"Очарованное время" - читать интересную книгу автора (Сондерс Эми)Глава 6Зимний ветер был просто ледяным. Он щипал щеки Джулиана, холодным потоком врывался в его легкие. Солнца в этот день не было, Только тяжелые, серые облака, грозящие крупным градом. Но Рамсден почти не обращал внимания на отвратительную погоду. Все его мысли были заняты Айви. Девушка не выходила у него из головы, и чем больше он думал о ней, тем больше она манила его. То он вспоминал ее необычную, таинственную внешность, то вдруг перед его глазами вспыхивали мерцающим огнем ее темные глаза, то ему казалось, что он слышит ее голос. Что случилось с ним прошлой ночью, когда он сделал Айви столь необычное предложение? Рамсден пытался убедить себя, что он и не ждал ее согласия, а предложил стать его любовницей лишь для того, чтобы она раскрыла ему свои карты. Ведь у нее был такой невинный вид! «Еще бы, – утешал он себя, – она настоящая шпионка и на все пойдет, лишь бы влезть ко мне в душу». Но даже себе он не осмеливался признаться, что в Айви его привлекало нечто другое. Его сжигала страсть к ней. С того самого момента, когда она спустилась к обеду в этом фиолетовом платье из шелка, когда он разглядел ее медные кудри, нежную кожу и притягательные выпуклости изящного тела! Да, с того мгновения он только и думал о том, как, должно быть, чудесно оказаться с ней в одной постели, ласкать ее… Джулиан Рамсден не мог припомнить, чтобы какая-нибудь женщина так привлекала его. Он снова и снова вспоминал прошлый вечер, когда она сидела напротив него, и ее рыжие волосы сверкали в отблесках пламени, а Айви смотрела на него и смеялась, и ее глаза сияли. Им было так хорошо и легко вдвоем… Сам того не замечая, Джулиан стал думать о том, как хорошо бы было, если бы Айви стала его женой. Тогда они каждый вечер сидели бы вот так вместе у огня, пили вино, болтали о всяких пустяках, а потом он уносил бы ее в свою постель и прижимал ее обнаженное, шелковое тело к своей плоти, и они снова и снова занимались бы любовью… Каждую ночь… Нелепые, мальчишеские фантазии, не имеющие никакого отношения к реальности! Рамсден даже покраснел от гнева, проклиная себя за столь вольные мечтания, но желание его не стало от этого слабее. Он даже не понимал, не осознавал, что хочет сказать, а рот его как-то сам по себе открылся, и он сделал Айви это дурацкое предложение. И он поймал себя на мысли о том, что ждет ее согласия. Даже пронзаемый ледяным ветром, переезжая от одной гостиницы к другой и расспрашивая о рыжеволосой незнакомке, молодой Рамсден втайне надеялся, что все его расспросы ни к чему не приведут. Пусть будет, как она сказала. Пусть она и в самом деле появилась на берегу моря таинственным образом. Или, как утверждает бабушка, возникла, как Венера, из морской пены – исключительно для того, чтобы доставить ему удовольствие. Джулиан так и думал о ней, доехав до Вестфорда и проезжая через рыбацкий поселок. Рыбаки в этот день не вышли в море из-за надвигающегося шторма, и вся деревушка замерла в молчании. Во всех встречавшихся ему на пути деревнях он спрашивал в гостиницах, на пристанях, в церквах, не видели ли здесь каких-то путешественников? Или, может, кто разыскивал пропавшую молодую женщину? Снова и снова он получал отрицательные ответы на свои вопросы. Джулиан становился все мрачнее. И не потому, что поиски ни к чему не приводили, а из-за того, что его раздражали взгляды крестьян, к которым он обращался с расспросами. Страх. Любопытство. Подозрительность. Вот что было в их глазах, когда, дотрагиваясь до шапок, эти люди отвешивали ему почтительные поклоны и бормотали: «Милорд…» Они говорили с Джулианом Рамсденом, подозрительным хозяином Виткомб-Кипа, о котором поговаривали, будто он – сын самого дьявола. К таким сплетням уже следовало привыкнуть. Впрочем, надо признаться, что раньше