"Апология Авена" - читать интересную книгу автора (БЕЛКОВСКИЙ СТАНИСЛАВ)

Алексей Коровашко Собака Авена Краткий разбор рецензии

Как на пишущей машинке

Две хорошенькие свинки

И постукивают, и похрюкивают:

Стуки-стуки-стуки-стук,

Хрюки-хрюки-хрюки-хрюк…

Я не верю, что этот текст написал Петр Авен.

Мне почему-то кажется, что его написала собака: умная, породистая, хорошо выдрессированная и аккуратно подстриженная - но все-таки собака… Мне могут возразить, что собаки писать не умеют, что создание рецензии для журнала «Русский пионер» - дело ответственное и вряд ли его станут поручать кому-нибудь из четвероногих. Однако скептики забывают, что еще в позапрошлом веке на ярмарках людям любили показывать «говорящих» лошадей, «читающих» собак, «складывающих» и «умножающих» петухов, а также других диковинных зверюшек.

Впрочем, родословная собаки, написавшей «сочинение по мотивам романа», восходит, разумеется, не к балаганным псам, а к подопытным животным академика Павлова, у которых с помощью сосисок вырабатывали рефлекс слюновыделения. Иначе чем объяснить тот факт, что жизненное поведение лохматого (или, наоборот, гладкошерстного) автора подчиняется классической схеме вульгарного механицизма: стимул - реакция. Собаке Павлова показывали сосиску, и у нее тут же начинала радостно капать слюна. Собаке рядового российского обывателя дают команду «фас», и она тут же мчится на противника своего хозяина.

Так и у собаки Авена, услышавшей слово «пионер», подсознание «толкает вверх… правую руку и сгибает ее в локте: «Всегда готов!»

Скептики вновь могут предъявить мне претензии: откуда у собаки рука, ведь у нее, как известно, не руки, а лапы. «А как же человек-собака Олег Кулик?» - скажу я им в ответ, - «Ведь у него тоже руки, а он все равно собака». Кроме того, приходится с горечью признать, что в, казалось бы, безупречную родословную собаки Авена затесались бесноватые коричневые псы, жившие в семье доктора Геббельса.

Из чего это следует? Из неискоренимой привычки к выполнению старых команд. Геббельс, как многие помнят, говорил, что при слове «культура» его рука тянется к пистолету. То же самое делали и его домашние собаки, выученные самым невероятным трюкам в спецпитомнике при «Анэнербе». Когда провалилось покушение на Гитлера, и не хватало палачей для расправы с его организаторами и участниками, Геббельс даже использовал своих собак для ликвидации кадрового дефицита: он заставлял арестованных, выстроенных во внутреннем дворе тюрьмы, кричать слово «Культура!», и находящиеся тут же собаки мгновенно открывали по ним интенсивный огонь.

Вот и собака Авена, чуть только заслышав рассуждения, которые не устраивают ее хозяина (например, о невозможности нормального существования в современном российском мире и грядущей революции), сразу начинает ощущать пробуждение генетической памяти: «Тут уже моя рука тянется к пистолету», - вынуждена признать она… И уж совсем страшно представить, что вытворял (а может, и продолжает вытворять) со своими четвероногими друзьями Виктор Степанович Черномырдин. Если собаку нужно подбадривать фразой, воплощающей экзистенциальную безысходность и отсутствие выбора («Это надо, песик, и это нужно!»), то как-то не хочется и думать, что ей, бедной, предстоит. Остается надеяться, что Виктор Степанович все же находит потом хоть какие-то слова утешения («А кому сейчас легко?», «Ну вот, а ты боялась!», «Со временем привыкнешь!», «Постепенно тебе это понравится!», «Ты думаешь, я тебя просто так кормить буду?» и т.д)..

Теперь о мировоззренческой позиции, воплощенной в содержании первого в отечественной журналистике собачьего текста. Она примитивна, как лексикон Шарикова и ницшеанские классификации Родиона Раскольникова. Есть два разряда людей: просто люди и люди, которые смогли стать Петром Авеном. Чем отличаются авены от «двуногих тварей миллионов»? Грубо говоря, тем, что у них хватает денег на «Бриони», а у просто людей, увы, не хватает. Почему не хватает? Потому, что они, в отличие от авенов божиих, обделены талантом и не занимаются «ежедневным трудом на пределе своих возможностей». Легко догадаться, что это мерзавцы-бюджетники: ученые, врачи, учителя, преподаватели вузов, работники государственных предприятий, библиотекари, воспитатели детских садов и прочая ленивая шолупень (как эту многочисленную мелкую сволочь, которой заботливые авены создают «тысячи рабочих мест» и выплачивают стипендии, до сих пор носит земля, совершенно непонятно). Просто люди делятся, в свою очередь, на два подвида.

