"Параmonoff in Pictures" - читать интересную книгу автора (Демина Нина)
Нина Демина Параmonoff in Pictures
глава 1
Да молодой еще мужчина, лет пятьдесят.
– Пятьдесят? – я посмотрела на Валерию Аркадьевну с сомнением, в своем ли она уме. – Вы мне еще шестьдесят предложите.
– Дорогуша, причем здесь возраст? Вы же замуж собираетесь.
– За-муж, – подтвердила я, – а не на пенсию.
– Да будет вам известно, что пятидесятилетние мужчины это самый удачный вариант, в этом возрасте они решаются на повторные браки с такими безалаберными девицами, как… ээ… Кризис у них среднего возраста.
Валерия Аркадьевна вновь залистала свой каталог, печально покачивая головой. Дело в том, что Валерия – сводня, называется эта профессия сейчас по-другому, но смысла от того не меняет – сводня есть сводня.
– Вот нормальный кандидат, Виталий, сорок два, ищет красивую девушку без комплексов.
– Это как, без комплексов?
– Ну, это чтоб на все согласная. Ну, вы понимаете? На все.
– А что есть такие, что ищут с комплексами?
– Пожалуй, нет. Видите ли, многие в предыдущих браках были, так сказать, сексуально обделены. Вот, к примеру: женился Вася на своей однокласснице Кате по большой и светлой любви. Живут они, поживают, добра наживают, вот и компьютерная эра подошла, и тут узнает Вася, что есть в этой жизни еще и сексуальные удовольствия, да еще и извращения всякие, приятные. Это тебе не сунул-вынул. Задумался Вася, жизнь-то проходит, как рекламная бегущая строка… Деньги у Васи появились, и статус какой-никакой приобрел, то есть мужик в цене вырос. И надумывает Вася жену свою старую, Катю, поменять на новую, молодую да задорную, но только одно у Васи условие – чтоб молодая была без комплексов, а то смысла в замене нет.
– Хм, понятно, – я посмотрела на Валерию с интересом, оказывается, старуха – философ. – Без комплексов, значит. Понятие широкое, а подробней не объясните, про извращения.
– Тут своя мода есть. В последние годы очень модно домашнее видео, все как малохольные кинулись снимать и фотографировать, сами понимаете, тут натура должна быть, а Катя-то давно уже не фотогенична.
– А кино это потом сами смотрят? – прикинулась я дурочкой. – Надоест ведь.
– Зачем смотреть? Меняться будут, да и сайты есть специальные для любителей, вот там они свои упражнения и выкладывают. Любо дорого смотреть.
– Кино это раз. А дальше? – попросила я.
– Извращения разные, игры ролевые, садо-мазо, короче, бизар…
– Биззар… Это все?
– Самые продвинутые практикуют 'золотой дождь'.
– Настолько щедры? – я чуть не расхохоталась, честное слово, сдержалась с трудом.
– Как сказать, есть у меня пара знакомых Данай, – она хитро прищурилась – разгадала мою насмешку, – так вот они не жалуются. Ну что Алла, будем оформлять?
– Будем, Валерия Аркадьевна.
Сводня достала книжку товарных чеков, накарябала на одном пару строк перьевой ручкой, оторвала, придержав пластмассовой линейкой, и вручила мне со словами:
– С вас, голубушка, две тысячи.
Так я стала обладательницей Виталия, вернее, его телефонов, адреса электронной почты и заветного пароля в пещеру сорокадвухлетнего Алладина.
Моя ты мама! Виталий был примерно ста двадцати килограммов весу, с жабо из трех подбородков, и сарделечными пальцами, представить его арабским принцем я смогла бы теперь лишь в страшном сне, после ударной дозы клофелина. Если честно, то редкая 'охотница за мужем' смогла бы долететь до Виталиной кровати, уж очень противно он оглядывал крысиными глазками женские прелести, не только мои, но и дам, по стечению обстоятельств оказавшихся в его поле зрения. Короче, Виталик был в поиске, и ареал не ограничивался предложением Валерии Аркадьевны.