все эти разговоры мало беспокоили молодого человека. Несколько лет назад, в Лондоне, юный Рамсден рассказал обо всех этих сплетнях своему приятелю Кристоферу, и тот лишь рассмеялся. Но Виткомб был так далеко от блистательного Лондона с его пышным двором, балами, маскарадами и придворными легкими интригами. Рассказывая деревенские сплетни, Джулиан сам потешался над ними, там, в Лондоне. Однако иногда деревенские не узнавали его, и тогда не было испуганных, настороженных глаз, многозначительных переглядываний. Но все равно слухи поползут, от этого никуда не деться. - …Ах, сам Джулиан Рамсден… Говорят, он сын самого дьявола… Нет-нет, Бесси, даже и не смотри в его сторону, а то навеки будешь проклята… Сущий бред. Вздор. Проезжая Вестфорд, он вспоминал свою веселую, беззаботную юность, когда можно было пить, гулять и волочиться за девушками, ни о чем не думая, так, как это бывает только в молодости. Зрелище на главной площади вернуло его к реальности. В самой середине возвышалась наспех сколоченная виселица, и на ней покачивались тела трех женщин. Вокруг толпились местные жители. На чьих-то лицах было отвращение, кто-то явно торжествовал, но объединяло всех одно: такими взглядами смотрят школьники, когда наказывают их нашкодивших товарищей. Попало не им – на этот раз, – и в глазах прячется тайная радость. Джулиан остановил коня и оглядел собравшихся, а затем бросил взгляд на повешенных. Тела трех женщин слегка покачивались на холодном ветру, от которого волосы и одежда несчастных шевелились, как у живых. Но у живых не бывает таких неподвижных лиц, да и головы не падают так низко на грудь… Какая- то благочестивая душа заботливо обвязала их юбки вокруг лодыжек, чтобы целомудренные зрители, не дай Бог, не были смущены видом женских ног. Рамсдену стало гадко от того, что все эти люди стоят тут, наслаждаясь видом смерти. И вдруг над шумом ледяного ветра, шепота и приглушенных голосов раздался плач ребенка. Это был скорбный, животный звук, который потряс Джулиана до глубины души. Направив коня вперед, он проехал через толпу и остановился у самой виселицы. Там он увидел, кто плачет. На земле, под телами повешенных, стояла крохотная девчушка, на вид не больше пяти лет. Из-под оборванной юбки выглядывали посиневшие от холода ножки. Она тряслась, как последний осенний листок дрожит на ветру в ненастную погоду. Побледневшее личико девочки было направлено в сторону одной из мертвых женщин. Широко раскрытые голубые глаза были полны горького отчаяния, а изо рта рвался бесконечный жалобный стон. И никто не подошел к ней, не утешил, не приголубил несчастное создание. Эти добрые, порядочные люди молча смотрели на бедное дитя, упиваясь чувством выполненного долга. Это еще больше разозлило Джулиана. - Что здесь произошло? – крикнул он, но его голос потонул в злобном молчании, прерываемом лишь плачем ребенка. – В чем дело? – снова прокричал он. – Кто эти женщины, и за что с ними так поступили? Толпа зашевелилась. Рамсден увидел, как меняются самодовольные физиономии, выражая теперь подозрительность и даже обиду. И опять пополз обычный шепот: - …Тот самый Джулиан Рамсден, из Виткомб-Кипа… Страх, предрассудки… Гнев Джулиана нарастал. Ему казалось, что из его груди рвется наружу черная, неуправляемая сила. - Где ваш мэр? Через некоторое время из толпы выступил тучный человек, многочисленные подбородки которого тряслись на широком белом воротнике, словно желе. Выражение лица под высокой шляпой выражало воинственность – сразу было видно, что человек готов защищать свою власть. Джулиан заметил жирные пятна на белом пуританском воротнике и подумал о том, что мэр, пожалуй, отведал недурной завтрак перед омерзительной сценой казни. - Я мэр этого города, сэр, – наконец последовал ответ. - А это что? – ледяным тоном вопросил Рамсден, указывая на