"Империя страха" - читать интересную книгу автора (Стэблфорд Брайан)

2

Опустились вечерние сумерки, Эдмунд зажег свечу на полке, сел, глядя на дрожащее пламя. Затем открыл книгу Антонио Нери “Арте Витрариа”, рассказавшую Европе о тайнах венецианских мастеров стекольных дел, но не мог вдуматься в текст. Отложив книгу, наполнил бокал темным вином и не заметил, как вошел Ноэл. Когда юноша поставил рядом кресло и сел, Эдмунд протянул ему штоф. Ноэл взял, явно удивившись, нашел бокал, наполнил его и аккуратно отпил.

— Как, я уже достаточно большой, чтобы пить с тобой вино? — спросил Ноэл с легкой горечью в голосе.

— Ты достаточно большой, — заверил Эдмунд нарочито ласково. — Не злоупотребляй только и не пей в одиночестве, советую тебе как отец.

Ноэл потянулся через стол, чтобы дотронуться до микроскопа тонкими пальцами. Нечасто приходилось слышать отеческие советы. Эдмунд считал необходимым держать его подальше от опасных мыслей и неверных поступков.

— Чего ты опасаешься? — спросил Ноэл, подражая тону отца, стараясь говорить не как ребенок с отцом, а на равных.

Эдмунд вздохнул:

— Я думаю, что ты и для этого достаточно взрослый.

— Наверно, ты должен мне сказать.

Эдмунд взглянул на сверкающий медью прибор:

— Мне кажется, что такой прибор следовало держать в тайне, хотя бы на время. Один сметливый мастер, итальянец, как я осмелюсь предположить, желая ублажить вампиров — мужчин и женщин, — выставил свое изобретение — гордый как петух, — чтобы услышать их аплодисменты. Конечно, эту штуку рано или поздно все равно бы открыли. Такой секрет нельзя хранить долго, тем более что все эти линзы сейчас вошли в моду.

— Ты будешь рад очкам, когда глаза начнут слабеть, — сказал Ноэл. — В любом случае не вижу зла в новой забаве.

Эдмунд улыбнулся.

— Новые забавы, — хмыкнул он. — Часы для определения времени, жернова для перемалывания пшеницы, линзы для усиления зрения. Токарные станки — вытачивать винты, монетные прессы — чеканить богатство империи. Все делают простые ремесленники, чтобы ублажить хозяев. Кажется, нам удалось убедить вампиров, каким умным может быть человек и сколько еще можно узнать кроме того, что написано в мифах Греции и Рима.

— Ты думаешь, что вампиры начинают страшиться нас?

Эдмунд плеснул вина из штофа и протянул сыну опять.

— Они поддерживали науку, потому что считали ее простым развлечением, отвлекающим нашу энергию от обид и мятежных мыслей. Они не подозревали о плодах, которые стали собирать наши ученые. Великие перемены преображают мир, перемены, выкованные искусством и изобретательностью. Но империя бессмертных любит постоянство. Вампиры не верят в новое, как только оно выходит за рамки простой новинки. Да, это точно, вампиры начинают нервничать.

— Но простые смертные, беззащитные перед болью, болезнями и ранами, никогда не смогут угрожать их царству.

— Их правление покоится на страхе и предрассудках, — спокойно сказал Эдмунд. — Конечно, они долгожители и лишь немного страдают от болезней, смертельных для нас, у них есть волшебные силы восстановления. Но они не неуязвимы. Их империя более ненадежна, чем они рискуют признать. После сотен лет борьбы вампирам не удалось навязать свое господство магометанам.

Ужас, на котором держится их правление в Галлии и Валахии, основан на невежестве. Высокомерие наших князей и рыцарей скрывает глубокий страх перед тем, что может случиться, если простые смертные освободятся от боязни перед вампирами. Им не так просто умереть, но смерти от этого они боятся не меньше.

— В Галлии и Валахии случались восстания против вампиров, но всегда терпели поражение.

Эдмунд кивнул.

