"Выжжено" - читать интересную книгу автора (Эшбах Андреас)

Глава 9

Наступил сентябрь. Стало заметно, что жаркое время года прошло; листва на деревьях начала желтеть. По утрам машина Маркуса блестела от росы. Работы по созданию немецкой версии практически завершились; профессор Шильдкнехт из Цюриха, который консультировал его по швейцарскому налоговому и банковскому праву, был доволен, а профессор Мюллер из Кёльнского университета даже похвалил его работу.

Между тем всё это для Маркуса почти безвозвратно отошло в прошлое. В ближайшее время, в соответствии с договорённостью, он перейдёт в технический сервис, а поскольку ему, если не считать последних исправлений в обучающих инструкциях, почти нечего было делать, он постепенно начал вникать в инсталляцию системы и уже освоился со многими проблемами, которые могли возникнуть в зависимости от типа процессора.

Однажды в конце сентября в здании возникло странное волнение. Ещё утром, когда Маркус только приехал на работу – солнце ещё не выбралось из-за деревьев и лишь окрасило верхушки в цвета зари, – здание уже покидала большая колонна уборщиков. Мужчины и женщины казались такими усталыми, будто трудились всю ночь напролёт, да так оно, наверное, и было, судя по тому, как всё изменилось. Немного позже подкатил фургон из сервиса готового питания, и женщины в нарядных униформах стали вносить в здание аппетитного вида подносы и напитки. Затем были отодвинуты в сторону большие цветочные вазоны, выставленные у входа, чтобы там никто не парковался. Что происходит? Никто не знал, и вскоре половина сотрудников выстроилась у окон, следя за дальнейшим ходом событий.

В десять часов на площадку перед зданием вышли трое руководителей. Казалось, они просто коротают время. Нолан и Мюррей беседовали друг с другом, а Говард Менс, руководитель технического сервиса «Северо-Восток», полноватый мужчина лет шестидесяти, отошёл от них на несколько шагов и просто стоял, сцепив мясистые ладони за спиной и глядя в пустоту.

– Похоже на то, что явится высокое начальство, – сказал Маркус стоящему рядом сотруднику.

Тот отрицательно помотал головой.

– Ни в коем случае. Роу терпеть не может, когда из-за него затевается такой сыр-бор. Поэтому если он является, то без предупреждения.

Около половины одиннадцатого на территорию фирмы свернули три чёрных БМВ с тонированными стёклами. Автомобили остановились в ряд на свежеубранной площадке, проделав синхронные, точно отмеренные манёвры, будто специально отработанные. Из машин вышли двое молодых мужчин и одна женщина, одетые в чёрное и странным образом похожие друг на друга. Они производили впечатление… Богатых? Могущественных? Во всяком случае, не простых. Как кинозвезды. Тайные агенты. Боги. Нолан, Мюррей и Менс многословно приветствовали их, обильно жестикулируя, но не вызвали у гостей заметной реакции и, в конце концов, повели своих холодных посетителей внутрь.

На этом приём окончился, однако напряжение осталось, наполнило всё здание, заставляя немалое количество людей понижать голос и вздрагивать от телефонных звонков. Только когда три черных автомобиля уехали, напряжённость снизилась.

– То были представители «трёх Р», – объяснил Кейт. – Из «Peak Performance Pool».

Дело было в воскресенье под вечер. Они снова сидели у Кейта в гараже, и Маркус потягивал пиво, а Кейт ковырялся в моторе. Сильно пахло картошкой фри. У Кейта были грязные руки, а рядом стояла коробка с ненужными распечатками. Он то и дело брал оттуда лист, чтобы подстелить его под винтики или что-нибудь вытереть им.

– Сокращённо «PPP»? – удостоверился Маркус.

– Точно. Тебе это о чём-то говорит?

– Да. – «PPP» за несколько лет добилось легендарной славы в качестве частного правового общества. Они вкладывали капитал риска в небольшие, неизвестные, но многообещающие предприятия и получали почти непристойно высокую прибыль, если означенное предприятие оправдывало ожидания, становясь большим и рентабельным. Прибыльный, но, разумеется, и очень рискованный бизнес, в котором «PPP», между тем, превзошло многие другие фирмы, такие как «ККР» – «Kohlberg Kravis Roberts», – «APAX», «Candover» или «Blackstone». «PPP» пользовалось уже такой славой, что было непонятно, то ли они извлекали выгоду из успеха начинающих предприятий, то ли создавали им этот успех. Само участие «PPP» в деле многие оценивали уже как гарантию удачи: ведь фирма, от которой все ожидают успеха, становится успешной именно поэтому. – Значит ли это, что «PPP» – наши клиенты?

