"Откуда ты, Жан?" - читать интересную книгу автора (Ракипов Шамиль Зиганшинович)

Мужской разговор

Чернявый оказался фотографом. Он вытащил из-под сумки треногу, поставил аппарат и, нацелившись, щёлкнул затвором. Как нарочно в этот момент Ваня держал в руках большой кусок мяса. И вдобавок одна из девушек неожиданно прижалась к нему плечом. Он отстранился, хотел даже встать, но девушка удержала его за локоть:

— Сиди!

Чернявый парень вытаращил глаза.

— Ты что кривляешься как девица? — крикнул он раздражённо. — Из-за тебя снимок испортил. Смотри, если не получится…

— Ещё раз щёлкнешь, — усмехнулась девушка.

— По затылку!

Девушка протянула Ване стакан водки:

— Пей! Не расстраивайся.

Он отказался.

— Пей! — потребовал чернявый. — Не ломайся! Ты куда попал? Среди волков по-волчьи вой, не то…

Губа не дал ему договорить. Он положил на его плечо свою руку, и тот отстал, поворчав, как пёс, почуявший волю хозяина.

— Так не делай, — упрекнул Губа. — Эти парни другой породы. Бульдог не любит, когда повышают голос. Животное деликатное… Пойди-ка, девушек покатай на лодке. А мы здесь поговорим по-мужски.

Чернявый подмигнул девчатам. Они послушно встали, поглядывая на Губу, и нехотя пошли к берегу. Вскоре там затренькала гитара, зазвучала волнующая, полная горечи цыганская песня.

Лодка заскользила вниз по течению.

Губа, лёжа на боку, долил свой стакан до краёв и швырнул пустую бутылку в заросли. Затем, резко дёрнувшись, опрокинул стакан в рот и вытер губы тыльной стороной ладони. Из сумки Нигмата достал ещё две бутылки.

— Рая правду сказала, — начал он чуть охрипшим голосом. — Если парень — гори огнём, а не тлей головешкой. Все вы, надеюсь, не такие, чтобы только дым пускать. Вижу, на вас положиться можно. Деды наши говорили: парню мало знать и семьдесят ремёсел. Добавляю к этому: парень должен уметь и работать, и жить! С какой стати вы живёте сейчас в нужде? Или денег достать не можете? Чушь! Просто не знаете, куда приложить свои силы. Да и хода вам не дают! А раз уж не дают, и просить их незачем, этих начальников.

«Он, оказывается, ещё и неплохой артист, — удивился Ваня, — умеет заливать, чтобы ему в рот смотрели»…

Губа тем временем продолжал расхваливать ребят уже окрепшим голосом:

— В этом деле Нигмат не промах. Толк из него выйдет. Молодец! Люблю таких. — Он кивнул ему на бутылки.

Потерявший голову Нигмат неожиданно взял стакан и, широко раскрыв глаза, будто исполнял какое-то святое дело, начал пить водку большими глотками.

— Не дури, Нигмат, опьянеешь! — сказал Ваня.

— Дудки! Не первый день замужем. Я веселье люблю…

— Лихач какой нашёлся. Так и до беды недалеко.

Губа успокоил:

— Он свою норму знает… Очередь твоя, Гумерка! Покажи себя султаном. Ты ведь не из потерянных, друг мой. Руки у тебя золотые.

Гумер, не раздумывая, взял другой стакан и опрокинул его так же лихо, как это делал сам Губа.

— Ну, Ваня… Знаю, ты — бесстрашная душа и прозвище твоё недаром — Жан. Подними-ка свой стакан, да покажи на что способен.

Губа даже пропел:

— Давай, давай, — торопил Нигмат.

Ваня взял стакан, поднёс его к губам. Какой противный запах! Сердце вдруг запрыгало, заныло. А что если не пить? Ребята скажут: неженка, боится водки.

— Не тяни, — напомнил Гумер. — Живую воду пить не грех…

Ваня, решив покончить одним разом, запрокинул голову и набрал полный рот водки. Но проглотить её не удалось. Он захлебнулся и прыснул обжигающей рот жидкостью на кусты.

— У, сколько водки пропало! — заныл Нигмат.

— Ничего. Первый блин комом, — сказал Губа.

