"Как велит бог" - читать интересную книгу автора (Амманити Никколо)
Суббота
48.
По субботам уроков не было, так что спать можно было допоздна.
Когда Кристиано Дзена высунул голову из-под одеяла, часы показывали полдвенадцатого.
К часу должен был прийти Трекка. Только-только время умыться и позавтракать.
Кристиано проснулся голодным как волк. Он, наверное, проглотил бы с костями целого цыпленка. При одной мысли об этом в животе громко забурчало.
Но придется довольствоваться хлебом с джемом.
Он протер глаза и, позевывая, выглянул в окно. При мысли о незадачливой девице, вылетевшей ночью из дома голышом с пунцовым задом, он рассмеялся.
После обеда неплохо было бы отправиться в мотосалон поглазеть на мотоциклы. Можно попросить Четыресыра свозить его туда.
Он оделся и спустился вниз. Телевизор был включен на канале MTV.
Рино был уже на кухне, готовый к визиту социального работника. Каждый раз при виде отца, разодетого как на свадьбу, Кристиано разбирал смех. Отец походил на манекен. Голубая рубашка. Галстук. Синие брюки. Кожаные туфли на шнурках.
— Глянь-ка туда! — Отец кивнул в сторону крапчатой кухонной полки.
На ней лежал развернутый лист вощеной бумаги с тонко нарезанной мортаделлой [24], а рядом, на тарелке, аппетитный шмат свежего сыра страккино и батон. В воздухе витал кофейный аромат. А из-за дверцы духовки веяло жаром.
Горячий сэндвич с мортаделлой и страккино был для Кристиано самым вкусным на свете (следом за ним в рейтинге шли сэндвичи с моццареллой и ветчиной). Что могло быть прекраснее, чем умять такой сэндвич поутру, прихлебывая свежесваренный кофе с молоком.
С чего бы это? Вроде сегодня не Рождество и не день рождения.
— Я рано проснулся и сходил купить кой-чего. Садись есть.
Кристиано не заставил себя просить дважды. Они молча жевали, смакуя каждый кусочек. Рино на всякий случай держал свой сэндвич подальше от рубашки.
49.
Беппе Трекка ехал за рулем своей "пумы" по улицам Варрано, слушая сидюк с голосами дельфинов на фоне фортепьянной музыки. Он купил его со скидкой в кафе на заправке, прочтя на обложке компакт-диска, что эта музыка специально создана для занятий йогой и релаксации после напряженного рабочего дня, однако пронзительные крики этих рыбин ничуть его не расслабляли, особенно после бессонной ночи.
Он выключил приемник, остановился на светофоре и в ожидании зеленого света открыл дипломат. Там лежала бутылка "Баллантайнса" Оглядевшись по сторонам, Трекка отвинтил крышку, глотнул виски и засунул бутылку обратно в чемоданчик.
Загорелся зеленый, Трекка нажал на газ и произнес хорошо поставленным голосом:
— Некоторые люди видят вещи такими, какие они есть, и спрашивают: "Почему?" Я мечтаю о том, чего никогда не было, и спрашиваю: "Почему бы и нет?"
Эта фраза Джорджа Бернарда Шоу, отысканная им в "Большой книге афоризмов", идеально подходила для того, чтобы открыть "круглый стол" на тему "Молодежь как двигатель изменений в обществе", который он должен провести сегодня после обеда среди приходских активистов.
Он не мог точно сказать, какое отношение имела эта фраза к теме семинара, но звучала она хорошо.
Беппе Трекка родился тридцать пять лет назад в Аричче, небольшом городке в тридцати километрах от Рима, и переехал в Варрано, выиграв конкурс на замещение должности социального работника.
Росту в нем было метр семьдесят. За последние дни он исхудал, и, будучи худощавого телосложения, теперь, потеряв пару килограммов, походил на морского конька, такой стал сухой и костлявый. На голове росла копна светлых вьющихся волос, не покоряющихся даже самым стойким гелям.
Одет он был в синий костюм с белой рубашкой и галстуком в полоску. Ставшие слишком свободными брюки держались на желтых подтяжках.
Он одевался так с тех пор, как прочел книгу "Иисус как менеджер"
Написал ее некий Боб Брайнер, гениальный американский предприниматель, долго изучавший Евангелие, чтобы доказать, что Иисус был не только Сыном Божьим, но еще и выдающимся менеджером. Разработка масштабного проекта, выбор сотрудников (двенадцать апостолов), отказ от всякого рода коррупции и хорошие отношения с палестинским народом — вот победоносное оружие, сделавшее его величайшим предпринимателем всех времен и народов.
Вдохновленный прочитанным, Трекка решил, что ему следует сменить подход к работе с ассистентского на менеджерский, и поэтому стал одеваться, как менеджер.
Он снял темные очки и вгляделся в свое отражение в зеркале. Круги вокруг глаз делали его похожим на енота.
Он слышал, что женщины замазывают круги под глазами каким-то специальным средством, надо бы и ему обзавестись таким.
Ида не должна была видеть его в этом состоянии. Хотя и так можно было биться об заклад, что после случившегося на "круглый стол" она не придет.
Ида Монтанари была женой Марио Ло Вино, директора территориального управления здравоохранения Варрано и, вероятно, лучшего друга Беппе Трекки.
Вероятно — потому что после того, что он ему устроил, Беппе не был уверен, что они по-прежнему были друзьями.
Беппе влюбился в его жену. Нет, "влюбился" не то слово, он просто помешался на ней.
На него это было не похоже. Он верил в традиционные ценности, такие как верность, преданность, дружба.
И все же не было его вины в том, что в унылом волонтерском мирке двадцатисемилетняя Ида выделялась, как райская птица в пораженном птичьим гриппом курятнике.
Все началось с невинной дружбы. Познакомились они благодаря Марио. Когда Беппе, подавленный и деморализованный, приехал в Варрано из Ариччи, его приняли в доме Ло Вино как друга. Он открыл для себя радость семейного тепла, коротая с ними вечера за картами и бокалом вина. Для их детей Микеле и Дарьи он стал почти родным дядей. Прошлым летом он даже ездил с ними в отпуск в горы. Там-то ему и открылась душа Иды. Женщина, рядом с которой ему становилось хорошо и которая показывала ему жизнь с лучшей стороны. А самое главное — с ней ему было легко. Бывали дни, когда между ними ни на минуту не смолкал смех.
Это она попросила его помочь вести работу с приходскими активистами.
В общем, все шло как нельзя лучше. Вплоть до того момента, когда сами Бог и сатана не решили сговориться против него. Случилось это три дня назад.
В тот вечер по непонятной причине отменилась встреча с неблагополучными прихожанами, и Беппе оказался наедине с Идой в мультимедиа-зале. Даже отец Марчелло, который за последние пятнадцать лет из церкви носа не высунул, ужинал в пиццерии с группой выздоравливающих алкоголиков.
И тут вмешался лукавый, который завладел его устами и челюстями и стал говорить от его имени. "Ида, у меня есть интересный фильм о деятельности волонтеров в Эфиопии. Хотел тебе показать. Стоит посмотреть, правда. Кажется, ребята там отлично работают"
Встав на красный, Беппе Трекка принялся стучать себя кулаком по лбу. "Перед — бум — экраном — бум — с африканскими — бум — детьми. Постыдился бы!"
Он осекся, заметив, что два парня на мегаскутере ошарашенно наблюдают за ним.
Смущенно улыбнувшись, Беппе опустил стекло и сказал им:
— Ребята.. это я так... мысли... лезут в голову всякие мысли...
Ида посмотрела на часы и улыбнулась. "Марио с детьми поехали ужинать к бабушке Эве. Почему бы и нет?"
— Проклятая бабушенция! — Беппе дал газу и вырулил на шоссе.
И вот Беппе вставил кассету в видеомагнитофон, который вечно барахлил, но в этот вечер, бог знает почему, послушно включился. Пошла запись.
По одну сторону экрана — они, сидящие рядом на диване из кожзаменителя, по другую — дети с раздувшимися от голода и дизентерии животами.
Ида чинно сидела себе, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди, как вдруг откинулась назад и безотчетно положила руку в нескольких сантиметрах от его бедра. Тогда он, не отрывая взгляд от экрана, стал медленно, неуловимо, но упорно, как корни дикой смоковницы, раздвигать ноги, пока не почувствовал, как костяшки ее пальцев трутся о ткань его брюк.
Он развернулся и с решимостью исламского камикадзе поцеловал ее.
Позабыв о Марио Ло Вино, о невинных Микеле и Дарье, позабыв обо всех тех вечерах, когда он был накормлен, обогрет, принят под кров как друг, даже больше — как брат.