– Вот именно. Старый Роу знает основателей, и он, пожалуй, и сам инвестировал туда пару своих миллиардов.

– Ты смотри-ка! – удивился Маркус и отхлебнул глоток пива.

Кейт отложил в сторону гаечный ключ, рукой ещё раз проверил, хорошо ли закручены гайки, вытер пальцы, за неимением лучшего, бумагой и сказал:

– Так. Теперь попробуем завести.

Он поднял канистру и залил в бак её содержимое – использованное фритюрное масло, потемневшее и вонючее. Затем завёл мотор, и тот, о чудо, заработал.

Маркус помотал головой.

– Из всех хобби, которые мне приходилось видеть, твоё самое странное.

Кейт любовался громыхающим мотором, как любящая мать своим дитятей.

– Какое там, – ответил он. – Джим из клиентского отдела «Средний Запад» разводит летучих мышей, вот это действительно…

– Разводить – это не странно.

– А я что делаю? Развожу моторы-мутанты.

Маленький, едва приметный перебой в работе мотора заставил Кейта насторожиться. И только после нескольких минут бесперебойного тарахтения морщинка озабоченности исчезла с его лба.

Ворота гаража стояли раскрытыми, и шланг из жёлтого пластика отводил выхлопные газы наружу. Несмотря на это, всё сильнее воняло жаровней.

– Как только твои соседи терпят.

– Я им за это машины чиню.

– И они подпускают тебя к своим машинам? Это ещё удивительнее.

Мотор снова дёрнулся, но на сей раз не выровнялся, а продолжал дёргаться всё сильнее. Кейт взялся за хромированный регулятор и сбавил обороты.

– Почти, – сказал он в тишину, насыщенную фритюром. – Но ещё не совсем.

Маркус встречал в своей жизни уже многих программистов, но ни одного с такими умелыми руками, как у Кейта.

– Это оттого, что я Водолей, – объяснял тот. – Проследи как-нибудь: Водолей-компьютерщик разбирает свой прибор как минимум раз в месяц. Если вообще хронически не держит корпус снятым. Это зодиакальный знак гайковерта, поверь мне.

Это было два хобби Кейта Пеппера: в офисе он при всякой возможности принимался ковыряться в «железе» своих пяти с половиной компьютеров, а дома развлекался, перестраивая моторы всех видов, чтобы они работали не на бензине или дизельном топливе, а на другом горючем.

– Фритюрное масло вполне годится, если достаётся тебе даром, – объяснил Кейт, опять разбирая мотор. – Макдоналдс рад от него избавиться: если я не заберу, то ему придётся платить за утилизацию. А технически это, по существу, вопрос хорошего фильтра.

Маркус сыто рыгнул.

– Да, но вонь.

– Да уж, вонь, – Кейт кивнул. – Надо что-нибудь придумать.

Поначалу это было для Маркуса просто развлечением: смотреть, как кто-то заливает в топливный бак масло для салата. Однако он уже усвоил, что любая жидкость, которая способна гореть, может заставить работать и мотор.

– Спирт – превосходное топливо. Но дорогое. Однако автомобиль с запахом виски – это было бы что-то.

– Да. Полиция останавливала бы его на каждом углу.

– Если хочешь знать, в Бразилии моторы легко переключаются с бензина на спирт. Там, наверное, процентов сорок ездят на спирту. Там это обычное дело.

– Но ты же только что сказал, что спирт – это дорого, – возразил Маркус.

– Да, если брать водку или виски. Но промышленный спирт, естественно, дешевле. А если исходить из баланса CO₂, то спирт даже лучше: его производят из растительного сырья, и в атмосферу попадает ровно столько углекислого газа, сколько его оттуда взяли растения. То есть по нулям. Но вот с энергетической стороны это, к сожалению, невыгодно.

– Почему?

– Алкоголь приходится дистиллировать. На это тратится больше энергии, чем спирт потом выделяет. – Кейт поднял к свету деталь в форме трубки и посмотрел сквозь неё. – Нет, ну ты смотри-ка. Так дело не пойдёт. – Он направился к своему верстаку, порылся в ящике с инструментами. – Знаешь, что по-настоящему офигительно? Авиабензин. Это полный улёт. На нём любая колымага превращается в ракету.

Маркус смотрел на него с недоверием.

