"Дочери тьмы" - читать интересную книгу автора (Смит Лиза Джейн)

ГЛАВА 15

– Тигги! Мэри-Линетт выбежала, оставив дверь нараспашку. У нее перед глазами стояла жуткая картина: пронзенный кольями маленький котенок. Но на парадном крыльце она нашла не Тигги, а Эша: он растянулся во весь рост, а над ним в пурпурных сумерках заката порхали маленькие мотыльки.

У Мэри-Линетт больно защемило в груди. На короткий миг время остановилось, и весь мир стал иным.

Если Эш мертв, если его убили...

Тогда в ее жизни уже не случится ничего хорошего. Никогда. На нее словно опустилась безлунная, беззвездная ночь. И ничего нельзя было с этим поделать. Мэри-Линетт не знала почему, но внезапно она поняла, что так оно и есть.

Она не могла вздохнуть, руки и ноги стали словно чужие и не слушались ее, перед глазами все поплыло.

Эш пошевелился. Он поднял голову, опираясь на руки, и огляделся вокруг.

У Мэри-Линетт отлегло от сердца, но она все еще ощущала головокружение.

– Ты не ушибся? – задала она дурацкий вопрос, не осмеливаясь притронуться к Эшу: в ее теперешнем состоянии один-единственный электрический разряд может ее сжечь, и она растает, как Злая Западная Ведьма[2].

– Я провалился в эту дыру, – сказал он. – А ты что подумала?

«Так и есть, – подумала Мэри-Линетт, – звук шагов оборвался скорее с треском, чем глухо. Не так как звучали шаги прошлой ночью».

И это что-то означало... Если б только она могла проследить эту мысль до конца...

– У тебя какие-то трудности, Эш? – ласково прозвучал голос Кестрель, и вскоре сама она выступила из тени – настоящий ангел с золотистыми волосами и восхитительно чистыми чертами лица. Позади нее стояла Джейд с Тигги на руках.

– Он взобрался на дерево, – сказала она, целуя котенка в голову. – Мне пришлось уговаривать его спуститься.

Глаза Джейд в свете, льющемся с веранды, сверкали изумрудами, и казалось, она не идет, а плывет.

Эш поднялся, отряхиваясь. Как и его сестры, он выглядел неправдоподобно красивым после того, как утолил голод, и его глаза светились каким-то таинственным лунным светом.

Мэри-Линетт не могла отвести от него глаз.

– Входите, – признавая свое поражение, сказала она. – И помогите мне понять, кто убил вашу тетю.

Теперь, когда Эш был, безусловно, в порядке, ей хотелось забыть то, что она чувствовала минуту назад. Или, по крайней мере, не думать о том, что бы это значило.

«А это значит, – вкрадчиво сообщил ей тихий внутренний голос, – что у тебя серьезные проблемы, девочка. Ха-ха».

– Итак, в чем дело? – оживленно спросила Кестрель, когда все уселись вокруг кухонного стола.

– Дело в том, что никакого дела нет, – пояснила Мэри-Линетт. Она расстроенно глядела на свой листок бумаги. – Послушайте, а что, если мы начнем с самого начала? Мы не знаем, кто это сделал, но мы все-таки кое-что о нем знаем. Верно?

– Верно, – одобрительно кивнула Ровена.

– Первое: коза. Тот, кто ее убил, должен быть сильным, потому что проткнуть ее шкуру этими зубочистками нелегко. К тому же он должен был знать, как убили вашего дядю Ходжа, потому что коза была убита таким же образом. А еще должен быть какой-то смысл в том, что он положил козе в рот черный ирис: либо ему известно, что Эш принадлежит к клубу «Черный ирис», либо он сам принадлежит к этому клубу.

– Или же он думал, что черный ирис – это символ всех ламий или всех ночных людей, – наклонившись и потирая лодыжку, глухо произнес Эш. – Эту ошибку люди Внешнего Мира допускают постоянно.

«Дельно», – подумала Мэри-Линетт, а вслух сказала:

– Предположим. Мы знаем, что убийца использовал два разных вида колышков. Но это ни о чем не говорит, потому что и те и другие можно купить в городе.

– И у него должна была быть какая-то причина ненавидеть миссис Бердок или вампиров вообще, – добавил Марк. – Иначе зачем ему было ее убивать?

