"Ангел боли" - читать интересную книгу автора (Стэблфорд Брайан)

7

К тому времени, как Корделия вернулась с едой и питьем, жар Дэвида усилился. Не прикасаясь к хлебу и мясу, он схватил кружку с водой и жадно её осушил.

Несмотря на то, что его рука дрожала, он не пролил ни капли. Корделия опустила поднос и положила руку ему на лоб.

— Я должна вызвать врача, — сказала она, глядя на Мандорлу так, словно та была виновата в ухудшении состоянии Дэвида. Но Дэвид, чьи глаза казались неестественно большими от темных теней под ними, а зрение стало неестественно острым и ясным, видел, что женщина-оборотень была не менее обеспокоена его состоянием, чем жена.

— Врач не сможет здесь помочь, — спокойно сказала Мандорла. — Жар, который его охватил, не естественного происхождения.

— Ему было лучше, — сердито пожаловалась Корделия, но её манера ясно показывала, что она слишком хорошо понимала, сколь малому из того, что он пережил двадцать лет назад, она была свидетельницей.

— Происходит что-то, чего я не понимаю, — сказала Мандорла, — но я не думаю, что Дэвид в смертельной опасности. То, что его защищает, несомненно, предотвратит любой смертельный вред, сколько бы оно ни получало, причиняя ему боль.

Пока она говорила, Лидиарду показалось, что её золотые волосы начали светиться, и когда он взглянул на Корделию, она тоже излучала какое-то странное свечение. Пламя ночника, горевшего около его кровати, было таким же слабым, как и раньше, но, на взгляд его сверхчувствительных глаз, оно ярилось, как тропическое солнце. Два отражавших его зеркала, казалось, превратились в магические окна, которые выходили в странный и невероятно яркий иной мир.

Пока Дэвид отчаянно озирался по сторонам и бездумно пытался поднять правую руку, чтобы защитить глаза, поток света ворвался в комнату со всех сторон, растворяя мебель и затопив лица и формы двух наблюдающих женщин.

У него было только одно оружие против ливня света, и он его использовал. Он грубо обхватил левой рукой правую и поднял её вверх не как физическую защиту, но как стену чистой боли.

Неожиданно, словно он знал, что это произойдет, он обнаружил, что уносится прочь от жестокого света, парит в водовороте тьмы, который унес его оттуда, где он лежал, и отправил его планировать в вакууме.

Он не мог сказать, сколько минут или часов прошло прежде, чем Ангел Боли решила ослабить свои нежные объятия — но знал, что вместе они преодолели эффект принятого им опия. Он понял это по силе её ласк и по довольству её нежного шепота. Он понял это по тому, как она обнимала его — как кто-то, чья власть находится в совершенной безопасности.

Наконец она заговорила с ним, сказав:

— Ты мой и только мой, мой единственный возлюбленный. Покорись мне, и я наделю тебя дарами, которых не заслуживал ранее ни один смертный. Поручи мне свою душу, свободно, и я покажу тебе все миры Вселенной. Прекрати сражаться с моей властью, и я разделю с тобой редчайшие тайны Мироздания. Пожертвуй своей гордостью, и я научу тебя слышать ритм Божественного Сердца.

Он знал, что она не Дьявол, пытающийся купить его душу. Он знал, что она не создание Ада, потому что Ад был всего лишь областью сознания. Он знал, что даже в страдании есть надежда, что в жизни есть что-то, что стоит делать, и быть, и видеть, даже если пытка никогда не закончится.

Он дал Ангелу Боли форму и лицо, и сделал её прекрасной — как ту, что может изменять свою форму и лицо, и выбирать красоту, как маску, соблазняя людей. Хотя она давно поймала его в ловушку, он все ещё был свободен, у него все ещё была свобода выбора.

И даже теперь ответ, который он дал ей, не свидетельствовал о поражении. Это был скорее ответный удар:

— Почему я должен чем-либо с тобой делиться, если ты не даешь мне понять?

