"Маг-менестрель" - читать интересную книгу автора (Сташеф Кристофер)

Глава 6

Мэт не понимал, что потрясло его больше — то, что он был на волосок от гибели, или сам мантикор. Во всяком случае, на новую попытку пересечь границу он решился не раньше, чем стемнело, тем более что возникал логичный вопрос: а куда, собственно, торопиться? Не наблюдалось же ничего похожего на то, будто Латрурия собирается напасть на Меровенс! Или наблюдалось?

Что там такое происходило, в этой Латрурии, что король Бонкорро так не хотел показывать одному из магов Алисанды?

Так что в некотором смысле мантикор и сам по себе был ответом. Если король или кто-то из его приближенных, ну, скажем, лорд-канцлер, натравили чудовище на Мэта, чтобы не пустить его в страну, значит, на то должна быть действительно веская причина! В общем, Мэт собрался с духом, побродил немного при луне и наконец нашел складку в земле, мимо которой мог запросто пройти даже при дневном свете. Складку эту можно было назвать ложбинкой — футов семь в глубину и в ширину не больше того, но Мэт мог пройти по ней, развернувшись боком. Ложбинка, видимо, некогда был прочерчена на земле ледником, отступавшим в горы на долгое лето.

Мэт рассудил так: раз он просмотрел эту ложбинку, может, и мантикор просмотрел ее? При условии, конечно, что у него с обонянием не очень. Да, предположение смелое. Даже слишком. Мэт на цыпочах взбирался по склону ложбинки, бормоча под нос стишок, предназначенный для того, чтобы отогнать любого, кто вознамерился бы на него напасть, просто так, на всякий случай:

И только его голова показалась над краем ложбинки, как раздался победный вопль, и в небе засверкало два лишних полумесяца.

— Эй, не торопись, успеешь! — крикнул Мэт, удирая во все лопатки. — Иди тихонько, послушайся моего совета!

Он на полной скорости рванул к Меровенсу, не оглядываясь, пока не почувствовал себя в безопасности. Оглянулся он только тогда, когда чудище, изрыгая проклятия, рухнуло на землю — в который раз. Мантикор, правда, тут же взял разбег и снова ринулся вслед за Мэтом. Он подпрыгнул и крикнул:

— За меня отомстят! Скоро и страшно! Моему повелителю ничего не стоит отменить это паршивое заклинание!

— Рад, что этого не произойдет при мне, — дрожащим голосом проговорил Мэт, развернулся и зашагал прочь, в то время как мантикор, подпрыгнув, еще не приземлился.

Пройдя футов двадцать, Мэт услышал топот и победный вопль, потом ужасный удар и визг ярости. Мэту казалось, будто он воочию видит, как мантикор снова и снова разбегается и бьется об Октройскую стену. И он не стал оборачиваться. Он прибавил шагу. Если уж король Бонкорро такой упрямый и так решительно отказывается принимать у себя собратьев-волшебников, пусть себе подыхает от тоски в одиночестве — ну то есть в интеллектуальном одиночестве, без возможности время от времени перекинуться парой слов с коллегой.

Однако Мэт пока окончательно не сдался. В нем опять заговорило то жуткое упрямство, из-за которого он в свое время и угодил в Меровенс. Тогда он ни за что не хотел отказываться от попыток перевести непереводимый пергамент. Он твердил и твердил по слогам то, что там было написано, и в конце концов бессмысленные слоги обрели смысл... и он оказался в чужом городе и стал понимать на слух язык, на котором никто никогда не говорил в его мире — мире университетов и агентств для безработных актеров. Теперь по этой же самой причине он пытался прорваться через границу. Он шел и шел вдоль нее, чувствуя, как с каждым шагом все сильнее наваливается усталость. Но всякий раз, когда он прятался за очередным камнем, а потом выглядывал из-за него и смотрел на юг, там стоял мантикор, жадно пожиравший его голодными глазами и сверкавший острыми зубищами. Небо чуть-чуть посветлело. У Мэта от усталости набрякли веки. Он уже не смотрел, куда ступает, не старался ступать легко и бесшумно, именно поэтому он и зацепился ногой за что-то, что вскочило и подняло ужасный крик. Мэт не удержал равновесие и грохнулся оземь.

— Простите, простите! — смущенно забормотал Мэт, картинно прижав руки к груди. — Я вовсе не хотел будить вас, не собирался натыкаться на вас... Паскаль!

