"Игра в бары" - читать интересную книгу автора (Стаут Рекс)Глава 5Штаб-квартира корпорации «Софтдаун» на Коллинз-стрит, 192, в центре бывших джунглей, между Сити-Холл-парком и Гринвич-Виллидж, занимала не кабинет и даже не этаж, а целое здание. Все четыре этажа его фасада были когда-то сложены из кровавого цвета кирпичей, но, чтобы узнать об этом, вам пришлось бы использовать долото или пескоструйный аппарат. Тем не менее две огромных, чисто вымытых витрины на первом этаже, по обеим сторонам входа, сверкали на солнце. За одной из витрин в боевом порядке расположился обширный набор полотенец самых различных расцветок и размеров. За другой находилось умопомрачительное приспособление, к одному из перекладин которого была прикреплена пластинка, гласившая: «Лебедка Харгривса. 1768». Обе створки двойной двери были открыты, и я вошел. Широкий, уходящий вглубь коридор по всей длине был разделен перегородкой. С левой стороны от нее шла вереница дверей, а с правой — открывался большой холл, заставленный целой армией столов с грудами товаров. В помещении находилось всего пять или шесть человек. Первая дверь за перегородкой была открыта. На ней висела табличка: «Справочная». Но сидящая за конторкой старая женщина показалась мне настолько недружелюбной, что я прошел мимо и повернул направо, туда, где, почесывая ухо, стоял плотный, румяный человек. Я показал ему мою лицензию с фотографией и рявкнул: — Гудвин, детектив. Где босс? Он едва бросил на меня взгляд и проскрипел: — Какой босс? Что вам угодно? — Послушайте, — сказал я ему уже официальным тоном, — я здесь в связи с расследованием убийства мисс Присциллы Идз. Я хочу побеседовать с каждым, кто связан с этим делом. Я предпочел бы начать с верхушки. Может быть, с вас? Как ваше имя? Он и глазом не моргнул. — В таком случае вам нужно повидать мистера Брукера. — Согласен. А где он? — Его кабинет внизу, в конце коридора, но сейчас он на конференции, наверху. — Где лестница? Он ткнул пальцем: — Вон там. Я направился в указанном направлении. Все лестницы вполне сочетались с общим обликом здания, кроме пластика, которым были обиты по бокам ступени. Второй этаж казался более деловым, чем первый. Здесь находились ряды письменных столов с пишущими и счетными машинками, шкафы и полки и, конечно, девушки, которых было не меньше сотни. Самый приятный вид розыска — это изучение архитектуры, отделки и характера большого делового офиса, но в тот день я был слишком озабочен. Я подошел к темноглазой, с хорошим цветом лица и гладкой кожей особе, манипулирующей с машинкой, которая была больше, чем она сама, и спросил, где находится конференц-зал. Она указала в дальний конец комнаты, окна которой выходили во двор. Найдя нужную дверь, я открыл ее и вошел. Перегородка обладала прекрасной звуконепроницаемостью, ибо, как только я захлопнул дверь, грохот и трескотня, сопровождающие кипучую деятельность в большой комнате, утихли. Эта комната была средней величины, квадратная, с прекрасным столом красного дерева посередине и стульями вокруг него. В конце ее был выход на лестничную площадку. Один из пятерых мужчин, сидящих у стола тесной группкой, мог бы быть Харгривсом 1778 года[2] или, по крайней мере, его сыном, с его серебристо-белыми волосами и старой, морщинистой кожей, для которой на лишенном плоти лице не хватало места. Его голубовато-серые глаза все еще были зоркими и заставили меня обратить свой взор именно на него. Продолжая играть свою роль, я сказал: — Гудвин, детектив. Я относительно убийства Присциллы Идз. Мистер Брукер? Но седой мужчина не был Брукером. Им оказался сидевший напротив человек, примерно вдвое моложе белоголового и имеющий вполовину меньше волос на голове. Это был светлый шатен с длинным бледным лицом и тонким носом. — Брукер — это я, — сказал он. — Что вы хотите? Ни один из присутствующих не попросил у меня удостоверения, поэтому я убрал его в карман, сел без приглашения на стул, вытащив свои записную книжку и карандаш. Я решил, что если не покажу сразу свою значимость, то вполне могу уйти отсюда ни с чем. Я открыл записную книжку, неторопливо выбрал чистую страницу и, обежав их всех взглядом, остановил его на Брукере. — Итак, это