"Предсказания китайского печенья" - читать интересную книгу автора (Демина Нина)

Глава десятая

С такими событиями дни летели, будто листки, сорванные с отрывного календаря, ежегодно вывешиваемого маменькой на кухне. На наши с Леркой просьбы заменить его шикарным, с красивыми японками, она всегда отговаривалась тем, что не будет знать, на какой день приходится профессиональный праздник работника нефтяной и газовой промышленности или день Парижской коммуны.

Все шло своим чередом. Ни о чем не догадывающаяся Аллочка держала меня в курсе своих свиданий с Мишелем, проходящим по ее выражению "в теплой, дружественной обстановке", но я понимала, что Аллочка нужна Мишелю как средство шпионажа.

Чтобы как-то скоротать время я записалась на курсы английского языка и посещала их с удовольствием, предвкушая удивление Анри моими успехами. Аллочка увязалась за мной лишь за компанию, но усердно зубрила неправильные глаголы.

Август зачастил ливнями, и чувствовалось приближение осени. Ранние пташки прятались под зонтами и под крышами автобусных остановок, кутаясь в кофточки и накидывая взятые "на всякий случай" пиджаки. Магазинчик канцелярских товаров, располагающийся в пристройке рядом с нашим домом, стал местом паломничества родителей, готовящих своих отпрысков в первый класс. Отпускной сезон в нашем отделе продолжался, и Амалия завалила нас дополнительной работой. В бешеном ритме отстукиваемых телеграмм и какофонии телефонных звонков некогда было помечтать о приближающемся приезде Анри. В дни, свободные от уроков английского, Аллочка уезжала ночевать к Мишелю. В такие дни у меня чесался язык рассказать ей все и раскрыть глаза на этого "двурушника и лицемера".

Вот в такой августовский день, во время обеда в "Шоколаднице", жуя очередной блинчик, Аллочка задала мне вопрос:

– Мишель сказал мне, что хочет пригласить нас в субботу на день рождения, но сомневается, согласишься ли ты. Просил меня разведать, как ты настроена… Ты как?

Аллочка – разведчица. Я усмехнулась. Хитрюга Мишель хочет сразиться со мной?

Я была не прочь взглянуть на Мишеля перед приездом Анри, и лучшего способа не предвиделось.

– Я не против, все же какое-то развлечение, – сказала я, – и Анри будет приятно, что мы не оставим его друга в одиночестве.

– Ух ты, а Мишель готов был поспорить, что ты откажешься! – всплеснула руками Аллочка. – Сглупила я, надо было выставить его на ящик шампанского. Насчет одиночества, ты ошибаешься, там будет несколько его коллег, в том числе и дамы.

– С удовольствием пообщаюсь. Надеюсь, не потребуется вечернее платье?

Анри поддержал идею друга и пожелал нам хорошенько повеселиться. Мудрый Мишель выбрал линию поведения не идущую вразрез моей – ничего между нами не произошло, мы добрые друзья. Преувеличенно галантно открыл дверь и подал мне руку, помогая сесть в машину. Подол моего облегающего леопардовой раскраски платья зацепился за высокий каблук туфельки. Мишель осторожно снял попавший на тонкую шпильку материал, придержав пальцами мою щиколотку, обтянутую нейлоном чулка. Сквозь эту незначительную преграду я почувствовала силу его пальцев, и подумала, что если бы вместо Яниса Мишель позволил себе сдавить мою шею, сидела бы я сейчас в машине?

Вечеринка была многолюдна, но еще не шумна. Женская половина настороженно приняла нас, мы оказались моложе, ярче, привлекательней и, конечно же, веселее.

Мужчины с интересом присматривались к нам, флиртовали, мы отвечали взаимностью, потихоньку обсуждая между собой достоинства и недостатки каждого. В нашем присутствии никто не позволил себе говорить по-французски, но стоило нам отойти к столику с закусками, как спину мягко грассировали короткими фразами:

– Etudiantes?

– Celibataire?

Мы поздравили именинника, подарили расписную палехскую шкатулку, приобретенную в сувенирной лавке в "Березке". Выпили шампанского за его здоровье, вместе со всеми пропев: "Bon Anniversaire!". Мишель родился под знаком Льва, и следующая серия пожеланий виновнику торжества была связана с этим фактом. Мишель, по возможности, старался не оставлять нас наедине с гостями, направляя беседу в нужное русло. Как выяснилось, Мишель может быть милым – не может у плохого человека быть так много людей, готовых пожелать ему самого наилучшего.

Выпив изрядное количество шампанского и виски, гости оживились, слышались взрывы громкого смеха, раскаты мужского баса, смягчаемого французским выговором. Гости разбрелись по огромной квартире Мишеля, устав от топтания около фуршетных столов, расположились на всех диванах и креслах столовой и гостиной, прихватив с собой тарелки и напитки. Какая-то парочка уединилась в ванной для гостей. В общем, все было так, как на советских молодежных вечеринках, осталось дождаться первого подвыпившего гостя, который начнет задирать остальных или крушить хозяйскую мебель и посуду.