— Ба, да это же Рыцарь из Ванны! — Паскаль отбросил одеяло, протер глаза. — Как вы сюда попали, дружище?

— Пытался прорваться в Латрурию, нанести... гм-м-м... визит, но мне подставили подножку.

— Ясно. Это я, значит?

— Ну, я уже попросил прощения. Теперь ваша очередь.

— Чего — моя очередь? Прощения просить? — Паскаль лупал глазами, гадая, то ли обидеться, то ли не стоит.

— Да нет! Сказать мне, что вы тут делаете!

— А-а-а! — наконец догадался Паскаль. — А я того, тоже пытаюсь прорваться в Латрурию и... нанести визит.

Мэт улыбнулся. Ему стало забавно.

— Что ж, получается, что нам по пути. А что же это вы устроились ночевать по эту сторону границы?

Интересно, видел ли молодой человек мантикора?

— Да вроде не с чего торопиться-то, а тут ручеек рядышком, — объяснял Паскаль. — А вы что же еще в Меровенсе? Вы ведь на день раньше меня отбыли.

— Да так, возникли кое-какие трудности, — уклончиво ответил Мэт. — А вы что же тронулись в путь прямо из замка графа, даже домой не заглянули?

— Угу, — буркнул Паскаль сердито. — Тоже трудности. В общем, я повздорил с папашей.

— О... — Мэт нарисовал в уме картину перебранки, заканчивающейся смачным ударом по уху и звучным хлопаньем дверью. — Это из-за Шарлотты?

— Да. Папашу не порадовало, когда я сказал ему, что сказал ей, что не хочу на ней жениться. — Ну а ее папаша тоже взбеленился и наговорил на меня моему папаше.

— А он не смог понять, что не любить — это вполне достаточная причина, чтобы не хотеть жениться?

— Угу. Он такого не желает понимать, если это не ему самому надо без любви под венец идти, — с горечью в голосе ответил Паскаль. — Он сказал, что никакой любви на самом деле нет, что они с мамашей друг дружку полюбили уже когда поженились. А я сдуру у него и спросил, с чего же тогда они живут всю жизнь так невесело. Ну, вот тогда-то он меня и стукнул, а я ушел.

— Побоялся, что сам его стукнешь, верно?

— Точно, — кивнул Паскаль и тоже перешел на «ты». — Ты, видать, тоже со своим отцом когда-то вот так же поругался?

— И не раз. Только мой отец не понимал, зачем мне понадобилось изучать литературу. Но, признаться, в одном твой отец прав. Шарлотта — красивая девушка, и характер у нее, похоже, просто золотой.

— Это правда! — быстро подхватил Паскаль. — Я и не надеялся, что у меня будет такой верный друг, как она. Вот только люблю я не ее.

— О... — Мэт запрокинул голову и прикусил нижнюю губу. — Да, ну что тут поделаешь, тогда Шарлотта поневоле покажется менее привлекательной. Значит, твоя возлюбленная живет в Латрурии, и ты идешь на юг, чтобы повидаться с нею. А как ее зовут, я запамятовал?

— Она — дама редчайшей красоты и изящества, — нараспев проговорил Паскаль, с глупой улыбкой глядя в одну точку. — Волосы у нее золотые, глаза синие, как море, а лицо свежее и прекрасное.

— Да, похоже, ты действительно влюблен.

На самом деле Мэту показалось, что если девушка действительно так хороша, как описывал ее Паскаль, то у него мало шансов на взаимность. Внешность у сына сквайра была самая заурядная. Лицо длинное, губы тонкие, щеки впалые. Единственной привлекательной чертой этого лица были глаза Паскаля — большие, темные, выразительные. Мэт еще подумал: и чего в нем такого нашла Шарлотта? Ну, с другой стороны, приказы отца и всякое такое...

— А как ты с этой красавицей познакомился?

— Прошлым летом наши латрурийские родственники приехали погостить у нас, и я увидел Панегиру! Только глянул на нее — и голову потерял!

— Стало быть, любовь с первого взглядя?

— Вот-вот. А поговорить с ней с глазу на глаз мне ну никак не удавалось. Все она то с сестрами, то с дуэньями, то с тетками. Но я дождался удобного момента, когда другие были далеко. Я сказал ей, как меня зовут, и восхвалил ее красоту. Она засмеялась, сказала, что я ей льщу, но я-то увидел, как сверкнули в ответ ее глаза!