только предварительная встреча, — сказал я ему. — Полное имя, пожалуйста. — Д. Лютер Брукер. — Что означает «Д»? — Джей. Д-ж-е-й. Я записал. — Вы служащий данной корпорации? — Президент. Вот уже семь лет. — Когда и каким образом вы услышали об убийстве мисс Идз? — Сегодня утром, по радио. Из выпуска новостей в семь сорок пять. — Вы услышали об этом впервые? — Да. — Как вы провели время прошлой ночью, между половиной одиннадцатого и двумя часами? Только кратко. У меня очень мало времени. — Лежал в постели. Я устал после тяжелого рабочего дня, рано лег, вскоре после десяти, и не вставал до утра. — Где вы живете? — У меня комнаты в отеле «Принц Генри», в Бруклине. Я посмотрел на него. Я всегда стараюсь не спускать глаз с людей, которые живут в Бруклине. — Там вы и провели прошлую ночь? — Конечно, потому что именно там стоит моя кровать, и я лежал в ней. — Один? — Я не женат. — В вашем номере больше никого не было? От десяти тридцати до двух часов прошлой ночью? — Никого. — Может ли кто-нибудь это подтвердить? Кто-то звонил по телефону? Что-нибудь еще? Его подбородок вдруг спазматически дернулся, но он взял себя в руки. — Какие могут быть звонки? Я спал. Я смотрел на него без предубеждения, но сдержанно. — Вы, надеюсь, понимаете положение вещей, мистер Брукер? Многие люди извлекают выгоду из смерти мисс Идз, хотя многие из них к этому совершенно непричастны. Так что без подобных вопросов не обойтись. Какую часть этого дела вы наследуете? — Это зарегистрировано в официальном документе. — Угу. Но вы-то знаете, не так ли? — Конечно знаю. Тогда, если не возражаете, проясните, какую часть? — Согласно завещанию Натана Идза, сына основателя дела, ко мне, я полагаю, отойдет часть капитала корпорации, равная девятнадцати тысячам тремстам шестидесяти двум долларам. Такая же часть отойдет четырем остальным: мисс Дьюди, мистеру Квесту, мистеру Питкину и мистеру Холмеру. Остальные суммы — небольшие. Заговорил белоголовый, устремив на меня острый взгляд своих серо-голубых глаз. — Я — Бернар Квест. — Его голос был твердым и сильным, без каких бы то ни было признаков волнения. — Я состою в этой организации шестьдесят два года. Тридцать четыре из них был коммерческим директором и двадцать девять — вице-президентом. — Хорошо, — сказал я, взяв ручку. — Я хочу записать имена всех присутствующих. Я посмотрел на женщину, сидевшую слева от Бернара Квеста. Средних лет дама с жилистой шеей и большими ушами, она явно была сугубой индивидуалисткой, поскольку на губах у нее не было и намека на помаду. Я спросил: — Ваше имя, пожалуйста. — Виола Дьюди, — четко выговорила она. Голос ее звучал удивительно приятно. Я даже оторвал голову от своего блокнота. — Я была долгое время секретаршей мистера Идза, а в 1939 году он сделал меня помощником президента. Президентом, естественно, был он. Во время болезни, то есть в течение четырнадцати последних месяцев его жизни, я вела дела. — Мы помогали ей всем, чем могли, — многозначительно сказал Брукер. Виола Дьюди не обратила на его замечание ни малейшего внимания. — Моя официальная должность, — продолжала она, — помощник секретаря корпорации. Я перевел взгляд: — Вы, сэр? Джентльмен, сидящий слева от Виолы Дьюди, оказался аккуратным, маленьким и весьма самодовольного вида человеком с иронической складкой в уголках рта. Он был из тех людей, которые, достигнув пятидесяти лет, так на всю жизнь и остаются в этом возрасте. Он, очевидно, был простужен, поскольку без конца чихал и сморкался. — Оливер Питкин, — сказал он слегка охрипшим голосом. — Секретарь и казначей корпорации с 1937 года, с тех пор, как мой предшественник умер в возрасте восьмидесяти двух лет. Я начал подозревать, что конференция, которую я прервал, касалась отнюдь не полотенец. Из четырех лиц, названных Брукером, не считая его самого, здесь присутствовало только три, то есть все, кроме Холмера. Это, конечно, нельзя было считать уликой ни против одного из них, но я много бы дал за то, чтобы услышать, о чем беседовали эти люди до моего прихода. Имея в виду это обстоятельство, нельзя сказать, что я действовал опрометчиво. Я сфокусировал свое внимание на особе, оставшейся пока безымянной и единственной из пяти