В ресторане, куда пригласил меня новоиспеченный претендент на руку и сердце, было дорого и претенциозно. Больше всего я боялась, что вдруг выпрыгнет, откуда ни возьмись, мой знакомый, хлопнет приятельски по плечу и брякнет:
– Ну что, Парамонова, журналистское расследование проводишь?
Хотя наш брат, журналист, по таким заведениям не шляется, но всяко бывало… От того я и не любила появляться в свете с очередной жертвой моих амбиций. Предпочитала общение визави, а еще лучше тет-а-тет, вот тут я проявляла лучшие качества и добывала такую информацию, что наш главный целовал мне ручки и молился на меня своему редакторскому богу.
Сейчас же я хотела, как можно скорее покинуть ожиревшего Алладина и кинуться к Валерии Аркадьевне за, неразобранным еще алчущей толпой невест, спортивным дедушкой шестидесяти лет. В моих мечтах он представлялся стареющим Робертом Редфордом, или Харисоном Фордом, на худой конец Полом Ньюменом, суперстару на днях исполнится восемьдесят три года! Эх, и занесло меня…
Не сводя глаз с душки-гамбургера и романтично улыбаясь ему, если можно принять мой оскал за улыбку, свободной рукой я начала искать свою сумочку. Именно свободной, поскольку в другой я держала бокал с шампанским, и собиралась его опустошить, ведь бутылка закончилась, а это означало, что Виталик закажет новую, а я отлучусь попудрить носик.
Сначала я шарила у себя за спиной, осторожно касаясь спинки и островерхой шишечки, венчавшей верхнюю часть ножки стула. Со стороны, наверное казалось, что меня мучили блохи, но, предприняв еще пару попыток, я поняла, что сумочки там нет. Тогда я стала нащупывать ее под столом носком своей босоножки, и, прикоснувшись к чему-то, как мне показалось, похожему на мою сумочку, я стала подтягивать этот предмет к себе. Я была столь увлечена процессом, что не обратила внимания на выражение лица моего нареченного. Не справившись с поставленной целью, и пренебрегая всеми правилами приличия, я полезла под стол, где к своему удивлению обнаружила жирные ляжки, обтянутые дорогим английским сукном, и сарделечные пальцы, споро расстегивающие ширинку. В полном обалдении я ударилась головой о столешницу, да так, что звякнула посуда, и в ресторане настала полная тишина. Тут-то я и увидела свою пропажу, потянув сумочку за ручку, пятясь назад и путаясь в скатерти, я вылезла из-под стола и застыла – Виталик, сидел, откинувшись на стуле, с лицом цвета разваренной свеклы, и шальными глазами, а вокруг замерла честная публика с презрительными минами. Это что такое? Неужели он подумал, что я… Он что, насмотрелся 'Американского пирога'?
– Я… мне… – пролепетала я, – в дамскую комнату…
С грохотом отодвинув стул, я рванула по проходу.
– Ты куда?! – проревел мне в след очнувшийся Виталик.
– В туалет! – взвизгнула я, терять мне больше было нечего, я протискивалась между столиками, ловя на себе разгоряченные взгляды мужчин, они шарили по моим бедрам в мини-юбке, и плавили тонкие чулочки.
– Ой, дура… ой, дура… – твердила я, пулей выскочив из вращающихся дверей, едва не сбив зазевавшегося швейцара. Центробежная сила, нежелание притормозить, и страх вновь увидеть 'арабского принца' вынесли меня на проезжую часть, где я чуть было не стала виновницей аварии. Чуть.
– Эй ты, овца! – грубый оклик привел меня в чувства, и я опомнилась…
Стоя на четвереньках, я демонстрировала желающим, а их оказалось немало, свое нижнее белье, и запазуху, ведь на нескромное декольте я тоже не поскупилась. Бедные мои коленки подумалось мне, очень долго я не смогу ходить в юбочке…
– Так и будешь стоять? – звучал надо мной насмешливый голос.
– А? – поинтересовалась я, и подумала, а что бы сама ответила на такой вопрос.