повешенных и плачущего ребенка. Мэр выпрямился, стараясь сделаться повыше ростом. - Это именно то, что вы видите перед собой, сэр. Законная казнь, проведенная после тщательного расследования. Согласно закону Англии. Мэр важно кивнул. Толпа одобрительно загудела. Джулиан подумал о том, что будет, если он сейчас даст сапогом прямо по жирной роже лорда мэра Мерзавца. Не будь здесь столько народу, он именно так бы и поступил. - И в чем же их преступление? – спросил молодой человек, хотя прекрасно знал, какой ответ последует на его вопрос. Уголком глаза Джулиан видел золотистые волосы одной из казненных, хотя изо всех сил старался не смотреть в их сторону. Он не хотел знать, молоды ли они были? Красивы ли? Чьи-то сестры или бабушки? Их единственным преступлением была привлекательная внешность. - Они были ведьмами, сэр. Господь сжалится над их душами. - Да уж, он более милосерден, чем их соседи, – спокойно проговорил Джулиан, но его голос был не слышен за надрывным плачем малышки. Рамсден не мог больше выносить этого. - Кто возьмет себе ребенка?– с яростью выкрикнул он. Толпа отступила назад. Его боялись. Но вот какая-то женщина, слишком старая или слепая, потому что не узнавала его, бесстрашно ответила: - Сам Господь приберет ее, кто ж еще! Ведьминское отродье! Нам она не нужна! Светловолосый ребенок продолжал рыдать под ногами светловолосой ведьмы. Джулиан готов был поспорить на последний фартинг, что отец девочки стоит здесь же, в толпе, строя из себя святошу. - И неужели никто из вас… добрых христиан…– молодой человек не смог скрыть насмешки в голосе, – не будет милосерден и не заберет к себе девочку? - Это непростое дело, сэр, – произнес толстяк с достоинством. – Девочка– ненормальная, идиотка, немая, выродок, словом. Ее заберут демоны. Какой добропорядочный человек рискнет привести ее в дом и навлечь на себя несчастье?! Толпа одобрительно восприняла его слова. Джулиан обернулся на ребенка. Девочка продолжала рыдать, глядя бессмысленными глазами на повешенную мать. Только тут молодой человек обратил внимание на ее неестественную худобу, неуклюжесть, на странно заломленные ручонки. Она явно нетвердо стояла на отмороженных кривых ногах. Дьявольское отродье, значит. Что ж, его называли этими же словами. Они говорят, она идиотка, ненормальная. Может, конечно, и так, а может, и нет. Демоны ее заберут. Что за чушь! И во всей этой толпе, состоящей из «истинных, добродетельных» христиан, не нашлось ни одной женщины и ни одного мужчины, кто захотел бы утешить страдающего ребенка. Если он сейчас повернет коня и уедет, то сколько еще проживет бедняжка в этом гнезде лицемеров? Не говоря больше ни слова, Джулиан подъехал к девчушке, поднял ее и посадил на коня перед собой. Она была легкой, почти невесомой. Золотистые волосы ребенка спутались и покрылись грязью. Прижимая ее тельце к себе, Рамсден почувствовал, как она съежилась и задрожала. Но шок, возникший от того, что кто-то дотронулся до нее и взял на руки, заставил бедное дитя замолчать. На площади наконец наступила полная, зловещая тишина. Джулиан Рамсден обернулся на толпу, девочка, дрожа, прильнула к нему. И люди – испуганные, пораженные, злобные – молча отступили. Рамсден почувствовал, что ему доставляет удовольствие их страх. Взгляд мэра выражал страх и вызов одновременно. - Господь сжалится над вами, – промолвил он таким тоном, что эти добрые, по сути, слова приобрели в его исполнении двусмысленный оттенок. - Прибереги свои утешения для толпы этих мерзавцев, негодяй, – спокойно ответил Джулиан. – Думаю, вам всем не повредит милосердие Господа. Толпа расступилась, когда Рамсден пустил своего коня вперед. Всадник молча проехал мимо этих людей, прижимая к себе закоченевшего ребенка. Темные волосы и черный плащ Джулиана развевались на холодном ветру. Молодой человек понимал, что