Ване вдруг стало весело. Вроде и горя никакого не было. И сидящий с ним рядом Губа тоже показался не чужой. Светло-зелёная трава, нежная, как бархат, яркие цветы вокруг, лениво шелестящие листья и небо, такое чистое, синее, как глаза младенца, — на всё это гляди — не наглядишься.

— До чего же тут красиво, — сказал он Гумеру.

— А на морском побережье сейчас и того красивее, — вмешался Губа. — Мы не сегодня — завтра выезжаем в те края, с Нигматом. Айда с нами, Ваня. Мир увидишь.

— Я тоже поеду, — заявил Гумер, пересев поближе. — Чем ходить здесь голодным…

Ваня развёл руками:

— Никаких справок у меня нет.

— Чепуха! Мы тебе достанем паспорт, какой только пожелаешь. Добавим два года и будешь совершеннолетним.

— Раз так, давайте! — обрадовался Ваня. — Сразу же на работу примут.

— Работа — не волк, в лес не убежит, — усмехнулся Губа.

— От работы лошадь подыхает, — сказал Нигмат. — Научись жить богатым без работы.

— Как?

— Найди такой способ.

— На морском побережье — там просто, — улыбнулся Губа и рассказал, как в прошлом году, выгружая морские пароходы, заработал гору денег.

— Больно далеко, — вздохнул Ваня. — Один только билет чего стоит.

— Если провернём одно дело, мы тебе одолжим, — пообещал Губа. — Только бы найти нам ключ от сундука.

Ваня удивился:

— Какого сундука?

— Обыкновенного. Окованного железом. Когда приоткроешь, внутри колокольчик играет.

— Такой сундук, говорят, есть у Пелагеи Андреевны, — заметил Гумер.

— Есть, — подтвердил Ваня. Он вспомнил, как однажды Пелагея Андреевна попросила перенести сундук в тёмный угол. Они с Харисом не смогли сдвинуть его с места, тогда старуха открыла сундук и извлекла часть содержимого. Весь стол завалила какими-то чашами, крестами, подсвечниками, блестящими коробками. Загорелись глаза мальчишек, но Пелагея Андреевна и близко их не подпустила. Как только сундук установили, быстро спрятала и заперла все предметы. Звон колокольчиков издавал какую-то красивую мелодию.

— Вот бы ключ одолжить у неё. А то ведь ломать жалко, — сказал Губа.

— Так она и даст! Не зря её зовут Пелагеей Андреевной.

— Говорят, у неё в сундуке золотые кольца, браслеты, — продолжал Губа.

Гумер добавил:

— Должно, и револьвер там лежит. Именной. Мужа когда-то наградили.

— Сундук очень тяжёлый. Там, наверное, и пушка есть! — признался Ваня.

— Ключ-то где хранит старуха?

— На поясе.

— Надо бы его добыть…

— Это в два счёта нам сделает Жан, шахиншах поля Ершова.

— Старуха живой ключа не даст, — заверил Ваня, почувствовав что-то неладное.

Губа сказал ему:

— Надо бы сделать отпечаток на мыле.

— Зачем?

— А чтобы такой ключ сварганить.

— И заглянуть в сундук? Послушать звон колокольчика? — усмехнулся Ваня, поняв, куда его толкают.

— Не будь ребёнком, парень, — сверкнул глазами Губа. — Налей, Нигматка, пусть промочит горло.

— Я не буду пить, — отказался Ваня.

То ли от страха, то ли от предчувствий он вздрогнул. Нет, пожалуй, нельзя выступать ему против таких открыто. Пырнут в живот ножом — и всё. А тело бросят в речку. Надо с ними осторожней…

— Пей! — потребовал Губа. — Не маленький.

Ваня взял стакан и, задыхаясь, выпил два глотка.

— Закусывай. Теперь ты наш. Отступать уже некуда, все мосты сожжены.

— Какие мосты? — не понял Ваня. Голова у него закружилась, и он почувствовал, что куда-то проваливается.

— Ты уже совершил одно преступление, — продолжал Губа, усмехаясь. — Приехал с нами по воде в такую даль…

«Зачем я только сел с ними в эту лодку? — подумал Ваня. — Лежал бы сейчас на берегу под солнцем — и горя мало… Как теперь выбраться из этого болота?..»

