"Раздельные постели" - читать интересную книгу автора (Спенсер Лавирль)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Теперь Кэтрин и Клей могли встречаться в холле «Горизонта». В их отношениях сейчас уже не было той резкости, которая присутствовала в первые их встречи. Кэтрин постоянно ловила себя на мысли, что ей нравится, как он одевается, как ведет себя. В свою очередь Клей пришел к выводу, что ему нравится ее внешность. Ее одежда была чистой, скромной, и она аккуратно ее носила. Он замечал первые признаки округлости, но пока еще ничего не было видно.

— Привет, — сказал он, делая шаг ей навстречу. — Как ты?

Она встала в эффектную позу.

— А ты думаешь как?

Он внимательно окинул взглядом шерстяное платье сливового цвета.

— Похоже, что у тебя все в порядке. Красивое платье.

Она смутилась. Ей было приятно оттого, что он одобрил платье. С того вечера, когда она заснула по дороге домой, каждый из них сознательно старался относиться друг к другу добрее.

— Спасибо.

— Сегодня вечером ты познакомишься с моим дедом и бабушками.

При подобных заявлениях она уже научилась не впадать в панику. И все же его слова вызвали ощущение тревоги. — Это нужно?

— Боюсь, что они входят во внешнее оформление.

Кэтрин окинула его взглядом сверху донизу. На нем были светлые с отутюженными складками брюки и гармонирующий твидовый спортивный пиджак с замшевыми вставками на локтях.

— Внешнее оформление, как обычно, доходит до совершенства, — улыбаясь, сказала она.

Это был ее первый комплимент за все время их знакомства. Он улыбнулся и неожиданно почувствовал нежность к Кэтрин. — Спасибо, я рад, что ты одобряешь. А теперь давай надеяться, что и мои бабушки с дедушкой тоже одобрят.

— По твоему тону этого не скажешь.

— Увы… Я знаю их всю свою жизнь. Хотя моя бабушка — старая черствая девчонка. Ты сама увидишь, что я имею в виду.

В это время на лестнице появилась Малышка Бит. Она остановилась и. наклонившись через перила, поздоровалась:

— Привет, Клей!

— Привет, Малышка Бит. Можно я заберу ее на некоторое время? — спросил он, поддразнивая.

— Почему бы тебе вместо нее не взять меня сегодня вечером? — Малышка Бит еще больше наклонилась через перила, как бы падая в обморок. Девушки теперь не пытались скрывать своего восхищения Клеем.

Но в этот момент вниз спустилась Мари.

— Кто это кого куда увозит? О, привет, Клей. Сделай что-нибудь с этой ненормальной, пока она не свалилась вниз головой и не оставила ребенка без мозгов, — засмеялась Мари. — Куда вы сегодня едете? — спросила она, оценивающе разглядывая их.

— Пригласил Кэтрин поужинать в семейном кругу.

— Да? По какому поводу на этот раз?

— Предстоит еще одна из семи мук. На сей раз бабушка и дедушка.

Мари подняла бровь, взяла Малышку Бит за руку и, уводя ее на кухню, бросила на Кэтрин через плечо последний заговорщический взгляд.

— Удачно, что ты решила надеть свое новейшее создание, а, Кэтрин?

Клей во второй раз посмотрел на платье, на сей раз с большим интересом.

— У нас проворные пальчики, да? — спросил он, улыбнувшись.

— Да, проворные… В силу необходимости. — И Кэтрин положила руку на живот. Улыбаясь вместе с Клеем, она почувствовала себя почти счастливой.

Что-то между ними изменилось. Скрытое чувство гнева и обмана начало исчезать. Они стали относиться друг к другу с уважением и теплотой.

К тому времени, как Клей свернул на дорогу, ведущую к дому его дедушки и бабушки, на улице стало совсем темно. Фары освещали вымощенную красным кирпичом дорогу.