— Но в Большой Нормандии три миллиона обычных людей и меньше пяти тысяч вампиров, — сказал он. — Во всей Галлии не больше сорока тысяч вампиров, в Валахии не больше. Я не знаю, сколько их может быть в Китае, или в Индии, или в сердце Африки за исламскими странами, но и там обычных людей должно быть значительно больше, чем вампиров. Если смертные будут видеть в своих хозяевах не полубогов или дьяволов, а просто более крепко сбитые существа, империя вампиров станет хрупкой. Вампиры утверждают, что сотни лет жизни дают им ум, недостижимый для смертных, но в это верится все меньше. В этом мире почти все сделали руки простых смертных: голландские суда и ткацкие станки, нормандские пушки и стекло. Наше искусство механики превосходит их магическую силу, и они знают это.

— А разве вампиры не утверждают, что все это делает мир удобнее для смертных и что наше искусство механики — только жалкое подобие их магической силы, которой мы не обладаем?

Эдмунд взглянул на сына, скрывая чувство горечи.

Он был рад тому, что сын умеет вести дискуссию. Отдавая Ноэла другим учителям в раннем возрасте, думал, что так будет лучше. Однако за несколько недель более тесного общения он увидел многое в поведении мальчика, что напоминало о собственных склонностях, привычках. Это было приятно — любовь к сыну всегда жила в нем, только обстоятельства не позволяли раскрыться чувствам. Казалось, что это никогда и не случится. Может быть, сейчас была единственная возможность передать дальше ту частичку знания, которой владел, но никому не осмеливался доверить.

Он сомневался. Но никакого вреда не будет — не так ли? — от дискуссии и обсуждения, которые ученые затевали для развлечения.

— У вампиров есть сила, — согласился Эдмунд, — мы называем ее волшебной. Но что такое волшебная сила? Разве это волшебство, если мы ставим паруса так, что судно идет против ветра? Разве волшебная сила заключается в вакууме, при помощи которого мы выкачиваем насосами воду из шахт? Разве волшебство растворяет серебро в ртути, как сахар в воде? Все эти трюки кажутся волшебством для тех, кто не знает, как все это делается. Волшебство — это то, чего мы еще не понимаем.

— Но вампир очень отличается от обычного человека, — настаивал Ноэл. — Все дело в душе, здесь нет ничего общего с механикой. Душа в теле простого смертного слабее, чем душа в теле вампира. Простая физическая сила здесь не поможет.

— Простая физическая сила, — повторил Эдмунд. — Все же любопытно. Этот князь колдунов, Гарри Перси, столько лет просидевший в Мартиновской башне, стремился создать эликсир жизни, который уравнял бы всех нас с вампирами. Рыцари Ричарда наблюдали все это с любопытством, называли его сумасшедшим князем — но наблюдали очень внимательно. Ричард был в восторге от его опытов в предсказаниях и от его изучения текстов алхимиков. Если Перси хотя бы приблизился к тем средствам, какими вампиры защищают себя, они убили бы его.

— Грегорианцы думают, что вампиры — исчадие ада, — сказал Ноэл. — Они говорят, что вампиры устраивают шабаши, на которых появляется Сатана, и что вампиры сильнее простых смертных, поскольку ими владеют души дьяволов, помещенные в их тела Сатаной, когда они отреклись от Бога и присягнули пороку.

Эти слова обеспокоили Эдмунда. Было неразумно говорить это в Тауэре, могли подслушать. Осуждение отцом Грегори вампиров считалось большим мятежом против их господства, чем вооруженное восстание. Они поспешили заставить нового папу осудить Грегори как худшего из еретиков, дошли до того, что посадили вампира на трон Санкт-Петербурга, но не смогли отделаться от представления о них как о посланцах дьявола. Это была жуткая история — вид запрещенных слухов, в которых каждый мог найти что-то для себя, своей веры.

