"Маг-целитель" - читать интересную книгу автора (Сташеф Кристофер)

Глава 8

Стражники нещадно трясли меня, пытаясь впихнуть в камеру, а один из них говорил, что что-то тут не так. Я обернулся к нему с молчаливым упреком и жутко удивился: у него была физиономия тролля.

Я уставился на тролля, потом быстро огляделся, увидел костер и спящего по другую сторону от него Жильбера, увидел Фриссона, свернувшегося калачиком, и понял, что мне приснился сон. Когда же я посмотрел прямо перед собой, тролль не исчез, но теперь я хотя бы понимал, что это тролль.

— Мне опять пора дежурить?

Унылик покачал головой. Вид у него был взволнованный.

— Плохо! Плохо! — твердил он, тыкая верхними лапами во всех направлениях. Я нахмурился.

— Да что плохо-то?

— Не знаю. — Тролль повернулся, вытянул голову, всмотрелся в темноту. — А чую: плохо, плохо!

— У тебя такое предчувствие?

Унылик кивнул и поднял лапищи вверх. Я испуганно отполз назад, но тролль всего-навсего взял и почесал ладони.

— Колет сильно! Беда, беда!

— «Пальцы чешутся. К чему бы?» — процитировал я, но вовремя спохватился и не произнес вторую строчку — «к посещенью душегуба»* [18].

Я нехотя поднялся.

— Знаешь, я не слишком доверяю интуиции, тем более в этом мире. Сейчас мы... — И я умолк, не договорив, тревожно вглядываясь во тьму.

Поскольку от природы я был человеком далеко не бесстрашным, то решил окружить стоянку барьером, через который не могли бы перебраться сверхъестественные захватчики. Прошлой ночью рядом то и дело что-то гремело — хотя, может быть, это всего-навсего Фриссон во сне сочинял стишки. Сегодня мы шли медленно, большей частью из-за слабости поэта, и потому по-прежнему не ушли из мест, открытых всем ветрам. Правда, невысокие деревца росли тут в изобилии.

В общем, я сотворил коробку талька, рассыпал этот тальк по кругу около стоянки и процитировал конец погребальной песни из шекспировского «Цимбелина» с кое-какими купюрами:

Тебя заклинать пусть никто не посмеет,Ничье колдовство пусть тебя не тревожит,Все злобные духи от этого кругаПусть быстро бегут, приближаться не смея.* [19]

Я рассудил так: если какой-нибудь призрак захочет подобраться поближе, стихотворение не даст ему войти в очерченный круг. И вот теперь как раз за линией белого порошка от земли поднялось облачко туманной дымки.

Потом оно стало плотнее и преобразилось в человеческую фигуру, причем в фигуру, я бы сказал, обезображенную. Физиономия у призрака была вся в синяках и опухшая, одна глазница пуста, руки повисли как плети, одна нога выворочена назад почти что на сто восемьдесят градусов. Сквозь прорехи в ветхом балахоне виднелись кровоподтеки на груди и животе.

— Ой, призрак! — сдавленно проговорил Жильбер с той стороны костра. Наверное, мы с Уныликом все-таки шумели сильнее, чем нам казалось. Сквайр взволнованно и даже восхищенно добавил: — Это тень какого-то бедняги, скончавшегося под пытками.

Я очень обрадовался, что сквайр проявил к призраку такой неподдельный интерес. Что до меня, то мне было мерзко и тошно.

А привидение бродило по кругу и стонало. Цепи, прикованные к кандалам, звякали и скрипели.

— Бе-ре-ги-тесь! — подвывал призрак. — О глупые смертные, бе-ре-ги-тесь! Бегите! Прячьтесь!

Я собрал все свое мужество и крикнул:

— Знаешь, что-то меня не очень тянет трогаться с места, когда ты шастаешь вокруг нас!

— О каменное сердце! — взвыл призрак. — Зачем ты потешаешься над страдающей душой! О мои собратья по несчастью, восстаньте! Восстаньте все, погибшие под пытками! Духи, привязанные к этому миру, ставшие его рабами по воле колдуньи, явитесь и проучите этих тупоголовых смертных!

