"Маг-крестоносец" - читать интересную книгу автора (Сташеф Кристофер)

Глава 6

Стоя на городской стене, Сулейман не видел ничего, кроме шатров, раскинувшихся с северо-востока до северо-запада — до самого горизонта. Впрочем, его лазутчики утверждали, что шатры варваров стоят и дальше. По долине разносился звон стали — это работали кузнецы. Эхом отвечал этому звону стук молотков плотников.

— Я вижу почти достроенную катапульту, — сообщил зоркий часовой.

— А вон там — грубо сработанная осадная башня, — сообщил другой дозорный и указал на восток, где мало-помалу вырастал деревянный параллелепипед.

— Как ни грубо она сработана, такая башня может наделать много вреда, — угрюмо процедил сквозь зубы Сулейман. — Через день-два они пойдут в атаку.

— Нам не выстоять против них, — покачал головой полководец, бросив на Сулеймана взгляд, полный нескрываемого страха. Он боялся сказать калифу неприятные слова, но сказать их он был обязан. — Их катапульты сломают ядрами наши ворота, а с осадных башен они переберутся на стены. Наши воины станут крушить их десятками, но и сами погибнут, и в конце концов не останется никого, кто бы мог помешать этим злодеям беспрепятственно войти в город.

— Ничего не поделаешь, — мрачно проговорил калиф. — Мы не можем ждать, потому что войска из Северной Африки и Ибилии могут подойти слишком поздно. Нужно отступать.

Со всех сторон раздались вздохи облегчения.

— Но они прикончат нас, если увидят, как мы уходим из города, — заметил полководец. Калиф кивнул:

— Однако за западной стеной наблюдают всего двое вражеских часовых. Пусть наши лучники и пехотинцы изготовят лестницы и спустятся со стен, как только наши кавалеристы проскачут через западные ворота.

— Славно придумано, мой повелитель, — медленно кивнул полководец. — К тому времени как их часовые успеют сообщить о нашем маневре и подойдет войско, мы, вероятно, сможем закрепиться на удачной позиции для сражения.

— Нужно закрепиться на какой-нибудь высоте, откуда бы наши лучники могли разить врагов сотнями, — согласился Сулейман. — Будем надеяться на то, что в жажде покончить с нами враги забудут о городе.

— А когда они покончат с нами? — озабоченно спросил полководец.

Сулейман усмехнулся. Его белые зубы сверкнули на солнце.

— А нам надо позаботиться о том, чтобы они с нами не покончили. Дай приказ к отступлению. Мы покинем город, как только неба коснется левая десница рассвета.

Когда рассвело, Мэт загасил костер, вскинул на спину мешок, сел верхом на коня и поскакал по дороге, ведущей к югу.

Балкис высунула головку из седельной сумки и пожаловалась:

— Не слишком ли ранний час ты избрал для того, чтобы тронуться в путь?

— Зато ты всю ночь где-то пропадала, — огрызнулся Мэт. — Ну, как поохотилась?

— Плоховато, — с отвращением отозвалась кошка. — У ручья немало сов, и они сожрали всех мышей. Мне удалось изловить всего трех полевок.

— Ну и как они тебе показались?

— Не такие вкусные, как в Аллюстрии.

— Наверное, это из-за почвы, — рассудительно проговорил Мэт. — В Меровенсе произрастает великолепный виноград, но это вовсе не значит, что почва здесь пригодна для обитания мелких млекопитающих.

— Полевки были жесткие и жилистые.

Мэт понимающе кивнул:

— Ну да, ведь им приходится рыть норы в плотной почве. Слишком много глины. Поневоле станешь жилистым.

— Словом, и стараться не стоило, — проворчала Балкис. — Мог бы дать мне хотя бы немного поспать.

— Послушай, чего это ты раскапризничалась, а? — хмыкнул Мэт. — В твоем полном распоряжении — пустая седельная сумка. Я все вещи переложил во вторую сумку. Так что располагайся и спи в свое удовольствие.

— Ага, поспишь тут, как же, когда так качает, — буркнула Балкис, но ее головка тут же спряталась в сумке. Немного поворочавшись, она затихла. Мэт покачал головой.

— Ну обязательно ей нужно было оставить за собой последнее слово.