достойной изучения совершенно из других соображений, не имеющих отношения к убийству Присциллы Идз. Судя по ее возрасту, она могла бы быть внучкой Бернара Квеста. Что же касается ее внешнего вида, то он мог быть и улучшен, но ни одна из его деталей не взывала к перестройке. От меня не укрылась тенденция головы Брукера дергаться вправо, туда, где она сидела. Я спросил, как ее зовут. — Дафни О'Нейл, — ответила она. — Но не думайте, что ваша маленькая записная книжка нуждается во мне, мистер детектив, потому что в завещании мистера Идза мое имя не фигурирует. Когда он умер, я была всего лишь послушной маленькой девочкой и начала работать в «Софтдауне» только четыре года назад. Сейчас я модельерша корпорации. Ее манера произносить слова никак не могла быть названа младенческой болтовней в полном смысле этого слова, но у меня осталось чувство, что через очень короткое время она может стать таковой. Кроме того, она назвала меня «мистером детективом». Это говорило о том, что на модель «Софтдауна» лучше смотреть, чем ее слушать. — Возможно, вам следует знать, — по своему почину начала Виола Дьюди, своим чистым, приятным голосом, — что, если бы мисс Идз дожила до понедельника и взяла бразды правления в свои руки, мисс О'Нейл пришлось бы искать другое применение своим талантам. Мисс Идз их оценила. Вы можете посчитать великодушием со стороны мисс О'Нейл ее заботу о вашей маленькой книжечке, но'… — Разве это так важно, Ви? — резко бросил ей Бернар Квест. — Думаю, да. — Она сохранила спокойную твердость. — Будучи умной женщиной, Берни, я могу быть более реалистичной, чем любой мужчина, даже вы. Никто ничего все равно не сможет скрыть, так почему бы не ускорить агонию? Они ведь все равно до всего докопаются. Ну, скажем, им станет известно, что десять лет назад, еще до смерти Нэта Игз, вы пытались убедить его передать вам третью часть дома, а он наотрез отказал вам. Теперь насчет Олли. — Сна посмотрела, отнюдь не враждебно, на Оливера Питкина. — Под его маской скромного и исполнительного труженика скрывается свирепый женоненавистник, который видеть не может женщину, владеющую каким-то делом или ведущую его. — Дорогая моя Виола… — начал было Питкин с изумлением в голосе. Но она перебила его: — Мое стремление к власти так велико, что вы, четверо мужчин, которые не терпите и в то же время боитесь друг друга, ненавидите меня больше всего… И прекрасно знаете, что, получи Присцилла контрольный пакет, я заняла бы самое высокое положение. Они также узнают и о том, что Дафни О'Нейл… О Боже, что это за имя — Дафни… — Ничего особенного, оно просто означает «лавровое дерево», — подсказала Дафни. — Я и сама отлично знаю, что оно означает. И еще знаю о том, что она натравливает друг на друга Перри Холмера и Джея, а приближающееся 30 июня приближало ее увольнение, да и их тоже. О том, что Джейн… Но тут ее остановила Дафни, которая, перегнувшись через Питкина, шлепнула ее рукой по губам. Она действовала так быстро и точно, что Виола Дьюди не успела даже уклониться или защититься. Мисс Дьюди подняла руку, собираясь парировать удар, но лишь прикрыла рот и вскрикнула. — Ты сама напросилась на это, Ви, — сказал ей Квест. — И если ты рассчитываешь на то, что мы с Олли на твоей стороне, а я полагаю, что именно на это рассчитываешь, то ты глубоко заблуждаешься. — Я уже давно собиралась это сделать, — сказала Дафни, чья речь более чем когда-либо напоминала младенческий лепет. — И меня ничто не остановит. Я достаточно долго сидела и ждала, пока мисс Дьюди не произнесет ту фразу, на которой ее прервали. Очевидно, больше никто уже не собирался высказываться. Беседа была прервана. Все замолчали, и поэтому начал я: — Мисс Дьюди абсолютно права. Но это совсем не значит, что я считаю, будто все, сказанное ею, — истина. Этого я пока не могу определить, но повторяю: она была права, когда говорила, что если вы попытаетесь скрыть какие-нибудь факты, то лишь продлите агонию. Рано или поздно все выходит на поверхность. И чем быстрее это произойдет, тем лучше. И не обманывайте себя на этот счет. — Я посмотрел на президента. — Ничего бы не было плохого в том, мистер Брукер, — сказал я, — если бы вы последовали примеру мисс