А она? Как поступила она? Она позволила себя поцеловать. По крайней мере, в первый момент. Беппе все еще чувствовал след ее губ на своих губах. Вкус жевательной резинки с ксилитолом. Эфемерное, но все же случившееся прикосновение мягкого влажного языка.
Затем Ида отстранилась, оттолкнула его и, покраснев до кончиков ушей, закричала: "Ты с ума сошел? Что ты делаешь?!" И ускакала, возмущенная, как дамочка из бульварного романа.
На следующий день она в приходе не появилась, и через день тоже.
Все это время Беппе отчаянно мучился, как ему не доводилось еще ни разу в жизни. Муки были физические. Особенно в кишечнике. У него даже опять случилась кишечная колика.
Он осознал, что скрывал от себя самого страсть к Иде, словно венерическую болезнь.
Он даже подумал излить душу кузине Луизе. Попросить ее о помощи. Но ему было слишком стыдно. Вот так, одинокий, запутавшийся, не имея возможности поделиться с другом, он молча страдал, надеясь, что эта болезнь пройдет сама собой, что его организм выработает иммунитет против дьявольского вируса.
Ничего не вышло. Он перестал спать и начал пить, чтобы забыть о происшедшем. Забыть не получалось. Он проклинал себя за свой поступок, но в то же время продолжал повторять, что языка ее он коснулся. Совершенно точно. Сомнений не было. Это была правда, как правда то, что он родился в Аричче. Если бы она и не хотела, она бы не пустила его язык к себе в рот. Ведь так?
Сегодня, в пять сорок три утра, он послал ей эсэмэску. Текст, о котором он думал всю ночь, был такой:
ПРОСТИ МЕНЯ.:(
И все. Просто и ясно. Естественно, она не ответила.
Социальный работник остановился перед домом Рино Дзены, взял с сиденья "дипломат" и вышел из "пумы".
"Так, ну все, мои личные проблемы не должны мешать работе", — сказал он себе, прыгая между луж, чтобы не испачкать туфли, и уже собирался позвонить в дверь, когда у него в кармане дважды провибрировал сотовый.
По телу пробежала дрожь, словно ему дали электрический разряд в сердце.
Он застыл как вкопанный и, затаив дыхание, достал телефон из кармана. Рядом с конвертиком светилась надпись "ИДА".
Беппе зажмурился, нажал на кнопку и открыл глаза.
ЗА ЧТО? ЭТО БЫЛО ЧУДЕСНО.
УВИДИМСЯ ЗАВТРА?
УСТРОЙ ВСЕ ТЫ. :)
Вот коза! Значит, ей понравилось!
Он стиснул зубы и, спружинив в коленях, ликующе сжал кулаки и вполголоса воскликнул:
— Ддаааа!
И позвонил в дверь.
50.
— Видали, какал погодка, парни? Ну, что скажете? — Беппе Трекка уселся рядом с Рино, положив "дипломат" на колени и довольно потирая руки.
— Все нормально. Я выигрываю, — ответил Кристиано, бросив кости и обведя его взглядом.
Странный какой-то он был сегодня. Возбужденный, при этом с последнего своего прихода он, казалось, осунулся, словно переболел тяжелой болезнью, а глаза ввалились, и под ними темнели синеватые круги, словно он не спал ночами.
— Замечательно! Замечательно! Я гляжу, вы пристрастились к "Монополии"?
С тех пор как Беппе отчитал их за то, что они недостаточно времени проводят за играми (а игра способствует установлению более тесных и доверительных отношений между отцом и сыном), всякий раз, когда он заходил к ним, они ломали комедию.
Рино тоже бросил кости и хмыкнул.
— Еще как. Приятно ворочать такими деньжищами.
Кристиано всегда поражался, как отцу удается сохранять спокойствие во время визитов Трекки. Рино было не узнать. Он ненавидел этого типа, с радостью сбил бы его машиной, но, несмотря на это, наклеивал на лицо фальшивую улыбочку и отвечал ему с учтивостью английского лорда. Какое нечеловеческое усилие он совершал над собой, чтобы не сорваться, не схватить Трекку за галстук и не въехать ему по роже головой... Но через некоторое время Кристиано начинал тревожиться, видя, как отец синеет, хватает ртом воздух и стискивает пальцами край стола, словно желая раскрошить его, — тогда нужно было срочно придумывать способ поскорее сплавить социального работника.
Беппе раскрыл чемоданчик и достал несколько печатных листков:
— Рино, тут анкета, заполни ее, пожалуйста!
— И о чем там? — с недоверием спросил Рино.
— Коварство алкоголя в том, что те, у кого проблемы с этим социальным бедствием, отрицают это. Алкоголик скрывает свое пагубное пристрастие даже от самого себя. И знаешь почему, Рино? Потому что все смотрят на проблемы, связанные со злоупотреблением алкоголем, как на позор. Поэтому человек все отрицает. Я не стану тебе говорить о серьезном вреде, который наносит твоему организму алкоголь. И о том, какие негативные последствия он может иметь для твоих семейных, трудовых и социальных отношений.
Кристиано нервничал. Этот тип искал только повод, чтобы отправить его в интернат. И разлучить с отцом. Два дня назад он повстречал его в городе, и Трекка едва ответил на приветствие, будто что-то скрывал. А теперь еще эта анкета. Похоже, он что-то замышляет.
Социальный работник улыбнулся:
— Рино, послушай, я всерьез рассматриваю возможность твоего участия в моем семинаре о вреде алкоголизма, так что ответь на вопросы анкеты откровенно. Я знаю, что ты пьешь, не надо это скрывать. Знаешь что, сегодня мы кое-что сделаем. Символический жест в присутствии твоего сына. — Трекка открыл "дипломат" и достал оттуда полупустую бутылку "Баллантайнса". — Кристиано, принеси, пожалуйста, два стакана.
Кристиано убежал на кухню и вернулся со стаканами.
— Спасибо. — Беппе плеснул в один стакан на донышко и протянул его Рино, а себе налил добрую половину стакана. — Это последний стакан крепкого спиртного, который ты берешь в рот до нашей следующей встречи. Идет? Ты мне обещал. Ясно?
— Хорошо, — послушно, как оловянный солдатик, ответил Рино.
Социальный работник вознес стакан к небу и одним залпом опрокинул его. Рино повторил за ним.
— Ааааааах... — Трекка скривился и отер губы тыльной стороной ладони. Затем поправил галстук. — Ребята, можно мне на минутку в туалет?
— Конечно, — с облегчением выдохнули Кристиано и Рино.
Социальный работник закрылся в уборной.
— Что это с ним? Ты видел? Ухнул стакан виски... — прошептал Рино.
Кристиано пожал плечами. Кто его знает...
51.
Беппе Трекка заперся на ключ в уборной и умыл лицо.
Он беседовал с Рино и Кристиано, совершенно не отдавая себе отчета в том, что говорит. Все его мысли были о темных, как спелая вишня, губах Иды, о впадинке между грудей, которая у нее всегда виднелась в вырезе одежды, и об огромных глазах лани, которые делали ее похожей на Мэг Райан. И главное, где бы им встретиться?
Он посмотрел на себя в зеркало и покачал головой.
"Я слишком бледный, надо, пожалуй, сходить в солярий"
У него дома нельзя, слишком рискованно. В отеле слишком пошло. Нужно особое место, романтичное...
И тут его озарило.
"Ну, конечно! Кемпер мужа моей кузины!"
Беппе достал сотовый и торопливо набрал:
ПРЕКРАСНО!
УВИДИМСЯ ЗАВТРА ОКОЛО 22
В КЕМПИНГЕ БАГАМЫ.
Перед тем как отправить сообщение, он на секунду задумался и, замирая, приписал:
Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. :)
52.
После обеда Кристиано Дзена сел в автобус и поехал прошвырнуться.
Планов у него не было, в кармане лежало всего три евро, но сидеть в субботу дома — ни в какие ворота не лезет.
Поев, он попробовал было позвонить Четыресыра, чтобы узнать, не хочет ли тот поехать смотреть мотоциклы, но его сотовый, как всегда, был отключен.
В церкви сидит, наверное.
Когда двери автобуса с фырканьем распахнулись и Кристиано сошел на тротуар, было всего четыре часа пополудни, но на долину уже спускалась ночь. Между небом и землей оставалась лишь тонкая полоска розоватого цвета. С востока дул порывистый ветер, и высаженные вдоль разделительной полосы шоссе кипарисы дружно накренились в одну сторону. Подвешенные под пешеходным мостом рекламные растяжки хлопали на ветру, как слабо натянутые паруса.
Напротив на полтора километра растянулись склады, оптовые, розничные и распродажные магазины, автомойки самообслуживания, неоновые огни, мигающие вывески с объявлениями о специальных предложениях и распродажах. Имелась даже мечеть.
