"Тьма на ладони" - читать интересную книгу автора (Фудзивара Иори)5Когда я вернулся в рекламный, Охары еще не было. На доске приходов и уходов стояла пометка «вышла». Меня снова пробил озноб. Кажется, поднималась температура. Я достал из кармана визитку. Профессор университета Эдо… Никогда не разбирался в этих больших ученых. Да, я был первым, кого наняли с улицы на должность завсекцией. Так сказал Исидзаки. Будь у меня чуть больше наглости, я бы добавил, что я – единственный, кто и университета-то не закончил. Об этом не знал даже Какисима. И если уж разносить в пух и прах систему нашего менеджмента – лучшей подначки, чем двадцать лет моей службы в компании, для этого не найти. Я положил на стол листок с картой, которую нарисовал Исидзаки, и раскрыл ноутбук. Зашел в интернет через своего частного провайдера. Залез в поиск. Уж не знаю, сколько всего имен в сети, но хоть один Ёсиюки Ёда наверняка найдется. Первым делом я решил заглянуть в его статьи. Раскрыл было одну, но тут меня окликнули: – Хориэ! Я поднял голову. Передо мной стоял Санада. Сам подошел к моему столу – так, чтобы я не услышал. Вид у него был еще более кислый, чем прежде. – Куда это вдруг Охара убежала? – спросил он как ни в чем не бывало. – Ты ей что-то поручал? – Да. Попросил ее взять напрокат несколько видеокамер. – Это еще зачем? – Будем монтировать пробник сценария. – Пробник? В этот момент в дверях появилась Охара. Гораздо раньше, чем я ожидал. Ее желтый пиджачок весь измялся от видеокамер, свисавших с плеч. Она подошла к моему столу и, не удостоив Санаду взглядом, бодро отрапортовала: – Готово, шеф! Всё, как вы просили. – Быстро ты обернулась! – Кто ищет – тот найдет! Возле метро сразу два проката. Подобрали мне все, что нужно. Такие удобные времена настали, сама удивляюсь! – Только теперь поняла? Век живи… – Погодите, – вмешался Санада. – Какого черта заниматься сценарием прямо сейчас? И зачем вам для этого целых четыре камеры? Я состроил недовольную мину. – Оба владельца прав на портрет в нашем деле ничего не смыслят, – начал я объяснять ему, как ребенку. – Пусть даже профессор Ёда и торчит в телевизоре с утра до вечера. Как ни рассказывай им на словах, они все равно не смогут понять, о чем речь, пока мы не покажем сам ролик. Куда легче будет получить их согласие, показав хотя бы пробник сценария. Материал для этого уже есть. Сейчас переделаем его в цифру и покажем обоим на компьютере. Рекламный текст пока вставим вручную. И тогда они поймут, как это будет выглядеть в телевизоре. Санада на секунду задумался, но тут же снова ринулся в бой: – Хорошо. Кому вы поручите пробник? – Я сам его сделаю. – Ты умеешь монтировать? – Да уж как-нибудь, – ответил я и повернулся к Охаре. – У тебя в компьютере есть форма контракта на передачу прав? – Предварительная или официальная? – Предварительная. Оставь пустые места и распечатай, я потом от руки заполню. – Погодите! – снова встрял Санада. – Контракт я заполню сам. Нужно будет на месте обсудить его сроки и сумму вознаграждения. Я милостиво согласился: – Ну хорошо, это доверим вам. Больше времени на монтаж останется. – И когда ты закончишь? Я посмотрел на часы. Одиннадцать. Похоже, от обеда придется отказаться. – Думаю, часика за три. – Ну, тогда ближе к вечеру я попробую выйти на профессора Ёду. Назначу встречу на сегодня, самое позднее – на завтра… Я не удержался и тяжело вздохнул. Похоже, Санада ни за что не хотел выпускать вожжи из рук. Опять эта проклятая борьба кланов. Насколько я помню, Санаду назначили начальником сразу после того, как Исидзаки стал президентом… – Хорошо, – кивнул я. – Лишь бы он не был занят. Только звоните ему не раньше, чем я закончу. – Ладно, – кивнул он и взял с моего стола визитку и карту. – Эй, Охара! Сделай-ка для меня копии… Охара надула губки и