"В зловещей тиши Сагамора" - читать интересную книгу автора (Старк Ричард)

Глава 7

Стоило Паркеру захотеть, он, несомненно, утолил бы жадный интерес капитана Янгера и к своей скромной персоне, и к незаурядной личности Джо Шира. В том волчьем логове, где обретался и Джо Шир, и он сам, все подчинялись на редкость примитивным законам. Паркер, собственно, и прибыл-то в тишайшее захолустье, истязаемый одной мыслью: следует ли немедленно покончить с явно задурившим, утратившим нюх, позорно ослабевшим старым волком, или переложить решение на плечи судьбы и отойти в сторону. О себе самом Паркеру пришлось бы говорить совсем кратко: он был грабителем.

Пару-тройку раз в год он брал какой-нибудь банк, ювелирный магазин, крупную состоятельную фирму, богатую компанию... Мелкую работу с отдельным обывателем он презирал. И вовсе не тайное сострадание к частным лицам двигало им, но проницательная догадка: у мощного финансового объединения капиталу неизмеримо больше, нежели у индивидуального лица; нравились ему и те организации, что все еще выдавали своим служащим зарплату натуральными, живыми деньгами, а не занимались всякой ерундой с безналичным расчетом.

Паркер, как правило, не работал один. На всякое дело тщательно подбирались высококвалифицированные специалисты, в группе придерживались обязательного разграничения деятельности каждого участника. К примеру, Паркер всегда блистал в наиболее близких ему отраслях: разработке хитроумной идеи ограбления и обеспечении силовой поддержки. Напарники его взваливали на свои плечи всю остальную, порой черновую, работу. Она была весьма разнообразна: сообщники Паркера умели не только, обойдя здание снаружи, начертить довольно точный план расположения комнат в нем, они ухитрялись, словно летучие мыши, карабкаться по стенам домов, вскрывать внутренние перекрытия, обнажая доступ к сейфам, взрезать автогеном этих хваленых бронированных чудовищ, этих идолов, которым поклонялись вечно прилизанные служащие всемирно известных банков, где шифры сейфов знали лишь два-три облеченных высоким доверием, безупречных господина.

Паркер не только детально продумывал остроумные способы изъятия лишних, на его взгляд, денег, но олицетворял собой весь карающий государственный институт: ему иногда приходилось убирать коррумпированного подельщика, или того, кто вдруг начинал строить полиции глазки...

Больше всего времени отнимала подготовительная работа — сама операция по взлому совершалась порой за считанные минуты. Таким образом, Паркер если и бывал плотно занят — то, в общей сложности, — не более месяца в году. Одиннадцать оставшихся месяцев были в полном его распоряжении, и Паркер вполне безбедно существовал на шикарных океанских курортах, не особо, впрочем, разрушая свое здоровье, но стараясь всячески тренировать и развивать неукротимый, деятельный, спартанский ум. Последние годы он легально обретался под именем Чарльза Виллиса, который был бизнесменом, владельцем то ли платных стоянок автомобилей, то ли чего-то в этом роде... Все то, чем он владел, никогда не давало ему дохода, но вполне оправдывало его налоговые декларации, так что к Чарльзу Виллису, существу отнюдь не экстравагантному, да еще с безупречными документами, подкопаться было не так-то просто.

Как Чарльз Виллис он и в этот раз вполне счастливо проживал в Майами-Бич, после того, как славно потрудился в Северной Дакоте, взяв банк в Коппер-Каньоне... Он даже позволил себе, в качестве поощрения, завести роман с новой женщиной, как вдруг, словно больной голубь, порхнуло к нему в отель письмецо Джо Шира.

“Паркер,

у меня тут сложности, но думаю уладить их сам. На всякий случай, пока все не образуется, держись от меня подальше. Я практически не бываю в Омахе, все время живу в Сагаморе, в своем доме, известном тебе... Хочу предупредить тебя: если люди, которым ты нужен, будут связываться с тобой через меня, — пусть минуют меня и выходят на тебя напрямую... Я как передаточное звено временно пока не действую. Писем писать тоже не буду, черкну, если все обойдется.

Твой Джо”.