Слева, позади "Храма обуви", за клубами дыма, поднимавшимися от торгующих жареными колбасками и бужениной палаток, виднелись внушительные стены торгового центра "Четыре башни". Чуть поодаль — стеклянный куб "Медиастора", а с другой стороны дороги — гигантский автосалон "Опель — Дженерал Моторс" с рядами новых машин и большой площадкой авторынка, обвешанной плакатами суперпредложений. И еще стоянка перед мультиплексом рядом с павильоном "Макдоналдса"
Посредине кольцевой развязки, в которую вливались еще две прямые, как линейка, дороги, заслуженный скульптор Каллисто Арабуйя воздвиг свое последнее творение: огромный бронзовый фонтан в форме рождественского кулича, вращающийся и брызгающий во все стороны тонкими струйками воды.
Кристиано направился в сторону торгового центра. Высящиеся по углам здания четыре бастиона в хорошую погоду было видно за километры. Говорили, что они в высоту на полметра побивали колокольню Сан-Марко в Венеции. За один евро можно было взобраться на лифте на самый верх башни номер два. Оттуда виднелись изгибы текущей в сторону моря Форджезе и все крохотные городки и поселки, скарлатинной сыпью усеявшие долину.
Торговый центр — огромный синий параллелепипед, размером больше авиационного ангара, без единого окна — был построен в середине девяностых годов.
Сегодня, в честь начала месяца распродаж, над башнями парили желто-синие аэростаты, на которых огромными буквами было написано: "ВЫГОДНЫЕ ПОКУПКИ — В "ЧЕТЫРЕХ БАШНЯХ" Со всех сторон здание окружали километры асфальта, уставленные тысячами машин.
Сюда, в "Башни", приезжали издалека. Самый крупный торговый центр в радиусе ста километров. Сто тысяч квадратных метров на трех этажах и двух галереях. С подземной стоянкой, вмещающей до трех тысяч автомобилей. Первый этаж полностью занимал гипермаркет "Коралловый риф", царство сверхнизких цен, — тут реально было затариться ящиком пива меньше чем за десять евро. Все остальные площади были заняты магазинами. Здесь было все, что угодно: отделение банка, пункты продаж сотовых операторов, почта, детский утолок, магазины обуви и одежды, три парикмахерских, четыре пиццерии, винотека, китайский ресторанчик, ирландский паб, игровой зал, зоомагазин, спортзал, медицинский центр и солярий. Разве что книжного не хватало.
На втором этаже в самом центре находилась большая овальная площадка с фонтаном в форме лодки и мраморной лестницей, ведущей наверх. По замыслу архитектора, она в сюрреалистической манере воспроизводила римскую площадь в Испании.
Сутулясь от хлеставшего по лицу ледяного ветра, Кристиано пересек стоянку. Повсюду царил ажиотаж — сегодня был первый день месяца распродаж.
Нескончаемая вереница машин выстроилась перед автоматическим шлагбаумом парковки, у входов в торговый центр бурлили людские реки. На улицу вываливались семьи с ломящимися от покупок тележками и мамаши с упакованными, как космонавты, малышами в колясках, компании подростков на мотороллерах лавировали между автомобилями, водители ссорились за места на стоянке, автобусы извергали из своих недр отряды стариков. В углу стоянки развернулся передвижной мини-парк аттракционов с непременными картингом и тиром.
Динамики над входом в торговый центр гремели оглушающей музыкой.
Кристиано заглянул за батарею мусорных баков, где Фабиана Понтичелли и Эсмеральда Гуэрра летом обычно тусовались со своей компанией, а зимой оставляли мотороллеры.
"Скарабео" со смайликом был тут, пристегнутый к мотоциклу Теккена.
Сердце Кристиано бешено забилось.
Он оглядел мотоцикл. Неприятно признавать, но конь у этого сукина сына был что надо. Он поменял колеса на гоночные, чтобы шнырять между машинами на трассе. Кристиано заметил, глушитель тоже был не родной. Этот тип ухлопал кучу денег на то, чтобы наворотить свой мотоцикл. С чем с чем, а с бабками у него проблем не было. Отец Теккена был большим начальником на "Биолумексе" — фабрике, где делали лампочки, недалеко от Сан-Рокко, так что с малых лет исполнялся каждый его каприз.
Кристиано ничего не мог поделать со вспыхнувшей завистью. Но потом он сказал себе, что папенькины сынки растут на всем готовом, а чуть только с ними приключится какая-нибудь фигня, начинают ныть, как бабы.
"Например, если случится землетрясение и все разнесет в прах, Теккен окажется абсолютно беспомощным, впадет в отчаяние оттого, что стал бедным, и повесится на первом суку. А мне терять нечего.
Да, землетрясение — это было бы классно"
Еще для поднятия духа он напомнил себе, что все великие люди продирались через дерьмо сами. Взять хотя бы Эминема, или Гитлера, или Кристиана Вьери [25].
И он нырнул в поток входящих в торговый центр.
Внутри было очень жарко. По флангам выстроились девицы в мини-юбках и пиджачках, совавшие всем подряд рекламные листки с новыми тарифами от сотовых операторов и скидками в спортзал и солярий. Кучка людей толпилась вокруг мужика, нарезавшего пластмассовой штуковиной морковь и кабачки.
Как всегда, Кристиано остановился перед "Сотолендом" — салоном сотовой связи.
Как же ему хотелось иметь свой сотовый!
Кажется, у него одного во всей школе не было трубки.
— И ты не гордишься тем, что не похож на других? — ответил отец, когда Кристиано заикнулся об этом.
— Нет. Не горжусь. Я тоже хочу себе сотовый.
Он прошел мимо магазина электроники, в витрине которого все было увешано объявлениями о суперскидках на мониторы и компьютеры. Но здесь он не задержался. Его толкали плечи и животы, оглушали оравшие прямо в уши накрашенные губы, слепили фальшивым блеском крашеные волосы, лез в нос навязчивый запах духов и лосьонов после бритья.
Какого черта он притащился в этот бедлам?
Он дошел до паба "Заводной медведь" и заглянул туда в надежде увидеть Данило.
Вокруг едва освещенных приглушенным светом столиков сгрудились темные силуэты. У стойки с высокими табуретами тоже было не протолкнуться. Три плазменных экрана крутили соревнования по армрестлингу. Оглушающе гремела музыка, и каждый раз, как кто-нибудь давал на чай, официанты били в гонг.
На Данило не было и намека.
Кристиано вышел из паба и на имевшиеся три евро купил себе кусок пиццы с сервелатом и грибами. Перекусив, он решил, что обойдет центр, не останавливаясь перед витринами.
Зажатый в толпе, плотным потоком двигавшейся по галерее "В", он чуть не столкнулся с Фабианой Понтичелли.
Он просто чудом успел увернуться. Сбоку раздался голос Эсмеральды: "Сюда! Сюда!"
Два чертенка в цветастой одежде, радостно визжа, скакали сквозь толпу, прыгали, хватаясь за руки, и расталкивали встречных. На них отовсюду сыпались ругательства, но они их даже не слышали. Словно их обуял какой-то шальной бес.
Кристиано пустился следом за ними, стараясь остаться незамеченным и не потерять их из виду. Неожиданно Фабиана показала на магазин одежды, и они с Эсмеральдой, держась за руки и хихикая, ввалились внутрь. Кристиано подошел к витрине.
Подружки занимались тем, что стаскивали с полок юбки, свитера и футболки и, едва удостоив взглядом, засовывали скомканные вещи между стопками аккуратно сложенной одежды. Время от времени они прерывались и смотрели на стены и в потолок.
Кристиано все не мог понять, но потом его осенило.
"Видеонаблюдение".
Когда они не попадали в радиус телекамер, одна, отвлекая на себя внимание, устраивала беспорядок, а другая быстро пихала вещи в сумку.
Потом он увидел, как Фабиана с сумкой вошла в примерочную, а Эсмеральда встала на стреме, делая вид, что меряет шапочку, а когда подошла озверевшая от устроенного ими бедлама продавщица, она растянула губы в фальшивой улыбочке и, осыпая ее вопросами, увела девушку к дальнему ряду стеллажей.
Кристиано мог дать руку на отсечение, что Фабиана в примерочной в этот момент орудовала кусачками, снимая с одежды магнитные датчики.
Выйдя из кабинки, она подала знак Эсмеральде, и подружки с набитой сумкой преспокойно вышли из магазина и слились с толпой.
Классно у них получалось, черт возьми.
У него с этим делом было никак. Он все делал криво.
Сначала тыщу лет собирался с духом, и продавщицы его не вычисляли только потому, что сами тормозили похлеще его. В конце концов он всегда брал что-то ненужное. Один раз пару адидасов, которые ему жали. Другой раз — пульт для игровой приставки, от которого без консоли толку было ноль.