Дьюди. Я хочу знать, какова позиция каждого и как вы к ней относитесь. Например, вот эта ваша конференция. О чем вы говорили? Брукер, повернув голову, внимательно рассматривал меня. — Мы говорили, — произнес он, — о том, что обстоятельства смерти мисс Идз, особенно в такое время, создадут чрезвычайно неприятную для всех нас ситуацию. Я сказал об этом мистеру Квесту, и мы решили обсудить все это с мисс Дьюди, мистером Питкином и… Я уже говорил раньше с мисс О'Нейл и решил, что и ей следует присутствовать на нашем совещании. Полагаю, вы не вправе предполагать, что любой из нас, да и все другие сотрудники «Софтдауна», входящие теперь во владение капиталом, могли бы оказаться имеющими отношение к убийству мисс Идз. Мы… — И мисс Дьюди согласилась с этим? — Конечно, — ответила она сама. — Если вы, молодой человек, думаете, что я излагала подходящие мотивы для убийства, то вы меня не поняли. Я лишь приводила вам факты, которые могут вам показаться имеющими отношение к делу… Мы, конечно, обсудили бы их. — Понятно. О чем вы еще говорили, мистер Брукер? — Мы решали, что нам делать. Точнее, решали вопрос, следует ли сразу прибегать к легальной помощи и обеспечит ли ее нам адвокат нашей корпорации или же будет лучше обратиться к адвокату-специалисту. Мы также говорили и о самом убийстве. Мы согласились с тем, что не знаем никого, кто имел бы веские причины убивать мисс Идз и кто был бы способен на такое преступление. Мы также говорили о письме, полученном недавно от Эрика Хафа, бывшего мужа мисс Идз… Вы знаете об этом? — Да, от самого Холмера, с утверждением, будто у него есть документ, свидетельствующий о праве бывшего мужа мисс Идз на часть собственности. — Это верно. Письмо было послано из Венесуэлы, но он мог уже прибыть в Нью-Йорк пароходом или самолетом… или ему даже не нужно было и приезжать. Он мог просто договориться с наемным убийцей. Понятно? — А зачем ему это? — спросил я. — Мы не знаем зачем. И я тоже этого не знаю. Мы просто пытались найти какое-нибудь удовлетворительное объяснение убийству мисс Идз. Я настаивал: — Да, но как вы представляете себе действия Эрика Хафа? Проживи Присцилла на неделю дольше со своим документом в руках, она могла бы иметь большую сумму, половину которой он теперь требует. — Да, но можно предположить и такой ход его мысли, — сказала Виола Дьюди. — Присцилла ведь отрицала факт подписания этого документа. Он мог, во всяком случае, думать, что она публично откажется от своей подписи. Или собирается это сделать. Если бы так случилось, то он мог бы остаться ни с чем. — Но она подтвердила, что подписала этот документ. — Вот как? В чьем присутствии? Я мог бы, конечно, сказать, что она заявила это Ниро Вулфу и мне, но предпочел перейти на официальный тон: — Вопросы сейчас задаю я, мисс Дьюди. Как я и сказал, наш разговор носит предварительный характер, так что я буду задавать обычные вопросы всем присутствующим. — Я сосредоточил свой взгляд на Дафни. — Мисс О'Нейл, как вы провели время с половины одиннадцатого до двух часов прошлой ночью? Вы понимаете, что… Послышался звук открываемой за моей спиной двери, той, через которую я сам недавно вошел. Я слегка повернулся, чтобы взглянуть на того, кто прервал мой допрос. В дверь вошли трое мужчин. Первого из них я, к сожалению, слишком хорошо знал. Увидев меня, он остановился, вытаращил глаза и с удивлением выпалил: — О Господи! Я не могу припомнить ни единого случая, когда вид лейтенанта Роуклиффа из Манхэттенского отделения по расследованию убийств доставлял мне удовольствие. Обстоятельства, при которых Роуклифф мог бы возбудить во мне приятные чувства, просто невозможно себе представить. Но если бы я вел статистику его нежелательных появлений, то это заняло бы в моем списке первое место. Надо же ему было выбрать такой момент! — Вы арестованы, — сказал он, обращаясь ко мне. Я подавил в себе не поддающееся описанию раздражение, всегда возникающее у меня при появлении этого типа. — И у вас есть ордер на арест? — Я не нуждаюсь ни в каких ордерах. Я руководствуюсь… — Он взял себя в руки, шагнул поближе ко мне и посмотрел на присутствующих в комнате: — Кто из вас Джей Брукер? — Я, — ответил тот. — Я — лейтенант