Джо Шир считался в их кругах личностью почти легендарной. Он в первый раз взял сейф еще до начала первой мировой войны. Всю сознательную жизнь он посвятил своей оригинальной профессии и достиг в ней таких высот, которые и не снились рядовому взломщику сейфов. В мире, кажется, не существовало бронированного чудовища, перед которым Джо спасовал бы. Что любопытно, осознавая себя мастером высокого класса, он постоянно стремился к совершенствованию своего искусства. Желая быть в курсе всех технических новинок, он без конца штудировал, принимал к сведению или отбраковывал тот гигантский материал, что услужливо предоставляли заинтересованным лицам фирмы-производители банковских сейфов. Все их рекламные проспекты, якобы секретные руководства по эксплуатации, все справочные брошюры сходились к нему через сеть подставных абонентов, год за годом усердно выписывающих на свои адреса это море щеголеватых изданий на глянцевой бумаге.

Джо захватывал шире: он имел разные там банковские вестники и банковские бюллетени, сводки частных сыскных агентств, к нему стекались сведения от фирм-изготовителей замков, от многочисленных служб по охране и сигнализации... Джо отнюдь не принадлежал к тому весьма распространенному отряду взломщиков сейфов, в котором каждого медвежатника полиция легко вычисляет по оригинальному, устоявшемуся, навсегда опробированному почерку... Ничего подобного не происходило с Джо Широм. Он не боялся ломать надоевшие штампы, приевшиеся стереотипы, и в каждом новом деле не желал использовать, как другие, только лишь сверло, или лом, или автоген, или нитроглицерин, — он был личностью творческой, ищущей, а изобретательности его поистине не было предела. В годы его нешумной славы не один высокий полицейский чин мысленно рвал на себе волосы при одном упоминании дерзкого и неуловимого преступника.

Но пришло время и Джо Ширу отложить в сторону орудия труда. Как и у многих солидных людей, подвизавшихся на первых ролях в преступном мире, у Джо имелись безупречные поддельные документы на вымышленное имя, была куча бумаг и бумажек, удовлетворивших бы любого, самого въедливого налогового инспектора, иронически улыбаясь, Джо обзавелся картой социального страхования: играть так играть! Но самое невероятное — это пенсионные чеки, которые стали поступать регулярно, едва Джо Ширу исполнилось шестьдесят пять! Джо как безумный хохотал над этим курьезом, однако с тех самых дней перестал играть с государством в опасные игры, присмирел и практически отошел от активной деятельности на своем поприще. К нему, правда, иногда разлетались по старой памяти посланцы от групп, разрабатывающих новые дела, и Джо чисто из спортивного интереса консультировал некоторые мероприятия; в основном же он был теперь всего лишь передаточным звеном, тем, через кого могли связаться между собой нужные друг другу люди. В этом качестве немало послужил он и Паркеру.

Отношение к пенсии у Джо было двойственное. С одной стороны — он смеялся над мизерностью (на его взгляд) сумм, приходящих на вымышленное имя — “Без-слез-не-взглянешь” — так именовал он про себя пенсионные чеки, привыкнув жить на широкую ногу и не имея нужды считать десятки и сотни тысяч, протекавших сквозь его артистически тонкие пальцы. Кое-что он, впрочем, отложил себе на старость, и этого, как понял Паркер в свой последний визит к старику, ему должно было хватить до самой смерти.

С другой стороны, Джо стал бы, вероятно, бурно протестовать, перестань к нему поступать эти бедняцкие, на его взгляд, деньги. Дело в том, что пенсия, какая бы она ни была, волшебным образом приравнивала Джо ко всем остальным гражданам великой страны, он начинал чувствовать себя честным и достойным стариком и даже, смущенно кряхтя, признался Паркеру, что так называемые пенсионные дни отмечает как праздники небольшим стариковским загулом — с пивом, с пышным тортом (безе с орехами), — он почему-то с детским постоянством жадно любил всю жизнь именно такие торты...

Паркеру, честно говоря, все сладости были как-то без надобности.