— Влюбленные знают много такого, что на самом деле неправда, — медленно проговорил Мэт. — Пожалуй, я помню что-то насчет того, что вы двоюродные...

— Да нет, троюродные, наверное, а то и пяти— или шестиюродные. Дальние-предальние родственники. Это не имеет никакого значения.

— Для влюбленного ничто не имеет значения и начинает иметь значение только после свадьбы. Значит, она не сказала тебе, что любит, а ты не сделал ей предложения?

— Нет, но я не сомневаюсь, что она точно меня любит! И я непременно попрошу ее стать моей женой!

— Все-таки мне кажется, это очень легкомысленно — бросить все: родных, дом и топать к ней на юг!

— Но я должен! — Паскаль устремил на Мэта взгляд лихорадочно блестящих глаз. — Потому что вчера один из моих южных кузенов сказал, что мою милую Панегиру просватали. И что еще того хуже — через месяц свадьба. Я должен остановить ее! Я должен сказать ей о своей жгучей любви, чтобы она отвернулась от этого старого козла, которого ей прочит в мужья ее отец! Я должен спасти ее от такой ужасной участи!

— О! Так он старше нее?

— Да! Лет на двадцать, не меньше! Урод с гнилыми зубами, с пузом, и изо рта у него несет, как из помойки, — это уж наверняка! А Панегире всего восемнадцать — разве ж можно такой чудесный первоцвет обрекать на такую ужасную судьбу?

— А ты всерьез считаешь, что она способна порвать со своим семейством и соединиться с тобой?

Плечи Паскаля горестно поникли.

— Нет. Боюсь, что нет. Что мне ей такого предложить? Ну, стишки я придумывать мастак. Разве что сердце свое готов ей отдать без оглядки?

— И любовь, — мягко добавил Мэт.

— И ведь какую любовь! — подхватил Паскаль. — Да от такой любви весь мир бы загорелся! От такой любви она на крылышках будет летать всю свою жизнь!

Мэт почувствовал в словах Паскаля поэтичность, и это не было преувеличением — он ощутил, как рядом собираются магические силы в ответ всего лишь на несколько красочных слов. Мэту стало зябко: он повстречал поэта, который не может держать себя в руках и наверняка способен выпалить стихи в самый неподходящий момент и, соответственно, вызвать всякие странные вещи.

— Скажи-ка, ты писать умеешь?

— Умею, — ответил Паскаль и недоуменно поинтересовался: — А почему ты спрашиваешь?

— Да так, просто... хочу попросить тебя, если тебе на язык просятся стихи, ты их лучше записывай, а вслух не говори, ладно? Насчет того, что стихи для женитьбы — не самое лучшее оружие, это ты, по-моему, уже и сам уяснил?

— Уяснил, — пробормотал Паскаль и опустил голову. — Конечно, что и говорить, кто за меня пойдет? Я беден, лицом и фигурой не вышел, а теперь, когда взбунтовался из-за папашиных притеснений, то и дома в наследство мне не видать как своих ушей, и земли тоже! Только я все равно пробьюсь в люди, завоюю и. славу, и богатство! Вот если бы только мне удалось уговорить Панегиру подождать годик-другой, я бы ей доказал, что достоин ее любви!

Мэт решил, что скорее всего девушке пришлось бы ждать этого доказательства лет этак пять-шесть, и то если парень будет трудиться не покладая рук и если ему крупно повезет.

— Но тебе непременно надо добраться к ней до свадьбы.

— Да! — Паскаль вскочил на ноги и лихорадочно скомкал свое одеяло. — Нельзя тратить ни минуты! Вот спасибо, что вы разбудили меня, сэр Мэтью. — Неизвестно почему Паскаль вдруг вернулся к обращению на «вы». — Мне пора!

Мэт совсем не рассчитывал на такой оборот.

— Погоди немного, дружище! — И он протянул руку, загораживая дорогу Паскалю и как бы призывая его к осторожности. — На пустой желудок далеко не убежишь. Давай сначала позавтракаем, а? И потом знаешь еще что? Между прочим, проникнуть в Латрурию не так-то легко.