— Вот и нет, — послышалось мяуканье со дна сумки. Мэт усмехнулся и сообразил, что отвечать не стоит. Скакать по Меровенсу ранним утром было очень приятно. Дорога вилась вдоль речушки, листва деревьев шуршала под легким ветерком. Даже тогда, когда стало жарче и когда дорога отклонилась в сторону от речки, пейзаж остался радующим взор: зеленые изгороди, делящие поля на лоскутки различных оттенков зеленого, лавандового и розового цвета. Розовыми цветами поросли поля, оставленные под паром. Спору нет, дорога радовала Мэта — до того мгновения, как кто-то не стукнул его по затылку каким-то тупым предметом. Он только успел жутко разозлиться и сразу потерял сознание.

Небо на востоке побледнело. Наступили предрассветные сумерки. Тихо, бесшумно прислонили арабы сотни приставных лестниц к западным стенам Багдада и спустились на землю. Спускались проворно, не переговариваясь друг с другом. Точно так же бесшумно отворились западные ворота, кавалерия выехала из них шагом, но довольно быстро перешла в галоп.

Бесшумность передвижения арабов заслуживала восхищения, но была бесполезна: турки-дозорные, засевшие на вершинах окрестных холмов, заметили их, недоуменно переглянулись и отправили конных гонцов в ставку хана. Однако, пока воины покидали шатры, подпоясывались мечами, забрасывали на спину луки и садились верхом на коней, прошло не так уж мало времени, и к тому мгновению, когда варвары поскакали по равнине, последние арабы уже покинули город.

Варвары мчались во весь опор, пытаясь догнать арабов, но хан, оказавшийся более сообразительным, чем надеялся Сулейман, придержал половину своего войска в резерве. Сотня всадников влетела через открытые западные ворота в обезлюдевший город. Вскоре распахнулись створки восточных ворот. Варвары хлынули в Багдад с двух сторон.

— Туда! — крикнул Сулейман и указал на возвышенность между двумя реками. — Дай приказ всем двигаться к этому плато!

— Но оно совсем невысокое! — в отчаянии вскричал полководец. — Они обрушатся на нас на полном скаку, мой повелитель! Наши лучники не сумеют сокрушить их!

— Сумеют, потому что между нами и равниной лежат болота! Разворачивай войско, эмир, да поживее!

Военачальник калифа прокричал приказ, пропели сигнальные роги. Авангард арабского войска развернулся, перешел вброд обе реки и, вновь развернувшись, поскакал на возвышенность.

Как только на плато подтянулся арьергард, военачальник обвел округу изумленным взглядом.

— Перешеек такой узкий — лишь с десяток всадников проскачут по нему плечом к плечу! Откуда вы знали об этом, мой повелитель?

— Я не раз слыхал об этом слиянии рек, — ответил калиф. — Один из моих предков как-то раз угодил здесь в засаду. Враги не давали его конникам выбраться на дорогу несколько дней подряд. В конце концов он все же атаковал врагов, а затем отправился к Дамаску и захватил город. — Калиф посмотрел на восток, откуда приближалась орда варваров. Копыта их коней звучали подобно грому. — По обе стороны от нас — реки, а перед нами — болото. Перед самыми болотами земля плавно идет под уклон, и варвары могут попытаться проскакать на плато с налету.

— И это им удастся!

— Вряд ли, — покачал головой Сулейман.

Грохот копыт звучал все ближе и громче. Арабские лошади забеспокоились. Они запрокидывали головы, грызли удила, но всадники крепко держали их под уздцы. Варвары, размахивая саблями и изрыгая боевые кличи, на полном скаку влетели в болото.

Коротконогие пони мгновенно увязли в трясине, упали на колени, а подняться уже не смогли.

Всадники спрыгивали с коней, ругаясь на чем свет стоит. Они пытались помочь коням подняться. Некоторым удалось встать на ноги, но очень многие лошади распластались в трясине и барахтались, но от этого только увязали все глубже и вернее. Другие варвары бросали своим товарищам веревки и вытаскивали их на сушу. Кое-кому удавалось вытащить и лошадей, но многие и многие варвары, не разглядев, что творится впереди, галопом летели к болоту и неизбежно увязали в нем. Через несколько минут болото по всей ширине кишело варварами, пытавшимися высвободить коней из липкой грязи.

— Пусть лучники пустят в них стрелы, — распорядился калиф.