Сделавшись Чарльзом Виллисом, наш герой, как чумы, сторонился всякого, кто пытался идентифицировать его как Паркера, — ведь поистине бесценным было для него это alter ego, — по крохам, год за годом нарабатывался имидж бизнесмена, человека широких взглядов, надежного, но жесткого партнера...

Да и безупречные документы, положим, на имя Чарльза Виллиса, стоили в свое время безумных денег... Впрочем, подобную двойную игру вели очень многие люди его круга, аналогичной двойной жизнью жило подавляющее большинство знакомцев Паркера, имеющих на плечах голову, а не ночную посудину, как, например, болтун и гуляка Тифтус.

В такой ситуации некий нейтральный человек, служащий передаточным звеном, или, если угодно, “почтовым ящиком”, между желающими установить контакт партнерами, — такой человек был особенно важен и нужен. Долгие годы услуги именно такого рода Джо Шир и оказывал Паркеру.

Два года назад Паркер обитал у Джо на квартире в Омахе, — дело в том, что фотогеничное и мужественное лицо Паркера как-то слишком примелькалось в полицейских отчетах о хитроумно и отчаянно ограбленных банковских сейфах. Паркер смотрел, смотрел с кислой улыбкой на все растущую популярность выразительных черт своего лица, нервы у него не выдержали, и он решился на крайний шаг: пластическую операцию.

Джо, там, в Омахе, подыскал ему отличного хирурга, дело было сделано прекрасно; с тех пор Паркер не видел Джо Шира.

Получив письмецо от него, Паркер, помнится, слабо и рассеянно поудивлялся, что там такое стряслось с обычно осторожным Джо, но за приятными хлопотами, связанными с проживанием шальных денег и с новой женщиной, как-то забыл о Джо; он, впрочем, был уверен, что тот сам справится со своими невзгодами. Временно не действующее передаточное звено его пока мало беспокоило — деньги из Северной Дакоты все не кончались, новых дел он пока не планировал.

Второе письмо было словно гром среди ясного неба; пришло оно через месяц после первого.

“Паркер,

прости меня, старика. Ты знаешь, я никогда никого ни о чем не просил. Всю жизнь был гордым и независимым. Да, видно, стар сделался.. Мне нужна твоя помощь. Ты человек молодой, сильный, сможешь мне помочь не особенно и рискуя, а потом будешь у меня отдыхать; попивая пивко... Я бы лет десять назад и сам справился, да теперь я не тот. Совсем не обижусь, коли ты не захочешь приехать помочь мне, но если решишь — выезжай немедленно. Вот только денег я тебе не смогу дать. Сумею правда оплатить железнодорожные билеты в оба конца. Если тебе одному скучно, Паркер, возьми свою женщину, я и ей оплачу все дорожные расходы, ты не сомневайся. Но в любой ситуации, Паркер, умоляю тебя, ради Бога, не звони мне!

Твой постаревший Джо”.

Паркер перечитал письмо трижды, так он был ошарашен им. Ясно, что аккуратные строки выведены рукой Джо Шира, стиль послания свойствен старику несомненно, но содержание! Люди их круга, бывало, обращались друг к другу за помощью, но свои личные проб темы каждый был обязан решать сам! Можно попросить о предоставлении тайного убежища, чтобы пересидеть там всплеск полицейской активности, можно попросить взаймы денег под “навар” от предстоящего дела, но — только...

Ни один из тех, кого знал Паркер, никогда не стал бы писать жалкие слова об оплате, о каком-то возмещении денег, тьфу! за железнодорожные билеты в оба конца... Все это означало, что у старика либо начался форменный сдвиг по фазе, либо — что гораздо хуже! — ему кто-то так наседает на пятки — дальше ехать некуда. И с деньгами у него полный аут, ясное дело, раз пишет такие пошлости в письме. Господи, куда же делся весь его солидный денежный запас? Не на приют же для омахских детей-сирот он всю эту громадную сумму анонимно зафутболил, как однажды размечтался в припадке старческого сумасшествия в присутствии Паркера?.. Правда они тогда крепко поддали...

Ругаясь про себя на чем свет стоит, Паркер побросал в чемодан необходимые вещи и позвонил в агентство воздушных сообщений, бронируя билет на рейс до Омахи.