— У меня-то еще как легко получится. Тут неподалеку есть тайная тропка — ее знает всего несколько семейств. Ну, не сказать, чтобы она прямо-таки уж совсем тайная, но, если про нее и знают воины тамошнего короля, они на нее даже не смотрят.

— Вот как? Ну, надо же! — Мэт навострил уши. — Послушай, у меня тут припасов — одному не съесть. Как насчет тот, чтобы вместе перекусить, а потом я бы с тобой пошел, а?

— Почему не перекусить, раз приглашаешь, — удивленно вымолвил Паскаль. — Я-то так спешил, что только каравай хлеба прихватил с собой. Хорошо, я согласен, пошли вместе!

— Отлично! — воскликнул Мэт, однако ему все-таки было немного совестно. — Понимаешь, у меня тут кое-какие сложности. Тут одно чудовище... словом, оно почему-то охотится за мной, решило, что я ему очень гожусь на закуску. Где бы я ни пытался перейти границу — оно тут как тут, иглавное, все время знает, дрянь такая, где я появлюсь.

— Чудовище? — Паскаль встрепенулся. — Это мантикор, что ли?

Мэт изумленно уставился на него.

— А ты откуда знаешь?

— Да про него давно рассказы ходят в нашем семействе. Не бойся, друг, я знаю старое фамильное заклинание, с помощью которого мы быстренько приручим этого зверюгу.

— Семейное заклинание? — И тут Мэт вспомнил. — Ах да, ты же говорил, что твой дед был чародеем. И ты хочешь сказать, что унаследовал его талант?

— В смысле того, что я стишки слагать мастак и чую невидимые силы-то? — чуть ли не небрежно уточнил Паскаль. — Добра-то! Это у нас все в семье умеют, все по-разному, конечно.

— Способность творить чудеса у вас, значит, доминантный признак, — пробурчал Мэт себе под нос, глядя на то, как молодой человек стал на колени у костра и раздувает пламя. — Ну а ты, что ты умеешь?

Паскаль пожал плечами:

— Ну... Что умею — того хватит, чтобы прочитать древнее фамильное заклинание и чтобы все вышло, как надо — ну, скажем, домовых приманить на миску молока, если мне их помощь потребна... что еще-то? Огонь развести, бородавки вывести и всякое такое.

— И еще от мантикоров избавляться?

— Только от одного, — уточнил Паскаль, подняв кверху указательный палец. — Он нам почти что родня — так долго его знает мое семейство. А если в Латрурии есть другие мантикоры... да нет, это вряд ли.

— Понимаю... — Мэт сдвинул брови. — Если бы их было два, один давно бы сожрал другого. Послушай, а почему ты считаешь, что твое чародейство — недостаточное преимущество, чтобы смело просить руки возлюбленной?

— В Латрурии чародейство — никакое не преимущество, — отвечал Паскаль с циничной усмешкой. — Уже не одно десятилетие. Там ценится только колдовство, и я сильно сомневаюсь, чтобы там что-то переменилось за время правления короля Бонкорро.

Мэт нахмурился:

— Стало быть, тебе хотелось бы стать профессионалом, выучиться колдовству?

— Да нет! — раздраженный его непониманием, выпалил Паскаль. — Что от чудес толку? Кто уважает чародея? Ну, дед мой был чародеем, а только того и добился, что выслужился до сквайра.

— А ты хотел бы подняться выше.

Ну, ясное дело, хотел. Он-то сквайром родился. Не станет титулом повыше — считай, значит, всю жизнь на месте протоптался.

Паскаль кивком подтвердил догадку Мэта.

— Сквайров мало уважают, сэр Мэтью. Ты и сам знаешь, надо быть не ниже рыцаря, чтобы хоть чего-то добиться в этой жизни.

— Да, пожалуй, ты прав.

На самом деле юноша был даже очень прав. Посвящение в рыцари давало мужчине совершенно чудесные преимущества над своими соперниками. Люди слушали не чародеев, а рыцарей. И Мэт это понял на собственной шкуре, как только оказался в Меровенсе.

— Насколько я понимаю, твой отец не мог стать рыцарем, потому что он как бы был сквайром не по рождению?

— Да нет! Сквайр он сквайр и есть, и может добиться рыцарских доспехов, если только захочет. Но отцу только того и хотелось, что сидеть на своих кровных акрах, поучать крестьян да приглядывать за тем, как они растят урожаи.

