"Манчары" - читать интересную книгу автора (Данилов Софрон Петрович)

Как концы рогульки

— А-а! Ы-ы-у-у!.. Ыы…

Манчары, разбивавший стоявшие в амбаре сундуки и выбрасывавший из них содержимое, сразу насторожился.

— А-а, ай!.. Ай-у-у!..

Из дому опять донёсся не то плач, не то крик. Ребёнок, что ли? У Манчары дыбом встали волосы на голове. Отшвырнув в сторону гарусную шубу на лисьем меху, он бросился в дом.

Когда он вбежал в дом, его друг Амоча — мужчина лет тридцати с лишним, среднего роста, с худощавым лицом, с заострённым подбородком, с выражением какой-то недоброй иронии в раскосых глазах — сидел на корточках возле левой нары и шарил под ней руками. Стоило ему сунуть руку поглубже, как оттуда слышались плач и крик ребёнка. И тогда Амоча, громко хохоча, совал свою руку ещё дальше. Наконец он нащупал там мальчонку лет пяти-шести, который изо всех сил старался удержаться за половицу и за ножки скамейки.

— Ха-ха-ха! — Амоча алчно расхохотался и стал безобразно вертеть своими раскосыми глазами, чтобы напугать малыша. — Наконец-то попался хороший кусочек! Осталось только насадить на вертел, поджарить на огне и съесть.

— Не пугай ребёнка! — крикнул Манчары прямо с порога. — Отпусти его!

Ребёнок, напуганный до того, что потерял дар речи, услышав голос заступника, разразился ещё более громким плачем.

— Ха-ха! Разве он ещё и бояться умеет, этот кусочек для поджарки? Плачет он или смеётся? Ах, как приятно послушать! — Не обращая внимания на слова Манчары, Амоча поднял малыша за ножки вниз головой. — Смотри-ка, он ещё трепыхается, как рыбёшка, старается выскользнуть из моих рук.

— Отпусти, говорю! — Манчары подскочил и вырвал ребёнка из рук Амочи.

Обессиленный мальчонка обхватил шею Манчары ручками, уткнулся ему в подбородок и затих.

— Смотрите-ка какой сердобольный! Дурень!.. А они разве жалеют нас? Дай сюда этого гадёныша! Я размозжу его голову о столб! — Амоча протянул руки и шагнул навстречу Манчары. — Дай!

— Не трогай!

Ребёнок снова заплакал.

— Дай, говорю!

Но, увидев покрасневшее от злости лицо и раздувшиеся ноздри Манчары, Амоча остановился. Ещё ни разу он не видел, чтобы его спутник был так сильно разгневан. Подумаешь, нашёл из-за чего сердиться! Ребёнок, говорит, испугался. Великое дело! Ну и пускай пугается, пускай! Пусть даже подохнет — жалеть нечего. Амоча схватил чумашек со сметаной, сунул его под мышку и вышел во двор. Оставив дверь настежь, он выругался про себя:

— Дур-рак!

Манчары с Амочей ехали по дремучей тайге. Вёрстах в двадцати от этих мест стоял шалаш, где они жили. Нужно было добраться туда.

Немюгинский бедняк Амоча известен в Якутии уже несколько лет. Ходили слухи, что повсюду, особенно в родном Западнокангаласском улусе, он грабил богачей, за что несколько раз был наказан розгами, побывал и в тюрьме. В рассказах о приключениях Амочи всегда подчёркивалось, что он не различал богатых и бедных, нападал на любого, кто попадался на его пути, совершал убийства. Страшным разбойником называли люди Амочу.

Манчары не очень верил этим рассказам — ведь и его тоже называли разбойником. К тому же он знал, что рассказы бывают вымышленные, а сказки всегда с преувеличением. Повстречались они с месяц назад. В первое время Манчары обрадовался, что встретил достойного и равного себе товарища. И вот оно как получается… Амоча действительно храбрый человек. Ловкий и предприимчивый малый. Но, несмотря на это, неприязнь Манчары к нему усиливается с каждым днём. Ему всё больше не нравятся его дерзость и наглость, бесшабашные слова и словечки, его ужимки, жесты и движения. Манчары иногда даже удивлялся, почему это Амоча мучается и страдает, когда его преследуют? Чего ради он ступил на путь разбоя? Неужели только для того, чтобы несколько дней сытно поесть? Или ради мести?