В любом случае, с проезжей части надо было убираться, и я начала подниматься с колен. Тут и обнаружилось, что мое падение это еще не последнее несчастье, приключившееся с заневестившейся журналисткой – каблук шикарной босоножки был сломан, окончательно и бесповоротно, то есть ремонту не подлежал. Я об этом думала отстраненно, примерно так, как показывают в мистических фильмах – душа, покинула тело и наблюдает за происходящим со стороны, вот так и меня поднимали с теплого еще после дневной жары асфальта, сажали в автомобиль, захлопывали дверцу, а я думала о сломанном каблуке.
– Куда едем, красотка? – спросил смешливый водитель, сворачивая на главную артерию нашего города. – В больничку?
– Зачем… Зачем в больничку? – пробормотало тело.
– Зачем, зачем… за печкой! Вот ноги все разбила, может сломано чего, иль сотрясение мозгов, типа.
– Мозгов? – я старалась привести мысли в порядок, для чего срочно телеграфировала душе, чтобы та возвращалась из астрала.
– А что, трясти нечем? – заржал весельчак.
– Головой я не ударялась, а коленки – ободраны всего лишь, – начала я оправдываться, вот тут и произошло воссоединение – я осознала, где и с кем нахожусь и твердо заявила. – Не надо в больничку… тьфу, в больницу не надо!
Я взглянула на моего нечаянного спасителя – симпатичное лицо, обаятельная улыбка, заразительный смех – по всей вероятности он об этом знал, и активно использовал в своих целях.
– Как зовут? – ослепительно улыбаясь, спросил он.
– Овца, – буркнула я, припомнив обиду.
– А меня Константин, – еще шире улыбнулся он, оценив мою самокритичность. – Будем знакомы?
– Будем, – кивнула я, и, наконец, выбросила в окно отломанный каблук.
– Скажи-ка, Долли, и за какие такие грехи тебя вышибли из ресторана? Работала на чужой территории?
Опа! Вон оно как выглядело… В своем желании очаровать 'арабского принца' я перегнула палку, костюмчик-то говорящий – крохотная юбка, и откровеннейшее декольте, не скрывающее нижнего белья алого цвета. Новый знакомый, ожидая моего ответа, с явным удовольствием заглядывал в него.
– По вызову работала, – соврала я, чтобы не разочаровать его. Честно говоря, я просто не знала, что сказать, не открывать же ему правды о провале моего расследования. Тут я задумалась, всегда считала себя смелой особой, не усложняющей жизнь моралью и принципами, а тут едва не стошнило от одной только мысли о сарделечных пальцах на моей коже.
– Понял, – напомнил о себе Константин, – что, не сложилось?
– В цене не сошлись, – легко врала я, войдя в роль.
– Ну и куда едем?
– Василькова, пятнадцать.
– Ух ты! А я в восемнадцатом живу. Соседи значит?
– Соседи… Да, только что-то я тебя не припомню.
– А я недавно переехал, с невестами еще познакомиться не успел.
Я выдала ему самую симпатичную улыбку из своего арсенала, не зря репетировала у зеркала со школьных лет, и сексуально-бархатным голоском спросила:
– Невесту присматриваешь?
– Да, – подтвердил Константин, – вот, к примеру, ты мне очень понравилась.
Я подернула плечиками, и, положив руку на подголовник его кресла, спросила:
– А это ничего, что у меня к спине матрас привязан?
– Как это? – вытаращил глаза шутник, и так резко тормознул, что я чуть не заработала обещанное им сотрясение мозгов.
– А вот так – Omnia mea mecum porto – орудие труда, так сказать, ношу с собой.
Смеялся он замечательно, от души, хлопая ладонью по джинсовому колену, и, глядя на него, я тоже захихикала, глупо так, по-девчоночьи.
– А ты веселая, – наконец сказал он, сворачивая в подворотню, – ну так согласна быть моей невестой?
– Стоп, стоп… ээ… так тебя нисколько не смущает то, чем я занимаюсь? – опешила я.
– Ну, как сказать… – он слегка замялся, и снова спрятался за свою шикарную улыбку.
– Так и скажи, – я посмотрела в его глаза, и увидела в них ложь, она промелькнула юркой тенью, и, спрятавшись в желто-зеленой роговице, стала невидимой. Врет. Зачем-то врет, решила я.
– Не смутит, но только под моим присмотром, а то всяк норовит девочку обидеть, – ответил Константин, положив ладонь на мою коленку.