— Ты хочешь сказать, что он и не пытался ни разу?

— Нет, никогда, — подтвердил Паскаль. — Но для меня этого мало! Я либо добьюсь большего, либо погибну в борьбе за это! Кроме того, — заключил он, — прекрасная Панегира посмотрела бы на меня благосклоннее, если бы меня звали сэр Паскаль!

«Вряд ли, — подумал Мэт, — разве только, если бы титулу сопутствовали денежки и землица». Но он промолчал.

Они разломили каравай Паскаля, нарезали немного холодной говядины из припасов Мэта, а еще Мэт угостил Паскаля чаем, который только-только вошел в моду в Бордестанге, столице Меровенса. Мэт догадывался, что какие-то предприимчивые мореплаватели отыскали путь к Китаю. «Интересно, — подумывал он порой, — уж не из Латрурии ли родом эти моряки?» — как и в его родной вселенной, где этот полуостров назывался Италией.

Он надеялся в скором времени узнать и об этом.

Они загасили костер и тронулись в путь. Паскаль весело посвистывал, предвкушая встречу с прекрасной Панегирой, а у Мэта выразительно сосало под ложечкой от предвкушения грядущей встречи с мантикором.

Войско Алисанды выстроилось во внутреннем дворе замка. Занимался рассвет. Воины ежились от предутренней прохлады, переминались с ноги на ногу и жаловались друг дружке.

— Уж час, как ждем, — сообщал один воин своему сержанту. — Неужто королева не в одно время с нами поднялась?

— Не твое дело, когда она встает да когда спать ложится, — гавкнул сержант. — Твое дело — вскочить по тревоге и встать по струнке, когда она прикажет!

Но сам он тоже волновался. Королева прежде никогда не вынуждала свое войско ждать более нескольких минут. Неужто она и вправду еще спала, покуда они строились?

— Королева, она небось встает через час по чайной ложке, — поделился своими соображениями один пехотинец с другим. — Мы уж вскочили да помаршировали вдосталь, а она небось сидит и лакомится сладкими бисквитиками.

Однако он ошибался. Еда сейчас меньше всего занимала мысли Алисанды. Как раз в это время фрейлины вели ее под руки от умывального тазика к стулу в форме песочных часов.

— Вам надо посидеть, ваше величество, — настаивала леди Констанс. — И что бы вы ни говорили, ехать верхом в таком состоянии вам вовсе ни к чему.

— Состоянии? — возмутилась Алисанда и попыталась гордо выпрямиться, однако стул повлек ее к себе с неудержимой силой. — Какое состояние вы имеете в виду? Просто вчера на кусочке сыра мне попалось немного плесени, вот и все!

— И позавчера тоже? И позапозавчера? — скептически вымолвила леди Юлия. — Вы это мужчинам скажите, ваше величество, только не пытайтесь дурачить нас — мы ведь уже рожали детей.

Алисанда поникла. Она позволила фрейлинам усадить себя на стул.

— Значит, вы все знали с самого начала? — сокрушенно спросила королева.

— Ну, первую неделю-две мы еще сомневались, — призналась самая старшая из дам. — Но когда женщина узнает, что внутри нее — новая жизнь, ваше величество, она начинает светиться. Мужчины это замечают, но они, глупцы, думают, что это из-за них!

— Ну, в известном смысле это так и есть, — пробормотала Алисанда.

— Но не только из-за них, я так думаю... А как обрадуется ваш супруг, когда узнает эту радостную весть, ваше величество. И уж конечно, он сильно огорчится, если узнает, что вы потеряли ребенка, отправившись верхом на его поиски.

— Я должна, — упрямо повторила Алисанда, хотя все существо ее жаждало остаться здесь, в тепле и уюте замка, и пусть себе в мире творятся всяческие глупости; самое главное сейчас для нее другое — вырастить зерно новой жизни, зародившейся внутри нее.

— Но ребенок не должен лишиться отца!

— Я должна ехать. — Алисанда вздернула подбородок и усилием воли прогнала остатки тошноты. — Однажды я отпустила его от себя, но больше я этой ошибки не повторю!

Сказано это было настолько твердо, что фрейлины попятились. Однако старшая все-таки возразила:

— Для благосостояния королевства нужен наследник!

