"Течение Алкиона" - читать интересную книгу автора (Стэблфорд Брайан М.)

1

Корабль, который меня подобрал, назывался «Элла Марита» и принадлежал компании «Карадок». Капитаном его был уроженец Пенафлора по имени Аксель Циран. Смею заметить, что, если бы вам довелось встретить Цирана в добром расположении духа, он произвел бы на вас впечатление разумного, простого, довольно добропорядочного космонавта. Я же никогда не имел возможности увидеть его с хорошей стороны. Работа на банду головорезов типа «Карадок» испортит кого угодно. «Карадок» — один из сотни торговых союзов, обладающих незначительным космическим флотом. Каждый из них старается организовать, упрочить, монополизировать крохотную область галактической торговли.

К этому времени ручеек из стремившихся перебраться с Венца во Внутреннее Кольцо превратился в поток, волна процветания повлекла всех, у кого были деньги. Центральные планеты — особенно Пенафлор, Валериус и Новая Александрия — были заинтересованы в надежности торговых линий. Как и все остальные, компания «Карадок» пыталась создать себе имя. Многое стояло у нее на пути. Например, вольные торговцы — тысячи или около этого небольших кораблей, которые имели хорошие связи, установившиеся контакты и упрямо отказывались сотрудничать с компаниями. Поэтому компания «Карадок» не любила независимых торговцев. Особенно же она не любила людей, которые были вожаками тех, о которых они больше всего говорили. Включая и меня.

Циран не обрадовался, увидев меня. Он, казалось, думал, что я стою у него на пути. Он обозвал меня проклятым пиратом и сказал, что из-за меня компания угробила приличные деньги, так как для того, чтобы меня подобрать, им пришлось изменить курс. Я поинтересовался, а зачем он меня вообще подобрал, и уже было испугался, что он выбросит меня обратно.

Я выразил свою искреннюю благодарность и даже извинения за то, что принес ему столько беспокойства. При этом удержался от вопросов, которые могли бы показаться ему невежливыми, например, какого черта его занесло в Течение Алкиона вообще! Ко мне проявили крайне мало участия. В конце концов, я решил, что лучше не буду ни с кем разговаривать, просто буду лежать на койке и принимать овсянку, которую они вручили мне с такой радостью, на какую я только мог рассчитывать. Команда присматривала за мной, как могла, но Циран имел на меня зуб и вечно маячил за их спинами.

Я видел: у капитана здесь, внутри Течения, было беспокойное время — а у кого было иначе? — но даже несмотря на это, извинить его поведение я не мог. Я бы охотно заплатил ему за все хлопоты, но у меня не было ни гроша. Вещи, которые я засунул себе в рюкзак, когда собирался идти встречать «Эллу Мариту», были барахлом. Главным образом барахлом Лэпторна — сувениры и подарки. Даже у Лэпторна не было ничего ценного — нельзя возить за собой в космическом корабле дорогую коллекцию, а продав. то, что там было, ни в одном космопорту Галактики нельзя было купить и рубашки.

Я намеревался смыться с корабля и исчезнуть, как только мы коснемся посадочного поля, где бы мы ни были, но ничего не вышло. Рэмрод-базой был Холстхэммер, и до него мы добрались довольно быстро. Циран все еще злился, когда мы сели. Ему по-прежнему нужен был козел отпущения в связи с его неудачным путешествием, а таковым был я. Он арестовал меня и посадил в П-шифтер, который во флоте «Карадок» служил для связи с базой на Земле.