Мне пришлось обернуться, чтобы проследить за его маневрами. Уголком рта я приказал Унылику:

— Не своди глаз с того места, откуда он появился.

Тролль в ответ только простонал, но я понял: чем сильнее он испугается, тем храбрее будет драться. Или будет драться или... или удерет.

Вот бы мне удрать...

Ночную тишину наполнила жуткая какофония из стонов и воплей. Сначала они звучали тихо, потом становились все громче, и вокруг нашей стоянки возникали все новые и новые призраки.

— Покиньте свое злокозненное убежище! — вещал первый призрак. — Вернитесь туда, откуда пришли! Знайте же, если вы будете противиться королеве Сюэтэ, вы станете такими, как я, — тенью души несчастного, погибшего в мучительной агонии!

Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. Я вспомнил, как предупреждал меня командир Жильбера о злобной королеве-колдунье, которая правит этой страной... Каким же, интересно, образом я ухитрился привлечь к себе ее внимание? И какого черта ей от меня надо?

«Какого черта» — я так сказал? Да ну. Ерунда! Это просто такое выражение. В общем, я очень храбро заговорил с призраками. То есть мне казалось, что храбро, а вообще-то получалось какое-то карканье.

— Значит, меня должна устрашить мысль о жуткой смерти, которая станет наказанием за одно то, что я только помыслю! Уйти из Аллюстрии? Забыть про королеву?

— Воистину так! — взвыл призрак, перекричав целый хор своих стонущих и причитающих соратников. — Я повиновался королеве душой и телом, и все же она подвергла меня страшным пыткам только ради своего удовольствия. Я кричал от боли, а она жмурилась от наслаждения. Когда же я скончался в мучениях, она взяла мою душу и превратила ее в вечного раба своей воли.

Тут меня зазнобило. Я уж и ругал себя, и пытался убедить, что все происходящее галлюцинация, все равно было страшно.

— Это правда, — подтвердил Жильбер, вставая на ноги. — Сюэтэ пытает людей ради собственного удовольствия каждый день.

Садистка. Я должен был сражаться с садисткой самого мерзкого пошиба, а все зачем?

А затем, чтобы вернуться домой. Предпочтительно — живым.

Я постарался отрешиться от душераздирающих воплей, сотрясавших воздух, и выкрикнул:

— Подите прочь! В потустороннем мире полно места — нечего вам тут околачиваться! А когда вы умрете, королева потеряет над вами власть!

— Несчастный смертный, как мало ты знаешь! — возопил еще один призрак, выплывший из-за спины первого. Этот был в точности иллюстрация из учебника по анатомии: никакой кожи, сплошные мышцы и сухожилия. — Она имеет власть, данную ей Сатаной, и может упросить своего повелителя отдать ей тех, кто обратил сердца свои ко Злу!

— Но во власть дьявола вы угодили исключительно по своей вине!

— Воистину так, — согласился призрак. — Вот я искал власти — одной только власти. Еще будучи маленьким мальчиком, я поклялся сделать все, что бы мне ни повелел дьявол, лишь бы только получить власть — и я получил ее. Сначала — над крестьянами, а потом — над солдатами. Но Сюэтэ избрала меня жертвой своих низменных услад, и я погиб в страшных муках. Я кричал. Я умолял своего повелителя, Сатану, дать мне власть и над этой мерзкой колдуньей. Я кричал, а Сюэтэ произнесла заклинание и овладела моей душой. В последний миг я выкрикнул слова покаяния, но было поздно. Сюэтэ завладела мной, и теперь мне никуда от нее не деться!

Меня затошнило, но я сдержался. Понимаете, мне действительно всех их было жалко, пускай даже при жизни они были настоящие ехидны. О, пожалуй, это было самое убедительное свидетельство того, что грешить не стоит. Увы, я хорошо знал, как грешен сам, и понимал, что борец со злом из меня весьма посредственный.

— Не опасайся, чародей Савл, — услышал я голос Жильбера. — Они не смогут коснуться тебя — ты в заколдованном кругу.

Я обернулся.