Должно быть, она была раздосадована — но все же она освободила его измученную плоть из своих когтей и позволила ему погрузиться в глубокую тьму, спокойную и мирную, как могила, где он находился, пока не был перенесен в сознание иного человека, чтобы увидеть комнату, сильно отличавшуюся от его собственной.

Стальные болты, которые держали крышку гроба Адама Глинна, проржавели за те тридцать лет, пока гроб лежал в могиле, но их головки не настолько рассыпались, чтобы не откручиваться. Люк Кэптхорн наблюдал за тем, как Джейсон Стерлинг терпеливо выкручивает их один за другим и складывает их на стол. Дэвид Лидиард, неуловимый пленник сознания Люка, наблюдал вместе с ним.

Закончив, Стерлинг посмотрел на Люка, смеясь над его смущением. Стерлинг был красивым мужчиной, черноволосым и темноглазым. Он был не старше Дэвида, и ему, должно быть, давали меньше из-за мягкости его черт — но искрящийся ум и любознательность в его глазах не обманули бы проницательного человека.

«Он алхимик?» — удивился Дэвид. Это некромант, приемник Харкендера, служащий Пауку? Он бы хотел, чтобы Люк не был столь сосредоточен на лице и руках его господина, потому что заметил краем глаза соблазнительный отблеск на странных предметах и аппаратах и большие стеклянные баки. Но Люку все это было знакомо, и его внимание привлекали только действия Стерлинга.

— Помоги мне поднять крышку, Люк, — сказал Стерлинг. — Она не тяжелая, но мы должны аккуратно уложить её рядом с коробом.

Люк нерешительно посмотрел на незакрепленную крышку. На тайной арене его воображения, которую мог наблюдать только он и Дэвид, крышка гроба откидывалась сама, позволяя вылезти полуразложившейся руке, медленно тянущейся к чьему-нибудь горлу. Затем крышка окончательно съезжала с гроба, открывая взгляду отвратительное месиво из белых опарышей и слепых могильных червей, ревниво охраняющих свое царство гниения.

Однако на самом деле крышка все ещё не была снята. А Люк был не настолько труслив, чтобы испугаться собственных жутких фантазий. Он сделал, как было сказано, — взялся за доску, прилагая усилие одновременно с господином.

Крышка некоторое время не поддавалась, но не потребовалось больших усилий, чтобы снять её, и двое мужчин отодвинули её без излишнего труда. Положив крышку, оба заглянули в гроб. Ужасные фантазии Люка исчезли под влиянием очевидного факта — тело было обернуто, и нельзя было рассмотреть ничего, кроме чистой белой ткани, в которую было замотано что-то, имевшее приблизительное сходство с человеческим телом. Никаких червей и прочих паразитов заметно не было.

Стерлинг взял скальпель и натянул ткань, прежде чем надрезать её. Люк отошел на полшага, в отвращении к неизбежной мерзости, хотя запаха разложения не чувствовалось.

Стерлинг разрезал ткань от головы до кончиков ног, откидывая края, чтобы развернуть тело. У Люка любопытства к происходящему не прибавилось.

Обнаженное тело казалось совершенно сохранившимся. Плоть была очень бледной и кое-где истощенной, но это точно не была плоть человека, который умер более двадцати лет назад. Человек этот был не высоким, но он был бы довольно привлекателен, если бы его лицо не оказалось таким белым.

«Так это и есть Глиняный Человек, о котором я столько слышал! — подумал Дэвид. — Если бы он не был тем, кто он есть, его можно было бы назвать обычным. Неудивительно, что Остен никогда не мог поверить, что это не просто безумец».

Стерлинг легко вздохнул, но какое сочетание эмоций означал этот звук, ни Люк, ни Дэвид не могли определить. Основной эмоцией Люка было облегчение: во-первых, потому что его страхи исчезли, когда он был уже почти на грани паники, и, во-вторых, потому, что информация, которую он поставил своему господину, оказалась достоверной.

