"Откуда ты, Жан?" - читать интересную книгу автора (Ракипов Шамиль Зиганшинович)

Заговор ли?

У женщин двора только и разговору про Ваню. Самые старые уверяли, что мальчика в церкви ударил дьявол, и доктора теперь не смогут вылечить, надо найти знахарку — та заговорит болячку в два счёта. Ирина Лукинична хотела пригласить Глафиру, но той и след простыл. Постоянного места нет у тётки, живёт у чужих — сегодня здесь, а завтра — там. Где ж её найдёшь?

Сыновья, когда услыхали, что мать разыскивает Глафиру, сказали, что её нельзя пускать и на порог. Особенно возмущался Николай.

— Зря беспокоишься, мама. Не чёрт и не дьявол стукнул Ваню по голове, он сам ударился об дверь. До свадьбы заживёт, заплата — на себе…

И вправду, рана была небольшая, но врач велел несколько дней полежать в постели.

Дома Ваня остаётся один. Мать и брат на работе. Николай уходит с рассветом, а приходит поздно: спешно вытаскивают плоты. Мать на работе бывает не так уж долго. Только с ней в последнее время что-то случилось, почти не разговаривает с Ваней. Обиделась. Ваня сказал ей: «Штаны порвались, мама, зашей, пожалуйста!» В другое время она, поворчав, тут же взяла бы нитку с иголкой, а сегодня вдруг отказалась:

— На дурном пути порвал их! Зашивать не буду.

— Ладно, пусть они до конца порвутся.

— Тебя уже и так зовут бродягой. Непутёвый. Может, и вспомнишь мои слова, да будет поздно.

Что-то ещё проворчав, кажется: «Не будешь ходить по дурной дороге», мать куда-то ушла из дому.

Невесело Ване. Ох, как невесело. И книги надоели. Какие только мысли не приходят в голову, когда лежишь один в комнате и смотришь на старые ходики, на маленькую фотографию отца рядом с ними, на большой образ девы Марии, поднятый в углу к самому потолку и загаженный мухами. Часы-то можно купить новые, в магазине их много: и с кукушкой, и будильники разные, что звоном своим будят на работу рано утром. А вот отца — нет…

Скоро Харис придёт из школы. С кожаной сумкой за спиной. Ступит на порог и, как всегда, скажет весело: «Привет, Жан-Вальжан!» Если же просто поздоровается, без привета, значит, ничего радостного в школе не было. Вчера именно так он и поздоровался. Показал, что задали на дом, спросил про здоровье, потом сообщил, что у них дома собираются блины печь из крахмала, и, сославшись, что нужно помочь матери, торопливо ушёл.

Ваня хотел было подняться, но голова закружилась. Дела, видать, неважные. Сколько же можно лежать? Доктор советует не шевелиться. Но так нельзя. Надо начинать гимнастику, не то совсем раскиснешь. Будто не четыре дня лежишь в постели, а четыре года!

Наутро Ваня пошёл в школу — не выдержал. И там узнал о печальном событии: в школьной стенгазете появилась очень злая заметка «Героический поход Вани Кабушкина в церковь». Обиженный, пошёл он тогда в учительскую, рассказать обо всём Николаю Филипповичу. Но классного руководителя, оказалось, недавно положили в больницу.

— Зачем же ты скрывал? — упрекнул Ваня Хариса.

— Не хотел беспокоить, — ответил друг. — Пока не подымешься…

На перемене Ваня читал злополучную заметку. Любопытные ученики следили за ним искоса. Вон стоят у самой лестницы Яшка, Гумер и Нигмат. Рот до ушей. О чём-то шепчутся. Ещё ближе, у подоконника, три девочки: Светлана, Гульсум и Тамара. Тоже говорят вполголоса. Гульсум — такая маленькая, подвижная, чем-то встревожена, часто посматривает на стенгазету через плечи своих подруг. Тамара — худенькая, с чёрными, как и её глаза, волосами, белолицая девочка, стоит спокойно. Зато Светлана её полная противоположность: голубоглазая и толстая, сердито посматривает во все стороны. Мальчишки боятся этой грозной девочки. Она сильная. Раз Андрейка дёрнул её в коридоре за косичку, схватила его за шею и согнула: «Если руки у тебя такие длинные, то враз укорочу!» А глаза горят, как у рассерженной кошки.

Тамара — та самая сдержанная, самая тихая ученица в классе. И мальчишки её жалеют, кажется. Да и как не пожалеть им эту хрупкую тоненькую девочку. Может, она и худая из-за того, что много читает. Ваня впервые увидел Тамару ещё в третьем классе. Она переехала с родителями в Казань из какого-то города. И сразу же стала учиться не хуже Вани. В четвёртом классе они даже сидели с ней рядом на первой парте и долго стеснялись друг друга. Когда, бывало, нечаянно заденешь её локтем, краснеет и опускает свои длинные чёрные ресницы.

И вот она, эта скромная, тихая девочка написала про него в стенгазету! Чудеса. Что же он сделал ей плохого? Прямо какой-то заговор…

Ваня искоса незаметно посматривает на девочек: и злость, и обида его душат. За ним сейчас, конечно, следят и ребята. Но… как говорит отец Хариса, настоящий мужчина в беде не сплюнет, хоть и полный рот у него будет крови. Если когда и споткнёшься, — учит он, — говори, что не упал, а только поскользнулся.

— Не горюй, — подошёл к нему Харис, улыбаясь. — В нашей стенгазете всякое бывает. Не разобрались, зачем в церковь ходили, и ляпнули. Дисциплину, дескать, нарушаешь.

— Но я докажу им…

— Зачем?

— А чтобы разбирались.

На другой перемене Ваня хотел поговорить с классным руководителем, назначенным вместо Николая Филипповича. Но разговора не получилось. Тот не понял Ваню так же, как не поняла его и Тамара.