Мэри-Линетт терпеливо взглянула на брата.

– Я еще не добралась до миссис Бердок. Но мы можем перейти к этому прямо сейчас. Первое: тот, кто ее убил, определенно знал, что она была вампиром, потому что убил ее колом. И второе... второе...

Голос ее упал. Больше она ничего не могла придумать.

– Второе – это то, что ее убили, возможно, под влиянием обстоятельств, – прозвучал на удивление спокойный и рассудительный голос Эша. – Вы говорили, что ее пронзили колом от забора. Но если бы убийца заранее все продумал, он принес бы свой собственный кол.

– Точно. Наверное, так оно и есть. – На сей раз Мэри-Линетт, не сдержавшись, произнесла это вслух... Она встретилась глазами с Эшем и испугалась. У него был такой вид, будто для него была очень важна ее похвала.

«Так, – подумала она. – Так, так... Вот сейчас мы, возможно, впервые просто сидим и разговариваем. Не спорим, не пикируемся, а просто разговариваем. Как хорошо».

Это было удивительно хорошо. И странная вещь: она знала, что Эш чувствует то же самое. Они понимали друг друга. Эш едва заметно кивнул ей.

Они продолжали беседу. Мэри-Линетт уже потеряла чувство времени, а они все сидели, и обсуждали, и бурно спорили. Наконец она взглянула на часы и удивилась: было уже около полуночи.

– Может, довольно? – жалобно спросил Марк. – Я устал.

Он уже почти лежал на столе. Так же, впрочем, как и Джейд.

«Я тебя понимаю, – подумала Мэри-Линетт. – И у меня мозги клинит. Совсем ничего не соображаю».

– Сомневаюсь, что мы раскроем убийство сегодня ночью, – проговорила Кестрель, прикрыв глаза.

Она была права. Но Мэри-Линетт совсем не хотелось спать. Она ощущала какое-то возбуждение и не смогла бы сейчас уснуть.

«Мне хочется... чего мне хочется? – думала она. – Мне хочется...»

– Если здесь поблизости не прячется козий убийца-психопат, я бы пошла посмотреть на звезды.

– Я пойду с тобой, – сказал Эш таким тоном, будто это было в порядке вещей.

Кестрель и Джейд с недоверием взглянули на брата. Ровена опустила голову, почти не скрывая улыбки.

Мэри-Линетт в ответ буркнула что-то неопределенное.

– Послушай, – сказал Эш, – не думаю, что козий убийца-психопат прячется где-то здесь и только и ждет, чтобы насадить неосторожную девушку на вертел. Но если что-то и случится, я смогу с ним справиться... – Он внезапно умолк с виноватым и почти заискивающим видом. – Я имел в виду: мы сможем, ведь мы будем вместе.

«Это мы уже проходили, юноша», – подумала Мэри-Линетт, но вынуждена была признать, что Эш прав. Он был силен и ловок, и Мэри-Линетт чувствовала, что серьезная драка для него не в новинку. «В самом деле, я никогда не видела, как он дерется, – подумала она. – Я же дразнила его, светила ему в глаза фонарем, била его по ноге, и он ни разу не попытался дать мне сдачи. Похоже, это вообще не приходило ему в голову». Посмотрев на Эша, она сказала:

– Ладно.

– Но, – начал было Марк, – послушай...

– Все будет в порядке, – ответила она. – Мы недалеко.

Мэри-Линетт гнала автомобиль. Она не знала точно, куда направляется, но понимала одно: ехать к своему холму ей не хотелось. Слишком много странных воспоминаний. Несмотря на данное Марку обещание, Мэри-Линетт обнаружила, что продолжает ехать все дальше и дальше. Туда, где ручей Зеленого Орешника почти сливается с Бобровым ручьем, а между ними разрослись настоящие маленькие джунгли.

– Это что, лучшее место для наблюдения звезд? – с сомнением спросил Эш, выбираясь из фургона.

– Ну... если ты будешь смотреть прямо вверх. – Запрокинув голову, Мэри-Линетт повернулась к востоку. – Видишь вон там самую яркую звезду? Это Вега, королева летних звезд.

– Да. Этим летом она поднимается каждую ночь все выше и выше, – заметил Эш без особого энтузиазма.

Мэри-Линетт быстро взглянула на него. Он пожал плечами.

