ну, Вань! Как ты с торшерами на сцену полезешь?

— Я не полезу! — гордо объявил он. — И вообще поздно что-либо менять. Они уже у меня дома лежат. Я тут, кстати, один себе оставил. Он маме сильно понравился. Ты не против мамы?

Лиля посмотрела на него исподлобья.

— Вань, ты, конечно, хороший человек, но…

— Вот и славненько, — перебил ее Ванечка. — Надо будет только придумать надлежащие конкурсы.

— Сам ими и займешься.

Помощник по всем делам слегка задумался.

— Нет. Я не могу. У меня сессия, — сказал он, придав лицу как можно более убедительное выражение.

— У меня тоже сессия! — принялась возмущаться Лиля. — Имей совесть!

— Я в прошлый раз ее имел. А сейчас буду учиться.

— Как же! Ты всегда все списываешь!

— Не всегда!

Лиля недоверчиво приподняла бровь.

— И что же ты сдал, не списывая?

— Физкультуру!

— Полжизни отдам, чтобы посмотреть, как ты отжимаешься и бегаешь в спортивных трусах!

Ванечка фыркнул:

— Что я, дурак, бегать? Мне наш препод просто так все поставил. За красивые глаза.

— Мне-то не ври!

— Правда! Он спросил, чего это я ношу сережку в ухе, и я ему сказал, что я — голубой. Он тут же мне зачет поставил и сказал, чтобы моей ноги не было в его спортзале. А ты говоришь — «бегать»! Как же!

Лиля очень постаралась и не поддалась Ванечкиному обаянию.

— Как хочешь, а программа все равно будет за тобой. Мне некогда. Ты что ли будешь с девками репетировать?

— Не я, — сознался он.

— Вот и будь добр — сочиняй все сам.

Ванечка проследил, как начальство допило компот, и поднялся.

— Пошли. Обеденный перерыв окончен.

Лиля взяла свой поднос.

— Знаешь, что мне кажется? — произнесла она задумчиво. — По-моему, программу вечеринки надо как-то разнообразить. А то дурацко получится, если всю ночь будут одни модельные показы. Надо что-нибудь добавить в программу.

— Может, стриптиз? — предложил Ванечка. — Народ это любит.

— Я знаю! А Марко что подумает? Решит, что мы бордель тут разводим. Сраму не оберешься…

— А давай, мы его на время куда-нибудь уведем. Скажем, на крылечко покурить.

— Так ведь он все равно из рекламы узнает.

— Как?! Он в Москве, а ролики-то только по городу идут!

Лиля покачала головой.

— Ох, не знаю… А вдруг провалимся?

— Не провалимся! — оптимистично заверил Ванечка. — Я все буду держать под контролем!

Когда они выходили из пельменной, его озарила еще одна гениальная идея.

— Знаешь, Рощина, — заявил он, остановившись на ступеньках, — обладая мною, ты сможешь многого достичь в этой жизни!

* * *

Весь вечер Лиля лежала на своей кровати, водила ногой по обоям и пыталась учиться. Завтра предстоял кошмар — начало зачетной сессии. А первым зачетом был «Технико-экономический анализ деятельности промышленного предприятия».

Лиля считала, что это оскорбление для ее мозгов. Ее ум категорически отказывался воспринимать что-либо умное. Поэтому она смотрела в книгу, а видела фигу.

Вот глупое лезло в ее голову в огромных объемах. За три часа, проведенных над учебниками, студентка Рощина не обогатила свою память ответом ни на один из ста четырех вопросов зачета. Зато она обогатила мировую культуру десятком стишков примерно следующего содержания:

У меня тельняшка-майка, Пузо голое и шорты, Я — неряха и лентяйка, Ну а мне летать охота! Я валяюсь и толстею. Виноват во всем экзамен, Я его не одолею: Я воще ниче не знаю!

Было нескладно, зато эти вирши отражали Лилино настроение.

Как можно учиться, когда тебя вчера провожала любовь всей твоей жизни? Преподаватели совершенно не думают о своих студентах. Они считают, что учиться и влюбляться можно одновременно. Но Лиля на своем жизненном пути встречала только одного человека, который умудрялся совмещать приятное с полезным — Поручика Ржевского. И что, разве что-то хорошее из этого вышло?