выглядит зловеще, но сейчас его даже радовало, что люди пустили столь нелепый слух о его происхождении. Он смотрел прямо в глаза этим лицемерным тварям, которые только что заходились от негодования по поводу поведения невинных, погибших женщин. Рамсден глядел на этих людей до тех пор, пока в их глазах не поселился ужас, пока они не отвернулись от него. Некоторые из стариков даже попытались перекреститься, хотя и этот, и другие католические обычаи уже были здесь забыты [6]. За спиной Джулиан услыхал шепот: - Сам сатана пришел забрать свое. Ему было наплевать, так велик был гнев Рамсдена. Пусть думают худшее, раз уж слова о милосердии Божьем были для них пустым звуком. Девочка в его руках застыла от страха и удивления и не шевелилась, пока конь Джулиана скакал на юго-восток, к Виткомб-Кипу. Маленькая Дейзи оцепенела, когда Темный Человек увез ее с собой. Холод и горе овладели ею настолько, что девочка толком не понимала, что происходит. Прежде она слыхала о Темном Человеке. Ей даже говорили, что у ее матери с ним делишки и он приедет, чтобы забрать ее. Старая Этель частенько говаривала это, когда мать Дейзи не слышала. И после сплетен старухи девочка не сводила глаз со всех мужчин, приходивших к ее матери, но ни один из них не проявлял к Дейзи ни малейшего интереса, разве что выгонял из дома или давал пинка, чтобы она не мешалась на дороге. Через некоторое время после всех этих разговоров Дейзи перестала думать о Темном Человеке. Ее больше интересовали еда, тепло, и, если ножки болели слишком сильно, она совсем по-взрослому заботилась о том, чтобы поменьше ходить. Девочка слишком хорошо поняла, что ее мама умерла – точно так же, как умирают птицы. Она была такой же, как тот мертвый котенок, которого однажды видела Дейзи. Мертвых назад не воротишь. Эти люди, Злые Люди, убили ее мать, и никто не подумал объяснить ей за что. Эти люди не утруждали себя разговором с ней, потому что она никогда не отвечала им. Однажды, давно, она попыталась говорить. Но ее матери не понравился звук ее голоса. Заткнув уши, она велела Дейзи замолчать. Малышка так и сделала, решив, что говорить – плохо. И она сама – плохая. Люди судачили, что ее мать тоже плохая. Им было наплевать на то, что Дейзи слышит все эти разговоры. Но девочка не считала, что ее мать хуже других. Иногда она ее обижала, иногда толкала в грудь, – когда приходили мужчины и было слишком холодно, чтобы выгнать ребенка на улицу, – но она кормила ее. А бывало, мать Дейзи плакала в одиночестве, и тогда она позволяла девочке держать себя за руку. Когда они пришли за ней, старая Этель заявила, что настал час расплаты и что теперь ее мать будет с Темным Человеком. Дейзи отправилась вслед за матерью и плакала под окнами тюрьмы целых две ночи. А затем она бежала за повозкой, которая отвезла ее мать на площадь. Темный Человек пришел слишком поздно. Они убили ее маму, и теперь она останется со Злыми Людьми, и некому будет кормить ее. Дейзи была в таком ужасе, ее так пугало одиночество, что, забыв обо всем, она плакала навзрыд, когда ее мать умерла. Ее горе было так велико, что она даже не заметила, как подъехал Темный Человек, и лишь почувствовала, как он поднял ее с земли и усадил перед собою на лошадь. Дейзи пришло в голову, что никто прежде не говорил о том, что у него есть лошадь и что его рубашка мягкая, как шерсть котенка. Он грубо говорил со Злыми Людьми и не боялся их. Дейзи чересчур устала и замерзла, чтобы думать о том, что с нею будет. Хуже, чем остаться здесь, ничего и быть не могло. Девчушка просто заледенела, притом она не ела два дня и ее ножки болели так сильно, словно их поджаривали на огне. Если Темный Человек задумал убить ее, пусть так и будет. Но он не убил ее. Незнакомец вез ее на своем коне мимо болот, незнакомых деревень; много раз они спускались и поднимались по