— Для благосостояния королевства нужен придворный маг! — парировала Алисанда. — И не спрашивайте меня, откуда мне это известно. Сама магия этой страны подсказывает ее монархам, что лучше для королевства и для народа.

— По крайней мере хорошим монархам, — негромко пробормотала одна из младших фрейлин, но Алисанда услышала ее слова, повернула к ней голову и кивнула.

— Мы все помним страшные дни правления узурпатора, который сверг моего отца и которому было наплевать на благосостояние страны и народа! И мы не должны позволить, чтобы такие дни вернулись.

— Поэтому вы и не должны рисковать жизнью, — констатировала леди Констанс. — Или жизнью наследника.

— Должна. — И Алисанда вскочила со стула. — Если я не сделаю этого, если сама себя лишу своего придворного чародея, царство мое будет проклято. Мне надо ехать!

«Но как я смогу выиграть хоть одно сражение, — в отчаянии подумала Алисанда, — если каждое утро я начинаю с того, что меня выворачивает наизнанку над умывальным тазиком!»

«Тайная» тропка, про которую, конечно же, никто ни сном ни духом не ведал, кроме любого контрабандиста в здешних краях, оказалась действительно недурна. Она представляла собой несколько пещер, соединенных между собой туннелями. По просторным туннелям идти было легко. Да и чего тут странного? Ведь этот проход в конце концов предназначался не для того, чтобы по нему протискивались люди, — здесь курсировали контрабандисты, нагруженные товарами! Мэт, освещавший себе путь факелом, видел на стенах красноречивые метки — следы работы киркой. Кто-то тут орудовал этим инструментом, пытаясь расширить туннель, причем, похоже, не слабо расширить. Словом, Мэту переход очень даже понравился. Тропа начиналась в пещере за маленьким водопадом в Меровенсе. Там Мэт с Паскалем остановились и запалили факелы. Факелы были сложены тут же наподобие поленницы, а рядом стояли кувшины с маслом, дабы было во что обмакнуть обмотанные тряпьем концы. Факелы лежали футах в десяти от входа в пещеру, поэтому оставались сухими, и при этом их еще и видно было достаточно хорошо: до этого места проникал свет от входа. Даже кремень и огниво лежали рядом. Им с Паскалем только и нужно было выбрать себе по факелу, обмакнуть конец, обмотанный тряпками, в масло и выжечь с помощью кремня и огнива искру (предварительно, конечно, они закрыли крышкой кувшин с маслом). Затем Паскаль углубился в недра пещеры, а Мэт последовал за ним, попутно гадая, сколько таможенников по ту и другую сторону границы знают про эту тропу. Ведь если тайна известна двоим, это уже не тайна скорее всего, а когда про нее знают трое — то это уже наверняка не тайна. Значит, если про эту дорожку знают все семейства, живущие у границы, вряд ли про нее не знают власти. Но тут возникал интересный вопрос: почему эти самые власти смотрят сквозь пальцы на пользование тайной тропой? Наугад Мэт решил, что скорее всего это происходит потому, что так выгодно обеим сторонам. Наверняка латрурийские лорды хотят попивать меровенсские вина, а аристократия в Меровенсе не прочь получать из Латрурии специи и шелка. Но с другой стороны, такая открытая и повсеместная коммерция лишала королевскую казну законных таможенных поступлений.

Мэт увидел свет в конце туннеля и догнал Паскаля. Тронув его за локоть, он напомнил:

— Не забудь про мантикора.

— Не бойся, — заверил его Паскаль, но пошел дальше чуть медленнее, бормоча на ходу:

Стихотворение получилось, спору нет, замечательное, однако на заклинание, по мнению Мэта, явно не тянуло, поэтому он очень удивился, видя, как бесстрашно молодой человек шагает вперед. Тогда Мэт на всякий случай стал бормотать свое предыдущее заклинание...

А потом Паскаль вышел из пещеры, и мир разлетелся на куски от дикого вопля.

В последнюю секунду Мэт понял, что не хочет, чтобы парень погиб в одиночку. Он выбежал из пещеры, выхватил меч, увидел летящую к ним лохматую массу, кучу зубов... Но тут Паскаль прокричал:

— Лежать, чудовище. Лежать, ибо тебя заклинает сын чародея!