П-шифтер доставил меня на Новый Рим, где юристы компании «Карадок» привлекли меня к суду, требуя компенсации за вынужденное изменение курса «Эллы Мариты» ради моего спасения. Должно быть, известие о том, что меня подобрали, распространилось очень быстро, потому что на Новом Риме я стал предметом насмешек еще до своего фактического приземления. Сама мысль потребовать компенсацию за спасение космонавта казалась им смешной. Нельзя сказать того же обо мне, особенно когда я увидел, что в этом деле все против меня. Законы Нового Рима распространяются на всю Галактику — неважно, каковы местные законы. Чтобы так было, он должен быть надежным, осуществимым и в высшей степени справедливым. Жители Нового Рима не утверждают, что их система имеет какое-нибудь отношение к справедливости, — это закон, и только закон. Однако главным образом он защищал все же наши интересы в ущерб их интересам. Случай же с «Эллой Маритой» был для них чистой победой. Двадцать тысяч — такой была затребованная сумма, и все, что бы я ни заработал, шло им на ее погашение. Я мог бы чувствовать себя польщенным — никто до этого не говорил мне, что моя шкура стоит таких денег, — но первые несколько дней мне было совсем не по себе. Кроме того, компания «Карадок» застраховалась на случай невозвращения своих денег, и страховые налоги должны был платить я. Это означало, что, если бы мне посчастливилось прожить сто лет, «Карадок» и страховое агентство делили бы каждый пенни, который я зарабатывал, между собой, и даже если бы я умер через неделю, «Карадок» ничего не потеряла бы, ну разве что в случае если бы они убили меня сами.

Все это не сулило мне хорошего будущего. Но по крайней мере, пока П-шифтер находился на Новом Риме, я был удостоен незначительного медицинского внимания и начал превращаться в нечто, имеющее вид разумного существа. Алахак услышал, что меня нашли, и прислал свои поздравления. Очевидно, он не знал о юридической западне, в которую я попал. До Венца новости доходят медленно.

После всего от избытка душевной доброты люди «Карадок» позволили мне прокатиться на П-шифтере, когда он возвращался на Землю. Все совершенно бесплатно — проявление настоящего расположения. Человек должен быть благодарен за мелкие услуги.

Возможно, более разумным было подождать, пока я смогу перескочить на Пенафлор, где были в основном сосредоточены все космические линии и где находились главные строительные верфи. Но попутные полеты на космических кораблях — нелегкое дело, и мне пришлось пожить за счет благотворительности, пока я был на Новом Риме. «Карадок» же согласна была кормить меня овсянкой. В обмен на свои паршивые деньги. Кроме того, я чертовски устал и единственное, чего мне хотелось, — удрать домой и спрятаться. Земля — вот дом, который у меня был. Может быть, меня там никто не знал (кроме старого Хэролта), но я там начинал. Там я родился (по крайней мере я предполагал, что это так, хотя этому нет надежного подтверждения, и вполне возможно, что меня туда зашвырнуло в раннем возрасте).

Так или иначе, путь мой окончился в нью-йоркском космопорту. Мелочи у меня в кармане было ровно столько, чтобы купить себе пару раз еду и проехать на автобусе до города, вот и все. Дело было не в том, чтобы ехать в сам Нью-Йорк: порт, практически, тоже был городом, и если мне и суждено было найти работу, то, конечно же. здесь.

Помня о том, что даже приговоренный к смерти имеет право на хорошую еду. я нашел дешевую харчевню в северной части портового жилого комплекса и снова вкусил восторг от искусственной пищи. Можно сказать, что это была моя первая приличная трапеза за два года. Что ни говори, а на вкус она была прекрасна, особенно в сравнении с овсянкой, обычной в космическом полете, и чужеродной травой.

После того как я уделил время ублажению своего желудка, я откинулся назад, расслабился и позволил себе чуть-чуть пожалеть самого себя.

Это отворило дверь.

«Какой смысл горевать об этом?»

Я объяснил, что не горюю. Я ни в коей мере не являюсь рабом своих эмоций. Я сказал ветру, что просто сожалею о наиболее неудачных сторонах сложившейся ситуации, и думаю, что все изменится к лучшему.

«Ты притворщик, Грейнджер, — сказал ветер. — Железным тебя не назовешь. Ты чувствуешь то же, что и все остальные. Тебе просто стыдно в этом признаться».