Сад вокруг дома был одет по-зимнему. От листьев остались одни воспоминания, а стволы деревьев окутала белая пелена. Ветки кустарников и деревьев были туго укутаны зимним покрывалом, как ребенок североамериканских индейцев.

Дом был освещен снаружи и изнутри. Кэтрин посмотрела на два одинаковых подвесных фонаря, которые висели с двух сторон входной двери, а потом на кончики своих высоких каблуков. Она сжала руки, пытаясь унять их дрожь. Сердце заполнили мрачные предчувствия. Неожиданно пальцы Клея коснулись ее шеи и слегка сжали ее.

— Эй, подожди, перед тем как мы войдем в дом, я должен тебе кое-что сказать.

От его прикосновения она резко повернулась, удивленная. Его руки продолжали лежать на ее плечах, а большие пальцы прижали воротник пальто. Кэтрин не нужно было напоминать ему, чтобы он лучше не дотрагивался до нее вот так.

— Извини, — сказал он, немедленно убирая руки.

— Что это?

— Это машинально получилось. — Он быстро взял ее за руку и держал так, не выпуская. — Бабушки и дедушка могут заподозрить неладное, если не увидят того, что надеются увидеть, — заметил он, криво улыбнувшись.

— А что они надеются увидеть?

Продолжая держать ее за руку, он поднял свою вторую руку, и на его мизинце сверкнуло драгоценное кольцо. Клей слегка покачал пальцем, и драгоценные камни засверкали ярче. Кэтрин как зачарованная не могла оторвать взгляда от кольца. Во рту пересохло.

«Оно такое большое!» — испугавшись, подумала Кэтрин.

— Я должна?

Он снял с мизинца кольцо и надел его Кэтрин.

— Боюсь, что да. Это семейная традиция. Ты будешь четвертым поколением.

— Эта игра заходит слишком далеко, — прошептала она.

— Значение кольца находится в мыслях того, кто его носил, а не в том, что оно на руке, Кэтрин.

— Но как я могу носить его, если его носило три поколения?

— Просто представь себе, что это кольцо всегда было твоим, — спокойно заметил он, отпуская ее руку.

— Клей, это кольцо стоит тысячи долларов. Ты это знаешь не хуже меня! Это неправильно, что я его буду носить.

— И тем не менее тебе придется. Если тебе от этого станет легче, то я тебе скажу: семья Форрестеров занималась драгоценными камнями до того, как мой отец оставил эту традицию и начал заниматься юриспруденцией. Бабушка Форрестер до сих пор владеет процветающим предприятием… Есть еще сотни колец такого же типа.

— Но они не имеют такого значения…

— Итак, повесели старую женщину, — улыбнулся Клей и пожал плечами.

У нее не было выбора. Как и не было выбора тогда, когда они вошли в холл, и Клей взял у нее пальто, а потом непринужденно обнял ее. Так они и вошли в гостиную. Кэтрин всеми силами старалась не сжиматься под его прикосновениями.

Они приблизились к паре пожилых увядших людей, сидящих на вельветовом диване. На мужчине был черный костюм, а сам он был похож на пожилого дирижера. Женщина в розовато-лиловых кружевах носила ослепительную улыбку, которую она, казалось, надела семьдесят лет назад и с тех пор не снимала. Приближаясь к этой паре, Кэтрин чувствовала, как рука Клея, скользнув вниз по спине, задержалась на талии. Потом он наклонился, взял лицо женщины в обе руки и шумно поцеловал ее прямо в губы.

— Привет, дорогая, — сказал Клей непочтительно. И Кэтрин заметила, как пожилая женщина покраснела.

Потом в ее глазах появился огонек, и она погрозила ему скрюченным артритом пальцем — это было ее приветствие.

— Привет, сынок, — поздоровался дедушка. — Одно твое слово взволновало бабушку больше, чем я теперь могу это сделать.

Искренний смех Клея заставил их обоих тоже засмеяться.

— Итак, дедушка, ты завидуешь? — Он обнял лысого мужчину за плечи.