– Разве это не опасно?

– Еще бы! Как в преисподней. Кроме того, его трудно раздобыть. – Он кивнул на фото, висевшее на стене в рамочке. – У Брюса фольксваген-«жук», который ездит на керосине. Это у него уже второй, а первый – взорвался.

Маркус соскользнул со своей табуретки, подошёл к Кейту и присмотрелся к картинке. Там на фоне пустынного ландшафта была изображена странная, дикого вида группа с ещё более дикого вида транспортными средствами. На заднем плане вздымались обрывистые горы.

– Брюс посередине, – объяснил Кейт, прочищая трубку изнутри.

– Где это?

– Аризона. Горы Аквариус, – Кейт засмеялся. – Кстати, там есть город, называется Багдад.

– И там вы всегда встречаетесь? И ездите наперегонки на ваших керосинках и фритюрницах?

Кейт несколько раз сильно дунул в трубку и снова посмотрел её на свет.

– Или там, или в другом месте. Где разрешат. – Он снова засмеялся. – Второй раз в одном месте, как правило, не разрешают.

Маркус поднял руку.

– Вот чёрт! – Опираясь на верстак, он угодил в маслянистое пятно.

– Вот так всегда, в отделе продаж работают одни белоручки, – ухмыльнулся Кейт. Он полез в коробку с черновой бумагой и протянул Маркусу лист.

Бумага для принтера была, о чём Маркус и так догадывался, мало пригодна для гигиенических целей. Он тоскливо огляделся в поисках рулона бумажных полотенец или какой-нибудь ветоши, но у Кейта Пеппера, любителя использовать вещи не по назначению, ничего подобного в мастерской не водилось.

– Наверху у лестницы есть раковина с мылом, – посоветовал тот.

– Вот только наберусь смелости взяться за ручку двери. – ответил Маркус. Он глянул на лист. На нём был распечатан программный код, испещрённый правкой. – А ты уверен, что это тебе не нужно?

– Распечатать, исправить, внести правку в код, лист выбросить. – Кейт уже снова стоял у своего мотора и привинчивал детали, которые только что открутил. – Если это правило не вошло в твою плоть и кровь, ты моментально потонешь в бумаге.

– Понятно. – Маркус посмотрел на заглавную строку: PPP_MainEntry(). А под нею: Автор: Кейт Пеппер. – А что, разве вы разработали для «PPP» собственный модуль?

Кейт резко обернулся.

– С чего ты взял? Да, мы разработали, но это строго секретно.

Маркус протянул ему лист.

– Тогда, наверное, лучше было засунуть этот лист в измельчитель, а не выбрасывать в корзину.

– Fuck! – вырвалось у Кейта. – Неужто я и эту распечатку?.. О Боже мой! – Он бросился рыться в коробке, выкладывая оттуда бумаги, и вид у него был встревоженный.

– Так уж и секретно? – с любопытством спросил Маркус.

– Будь здоров как, – простонал Кейт. – Если бы люди из «трёх Р» узнали про это вот безобразие, они бы меня завтра же вздёрнули на рее. Носятся с этим модулем, как со святыней; ты себе не представляешь. Аж противно!

– Что же это за модуль? – Это было проявление любопытства, но Маркус не мог сдержаться.

Кейт был сильно занят, роясь в бумагах и сокрушённо качая головой:

– Fuck, даже документация! – Гора бумаги на полу росла. Он искоса глянул на Маркуса с заметным беспокойством. – Они заказали разработать для них собственный метод прогноза и оценки рисков. Заказали одному математику, даже весьма знаменитому, не могу только вспомнить фамилию. Мандельбаум или вроде того. Но точно не хозяйственник.

Маркус наморщил лоб.

– Но ведь в наших бизнес-моделях задействованы все известные методы. Блэка-Сколза, Марковица, CAPM, APT, Value-at-risk и так далее. – Маркус знал названия, но лишь смутно представлял, что за ними стоит.

Кейт кивнул.

– Это биржевая модель. Тут у этих «трех Р» тоже есть нечто своё, но я к этому непричастен. Я делаю систему для «Seed-Investment» – и тоже только так, как мне объяснили. – Он собрал бумаги в стопку. – Сплошная строжайшая секретность, производственная тайна и всё такое.

Маркус медленно произнёс:

– Звучит безумно интересно.

Кейт глянул на него, держа в руках бумаги, и решительно тряхнул головой.

– Нет, Марк, нет. Забудь об этом.