Самым неудачным его предприятием стала попытка украсть из зоомагазина хорька по кличке Ягодка.
Он с первого взгляда влюбился в это пушистое создание. Мышиная мордочка, но уши большие, как у медвежонка, и глаза как две капли чернил. Шерстка цвета кофе с молоком, хвостик кисточкой. Он мирно посапывал в большой клетке, устроившись в некоем подобии гамака. На табличке было написано: "РУЧНОЙ". И Кристиано тайком от хозяйки магазина открыл дверцу и просунул в клетку руку. Ягодка дал погладить себе брюшко и, обхватив лапками его большой палец, лизнул его шершавым языком.
Несколько дней подряд Кристиано дежурил в магазине, донимая хозяйку вопросами: сколько стоит Ягодка (какая-то несусветная сумма!), что он ест, куда ходит по нужде, хорошо ли себя ведет, сильно ли воняет. В конце концов она, обессилев, заявила: "Или ты его покупаешь, или чтобы я тебя больше не видела".
Оскорбленный, Кристиано направился к выходу, но в последний момент заметил, что ведьма отошла за сухим кормом. Он открыл клетку, схватил Ягодку за шею, без лишних раздумий засунул его в штаны и дал деру.
Хорек через несколько секунд начал дергаться, извиваться и царапаться, словно его собирались прикончить.
Кристиано шагал по галерее, стараясь сохранять непринужденный вид, но зверек обдирал ему кожу на ногах. Терпеть не было мочи, Кристиано закричал и заметался в толпе как бесноватый. Не успел он запустить руку в штаны, как за спиной раздался вопль: "Держи вора! Вор! Он украл хорька! Держите его!"
Провожаемая изумленными взглядами прохожих, следом за ним неслась хозяйка зоомагазина. Кристиано пустился вскачь. Головка хорька выглянула из штанины, Кристиано брыкнул ногой, зверек выскочил наружу и, пролетев пару метров, приземлился и юркнул в салон сотовой связи, в то время как Кристиано летел к выходу.
После этого ужасного случая он зарекся воровать в магазинах.
Да, но куда же подевалась сладкая парочка?
Он пошел дальше по галерее, высматривая их в магазинах одежды и обуви.
На площади Испании было не протолкнуться. Столики бара "Луна в колодце" сплошь были заняты отдыхающими посетителями. За три евро можно было сфотографировать детей рядом с клоуном в цилиндре. На кровати лежала блондинка в бикини, ее задница вибрировала под какими-то пластырями, подсоединенными к цветным проводкам.
"Ara, вот и они"
Подружки сидели на ступенях, рассматривая краденые обновки.
Кристиано предпочел бы ретироваться, но вместо этого, как заговоренный, протопал в сторону девушек, исподтишка наблюдая за ними, никого и ничего не замечавшими. Он прикинулся, что ждет кого-то, время от времени поглядывая на большой циферблат часов над головой.
"Еще тридцать секунд, и я ухожу".
По прошествии тридцати секунд он решил подождать еще двадцать. И правильно сделал, потому что на восемнадцатой секунде Эсмеральда, как ему показалось, окликнула его.
Клоунская песенка все заглушала, так что было непонятно, сердитый у нее тон или нормальный.
Потом подружки жестом поманили его к себе.
Кристиано как можно более неспешным шагом поднялся по лестнице. Эсмеральда похлопала рукой по ступеньке, приглашая его сесть:
— Как дела?
Слюна изо рта мгновенно испарилась, и Кристиано с трудом промямлил:
— Классно, и только? — Она повернулась к подруге: — Видишь? Она мне не идет. — И, сняв футболку, швырнула ее на пол.
Фабиана задержала на нем взгляд зеленых глаз:
— Ты чего здесь делаешь?
— Ничего...
— Ждешь кого-то?
— Нет... — Потом он вспомнил, какую комедию разыгрывал минуту назад. Кристиано пожал плечами. — Да... Но я опоздал.
Эсмеральда вытащила из сумки толстовку с суперменской "S" на груди.
— К подружке?
"Нет" у него вырвалось слишком поспешно.
— Да ладно тебе, что плохого в том, чтобы иметь подружку. Боишься девчонок?
— С чего бы это? — С этой парочкой он вечно чувствовал себя как на допросе. Для большей ясности он добавил: — Нету у меня подружки, и точка.
— А Анджела Барони?
— Что Анджела Барони?
— Она всем уши прожужжала, что втюрилась в тебя...
— А ты ее и знать не желаешь, бедняжку. Крутой ты у нас парень, — с издевкой заметила Фабиана.
Анджела Барони была девчонка из третьего "С". Маленькая, с длинными черными волосами. Кристиано как-то не замечал, чтоб он ей нравился.
— Не нравится она мне, — смущенно буркнул он.
— А кто тебе нравится? Кристиано впился ногтями в руку:
— Никто.
Эсмеральда положила голову ему на плечо. Он окаменел, словно ему в задницу всунули палку. От волос шел круживший голову аромат шампуня, она промурлыкала ему на ухо:
— Не может такого быть. Ты самый классный парень в школе, а тебе никто не нравится?.. — и легонько поцеловала его в шею.
Хотя Кристиано был уверен, что она водит его за нос, ощущение от этого поцелуя было головокружительное, на бесконечно долгое мгновение у него потемнело в глазах и перехватило дыхание, а спина вся пошла мурашками.
— Вот засада! Ты его целуешь, а я нет? — И Фабиана звонко чмокнула его в губы. Кристиано хватил второй удар, может быть, даже сильнее первого, как будто ему вонзили нож в грудь. Он издал нечленораздельный звук.
Слишком кратко было касание этой мягкой плоти. Слишком прекрасно и болезненно. Он еле удержался от того, чтобы коснуться рта пальцами, проверить, не осталась ли на губах эта влага.
— А мы?
— Мы тебе не нравимся?
Эсмеральда нахлобучила ему на голову плюшевую шапку ядовито-зеленого цвета и рассмеялась:
— Тебе классно.
Фабиана достала помаду и накрасила ему губы.
Кристиано настолько оторопел, что, наверное, дал бы этой парочке даже намылить шампунем голову.
Эсмеральда достала из сумки зеркальце:
— На, посмотрись!
Кристиано едва взглянул на себя и принялся стирать с губ помаду.
— Пошли в игровой зал? — сказала Эсмеральда подруге и двинулась в сторону галереи.
Фабиана сложила руки на груди и состроила недовольную мину:
— Фу! Знаешь, кто ты? Зануда! Почему ты никогда не улыбаешься? Наверное, это у тебя от отца.
Кристиано напрягся. Ему не нравилось, когда заговаривали об отце.
— Это почему?
— Ну, он весь такой мрачный, с бритым черепом и всеми этими татуировками... Кстати, скажи-ка мне одну вещь! Где он их себе сделал?
— Что?
— Татуировки.
— Не знаю... У татуировщиков. — Кристиано и вправду не знал, большую часть наколок Рино сделал, когда он был слишком маленький, чтобы помнить об этом, а последние отцу делали где-то недалеко от Мурелле.
— Ясное дело. Но где?
Кристиано пожал плечами:
— А тебе зачем?
— Хочу сделать себе одну.
— Где?
Она улыбнулась и помотала головой:
— Не скажу.
— Да ладно, где?
— В одном потайном месте.
— Ну ладно тебе, скажи.
— А ты скажи, где их делал твой отец.
Кристиано прижал руку к груди:
— Клянусь тебе, не знаю.
— Ты смотри, я ведь и сама могу его спросить. Думаешь, струшу? Да мне раз плюнуть!
Кристиано пожал плечами:
— Ну так иди и спроси.
Фабиана встала и потянула его за руку:
— Пошли.
Игровой зал оказался битком набит. Тут были несколько ребят из школы, но в основном тусовался народ постарше.
В просторной комнате разместились боулинг с пятью дорожками; игра, в которой надо было забросить мяч в корзину, а на табло высвечивалось количество заброшенных мячей; стеклянные короба с клешнями, которыми надо было ухватить плюшевую игрушку, и сотни видеоигр. Звучала оглушительно громкая музыка. Было полно филиппинцев и китайцев, детвора вразнобой скакала на мостике музыкального игрового автомата, пытаясь подражать танцующим на экране персонажам. В глубине был еще один зал, хуже освещенный и с меньшим количеством посетителей. Десяток зеленых столов с низкими светильниками и черные фигуры вооруженных киями игроков, а за их спинами — мигающие экраны видеопокера.
Кристиано туда ни разу не заходил. Во-первых, у двери висело объявление, что вход разрешен только совершеннолетним, во-вторых, он там никого не знал, и в-третьих, он не умел играть в бильярд.
Фабиана, начхав на запрет, нырнула в зал, и Кристиано направился было за ней, но, увидев, что там Теккен, застыл в дверях.