Губа тряхнул его за плечо:

— Доедай козу!

— Какую?

— Краденую!.. Обгладывал козью ножку? Пил водку? Чернявый сделает карточку — там всё будет видно, с кем ты обнимаешься… Отошлём её куда надо и — прощай, Казань, здравствуй, Колыма!

— Зря упираешься, Ваня, — вмешался в разговор опьяневший Нигмат.

Губа вытащил из-за голенища блеснувшую на солнце финку с чёрной рукоятью и потрогал пальцем её лезвие. Вот, мол, какие штуки у нас имеются.

— Не ты первый, не ты последний, — сказал Гумер. — Одни казну воруют, в карманы лезут… А мы берём только лишнее — детей не обижаем.

— Стариков, значит, можно?

— Ты о Пелагее Андреевне? Зачем же две козы этой кикиморе? Молоко всё равно продаёт, богатеет. На том свете ей ни денег, ни золота не потребуется.

— Если эти нэпманы рассуют всё богатство по своим сундукам, что же государству останется? — спросил Губа.

«Да этот Губа не только артист, но ещё и философ», — подумал Ваня.

Нигмат неожиданно приподнялся на колено и, желая поддержать разговор, начал декламировать:

— Кто это написал? — поинтересовался Гумер.

— Знаменитый Хади Такташ, — ответил Нигмат. — В нашем возрасте и он крал петухов. Раз ему годился белый петух, почему же нам не пригодна белая коза? Мы её законно взяли. На работу нас не берут. Хлеб, что нам дают по карточке, — два раза куснуть. Куда же податься? Давать спокойно жиреть нэпманам? Дудки, надо грабить их! А ты нас гонял, как голодных собак вокруг церкви…

— Зачем? — удивился Губа.

— Разделились на красных и белых, — пояснил Гумер, ухмыляясь. — Ни за что ни про что врагами стали.

— А чего делить, — сказал Губа. — Уже давно всё разделено без вас: начальники и работяги. Так что не играть надо, а действовать. Ты, Ваня, должен достать нам ключ. Остальное мы сами сделаем.

Наступило молчание.

— Можно идти? — нарушил его Ваня.

— Воля твоя. Но если подождёшь немного, можешь вернуться по воде, на лодке.

— Нет уж, спасибо. Я пойду пешком…

Вот тебе и не чужие! Сейчас и бархатная травка, и голубые цветы на лугу, и деревья с шумящими листьями на ветру, и небо такое чистое и синее — всё вдруг потускнело и погасло. Ваня, продирая плечами ветки, шёл напролом, куда глаза глядят. Почему-то и птиц уже не слышно. Может, они спрятались в тени, разомлев от жары, а может, и притихли встревоженные чёрным делом, возложенным на его плечи…

Показался берег. Вон уже и Бишбалта виднеется. Пригородная слобода Казани. Так называют её татары: Бишбалта, значит — пять топоров. А русские называют слободу Адмиралтейской. И оба названия правильные. Здесь когда-то ещё при Петре Первом строились корабли. Об этом рассказывал Николай Филиппович на уроке истории.

Да, хорошо было в школе. Встанешь утром, схватишь сумку и бежишь на уроки. А сейчас какое занятие? На работу не взяли. Вот и слоняешься день-деньской без дела. Правда, Гумер и Нигмат уже пристроились к этому Губе со шрамом. Нет, Ване теперь ясно: без работы он жить не сможет. Надо же, всё так обернулось в трампарке… Сам виноват. Больше никогда он не притронется к электричеству…

Ваня вышел на протоптанную тропинку. Недавно здесь кто-то проехал на велосипеде — под ногами тянется витой узорчатый след колёс. Вот бы самому промчаться! Вихрем! Или прокатить кого-нибудь, посадив перед собой на раму. Тамару, например. Она такая лёгкая… Только вот на велосипеде, о котором он мечтал давно, ещё с детства, пока другой катается. Нет, Ваня больше не пойдёт по чужой тропинке, чтобы не завидовать чужому счастью. Он свернул в сторону. Трудно продираться меж кустов, но что поделаешь. Пусть ветки хлещут его по лицу, хватают за рубаху, он всё равно пройдёт. Напрямик! А это вот сгнившее дерево на земле придётся обойти. Голые ветки торчат, как руки. У самого бревна растут колокольчики. Может, собрать их? И незаметно положить на её подоконник. Самому показаться неудобно. А так… Он шагнул к бревну и тут же вынужден был остановиться: рядом с цветами грелась на солнце большая змея. Она собралась в кольцо и, подняв голову, смотрела на Ваню. Сейчас ужалит. Он осторожно пошёл направо, прислушиваясь — не ползёт ли за ним змея. Уши его словно выросли на вершок, и он готов был прыгнуть от малейшего шороха в сторону.