Джордж Роуклифф из полиции. Внизу, как мне стало известно, этот тип сказал, что он служит в полиции… Он… — А разве это не так? — спросил Брукер. — Конечно нет. Он… — А мы — сборище дураков! — фыркнула мисс Дьюди. — Он, вероятно, репортер. Роуклифф возвысил свой голос: — Он и не репортер. Его имя Арчи Гудвин, он доверенное лицо Ниро Вулфа, частного детектива. Он представился вам как полицейский? Трое из присутствовавших ответили «да». Роуклифф уставился на меня своими рыбьими глазами: — Я арестую вас за попытку выдать себя за представителя закона. Это преступление жестоко наказывается. Дойл, наденьте на него наручники и обыщите. Двое копов подошли ко мне. Я поглубже уселся в кресле и засунул руки в карманы брюк. Я просто ушел в него. Большая часть моего тела оказалась под прикрытием стола. Для того чтобы одолеть находящегося в таком положении стовосьмидесятифунтового мужчину, нужны решительность и хорошая мускулатура. Так что я был уверен, что приятелям Роуклиффа придется несладко. — Может быть, вы помните, — сказал я ему, — что 3 апреля 1949 года вы, по приказу комиссара Скиннера, подписали письменное извинение мистеру Вулфу и мне? Это извинение вы будете теперь приносить лично мне, если только я захочу принять его. — Вы арестованы согласно закону. — Нет. Люди здесь очень нервные, как внизу, так и наверху. Я представился им, назвав свою фамилию и профессию — «детектив», и показал даже свою лицензию, на которую никто из них не взял на себя труд взглянуть. Я не говорил, что я полицейский. Я задавал вопросы, они отвечали. А теперь, я думаю, вам самое время извиниться, и покончим с этим. — Какие вопросы вы задавали? — Об обстоятельствах, связанных со смертью Присциллы Идз. — С убийством? — Если хотите, с убийством. — Почему? — Просто меня это заинтересовало. — И какого же рода этот интерес, позвольте спросить? Вы солгали инспектору Кремеру, заявив ему, что у Вулфа нет клиента. Вы же оказались здесь. — Я не солгал. У него не было клиента. — Значит, теперь появился? — Нет. — Так почему тогда вы здесь? Что вам надо? — Я здесь по личным причинам, и мистер Вулф не имеет с этим ничего общего. Я действую по собственному почину. — Ради всего святого! — Судя по голосу Роуклиффа, его раздражение достигло наивысшего предела. С того места, где я находился, я не мог видеть его лица, но краешком глаза наблюдал за тем, как его рука сжалась в кулак. — Значит, у Вулфа все-таки есть клиент. Он начал заикаться, что всегда говорило о высшей степени его волнения. Обычно я старался подловить его на этом, но сегодня упустил такую возможность. — …И такой к-клиент, о котором в-ваш Вулф не осмеливался сказать. И в-вам, очевидно, дано задание прикрыв-вать его, беспардонно заявляя в-всем, будто в-вы здесь по собственному почину. В-ваша наглость… — Послушайте, лейтенант, — я говорил вполне искренне, — лгать вам для меня всегда было и будет огромным удовольствием, но сейчас я хочу, чтобы вы хорошо поняли и запомнили, что мой интерес в этом деле сугубо личный, как я вам уже сказал, и мистер Вулф не имеет к нему никакого отношения. Если же вы… — Д-довольно! — Его пальцы сжались еще плотнее и слегка дрожали. Я прекрасно понимал, что в один прекрасный день он не выдержит и даст выход своему раздражению. Тогда моя реакция будет полностью зависеть от ситуации. Но я воображал, что смогу разделаться с ним в два счета. Роуклифф продолжал: — Этого б-более чем достаточно. Л-ложные показания, сокрытие улик и необходимых сведений, з-затруднение работы официальных органов, в-выдача себя за представителя закона… Арестуйте его, Дойл. Скоро с-сюда придут еще наши люди и помогут с-справиться с ним. Он говорил вполне серьезно. Я быстро обдумал ситуацию. Несмотря на создавшееся положение, я надеялся не потерять связь с софтдаунской корпорацией, но сложившееся положение отнюдь не способствовало налаживанию контакта. Картина, которой предстояло предстать перед их глазами, когда двое субъектов станут вытягивать меня из-за стола, неизбежно приведя мою одежду в беспорядок, была бы просто ужасной. Поэтому я быстро поднялся с кресла, встал за его спинку и сказал Дойлу: — Только, пожалуйста, поосторожнее, я очень боюсь щекотки. |
||
|