Теккен играл парную игру, а Эсмеральда его тормошила — ударяла по кию, когда он забивал шар, щекотала и терлась об него плечами. Он делал вид, что сердится, но за километр было видно, что парень млеет от удовольствия.
С ним было еще двое. Меммо, с аккуратно подстриженной эспаньолкой и затянутыми в хвост волосами, и Мушмула, вбивший себе в голову, что он похож на Робби Уильямса.
Дошло до того, что Эсмеральда взобралась на бильярдный стол и расставила ноги, а Теккен под всеобщее улюлюканье пустил под ними шар.
Кристиано прикрыл глаза и прислонился к стенке. Ему не хватало воздуха, а на шее и на губах он все еще чувствовал поцелуи Эсмеральды и Фабианы.
— Ну и шлюхи... — пробормотал он.
Отец был прав, таким, как они, нравятся папенькины сынки. Как Теккен. Их мотоциклы. Их деньги.
А у него в кармане ни гроша — они над ним только изгаляются.
Какая-то кислая гадость жгла ему желудок, как будто он выпил бутылку хлорки. К горлу подступала тошнота.
От нахлынувшей бешеной ярости у него помутилось в голове. Зачесались руки. Хотелось пойти туда, взять кий и сломать его о башку этого урода. Но вместо этого Кристиано развернулся и, дыша полной грудью, бросился прочь. Он ненавидел это место. Этих людей. Эти витрины, полные барахла, которое он не мог себе позволить.
Он зашел в магазин товаров для дома, вынул из деревянной подставки длинный нож, сунул его за пазуху и, расталкивая окружающих локтями, выбрался на улицу.
На стоянке он завернул за мусорные баки, подскочил к мотоциклу Теккена и ножом искромсал ему сиденье и продырявил шины. Собирался еще поцарапать бак, когда услышал за спиной чей-то голос:
— Эй! Ты что творишь?
От испуга сердце у Кристиано подскочило и застряло где-то между миндалинами.
Он обернулся. На крутом "дукати" сидел тип в черном шлеме и кожаной куртке.
— Ах ты, сукин сын, я тебе башку проломлю! — заорал парень, ставя свой мотоцикл на подножку.
Кристиано бросил нож и пустился наутек между машинами, в то время как в спину ему неслось:
— Трус! Куда удираешь! Я тебя знаю! В школе видел! Мы все равно до тебя доберемся. Поймаем и...
Он выбежал на шоссе и помчался вдоль обочины.
Просто не верилось, что он так бездарно вляпался. За несколько секунд влез в дерьмо по самые уши.
Более идиотской глупости и придумать было нельзя. Испохабить мотоцикл Теккена и попасться с поличным!
Он бежал, опустив голову и стараясь не попадать в лужи. Селезенка ныла, заставляя его прижимать ладонь к животу. Раз-два, раз-два — в глазах расплывалась и вновь фокусировалась трасса, дорожное ограждение, фары проезжающих машин.
От долгого бега началась одышка, а в ушах все еще звучали угрозы черного мотоциклиста: "Куда удираешь? Я тебя знаю! Ты за это заплатишь!"
Казалось, что ему снится дурной сон, что стоит остановиться, зажмуриться — и, открыв глаза, снова окажешься в темном углу игрового зала и вдохнешь застоялый душок пота и дезодоранта.
Наверное, на него нашло помрачение. Как под гипнозом, он украл нож и остервенело набросился на мотоцикл. В хозяйственном он даже не огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не видит.
Непонятно, как у него не подгибались ноги от засевшего внутри страха. Очень скоро месть Теккена безжалостно обрушится на него со всей своей разрушительной силой.
Этот тип и пришить может.
Однажды Кристиано видел, как он дерется с дальнобойщиком на стоянке перед баром.
Запомнилось, как спокойно он шел на мужика килограммов на двадцать тяжелее его и с огромными, как дубины, ручищами. Теккен приплясывал, мерзко виляя задом, словно танцор меренге [26]. Он был явно увлечен, радуясь случаю потренироваться на живом мясе.
Пока орангутан размахивал руками и изрыгал проклятия, Теккен точным ударом в колено повалил его наземь. Потом он приподнял его голову за ухо и, ткнув в лоб пальцем, пригрозил: "Ты здесь никто. Так что не зарывайся".
И все это из-за того, что бугай забыл сказать "Пожалуйста", когда попросил Теккена переставить свой мотоцикл, чтобы он мог припарковать грузовик.
"Что же тогда он сделает со мной после того, как я изуродовал его любимую игрушку..."
Легкие пылали, и ему пришлось замедлить бег. Кристиано взбежал на мост над каналом и остановился отдышаться под навесом автобусной остановки, находившейся точно посередине моста. Табло расписания и стенки павильона были сплошь исписаны и разрисованы. На скамейке был разлит кетчуп и валялись остатки хрустящей картошки и попкорна. Воняло мочой. Над крышей потрескивал тусклый неон.
Кристиано повернулся к дороге, высматривая автобус.
Мотоциклист наверняка уже обо всем доложил Теккену. "Кто это был, мать его?" — "Белобрысый пацан, из средних классов".
Фабиана и Эсмеральда, конечно, сразу поняли, что это был он. "Мы его знаем. Это Кристиано Дзена. Он учится в нашей школе"
Эти шлюхи ни за что не станут его покрывать.
Автобуса было не видать. А Теккен со своей бандой наверняка уже пустился в погоню. Кристиано спрятался в узком проеме между навесом и дорожным ограждением. В десятке метров внизу под мостом клокотала в канале вода.
Кристиано все еще колебался, ждать или топать дальше, когда вдали засветились желтые зрачки автобуса.
"Решено".
Он вышел из-под навеса на дорогу и уже собирался помахать водителю, когда справа из-за автобуса, ослепив дальним светом, вынырнули три мотоцикла. Кристиано отступил на шаг, и автобус проехал мимо, даже не притормозив. Мелькнули люди в окошках, следом мигнули красные габаритки, и всё.
Автобус не остановился. А мотоциклы остановились.
Он попытался улизнуть, но черный "дукати" тормознул рядом с ним, и сидевший на заднем сиденье Теккен одним прыжком бросился на него.
Кристиано упал в грязь, сильно ударившись плечом. Он попробовал вырваться, брыкнуть ногами, но Теккен ухватил его за плечо и придавил локтем поперек туловища. Другой рукой он схватил Кристиано за волосы, приподнял и со всего маху влепил по лицу тыльной стороной ладони так, что Кристиано отлетел на дорожное ограждение.
Надпочечники Кристиано выпустили миллионы молекул адреналина, которые не дали ему в это мгновение почувствовать боль.
Он рывком встал на ноги, пытаясь выбежать на шоссе, но, сделав несколько шагов, рухнул на землю.
Теккен подсечкой сбил его с ног.
Кристиано ворочался в ледяной грязи, пытаясь подняться, но ноги не слушались.
Он поклялся себе, что не издаст ни единого стона.
Теккен поставил каблук ему на ладонь и надавил, и Кристиано в пронзительном вопле выпустил весь воздух, который оставался у него в легких.
— Почему ты это сделал, а?! Почему? — дрожащим голосом, чуть не плача, повторял Теккен.
Кристиано не мог ответить ему, потому что не знал ответа, кроме того, что на пять минут у него поехала крыша.
Теккен надавил сильнее, отчего пальцы и предплечье взорвались болью.
— Почему? Говори!
С одной стороны, хотелось просить о пощаде, умолять Теккена прекратить, сказать, что это не он, что они ошибаются, он тут ни при чем, но с другой — твердая, как камень, глыба в груди не позволяла ему это сделать. Пусть его прикончат, он не будет молить о пощаде.
Теккен отступил, и Кристиано пополз к остановке. Все вокруг смешалось в ералаш красок, выхлопных газов, колес и ног. В ушах жужжало, и ему не удавалось разобрать, о чем переговариваются, сидя на мотоциклах, остальные.
Ему показалось, что он слышит женские голоса.
Эсмеральда и Фабиана.
Они тоже здесь. Тем более надо держаться. Кристиано заполз под скамейку автобусной остановки.
"Может, удастся отползти подальше и они меня не найдут".
Но надежды были напрасны. Теккен ухватил его за щиколотку и вытащил наружу.
— Ну и что мне с тобой делать? — Он пнул Кристиано ногой. — Вам понятно? Этот мелкий засранец испоганил мне мотоцикл. — Он был в отчаянии, словно у него застрелили мать. — И что мне теперь с ним делать?
Кристиано свернулся калачиком, прижав колени к груди. Дрожь во всем теле не унималась. Надо было реагировать, подниматься, драться.
— Скинем его вниз, — предложил чей-то голос.
Пауза, потом Теккен распорядился:
— Точно.