Военачальник дал сигнал, запели роги. Лучники подняли свои луки, запела тетива, и сотни варваров повалились в зыбкую трясину, сраженные стрелами, угодившими кому в грудь, а кому — в живот. От стрел гибли и лошади. Эта смерть была быстрее, чем гибель в топкой трясине.

— Пли! — скомандовал военачальник. — Пли! Пли!

Небо потемнело от туч стрел. Варвары ответили выстрелами из луков, однако их луки не были предназначены для стрельбы по далеким целям — они могли сразить врага лишь на небольшом расстоянии, и потому стрелы, пущенные варварами, не долетали до арабов. Недоступные для варваров арабы дождем сеяли стрелы вокруг себя, стоя на возвышении. Наконец варвары стали разворачиваться и пытаться выбраться из болота, хватаясь за кочки.

Видимо, хан обратил внимание на их отчаянное положение, поскольку решил прибегнуть к обходному маневру, при котором его люди не попали бы под обстрел арабских лучников: тысячи конников поскакали к рекам и стали искать брода. Найдя брод, варвары переправлялись через реку и гнали коней к возвышенности. Однако лошади у варваров были намного ниже ростом, нежели арабские, и потому реки переходили с трудом. На переправу у варваров ушло столько времени, что арабы успели соответствующим образом среагировать на их попытку атаки.

Военачальник арабов прокричал приказ. Половина лучников развернулись. Стрелки перебежали к противоположному краю плато и выпустили стрелы по скачущим по склону пони. Первая шеренга варваров пала. Вторая перескочила через нее и с яростными воплями обрушилась на арабских пехотинцев. Однако ширина перешейка, ведущего к плато, позволяла варварам выстраиваться не более чем по шестеро в ряд, а пехотинцы-арабы выставили перед собой копья, дабы пони налетели на них, а затем стали драться с всадниками на мечах. Тут и там варвары оказывались достаточно умелыми в этом искусстве и успевали обменяться с арабами тремя-четырьмя ударами, но дамасская сталь легко одолевала кованные из более мягкой стали мечи варваров, и те гибли десятками. Погибали и арабы, но всего один на каждые пятьдесят врагов. Бесстрашные варвары продолжали наступать, пытаясь сломить арабов числом и напором, но преуспели лишь в том, что воздвигли стену из трупов, которая поднялась настолько высоко, что при всем своем старании варвары уже не могли через нее перескочить. Арабы отошли назад, сохраняя бдительность, но выстроенная из трупов стена удержалась. А когда солнце приблизилось к полудню, варвары отступили и встали лагерем вокруг невысокого плато. Всем своим поведением они явно желали показать, что уходить не намерены.

— Мы осаждены, мой повелитель, — сказал военачальник. — Трупы скоро начнут разлагаться, и это вызовет болезни.

— Не для нас, — рассудительно заметил калиф. — Пусть наши люди сбросят трупы вниз. Что же до павших лошадей, то пусть их освежуют, мясо пустят на жаркое, а кости — на суп.

Военачальник медленно кивнул:

— Если у нас постоянно будут дымиться котлы с мясом, мы сможем продержаться несколько недель. Кстати, один из наших воинов нашел источник на плато.

— Я надеялся, что источник здесь найдется — ведь кругом столько воды. — Калиф постарался не обнаружить испытанного им облегчения. — Что ж, тогда действительно можно будет дождаться подхода наших союзников.

Ответом на эти его слова был дружный радостный крик. Арабы запели победную песнь.

— Рано праздновать, — хмуро покачал головой военачальник. — Отступлениями войны не выигрывают.

— Эту войну можно так выиграть, — возразил калиф. — Теперь наши воины сами убедились в том, что варваров можно одолеть, невзирая на их число. Но что важнее — сами варвары теперь понимают, что их можно одолеть, что их древнее божество не может всегда даровать им победы. Теперь они не станут атаковать настолько самоуверенно.

Военачальник понимающе запрокинул голову.

— Но вы не надеетесь на то, что их хан станет ждать прибытия Тафы ибн Дауда и других эмиров.

— Я думаю, что как только его разведчики сообщат ему о приближении нашего подкрепления, он снимет осаду и тронется к Иерусалиму, — сказал Сулейман. — Но у Тафы имеются собственные разведчики, и он встанет лагерем у Святого Города до прибытия туда войска хана.