Мэт никогда раньше не видел, чтобы чудовище, да и вообще какой-нибудь зверь так реагировал на команду «лежать» и принимал лежачее положение из положения полета в воздухе. Мантикору было очень нелегко. Он заметался, в прямом смысле заметался в воздухе, пытаясь изменить направление. И изменил — нацелился на Мэта, оскалил пасть...

А Мэт вытащил из кармана засахаренную сливу и швырнул ее в пасть мантикора. И только потом отпрыгнул в сторону — сумел допрыгнуть до Паскаля и встать по другую сторону от него.

Челюсти мантикора машинально захлопнулись, глотка протолкнула комок. Мантикор еще раз перевернулся в воздухе и приземлился на пузо. Вид у чудовища был донельзя удивленный. Впервые за все время своего знакомства с Мэтом оно закрыло рот. А потом вид у мантикора стал очень довольный.

— Ой, какая вкуснятинка! — проурчал он. — Какая часть твоего тела это была, о чародей?

— Да никакая это не часть моего тела, — ответил Мэт. — Остатки десерта с ужина двухдневной давности. Приберег на всякий случай.

— Вот спасибо тебе! Этого, конечно, маловато будет, чтобы оставить тебя в живых, но все равно спасибо. Я таких лакомых кусочков в жизни не пробовал.

И мантикор снова стал подкрадываться к Мэту.

— Стоять! — приказал ему Паскаль, выставив руку ладонью вперед, и Мэт дал ему максимальное число очков за храбрость, но ни одного за ум.

Но потом он назначил себе несколько штрафных очков, поскольку чудовище мгновенно остановилось, свернулось клубком и потерлось головой о ногу Паскаля, издавая грохочущий звук, смутно напомнивший Мэту мурлыканье. Юноша дрожал, но стоял не двигаясь. Не отрывая глаз от чудовища, он спросил у Мэта:

— Где же ты разжился этой сливой?

— Да сразу после ужина, пока вы с Шарлоттой обсуждали ваше будущее, — ответил Мэт. — А тебе как удалось заставить эту киску повиноваться?

Паскаль опасливо опустил глаза и сказал, пожав плечами:

— Сам не знаю. Наверное, все дело в стихотворении моего деда. Это он первым приручил этого мантикора, запретил ему есть человечью плоть и красть скот. Но за это дед давал мантикору по бычку в день или по две овцы, если не было бычков.

— Вкуснятинка! — На мантикора нахлынули приятные воспоминания, и он заискивающе глянул на Паскаля. — Так регулярно я прежде никогда не питался. Я так горевал, когда старик умер, но через день мне захотелось кушать. И все-таки, храня память о нем, я не стал есть ни скотину, ни людей в окрестностях его вотчины, я удалился в Латрурию, где и прозябаю до сих пор. Собачья тут у меня жизнь, молодые люди, вот что я вам скажу, и даже хуже, чем собачья. Ухватишь где-нибудь мясного — и сматывайся поскорее, пока рыцари или колдуны не проведали... А то с целым войском крестьян приходится воевать за какую-нибудь скотинку. Вкусно-то оно вкусно, конечно, а как бока намнут... Вот и скитаюсь от одного колдуна к другому и питаюсь только зерном да ихними врагами! Значит, ты, мил человек, пришел, чтобы меня освободить?

Паскаль растерялся, а Мэт прошептал ему на ухо:

— Если скажешь, что это не так, то он должен будет и дальше служить тому колдуну, который его на меня натравил. И тогда уж точно он сожрет меня с потрохами. Я, конечно, понимаю, тебе нет до этого дела, но все-таки...

— Но если я его совсем освобожу, он же тогда может напасть на меня, — прошептал в ответ Паскаль. Но мантикор услышал.

— Никогда! — возмутился он. — Никогда бы я не посмел пожрать плоть и кости моего повелителя Флериза! Я до сих пор не могу пить его кровь, в чьих бы жилах она ни текла!

— Наверное, ты действительно очень любил старика? — заискивающе проговорил Мэт.

— Очень! Он ведь мог бы меня прикончить, верно? Но он вместо этого меня приручил. И вдобавок кормил.

Мэт хотел было заметить, что заклинание могло бы и перестать действовать, как только старик перестал бы кормить мантикора. Голод рушит любые запреты. Однако он счел за лучшее сейчас об этом не заикаться.