И Галька как назло ускакала куда-то со своим артиллеристом. У нее не было зачета, и она могла позволить себе счастье. Эх, сидят они сейчас с Лешкой где-нибудь в кино и целуются как полоумные. А потом Галька припрется с блаженными от пережитого глазами, будет говорить невнятные вещи и вытирать размазавшуюся фиолетовую помаду.

А еще препод по «Анализу» был полным кошмаром. По финансовому факультету ходили байки о том, что этого типа с мирной фамилией Березкин неоднократно пытались подкупать, шантажировать, а один раз даже бить, но ничего не помогало. Было практически невозможно сдать ему даже зачет, не говоря уже об экзамене. Он всегда замечал шпаргалки, задавал каверзные вопросы и никогда не выходил из аудитории, чтобы дать студентам посовещаться между собой… Еще у него была мерзкая привычка объявлять, что он всегда ставит не менее трех двоек или незачетов на группу. Так что, если группа сдавала хорошо, то «неуды» получали те, кто отвечал последними. В общем, Березкин был страшен.

Никогда за все пять лет обучения студенты не пахали столько, сколько перед «Анализом». Самыми истрепанными книгами в университетской библиотеке были книги по «Анализу». Никому из преподавателей не покупалось такое количество цветов, газированной воды и «памятных подарков от группы», как преподавателю «Анализа».

А Лиля Рощина даже не знала Березкина в лицо, ибо не посетила ни одной из его лекций.

Теперь оставалось только страдать от предвкушения незачета и ждать милостей от природы.

Лиля посмотрела на стоящий на тумбочке будильник. Время было без пяти двенадцать. Тут ей вспомнился трогательный студенческий обычай «ловить халяву». Вообще, она не особо верила в такие народные приметы, но попробовать все-таки стоило. Все равно ведь надеяться больше не на что.

Ловить халяву надо было следующим образом: ровно в полночь перед экзаменом полагалось выключить в комнате свет, высунуться в форточку с зачеткой и громко крикнуть три раза: «Халява, ловись!»

Порывшись в сумке, Лиля отыскала свою зачетную книжку. Она была почти заполнена, и до конца осталось совсем немного. Господи, зачем на свете существует Березкин, которому обязательно нужно оставить студентку Рощину без высшего образования?!

В этот момент, прерывая Лилины размышления, в дверь постучали.

— Войдите! — закричала Лиля, радуясь новому поводу для отвлечения от «Анализа».

Но тут в комнату вошел Поручик. Он, наверняка, все уже выучил и явился специально, чтобы поглумится над ее необразованностью.

— Здравствуй, — хмуро сказал Ржевский и уселся прямо перед Лилиной кроватью.

По выражению его лица Лиля поняла, что он вновь созрел для серьезного разговора. Но серьезного так не хотелось… Уж лучше зачет учить, чем слушать Поручика.

— Коля, — сказала она, — я тебя заранее предупреждаю: мне некогда!

Но тот был непреклонен.

— Я не могу откладывать. Я должен знать правду.

— Какую правду? — переспросила Лиля, хотя моментально догадалась, что Поручик явился к ней по поводу Марко.

Ржевский перешел в наступление:

— Рощина! Скажи мне, что это за тип был с тобой вчера?

— Какой тип?

— Тот, который заставил тебя в окно лезть. Сначала задержал девушку до неприличного времени, а потом стал рисковать ее жизнью!

Лиля взбеленилась:

— Коля! Ты совсем «ку-ку»?!

— Я же о тебе забочусь, глупая! — воскликнул в негодовании Поручик. Я хотел с тобой еще с утра поговорить, но ты куда-то умчалась…

— Не лезь в мою личную жизнь! — возмутилась Лиля, но он ее перебил:

— Рощина! Ты попадешь в беду! Где ты нашла этого негодяя?

— Да почему же «негодяя»?

— А что, по нему не видно? — удивился Поручик ее недогадливости. Нашла на кого польститься! Черномазый какой-то… — Тут его осенила страшная догадка. — Вот поверь моему слову, он наверняка чеченский террорист!