— Тогда мы атакуем врагов с тыла, и они окажутся зажатыми между двумя армиями! — усмехнулся военачальник. — Славно задумано, мой повелитель! Да, мы еще можем победить в этой войне!

— Можем, — нахмурившись, кивнул калиф. — Но нам нужно подумать о нашей стратегии для того, чтобы и далее противостоять такому числу врагов. Позови моих чародеев, эмир, и пусть муэдзин призовет правоверных к намазу. Нам есть за что возблагодарить Аллаха.

— Не давай ему болтать, — предупредил кто-то голосом, в котором слышался акцент, смутно напоминавший пакистанский. — Он ведь колдун как-никак.

— Да мало он на колдуна смахивает, — проговорил кто-то другой на просторечном меровенсском — надо сказать, очень и очень просторечном. — Больше похож на солдата-наемника, шастающего в поисках работы.

— Я тебе говорю: он не тот, кем кажется!

— Да как же колдун не заметил бы нас, когда мы выскочили из-за кустов? Как бы он мог не услыхать, что мы к нему бежим со всех ног?

— Так вышло потому, что я и сам кое-что соображаю в колдовстве, вот и произнес заклинание, призванное скрыть наше приближение, — проворчал азиат. — Покрепче рот ему завяжи, а не то я произнесу другое заклинание да проверю, вправду ли с его помощью можно превратить человека в жабу!

Вонючая тряпка, которой был завязан рот Мэта, затянулась крепче. Она была настолько вонючая, что из состояния полузабытья он тут же пришел в сознание... и обнаружил, что у него страшно болит голова. Давненько его так сильно не били по затылку.

Удар был сокрушителен...

Мэт мысленно выругал себя за то, что не уделял должного внимания слежению за окрестностями. Тот факт, что его враг закамуфлировал свое приближение колдовскими чарами, Мэта нисколько не извинял. Более того — это обстоятельство было вовсе не в его пользу: он обязан был предвидеть действие злых чар в округе. Но ему никак не могла прийти в голову мысль о необходимости бдительности на фоне столь безмятежного пейзажа собственной страны. Еще в лесу можно было бы опасаться нападения разбойников, но уж никак не на открытой местности.

А уж это означало, что эта парочка была намеренно послана, чтобы перехватить его. Мэт внимательнее пригляделся к иноземцу. Тот вовсе не выглядел таким уж законченным азиатом. Ну, черные волосы, ну, смуглая, оливковая кожа, но такая внешность была у трети населения Меровенса, особенно — на юге страны, ближе к Срединному Морю. И все же, судя по акценту, мерзавец был родом из других земель, и тут возникал маленький вопрос: каким образом он и его напарник разыскали Мэта и откуда вообще знали, где его искать. Но тут снова навалилась головная боль, и Мэт был вынужден отложить раздумья над этим вопросом на будущее. Что хуже всего, Мэт не знал, где находится и почему его то и дело то поднимает, то опускает. Из-за непрерывного покачивания его желудок взбунтовался. Мэт отчаянно пытался справиться с тошнотой, но это у него неважно получалось с вонючим кляпом во рту. Однако у Мэта не было положительно никакого желания захлебнуться собственными рвотными массами.

Он чуть-чуть приоткрыл один глаз и, к собственному изумлению, увидел под собой доски. Тут дощатую поверхность качнуло, Мэт перекатился на спину и увидел невысокие поручни и мачту. Затем поверхность, на которой лежал Мэт, снова качнуло. Перекатившись на бок, Мэт окончательно убедился в том, что находится на каком-то суденышке и что качка объясняется тем, что лодка поднимается и опускается на волнах.

Он стал гадать, куда его везут. Так или иначе, он обязан был это выяснить. Тому волшебству, которым он владел, а именно — чтению стихов, были двойной помехой головная боль и кляп во рту. Пока он мало на что был способен. Вот когда боль отступит — другое дело: Мэт по опыту знал, что возможно произнести несколько заклинаний и в уме, если хорошенько сосредоточиться. Но даже невзирая на отчаянность его положения, он не смог избавиться от любопытства. Можно было не сомневаться: его похитили, и он начал гадать, зачем и почему.

— Ну и долго же ты спишь, — насмешливо проговорил мяукающий голосок.

Мэт чуть-чуть повернул голову и увидел Балкис. Светло-коричневая кошка лежала рядом с ним и безо всякого удовольствия его разглядывала. Мэт извиняющеся пожал плечами.