Первый подвид - это те, кому не «западло» носить обычные костюмы, купленные в «социальных» магазинах «Единой России» и на рынках, заваленных китайско-турецким ширпотребом. Их, по всей видимости, авены считают «правильными» рабами, которым и дальше будет дозволено терпеть и мучиться. Второй подвид - это «неправильные особи», подобные Саше Тишину; революционеры, до которых еще не «дотянулись» собачьи руки с пистолетом.

«Неправильных» очень легко узнать в толпе: они принципиально не стирают носки, редко моются, носят заштопанные свитера в масляных пятнах, пьют дешевую водку, дерутся, терзаются неудовлетворенными амбициями, ненавидят радостных, веселых и оптимистичных авенов, питают отвращение к любым формам труда, обожают «страдать», митинговать и выступать на партийных собраниях (словом, вызывают полнейшее омерзение). Как уже было сказано, путь у них один - под пули дрессированных собак (и чем скорее, тем лучше).

Зато первому подвиду простых людей милосердные авены даруют целостную жизненную программу, соблюдение которой гарантирует попадание в специальный рай для бедняков; в нем усопших рабов наконец-то помоют, причешут, опрыскают одеколоном и оденут в костюмы «Бриони».

Эта волшебная программа, с одной стороны, подозрительно напоминает рассуждения Довлатова о важности лишь собственных проблем, а с другой, - превращает известную поговорку («Каждый мужчина обязан посадить дерево, построить дом и вырастить сына») в тактику повседневного существования.

Но вот тут-то, собственно, и зарыта очередная собака (прошу прощения за невольный каламбур). Дело в том, что выполнить заветы авенов несчастным простым людям будет не так-то и легко. Носки, конечно, при желании может постирать каждый (я, кстати, очень зримо себе представляю, как после очередного трудного дня «на пределе своих возможностей» Петр Авен занимается этим тяжелым делом: оставив томик Воннегута на попечение любимой собаки, он нехотя отправляется в ванную, берет кусок хозяйственного мыла, включает горячую воду, намыливает носки, тщательно их трет, споласкивает, выжимает и развешивает сушиться на змеевике; ведь не дай бог на завтрашнем заседании правления банка кто-нибудь что-нибудь унюхает - позор-то какой!)

Но с другими заветами будет сложнее. Пусть, например, попробует житель Москвы или Петербурга посадить у себя во дворе дерево: посмотрим, что у него из этого получится, если даже отстоять уже существующие скверы, сады и парки рядовые обитатели мегаполисов, как правило, не в состоянии (их планомерно сносят, расчищая место под новые банки, торговые центры, автомобильные стоянки и элитное жилье).

Не приходится и говорить, что ожидает того же рядового бюджетника, если он неожиданно решит построить себе дом (взбредет же в голову такое!). Вот он отправляется в «Альфа-банк», чтобы получить ипотечный кредит, вот он подходит к консультанту, вот он робко говорит: «Простите, я тут решил дом построить… К кому здесь можно обратиться?».. Вот он слышит ласковое слово в ответ… Вот он понуро уходит… Нет, слишком все это грустно, чтобы описывать подробно…

И уж совсем непонятно, как быть с последним пунктом авеновского катехизиса («прочитать на ночь сказку ребенку»). Что делать тем, у кого детей нет? Срочно поймать какого-нибудь мальчугана и затащить его к себе ночью домой? А потом читать ему сказку «Петя (Авен) и волк (Тишин)?» («Тишин, Тишин, где враг твой, Авен?».).. Читать, пока милиция не взломает дверь?..

В заочном споре с Прилепиным собака Авена активно использует и такой некорректный прием, как сознательное приписывание противнику бредовых теорий. В каком месте «Саньки» она, например, вычитала, что Саша Тишин пропагандирует модель поведения, сочетающую затяжные периоды апатии с кратковременными вспышками буйного помешательства: «надо сначала долго нечего ‹в оригинале именно так: «н ечего» вместо правильного «н ичего»; но животному, согласитесь, простительно› не делать, а потом, бухн #7923;в, взять палку и раздолбать все вокруг…»

Эти причудливые рекомендации больше напоминают рецепты академика медицины Чехонина, выпустившего памятку «Как уберечься от микроволн и газов без запаха».

И еще. Если главный герой романа «Санькя» полагает, что современная российская действительность полна «свинцовой мерзости», которая должна быть уничтожена, то собака Авена (сказываются все-таки комфортные условия содержания!) уверена в противоположном: с ее точки зрения, «мир наш сегодняшний не вполне совершенен». То есть он, считает она, почти идеален: ряд мелких погрешностей не способен изменить перманентное состояние всеобщего блаженства.

Откуда же такое странное, противоречащее реальности, восприятие мира? Обусловлено оно тем, что говорящие и пишущие собаки являются, к сожалению, разновидностью тех опасных мутаций, которые планомерно разрушают организм нынешнего российского общества. Поэтому то, что для большинства людей плохо, - для них и естественно, и хорошо.

А надеяться, что опухоли и метастазы не только «посмотрят» на мир глазами больного раком, но и станут бороться за его выздоровление - вещь практически бессмысленная.