вопросительно посмотрела на меня. Я молча кивнул. Едва заметно покачав головой, она отправилась выполнять поручение. Завладев ксерокопиями, Санада продолжил командовать: – Ну что ж, займись делом. А с Ёдой я потом сам договорюсь. Еще за матерью малыша, этой Саэки, придется побегать с утра… Попробую вычислить ее телефон по справочной. Не найдут – пойду прямо по адресу. – Я сообщу, когда закончу, – напомнил я лишний раз. – Прошу вас, до тех пор никуда не звоните. – Да понял, понял… Когда Санада отошел, Охара скривила рот: – Чего это он? То помощи не дождешься, а то в каждой бочке затычка. – Горит на работе… Похвальное трудолюбие, ты не находишь? В общем, я запираюсь в переговорной. А твое задание на этом кончается, спасибо. – А разве с монтажом помогать не нужно? Не знаю, конечно, что там за сценарий… – Ничего не нужно. Если честно, я понятия не имею, как пленку в цифру перегонять… Да и того, что ты принесла, все равно для монтажа недостаточно. От удивления она раскрыла рот. Слишком глупое выражение для такого симпатичного личика. – Но зачем же вы их заказывали? – Так… Выяснить кое-что. Оставив ее стоять столбом, я направился в переговорную. Запирая дверь изнутри, ощутил прилив слабости. Похоже, и правда жар. Закончу – пойду в медпункт, решил я и вставил кассету в камеру. Час спустя я снял трубку телефона и набрал номер. – Приемная президента, – сказали в трубке. Если уж рассуждать о сокращении штатов, то голос Нисимуры мог бы заменить любой робот. Без малейшего ущерба для производственных показателей. – Это Хориэ из рекламного, – сказал я. – Господина президента, пожалуйста. Пока меня соединяли, заболела голова. Знобило уже сильнее. – Исидзаки слушает, – услышал я наконец. И без приветствий рубанул напрямую: – При выполнении вашего задания возник форс-мажор. Поэтому я решил доложить вам лично. – Форс-мажор? Что именно? – Если ролик с этим видео выпустить в эфир, возникнут проблемы не только с «Антиком». Это может привести к развалу компании в целом. Вероятность почти сто процентов. Голос Исидзаки вдруг понизился до полушепота: – Немедленно поднимайся ко мне. Один. Место его секретарши пустовало. Я постучал. – Входи, – послышалось из-за двери. Как и в прошлый раз, Исидзаки сидел на диване и спокойно смотрел на меня. Я выразительно покосился на охранную камеру под потолком. – А что… Госпожа Нисимура уже ушла? – Отослал ее по делам. Придет через час, не раньше. Успеем поговорить. Он указал на диван, и я присел рядом. – Ну, что у тебя там за конец света? Рассказывай по порядку. Я полез в карман и вытащил три кассеты. Одна из них – та, что оставил мне он. Я покосился на стол. Камера так и стояла там, не тронутая с моего прошлого визита. – Могу я воспользоваться вашей камерой? Он кивнул. Я встал, подошел к столу и взял в руки видеокамеру. Несколько царапин на корпусе говорили о ее почтенном возрасте. – Я смотрю, эта «Айва» многое повидала. Давно купили? – Года три назад, наверное. Эта у меня уже вторая. Только купил, как тут же цифровые появились! Сейчас, конечно, такими уже никто не снимает. Ну а мне она уже как родная… – Первые цифровые видеокамеры появились в продаже в сентябре девяносто пятого. Два с половиной года назад. А цифровая «Айва» появилась еще через полгода. Я только что проверил по интернету. – И что ты хочешь сказать? – Сегодня вы ни в каком магазине аналоговой видеокамеры уже не найдете. Их производство, похоже, вообще прекращено. Однако такими камерами, как у вас, еще пользуется для домашней съемки довольно много народу. Примерно половина любителей еще снимает на пленку. Нынешний, девяносто восьмой год, наверно, войдет в историю как переходный… – И что из этого? – Эту запись вы делали на чистой пленке? – На чистой? В смысле – на новой? Да, конечно. Я никогда не пишу поверх