Несмотря на боль, от которой у него темнело в глазах, мысль умереть вот так, сброшенным с моста, показалась Кристиано почти прекрасной, мгновенным избавлением.
— Возьми его за ноги.
Его подняли за лодыжки. Чья-то рука железной хваткой обхватила кисть. Кристиано не сопротивлялся.
Его, расплющенного как таракан о бетонный откос канала, заметит на следующий день какая-нибудь дрянь, пока ждет автобуса. Отца только жалко.
"Он умрет с горя".
Но когда он почувствовал под собой готовую засосать его темную пропасть, услышал шум воды и гул ледяного ветра, то осознал, что его вот-вот сбросят вниз, и внутри неожиданно что-то сработало. Он вылупил глаза и начал вертеться как одержимый, вопя:
— Ублюдки! Подонки! Сволочи! Вы за это заплатите! Я убью вас. Я вас всех убью!
Но вырваться ему не удавалось. Они держали его как минимум втроем.
Кровь ударила ему в голову. Под ним шумел черный поток, отблескивавший серебром каждый раз, как проезжала машина.
— Ну что, засранец, не хочешь умирать?
— Да пошел ты!
— Ах, ты у нас крутой?
Его выпихнули еще дальше за парапет.
— Пошли вы, сволочи!
Ему залепили оплеуху, от которой из носа фонтаном брызнула кровь.
Голос Теккена:
— Послушай-ка меня хорошенько. Если в понедельник ты не выложишь мне тысячу евро, клянусь головой своей матери, я тебя прикончу! Не надейся улизнуть, я все равно до тебя доберусь. — И обращаясь к приятелям: — Оставьте его.
Его бросили на землю.
Весь мир превратился в круговорот огней и безликих силуэтов.
Так, брошенный под ограждением, Кристиано смотрел, как они трогают, разворачиваются и удаляются в сторону города.
Прошло пять минут, прежде чем он попробовал пошевельнуться, и в этот момент обнаружил, что описался.
53.
Когда Кристиано Дзена добрался до дома, в окнах горел свет.
Надо же, чтоб такая невезуха.
Если отец увидит его в таком виде, в заляпанных грязью и пропитавшихся мочой штанах, куртка вся изодрана и выпачкана кровью...
"Ладно, по фигу".
Кристиано, прихрамывая, пересек двор, обогнул фургон и завернул за угол дома. На заднем дворе в гараж с наглухо опущенными алюминиевыми роль-ставнями спускался бетонный пандус. Он приподнял стоящий рядом цветочный горшок, под ним лежал ключ. Кристиано вставил ключ в замок, подавляя стон, поднатужился и поднял ворота ровно настолько, чтобы можно было попасть внутрь.
В гараже было холодно. Кристиано зажег свет, и из тьмы показались очертания помещения. Пахнуло сыростью и краской, банками с которой были уставлены длинные стеллажи. Гороховый и кислотно-желтый цвет стен делали гараж похожим на мертвецкую. Посередине стоял старый стол для настольного тенниса, на котором навалены кипы газет, шины и разный хлам, скопившийся здесь за много лет, как на свалке. К стене вертикально прислонено покрытое толстым слоем пыли и изъеденное жучками старое фортепьяно. Вопрос о его происхождении Рино всегда старался замять. Эта штуковина никак не вязалась с их жизнью. Отцу вообще медведь на ухо наступил. На миллионный по счету вопрос Кристиано удалось вытянуть ответ:
— Оно принадлежало твоей маме.
— И что она с ним делала?
— Она на нем играла. Хотела стать певицей.
— А хорошо она пела?
Отцу было нелегко признать это. "Красивый голос. Но в конечном счете ей нравилось не петь, а наряжаться как шлюха и торчать в музыкальных забегаловках, чтобы ее там клеили. Я пробовал продать его, но покупателя не нашлось"
Некоторое время Кристиано ходил в гараж и пытался освоить инструмент. Но у него со слухом было еще хуже, чем у отца.
Порывшись в сложенных штабелями коробках, Кристиано отыскал старую одежду. Сняв ветровку, он натянул изъеденный молью свитер и джинсы. Затем умылся в мойке и привел в порядок волосы. Хотел поглядеть, в каком состоянии его физиономия, но зеркала в гараже не было.
Кристиано запер гараж и направился в дом.
Проблемой была распухшая губа. Имелась еще и ободранная спина, руки в ссадинах, ушибленная нога, но это не так бросалось в глаза.
Вторая проблема, которая на самом деле была не проблема, а трагедия, — где взять тысячу евро. Ну, об этом лучше будет подумать потом, в спокойной обстановке, потому что он все равно не имел ни малейшего понятия, как ее решать.
Сейчас он должен был, моля Бога, что отец спит или залил глаза, войти в дом, неслышно, как кошка, подняться по лестнице и юркнуть в свою комнату.
Он сделал глубокий вдох. Еще раз поправил одежду, открыл дверь и тихонько прикрыл ее за собой.
В гостиной горела только лампа у телевизора. Все остальное растворено в полутьме.
Отец, как обычно, валялся в шезлонге. Кристиано был виден его бритый череп. На диване спиной к нему сидел Четыресыра. Спят? Он подождал, чтобы понять, разговаривают они или нет. Тишина.
Хорошо.
Он на цыпочках направился к лестнице. Затаив дыхание, поставил ногу на первую ступеньку, затем на вторую, но не заметил лежащих на ступенях молотка и клещей, и те с шумом грохнулись вниз.
Кристиано стиснул зубы, обернулся и в это же мгновение услышал с трудом ворочающего языком отца:
— Кто там? Это ты, Кристиано?
Ругнувшись про себя, Кристиано ответил, вовсю пытаясь изобразить спокойный тон:
— Да, я.
— Привет! — махнул рукой Четыресыра.
— Привет.
Отец медленно повернул голову — застывшая маска в синих бликах от телеэкрана.
— Ты дома, что ли, был?
Кристиано, застыв как статуя, впился в поручень:
— Да.
— Свет в твоей комнате вроде не горел.
— Я спал, — выдал он наудачу.
— А.
Пронесло. Набрался достаточно, чтобы не интересоваться тем, что делает сын. Кристиано поднялся еще на одну ступеньку.
— Там мортаделла еще оставалась. Сделаешь мне бутерброд? — попросил Рино.
— А сам не можешь сходить?
— Нет.
— Да ну, чего тебе стоит?
— Давай я схожу, — вызвался Четыресыра.
— Нет, ты сиди, где сидишь. Если отец просит сына принести мортаделлу, сын идет и приносит ему мортаделлу. Такой порядок. А то на кой тогда сыновья? — Отец повысил голос. Ara, либо он не в духе, либо у него болит голова.
Кристиано, фыркая, спустился обратно и пошел за мортаделлой. В пустом холодильнике одиноко лежал последний кусочек.
Кристиано положил колбасу на хлеб. Стараясь держаться в тени, подошел к отцу.
Но в то самое мгновение, когда Кристиано протягивал ему бутерброд, судьба опять ополчилась на него. По телевизору какой-то тип ответил на вопрос на двадцать тысяч евро, и на экране одновременно вспыхнули две тысячи миллионвольтных лампочек, залив комнату светом.
От вспышки Кристиано зажмурился, а когда снова открыл глаза, выражение отцовского лица переменилось.
— Что у тебя с губой?
— Ничего. А что такое? — Он прикрыл рот ладонью.
— А с руками?
— Я упал.
— Где?
Кристиано выдал первую пришедшую в опустелую голову нелепость:
— На лестнице. — И поспешил заверить: — Так, ерунда.
Отец недоверчиво:
— На лестнице? И так убился? Скатился, что ли, кубарем с самого верха?
— Да... В шнурках запутался...
— И как это ты умудрился? Похоже на фингал...
— Нет... Я просто упал...
— Хорош гнать.
Врать отцу было невозможно. У него был особый нюх на вранье. Он говорил, что брехня смердит и он чует эту вонь за сотню метров. Он всегда тебя вычислял. Как у него это получалось, Кристиано не знал, но подозревал, что все дело было в нижней челюсти, которая вечно дрожала, когда он пытался врать.
Странно, вообще-то в том, что касается вранья, Кристиано был настоящим асом. Самую несусветную туфту он выдавал с такой уверенностью, что никто и не думал сомневаться. Но с отцом не прокатывало, его было не провести, Кристиано всякий раз чувствовал на себе буравящий взгляд высматривающих правду черных глаз.
И потом, сейчас Кристиано был не в том состоянии, чтобы выдержать отцовский допрос.
Ноги дрожали, в желудке началась революция. Слабый голосок разума подсказывал ему, что единственный человек, который поможет выпутаться с этой тысячей евро, — его отец.