– Ну, ладно, ладно, – сказал Маркус. – Я всё понимаю. – Он придал лицу как можно более трагическое выражение и отрешенно смотрел в пустоту. – Если я когда-нибудь открою собственную фирму и потерплю фиаско из-за того, что буду не в состоянии оценить риски по самым лучшим из возможных методов, ты будешь снабжать меня иногда канистрой фритюрного масла, чтобы я не замёрз зимой под мостом.

– Ты подлец, тебе это уже говорили? – улыбнулся Кейт. Потом поднял стопку бумаг и серьёзно добавил: – Ты хоть представляешь себе, каковы по договору штрафные санкции на случай, если что-то из этого просочится наружу?

Марк отрицательно покачал головой.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Там много нулей. Очень много нулей.

– Кроме того, наружу ничего не просочится. Всё останется здесь, – Маркус постучал себя по голове. – И я помогу тебе обыскать и это, – он показал на бумаги, подстеленные под мотор и уже выброшенные в корзину.

Кейт стукнул себя свободной рукой по лбу, украсив его тёмно-коричневым пятном.

– Fuck! Я бы про них забыл, ты можешь себе представить?

– Ну хоть кто-то из нас двоих должен оставаться в здравом уме и трезвой памяти.

Кейт задумчиво смотрел на эти взрывоопасные документы.

– Знаешь, – вздохнул он, – мне следовало бы всё это сжечь. И я бы сжёг, если бы не был так перепачкан маслом… Хм-м…

Маркус посмотрел на своего друга, поискал и нашёл в его глазах плутовское согласие.

– Ты хочешь сказать, что охотно свалил бы эту работу на меня?

– Лучше всего наверху, в камине, – предложил Кейт и протянул ему стопку, которую держал в руках. – А я тут пока пороюсь. Так что ты можешь… не торопиться.

Его лицо исчезло под новой повязкой, которая была ещё толще прежней. Ему сказали, что трогать лицо нельзя, но он временами не мог удержаться, и тогда подушечки пальцев слегка окрашивались красным. Ему сказали также, что операция прошла хорошо, даже очень хорошо. Шрамов впоследствии не будет видно. Почти не будет.

Но он их ещё чувствовал. Собственно, шва было два. Один косо проходил по лбу, рассекая правую бровь; острый обломок металла, который они извлекли оттуда, чуть не задел глаз. Другой шов тянулся от переносицы через правую щёку. Ещё один случай везенья в несчастье.

Он ощутил глухое биенье пульса в черепе, и ему показалось, что со временем оно усиливается. Он лишь теперь узнал, что врачи, которые латали его в США, в нескольких местах собирали его череп по кусочкам и скрепляли их.

Опять приходил Фридер. Сидел у его кровати и, казалось, не обижался, когда он то и дело впадал в дремотное состояние. Хотя ему совсем не хотелось спать, нет.

– Это наверняка продлится ещё, – сказал Фридер. – Пусть тебя это не тревожит.

– Меня это и не тревожит, – сказал Маркус.

– Вот и хорошо.

Бух. Бух. Бух. Он мог вызвать медсестру, чтобы попросить обезболивающее. В капельнице над ним болталось… как, собственно, называется этот прибор? С виду напоминало телевизионный пульт, но это слово показалось ему неподходящим.

Кроме того, он хотел не спать, а всё обдумать, разобраться, что к чему. Должно быть, эта сонливость – от лекарств. Если он уснёт, Фридер уйдёт. А ведь Маркус хотел его расспросить.

– А скажи-ка, брат, – начал он, – давно хотел тебя спросить…

– Да?

– Что изобрёл наш отец?

Фридер поднял брови, что означало у него крайнее удивление. Ещё бы, ведь эта тема всегда была для них табу. Фридер был первенец, старший сын, который всегда брал сторону отца, защищая его высокие идеалы. А он, Маркус, – последыш, который всегда осуждал отца, поскольку тот оставил семью в небрежении. За долгие тихие недели в клинике Маркус впервые задумался об антиамериканских настроениях отца и о его убеждении, что корень всех бед мира – в американских концернах. Уж не это ли привело его к своего рода протесту, не потому ли он с такой одержимостью рвался в США?

Фридер откашлялся и сел на стуле поудобнее.

– Я этого не знаю, – сказал он. – И я не думаю, что мы когда-нибудь узнаем это. Ничего нового на этот счёт не всплывало. А почему ты спрашиваешь?

Да, почему он спрашивает?