записанного. – Понятно, – кивнул я. – Тогда позвольте вам кое-что показать… После того как вы показали мне эту запись, во мне тоже проснулся видеолюбитель. И я решил снять кое-что сам. Такой же камерой, как у вас, на такую же пленку. И просмотрел на таком же телевизоре. Слегка удивившись, Исидзаки кивнул. Я зарядил в его камеру шестидесятиминутную «Pure Eight» и нажал на «пуск». По экрану побежала картинка. Пейзаж, который я только что снял из окна переговорной. Силуэты небоскребов в дымке дождя. Ливень, затапливающий сердце огромного города. Водяное облако окутало Синдзюку. Один из центральных столпов японской экономики грустно уходил под воду. Настоящий портрет сегодняшнего дня. С минуту мы глядели на это, не говоря ни слова. Я нажал на «стоп» и перемотал пленку. – Хм-м, – иронично улыбнулся Исидзаки. – Несколько монотонно. Скажем так, до шедевра еще далеко. – Совершенно согласен. А теперь посмотрим то же самое, снятое в цифре. Я взял цифровую камеру, вставил в нее кассету. Переключил шнур и нажал на «пуск». Все тот же дождь. Над тем же городом, в той же печали. Никакого звука в динамиках. Запись бесшумная, как и сам этот ливень. Когда я нажал на «стоп», Исидзаки терпеливо улыбнулся: – Я смотрю, ты любишь разглядывать большие дома под дождем… Я покачал головой: – Да нет, не сказал бы. – Зачем же ты мне это показываешь? – А вы ничего не заметили? – Заметил. Действительно, цифровая запись и резче, и как-то… свежее, что ли. Пожалуй, мне стоило перейти на цифру пораньше. Давно об этом подумывал. – Если бы вы перешли пораньше, вы бы заметили еще одно отличие. – Еще одно? Я кивнул: – Да. И довольно заметное. Оно длится всего одну секунду. Но у цифры и у аналога эта секунда проходит совершенно по-разному. Я снова подключил к монитору камеру Исидзаки. Вставил пленку, нажал на «пуск» – и тут же остановил. Пейзаж на экране застыл. Нити дождя превратились в сплошные линии. – Замечаете? Исидзаки покачал головой. Я опять поменял камеру и проделал ту же операцию. – Ах, вот ты о чем… – проворчал Исидзаки на этот раз. – Именно, – кивнул я. – В случае с пленкой за мгновенье до старта появляется белая рябь, нечто вроде песчаной бури. Как в телевизоре среди ночи, когда уже ничего не показывают. Эта рябь длится совсем недолго – две или три десятых секунды. Образуется она в тот самый момент, когда пленка прижимается к линзе. В случае же с цифрой свет распознается в пикселях, и никакой ряби не возникает. У аналога этот момент настолько короткий, что обычные потребители его просто не замечают. Даже среди операторов, выполняющих рутинную съемку, мало кто задумывается об этом. И лишь те, кто на монтаже собаку съел, знают, в чем дело. Исидзаки смотрел на меня и молчал. Я продолжил: – Между тем у отснятого вами изображения эта «белая рябь» отсутствует. Только что вы сами это увидели. Показать еще раз? Ничего не ответив, он покачал головой. И тогда я закончил: – В таком случае подводим итоги. Это видео было снято цифровой камерой, а потом переписано на пленку. Иначе говоря – изображение смонтировано на компьютере. Компьютерная графика – вот что это такое. Исидзаки глубоко вздохнул. Из его голоса исчезла уверенность: – Здорово ты все подмечаешь… – Я же говорил вам утром. Когда я вернулся в рекламу, перемены в этом бизнесе были слишком разительны. Пришлось кое-чему подучиться. В том числе и цифровым технологиям. – Хорошо же ты «подучился», если такие мелочи замечаешь. Я об этом даже не подозревал… – Честно говоря, эти мелочи я заметил тоже не случайно. Дело в том, что на этой записи слишком реальная картинка. Скорость компьютерного изображения – тридцать кадров в секунду. И хотя в обычных сценах разницу между цифрой и пленкой не заметит даже профессионал, в таких кадрах, как полет человека в воздухе, резкая смена действия и прочие