С тяжелым предчувствием он опустил голову и тихо-тихо произнес:
— Я соврал. Не падал я. Я подрался...
Рино замолк на бесконечно долгое время. Слышно было только, как он громко сопит носом. Потом он выключил телевизор, сглотнул и сказал:
— И что-то мне подсказывает, что тебе досталось.
Кристиано молча кивнул головой.
Он не мог говорить, потому что чувствовал: усилия, прилагаемые им, чтобы не расплакаться, на исходе. Казалось, трахея обмотана в несколько оборотов колючей проволокой.
Он задрал толстовку и показал ободранную спину.
Отец посмотрел на нее безо всякого выражения, потом обхватил ладонями лицо, как человек, которому только что сообщили, что вся его семья погибла в автомобильной катастрофе.
Кристиано пожалел, что сказал правду.
Рино Дзена задрал голову и, глядя в потолок, вежливо попросил:
— Четыресыра, ты не мог бы, пожалуйста, уйти? — Он тяжело вздохнул. — Мне нужно побыть с сыном наедине.
"Сейчас он меня поколотит..." — подумал Кристиано.
Четыресыра, немой как рыба, поднялся, нацепил старое пальто, состроил Кристиано невнятную мину и удалился.
Когда дверь за ним захлопнулась, Рино встал, зажег весь свет и дотошно, как у коняги, осмотрел у Кристиано ссадины и рот.
— Спина болит?
— Немного...
— Наклониться можешь?
Кристиано согнулся:
— Да.
— Ничего серьезного. А нога?
— Тоже.
— Руки?
— Ерунда.
Ничего не говоря, Рино принялся кружить по комнате, потом опустился на стул. Закурив, он пристально посмотрел на сына:
— А ты?
— Что я?
— Ты ему врезал? — Достаточно было заглянуть в глаза сыну, чтобы все стало ясно. — Ни хрена ты ему не врезал! — Рино сокрушенно покачал головой. — Ты... ты не умеешь драться. — Это было как откровение. — Мой сын не способен постоять за себя. — Он сказал это то ли возмущенным, то ли виноватым тоном. Словно не научил сына говорить или ходить. Словно у его сына была смертельная аллергия на мучное, а он килограммами впихивал в него хлеб.
— Но... — Кристиано попытался перебить его, чтобы объяснить, что за хрен был этот Теккен. Но отца уже понесло.
— Это моя вина. Моя. — Теперь он ходил кругами, схватившись руками за голову, словно кающийся паломник в Лурде [27]. — Он не умеет защищаться. Это я виноват. Что за кретин...
Кто знает, сколько бы он так еще продолжал, не закричи Кристиано ему прямо в ухо:
— Папа! Папа!
Рино поднялся.
— Что такое?
— Он совершеннолетний... и чемпион по тайскому боксу. Он выиграл областные соревнования.
Отец глядел непонимающим взглядом.
— Кто?
— Теккен.
— Что еще за Теккен, мать его?
— Это он меня отдубасил.
Рино взял сына за шиворот. Лицо его перекосилось, ноздри раздулись, губы крепко сжаты. Он поднял кулак. Кристиано инстинктивно закрыл голову руками. Рино подержал его так, раздумывая, что делать с отпрыском, потом швырнул на диван.
— Ты полный болван. Все еще веришь в этот вздор, якобы кто занимается всеми этими единоборствами, умеет драться? Да ты чему-нибудь, мать твою, научился в жизни? Чем ты думаешь? А, вот оно что! Я понял! Ты веришь тому, что показывают по ящику: вот как ты учишься жизни. Говори! Это так, нет? Смотришь мультики, в которых все подряд мастера кунг-фу и прочей туфты, и думаешь, что надо быть как Брюс Ли или как другие китайские недоумки, которые вместо того, чтобы вмазать, скачут, как акробаты, и визжат. Знаешь, что нужно для драки? Знаешь ты или нет?
Кристиано помотал головой.
— Очень просто. Злость! Злость, Кристиано! Надо просто быть сукиным сыном и плевать на всех. Пусть перед тобой стоит хоть сам Иисус Христос, если ты умеешь работать кулаками, то разделаешься с ним, как с кеглей в боулинге. Подходишь сзади, говоришь "Простите?", он оборачивается, и ты въезжаешь ему по морде, он валится на землю, и, если охота, добавляешь ему еще ботинком в зубы. Всё, аминь. А если эта мразь на тебя наезжает, лезет с кулаками, вякает, пытается напугать своими коленцами, знаешь, что тебе надо делать? Ничего. Стой себе и жди. Потом, — он выставил ногу вперед, — ставишь ногу так и, когда он подойдет, лупишь ему башкой по носу! Как будто бьешь по мячу, орудуешь шеей и плечами. Бить надо вот этим местом, иначе сам ушибешься. — Он показал на верхнюю часть лба. — Если чисто проделаешь, тебе ничего не будет. Самое большее назавтра немного покраснеет. А тот валится на землю, и потом та же история: ногой в зубы и готово. Поверь отцу, вряд ли кто-нибудь подымется после такого, даже этот засранец, как его там к черту звать... Но ты должен быть решительным и злым, понял? А теперь подойди сюда.
Кристиано посмотрел на него:
— Зачем?
— Подойди, я сказал.
Кристиано нехотя подчинился.
— Теперь врежь мне. Покажи отцу.
— Чего?
— Я сказал: врежь мне.
Кристиано не верил своим ушам:
— Я? Я должен тебе врезать?
Рино взял его за локоть.
— А кто еще? Давай, черт возьми, врежь мне.
Кристиано попытался высвободиться.
— Нет... Прошу тебя... Я не хочу... Не надо.
Рино сильнее сжал руку.
— Слушай меня внимательно. Никто тебя не должен бить. Никогда. Никто на свете не должен лезть на тебя с кулаками. Ты не пидор, которого может поколотить первый встречный подонок. Ты не представляешь, как я хотел бы тебе помочь, но не могу. Ты сам должен разруливать свои проблемы. А для этого есть только один способ: тебе надо разозлиться. — Он взял его за руку. — Ты слишком добрый. Размазня. Нету в тебе злости. Как будто сделан из мягкого теста. Яйца у тебя есть? — Рино тряхнул его, как куклу. — Так что давай, врежь мне. Не думай, что я твой отец, ни о чем не думай, думай только, что должен сделать мне больно и что я всю оставшуюся жизнь должен раскаиваться в том, что вздумал драться с тобой. Пойми, когда поколотишь парочку засранцев, пойдет молва, что ты сукин сын, и никто больше не станет тебя доставать. Это я для тебя стараюсь. Если не сможешь врезать мне, то и с другими не выйдет. — Он махнул сыну рукой: — Так что давай, вперед!
Делать было нечего, Кристиано это знал. Он должен был врезать отцу.
Он выставил ногу, отвел назад голову и резко двинул вперед лбом. Раздался неприятный хруст, как когда ломаешь куриные косточки. Кристиано попал отцу по носовой перегородке. Сам он почувствовал лишь легкое покалывание в середине лба.
Рино отступил на шаг, словно получивший апперкот боксер, и, заглотив вопль, схватился руками за нос, а сам весь побагровел. Когда он отнял руки, из ноздрей вытекали две струйки крови.
Кристиано прижался к отцу:
— Извини, папа, я не хотел...
Рино крепко обнял сына, потрепал его за волосы и прогнусавил:
— Молоток! Кажется, ты сломал мне нос.
54.
Усевшись на толчок, Кристиано смотрел, как Рино Дзена засовывает себе в нос ватные тампоны, и размышлял о том, что проблема, в сущности, никуда не делась.
Ну да, он научился бить головой, но если после того, как он изуродовал Теккену мотоцикл, он еще и даст ему по башке, теккеновские дружки схватят его, привяжут к мотоциклу и с гиканьем поволокут по шоссе.
Но больше всего его удивляло, что отец не спросил, из-за чего была драка. Ему даже в голову не пришло.
"Его колышет только одно: чтобы его сын умел махать кулаками"
По правде говоря, эти тумаки он заслужил. Кристиано тоже так бы отреагировал, если бы кто-нибудь покусился на его мотоцикл.
Он оперся лбом на руку.
"А если сказать ему про тысячу евро?"
Придется тогда все выкладывать. Кристиано был в полной прострации.
— Ты готов? — спросил отец голосом Дональда Дака, вытирая лицо.
— К чему?
Рино переодел майку.
— Как к чему? Поедем отыщем твоего супербоксера и дадим ему понять, что, побив тебя, он крупно облажался.
Кристиано чуть не стошнило. Он не верил своим ушам.
— Ты шутишь, что ли?
— Ни в коем случае. Такое нельзя спускать. Надо сразу же отвечать на удар. И как сказано в Библии, семикратно.
— Обязательно сейчас это делать?