Мысли его лихорадочно кружили около последнего письма старенького и, видно, вконец ослабевшего старого приятеля.

Из эгоизма, свойственного молодости, Паркер вначале думал вовсе не о сложностях, посетивших Джо Шира. Старик был где-то далеко за глазами, отсюда, из Майами-Бич представлялся бесплотным, нереальным, его зыбкий и призрачный образ не задевал ни одной струны в душе Паркера. Но вот о себе в связи в Джо Широм Паркер задумался крепко.

У Джо была превосходная память на адреса, цифровые коды телефонов, он знал о Паркере всю подноготную, помнил его лицо еще до пластической операции, мог перечислить десятка два продуманных и осуществленных Паркером денежных экспроприации, — в общем, мог, да-да, мог по старческой своей немощи заложить Паркера со всеми потрохами, и засадить милого дружка в клетчато-полосатые интерьеры на долгие годы, а то и на веки вечные!..

До получения тревожного письма Паркер как-то не думал о таких перспективах, поскольку Джо не внушал опасений: это был старый, но мудрый волк, смотревший на мир трезвым, тяжелым холодным взором, не покупающийся на отравленные приманки, за милю не подходящий к замаскированным капканам, чуявший по ветру, где затаились охотники со своими вонючими стволами, из которых вылетает огонь. В общем, Джо реально и трезво осознавал мир, себя и свое место в нем.

Но сейчас все, к сожалению, разительно изменилось. Картина мира исказилась, стала неверной и зыбкой в слезящихся глазах потерявшего нюх, ослабевшего с голоду старого зверя. Выгрызая из кровоточащей лапы льдинки, оставляя красный след на снегу, он поковыляет прямо на красные флажки охотников, а то, еще хуже, — потрусит рысцой прямо к святая святых — волчьему логову, где блестят голодными глазами волчата, и лежит, положив голову на тяжелые лапы, волчица...

За выжившим из ума зверем охотники подойдут к самому логову...

Паркер летел высоко над замлей, полузакрыв глаза, но сон так и не опустил свои прохладные ладони ему на веки. Самолет шел курсом на северо-запад, через весь материк, с дикими наводнениями на его могучих реках; с чудовищными лесными пожарами, с муравьиным копошением людей в городах; с океанским ветром, треплющим флаги и полосатую парусину над зеркальными стеклами магазинов; с ветром горных долин, несущим кофейную пыль и сдувающим соломенную шляпу с большими полями с прелестного, в крупных золотистых локонах затылка какой-нибудь незнакомки в розовом платье, летящей по серебристо-серому шоссе в своем белом открытом автомобиле где-то там, под кучевыми облаками, далеко внизу...

Хотя, честно говоря, Паркеру было не до незнакомок. Он даже не поднял глаза на стюардессу, уже несколько раз настойчиво предлагавшую ему как алкогольные, так и другие напитки...

В Омаху Паркер прилетел на склоне дня во вторник, а поздно вечером уже выходил из поезда в Сагаморе; здесь он снял номер в отеле.

В этот раз он не рассчитывал останавливаться у Джо, помня его письмо, полное смятения и страха.

Он, как всегда, зарегистрировался в местном отеле под уже ставшим ему привычным именем Чарльза Виллиса. Теперь, задним числом вспоминая свои действия, Паркер угрюмо думал о том, что знай он, как повернутся дела, — никогда бы не стал понапрасну трепать безупречное, никаким криминалом не запятнанное имя Чарльза Виллиса... Тем более, если в игру вступил этот, ползущий, как на дрожжах, полицейский капитан в дурацкой ковбойской шляпе.

А тогда, вечером, Паркер, мигая бессонными глазами, вошел в отель “Сагамор”, и ночной портье, окинув взором чуть ли не единственного за сутки постояльца, от нечего делать спросил себя о роде его занятий. Под утро портье все же решил, что, если новый постоялец чем и торгует, — либо оружием, либо спиртным... Дело в том, что Сагамор находился вдали от излюбленных праздными туристами маршрутов, достопримечательностей в городе не было никаких, лишь дымили по окраинам несколько заводиков, перерабатывающих мясо, молоко, овощи и фрукты; продукты переработки поставлялись на стол горожан.