— Если ты такой могущественный чародей, — с упреком проговорила кошка, — так освободи себя от уз! И вызволи нас отсюда!

Мэт на миг задумался и покачал головой.

— Нет? — изумилась Балкис. — Ради всего святого, скажи, почему — нет?

Мэт попытался приподнять правую руку и обнаружил, что вместе с ней приподнялась левая. Руки у него были связаны. Он указал ими на солнце.

Балкис, наморщив лобик, проследила за его взглядом.

— Солнце? И что?.. О!..

Мэт кивнул.

— Хочешь сказать, что они везут нас туда, куда мы и хотели попасть?

Мэт кивнул.

— Ну а если они пожелают убить тебя? — прищурилась Балкис. — Что тогда?

Мэт, невзирая на кляп, сумел усмехнуться. Балкис верно поняла смысл морщинок, образовавшихся в уголках его глаз, и поежилась.

— Да ты, как я погляжу, очень уверен в себе.

На самом деле Мэт вовсе не был так уж в себе уверен, но тем не менее кивнул.

— А не надежнее ли было бы продолжить путь без сопровождения?

Мэт приподнял руки и указал на свое ухо. Кошка вытаращила глаза, не поняв смысла этого жеста, но вскоре проговорила:

— Ты надеешься, что сможешь что-то узнать о наших врагах из их разговоров?

Мэт снова кивнул.

— Это очень-очень опасно, — заявила Балкис, поднявшись на лапки. — И я не желаю иметь с этим ничего общего!

С этими словами она удалилась, подняв хвост на манер восклицательного знака.

Но Мэт понимал, что она останется с ним. В конце концов, как иначе она смогла бы обучиться тому волшебству, которым он владел? Кроме того, они находились в лодке, а насколько знал Мэт, кошки плавать не умеют.

Ближе к середине дня Мэта накормили и дали ему попить. При этом здоровяк-меровенсец встал возле него с поднятой для удара дубинкой, а иноземец вынул из его рта кляп, пообещав:

— Скажи только слово — и мой товарищ снова даст тебе по башке дубинкой — мало не покажется.

Мэт кивнул в знак понимания и стал есть, работая руками, связанными в запястьях. Попробовав еду, он застонал от удовольствия, а затем стал сопровождать довольными звуками каждую съеденную ложку. Правда, к этим сладким постанываниям примешивались согласные, а все вместе изданные Мэтом звуки сложились вот во что:

Что в переводе с французского приблизительно означало:

— А вроде на слова похоже было, — подозрительно проговорил верзила с дубинкой.

Иноземец кивнул, прислушался к очередному довольному стону, изданному Мэтом, и покачал головой:

— Я такой речи никогда не слыхал.

И это было чистой правдой, поскольку французский язык, на котором разговаривали в родном мире Мэта, значительно отличался от того языка, на котором говорили в Меровенсе. Между тем заклинание сработало недурственно, в чем Мэт и убедился, как только иноземец что-то негромко пробормотал. На самом деле, поняв смысл сказанного иноземцем, Мэт даже немного огорчился и понадеялся на то, что этих слов не поняла кошка. Хотя... смутить кошку — это еще надо постараться.

Как только Мэт покончил с едой, ему снова вставили в рот кляп, а его самого крепче привязали к мачте. Длины веревки, которой он был привязан, хватало ровно настолько, чтобы он мог добрести до кормы и совершить естественные отправления. Для того чтобы сделать это, Мэту волей-неволей пришлось подняться на ноги, и тут он понял, что суденышко плывет по реке. Географические познания подсказали Мэту, что это за река, и его догадка подтвердилась несколько дней спустя, когда лодка причалила к берегу в Плейамере, самом крупном из южных портов Меровенса.

Первое, на что обратил внимание Мэт, было увеличение числа речных судов. Мимо проплывали небольшие парусные лодки — по крайней мере он видел верхушки их парусов, слышались крики и ругательства на предмет того, чтобы кто-то кому-то дал проплыть. Между прочим, в свое время Мэт в этом мире, в некотором роде, «изобрел» румпель — кормовое весло, но здешние мореплаватели слишком медленно осваивали это нововведение. Точно так же они пока не видели особого смысла в треугольных парусах. Чем больше Мэт видел мачт вокруг, тем сильнее становился шум. Наконец борт лодки ударился о причал. Кругом торчали оголенные мачты и разносилась какофония разноязыких голосов — люди кричали, ругались, выкрикивали названия своих товаров. Улавливая смысл некоторых слов, Мэт искренне сожалел о том, что не отменил свое переводческое заклинание.