Сначала я ждала подвоха, потом вечеринка втянула меня в общее благодушное и радостное настроение и я расслабилась. Поэтому, когда Мишель пригласил меня на танец, я не возражала. По сравнению с парами, танцевавшими в гостиной, я и Мишель танцевали чинно, как на светском приеме. Мишель начал разговор с того, что рад нашей встрече после двадцати шести дней разлуки.

Сосчитал!

Просил забыть о "той отвратительной сцене", что полон раскаянья, и если я не соглашусь выпить с ним мировую, он будет стоять передо мной на коленях весь вечер, и гости не простят мне такой жестокости.

И я поверила! Повелась на льстивые речи, на смиренно склоненную голову.

Вспомнила слова Янкевича: "Лучше худой мир, чем добрая ссора". И напрочь забыла о том, каким коварным может быть Мишель. Анри должен был приехать через два дня, и я нуждалась в нейтралитете Мишеля также как и он в моем. Мишель и я прошлись по комнатам в поисках места для душевного разговора. Через минуту стало ясно, что это невозможно – веселье било ключом, танцы, выпивка, здравицы Мишелю.

Немного стушевавшись, Мишель предложил уединиться в его спальной недоступной для гостей. Там-то уж нас никто не потревожит, и мы сможем спокойно выпить обещанную мной мировую и обсудить положение вещей.

Я колебалась. Как-то неспокойно было на сердце, но не хотелось показаться зашореной и всего на свете боящейся деревенской девушкой. Я ведь смогу все контролировать? И я согласилась…

Прихватив с кухни бутылку шампанского и два фужера, мы никем не замеченные направились в спальню Мишеля. В спальне был полумрак, разогнанный раздвинувшим шторы Мишелем. Он предложил мне место на застеленной меховым покрывалом постели, сам устроился на низком пуфике. Еще и еще раз он просил прощения за тот вечер, печально подытожил, что вражда не принесет добра никому, просил меня понять, что он пытался оградить Анри от мошенничества, в котором был уверен. Теперь он убежден в обратном – мой отказ на его предложение показал мои чувства к Анри, и он действительно рад за своего друга.

Я была на высоте и даже спрашивала себя "это ли не победа?". Он смотрел на меня снизу вверх, и это выигрышное положение утвердило меня в поражении Мишеля.

Мишель свергнут, Мишель у моих ног!

Гостеприимный хозяин наполнял шампанским бокалы и льстивым ядом мое сердце.

Отлучившись на минуту в прилегающую к спальне, ванную комнату, он вернулся и вновь наполнил бокалы, поставленные им на плоскость у широкой спинки кровати.

Голова моя кружилась, но на просьбу Мишеля выпить за счастье Анри не смогла ответить отказом. Пригубила шампанское, Мишель запротестовал, вынуждая меня сделать еще глоток. В уже неверном свете, проникающем в спальню из раздернутых штор, увидела после осевшей пены, белый налет на стекле бокала. Подняла потяжелевший взгляд на Мишеля, он улыбнулся, и улыбка его расплылась по всему лицу и спальной и осталась висеть как улыбка чеширского кота.

Сознание вернулось, будто внутри моей головы на полную громкость включили радио.

Стальным обручем стянуло виски и затылок. Очень хотелось пить, во рту чувствовался металлический привкус, словно я лизнула ржавую трубу. С трудом и со стоном я повернула свою голову к источнику света, но глаз не открыла. Не могла.

В школе я читала, что древние греки клали покойнику на глазницы монеты, чтобы заплатить Харону, перевозчику душ через Стикс, реку, отделяющую царство живых от царства мертвых.

Может, я умерла? Не может быть так плохо живому человеку! Я с трудом разлепила веки – свет был приглушен знакомыми мне шторами. Я попыталась вспомнить где нахожусь… В комнате моих родителей? Нет. У Аллочки? Нет. Вчера… Я была на вечеринке у Мишеля!

От такого толчка мозг сорвался с тормозов, и память возвратила мне события вчерашнего дня. В обратном порядке, как будто киномеханик неправильно зарядил пленку. Улыбка Мишеля, он сидит на пуфе, затем мы танцуем, поздравляем Мишеля, знакомимся с его коллегами, Мишель снимает ткань платья со шпильки моей туфли. Я резко села на постели, отчего мой мозг словно проколола эта злосчастная шпилька.

Почему? Что случилось? Я что, напилась? Трудно в это поверить, со мной никогда такого не случалось… Правильно говорит Аллочка: "все когда-нибудь случается впервые". Я осмотрелась в полумраке спальной. Фигурки нецке, фотографии, книги, два бокала…

Два бокала. Я и Мишель.

В желудке у меня родилось чувство страха, поминутно растущее и превращающееся в чудовище. Чудовище раскрыло свою пасть, я сорвалась с постели и рванулась в ванную. Меня выворачивало наизнанку. Слезы текли ручьем от невыносимой головной боли. Казалось, сейчас голова разломится пополам. Я плеснула в лицо холодной водой, подержала ледяные ладошки на висках, подняла голову и взглянула на зеркало.

Красотка. Красные глаза, припухшие губы, следы былой прически.