В то время ветер еще недолго находился со мной. Поэтому он ошибался. Он уютно устроился у меня в голове, но еще не совсем акклиматизировался. Он все еще не знал меня, не говоря уж о том, чтобы меня понять.

«Оставь меня в покое, — попросил я. — Кончай спорить». С этого момента я решил думать о ветре как об одушевленном существе. Я решил, что это будет существо мужского пола. И не потому, что его голос и манеры были мужскими, а просто потому, что придать ему женский пол означало бы внести некие сексуальные тона в это присутствие, кстати, совершенно незаконное. Ветер так и не рассказал мне о себе ничего, кроме того, что он был выброшен на скалу Течением Алкиона точно так же, как и я. Я ничего не знал ни о его природе, ни о его истории. Только то, что он собирался остаться со мной на всю жизнь и что он, казалось, был настроен уважительно по отношению к своему новому дому, чего заслуживает хороший дом. Мне говорят, что дети часто разговаривают с несуществующими друзьями, но с возрастом это проходит. Иногда мне кажется, что просто с возрастом они перестают рассказывать другим о своих несуществующих друзьях.

Было поздно — около полуночи, — и хозяин вышвырнул меня прежде, чем я успел насидеться у него на стуле. Оказавшись на холоде, я сразу же снова нос к носу столкнулся со своими проблемами. Куда мне идти и что делать?

Пришлось идти искать Хэролта. Никого другого у меня не было на всей планете и, конечно, никого в окрестностях Нью-Йорка. Естественно, надо было идти туда — действительно, единственный шанс. Но мне было неохота, потому что я знал, что, скорее всего, никакого Хэролта не найду. Он, казалось, не знал, что такое возраст и время, но это было семь лет назад. Уже тогда он был стариком. В земных условиях, особенно в условиях Нью-Йорка, люди редко доживают до шестидесяти, а Хэролту столько должно было исполниться еще десять лет назад. Яд Земли накапливается у всех ее детей, какими бы сильными и несгибаемыми они ни были. А умственный стресс от образа жизни, которую мы не понимаем, держит в напряжении наши сердца. Даже в последний день своей жизни, я уверен, Хэролт работал. Но не мог же он жить вечно.

Не хотел бы я прийти к двери Хэролта, постучать и услышать от открывшего мне незнакомого человека, которому наплевать на то, жив Хэролт или нет, что с таким именем там никто не живет. Но что мне оставалось?


Я был в десяти милях от дома Хэролта и уже прошел три мили или четыре от космодрома. Но тем не менее я все еще тащился в правильном направлении. Я был не в лучшей своей форме после двух лет жизни на Могиле Лэпторна (так я экспромтом назвал этот мир), а впереди было еще десять миль. Я потратил более трех часов и когда наконец добрался, то одеревенел от холода и смертельно устал.

Никаких признаков жизни я не нашел.

Хэролт жил над своей мастерской, где ремонтировал различные приборы, необходимые для нормальной работы средств передвижения различных типов — автомобилей, кораблей, даже летательных аппаратов. Казалось, мастерская должна быть полна инструментов, верстаков, незаконченной работы, всяких обломков и запахов масла. Но этого не было. Я попал внутрь, открыв незапертую дверь. Было ясно, что здесь недавно убрали. От Хэролта осталась только маленькая кабинка в одном из углов мастерской. Я включил в кабинке свет и заглянул в ящики стола.

Ничего. Выметено все до последнего клочка бумаги. Хэролт умер, это ясно. Он забыт. Стерт с лица Земли.

Кресло в кабинке было закреплено на петлях таким образом, что его можно было временно превращать в кровать. Хэролт жил очень близко к своей работе. Здесь внизу он не спал — так уж получилось, — его собственная кровать была наверху. Однако он ночевал и здесь — иногда, когда ему этого хотелось. Чтобы быть готовым к работе в любой момент. Я здесь тоже иногда спал, но это было почти двадцать лет назад. Я разложил кресло и лег на него.

Было чересчур холодно, и я не мог чувствовать себя уютно, но через некоторое время мне удалось погрузиться в сон.