Азиат и верзила-меровенсец отвязали Мэта от мачты и рывком подняли на ноги. Что-то острое уткнулось Мэту под ребра. Азиат прошипел:

— Один неверный шаг — и я проткну тебе селезенку.

Мэт сделал первый шаг и покачнулся — более или менее естественно.

— Вот так, вот так. С минуту-другую тебе придется привыкать к тому, что у тебя снова есть ноги, — презрительно фыркнул азиат. — Но все равно: запомни то, что я тебе сказал.

Мэт шагал осторожно и так медленно, как мог. Он хотел, чтобы у Балкис появилась возможность последовать за ним. Кошка явно поняла его замысел. При удобном стечении обстоятельств она могла бы превратить веревки, которыми был связан Мэт, в мышей, и распугать их.

— А я думал, мы должны были его кокнуть, — проворчал верзила.

— Должны были, — кивнул азиат. — Но почему бы за его счет не поживиться, если есть такая возможность? Покуда мои повелители ни разделаются с ливанским калифом, его галеры будут бороздить волны Срединного Моря, а капитанам галер всегда нужны рабы-гребцы. Так почему бы нам не подзаработать? Так или иначе, он скоро подохнет, как только окажется на одном из этих кораблей.

По спине у Мэта побежали мурашки, но он сделал вид, словно ничего не слышал.

Избранная захватчиками Мэта галера оказалась купеческой. Ее хозяин действительно выглядел так, словно портом приписки его судна был город Триполи, а занятием — честная торговля. В ухе купца сверкала серьга в виде большого золотого кольца, а голова была повязана вместо тюрбана ярким шарфом. Он был одет в жилет, наброшенный на голое тело, и просторные, широкие штаны до колен. Ливанец осклабился, шевельнув пышными черными усищами, и сказал:

— Собираетесь продать мне мужика с кляпом во рту? А кто он такой? Финн, что ли?

— Финн? — нахмурившись, переспросил азиат. А меровенсец быстро нашелся:

— Финн, финн, да еще и колдун вдобавок, как вся ихняя порода! Не развязывай ему рот, а не то он наколдует бурю, и тогда твоя галера потонет!

— А на что он мне тогда сдался? — пожал плечами купец-капитан.

— На то, что он жутко сильный. Погляди, какие у него плечищи, какая спина широкая! Ты только следи, чтоб у него рот был завязан, и он знаешь как работать будет!

— Так у меня на судне свой чародей имеется. Управимся с ним, — согласился капитан. — Даю вам за него пятьдесят дублонов.

Мэт удивился, услышав название испанской монеты, но догадался, что, по всей вероятности, эта валюта служила стандартным средством обмена по всему Срединному Морю. В конце концов, не так далеко они находились от Ибилии.

— Пятьдесят?! — запротестовал азиат. — Да он на две сотни тянет!

— Ну, может, семьдесят пять...

Мэт слушал, как азиат и ливанец торгуются. Азиат расхваливал различные достоинства своего пленника, набивая цену, а капитан пытался сбить ее, указывая то на старые шрамы Мэта, то на обгорелую на солнце кожу. В конце концов он был продан за девяносто четыре дублона и флягу бренди, что повергло его в большое уныние. Он полагал, что стоит дороже.

Азиат и меровенсец проворно удалились, но Мэт успел заметить, как нечто маленькое, пушистое и коричневое, петляя под ногами у людей, устремилось следом за ними. Мэт гадал, вернется ли Балкис обратно, а если вернется — что она ему поведает.

Но тут капитан дал ему подножку и распорядился:

— А ну-ка, Розандри! Завяжи ему язык по-своему, чтобы кляп этот выкинуть!

Над Мэтом склонилось лицо, столь густо покрытое морщинами, что за ними почти не было видно рта и глаз. Ястребиный нос, тонкие губы... Губы разжались, стали видны редкие желтоватые зубы. Мэт был готов поклясться в том, что этот человек знался с табаком.