— Обычно полагают, что состояние вампиров, как и простых люфей, определено Богом, — напомнил Эдмунд сыну. — Церковь теперь говорит нам, что вампиры живут долго на земле, но это и привилегия, и бремя, поскольку приходится долго ждать Божьей милости.

— Ты хочешь, чтобы я поверил этому? — спросил Ноэл, зная достаточно хорошо, что отец неверующий.

— Не хочу, чтобы ты верил, что они пешки в руках дьявола, — мягко сказал Эдмунд. — Это не похоже на правду. Жаль, если кого-нибудь сожгут как еретика только за случайно высказанную истину.

— Скажи мне тогда, во что же ты веришь.

Эдмунд смущенно пожал плечами.

— Не уверен, что речь идет о вере, — сказал он. — Я не знаю. Их долголетие реально, как и сопротивляемость болезням, способность к самовосстановлению. Но разве действительно магия обеспечивает эти возможности? Готов поверить, что они производят таинственные ритуалы с заклинаниями, но не знаю, что это дает. Часто думаю, так ли уж они уверены в себе. Возможно, держатся за свой ритуал, как католики за мессу, последователи Магомета — за намаз, следуя привычке и вере.

Им известно, что делать, чтобы превратить обычного человека в вампира, но понимают ли они, что творят, не могу сказать. Иногда я думаю, не являются ли они такими же жертвами ужаса, который пытаются вселить в нас, как и мы.

— Ты веришь, что существует эликсир — зелье, которое обезопасит любого от болезней, ран, на много веков отсрочит смерть?

— Алхимики говорят о секрете, давно известном в Африке и который сейчас хранят вампиры. Но не знаю, верить этому или нет. Если бы вампиром можно было стать только при помощи волшебного варева, его секрет давно был бы раскрыт.

Ноэл в глубокой задумчивости смотрел на микроскоп. Потом сказал:

— Ты думаешь, что этот инструмент поможет раскрыть тайну сущности вампиров?

— Боюсь, что так думает Ричард. Он очень обеспокоен. Империя в тревоге, говорят, что “Фримартин” подтвердил слухи о действии африканской болезни как на простых людей, так и на вампиров.

Он произнес эти слова хмуро и удивился, услышав смех Ноэла.

— Если раскроем тайну, все станем вампирами, — произнес тот, — чью кровь тогда будем пить?

Это замечание было похоже на иронию ребенка. В первый момент Эдмунд хотел ответить в том же тоне, обернуть всю беседу в шутку, но понял, что сын хотел не этого. Смех Ноэла был признаком смущения, извинением за неудобную тему беседы. Но при разговоре о вампирах нельзя не говорить о питье крови, как бы это ни было неприличным. Кармилла Бурдийон не постеснялась такой темы. Почему же должен смущаться Ноэл?

— Вампиры пьют человеческую кровь не для насыщения. Это не хлеб и не мясо, крови им нужно совсем немного. Но она им действительно необходима. Если вампира лишить крови, то он впадает в глубокий сон. Она доставляет им удовольствие, которое мы толком не можем понять. Это главное в тайне, делающей их такими чудовищными, такими бесчеловечными и, следовательно, такими сильными. — Он замолк, почувствовав смущение, но не от неприличия сказанного, а потому что не знал, насколько Ноэл разобрался в источниках его осведомленности. Эдмунд никогда не рассказывал о тех днях, когда встречался с Кармиллой, тем более жене, которую встретил позже, или сыну, которого она ему родила, но от сплетен и слухов Ноэла оградить было нельзя. Должно быть, Ноэл знал, что произошло с его отцом.

Ноэл опять взял штоф и на этот раз наполнил свой бокал.

— Мне сказали, — произнес он, — что люди тоже получают удовольствие… предлагая свою кровь вампирам.

— Это не так, — пробормотал Эдмунд, — удовольствие, которое обычный мужчина получает с женщиной-вампиром, такое же, что и с обычной женщиной. Это может быть иначе для женщин с вампирами-мужчинами, но я подозреваю, что единственное удовольствие, которое они переживают, происходит оттого, что вампиры-мужчины редко занимаются любовью как обыкновенные мужчины. Любовницы вампиров возбуждаются еще потому, что надеются сами стать вампирами. Кажется, они пользуются преимуществом в этом отношении.