— Ты прав. Но почему тогда Сюэтэ натравила их на нас? Только для того, чтобы удостовериться, что мы не спим и завтра будем настолько слабы, что попадем к ней в лапы? Что-то не верится!

— Мне тоже не верится, — согласился юноша. — Может быть, они пытаются напугать тебя и соблазном перетянуть на свою сторону?

— Ну, это просто дребедень какая-то. — Я обернулся к привидениям, борясь с бушующей в душе бурей чувств. — Но что интересно. Как Сюэтэ узнала, что я здесь, а не где-нибудь еще? Хрустальные шарики? Лужицы чернил?

Да какая вообще-то разница?

— Подите прочь и скажите своей хозяйке, что напугать меня вам не удалось.

Стоны призраков превратились в рев, они принялись биться о невидимый барьер, словно мотыльки о стекло керосиновой лампы. Лица их обезобразили страх и гнев. А я обернулся к сквайру.

— Тут наверняка что-то еще, кроме попытки напугать меня.

— Скорее всего, — согласился Жильбер. — А то бы они уже смылись, как только поняли, что ты не боишься.

— Точно, — кивнул я и указал на беснующихся призраков. — Ей-богу, они пытаются напасть на нас, но никак не могут к нам пробиться.

— Это совершенно очевидно, — проговорил сквайр и развернулся к невидимому барьеру. Правда, я не сказал бы, что вид у него был самый спокойный и решительный. — Но вот ведь еще что... Они не могут проникнуть сюда, но и мы не можем вырваться отсюда.

Я сам почувствовал, как округляются у меня глаза.

— Но тогда... это значит, что кто-то пытается удержать нас здесь, чтобы мы больше никуда не ушли, покуда...

Но тут мрак рассекло зеленое пламя, и весь склон залило таинственным светом. Свет мерцал и приближался, и призраки в ужасе застонали. Я увидел крошечных человечков в капюшонах, они несли факелы, и эти факелы подсвечивали снизу лицо высокой и очень толстой женщины в просторном платье. На пальцах у нее сверкали кольца, голову венчала изящная корона.

— Итак, — улыбаясь, проговорила она, и глаза ее почти спрятались в складочках жира, — ты имел наглость проникнуть в мою Аллюстрию!

— Она не твоя, о жалкое подобие женщины! — возмущенно крикнул Жильбер. Как же мне хотелось в этот миг заткнуть ему рот! — Земля принадлежит народу.

— Следовательно, она никак не может принадлежать тебе, ведь ты из Меровенса, — расхохоталась Сюэтэ, и смех ее был похож на потрескивание жарящегося на сковородке сала. — Да ты и не мужчина пока — безбородый юнец.

Сквайр покраснел. Да, что-что, а борода у блондинов даже если и начала расти, ее не сразу увидишь.

Королева обернулась к свите.

— Советники! Ну, разве не чудо! Мальчик, а говорит, как мужчина. Но если бы он был мужчиной, он бы давно ощутил вожделение!

Фигуры в капюшонах невесело рассмеялись.

Сюэтэ обратилась ко мне:

— А ты еще больший глупец. Как это ты решился путешествовать под охраной глупого мальчишки?

— О, он вполне зрелый муж, — заверил я королеву. Стервозные бабы меня всегда раздражают. На моем жизненном пути это была не первая женщина, считавшая себя королевой.

Жильбер глянул на меня с удивлением и благодарностью, но ведь я сказал это не только для него, но и для себя. И еще я все сильнее злился — по крайней мере злоба пересиливала страх.

— Ты передергиваешь факты, — заявил я Сюэтэ. — Но если на то пошло, ты ведь все передергиваешь в своих владениях, верно? А если не получается передернуть, так ты выпиваешь из такого человека все соки и отбираешь у него жизнь.

— Это верно. И странно, что этот тупица, мой провинциальный колдун, до сих пор не угробил твоего тролля. — Сюэтэ скривила губу. — Ну и пакостное же создание — и не гном, и не камень. Ошибка природы, извращенная форма жизни! Но ты должен благодарить меня, подкупленный монстр, ты обязан мне жизнью!