Дэвид, разделяя мысли Люка, осознал, что слуга думает о Стерлинге как о «господине» только в ироническом ключе. Дэвид обнаружил, что это Люк предложил выкрасть тело, считая, что, предлагая это, он угождает совсем другому господину. Дэвид не был готов поверить, что Люк достаточно глуп, чтобы верить в Дьявола. Очевидно, то, что Люк принимал за Дьявола, было на самом деле существом, которое Дэвид всегда называл Пауком.

Стерлинг поднял руку лежавшего человека и ощупал её. Он дал знак Кэптхорну поступить так же, и молодой человек робко повиновался. Кожа была холодной и плотной. Дэвид знал благодаря богатому опыту, а Люк только догадывался, что эта плотность не была сродни обычному трупному окоченению.

Положив руку обратно, Стерлинг приподнял одно из век мертвеца. Стали видны серо-голубая радужка и расширенный зрачок, и он осторожно прикоснулся к ним, возможно, проверяя, не стекло ли это. Отпустив веко, Стерлинг достал из кармана жилета маленькое зеркало и приложил к губам мертвеца. Спустя тридцать секунд он показал стекло Кэптхорну, который заметил слабый след конденсата.

— Он дышит! — воскликнул Люк.

Стерлинг покачал головой:

— Остен никогда бы не позволил похоронить человека, подававшего хоть малейшие признаки жизни. Он дышит сейчас, но не дышал раньше. Он оживает.

Люк инстинктивно отступил назад.

— Разве не это ты мне обещал? — спросил Стерлинг. — Или ты не готов поверить?

Он не был зол, его голос дрожал от слабо сдерживаемого возбуждения. До сих пор, рассудил Дэвид, Стерлинг не решался поверить, но перед лицом доказательств требовал продолжения. Люк, с другой стороны, не был уверен, что хочет наблюдать это странное оживление, и с ужасом ожидал момента, когда глаза мертвеца откроются без посторонних усилий.

Впервые Люк оглянулся на стеклянные баки, расставленные рядом со столом. Его взгляд встретился с ответным взглядом. Взгляд этот не мог испугать Люка — который, должно быть, хладнокровно наблюдал его тысячу раз до того, но Дэвид был ошеломлен. Глаза принадлежали существу, которое показалось ему совершенно удивительным и зловещим: гомункул длиной не больше фута или дюймов пятнадцати, вертикально стоявший на покрытой листьями ветке, сжимая другую маленькими пальцами правой лапки. Его кожа была цветом и текстурой похожа на шкуру обыкновенной жабы, а голова явно принадлежала земноводному — несмотря на то, что глаза были расположены на лице спереди, как у человека.

Люк снова посмотрел на господина.

Стерлинг опять поднял руку мертвеца, и на этот раз уколол её иглой. Он аккуратно проткнул кожу, и когда на внешней стороне руки не появилось ни капли крови, сделал повторную попытку с внутренней стороны запястья, направив иглу в просвечивающую голубым вену. Теперь, когда он вынул иглу, появилась тонкая струйка жидкости. Казалось, это была обычная кровь, краснеющая от контакта с воздухом.

— Либо его не бальзамировали, — задумчиво сказал Стерлинг, — либо процесс бальзамирования каким-то образом был обращен вспять, пока он был в могиле.

Люк согласно кивнул, не имея ничего добавить по существу.

Теперь Стерлинг взял шприц и аккуратно ввёл иглу в вену над предплечьем человека. С необходимыми старанием и терпением он вытянул жидкость из вены. Застоявшаяся кровь не поддавалась, но давления вакуума хватало, чтобы втянуть её в цилиндр шприца, который медленно наполнился темно-красной жидкостью.