Эдмунд колебался, но все же не хотел оставлять начатую тему. Сын имеет право знать это и, может быть, должен. Он вспомнил, как Кармилла смотрела на юношу, сказав, что тот похож на отца.

— Возможно, в чем-то это и верно, — продолжал Эдмунд. — Когда Кармилла пробовала мою кровь, мне было приятно потому, что было приятно ей. Любовь к женщине-вампиру волнует, это и отличает ее от любви к обычной женщине — даже если любовник женщины-вампира очень редко становится вампиром — и никогда только потому, что он ее любовник.

Ноэл вспыхнул, не зная, как реагировать на откровенность отца. И, видимо, решив сделать вид, что этот разговор интересует его чисто теоретически, спросил:

— Почему же в Лондоне и других городах Галлии намного больше вампиров-женщин, чем мужчин?

— Точно никто не знает, — ответил Эдмунд. — Во всяком случае, обычные люди не знают. Могу сказать тебе о своих догадках, по слухам и своим рассуждениям, но ты должен понять, что об этом опасно даже думать, не то что говорить. Ты должен знать, что я многое от тебя скрывал, наверное, причину ты знаешь. Ты понимаешь, что если мы продолжим разговор, то это опасно для нас?

Ноэл кивнул. Он сделал еще глоток из бокала, показывая, что готов взять на себя любую ответственность, как взрослый. Ноэл стремился к знаниям, Эдмунда это радовало.

— Вампиры держат в тайне свою историю, — сказал Эдмунд. — Они пытались контролировать и создание истории людей, хотя появление печатных станков сделало это невозможным из-за распространения запрещенных книг. Похоже, что вампиры-аристократы пришли в Западную Европу в пятом веке с ордами Аттилы, покорившего Рим. Аттила, вероятно, достаточно хорошо знал, как превращать в вампиров тех, кто ему пришелся по вкусу. Здесь все началось с Этия, ставшего первым властителем Галльской империи, и Феодосия, который был императором Византии, прежде чем этот город вошел в Валашское ханство.

Из всех существующих сегодня князей и рыцарей-вампиров большинство происходят от Аттилы, из его рода, я слышал о детях-вампирах, рожденных женщинами-вампирами, но, кажется, это выдумки. Женщины-вампиры бесплодны, мужчины-вампиры же намного сильнее, чем обычные мужчины. Хорошо известно, что они редко соединяются между собой, хотя мужчины-вампиры по ночам побуждают своих любовниц пить кровь. Тем не менее любовницы вампиров сами часто становятся вампирами. Рыцари-вампиры утверждают, что это волшебный дар, но не уверен, что любое превращение в вампира задумано заранее и желанно.

Он сделал паузу, затем продолжил:

— Возможно, что сперма вампиров-мужчин несет семя, передающее вампиризм так же, как семя обычных мужчин делает женщин беременными, а, может быть, это происходит случайно. Любовники-мужчины вампиров-женщин не становятся вампирами, как это часто бывает с женщинами — любовницами вампиров. Вывод подсказывает логика.

Ноэл, подумав, спросил:

— Как же получаются вампиры-мужчины?

— Превращение совершают другие мужчины-вампиры, — сказал Эдмунд. — Несомненно, превращение включает в себя определенные обряды и песнопения, возможно, эликсир, такой, как у графа Нортумберлендского, но думаю, что в старых описаниях шабаша вампиров, представленных грегорианцами, мало правды, даже если предположить, что роль Сатаны играл вампир-вожак. — Он не уточнил свою мысль, но подождал, чтобы увидеть, понял ли его Ноэл.