– Я поневоле думал об этом. – Речь пока давалась ему с трудом; нижняя челюсть плохо подчинялась. – У меня было много времени, понимаешь? И всплыли детские воспоминания. Как я подслушивал у двери его лаборатории, когда он там работал. Я слышал, как он чертыхался; ты ведь знаешь, как он раздражался…

Фридер кивнул.

– Да.

– Я вспоминал, какая тяжёлая была атмосфера вечерами, когда он выходил из лаборатории. – По мере того, как отходил наркоз, нижнюю губу пощипывало. Но он всё же надеялся, что говорит разборчиво. – И потом тот несчастный случай…

– Это не было несчастным случаем. – Он всегда так говорил. И тем же тоном, что сейчас. – Автокатастрофа случайно произошла в тот самый вечер, когда ограбили его лабораторию и похитили все его бумаги. Даже не тронули приборы, а ведь некоторые из них были очень дорогие. Взяли только бумаги. Какой же это несчастный случай?.. Это было убийство. Его убили, потому что он связался не с теми людьми.

– А может, и не было никаких бумаг? Или, может, он их сжёг?

– Отец-то? – Фридер не то всхлипнул, не то хохотнул. – Отец никогда не выбрасывал ни одной бумажки. И если ему нужно было просчитать всего два числа, он уже заводил отдельный список. Он вообще не мог думать, не записывая при этом.

Маркус закашлялся. От этого стало больно вокруг рта.

– У него бывали депрессии, – сказал он, несмотря на боль. – Довольно часто. Чёрт, однажды он выкинул мой велосипед на помойку только потому, что тот был произведён международным концерном.

Фридер кивнул. Казалось, он слушал вполуха, погрузившись в собственные воспоминания.

– Да, он всегда боролся. Он истощил себя в борьбе, в которой у него заведомо не было шансов. – Он заморгал, тряхнул головой, словно для того, чтобы взять себя в руки. – С чего бы вдруг ему уничтожать документы договора? Лицензия, вот ведь о чём был спор!

– А что же доктор Бэр? Разве у него на руках не было копии договора?

– Да они же задолго перед тем рассорились. – Фридер провёл ладонями по своему коротко стриженному аскетичному черепу. – Вы с Доротеей этого не знали. Вы ещё были слишком малы. Мать после смерти отца позвонила доктору Бэру, чтобы он помог ей уладить все формальности, но тот даже этого не захотел сделать.

Нет, Маркус всё же помнил. Смутные, печальные воспоминания. Мать, тихо говорившая в гостиной с адвокатом, то и дело повторяла: «Этого я не знаю» и «Об этом Альфред никогда со мной не говорил», – и по её тону было ясно, что она стыдилась этого. Как будто это была её вина, раз она не знает того, что ей следовало бы знать. А ведь это была целиком его проклятая вина!

Воспоминания… В студенческом общежитии, телефонная трубка в руке – и голос Фридера: «Апоплексический удар». У больничной кровати, когда она шепнула: «Зачем мне оставаться тут одной?» Похороны, все эти люди, выражающие соболезнования.

Фридер был единственный из детей, кто пошёл в отца. Он перенял его ценности и боролся за то же, за что и отец, только своим способом. Альтернативные энергии. Его фирма вывела на рынок одно из изобретений отца, небольшое техническое усовершенствование, которое позволяло использовать солнечные батареи несколько дешевле и с несколько более высоким коэффициентом полезного действия. Изобретение, задуманное, скорее, для южных стран, а не для пасмурной и облачной Германии, однако Фридер выжал из него всё, что мог. Он хотел спасти человечество – не меньше, чем отец. Разве что был при этом выдержаннее и рациональнее. Фридер не находил удовлетворения в самопожертвовании. Он не был так горяч, зато был более вынослив. Отец мог бы им гордиться.

Маркус собирался, но так и не смог рассказать Фридеру о другом своём воспоминании: как он однажды вернулся после школьной экскурсии и вдруг понял, что это был за запах, который часто пробивался из-под двери отцовской лаборатории. То был запах сидра. В тот день они осматривали яблочную давильню, и там он ощутил тот же запах – забродившего фруктового сока.

И во фридеровскую теорию заговора он не верил, потому что был убежден: в конечном счёте, отец просто гнал в своей лаборатории шнапс. Отчаялся и разочаровался в мире и топил своё отчаяние в пьянстве. И несчастье с ним случилось оттого, что он слишком много выпил.

Нет. Этого он Фридеру не скажет никогда.