К удивлению Кэтрин, они оба, не смущаясь, обнялись и вместе захихикали.

— Я хочу, чтобы вы оба познакомились с Кэтрин. — Клей повернулся назад, протянул ладонь и вывел ее вперед. — Кэтрин, это бабушка и дедушка Элджин, в округе их больше знают как Софи и дедушка.

— Здравствуйте, — сказала Кэтрин, непринужденно улыбнулась и пожала пергаментные руки каждого. Улыбки Софи и дедушки были настолько похожи, что казалось, что перед тобой двойники.

Затем Клей взял ее за локоть и подвел к женщине, величественно восседающей в кресле с высокой спинкой, и не нужно было трона, чтобы сказать, что женщина обладала королевской манерой держать себя. Это было очевидно по ее поведению, по выражению лица, по безукоризненным голубовато-белым локонам, которые украшали голову, по проницательным глазам, по мерцающим отблескам на ее пальцах, по холодному оценивающему взгляду, каким она встретила Кэтрин.

Перед тем, как Клей смог заговорить, пожилая женщина пронзила его проницательным взглядом.

— Не пытайся применять по отношению ко мне свою заигрывающую тактику, молодой человек. Я не полная дура, каковой может быть твоя бабушка Софи.

— Никогда, бабушка, — заверил ее Клей и дьявольски улыбнулся, склонившись над рукой, украшенной драгоценностями. Он сделал вид, что целует усеянную кольцами руку, но в последний момент повернул ее ладонью вверх и поцеловал основание большого пальца.

Кэтрин понравилась эта игра в «кошки-мышки». Пожилая женщина поджала губы, чтобы не улыбнуться.

— Я привез Кэтрин познакомиться с вами, — сказал Клей, отпуская руку, но не улыбаясь. — Кэтрин, это моя бабушка Форрестер. По некоторым причинам я никогда раньше не называл ее по фамилии.

— Миссис Форрестер, — повторила Катрин, в то время как ее рука утонула во всех этих драгоценных камнях.

— Мой внук — не по годам развитый выскочка. Миссис Форрестер подняла трость с ручкой из слоновой кости и слегка похлопала по плечу Кэтрин, внимательно рассматривая ее.

— Где же ты нашел эту молодую леди?

Клей медленно начал водить рукой вверх и вниз по внутренней стороне локтя Кэтрин, не отрывая взгляда от лица бабушки, и спокойно ответил:

— Не я. Она нашла меня. — Затем рука его скользнула вниз и сомкнула ее руку. Элизабет Форрестер следила глазами за движением руки Клея и заметила, что девушка не сжала Пальцы Клея. Пара направилась к Клейборну и Анжеле, которые разливали портвейн и освобождали место на покрытом мраморном столе для подноса с канапе, что Инелла как раз принесла. У Клея для Инеллы тоже было приветствие. Он положил руку на ее плечо в тот момент, когда она ставила поднос с бутербродами.

— И какие эпикурианские удовольствия ты сегодня придумала, Инелла? Разве ты не знаешь, что папа беспокоится о своей талии?

Все рассмеялись.

— Эпикурианские удовольствия… — усмехнулась польщенная горничная и ушла, улыбаясь. Клей обнял мать и пожал руку отца.

Кэтрин никогда в жизни не видела таких трогательных сцен. Она не видела раньше таким Клея, теплым, с чувством юмора, любящим и любимым в этом доме. Эта сцена пробудила в ней чувство, чем-то похожее на зависть, хотя где-то в глубине души она и испугалась. Но она не смогла отстраниться, когда Анжела прислонилась щекой к ее щеке, а Клейборн — спасибо ему — только продолжал улыбаться, и словесно поздоровался с ней.

— Молодая женщина, садитесь здесь, — повелительно приказала Элизабет Форрестер.

Кэтрин ничего не оставалось, как усесться в кресло справа от кресла Элизабет Форрестер. Она была рада, когда Клей сел рядом с ней. В его присутствии она чувствовала себя более защищенной. Острые орлиные глаза Элизабет Форрестер оценивающе рассматривали Кэтрин, как лазер, исследовали ее, пока она не завязала так называемый несущественный разговор.