На лице юноши отразилось отвращение, сменившееся недоверием. Эдмунд не знал, радоваться или печалиться тому, что сын смог проследить за логикой его суждений, но он не был удивлен. Рассказы грегорианцев о шабаше вампиров, в которых Сатана обвинялся в противоестественном половом сношении со своими приспешниками, были так невероятны, что их пересказывали, не пропуская ни одной детали. Кроме того, рядом с жилищем лорда-лейтенанта был позорный столб, к которому иногда приковывали провинившихся слуг. Для охранников с определенными склонностями было обычным навещать ночью позорный столб и использовать злополучную жертву, чьи кисти были прикованы к столбу. Прислуга в Тауэре знала это. Поэтому Ноэл имел представление о мужеложстве.

— Не все женщины, которые спят с вампирами, превращаются в вампиров, — продолжал Эдмунд, — поэтому они могут утверждать, что обладают волшебной силой. Но некоторые женщины никогда не беременеют, хотя живут с мужьями годами. Не уверен, стоит ли верить в эту волшебную силу.

— Говорят, — заметил Ноэл, — что обычный человек тоже может стать вампиром, если будет пить кровь вампира и узнает нужное заклинание.

— Это опасный миф, — сказал Эдмунд, — слух, который вампиры ненавидят по очевидным причинам. Они учиняют жестокие наказания, если кто-нибудь пытается это проделать, и я не знаю ни одного случая, чтобы кто-то стал вампиром таким образом. Женщины нашего двора большей частью становятся любовницами на одну ночь для рыцарей князя, сам же Ричард, несмотря на свою привлекательность, никогда не интересовался женщинами. Мы можем только гадать об обращении самого князя, что, вероятно, было задумано по политическим причинам, но говорят, что он был фаворитом того Вильяма, который включил этот остров в Галльскую империю в 1066 году. Кажется, его ценили больше, чем отца. Генри, и больше другого Генри — прадеда, которых обратили, обоих, в вампиров уже в пожилом возрасте. Вероятно, самого Вильяма обратили у Шарлеманя.

Ноэл вытянул руку ладонью вниз, провел ею над пламенем свечи так, что оно заколебалось из стороны в сторону, взглянул на микроскоп.

— Ты рассматривал кровь? — спросил он.

— Да, — ответил Эдмунд. — И сперму. Обычную кровь, конечно, и обычное семя.

— И?

Эдмунд покачал головой.

— Это — неоднородные жидкости, но прибор не подходит для тщательного анализа. Ты сам наблюдал: цветные блики искажают очертания, увеличение маловато. Там маленькие тельца — те, в семени, с длинными жгутиками — но их должно быть больше… много больше… для наблюдения, была бы только такая возможность. Завтра этот микроскоп исчезнет, и я не думаю, что мне разрешат построить другой.

— Тебе не грозит опасность, — запротестовал Ноэл, — ты важная персона, твоя верность никогда не стояла под вопросом. О тебе самом люди думают как о вампире, называют алхимиком или колдуном! Служанки на кухне боятся меня, потому что я твой сын; они крестятся, видя меня.

Эдмунд засмеялся с горечью:

— Несомненно, невежды подозревают меня в общении с чертями. Многие избегают моего взгляда, так как боятся дурного глаза. Но все это не относится к вампирам. Для вампиров я простой человек. Но если даже они ценят мое умение, они немедленно убили бы меня, если бы заподозрили, что я знаю что-либо опасное для них.

Ноэл явно встревожился.

— А она? — Остановился, потом опять продолжил. — Леди Кармилла… разве она…

— Не поможет мне? — Эдмунд покачал головой. — Нет, даже если бы я был и сегодня ее любовником. Верность вампиров — только для вампиров.

Он встал, больше не чувствуя, что должен помочь сыну понять. Кое-что сын мог уяснить для себя только сам. Эдмунд взял свечу, пошел к двери, прикрывая пламя рукой. Ноэл последовал за ним, не удержавшись, чтобы не задать последний вопрос.

— Но… она любила тебя, не так ли?

— Наверное, да, — печально ответил Эдмунд Кордери. — По-своему.