Я дернулась от боли, коленки и без того саднили, и мой неожиданный жених совершенно по-детски стал на них дуть, искренне извиняясь.
– Ах, вот оно что… Хочешь быть моим сутенером? – съехидничала я.
– Ну, зачем же так сразу! Женихом, – по-моему, он даже слегка обиделся.
– Что ж я, по-твоему, разницы между тем и другим не знаю? – сказала я, проклиная этот невезучий день, Валерию Аркадьевну с Виталиком, и доброхота Костика. – Нашел дурочку, прощай!
– Эй, Долли, куда ты! – он протянул руку, чтобы задержать меня, но моя микроскопическая юбочка не оставила ему шанса.
Я оглушительно хлопнула дверью автомобиля, и, западая на одну ногу, гордо проковыляла перед его бампером, благо остановился он в соседнем дворе.
Всю-то ноченьку вертелась я, пристраивая удобней сбитые колени… нет, не боль мне спать мешала, а чувство невыполненного долга. Ну, как я появлюсь пред светлые очи шеф-редактора? Что скажу? Спросит меня отец родной:
– Ну что, Парамонова, утратила работоспособность, брезгливая стала?
– Да-да, – отвечу я, опустив глазоньки, которые раньше были бесстыжими.
Бред какой-то… Я, Парамонова Алла Геннадьевна, Журналистка Желтой Прессы – ЖЖП по-нашему, лучший специалист по жареному и паленому. Да будет так!
Я долго стояла перед дверью Валерии Аркадьевны, звонила уже трижды, но сводня не отзывалась. Стопроцентно я была уверена, что старуха дома, но без предупредительного телефонного звонка дверь открывать не собирается. Да ладно, я терпеливая – два продолжительных звонка, и с небольшим промежутком снова повтор. Еще и еще. За дверью послышались шаги, в выпуклом дверном глазке потемнела точка дневного света. Вот если бы не поскупилась на систему видеонаблюдения, то сидела бы сейчас в кресле, пила чай и посмеивалась над незваной клиенткой. Но Валерия была жадна, настолько, что пренебрегала техническими возможностями двадцать первого века, и работала по-старинке. Вот на этой всеобъемлющей жадности и огромном желании заработать, собиралась я разыграть свою карту.
– Кто там? – спросил старческий, казалось, на последнем издыхании, голос.
– Валерия Аркадьевна, это я, Алла, откройте, пожалуйста, – стреляного воробья на мякине не проведешь, немощь Валерии испарялась буквально за мгновения, я испытала почти шок, увидев такие преобразования в первое свое посещение.
– Я не знаю никакой Аллы, – вполне четко сказала сводня.
– А вы откройте, и вспомните, – налегала я. – Мы разговаривали вчера, и вы познакомили меня с Виталием.
Дверь открылась, но лишь на щелку, тяжелая дверная цепочка позволяла рассмотреть алчный глаз старухи и край розового велюрового халата.
– Никаких имен! – прошипела сводня. – Что надо?
Судя по высокому градусу ее недовольства, чувствовала она себя вполне бодро.
– Откройте, Валерия Аркадьевна, разговор есть.
Валерия открыла, я прошмыгнула в прихожую, но была остановлена властною рукою.
– Что надо? – снова спросила старуха.
– Все тоже, жениха выбрать.
– Нет, вы вышли из моего доверия, звонил Виталий, сказал, что вы сбежали из ресторана, не объяснив ему причин, – отказала мне Валерия
– Хм, Виталий решил свалить вину на меня? – я была готова и к этому. – Конечно, сказать, что его спалила благоверная стыдно! А мне что, оставалось ждать, когда она начнет бить посуду?
– Его жена? – как-то хитро переспросила сводня.
– Жена, не жена, может подруга бывшая, или настоящая, я не спрашивала, не до того было, – вывернулась я.