— Кэтрин… — размышляла она, — какое оригинальное и красивое имя. Простое и понятное, не то что современные иллюзорные названия. Я осмелюсь сказать, что есть много имен, от которых мне стало бы стыдно, если бы одно из них навесили на меня. Однако я и ты названы в честь английской королевы. Мне дали имя Элизабет.

Кэтрин было интересно знать, дали ли ей разрешение называть бабушку по имени или просто хотят проверить, не бесцеремонна ли она. Принимая последнее во внимание, Кэтрин сознательно избрала более официальную форму обращения.

— Если не ошибаюсь, миссис Форрестер, имя Элизабет означает «посвященная Богу».

Королевская бровь приподнялась от изумления. «Девушка проницательна», — подумала Элизабет Форрестер.

— Ах, так и есть, так и есть. Кэтрин… пишется через Си или через Кей?

— Через Си.

— Значит, происходит от греческого и обозначает «чистая».

В животе Кэтрин что-то дрогнуло. «Она ЗНАЕТ или ХОЧЕТ узнать», — подумала Кэтрин, изо всех сил стараясь оставаться невозмутимой.

Элизабет Форрестер заметила:

— Значит, ты будешь носить имя Форрестеров…

В животе Кэтрин опять прошла судорога. Она не знала, проклинать Клея или благодарить, но он сейчас спокойно сидел рядом с ней, прижавшись бедром к ее бедру, и прямо ответил на прощупывание бабушки:

— Да, будет. Но не без определенных сомнений. Думаю, поначалу она питала ко мне неприязнь. Видно, дело в разном общественном положении, и у меня были трудности убедить ее, что это не имеет никакого значения! К черту эти условности!

«Господи, — подумала Кэтрин, — он на самом деле бросает вызов старухе!»

Очень четко понимая этот вызов, Элизабет Форрестер только проворчала:

— В наше время твой дедушка не произносил вульгарных слов в моем присутствии.

Клей только усмехнулся, умело продолжая спор:

— О бабушка, ты абсолютно безукоризненна. Но сейчас другие времена, и мужчина может себе кое-что позволить… — почувствовав, как напряглись мышцы на ноге Кэтрин, он смягчил свое замечание, добавив: — «Черт» теперь не считается вульгарным словом, оно даже не считается грубым словом. Элизабет Форрестер молчала.

— Папа, — сказал Клей, — принеси своей матери стакан портвейна. Сегодня она была раздражительна, а ты знаешь, как портвейн всегда ее смягчает. Кэтрин, тебе нравится портвейн?

— Не знаю.

Элизабет Форрестер не пропустила ни единого слова мимо ушей.

— Тогда белое вино? — предложил ее внук. Реакция девушки была странной — она попыталась отодвинуться от него. Не обращая на это внимания, он поднялся и, не дождавшись ответа, пошел за вином.

— Сколько ты знаешь Клея? — спросила бабушка Софи, подаваясь вперед с осторожностью птицы.

— Мы познакомились этим летом.

— Анжела говорит, что ты сама шьешь платье к свадьбе.

— Да, но мне помогают подруги, — ответила Кэтрин, слишком поздно поняв, что раскрыла себя, и теперь последует опять вопрос.

— Очень хорошо. Я никогда не могла прострочить и одного шва, не так ли, Анжела? — Манера разговора Софи в корне отличалась от речи Элизабет. Если Элизабет Форрестер была наглой и насмешливой, то эта женщина была застенчивой и непритязательной. Ее простодушная манера задавать вопросы заставила опять почувствовать Кэтрин загнанной в угол.

— А мама тебе помогает?

— Нет, только подруги. Я шью, чтобы заплатить за обучение в колледже.

— Господи, Клей не рассказывал нам, что ты учишься в колледже.