Окаменевшим взором Лиля смотрела, как медленно, но верно Поручик сходит с ума. В течение пяти минут он заявил, что «ее хахаль» связан с арабскими боевиками, что он завлекает молодых моделей и продает их в рабство пропалывать грядки с наркотиками, что он «поматросит и бросит» и что он вообще — не пацан. А под конец монолога было добавлено, что «хахаль» наверняка бреет ноги и завивает челку на гвоздь.

Гвоздя Лиля снести уже не могла и, вскочив с кровати, стала молча выталкивать Поручика из комнаты. Он слегка упирался, выкрикивал какие-то новые обвинения, но через некоторое время ей все-таки удалось одержать победу.

Лиля заперла дверь на ключ и снова упала на свои конспекты. Поручик оказался невообразимой сволочью: он не только наступил на горло ее песне, но и окончательно отвлек от зачета. Поэтому Лиля стала придумывать, как бы ему отомстить покруче. Этот мыслительный процесс вконец ее измотал, и она уснула.

* * *

Поручик Ржевский был вне себя от ярости. Мало того, что Рощина оказалась Дурищей с большой буквы «Д», так она еще посмела выставить его за дверь! Его! Того, кто пришел ее спасти! Нет, на такое была способна только совершенно безмозглая женщина. Подумав об этом, Поручик в очередной раз удивился своему благородству: ведь при его-то способностях он вполне мог найти себе кого поприличней. Но разве эту Рощину бросишь? Она же совсем пропадет! У нее даже не хватает ума правильно оценить, кто есть кто в этой жизни. Ну надо же: нашла себе какого-то бандита на иномарке и думает, что на нее того гляди свалится счастье неземное. О чем это говорит? Это говорит либо о глупости, либо о продажности. Но в Лилину продажность Поручик почему-то не верил. Не та Рощина девка, чтобы за иномарку… А вот глупости ей, конечно, не занимать…

Это соображение вконец расстроило Ржевского. Самое тяжкое в этой ситуации было то, что неизвестно, как ей мозги-то вправлять.

Размышляя об этих плачевных обстоятельствах, он добрел до своей комнаты. Там сидел Борис и разливал водку по пластиковым баночкам из-под майонеза.

— Это что? — удивился Поручик.

Борис окинул его хмурым взглядом и понял, что оказался прав в своих подозрениях. Говорили же Кольке, что ничего хорошего с этой Рощиной не выйдет… Нет, ему все не верится!

— Садись! — сказал Борис, протягивая Поручику импровизированную стопку.

Поручик нехотя взял, посмотрел на остро пахнущее спиртом содержимое и решил, что в такой ситуации лучше всего напиться и забыться.

— За прекрасный пол! — произнес он торжественно.

— За дубовый паркет! — ухмыльнулся Борис.

* * *

Дальнейшие события показали, что пить вредно и опасно. Сначала в комнате № 205 было тихо. Потом там врубили магнитофон, причем звук явно усиливали прямо пропорционально течению времени. Потом что-то грохнулось и зазвенело, потом из-за неплотно прикрытой двери стали доноситься песни, исполняемые с пьяным энтузиазмом. Ближе к двум ночи известный отличник Поручик Ржевский и его друг культурист Борис выволокли в холл большой пакет с бутылками, расставили их в ряд, а сами принялись кидаться в них тапочками.

Дело кончилось вызовом милиции и водворением хулиганов в милицейский «крокодил».

* * *

Поручик Ржевский с трудом понимал, что происходит. Он помнил, что сначала ему было очень грустно и обидно, затем наступило веселье, а вот что случилось после веселья, он никак не мог проанализировать. Честно говоря, Поручик чувствовал себя хреново. Он сидел на какой-то лавке в какой-то темной комнатенке с зарешеченным замерзшим окошечком и пытался понять, почему это комната подпрыгивает. Ураган? Землетрясение? Иное стихийное бедствие? Что-то подсказывало ему, что ничего такого в Среднерусской полосе быть не может. Но как иначе объяснить тот факт, что комнату встряхивает, и от этого Поручикова макушка больно бьется о потолок?

Так и не разрешив сей загадки природы, он постарался оглядеться кругом. Это было трудно. Шея болела, как будто по ней кто-то хорошенько накостылял, да и скулу чего-то сводило… Хорошо хоть глаза открывались.