— Чего-чего? — прорычал Унылик, и, как мне показалось, угрожающе.

— Твой папаша был гном! Как-то раз он вылез из своей норы, — хихикнула королева. — Я увидела его и наложила заклятие на валун, который тут же стал похожим на женщину-гнома, да еще и красотку по понятиям твоего папаши. Ради своего удовольствия я разожгла в нем страсть к этой каменной красотке. Потом я смотрела в свой кристалл, что же из этого получится, и получился такой замечательный...

Рев Унылика перекрыл окончание ее фразы. Он бросился к Сюэтэ.

— Нет, Унылик! — в ужасе закричал я. — Если она добьется того, чтобы ты вышел из круга...

Чудище резко остановилось, голова его зависла над линией круга. Что же его остановило? А, это Жильбер. Он уперся плечом в грудь тролля и всеми силами отталкивал его, а Унылик напирал, рвался к колдунье. Как-то получилось, что голова тролля пробила брешь в моей линии обороны.

Тролль взревел и начал производить почти членораздельные звуки. Но их заглушили вопли призраков, устремившихся к дыре в волшебной стене.

Я вскочил и заорал на тролля:

— Это неправда, Унылик! У камней не бывает детей! Чтобы родился маленький тролль, нужно, чтобы и мама, и папа были тролли!

Глаза Унылика разъехались в разные стороны, брови поползли вверх — видимо, он мучительно обдумывал сложности своего происхождения. Размышлениям он предавался недолго, однако сквайру этого хватило.

— Назад, храбрец! — прикрикнул Жильбер и посильнее уперся плечом в грудь тролля. Голова чудища ушла внутрь белой линии.

Призраки обиженно взвыли. Им так хотелось пролезть в дыру, причем всем одновременно. Я прокричал:

Не печалься! Все пройдет!Все до свадьбы заживет!

Призраки оскорбленно взревели, потом яростно взвизгнули и снова принялись без толку штурмовать невидимую стену.

А я продолжал:

Я все обиды позабыл,Тебя простил и полюбил.Не упрекаю, не ропщу —Вернись к костру — я все прощу!

Тролль изумленно огляделся, ошарашенно моргая громадными, словно блюдца, глазами. Потом, совершенно обескураженный, медленно повернулся и затопал к костру. Жильбер издал долгий вздох облегчения. А Сюэтэ и ее ребята по-дурацки хихикали.

— О, ювелирная работа! Просто ювелирная! — выкрикивала королева между взрывами хохота. — Так почему бы тебе не пройтись победным маршем по моему королевству, смертный! Давай! Не идешь? Правильно, потому что еще солнце не успеет закатиться, как ты потонешь в собственном дерьме!

— Ну конечно, как же! — Я шагнул к линии круга. Зло уже превозмогало здравый смысл. — Мы такие ничтожные, что ты явилась сюда собственной персоной да еще приволокла с собой двенадцать громил? А между тем, как я посмотрю, вы даже этот маленький охранный кружок преодолеть не можете?

Королева тут же перестала смеяться, глаза ее превратились в узенькие щелочки, в которых сверкали два раскаленных уголька.

— Довольно! Покажите этому наглому самозванцу, что его ожидает!

Послышался вопль — но вопль живого человека, а не призрака. Голос был полон боли и ужаса и совершенно определенно принадлежал женщине.

И эту женщину злодеи в капюшонах бросили на траву между Сюэтэ и линией заколдованного круга. Женщина оказалась молодой блондинкой с превосходной фигурой. Красоту ее форм не могла скрыть тонкая туника. Девушка силилась подняться, барахталась в грязи. Вот она обратила ко мне, Жильберу, Фриссону и Унылику лицо — глаза, полные испуга, скулы и щеки в синяках и ссадинах, распухший нос, на груди и животе — следы ожогов, кое-где из нанесенных трезубцем ран еще капала кровь.

— Помогите мне! Пожалуйста, умоляю вас, пока я не...

Тут она испустила вопль — четверо в капюшонах опустились на колени, двое поднялись, держа девушку за руки и ноги, и швырнули ее на спины своих дружков. Я чуть было не рванулся прочь из круга. Только рука Жильбера удержала меня — он показал поистине каменную хватку.