– Проходите, – смилостивилась старуха, и стала греметь замками, запирая дверь. Я прошла в уже знакомую мне гостиную. Хозяйка вернулась, села в свое любимое кресло, и внимательно посмотрела на меня. Как я пожалела о рассыпанном во вчерашней катастрофе бесстыдстве! Неожиданно молодые глаза Валерии Аркадьевны прощупывали меня насквозь, мне вспомнились старые военные картины, где вражеские прожекторы шарили по местности, отыскивая бесстрашных героев сопротивления. Чтобы сбить ее со следа, я стала разглядывать рюши на ее кокетливом розовом халатике, огромные помпоны на домашних туфлях, и пришла к выводу, что сводня принарядилась. К чему это она молодится, уж не нашла ли себе женишка? Как там, в пословице про кувшин… повадился кувшин по воду ходить, там ему и полным быть. Или нет, чем владею, то и имею. Ну и сводня… Я улыбнулась, и пропала вдруг моя неуверенность, я смело поглядела в глаза неприятеля.
– А теперь чем могу помочь? – спросила хитрюга. – Мы и в прошлый-то раз еле определились.
– А давайте снова каталог посмотрим, только в этот раз кавалеры, чур, с фотографиями! – предупредила я.
– Что, не понравился Виталий? – спросила она, как бы невзначай.
– Врать вам не хочу, не понравился, – врезала я правду-матку, – и не то чтобы его внешность, – заливалась я соловьем, – а его манеры, интеллект, я бы сказала… Даже хорошо, что его мадам нагрянула.
– Поехали, – стартанула я. – Возраст – неважен, статус – только не из военнослужащих, а также политиков, лучше интеллигент, творческая личность, не звезда, но на подъеме. Финансы – при деньгах, не эконом. Семейное положение – желательно не женат, или в последней стадии развода. Не люблю скандалы, видите ли.
– А кто их любит, – понимающе вздохнула сводня, быстро записывая за мной. – Ну, и…
– Сексуальные предпочтения – главное, чтоб не маньяк.
Валерия Аркадьевна призадумалась, перевернула пару страничек альбома, и впала в транс… Не жадничала бы на компьютер, намного было бы быстрее, – подумала я, но сводня вдруг очнулась и произнесла:
– Есть такой!
– Фото, сестра, фото! – воскликнула я.
Валерия явно не поняла юмора, и взглянула на меня с подозрением.
– Шутка такая, – повинилась я, давая ей понять, что очень заинтересована новым кандидатом в женихи.
Старуха открыла альбом – с его страницы на меня глядел худой, седовласый мужчина, с пронизывающим взглядом и тонкими губами. Зек, ни дать, ни взять.
Я чуть было не упала со стула. Нда… Я явно недооценила сводню, а по отношению к противнику это может быть смертельным.
– Беру, – почти прошептала я, вынимая две тысячи.
– Четыре, – также шепотом сказала Валерия Аркадьевна. – Мои услуги дорожают в арифметической прогрессии. Если придете в следующий раз, по прейскуранту будет шесть тысяч.
Вот это постановка вопроса! Амортизация каталога вещь, оказывается, не дешевая, придется раскручивать главного на аванс.
Мы встретились в городском парке, Клинт Иствуд пришел с положенным в таких случаях букетом цветов. Впрочем, положенным он считается только для мужчин возраста после пятидесяти, остальные запросто являются без цветов, или покупают их уже после знакомства и чаще всего у ресторанных цветочниц. Предпочитают вкладывать деньги в реальный объект, а не вслепую. Итак, герой, одетый по моде поэтов шестидесятых годов в синий блейзер и веселенькое кашне, пришел с цветами, что было приятно. Сейчас он меньше всего был похож на попавшего под амнистию, не было колючего взгляда, а тонкие губы подергивались рябью довольной улыбки. Претендент предложил мне пройтись по парку, и, положив ладонь на бостон его блейзера, я с интересом слушала его рассказ. Оказывается он поэт, да и с таким ФИО было бы мудрено стать прозаиком! Моего визави звали Сениным Сергеем Александровичем, что ко многому обязывало, хотя нехватка одной буквы давала небольшую скидку. Стихов его я не читала, в чем чистосердечно призналась, но покорно выслушала длинный список журналов и сборников, в которых были изданы вирши. После пары кругов по главной аллее парка, я уже начала сомневаться в том, что поэту нужна невеста, а не собеседник. Я заскучала, и даже сделала попытку подавить зевоту, вот тут и поступило предложение выпить чаю дома у корифея. Я согласилась.