Стерлинг отнес полный шприц на второй стол, уставленный приборами. Здесь заранее были приготовлены три запечатанных стеклянных цилиндра с кровью, количество которой варьировалось от четверти пинты до кварты, к каждому подходила пара электродов, соединенных изолированными проводами с медными сульфатными батареями. Стерлинг осторожно сцедил взятую у Адама Глинна кровь в четвертый подобный цилиндр, откачал воздух насосом и запечатал емкость. Он предусмотрительно проверил, чтобы этот цилиндр тоже был подключен к батарее, прежде чем отойти посмотреть на мертвеца. Он снова взял скальпель и задумчиво осмотрел тело.

Люк просто смотрел на него и ждал, но мысли Дэвида унеслись вперед, он размышлял, как может подействовать ранение. Восстановится ли поврежденная ткань?

Стерлинг, видимо, слишком нервничал, чтобы попытаться. После небольшой паузы он отложил скальпель. Он сдвинул тяжелую крышку, которая лежала около гроба, со стола и опустил её на пол.

— Помоги мне вынуть его из гроба, — сказал он Люку. — Берись за бедра, я возьмусь за плечи.

Люк неуверенно двинулся, чтобы сделать то, что ему сказали. Только когда он поднял обнаженное тело, он и Дэвид поняли, каким легким и хрупким оно было. Адам Глинн никогда не был ни высоким, ни плотным, и он был достаточно худощав, чтобы казаться почти истощенным.

Когда тело положили на деревянную поверхность, Люк убрал гроб со стола, волоча его по полу в один из немногих пустых углов в лаборатории. Он осмотрелся вокруг, также без интереса, как и раньше, его взгляд бездумно скользил по стеклянным банкам, расставленным у стены.

Дэвид хотел, чтобы Люк сосредоточился на содержимом банок, потому что ему было сложно самому рассмотреть то, на что не обращал внимания его носитель, но он не мог повлиять на него. Дэвида очень интересовали обитатели банок, но он мог уловить только неясное впечатление, которое их природа производила на Люка.

Там были стеклянистые насекомоподобные существа, которых Люк называл клещами, были большие черви разных видов, там были жутковатые гротескные создания, вроде человечка, выведенного из жабьей икры, которого он уже видел, — но для Люка эти существа уже не были странными или удивительными. Он привык к ним за годы, хотя уже не мог выбросить из головы то, что это были монстры, — неестественные существа, созданные человеком, а не Богом. Но это лишь придавало ему желание не приглядываться к ним.

Когда Люк вернулся к столу, Стерлинг уже прикрыл наготу Адама Глинна саваном и растирал тонкое запястье человека между своими ладонями, словно пытаясь восстановить циркуляцию крови.

— Вы можете разбудить его? — спросил Кэптхорн с тревожным любопытством.

— Надеюсь, — с сомнением ответил Стерлинг. — Следует быть осторожным, так как я могу нечаянно повредить его способность к пробуждению. Но он, кажется, довольно мягко перешел в это состояние сна, подобное смерти, и ускорить пробуждение должно быть не сложно. Попроси миссис Тролли вскипятить немного супа из бычьих хвостов, прежде чем она отправится спать. Не стоит говорить ей, зачем. Принеси также немного бренди.

— Может быть, вам не стоит пытаться разбудить его прямо сейчас, — поколебавшись, сказал Люк. Дэвид чувствовал смятение и тревогу юноши и знал, насколько нерешительным сатанистом тот был. Из всех людей, чье сознание ему приходилось занимать, Люк был наиболее разумным, и Дэвида удручала невнимательность и нерешительность ума, которые делали его таким жалким орудием.

— Почему бы и нет? — вкрадчиво спросил Стерлинг. — Чего нам бояться?

— Не знаю, — медленно ответил Люк. — Но я знаю, что Джейкоб Харкендер чего-то боялся, и его это не спасло от уничтожения, когда он слишком сильно забрался в материи, которые ему не стоило бы трогать.