— Сейчас ты ей не поможешь, чародей Савл, — ты только нарушишь свой охранный круг!

— И потом, может быть, она уже отдала себя во власть Сюэтэ в надежде на помилование, — робко проговорил Фриссон, с ужасом взирая на происходящее. — Теперь ты можешь только пожелать ей поскорее умереть.

Девушка крикнула:

— Я не... — но, не договорив, закричала: один из прислужников ведьмы чем-то взмахнул.

Разум мой метался. Несчастная жертва пыток явно пыталась сказать, что она не сделала ничего дурного. Как я мог спасти ее? Спасти, но не нарушить при этом заколдованный круг — а ведь Сюэтэ именно этого добивалась. Она наклонилась, сунула руку в складки платья и выхватила длинный извилистый нож. Сжав клинок обеими руками, она устремила взгляд на тело женщины и разразилась длинным песнопением, переполненным злобными воплями.

— Это заклинание, — сообщил мне Жильбер. — Заклинание на древнем языке!

Да, язык наверняка был очень древний — он ни капельки не напоминал ни латынь, ни греческий. По спине у меня побежали мурашки — как это, интересно, я могу ощущать заклинание, произносимое на языке, мне непонятном?

— Она призывает дьявола, — пояснял юноша, на которого песнопение королевы, похоже, вовсе не действовало. — Если эта женщина от страха, боли или отчаяния разуверится во спасении, королева посвятит ее душу Сатане, но упросит, чтобы ее призрак был оставлен в рабстве на столько, на сколько пожелает Сюэтэ.

Теперь у меня уже волосы вставали дыбом. От воплей женщины были готовы лопнуть барабанные перепонки. Можно было сойти с ума. Я изо всех сил старался держать себя в руках, стоять на месте, не рваться на помощь страдалице — ведь понимал, что мне не победить, что ведьма все подстроила — выбрала и час, и обстановку. Сюэтэ воздела нож, и он начал светиться — это факельщики в капюшонах сгрудились около своей повелительницы.

И тогда я вступил в борьбу, пользуясь единственным доступным мне средством — я запел:

У любви, как у пташки, крылья,Но не спалить ее в огне!И злые чары тут бессильны,Любовь моя, лети ко мне!

Девушка не сводила с меня глаз. Сюэтэ от злости побагровела и кивнула одному из факельщиков. Он наклонился и ударил девушку. Та закричала.

И снова я с трудом поборол желание выскочить за круг и завязать драку. Я не мог победить в одиночку.

В одиночку?

— Ладно, ангел! — крикнул я. — Вот он — твой шанс! Хочешь, чтобы я в тебя уверовал? Ну, так подай мне руку — или мысль! Не надо ничего материального — только воодушеви меня! Подари моему разуму мысль о том, как спасти эту несчастную жертву!

И, будь я неладен, если он не появился. То есть не сам ангел, конечно. Появилась мысль, которую он мне послал: эта женщина не заслуживает такой участи. Кроме того, она — человек и потому достойна любой помощи, какую только я мог ей предоставить. Губы мои задвигались, голос принялся произносить слова, которые я сам бы ни за что в жизни не произнес.

— Женщина, молись! Даже сейчас Господь поможет тебе, если ты призовешь Его. Он спасет твою душу от власти Ада. Только покайся и моли о прощении. Он вырвет тебя из пасти зла, даже в час смерти твоей!

Но нож опускался, а женщина кричала...

Она кричала:

— Господь мой, прости мне все мои прегрешения и спаси...

А потом вместо слов послышался клекот — нож вонзился ей в горло, а Сюэтэ снова подняла его и готова была воткнуть в сердце. Удар... Тело женщины дернулось всего один раз и обмякло.

— Поднимись и повинуйся, — прогремел голос Сюэтэ.

Женщина встала.

То есть... встала, но то была... тень, призрак. И этот призрак поплыл к белой линии моего заколдованного круга, словно гонимый ветром.