Тут подошел Клей, держа в руках бокалы с белым вином. Кэтрин протянула за бокалом руку, и драгоценные камни на ее пальце засверкали всеми цветами радуги. Перед тем как сделать глоток, она поменяла руку и положила левую руку на колено суставами вниз так, чтобы не было видно кольца.

— Да, она учится. Кэтрин умная девушка. Она сама сшила платье, которое сейчас на ней, бабушка. У нее прекрасные руки, правда?

Кэтрин чуть не задохнулась от волнения и быстро добавила:

— Я еще печатаю рукописи…

— Да? О Господи! — бессмысленно заметила бабушка Софи.

— Видишь, бабушка, в этом году мне не придется платить деньги, чтобы мне отпечатали дипломную работу. Вот почему я женюсь на ней. — Он озорно усмехнулся и положил руку вдоль спинки кресла. Глаза Софи смеялись.

— Мама, — вставила Анжела, — Клей снова прибегает к своим обычным шуткам. Не обращайте на него внимания.

Разговор продолжался за маринованными грибными шляпками и крабами. Клей, расслабившись, сидел рядом с Кэтрин, его бедро касалось ее бедра. Он непринужденно поддерживал разговор — наклонившись к Кэтрин, спросил, нравятся ли ей крабы, и достаточно громко прошептал, что именно крабов она никогда не ела. Это услышала старшая миссис Форрестер, и сказала Кэтрин, что существует на свете много других вещей, которые Клей научит ее полюбить. Он добродушно подшучивал над Элизабет, поддразнивал Софи, согласился как-нибудь поиграть с отцом в бейсбол и весьма правдоподобно делал вид, что по уши влюблен в Кэтрин.

К тому времени как они отправились за обеденный стол, Кэтрин чувствовала себя совершенно разбитой. Она не привыкла, к тому, что он так близко сидит, что так явно ухаживает за ней на радость остальным. За столом продолжалось то же самое, только теперь он сидел непосредственно рядом с ней, и время от времени за обедом он упирался локтем в спинку ее кресла и очень убедительно шептал ей на ухо выдуманные тайны. Он мягко смеялся и смотрел на нее обожающим взглядом, вызывая улыбки у бабушек и дедушки, поедающих лосось «а-ля Инелла». Может, лосось, может, Клей, или то и другое вместе, но задолго до окончания обеда Кэтрин почувствовала, что ее живот начал бурлить. А если к этому добавить тот факт, что Элизабет Форрестер завела разговор о кольце, Кэтрин начала сомневаться в том, что сможет пережить этот вечер.

— Я вижу, Анжела передала тебе кольцо. Как прекрасно, Анжела, видеть его на руке Кэтрин. А что твоя семья думает по этому поводу?

Кэтрин усилием воли заставила себя продолжать резать на кусочки запеченный с сыром ирландский картофель.

— Они его еще не видели, — ответила она правдиво, быстро усвоив игру, решив не давать преимущество женщине с ястребиными глазами.

— Оно прекрасно смотрится на длинных, тонких пальцах, не правда ли, Клей?

Клей поднял руку Кэтрин, вытащил из нее вилку, поцеловал, опять вложил в руку вилку и сказал:

— Прекрасно.

— Тебе бы не хотелось проткнуть этой вилкой моего внука, Кэтрин, чтобы просто выпустить из него немного самодовольства? Кажется, что твои ухаживания, Клей, отвлекают Кэтрин от еды.

Но Кэтрин отвлекало от еды все. Клей только засмеялся и опять начал копаться в своей тарелке.

— Бабушка, я снова слышу нотки раздражения. Никто тебе не говорил, что ты должна была передать кольцо матери. Ты хочешь получить его назад?

— Не будь нахальным, Клей. Будучи твоей невестой, Кэтрин должна и будет носить кольцо. Твой дедушка был бы безумно счастлив, увидев кольцо на такой красивой девушке, как Кэтрин.

— Я сдаюсь. В первый раз мне нечего сказать, потому что ты права.