– Когда так часто гуляешь по ночам, невольно начинаешь узнавать звезды, даже если не знаешь их названий.

Мэри-Линетт опять посмотрела на Вегу.

– А ты видишь ниже ее что-то маленькое и яркое, наподобие кольца?

– Вроде призрака пончика? Мэри-Линетт улыбнулась, не размыкая губ.

– Это туманность Кольцо. Я могу видеть ее только в телескоп.

Она чувствовала, что Эш смотрит на нее, и слышала, как он вздохнул, будто собирался что-то сказать. Но вместо этого снова вздохнул и опять стал смотреть на звезды. Для него это был очень подходящий момент, чтобы упомянуть о том, насколько вампиры лучше видят. Однако, если бы он это сделал, Мэри-Линетт в праведном гневе сразу прервала бы его и отвергла его предложение.

Но так как он этого не сделал, она ощутила вспышку гнева другого рода. «Ах так, значит, ты решил, что я недостойна стать вампиром... или кем-то там еще! Но для чего же я на самом деле привезла тебя сюда, в самое глухое место, какое только могла найти? Смотреть на звезды? Не думаю...

Я теперь не знаю, кто я, – вспомнила она с какой-то мрачной безнадежностью. – Боюсь, что я вот-вот преподнесу себе большой сюрприз».

– Ты не потянула себе шею? – спросил Эш.

– Может быть. – Мэри-Линетт слегка повертела головой из стороны в сторону, разминая мышцы.

– Растереть? – предложил он, стоя в нескольких шагах от нее.

Мэри-Линетт фыркнула, бросив на него пристальный взгляд.

На востоке над кедрами поднимался серп луны.

– Не хочешь пройтись? – спросила Мэри-Линетт.

– А? Да, конечно...

Они шли, и Мэри-Линетт думала о том, каково это – видеть туманность Кольцо собственными глазами. Она так страстно желала этого, что ее будто магнитом тянуло вверх.

Конечно, это чувство не было новым. Оно и прежде посещало ее много раз, и обычно все заканчивалось покупкой очередной книги по астрономии или еще одного комплекта линз для телескопа... Все это немного приближало ее к мечте.

«Но это совершенно новое искушение. Более сильное, чем я могла себе представить, от него захватывает дух.

Что, если я смогу стать чем-то большим чем сейчас? Таким же человеком, но с более обостренными чувствами? Другой Мэри-Линетт, которая действительно сможет принадлежать ночи?»

Она уже знала, что очень изменилась, стала сильнее: разве она не надавала Эшу пинков? И неоднократно! Ее восхищала чистота неистовства Кестрель. Она понимала логику «убей или будешь убит». Она мечтала о радости охоты.

Что же еще нужно, чтобы стать ночным человеком?

– Я хочу тебе что-то сказать, – произнес Эш. «Ободрить его или нет?» – подумала Мэри-Линетт. Но Эш всего лишь спросил:

– Может, мы наконец перестанем воевать друг с другом?

Помедлив, Мэри-Линетт сказала серьезно:

– Не знаю.

Они шли по лесу. Кедры возвышались над ними, как колонны в гигантском разрушенном храме. Мрачном храме. А внизу стояло такое безмолвие, что Мэри-Линетт казалось, будто она прогуливается по Луне.

Она наклонилась и сорвала лесной цветок, пробившийся сквозь мох. Это был зигаденус ядовитый. Эш тоже наклонился и поднял отломившуюся ветку тиса, которая валялась у подножия старого дерева. Они не глядели друг на друга и шли, держась на расстоянии нескольких шагов.

– Знаешь, мне говорили, что это может случиться, – сказал Эш, будто продолжая совершенно другой разговор.

– Что ты приедешь в провинциальный городок и будешь охотиться за убийцей козы?

– Что однажды я полюблю... и это будет больно. Мэри-Линетт не остановилась. Она не замедлила шаг, но и не ускорила его. Только сердце у нее сильно забилось от смешанного чувства страха и радости.

«О боже, это все-таки случилось... Не могло не случиться».

– Ты не похожа ни на кого, с кем я когда-либо встречался.

– Ты тоже.

Эш обдирал тонкую фиолетовую кору с тисовой ветки.

– Понимаешь, это трудно, потому что я всегда думал о людях... меня всегда учили думать...