И еще. Я была голой.

Ни нитки.

В страшном сне мне не могло такое присниться. Но сначала скорая помощь – открыв зеркальные створки, я заглянула в аптечку Мишеля в поисках обезболивающего.

Перебирая таблетки и порошки, ища спасения от головной боли, я вдруг отчетливо вспомнила, как была удивлена, что у чистюли Мишеля оказался грязный, с белым налетом бокал. До меня вдруг дошло, что это не грязь, а следы порошка, приведшего меня в такой плачевный вид. Что же произошло, после того как я перестала соображать? И для чего я стою тут голой? Кто меня раздевал?

Надо вернуться в спальню. Надо найти кого-нибудь. Я проглотила аспирин и, завернувшись в полотенце, вышла из ванной. Для начала я раздвинула шторы.

Комната залилась солнечным светом. Ого, уже давно утро. На пуфе, служившем сиденьем Мишелю, лежала сложенной моя одежда. Будучи в таком состоянии я сама не смогла бы сложить ее так аккуратно. Это Мишель, чистюля в любом виде.

Я успела надеть нижнее белье, когда откинутое мной одеяло, вместе с меховым покрывалом, застилавшим вчера постель, задвигалось, издало нечленораздельные звуки типа "Ооо-хо-оо". Я остолбенела. Одеяло задвигалось вновь, выдало: "О-ля-ля", и обзавелось головой Мишеля. Если бы я была самкой крокодила, я с удовольствием откусила бы эту голову.

– Ты гад, гад! – я стучала кулачками по куче белья, стараясь попасть в голову.

Мишель выпрыгнул из постели и схватил меня за запястья. Удалось это ему с трудом.

Всплеск гнева облегчения мне не принес, стало только хуже, когда я увидела голого Мишеля. Он держал мои запястья, а я отворачивала лицо, чтобы не видеть его обнаженного тела.

– Остановись! Ты мне уже разбила нос однажды! Все. Ничего не поделать. Что было, то было.

– А что "было"?!! – закричала я.

– Ты не маленькая, Неле.

– Нет, Мишель, так не пойдет. Тебе придется все объяснить мне! – снова крикнула я. – Что ты добавил в мой бокал?

– Кое-что, что бы развеселить тебя, – Мишель улыбнулся.

– Считай, развеселил. Наркотик?

– Какая разница… – улыбка переродилась в похотливую гримасу. – Зато ты стала безотказной, такой нежной и страстной, как кошка.

– Гад, – я не верила ему ни капельки. – Мне кажется, я просто вырубилась, и если ты после этого занимался с моим бездыханным телом любовью, то чем ты лучше некрофила? А может, и вовсе ничего не было!

– Как тебе этого хотелось бы. Но, нет дорогая. Не исправить.

– Оденься, сволочь, – я все время держала голову вбок и уже устала, к тому же мне хотелось взглянуть ему в глаза. Может я смогу понять правду?

– Что так? Вчера я тебе нравился, ты даже говорила, что любишь меня. Я в твои слова не верю, но было приятно в купе с твоими ласками, – притворно вздохнул, словно сожалея. – Но раз ты ничего не помнишь, предлагаю повторить!

Я лягнула Мишеля ногой со сползающим чулком, он отскочил в сторону, смешно болтнув своим членом, но запястий моих не отпустил.

– Ночью ты визжала от удовольствия, лишиться воспоминаний об этом, считаю бесчеловечным. Предложение повторить сделано мной из человеколюбия.

Он издевался надо мной. В черных глазах заплескалась злость. Что же теперь делать?

Аллочка!

– А где была Аллочка? Она не могла уехать без меня. Это закон, вместе приезжаем, вместе уезжаем.

– Я сказал Алле, что тебе стало нехорошо, ты уехала и просила веселиться без тебя, – ответил Мишель. – Мне пришлось провести ее по квартире, даже предъявить свою спальню, она убедилась, что тебя действительно нет, и как хорошая подруга поехала домой узнать все ли у тебя в порядке.

– Она была в спальне? А где же была я? – мои глаза расширились от удивления.

– Ты, дорогая, пряталась от своей подруги в ванной.

Вот уж чего я точно не могла, да и не стала бы делать. Мгновениями сомнения одолевали меня, кто знает, на что способен человек под действием наркотических средств.

– Врешь! – не сдавалась я.

– Хватит, что бы я ни сказал, ты все равно не поверишь. Так и будем ходить по кругу. Предлагаю выпить кофе, – он вопросительно посмотрел на меня. – Или шампанского?

Меня замутило. Мишель, взглянув на мое позеленевшее лицо, потянул меня в ванную.

– Мишель, выйди! – взмолилась я.

Мишель пробормотал о том, что я нуждаюсь в помощи, я замахала на него руками, и он вышел, прикрыв за собой дверь.

Стоя под холодными струями душа, я чувствовала, что начинаю приходить в себя и действительность начала поворачивать ко мне свое безжалостное лицо.

Анри.

Как я буду объясняться с ним, и придется ли мне что-либо объяснять? Что будет со мной, с Анри, с нами?! Все зависит от Мишеля…