горным тропам, переезжали стремительные ручьи… Он остановил коня лишь однажды – возле полуразрушенных стен в самой чаще леса. Сняв девочку с коня, он осторожно усадил ее на каменную стену и вложил ей в руки поводья. - Не отпусти Бахуса, – попросил он, улыбнувшись. Это было бессмысленно. Темный Человек видел, что ее пальчики почти не двигаются, и, если конь захочет ускакать, она не сможет удержать его. И зачем он улыбнулся? Словно хотел сыграть с ней какую-нибудь шутку. Ей ничего не оставалось, как судорожно держать поводья и думать о том, что будет, когда конь все-таки вырвется. Итак, Дейзи смотрела на коня, а тот смотрел на нее своими большими, темными глазами. Девочка любила животных, но никогда не бывала так близко от живого коня. Ей никто ни разу не говорил, что Темный Человек повезет ее на лошади. Если бы ей рассказали о коне заранее, она бы так не боялась! А ведь верхом так быстро передвигаться! Пока она сидела, держа в руках поводья, Темный Человек делал нечто очень странное. Подойдя к обвалившемуся колодцу, стены которого поросли мхом, незнакомец осторожно отодвинул в сторону пару больших камней. Потом из-за пазухи он вытащил сверток. Развернув ткань, в которую сверток был завернут, мужчина извлек оттуда книгу. Посмотрев на нее внимательно, он вновь завернул ее и сунул под камни. - Ну вот, – промолвил он удовлетворенно. – Пусть эта книга остается тут, чтобы не причинить никому вреда. Затем он вернулся к коню, подхватил Дейзи и уехал прочь от разрушенного строения. Все было таким странным в этот день, что девочка уже не удивилась, когда, проехав по извилистой горной дороге, они оказались у больших ворот замка. Тут Темный Человек заговорил во второй раз с тех пор, как они уехали из ее родного городка. Подъехав к большим дверям, они увидели экипаж и – чудо из чудес! – еще четырех коней. - Черт побери! – воскликнул незнакомец. – Что за гнусный день! Чертовы Эстли приехали! Дейзи надеялась, что эти Эстли не были Злыми Людьми. Дня хуже этого Эстли для поездки выбрать не могли. Тем не менее они сидели здесь, в его замке, в большом зале, в обществе леди Маргарет и Сюзанны. Все молчали, пока Рамсден сбивчиво рассказывал историю Дейзи. Девочка стояла у огня на своих кривых ножках и, казалось, не понимала ни слова из того, что говорилось вокруг нее. Белая как полотно, она просто молча смотрела на пламя. - Вы слишком поторопились, – заявил лорд Эстли, когда Джулиан закончил свое повествование. – И приняли не самое лучшее решение, Джулиан. Молодой Рамсден взглянул на цветущую, сытую физиономию лорда Эстли, подумав о том, был ли этот человек хоть когда-нибудь голоден, известно ли ему, что такое холод? Зато леди Маргарет быстро подошла к девчушке и опустилась возле нее на колени. Своими старыми, узловатыми пальцами она осторожно провела по личику Дейзи, по ее прижатым к груди ручонкам, по закоченевшим, босым ножкам. Затем пожилая дама обернулась к внуку: - Я горжусь тобой, Джулиан. – Ее голос был тих и спокоен. – Ты проявил смелость и благоразумие, и гнев твой был оправдан. Фелиция Эстли явно была недовольна. Ее чопорное выражение сменилось кислой миной. - А вы не подумали, сэр, что эти люди правы? Что, если ребенок и впрямь – ведьминское отродье? Что, если демоны действительно заберут ее? Когда она говорила, светлые кудряшки, выбивавшиеся из-под аккуратного чепца, подрагивали, голубые глаза светились праведным гневом, но видно было, что она боится. - Ты совершенно права, дитя мое, – откашлявшись, произнес лорд Эстли. – Именно об этом я и подумал. – Закинув ногу на ногу, он погладил свои шерстяные бриджи. – А вы, вы, молодой Рамсден. едва ли можете позволить себе стать объектом нового потока сплетен. - Я готов рискнуть, сэр. Меня это не очень-то волнует. - А напрасно, – вмешалась Сюзанна, – тебе не помешает подумать об