— Ну, что мы тут имеем? — Розандри наклонился поближе и уставился на Мэта в упор. Мэт понял, что берберское колдовство не избавляет от близорукости. — Ручки у нас нежные, тяжелая работа им неведома.

— Научится, не бойся. Ты давай-ка, язык ему завяжи!

— Это мы запросто, — фыркнул Розандри и бросил шепотку какого-то порошка в кувшин, стоявший у него под ногами. Затем он что-то проговорил нараспев на своем языке, но Мэт, благодаря действию переводческого заклинания, смысл произнесенных слов уловил. Цель колдуна состояла в том, чтобы Мэт, сохранив способность шевелить губами, остался бы немым. Язык его при этом мог помогать ему при глотании, но никак — для артикуляции звуков. Уже по мере того, как колдун читал заклинание, Мэт ощущал, как деревенеет его язык — так, будто ему вкатили порядочную дозу новокаина.

Розандри завершил чтение заклинательного стишка, победно осклабился и сказал:

— Можете вынуть кляп.

Капитан кликнул матроса, и тот, держа над головой Мэта занесенный для удара ятаган, кинжалом перерезал тряпку, которой был завязан его рот. Мэт разжал губы, сжал их и решил, что, невзирая на вонь гниющей рыбы, пахнет в порту просто-таки божественно.

— Как тебя звать? — требовательно вопросил капитан. Мэт решил, что осторожность не повредит, однако при попытке произнести словосочетание «Вильям Шекспир» у него возникли большие сложности — это имя звучало престранно при полном отсутствии согласных. Мэт вытаращил глаза. Заклинание Розандри сработало, и еще как! Колдун радостно заперхал.

— А может, он притворяется, — опасливо предположил капитан и наступил Мэту на ногу.

Мэт взвыл от боли и развернулся к капитану, вопя:

— Ах ты, скотина! Вали к себе в Триполи, а не то я натравлю на тебя морских пехотинцев!

Увы, с уст его сорвались только гласные звуки — нечто вроде модулированного воя. Мэт в ужасе замер.

Капитан расхохотался.

— Славная работенка, Розандри, очень даже славная! Тащи его в трюм, Хаким, да прикуй цепью к веслу. Поторопись, я хочу с вечерним приливом отбыть к Порт-Саиду!

Единственное, чем утешал себя Мэт, когда матрос тащил его по палубе к трюму, так это тем, что, невзирая ни на что, ему предстоит продолжить путь в нужном направлении. Тяжелая работа его не пугала — даже неплохо было немного потренироваться. А в Египте он мог бы удрать с корабля.

Хаким приковал его к веслу пятифутовой цепью и сказал:

— Греби, как гребут другие, и тогда, когда они гребут, а не то получишь веслом по шее!

С этими словами, полными сочувствия и ободрения, он удалился по проходу между скамьями, на ходу низко пригибаясь, поскольку до потолка было всего-то четыре фута. Вскоре Хаким, выбравшись на палубу через люк, исчез в мире, наполненном солнцем и свежим воздухом.

Мэт подумал о том, что капитану следовало бы освоить кое-какие принципы приточно-вытяжной вентиляции, и стал гадать, так ли мерзко он будет пахнуть, как остальные гребцы, к тому времени, когда галера доберется до Порт-Саида? Он огляделся по сторонам, различил в полумраке людские силуэты. «Неужели, — подумал он, — такие здоровяки, как эти гребцы, могут терпеть такое унижение?»

А потом взгляд его вдруг встретился со взглядом пары светящихся желтоватых глаз, и в трещинку в борту корабля скользнуло стройное коричневое тельце.

— Уж мог бы придумать способ поудобнее, чтобы двигаться на восток, — ворчливо проговорила Балкис, а когда Мэт встревоженно посмотрел на окружавших его со всех сторон рабов, добавила:

— Не бойся, я их усыпила, да и не слишком-то сильно они нуждались в моей помощи.

Мэт решил, что ему досталась очень способная ученица.

— Не можешь разговаривать? — встревоженно осведомилась кошка.

Мэт покачал головой и издал несколько воющих звуков, дабы подтвердить, что это так и есть.

— Это не очень хорошо, — недовольно поежилась кошка. — Ну а интересно ли тебе, куда направились те, у кого ты был в плену?

Мэт кивнул, и глаза его сверкнули в полумраке при мысли об отмщении.