— Что ж, я освобождаю тебя от злых заклятий, — проговорил Паскаль и опасливо глянул на Мэта. — Но на самом деле я собирался только пройти мимо тебя, но не хотел брать тебя с собой.

— Я пойду за тобой, куда бы ты ни шел! — заявило чудище, вскочив на ноги. — Твои дороги станут моими дорогами, а твои враги станут моими обедами!

— Но когда у тебя не будет врагов, тебе придется составлять для него другое меню, — предостерег Паскаля Мэт.

— Это как же? — возопил в ужасе Паскаль. — У меня нет денег, чтобы покупать скот, и я не смогу сотворить его!

— О, ты что-нибудь придумаешь! — приободрил друга Мэт и похлопал его по плечу. — А не придумаешь — я помогу. У меня в кошельке есть несколько дукатов, не горюй, Паскаль. И потом, никогда не угадаешь, когда и как может пригодиться злобное чудовище. Да к нам же никто подойти не осмелится!

С этими словами он развернул остолбеневшего Паскаля к тропе, убрал в ножны меч, и они зашагали к югу. Мантикор отставал от них на несколько ярдов.

— Ты не понимаешь! — прошипел Паскаль Мэту. — У этой зверюги любовь к человеку связана с любовью пожрать! Если мы его не станем кормить, он будет питаться первым, что попадется ему на зубок. Я-то уцелею, потому что я кровь от крови чародей Флериза, но тебе не спастись!

Мэту показалось, что стало прохладнее.

— Значит, ты считаешь, мне стоит посерьезнее отнестись к обещанию кормить его?

— Да, или придумать, как от него избавиться!

Позади послышалось рычание.

— Осторожно, — выдохнул Мэт. — Похоже, у нашего дружка острый слух. Верно, Манни?

— Верно, — ответило чудище в полный голос. — Только и имечко же ты мне придумал — Манни.

— А у тебя есть другое?

— Нет. Со мной вообще никто так, как ты, не разговаривал уже много лет. Даже чародей Флериз называл меня просто мантикор.

— Ну а Манни — это будет сокращенное от мантикора. Или тебе больше нравится Тики?

— Уж лучше пусть будет Манни, — поспешно согласилось чудовище.

— Я так и думал.

Мэт посмотрел вперед и увидел на дороге крестьянина.

Тот еле плелся и тащил за собой на веревке дряхлую коровенку с торчащими ребрами и выступающим хребтом.

— Поглядите-ка, кто к нам идет! Скажи-ка, парень, не продашь ли коровушку?

— Продать?

Парень с готовностью прищурился, но тут увидел мантикора и замер. А чудовище плотоядно облизнулось.

— Это он на корову облизывается, ты не думай, не на тебя, — поспешно объяснил парню Мэт. — Ну вот, бери, я даю тебе за нее серебряный пенни.

Крестьянин уставился на монетку, потом быстренько сграбастал ее.

— Забирайте корову! — выпалил он, развернулся и побежал по дороге обратно, только пятки засверкали. А Манни, испустив радостный рев, кинулся на коровенку. Та даже замычать не успела.

Мэт взял Паскаля под руку и развернул спиной к кровавому зрелищу.

— Видно же было, что она подыхает с голоду, так почему же не избавить ее от мучений?

— Мяшо жешткое, — сообщил мантикор.

— Не разговаривай с набитым ртом, — бросил Мэт через плечо и снова обратился к Паскалю: — Не расстраивайся ты так. Коровы превращаются в куски мяса каждый день.

— Да я не про это! Я про цену! Трех медяков за глаза хватило бы!

— Ты так думаешь? Что ж, может, ты и прав. В следующий раз поторгуюсь, а сейчас просто времени не было. Вид у Манни был самый что ни на есть голодный.

— И не только вид, — проурчал мантикор, обгладывая кость.

— Если бы я не купил корову, он напал бы на крестьянина, — сказал Мэт. — К счастью, серебра у меня полно, можно будет разменять его на медяки.

— Да, они нам здорово понадобятся, — кивнул Паскаль, опасливо взглянув на лакомящегося мантикора. — Желаю, чтобы твой кошелек никогда не пустовал?

— Славное пожелание! — согласился Мэт и решил подумать над соответствующим заклинанием. Сам же он желал, чтобы те рассказы о процветании Латрурии, которые он слышал, оказались правдивыми — в особенности же те, в которых говорилось, что там горы еды.