— Харкендер был всего лишь колдуном, — сказал помощнику Стерлинг. — Я из лучшей породы, какие бы слухи ни ходили о том, что я продал кому-то свою душу. Ты видел, чего я добился, развлекаясь с Творением. Этот человек — всего лишь ещё один игрок, которому от природы дано то, чего я должен добиться искусственно. Он не демон, а человек, и то, что его природа прочнее нашей, не означает, что нам не дано в ней разобраться.

— Харкендер тоже так думал, — несколько обиженно ответил Люк. — Но в конце все обратилось в ничто, в огонь и пепел. Это опасно, я знаю.

Однако Дэвид хорошо видел, что почтительные предостережения Люка питались надеждой на более чем одно вознаграждение.

— Ты боишься, что он будет разгневан, когда пробудится, и проклянет нас? — поддразнил слугу Стерлинг. — Сомневаюсь. Возможно, он будет благодарен. По крайней мере, он будет заинтригован.

— У него есть друзья, которым вряд ли понравится его похищение, — пробормотал Кэптхорн. — Вы читали книгу и знаете, кто они такие. Я никогда их не видел, но я знаю, что это были оборотни, которые прокляли Харкендера, похитив его чудо-ребенка.

Говоря это, Люк уже знал, что для отступления было слишком поздно. Он был рад получить признание своего господина, рассказав ему о книге и о похороненном человеке, и доволен верой в то, что одновременно послужил другому господину: он отлично знал, что с порога нельзя отступить назад. Он также знал, что Джейсон Стерлинг не из тех людей, кого можно запугать сказками об оборотнях Лондона. Дело было не в том, что Стирлинг в них не верил, а просто в том, что его любознательность была гораздо сильнее любых суеверных страхов, которые гнездились в глубине его души. Если бы оборотни явились и стали завывать поблизости, Стерлинг вышел бы, чтобы увидеть их и попросить образец их крови, а также поинтересовался, не мог бы он сфотографировать процесс их перевоплощения.

Дэвид подумал, что из этих промелькнувших мыслей он многое узнал о господине Кэптхорна, но он до сих пор хотел бы, чтобы Люк обращал больше внимания на темные углы лаборатории и заключенные в ней существа. Он также хотел бы точно выяснить, что тут происходит и почему он был отправлен сюда охраняющим его божеством. Если Стерлинг был инструментом познания, как он сам, то чего он пытался добиться от Глиняного Человека? И почему это было так важно?

— Если ты сказал мне все, что знаешь, — ответил Стерлинг, — то ты знаешь как максимум половину истории. Я не знаю, от чего загорелся огонь, пожравший дом Джейкоба Харкендера — но я до сих пор не уверен, что это была месть Бога или Сатаны тому, кто притязал на слишком многое. Если бы ты действительно боялся проклятия такого рода, ты бы ни за что не отправился со мной в Чарнли. Ступай к миссис Тролли и принеси бренди. И какую-нибудь одежду из моего гардероба.

Люк пожал плечами и пошел выполнять указания. Он высказал свои страхи вслух и успокоился, но его спокойствие было не удивительно. Дэвид безмолвно выругался, когда нелюбопытный взгляд скользнул мимо стекол, не заглядывая внутрь. «Создатель монстров является ключевым персонажем, — подумал он, — также как и уродливая проститутка. Баст боится их обоих, иначе бы она не послала меня шпионить за ними. Что-то назревает, но я не могу сказать, что именно. Это явно то, зачем я ей нужен, и зачем она просит меня в полной мере использовать мою любознательность и мои знания. Это новая загадка, и её нужно решить быстрее, чем те, которые я решал последние двадцать лет. Она боится… и когда те, кто мог быть богами, вынуждены бояться, какого покоя просить тем смертным, кто у них в заложниках?»

Как только Люк Кэптхорн коснулся дверной ручки и начал её поворачивать, Дэвид снова погрузился во тьму, и его унесло прочь, как сухой лист уносит жестоким и переменчивым ветром.