Прямо напротив Поручика на лавке лежал мужик, весьма напоминающий бомжа. От него слегка пованивало. Ободранная кроличья шапка скатилась с его головы и валялась на полу.

Комнату опять тряхнуло, и на Поручика упало что-то тяжелое и мощное. Это был Борис. Он сидел рядом и мирно похрапывал, а при очередном толчке завалился на бок и чуть не придавил лучшего друга.

Борис испуганно сел и вытаращил глаза.

— Где мы?

Поручик пожал плечами.

— Не знаю…

Тут до него дошло, что они едут в машине. Судя по решетчатому окошку, машина, скорее всего, являлась милицейской. А раз они пили (это Ржевский тоже постепенно вспомнил), значит их везут в вытрезвитель.

От этой мысли Поручик пришел в ужас. Он же хотел стать сначала великим экономистом, который выведет Россию из кризиса, а потом — если не Президентом, то, по крайней мере, Премьер-министром! А с таким пятном в биографии разве его куда-нибудь выберут? Поддавшись панике, Ржевский вскочил на ноги и принялся стучать в ту стенку, за которой, по его мнению, должны были находиться представители закона.

В это время проснулся бомжеватый мужик. Он быстро оценил ситуацию и схватил Поручика за то, что было ближе.

— Ты что?! — заорал он неожиданно звучным голосом. — По рогам получить захотел?!

Поручик смутился.

— Они должны нас выпустить, — чуть не всхлипнул он. — Мы ни в чем не виноваты!

Мужик усмехнулся.

— Все не виноваты!

— Но мы совсем…

— И я совсем… — Мужик чуть-чуть подумал, а потом наклонился к «финикам». — Что, в первый раз здесь, мальцы? Ну, это ничего, я тоже когда-то в первый раз… Только вы это… Лучше бы не стучали. Они все равно вас дольше пятнадцати суток держать не будут.

Поручик почувствовал, что с ним вот-вот случится приступ. Пятнадцать суток?! За что?! А как же зачеты?!

Видя, что «мальцы» до смерти перепугались, мужик раздобрился еще больше и решил научить их жизни.

— Сейчас нас никуда не повезут. А будут катать с собой до окончания дежурства. Полный кузов нашим братом набьют, а потом уж в вытрезвитель отправят. Бензина-то у ментов нынче мало, вот они и не возятся с каждым отдельно… Вы только, ребятки, не шумите, а делайте, что вам велят.

— Но зачет… — простонал Поручик.

Мужик развел руками и сказал несколько непечатных слов по адресу зачета. А потом снова продолжил:

— У них, у ментов, свои приемчики есть, они ведь так отделать могут, мама родная не узнает. А могут ни одной царапины не оставить. Вон меня по молодости, знаете, чем били?

— Нас будут бить? — спросил Борис, мужественно готовясь к самому худшему.

— А как же! — радостно закивал головой мужик. — Так вот меня били однажды розовым валенком с крылышками.

Оба «финика» посмотрели на него как на ненормального. А мужик только ржал, показывая зубы, очень нуждающиеся в дантисте, а, может быть, уже и в протезисте.

— Думаете, у меня крыша поехала? Не-е… Это все, мальцы, ментовская хитрость! Они, гады, чего делают? Они в валенок песка насыпят, чтобы потяжелее был, и лупят им почем зря. Следов никаких.

— И вы не жаловались? — сдавленно ахнул Поручик, представляя, что и ему достанется валенком.

— Будешь тут жаловаться! — весело отозвался мужик. — Придешь, скажешь: «Меня били». А чем докажешь? Следов-то нету.

— А свидетельские показания?

— Да плевали они на свидетельство! Чем тебя били? Ты им честь по чести расскажешь: «Били меня розовым валенком с крылышками.» И куда тебя после этого отправят? А потом сколько хочешь доказывай, что это менты специально валенок разрисовывают гуашью и крылышки ему из фантиков приделывают, чтобы на всех свидетелей как на психов последних смотрели…

* * *

Милицейский «крокодил» быстро катил по заснеженным улицам. В его кузове томились будущий Президент Российской Федерации Поручик Ржевский, красавец Борис и алкаш Митюнюшка (так звали мужика). А вскоре к ним добавились мирный наркоман Костик, еще один алкаш без имени и проститутка Анжелика. Город мог спать спокойно.