– Я знаю, что ты всегда думал, – резко прервала его Мэри-Линетт. – Ты думал, что люди – отребье.

– Но, – настойчиво продолжал Эш, – дело в том... Я знаю, это звучит странно, но мне кажется, что я люблю тебя без всякой надежды на взаимность. – Он содрал еще кусок коры с ветки.

Мэри-Линетт не смотрела на него и не могла говорить.

– Я старался избавиться от этого чувства, но оно не уходит. Сначала я подумал, что если уеду из Верескового Ручья, то обо всем забуду. Теперь я знаю, это – как безумие: куда бы я ни уехал, это чувство всегда будет со мной. Я не могу избавиться от него. Поэтому нужно придумать что-то другое.

Внезапно у Мэри-Линетт резко изменилось настроение.

– Извини, – холодно сказала она, – но, боюсь, не очень приятно слышать, что кто-то любит тебя вопреки своей воле, рассудку и даже...

– ...всем своим склонностям, – холодно закончил за нее Эш. – Да, я знаю.

Мэри-Линетт остановилась и взглянула на него в упор.

– Ты не мог читать «Гордость и предубеждение», – заявила она.

– Почему бы нет?

– Потому что Джейн Остен была человеком. Эш загадочно посмотрел на нее и спросил:

– А ты откуда знаешь?

Хороший вопрос. Пугающий вопрос. Действительно, откуда ей знать, кто в истории человечества был человеком? А как насчет Галилея? Ньютона? Тихо Браге?

– Ну, Джейн Остен была женщиной, – нашлась Мэри-Линетт, отступая на более надежную почву. – А ты – шовинист и свинья.

– С этим не поспоришь.

Мэри-Линетт снова двинулась дальше. Эш последовал за ней.

– Ну а теперь я могу сказать тебе, что... гм... я вами бесконечно очарован и что я вас люблю?

Опять цитата!

– Твои сестры, помнится, говорили, что ты все время проводишь на вечеринках.

Эш все понял.

– Да, – защищался он. – Но по утрам после вечеринок я обычно долго валяюсь в постели. А в такие часы приятно что-нибудь и почитать.

Они шли не останавливаясь.

– Кроме того, мы с тобой – духовные супруги, – напомнил Эш. – Поэтому я не могу быть совершенно тупым, иначе я бы тебе не подошел.

Мэри-Линетт задумалась об этом. И еще о том, что слова Эша звучали почти робко. Он никогда не говорил так прежде.

– Эш, – произнесла она, – я не знаю. Думаю, мы не подходим друг другу. Мы совершенно несовместимы. Даже если бы я была вампиром, это ничего не изменило бы.

– Ну... – Хлестнув по стволу дерева тисовой веткой, Эш ответил так, будто почти ожидал, что к нему не прислушаются: – Ну, что касается этого... Думаю, что я мог бы изменить твое мнение.

– О чем?

– О том, что мы не подходим друг другу. Если бы...

– Что «если бы»? – после затянувшегося молчания спросила Мэри-Линетт.

– Ну, если бы ты меня поцеловала.

– Поцеловать тебя?!

– Я так и знал. Я был почти уверен, что ты не захочешь. – Он хлестнул веткой еще по одному дереву, – Впрочем, люди всегда так поступали.

Искоса наблюдая за ним, Мэри-Линетт спросила:

– Ты поцеловал бы трехсотфунтовую гориллу? Эш не сразу нашелся что ответить.

– Ну, спасибо...

– Я не имею в виду, что ты на нее похож.

– Постой, не говори. Я угадаю. Я так же пахну? Мэри-Линетт мстительно улыбнулась.

– Я имела в виду, что ты гораздо сильней меня. Стал бы ты целоваться с гориллой, которая может раздавить тебя одним движением, а ты перед ней совершенно беспомощен?

Теперь Эш искоса взглянул на нее.

– Но ты ведь не совсем так думаешь, правда?

– Не совсем? Мне что, нужно стать вампиром только для того, чтобы думать совсем так, как тебе кажется правильным?

Он протянул ей тисовый прут.

– Вот.

Мэри-Линетт удивленно взглянула на него:

– Зачем мне твой прут?

– Это не прут, это способ общаться со мной на равных.

Эш приставил один конец ветки себе к основанию горла, и Мэри-Линетт заметила, что он острый. Она протянула руку к другому концу: прут оказался на удивление твердым и тяжелым.