Элизабет Форрестер так и не выяснила, верны ли ее подозрения. Казалось, парень не мог остановиться, чтобы не вилять хвостом перед девушкой. Ладно, время покажет и довольно скоро.

В машине по дороге домой Кэтрин откинула голову на спинку сиденья, стараясь с каждым километром, оставшимся позади, контролировать свои раздраженные внутренности. На полпути Кэтрин скомандовала:

— Останови машину!

Клей повернулся к ней. Ее глаза были закрыты, одна рука судорожно сжимала корпус радиоприемника.

— Что такое?

— Останови машину… пожалуйста.

Но они находились на автостраде, и здесь было трудно остановиться из-за потока машин.

— Эй, с тобой все в порядке?

— Меня сейчас вырвет.

Дорога пошла под уклон и он, обгоняя другие машины, накренился, переехал через обочину на покрытую снегом землю и нажал на тормоза. Кэтрин немедленно открыла дверцу и выскочила из машины. Он слышал, как ее рвет.

Клей почувствовал, как на лбу у него выступил пот. На груди кожа стала влажной и горячей, слюноотделение сделалось обильным, как будто его самого тошнило. Он вышел из машины, не зная, что делать.

— Кэтрин, с тобой все в порядке?

— У тебя есть бумажная салфетка? — дрожащим голосом спросила она.

Он подошел к ней сзади, полез в карман и извлек оттуда носовой платок. Протянув ей платок, он взял ее за локоть и отвел на несколько шагов в сторону.

— Это… твой… пла… ток. Я не могу воспользоваться твоим… носовым платком… — Она задыхалась.

— Господи, воспользуйся им… С тобой все в порядке сейчас?

— Не знаю. — Она жадно глотала воздух. — У тебя нет бумажных салфеток?

— Кэтрин, сейчас не время быть вежливыми. Пользуйся этим проклятым платком.

Несмотря на свое жалкое состояние Кэтрин стало ясно, что Клей Форрестер может ругаться, когда напуган. Она вытерла рот его чистым носовым платком.

— Это часто случается? — его голос дрожал, в нем чувствовалось беспокойство, Клей заботливо положил руку на ее плечо.

Она помедлила с ответом.

— Я думала, что такое со мной случается только по утрам, — наконец тихо проговорила она. — Я думаю, что это из-за рыбы и бабушек с дедушкой. — Она попыталась засмеяться, но у нее это не получилось, и она просто втянула в себя воздух.

— Кэт, извини, я не знал, что для тебя это будет так тяжело, если бы я знал, я бы не усугублял твое состояние.

Из всего, что он сказал, она расслышала в большей степени слово КЭТ. «Господи, нет, — думала она, — не позволяй, чтобы он называл меня так. Только не это!»

— Ты хочешь сесть в машину? — растерянно спросил он, чувствуя, что сейчас выступает в роли ее защитника, хотя совершенно бесполезного.

— Я думаю, мне лучше еще немного постоять на свежем воздухе. — Она сложила платок и вытерла лоб. Он протянул руку и убрал прядь волос, что прилипла к щеке.

— У тебя будет такое продолжаться и после того, как мы поженимся? — попытался пошутить Клей.

— Если такое будет продолжаться, я буду стирать для тебя платки… Извини, если я тебя смутила.

— Ты не смутила меня. Я просто испугался, вот и все. Я не знаю, как обращаться с девушками, у которых приступ рвоты.

— Ну, век живи — век учись, так?

Он улыбнулся, ожидая, пока она восстановит свое равновесие. Кэтрин провела дрожащей рукой по лбу и виску. Ее желудок успокоился, но Клей продолжал ее поддерживать — она вся дрожала, словно в лихорадке.

— Клей, твоя бабушка Форрестер знает, — тихо сказала Кэтрин.

— Ну и что?

— Как ты можешь так говорить, когда она такая… такая…

— Какая? Властная? Знаешь, на самом деле она не такая. Ты ей понравилась, разве это не видно?