Отель “Сагамор”, с его скрипучими лестницами, проржавелыми кранами, желтоватыми ваннами, прожженными покрывалами на ревматических кроватях, существовал исключительно за счет заезжих коммивояжеров...

Дождавшись полной темноты, Паркер направился к Джо, чтобы получить исчерпывающие ответы на ряд интригующих вопросов.

Он опасливо пошел пешком, передвигаясь с большой осторожностью, хоронясь от редких прохожих, дабы никто не засвидетельствовал, что видел приезжего незнакомца у дома старика, пораженного некими таинственными напастями...

Уже при звездах он подошел к парадному входу, позвонил, и, пока слушал, как скатывается ветер по черепичной кровле, еще поразмышлял, почему это старые люди так любят сидеть в потемках, как вдруг с крыльца соседнего коттеджа молодой мужской ломающийся голос крикнул ему, что мистер Шардин умер вчера и хоронить его будут завтра поутру...

К такой новости Паркер готов не был.

Он еще постоял под звездами, послушал ветер, шелестящий в подсыхающих лианках каких-нибудь повилик и плющей, оплетающих крыльцо, и в состоянии смятения вернулся в отель. Стало быть, старый Джо был уже мертв, когда Паркер получил от него тревожное письмо... Что же с ним было, какие скоты обложили его, так взволновав и напугав?! И не грозят ли неприятности Паркеру? Джо отстранял его от себя еще в первом письме, все ставил между собой и Паркером запретительные знаки, некие шлагбаумы, — следовательно, не хотел навести своих преследователей на старого приятеля...

Теперь Джо не стало, свои тайны он унес за пределы жизни, и Паркеру их не откроет никто, кроме Паркера. Следует разузнать — как умер старик, не помог ли кто ему отправиться на тот свет, и есть ли в этом задрипанном городишке живая душа, знающая о существовании Паркера и могущая сделать гадость пусть не ему, но Чарльзу Виллису...

Выяснить все это следовало как можно скорее, чтобы обязательно успеть самому нанести упреждающий удар.

Он плохо спал в отеле в эту ночь, все слышалось: под кем-то скрипел рассохшийся паркет в его номере; все чудилось: озаряется смоляная бездна зеркала, и чье-то мученически искаженное лицо высветляется из глубины.

Рано утром, спустившись в холл. Паркер спросил у нового, только что заступившего портье газету, но печаталась она здесь единожды в неделю, в четверг; впрочем, все местные новости можно было почерпнуть из газеты округа, в Линбруке, милях семи от Сагамора.

У пышного железнодорожного вокзальчика, с колоннами и лепниной по фасаду, томился без всякой надежды на пассажира водитель единственного на стоянке такси. Паркер нанял его старомодный, запыленный “шевроле” до Линбрука и обратно.

В соседнем городке, выходя из редакции со вчерашней газетой в руках, Паркер обнаружил впритык стоящий за “шевроле” черный “форд”, похожий на лакированного гигантского жука.

Располневший господин в коричневом, видавшем виды костюме, и комической шляпе цвета кофе с молоком, наклонясь к таксисту в “шевроле”, о чем-то говорил с ним, но, завидя Паркера, тут же прервал беседу, тяжело забрался в свой “форд” и выжидательно замер, пристроив подбородок на скрещенные руки, лежащие на руле.

Весь обратный путь этот тип в ковбойской шляпе неотступно гнал свой “форд” за “шевроле”, так что Паркер спросил таксиста, мотнув головой в сторону бурого облака пыли за их машиной:

— Кто это, если не секрет?

— Вы имеете в виду того, кто со мной говорил? — переспросил таксист так, словно старался уйти от прямого ответа. Паркер внимательнее оглядел сбоку высокие скулы нервного, недовольного чем-то лица, длинные светлые волосы, старую армейскую куртку, до такой степени выгоревшую на солнце, что недавно отпоротая нашивка рядового, напоминающая раздвинутые под углом два пальца, явственно просматривалась на рукаве, словно нанесенная темной краской по трафарету. Таксисту было около тридцати.