редкие события, эта разница все же видна. Если честно, я сперва тоже засомневался. Может, ничего бы и не сказал вам, если бы не эта визитка. – Визитка? – Так точно. Вы сказали, что обменялись с профессором Ёдой визитками. Но позвольте – кто же носит с собой визитные карточки на прогулке вокруг дома или бегая по утрам? Не говоря уж о том, что господин Ёда был в спортивном костюме. Даже на экране видно – никаких карманов у него не было. Я дважды это проверил. И тем не менее визитка, которую вы мне дали, – абсолютно чистая, без единой помятости или складочки… Исидзаки молча смотрел на меня. Абсолютно бесстрастно. Делать было нечего, и я снова заговорил: – Разумеется, смонтировать запись так, чтобы сымитировать в цифре эту аналоговую рябь, совсем несложно. Но в вашем случае этим занимался специалист молодой, которого сразу обучали только цифровым технологиям. О слабостях аналоговой записи он был просто не в курсе. Логично? Взгляд Исидзаки устремился куда-то поверх меня. В кабинете не осталось ничего, кроме густой тишины, которая наконец разрешилась очередным глубоким вздохом. При этом лицо его изменилось. Он едва заметно улыбался. С каким-то странным облегчением. По крайней мере, мне так показалось. – Да, – сказал он, – теперь я могу собой гордиться. – В каком смысле? – Я все-таки неплохо разбираюсь в людях. Человек, которого я нанял на работу двадцать лет назад, оказался гением. – Кем? Улыбка на его лице стала шире. Уголки губ чуть задрожали, расползаясь в стороны. Насмотревшись на эти метаморфозы, я спросил: – Итак. Что вы будете делать? Компьютерная графика – революционный метод обработки изображения. В наши дни без нее не выживут ни кино, ни реклама. Вы же предлагаете рекламу наших напитков на основе подделки. Реклама на основе этого видео – один из вариантов технического мошенничества. Если его разоблачат, пострадает не только рекламируемый продукт. Встанет вопрос о доверии ко всей компании в целом. А однажды подорванное доверие восстановить практически невозможно. Иначе говоря, такой ролик ставит под угрозу выживание «Напитков Тайкэй». Улыбка не исчезла с его губ, когда он спросил: – А если бы я предложил тебе поучаствовать в таком мошенничестве? – Я бы отказался. А если бы вы стали выкручивать мне руки – сообщил бы об этом всем своим знакомым на телевидении. – Толково, – ответил он спокойно. – Тогда мы немедленно останавливаем производство этого ролика. – Хорошо. В таком случае прошу вас лично сообщить об этом господину Санаде. – Нет проблем… Я глубоко вздохнул. И только тут заметил, что стою столбом посреди кабинета. Меня снова мутило. – На этом, если позволите, я откланяюсь. – Погоди. – Что-то еще? Исидзаки посмотрел на меня с подозрением: – А почему ты ничего не спрашиваешь? Ты собирался изготавливать рекламу под моим началом. Неужели ты ничего не хотел спросить? Или у тебя не было никаких сомнений? – Я – человек, который через две недели отсюда исчезнет. Ваш приказ об отмене ролика я воспринимаю как сигнал о том, что весь наш разговор уходит в прошлое. А копаться в прошлом не в моих интересах. Оставив на столе лишь его кассету, я собрал остальные пленки. Он молча следил за мной. Я сложил вещи в кофр и повернулся к выходу. В нависшей паузе он тихо сказал: – Ну что ж… Спасибо тебе за все. Я посмотрел ему прямо в глаза. Сегодня я уже слышал эти слова. Накануне моего увольнения он благодарил меня во второй раз. И говорил при этом не как президент, но как усталый старик. Словно душа его уже готова отмучиться. Я вспомнил его голос сегодня утром: «Эти кадры – мой стыд». Может, он имел в виду совсем не то, что мне показалось? В торжественном спокойствии его лица я вдруг прочел глубокую скорбь. По крайней мере, мне так почудилось. Молча поклонившись, я вышел. И отправился в медпункт. |
||
|