Дома Сергей Александрович преобразился, во-первых заменил блейзер домашней курткой с атласным отложным воротником, во-вторых стал обращаться ко мне более фамильярно – его 'Аллуся' сначала вызвала во мне волну протеста, но я вовремя вспомнила зачем явилась в гости к стихотворцу, и приняла крещение с обаятельнейшей улыбкой. У поэта Сенина была шикарная квартира в историческом центре города, в доме, принадлежавшем еще советскому Союзу Писателей. В гостиной стояла антикварная мебель, и проживал невиданной красы элегантный рояль.
– С соавтором на досуге песенки пописываем, – сказал он, и назвал имя популярного композитора.
– Должно быть, платят хорошо, – сорвалось с моих губ.
Но Сенин принял эту фразу за обычное женское любопытство, вроде разведки о материальном достатке.
– Ах, это сущая ерунда, не приносит поэтического удовлетворения, и не вызывает творческого экстаза, – кокетничал он, картинно облокотясь на рояль, и проводя пальцами по лакированному боку, – так сказать, на потребу дня – бла, бла, бла, давай бабла – широкую публику ведь только это и интересует. И еще секс.
Произнося обычные вроде бы слова 'удовлетворение', 'экстаз', и 'секс', поэт Сенин устремлял на меня пылающий взор, и довольно двусмысленно оглаживал рояль. Почему я ждала чего-то подобного? Да потому что была уверена, что за вывеской тайного брачного агентства Валерии Аркадьевны процветает обычная меновая торговля: деньги – секс, а за лоском и утонченностью Сенина должен скрываться какой-то неприглядный грешок!
– Аллуся, я угощу тебя ликером, друзья привезли мне из Южной Африки, чудесный вкус!
Сергей Александрович перестал полировать рояль и, схватив мою ладонь, потянул меня в спальню. Сценарий сегодняшнего вечера стал напоминать многие другие, а ведь началось все с невинной прогулки по парку.
В спальне был полумрак, в открытое окно были видны огни соседнего корпуса. Здесь Сенин изменился снова, пропало кокетство, и лицо его стало похоже на фотографию из альбома сводни. Стихотворец задернул шторы, и стало совсем темно. Он открыл дверцу освещенного бара – хрустальные графинчики и граненые бутылки тотчас засияли, многократно отражаясь на зеркальных стенках. Я огляделась, на широкой, на вид вполне супружеской кровати лежал цветной бумажный пакет с поздравительной надписью 'С Новым Годом!'. Я пожалела, что не написано с каким, но была уверена – то, что находится там, используется не первый раз. Сенин заметил мой интерес, и, разливая золотистого цвета жидкость по рюмкам, сказал:
– Я люблю игры. Совершенно невинные игры, не притронусь к тебе и пальцем, всего лишь нужно переодеться.
Я подошла к кровати, взяла пакет и вытряхнула содержимое на покрывало. Ах, ну да, где-то так и представляла себе… Короткая юбка-шотландка, запах делает ее практически всеразмерной и белые гольфы. Так вот кто вы, поэт Сенин – старый фавн, любитель молоденьких нимф…
– Я вуайер, подсматривающий… как будет угодно. Мне нужно только смотреть, я абсолютно безвреден.
Он вытащил из шкафа узел каких-то веревок и стал пристраивать непонятную конструкцию на крючки замысловатой формы, в проеме двери, соединяющей гостиную и спальню. Я наблюдала за ним, он быстро справился с узлом, и тот превратился в качели, настоящие плетеные качели.
– Сначала выпьем, – скомандовал он.
Сунул мне в руку рюмку, звякнул об ее край своей, и быстро отправил содержимое в рот.
– Давай, переодевайся, – сказал он нетерпеливо.
С одной стороны в 'невинных' играх Сенина я могла бы приобрести дополнительную информацию и даже некий опыт, но мне не нравился маниакальный блеск в его глазах. Все-таки первое впечатление верно, не зек, конечно, но отдаляет его от криминала тонкая грань, а вот сможет ли он на ней удержаться, тут я уверена не была. Да, я испугалась. Кто бы не испугался?
– Нет, – твердо сказала я. – Я не давала согласия.