окружающих, если ты так и намереваешься приводить в дом несчастных, Джулиан. Сначала Айви, теперь – эта малышка! Кстати, как ее имя, Джулиан? - Понятия не имею, – признался молодой человек, разозлившись на то, что сестра заговорила об Айви. Он был так занят бедной сироткой, что совершенно забыл о своей пленнице, запертой в маленькой комнатенке. Она, наверное, в ярости. - Помилуйте, да разве у подобных существ бывают имена? – презрительно произнес лорд Эстли, бросив взгляд на маленькую оборванку. - У всех Божьих тварей есть имена, сэр, – бросила на него недобрый взгляд леди Маргарет. – Даже у самых последних. - Но я не потерплю ее в моем доме, –пробормотал лорд, поглаживая свою аккуратную бородку. – Может, у нее вши. Джулиан не стал возражать. - Стало быть, ее необходимо выкупать, – строгим голосом произнесла леди Рамсден. Услышав разговор о мытье, лорд Эстли явно почувствовал себя неловко, а Фелиция вообще покраснела до корней волос. - Делайте пока, что хотите, – буркнул лорд. Затем, повернувшись к Джулиану, он добавил: – А нам, молодой человек, надо потолковать о важных делах. У меня к вам послание от лорда Кромвеля. Джулиану подумалось, что дня, хуже этого, представить было невозможно. Эстли сидел напротив Рамсдена, презрительно оглядывая его стол. Впрочем, его цепкий взгляд не пропускал ни одной книги, ни одной бумаги. Джулиан с облегчением подумал о том, что успел увезти из дома книгу бабушки. Это было особенно важно после того, что ему довелось сегодня увидеть. Хоть это Эстли не сможет использовать против него. - Так что за новости от лорда Кромвеля? – поинтересовался хозяин замка. Ему не нравился Эстли, он не доверял ему и поэтому не счел нужным тратить время на светские любезности. - Сначала мне надо переговорить с вами, молодой Рамсден. Это обращение тоже раздражало Джулиана. Что еще за «молодой Рамсден», да еще таким торжественным тоном, когда раньше к нему обращались просто: «милорд»? - Продолжайте. Эстли запахнул полы своего подбитого мехом плаща и картинно поежился: - Черт возьми, мой мальчик, здесь холодновато! Вы можете позвать слугу, чтобы он получше протопил комнату? «Все мои слуги работают теперь у тебя, старая скотина», – подумал молодой человек. - Не думаю, что мы станем разговаривать слишком долго, поэтому потерпите, – грубо ответил Джулиан, но это его не волновало. - Ну хорошо. Буду краток. Мой лорд Кромвель был очень добр к вам, позволив вам остаться в этом замке… - Этот замок, к слову сказать, принадлежит моей семье с незапамятных времен, – перебил его Рамсден. - М-м-да. Тем не менее он очень недоволен тем, что вы отказываетесь признавать в нем нового правителя и не хотите сотрудничать с правительством лорда. - Но к чему ему услуги побежденного роялиста, когда вокруг него толпится целая куча лицемеров, готовых плясать под его дудку? Удар достиг цели. Красная физиономия Эстли побагровела. «Так тебе и надо, пастуший сын», – думал Джулиан. Он понимал, что подобные мысли недостойны благородного человека, каким он себя считал, но поделать ничего не мог. - Раз уж у вас нет жены или ребенка на попечении, то лорд Кромвель решил, что лучшее для вас – это служба в армии. Козырной ход. - Служба в армии лорда Кромвеля? – тихо переспросил Джулиан. - Ага! Ирландцы, знаете ли. С ними одни беды. - У меня нет ни малейшего желания драться с женщинами и детьми и выгонять голодающих людей из их домов, Эстли. Я не считаю это достойным для себя занятием. - А у вас, однако, какие-то безбожные мысли, мой мальчик. Ирландцы – просто орда варваров, подчиняющихся своим римским хозяевам. Джулиан вздохнул поглубже, чтобы не сорваться и говорить спокойно. - Ну да, я многое слыхал. Говорят, что они все рогатые и едят на ужин сладких английских ребятишек, и что папа благославляет их на это. Не принимайте меня за идиота, Эстли! Я не