Сюэтэ взвизгнула, как отъявленный сладкоежка, у которого изо рта выхватили любимую конфетку.

— Мерзкий червяк! Комок слизи, мешок дерьма! Она должна была отчаяться в последнее мгновение! И тогда ее душа попала бы в Ад и стала бы моей. Но ты помешал, будь ты проклят, и теперь ее душа для меня потеряна! Она ни в чем не была повинна — только в самых маленьких грешках, и теперь ее душа попадет на Небеса!

Но тут она вдруг умолкла, выпучила глаза, и лицо ее снова озарилось былой усмешкой.

— Но не все потеряно! Не все, если я поспешу!

Королева нагнулась к мертвому телу, раскинула руки и принялась выделывать ими какие-то пассы, распевая при этом скрипучие стихи на непонятном языке. Тело женщины окружило свечение — так светятся гниющие овощи на помойке. Потом свечение угасло, и Сюэтэ обернулась ко мне, всем своим видом выражая триумф.

— Я привязала ее к земле! Теперь в ее теле будет едва теплиться жизнь, и душа не сможет его покинуть.

— Ну ты и дрянь! Жирная сука! — не выдержал я.

— Да как ты смеешь! — взвизгнула королева, ее руки сжали что-то невидимое и швырнули в меня, а губы произнесли короткое непонятное стихотворение. С кончиков пальцев Сюэтэ сиреневыми сгустками срывалась энергия и искрами рассыпалась, ударяясь о мою невидимую стену.

Но теперь королева не кричала — она только не мигая смотрела на меня, глаза ее злобно сверкали в жировых складках.

— Позаботься сам об очищении своей души, чародей. Если ты этого не сделаешь, то попадешь в мою власть и тогда тебя ждет такая же судьба, как у этой девчонки. Девица, иди сюда! — приказала королева качающемуся в воздухе духу.

Но призрак девушки преодолел белую линию и вплыл в круг. Призрак спрятался от Сюэтэ. Глаза у привидения были огромные, испуганные. И все же оно качало головой.

— Ты украл ее! — крикнула Сюэтэ. — Ты забрал ее у меня, мою законную...

Но голос злобной королевы потонул в море радостных воплей. Призраки с надеждой переглядывались.

— Я покаялся! — сообщил один из них.

— И я покаялся и поклялся моим последним вздохом!

— Господи, прости грехи мои! — крикнул третий. Один за другим они вспоминали о последнем миге покаяния, начинали молить о спасении... и вот один за другим стали исчезать, словно кто-то задувал их, как свечи. Я не отводил от них глаз.

— Неужели призраков удерживала здесь только вера в чары королевы?

— Похоже, что так, — проговорил Фриссон, стоявший рядом со мной, выпучивши глаза от восторга. — Они утратили веру, но ты ее восстановил.

Не сказал бы, чтобы я всю жизнь только об этом и мечтал. Но с другой стороны, это же не я говорил, а ангел — моими устами.

Но тут тишину снова нарушили стоны — то застонали прислужники королевы. Они попятились прочь от кровоточащего тела, сбились в кучку и глазами, полными ужаса, следили за тем, как исчезают призраки.

А Сюэтэ устремила на меня взор, полный ярости и ненависти. Она кинулась ко мне, подняв руки, устремив их к моему заколдованному кругу, и что-то запела на древнем языке.

— Она призывает дьявола! — крикнул Жильбер.

— Ангел! — завопил я. — Она нарушает правила! Ты можешь защитить нас.

По пальцам королевы ударили голубые искры. Послышался треск, похожий на звук ружейных выстрелов. Сюэтэ отшатнулась, издав одно из самых грязных ругательств, которые я слышал за свою жизнь. А потом она повернулась к нам, прищурившись так, что глаз почти совсем не стало видно, очертила руками непонятный мне знак и выкрикнула:

Плоть изжарю, кровь сварю я,А на косточках станцую!

При этом она протянула руки, расставив в стороны пальцы.

Воздух за линией круга наполнился мириадами искр. Меня замутило, ноги у меня подкосились, но Жильбер подхватил меня и удержал. Как только успокоился желудок, так и ноги стали крепче.