Амоча, сидя верхом на коне, опрокинул в рот чуман со сметаной. Загустелая сметана медленно поползла по губам и текла на грудь, на живот. Амоча поперхнулся, закашлялся и тотчас же отшвырнул в сторону чуман.

— Вот сатана. Она, оказывается, слишком густая! В рот почти ничего не попало. Да и жажду не может утолить. Очень хочется пить. Хорошо бы найти чего-нибудь напиться. Манчары, а ведь там, в аласе, были косари! Давай-ка завернём к ним.

И Амоча, не дожидаясь, что скажет его спутник, круто повернул коня в сторону аласа.

В южной стороне аласа вился дымок. Они и направились туда. Там, между двумя, огромными лиственницами, темнел односкатный шалаш. Косари — отец с сыном — кипятили к обеду чай.

— Какие у вас новости, гости? — спросил пожилой косарь незнакомцев, которые ему показались какими-то странными людьми.

— Разве мы прибыли осчастливить тебя своими новостями? — грубо ответил ему Амоча. — Лучше дай-ка нам ымдаана — напитка из кислого молока.

— Сынок, принеси-ка ымдаана скорее из ямы, — распорядился косарь.

— У нас нет новостей, дружище, — тихо сказал Манчары, стараясь смягчить бесцеремонность и грубость своего попутчика. — Вот, может, вы нам что-нибудь расскажете?

— У меня… тоже… нет новостей, — заикаясь, ответил косарь, видя, что у Амочи, жадно глотающего из чумана принесённый мальчиком напиток, грудь и живот залиты сметаной и лоснятся на свету. — Вы куда это едете… господа?..

— Куда бы мы ни ехали, до этого тебе дела нет! — вспылил Амоча. — Мальчик, где ваша яма?

— Конечно, дела нет… Я просто спросил… — пробормотал косарь. — Так, к слову.

— Мы были здесь неподалёку, в вашем улусе, — спокойно отвечал Манчары.

— Отец!!! — послышался истошный крик мальчика, Манчары с косарём бросились за шалаш.

— Сукин сын! Ещё кричит! — Амоча держал под мышкой туесок с маслом и несколько лепёшек. — Твой отец вот что сделает! — И он показал фигу. — Попробуйте-ка сопротивляться! Я вам задам перцу…

Мальчишка встал с земли, где он лежал у пня, за ямой. По краям губ текла кровь.

— Отец!..

— О, пожалейте нас!.. — упал косарь на колени перед Амочей. — Ведь это наша провизия на пять дней. Как мы без харчей будем убирать сено? Если не накосим, наш хозяин съест нас. Пожалейте…

— Ха-ха! Пожалей, говоришь! Во всём мире никто не жалеет никого! Запомни это!

Манчары подошёл сзади и развернул Амочу за плечо:

— Положи! Положи обратно!

Тот зло сощурил свои раскосые глаза:

— Опять твоё сердце разжалобилось, что ли? Не дурачься! Если мы это донесём до нашего табора, то ты первым будешь толкать себе в рот!

— Видишь, кого ты грабишь, собака! Разве это не байский батрак? Что у него есть, кроме этих нескольких ложек масла и лепёшек? Хочешь заставить его плакать кровавыми слёзами? — Манчары схватил Амочу за грудь. — Сейчас же отнеси всё обратно!

— Прочь отсюда! Убери руку!

Амоча толкнул Манчары кулаком в грудь.

Манчары рванул Амочу к себе, стукнулся спиной о дерево и, размахнувшись, ударил его в выступающий вперёд подбородок.

Амоча плюхнулся в заросли шиповника. Туесок и лепёшки разлетелись в разные стороны.

Манчары схватил косаря, всё ещё продолжавшего стоять на коленях, за плечи и приказал:

— Вставай!

Амоча медленно выбрался из зарослей шиповника, схватил лежавший около него толстый сук и шагнул было вперёд с намерением вступить в драку, но остановился. Скорее всего, струсил, видя, что косарь и Манчары стоят рядом, плечом к плечу. Амоча злобно отшвырнул в сторону сук и поковылял к своему коню.