— Я понравилась?! Я?!

— Она проницательный пожилой, напористый человек. Она почти ничего не упускает. У меня не было никаких намерений обманывать ее сегодня вечером. Да, она знает, тем не менее, она проявила одобрение по отношению к тебе.

— Она выбрала странный способ это показать.

— У всех людей свои способы, Кэтрин. У нее… ну, несколько другой, чем у родителей мамы, но, поверь мне, если бы она тебя не одобрила, она бы никогда не сказала того, что говорила насчет кольца.

— Итак, кольцо выступало чем-то вроде теста — вот почему ты заставил меня его надеть?

— В некоторой степени это так. Но это также и традиция. Им всем известно, что я бы не привел к ним невесту, не надев на ее руку кольцо. Это было понятно до того, как я родился.

— Клей, я была… ну, напугана. Это было больше, чем кольцо и то, как твоя бабушка меня проверяла. Я никогда не ела крабов, я не отличаю обычный портвейн от портвейна, который подают к рыбе, и я не знаю, что эти розовые бриллианты называются радиантами, и…

Его беззаботный смех перебил ее.

— Радиант — это способ обработки, а не цвет, но какое это имеет значение? Кэтрин, ты поставила в тупик старушку. Разве ты не понимаешь это? Ты сбила ее с толку тем, что позволила ей догадаться о правде, и тем не менее получила ее одобрение. Почему из-за этого нужно пугаться?

— Потому что я не вписываюсь в твою семью. Я как фальшивый бриллиант среди фамильных драгоценностей, разве ты не видишь?

— За твоей спокойной внешностью скрывается абсолютное отсутствие самоуверенности. Почему ты считаешь, что ты ниже других?

— Я знаю свое место, вот и все. Мое место не в семье Форрестеров.

— Твое место в этой семье до тех пор, пока я буду это говорить, и никто не будет это оспаривать.

— Клей, мы совершаем ошибку.

— Единственная ошибка заключается в том, что ты сегодня съела лосось Инеллы. — Он дотронулся до ее плеча. — Как ты думаешь, ты уже отомстила ей?

Она не могла сдержать улыбку.

— А что тебе до этого, раз ты так небрежно обо всем говоришь?

— Кэтрин, я решил как можно лучше использовать это время и не волноваться ни о чем, вот и все. И в процессе я даже учусь, вот как.

— Учишься?

— Как ты сказала… учусь, как обращаться с беременной женщиной. — Он развернул ее лицом к машине. — Пойдем, кажется тебе уже хорошо. Садись в машину, а я буду вести ее как прилежный мальчик.

Продолжая путь, Клей начал рассказывать о Софи и дедушке, вспоминая их прошлое. Кэтрин с удовольствием слушала рассказы Клея о его детстве.

— Я делала все возможное, чтобы не рассмеяться, когда твой дедушка назвал тебя «сынок». — Она повернулась и скептически усмехнулась, не отрывая глаз от Клея.

Клей засмеялся.

— Думаю, что именно так он относится ко мне. Знаешь, я действительно люблю этого старого пижона. Когда я был маленький, он часто возил меня смотреть на металлические лодки на озере Сьюпирио. Только он и я. Однажды он взял меня покататься в поезде, говоря, что они скоро отойдут в прошлое, и я не должен упустить последнюю возможностью. По субботам мы смотрели Диснеевские мультфильмы, ходили в музеи, на балет…

— Балет? — Она была искренне удивлена.

— Да.

— Какой ты счастливый!

— Ты никогда не была на балете?

— Нет, я только об этом мечтала.

— По твоим рассказам я полагал, что ты часто посещала балет.

— Увы, — с горьким сожалением призналась Кэтрин. — Мой отец много пил, поэтому в доме никогда не было денег на балет.

Вдруг испугавшись, что сказала о себе слишком много, Кэтрин замолчала. Она не хотела выпрашивать у него сочувствия. Клей пристально посмотрел на нее.

— Теперь есть, — только и сказал он.