— Не говори, что хочешь прослыть тюфяком, который все сносит, не пикнув... С такими делами надо разбираться сразу.
Кристиано поникшим голосом возразил:
— Но он не один...
Рино начал скакать, как боксер на ринге.
— Тем лучше. Все увидят, что с Кристиано Дзеной шутки плохи.
— А если остальные станут его защищать?
— Не дрейфь... На это есть твой отец. — В глазах Рино поблескивал лихорадочный огонек.
— А если он потом на меня заявит? Влипну по уши...
Отец ушел в гостиную, ничего не ответив.
Кристиано поперся за ним, продолжая умолять:
— Па, ну пожалуйста. Ты же знаешь Трекку... В этот раз он меня точно упечет в интернат.
Рино подошел к печке, около которой были навалены дрова, выбрал среди них чурку сантиметров в семьдесят длиной и удовлетворенно помахал ею в воздухе, словно бейсбольной битой.
— Славно! Отведает твой чемпион буковой дубинки!
— Я не пойду, па. — Кристиано мотнул головой и обессиленно рухнул на диван. — Ты сам всегда говоришь, что нельзя делать глупости. Я остаюсь дома... Мне наплевать. Иди ты, если хочешь.. Ты сказал, что я сам должен расхлебывать свои проблемы... Так вот я и разберусь сам. Пожалуйста, я прошу тебя, брось эту палку. Нарвемся...
— Слушай сюда. Думаешь, твой отец дурак? Может, и не заметно, но твой отец мозгами-то ворочает. — Он коснулся пальцем виска. — Кое-что в этой башке еще есть, так что просто делай, что я тебе говорю. Расслабься. Успокойся. Я все устрою. — Он сжал Кристиано за плечи. — Ему восемнадцать, а тебе всего тринадцать. Он совершеннолетний, а ты нет. Уж если кому и не поздоровится, так это ему. Он первым начал... По мне, так ты всего лишь постоишь за себя. И если после этого он начнет возникать, пусть только пикнет... — Он достал из ящика комода пистолет. — Мы познакомим его с этим мальцом. Сунем ему ствол под нос — он по-другому заговорит.
— Но...
— Никаких "но"!
Рино взял со стола бутылку граппы, влил в горло четвертую часть содержимого и икнул:
— На-ка, глотни. Это придаст тебе храбрости.
Кристиано тоже приложился к бутылке. Он почувствовал, как алкоголь обжигает внутренности, и понял, что Теккену песец.
55.
По пути в Варрано Кристиано трижды порывался выложить все как есть, но каждый раз, проиграв про себя сцену признания, сдерживался.
"Па, мне надо тебе кое-что сказать... Знаешь, я ему поломал мотоцикл... За это он меня и бил. Он влетел из-за меня на тысячу евро при том, что ничего мне не сделал".
Истинная правда. Теккен совсем ничего ему не сделал. Ни разу. На школьном сачке он кучу народу достал, но его ни разу ничем не задел. Ни единым словом. Возможно, до этого вечера Теккен даже не догадывался о его существовании.
Когда они до него доберутся, Теккен скажет, что Кристиано испохабил ему мотоцикл, и отец обо всем узнает...
"Вот дерьмо".
Но когда они подъехали к торговому центру, он был уже закрыт. Ворота заперты. Иллюминация погашена. Черные башни. Пучки света от фонарей на асфальтовом пустыре, пузырящемся под струями припустившего с новой силой дождя. Мотоцикл свой Теккен тоже уволок.
Кристиано вздохнул с облегчением:
— Нету его. Поехали домой.
В ответ он получил только:
— Спокойно. Я его найду.
Они стали колесить по городу. Бар. Главный проспект. Улочки в центре. Было всего лишь пятнадцать минут десятого, а на улице — ни души.
Отец гнал фургон рывками, на большой скорости, ежеминутно нарушая правила.
Куда он, мать его, запропастился?
— Наверно, домой вернулся. Фиг с ним. Уже поздно.
Дороги опустели, дождь барабанил по крыше фургона.
Они съехали на обочину шоссе. Рино закурил очередную сигарету:
— Что будем делать?
— Не знаю.
Отец молча курил, щупая распухший нос.
— Поехали домой, па, — предложил Кристиано.
И они собрались домой, но Рино для верности решил еще раз проехаться по городу. Обогнув церковь, он углубился в жилой квартал, весь застроенный особнячками со светящимися окнами и аккуратными палисадниками, с припаркованными перед воротами джипами и внедорожнинами, и, наконец, снова выехал на пустынное шоссе. Каждые сто метров фонари чертили на асфальте желтые крути, а за лобовым стеклом мельтешили "дворники".
Кристиано собирался попросить отца заехать в забегаловку, когда увидел на другой стороне шоссе черную фигуру, одиноко толкавшую под дождем мотоцикл.
Теккен.
Ветровка насквозь мокрая. Шины проколоты. Ну и замаялся же он, наверное. Один-одинешенек на шоссе со своим мотоциклом... Никакого риска облажаться и тем паче нарваться на полицию.
Теккен со страха так уделается, что не посмеет больше требовать с него денег. Однако действовать надо было быстро, выпрыгнуть из фургона и шмякнуть чуркой, не дав ему пикнуть.
Кристиано досчитал до трех и, подскочив в сиденье, закричал:
— Я его вижу! Па, я его вижу!
— Где?! Где? — очнулся от спячки Рино.
— На той стороне шоссе. Мы его обогнали. Он пешком. Давай разворачивай!
— Знай наших! Сукин ты сын, мы тебя все-таки зацапали! — заорал Рино и, не глядя, крутанул баранку так, что колеса пронзительно взвизгнули. — Он один?
— Да. Толкает мотоцикл.
— Мотоцикл?
— Да.
Рино воспринял информацию без комментариев.
Кристиано чувствовал, как внутри нарастает возбуждение и начинает укорачиваться дыхание. Он приподнял полено. Весит что надо. Во рту пересохло.
— Как поступим, па?
— Для начала выключим фары, чтобы он не заметил нас позади себя. Когда будем метрах в пятидесяти, ты вылазишь, незаметно приближаешься, окликаешь его, а когда он обернется, даешь время узнать тебя и бьешь. Один раз. Если попадешь куда надо, этого достаточно. Потом я тебя подберу.
— А куда мне бить?
Рино подумал секунду, потом коснулся нижней челюсти:
Кристиано вылез из кабины, крепко сжимая палку. Сейчас этот сукин сын узнает, что значит наезжать на Кристиано Дзену.
"Я тебе башку проломлю, урод".
Он обернулся. Машин на дороге не было.
Тогда он побежал с палкой наперевес. Движущееся темное пятно с каждым шагом становилось все ближе. Хлюпанье сдутых шин по асфальту. Метрах в десяти Кристиано резко замедлил бег и дальше пошел на цыпочках, подобравшись к нему на расстояние вытянутой руки.
"Не мазать", — приказал он сам себе.
Затем поднял дубину и выпалил:
— Теккен! Пошел ты...
Теккен обернулся, и, прежде чем он успел понять, что происходит, Кристиано заехал ему дубиной по виску. Теккен точно скончался бы на месте или впал в кому, если бы в последний момент, инстинктивно или по привычке к бою, не отклонил голову ровно настолько, чтобы палка проехалась ему по скуле и ударила между шеей и ключицей.
Без единого стона Теккен отпустил руль мотоцикла, который, хрустнув зеркалом, повалился на асфальт, еще мгновение удержался на шатающихся ногах, как в замедленной съемке, коснулся ладонью места, куда пришелся удар, а затем, шокированный и онемевший, рухнул навзничь поверх своего мотоцикла.
— Вонючий урод! Оставь меня в покое, понял? Ты меня не знаешь, отвяжись от меня. — Кристиано снова замахнулся. — Если не оставишь меня в покое, я тебя убью. — Ему жутко хотелось ударить его, проломить череп этому уроду. — Возомнил себя фиг знает кем, а сам — полное дерьмо. — Кристиано сглотнул. — Понял? Полное дерьмо.
Кристиано посмотрел ему в лицо. В округлившихся от ужаса глазах Теккена читалась уверенность в неминуемой смерти. Вся наполнявшая тело Кристиано ярость погасла столь же стремительно, как зажгла до этого каждую клетку его существа, — достаточно было взглянуть ему в глаза и...
"Я чуть его не прибил"
... больше ее не было, как будто откупорили бутылку, и гнев вышел, как газ. Осталась лишь тошнота и жуткая усталость.
— За что? Я тебе ничего не сделал... Ниче... — пробормотал Теккен, поднимая руки.
В этот момент за плечами Кристиано затормозил фургон и распахнулась дверь кабины.
— Залезай! Живее! — махнул рукой Рино. Кристиано опустил руку, бросил на землю палку и сел на "дукати".