хочу принимать в этом участия. «Интересно, – подумал Джулиан, – дошел ли мой сарказм до Эстли?» Когда он говорил о том, что ирландцы едят английских детей, лорд совершенно серьезно кивал головой. - Стало быть, у вас небольшой выбор, – ответил Эстли. – Похоже, что единственным выходом из положения, в таком случае, станет женитьба. «Какой ты глупец, Эстли. Все, что ты хочешь, – это мой родовой замок и мое доброе древнее имя. И не прикидывайся, что тебя волнует судьба Англии», – думал Джулиан. - Итак, Фелиция, – напомнил лорд на случай, если Рамсден вдруг позабыл, о чем, точнее, о ком речь. – Ее приданое – двадцать тысяч фунтов. Половину вы получите в день свадьбы, половину– при рождении первого ребенка. Джулиан был поражен. Интересно, откуда у этого красномордого холуя такие деньги? И он, пожалуй, не врет; молодой человек всегда безошибочно распознавал ложь. - Двадцать тысяч фунтов, – тихо проговорил за ним Джулиан. Он старался не смотреть на свой потрепанный камзол, на нищенскую обстановку комнаты, старался не вспоминать Сюзанну, которая сможет бывать при дворе и найти себе удачную партию. - Но, разумеется, – добавил Эстли, – если вас больше устраивает Ирландия, лорд Кромвель обещает защиту вашей бабушке и вашей сестре – до вашего возвращения. Мерзавец! Джулиан прекрасно понимал, какую защиту предлагает Кромвель. Просто 6aбушка и сестра станут его заложницами. - На вашем месте я бы не стал раздумывать, Рамсден. Его светлость хочет, чтобы в стране все наконец успокоилось. Ему нужен мир. И я хочу того же. «Интересно, – пришло в голову Джулиану, – может ли леди Маргарет превратить Эстли в свинью. Или в быка. Нет, лучше в свинью, которую можно будет отправить в подарок какой-нибудь голодающей ирландской семье». Рамсден терпеть не мог, когда его пытались загнать в угол, или, того хуже, угрожали ему. К тому же он не мог предать собственные идеалы. - Я подумаю о предложении жениться на вашей дочери, сэр, – ледяным тоном произнес он. - У вас нет времени на раздумья, Рамсден. Этот разговор – единственный и последний. Или вы женитесь на Фелиции, или отправляетесь в армию. - Черт вас побери, – очень тихо произнес Джулиан. Откинувшись на высокую спинку стула, он потер глаза. Рамсден устал. День был отвратительным. - Отлично, Эстли, – громче сказал молодой человек. – Можете обнять Фелицию. «Уж я найду способ избавиться от вас», – вертелось у него в голове. Широкая физиономия Эстли засияла от радости. - Умное решение, Рамсден. Фелиция будет вне себя от радости. И уж поскольку вы станете моим зятем, я хочу кое о чем попросить вас. - Господи, что вам еще нужно? Моей крови? - Будьте повежливее, – нахмурился лорд. – Насколько я понял, у вас в этом доме есть… женщина? Черт бы побрал Долл и ее длинный язык! - Кузина… сирота, сэр. Дальняя родственница, но я в ответе за нее, тем не менее… Эстли, разумеется, слышал нечто другое. - У вас странное пристрастие к сиротам, Рамсден. Но не можете же вы их всех привести к себе домой! Джулиан бросил на Эстли холодный взгляд: - Послушайте-ка, Эстли. Грубо говоря, вы и этот ваш сын пивовара, Кромвель, поймали меня за задницу. Но в собственном доме я буду хозяином. Я женюсь на вашей дочери, но я – не ваш лакей. Надеюсь, я достаточно ясно выразился? Лицо Эстли запылало. - Следите за своим языком, мой мальчик. А то как бы вам хуже не было. – Вскочив со стула, он неуклюже направился к двери. Джулиан остался один. Он слышал, как уехала карета, а через несколько минут загрохотал гром и в комнате потемнело. Дождь забарабанил по окнам. И тут, к величайшему удивлению Рамсдена. он понял, что больше всего на свете хочет сейчас увидеть Айви, сидеть рядом с ней в комнате, пить теплое вино, смотреть на огонь в камине, слушать ее звонкий смех и не думать об Эстли, Фелиции и о своем долге перед бабушкой и сестрой. |
||
|