— Явно полицейский, — продолжил Паркер, так и не дождавшись ответа.

— Предположение годится, — пробормотал парень, краем глаза взглянув на пассажира.

— А какого рода?

— Да самого гнуснейшего...

— Я не о том, — засмеялся Паркер. — Я спрашиваю — местный он или из округа?

— Здешний, глава сагаморской полиции...

— А сколько их, полицейских, всего-то у вас? — снисходительно осведомился Паркер, щелчком выстрелив в открытое окошечко окурок.

— Может, двенадцать, а может и пятнадцать, кто их пересчитывал! — лениво ответил шофер, следя за дорогой.

— Да, штат у него внушительный... В каком он чине — комиссар?

— Нет, капитан. Там у него еще несколько лейтенантов, а все остальные сержанты...

Паркер приподнял брови. Таксист, кажется, и не прочь был перемыть косточки шефу полиции, но что-то ему явно мешало. Вообще дорожный треп шел как-то принужденно, со скрипом, не было в нем легкости и небрежности... Паркер, хмыкнув, поинтересовался:

— Ну а имя-то хоть есть у вашего капитана?

— А как же! Янгер. Капитан Янгер...

— Что он выпытывал обо мне?

— Мы о вас вообще не говорили. Болтали о своем.

— Ну-ну, — усмехнулся Паркер и поглядел в заднее окно: “форд” неотвязно тащился следом. Паркер откинулся на сиденье, закуривая новую сигарету, и насмешливо спросил:

— Что ж ты не пополнил собой численность полицейских сержантов?

Таксист, потемнев, согнулся за рулем, и “шевроле” набрал хорошую скорость. Теперь “форд” позади был почти не виден, а шофер, убирая газ, вымолвил со значением, но очень тихо:

— У меня ведь есть работа...

— Ясненько, — сказал Паркер и больше не проронил ни слова. Уже возле отеля “Сагамор”, получив от Паркера щедрые чаевые, шофер доверительно зашептал:

— Он выспрашивал меня обо всем: ваше имя, видел ли я вас раньше и о чем мы говорили, для чего вам газета и не назывались ли вами какие люди...

— Спасибо. Вот тебе сверх всей платы...

— Да если б и знал, в жизнь бы не сказал этому подонку... Выйдя из такси, Паркер проводил глазами теперь еще более запыленный “шевроле”, который выруливал на стоянку у вокзала, пышностью напоминающего сливочный торт.

Черный “форд” притормозил буквально в пяти метрах от Паркера. Капитан Янгер с видимым усилием выбрался из автомобиля, достал из заднего кармана мятых коричневых брюк мокрый комочек носового платка, столкнул назад ковбойскую шляпу, повисшую за плечами на резинке, вытер влажно блестящий под солнцем лоб, протер зубчатую кожаную ленту внутри шляпы, надернул свой экстравагантный головной убор на лоб и засунул значительно потемневший платок на прежнее место. Затем из внутреннею кармана своего лоснящегося коричневого пиджака он достал сигару и проделал с ней манипуляции, явно доставляющие ему удовольствие: развернул сигару, откусил и выплюнул ее кончик, поднес к ней бледный на солнце огонек спички.

На Паркера он не смотрел.

Пройдя стеклянные двери отеля, Паркер миновал вестибюль, переходящий в грандиозный, слишком несоразмерный со всем небольшим четырехэтажным зданием холл: на коврах, цветом напоминающих перезрелые персики, паслось стадо диванов, обитых зеленым кожезаменителем. Портье сиротливо торчал за своей пустой необъятной стойкой.

Паркер легко взбежал вверх по лестнице, и капитану Янгеру, курящему у входа, новый постоялец отеля больше виден не был.

И вот теперь, во время визита в дом к Джо Ширу, судьба вновь свела их, Паркера и Янгера, Янгера и Паркера, повернула лицом друг к другу и выжидательно остановилась рядом, скрестив на груди прекрасные руки...

Паркер пока не умел ничего отчетливо сформулировать, но явственно сознавал, что влип в какую-то крупную передрягу.