Эш смотрел на нее в упор. Было слишком темно, чтобы разглядеть цвет его глаз, но выражение лица у него было неожиданно спокойным.

– Это можно уладить парой хороших ударов. Сначала сюда, потом в сердце. Так ты легко и навсегда избавишься от неприятной проблемы по имени Эш.

Мэри-Линетт легонько нажала на прут. Эш сделал шаг назад. Потом еще и еще. Она теснила его к дереву, удерживая прут у шеи, словно меч.

– Если ты говорила серьезно, то сможешь сделать это, – сказал Эш, уже почти касаясь голого ствола тиса, но не делая ни одного движения, чтобы защититься. – На самом деле вовсе не нужно никакого кола или копья. Достаточно обыкновенного карандаша.

Сузив глаза, Мэри-Линетт обвела тисовым прутом вокруг груди Эша, как фехтовальщик, очерчивающий шпагой круг, и бросила его на землю.

– Ты действительно изменился.

– Да, я изменился настолько, что последние несколько дней не узнаю даже собственное отражение в зеркале, – ответил он просто.

– И ты не убивал свою тетю.

– Ты только что догадалась об этом?

– Нет. Но всегда чуть-чуть подозревала. Хорошо, я поцелую тебя.

Мэри-Линетт испытывала неловкость, потому что никогда прежде не целовалась с мальчиками. Но оказалось, это просто.

Теперь она поняла, что такое этот ток, пробегающий по телу от прикосновения к своему избранному. Те ощущения, которые появлялись у нее при прикосновении к руке Эша, теперь усилились. И они не были неприятными. Наверное, они неприятны, только если их пугаешься.

Наконец Эш отстранился и посмотрел на нее.

– Вот. Видишь... – неуверенно произнес он. Мэри-Линетт несколько раз глубоко вздохнула.

– Наверное, такое чувствуешь, когда проваливаешься в черную дыру.

– О! Извини...

– Нет, я имею в виду, это было... интересно. «Невероятно интересно, – подумала она. – Совершенно непохоже на то, что я когда-либо испытывала».

Теперь она точно знала, что с этого мгновения должна измениться, что не сможет жить по-прежнему и никогда больше не будет такой, как прежде.

«Кто я теперь? Незнакомое неистовое существо, которому хочется радости, хочется, чтобы звезды, сияющие во тьме ночи, стали яркими, как крохотные солнца, которое, может быть, даже станет убивать оленей и сможет смеяться над смертью, как это делают сестры.

Я открою сверхновую звезду, я научусь шипеть, если кто-нибудь станет угрожать мне. Я буду красивой, и жуткой, и опасной и, конечно, в свое удовольствие буду целовать Эша».

У нее кружилась голова, и она почти парила от восторга.

«Я всегда любила ночь, – подумала Мэри-Линетт. – И вот наконец я принадлежу ей полностью».

– Мэри-Линетт? – нерешительно спросил Эш. – Тебе это понравилось?

Она пристально на него посмотрела.

– Я хочу, чтобы ты превратил меня в вампира.

В этот раз укус не был похож на ожог медузы. Все произошло очень быстро. Губы Эша коснулись ее шеи, Мэри-Линетт окутало тепло, и она вдруг обнаружила, что гладит его затылок, его мягкие и густые волосы.

Его мысли... они переливались всеми цветами радуги. Темно-красные и золотистые, нефритовые и изумрудные, темно-фиолетовые... Переплетения и колючие заросли радужных оттенков, ежесекундно изменяющихся и перетекающих друг в друга. Мэри-Линетт была ослеплена.

И испугана: сквозь эти переливающиеся, словно драгоценные камни, оттенки проглядывала тьма – прошлые поступки Эша, то, чего он сейчас стыдился, она это чувствовала. Но стыд ничего не мог изменить.

Я знаю, что это невозможно, но я как-нибудь улажу все это. Вот увидишь, я найду способ...

«Так вот что такое телепатия», – подумала Мэри-Линетт. Она внутренним слухом слышала слова, которые мысленно произносил Эш, чувствовала его отчаянную искренность... и ощущала тяжесть всего, что ему предстоит «уладить».

«Мне все равно. Я хочу стать дочерью тьмы и без раскаяния буду поступать так, как повелит мне моя природа».