Обратно они ехали молча, не проронив ни одного слова.

К своему табору приехали уже вечером.

Никто из них не стал разжигать костра.

Амоча курил, сидя на чурке и положив ногу на ногу. Манчары осматривал и проверял ремни и пряжки подпруг.

— Сердобольный друг мой, ну, а где же твои огонь и варево? — насмешливо спросил Амоча. — Ведь ты же проявляешь жалость ко всякой твари на земле! Пожалей и меня. От голоду я усох наполовину.

Манчары даже не обернулся на его слова. Продолжал проверять сбрую.

— Варнак Манчары, слышишь ли ты? Я ведь с тобой разговариваю! — рассерженный Амоча вскочил с чурки.

А Манчары не вспылил и не всполошился, подёргал рукой седло, ещё туже подтянул подпруги. И только после этого повернулся к Амоче:

— Мне тоже хочется поговорить с тобой.

— А ну-ка! Ты, мил человек, наверно, хочешь заставить меня развести огонь, приготовить еду?

Манчары шагнул прямо к нему:

— Скажи-ка мне, Амоча, чего ради ты разбойничаешь?

— Ха-ха! Вот ещё вопрос! Если ты этого не знаешь, то о чём же ты думал до сего времени, слюнтяй? — Амоча захохотал. Потом резко и угрожающе подступил к Манчары: — Чтобы есть-пить, одеваться, дур-рак! Есть-пить! Одеваться!

— Есть-пить… Одеваться… — повторил Манчары, словно хотел запомнить. — Разве только из-за этого? Неужели только из-за этого тебе приходится переносить наказания розгами, тюрьмы, трудности и мучения, подвергаться постоянным преследованиям?

— Конечно, из-за этого. Разве сытно питаться и хорошо одеваться — это пустяковое дело? Пока гуляешь на воле, надо повеселиться, порезвиться, поесть и попить до отвала. Такова моя цель.

— А что ты любишь и жалеешь в этом солнечном мире? И что ты ненавидишь? — спросил его Манчары.

— Ничего не люблю! Ничего не жалею! Ненавижу всё на свете! Жалостливых и сердобольных тоже ненавижу. Если бы имел возможность, то и их опрокинул бы навзничь, наступил и слушал бы их последние крики.

Манчары подошёл к месту, где разводили костёр, выдернул опорную рогульку стяга, на котором вчера висел котелок с варевом, взял рогульку за один конец, а второй протянул Амоче:

— Оказывается, мы с тобой люди совсем разные. И по ошибке оказались вместе. С этого момента давай расстанемся навсегда, как концы этой рогульки!

— Чего-чего ты болтаешь? — удивился Амоча. — Разве ты, как и я, не разбойник? Или считаешь, что, пожалев одного какого-нибудь ползуна, одного какого-нибудь хамначчита, выйдешь сухим из воды? Едва ли! Дурак! И не надейся даже! Все тебя называют варнаком Манчары, разбойником Манчары. И всегда, даже после смерти, будут так называть.

— Врёшь! Я ещё ни разу ни одного батрака, ни одного бедняка, ни одного кумалана-бездомника не заставил плакать кровавыми слёзами! И, даже умирая с голоду, не буду ничего отбирать у обездоленного, у неимущего. Пойми это! — Суровым приказным тоном Манчары крикнул: — Тяни! С сегодняшнего дня твой грех — твой, мой грех — мой!

Амоча молча отломал один конец тальниковой рогульки и швырнул его в сторону.

Манчары бросил ему кульки из кожи, которые они сегодня отняли у богача:

— Возьми всё это себе!

Амоча забрал кожу и затолкал её в свои перемётные сумы, прикрепил к седлу.

Манчары ловко вскочил на коня:

— Заранее предупреждаю: поперёк дороги мне не попадайся!

Амоча тоже сел на коня:

— И ты мне не попадайся. Попадёшься — не пощажу!

И оба поскакали в разные стороны.

Манчары поехал на восток, туда, откуда утром взойдёт солнце; Амоча — на запад, туда, где начало алеть небо перед закатом солнца.