Поставила рюмку на столешницу бара, и чуть не запутавшись в качелях, выскочила в гостиную. Послышался звон разбитого стекла, и у входной двери меня догнал взволнованный поэт.
– Аллуся! Что я сделал не так? Лера сказала, что ты согласна!
Ах, вот оно что, сводня подсунула меня Клинту Иствуду, забыв предупредить о его шалостях… А впрочем, я сама сказала – главное, чтоб не маньяк. А вот не маньяк ли…
– Прощайте, Сергей Александрович!
Я понуро брела по бульвару, в окнах дома бывшего советского Союза писателей один за другим загорались огни хрустальных люстр.
– Эгей, Долли, вот так встреча!
Мамочка, да ведь это мой знакомец! Каков шанс встретиться дважды в огромном городе, у дома, где ты была впервые, даже если вы почти соседи? Никакого. Я удивилась, но рада ему не была.
– С работы что ли? – распахнув дверь автомобиля, и перегородив мне путь, спросил Константин.
– Да пошел ты, – буркнула я, мое настроение располагало к раздумьям в одиночестве, а не к выслушиванию игривых шуток красавца-серцееда. Похоже, он догадался об этом и сменил тон:
– Случилось чего?
Я посмотрела на него – ну что тебе надо от меня, отстань… Его взгляд навстречу, желто-зеленый, нереальный какой-то, кошачий, любопытный.
– Давай, садись, – настаивал он, похлопывая по твидовому сиденью.
– Отстань, – снова огрызнулась я, – вот пиявка!
– Ты как с женихом разговариваешь? – сдвинул брови Константин, а в углах губ дрогнули смешливые морщинки.
– Да, какой ты жених… – ответила я, немного смягчаясь, все-таки симпатичная у него усмешка. – У тебя невест, как говорила моя прабабушка – майор запаса, до Берлина в три ряда. Выходит, ты – общественник.
Мне безумно захотелось мороженого, чтобы в вафельном рожке, и с клубничным джемом, а сверху крошка шоколадная…
– Поедем, чего ж не поехать, я волны морские люблю, – продекламировала я.
– Чего? – вытаращил глаза герой-любовник.
– Из песни это, – пояснила я, садясь в машину, – 'Поедем, красотка, кататься'.
– Ааа… Чудная ты, Долли, вроде простая, а как скажешь чего, – сказал он, выезжая на проспект, а я оглянулась – в заднем стекле отражались огни бульвара и дома, где старый поэт сочинял стихи о белых гольфах, аккомпанируя себе на породистом рояле.
По дороге Константин купил обещанное мороженое, и я, надкусывая холодную сливочную шапку, таяла под нежным взглядом.
– Посидим где-нибудь, а? Куда ты хочешь? – спросил он, внимательно наблюдая, как я слизывала стекающий клубничный ручеек со своих пальцев.
– В Барилоче, – брякнула я из вредности.
– Это клуб? – оживился он. – Что-то я о нем не слышал… А где находится?
– В девяноста двух километрах от Буэнос-Айреса, – не жадничая, делилась я своим выбором. – Местечко такое есть, курортное.
– Шутишь все, – вздохнул местный Казанова, – а я ведь серьезно.
– Ты спросил – я ответила, – сказала я, и добавила. – А Барилоче это моя мечта…
Константин не ожидал такой мечты у девушки, вроде меня – вместо того, чтобы грезить о нем, оказывается можно мечтать о каких-то неведомо-далеких географических объектах!
– Не оригинально, – обиженно фыркнул он, – у Остапа Бендера была такая.
– У него было Рио-де-Жанейро, балбес! – оценила я его начитанность.
Он вздохнул снова, будто смиряясь с моею строптивостью, и довольно миролюбиво спросил:
– Ну, и что там, в Барилоче? Пляжи, и все в белых штанах?
Я мечтательно закрыла глаза, представляя Барилоче – аргентинскую Швейцарию, в Патагонии – мечте всех книжных детей капитана Гранта, на берегу озера с восхитительным названием Науэль-Уапи…
– Там в горах, под солнцем, ослепительный снег, а в низинах, в лесах, свинушки, и их, представь, никто не собирает! Они никому там не нужны…