В небе, редко-редко взмахивая крыльями, кружит беркут. А может, ворон? Только нет, у ворона крылья поменьше. Смелость и отвага беркута всегда привлекали Ваню. Однажды он видел, как беркут охотился в открытом поле на зайца. Но здесь, у Казанки, зайцев нет. Чего же он ищет? Не Губу ли? — усмехнулся Ваня. Вот было бы здорово!

Да, надо быть в жизни таким же бесстрашным, как беркут. А вот он испугался, не смог нарвать колокольчиков. Правда, если поискать их, они, пожалуй, везде растут. Лишь бы только змею не задеть ногами. Сколько холодной злобы в её маленьких, зеленоватых, как две бусинки, глазках! Так же холодно глянул на Ваню Губа, играя своей финкой. Тоже поджидает свою жертву. На этот раз выбрал Ваню. Если не сделает на мыле отпечаток заветного ключа Пелагеи Андреевны, эта ядовитая гадюка может и ужалить его сзади…

Ваня поднялся на трамвайный путь и по шпалам неторопливо зашагал к городу. Купить билет — у него денег не было, а проехать зайцем — не хватало совести. Ничего, можно и пешком дойти.

Весело позванивая, догоняли его трамваи: Ваня уступал им дорогу и, помахав рукой водителю, продолжал шагать по шпалам дальше.

На Волге простуженно загудел пароход. Не трудно угадать его по голосу — это «Волгарь», который ходит между Казанью и Верхним Услоном. Пароход всегда забит едущими на базар людьми. Полно там и всякой шпаны, — если будешь ротозейничать, говорят, обворуют в два счёта.

Навстречу попался воз. Мужчина средних лет сошёл с телеги, осмотрелся по сторонам и забросил в бурьян у дороги две доски. «Чумара!» — сказал и проехал мимо. «Все воруют, — подумал Ваня. — Может, и правы мальчишки?».

Сзади снова зазвенел трамвай. Ваня бросился в сторону, и вагон, громыхая, промчался мимо. Кто-то, кажется, крикнул его имя. Да, на подножке передней, двери вагона висел Нигмат. Волосы его растрёпаны ветром. Вот он, удерживаясь рукой за поручень и упираясь ногами в нижнюю ступеньку, отклонился от вагона и крикнул:

— Два дня тебе сроку! Два дня-я!..

Он хотел ещё что то добавить, но вдруг ударился головой об столб и тут же, потеряв сознание, рухнул под колёса.

— Нигмат! Нигматка-а! — подбежал к нему Ваня.

Трамвай, взвизгнув тормозами, остановился. Но было уже поздно. Лежавшее в луже крови за трамваем тело не двигалось. Ваня склонился над приятелем и, чтобы не зареветь от горя, закусил губу.

Из трамвая вышел народ. Водитель — женщина, закрыв лицо руками, начала тихо всхлипывать:

— Пропала я, пропала! За то, что человека задавила, — десять лет…

— Не плачь, — сказал ей один пассажир, — без проверки не посадят.

— Погибший сам виноват, — заявил другой.

— Он же на подножке висел.

— И от него водкой несло.

— Ох, уж зта водка.

— Да, кого только не губит!

— И сейчас, видно, ехал за водкой, несчастный. Посмотрите!

У Нигмата из карманов торчали пустые бутылки, заткнутые свёрнутыми в пробку бумажными деньгами.

— Кто-нибудь знает парня? — спросил мужчина.

— Это Нигмат Хантемиров, — еле произнёс Ваня. — Живёт на улице Карла Маркса в сорок первом доме.

— Жил, — поправил его мужчина и, вытащив из трамвая старую рогожу, накрыл ею безжизненное тело Нигмата.