— Трусы! — кричала Сюэтэ. — Паразиты несчастные! Выходите на бой! Давайте драться!

— А мы... уже дрались, — возразил я.

— Придется! Придется, рано или поздно! Тогда я буду отомщена! Я увижу, как жарится твое мясо на косточках, как твои глаза вываливаются из глазниц!

Я немного приободрился и произнес единственное контрзаклинание, которое могло мне в тот миг прийти в голову:

Я, как резина, упругий,Липкая ты, словно мед.Все от меня отлетает,Ну а к тебе приста...

Издав отчаянный вопль, Сюэтэ исчезла. Зеленая вспышка сжалась, угасла и поглотила испуганную свиту. Все стихло, как и не было ничего.

И ведь действительно — даже труп исчез.

И почему-то мне это не понравилось.

Правда, долго думать об этом не пришлось — голова у меня вдруг закружилась, и ноги опять стали ватными.

— Ну! Ну! Держись! Ты просто молодчина! — подбадривал меня Фриссон.

— Герои сделаны из другого теста, чародей Савл! — вторил ему Жильбер. — Нельзя же падать, как только закончился бой.

— Лучше сейчас, чем тогда... когда бой... еще шел, — пробормотал я.

— Это верно, и не позорно дождаться окончания битвы, — согласился Фриссон. Он прислонил меня к боку Унылика и принялся растирать мои руки. — Поистине ты действовал искусно. Ведь от смерти тебя отделял всего один шаг. От смерти мучительной!

— А? — Я моргнул, и меня бросило в дрожь. — Ты хочешь сказать, что я чуть было не пробил нашу защитную стену?

— Конечно. Ведь весь этот спектакль с бедной крестьянкой был задуман с единственной целью — выманить тебя из заколдованного круга, заставить спасти ее.

— Да, — выдохнул я и сглотнул подступивший к горлу комок. — Да. Я все это понял еще в то мгновение, как только услышал ее крик. Все понял, но все равно готов был броситься на помощь. Чуть было не сработало у Сюэтэ. И ты, Унылик, чуть не поддался. Спасибо, Жильбер. Ты спас его жизнь и всех нас.

— Конечно, чародей Савл, — проговорил сквайр, зардевшись от моей похвалы. — Это мой долг. Пустяки.

— Этих пустяков вполне хватило. Спасибо тебе, юноша.

— Я рад, — сказал он и тут же нахмурился. — Но есть и еще кое-кто, кого ты должен возблагодарить, — того, чья помощь была больше моей.

Я сдвинул брови, огляделся по сторонам.

— Кто?.. О... Да. — Я вспомнил об ангеле-хранителе. — Я его непременно горячо отблагодарю в следующий раз, как только он появится.

Стояла какая-то невообразимая тишина. Потом Фриссон прокашлялся, а Жильбер смущенно отвернулся. Я снова огляделся по сторонам, ничего не понимая.

— Да в чем дело?

Оба молчали.

А потом что-то прорычал Унылик — да так, что я гусиной кожей покрылся.

— Ну ладно, ладно! Фриссон, что он хотел сказать?

— Я на языке троллей не разговариваю, — растерянно пробормотал поэт. — Но если бы я его понимал... я бы решил... что он сказал, что поведение твое довольно-таки... — и он отвел взгляд.

— Наглое! — проревел Унылик. Фриссон вздрогнул.

— Вот не знал, что ему знакомо это слово!

Я нахмурился.

— Чего это вы, собственно? Ангелам платить не положено!

— Конечно, не положено, — медленно проговорил Жильбер. — Но можно было бы выразить готовность отплатить за помощь. Просто из чистой вежливости.

Я не сразу понял его, но, когда понял, сурово нахмурился.

— А теперь послушайте и постарайтесь хорошенько уяснить: я не стою ни на чьей стороне! Ни на какой стороне не стою! Кто-то окажет любезность мне — я постараюсь оказать любезность ему. Но больше я никому ничего не обещаю!

Мне показалось или звезды действительно подмигнули мне? Вернулись ночные звуки и запахи?