Эш стал поднимать голову, но она крепче обняла его, стараясь удержать.

– Пожалуйста, не искушай меня, – произнес он вслух охрипшим голосом. Мэри-Линетт ощущала на шее его теплое дыхание. – Больше нельзя, ты очень ослабеешь. Поверь мне, дорогая.

Мэри-Линетт отпустила его. Эш поднял тисовый прут, сделал небольшой надрез у себя на шее и запрокинул голову.

Мэри-Линетт понимала, что сейчас ей придется сделать то, чего она никогда прежде не делала. С трепетом она прикоснулась губами к его шее.

«Я пью кровь. Я уже почти охотник... или что-то в этом роде. Как бы там ни было, я пью кровь, и мне это нравится... Может быть, потому, что у нее нет вкуса крови. Нет вкуса меди и страха. У нее таинственный и магический вкус, древний, как звезды».

Когда Эш мягко отстранил ее, она едва держалась на ногах.

– Нам лучше пойти домой, – сказал он.

– Зачем? Со мной все в порядке.

– У тебя начнется головокружение... слабость. И если мы собираемся закончить с твоим превращением...

– Если?

– Хорошо-хорошо. Прежде чем это произойдет, нам следует кое-что обсудить. Мне нужно все тебе объяснить, мы должны разобраться в деталях. И ты должна отдохнуть.

Мэри-Линетт знала, что он прав. Ей хотелось остаться здесь, наедине с Эшем, в темном храме леса, но она и вправду ослабела и чувствовала себя какой-то вялой. Нелегкое это дело – становиться дочерью тьмы.

Они направились обратно тем же путем. Мэри-Линетт чувствовала, что внутри нее что-то изменилось, и это чувство сейчас было сильнее, чем тогда, когда она обменивалась кровью с тремя девушками. Сейчас она одновременно ощущала слабость и необычное обострение всех чувств, словно все поры ее тела внезапно раскрылись.

Лунный свет казался сейчас намного ярче. Она могла ясно различать цвета – бледно-зеленые поникшие кедровые ветви, мрачно-фиолетовые, похожие на клюв попугая, цветки зигаденуса, растущие изо мха.

И лес больше не казался безмолвным. Мэри-Линетт слышала множество слабых жутковато-таинственных звуков, мягкое шуршание ветра в хвое и собственные шаги по влажным заплесневелым веткам.

«Я даже запахи различаю лучше, чем прежде, – подумала она. – Здесь пахнет кедром, гниющими растениями и чем-то действительно диким – грубым, как запах зверинца. И еще чем-то горячим... жженым...»

Запах машины. Этот запах жег ей ноздри. Мэри-Линетт остановилась и тревожно взглянула на Эша.

– Что это?

Он тоже остановился.

– Пахнет резиной и маслом...

– Автомобиль! – воскликнула Мэри-Линетт. Мгновение они глядели друг на друга, затем одновременно повернулись и побежали.

Что-то случилось с ее автомобилем. Из-под капота струился белый дым. Мэри-Линетт попыталась подойти ближе, но Эш оттащил ее назад.

– Я только хотела открыть капот.

– Нет. Смотри! Вон там...

Мэри-Линетт посмотрела, куда показывал Эш, и у нее перехватило дыхание. В клубах дыма, облизывая капот, метались крошечные язычки пламени.

– Клодин всегда говорила, что рано или поздно это случится, – мрачно заметила Мэри-Линетт, в то время как Эш оттаскивал ее подальше. – Только ей казалось, что я при этом обязательно буду в машине.

– Теперь нам придется прогуляться до дома пешком, – вздохнул Эш. – Если только кто-нибудь не заметит пламя...

– Никаких шансов, – ответила Мэри-Линетт. «Вот тебе подарочек за то, что привела парня на прогулку в самое глухое место в Орегоне», – злорадно заявил ей внутренний голос.

– А ты превратись в летучую мышь или кого-нибудь еще и лети себе домой, – съязвила она.

– Извини, у меня двойка по оборотничеству. И к тому же я никогда не оставлю тебя здесь одну.

Мэри-Линетт все еще не осознавала опасности. Она была раздражена и поэтому вспылила:

– Я могу сама о себе позаботиться и...

Она не успела окончить фразу: в это мгновение из темноты на голову Эша обрушилась дубина, и он упал навзничь.