"Змей-искуситель" - читать интересную книгу автора (Смит Дебора)

Глава 10

Золотисто-синий осенний закат опустил туманную Дымку на горы Чочино, Большая Челюсть и Аталук. Вскоре туман заполнил всю Долину, заставляя агентов секретной службы ежиться и превращая их в призрачные тени. Дэвис и Эдди заперлись в спальне наверху, откуда они оба — по моему совету — звонили родственникам и друзьям, сообщая о состоявшемся бракосочетании и бу-дущем ребенке. Ошеломленная Мэри Мэй сидела в моем офисе за домом, принимая звонки от ошарашенных Макгилленов и Тэкери. Логан водил Люсиль по нашим коммерческим зданиям; она осматривала нашу систему защиты, делала записи и пыталась не показать виду, на-сколько увиденное ее впечатляет. Бэби Хаш сидела с Мэри Мэй в офисе, слишком изумленная, чтобы иг-рать. Она только завороженно слушала и смотрела. Да я и сама еще не совсем пришла в себя.

Николас Якобек занял мою гостиную и метался взад-вперед перед камином, прижав к уху какой-то на-вороченный телефон. Он больше слушал, чем говорил. Я тайком заглянула в гостиную и отметила, что у него очень усталый вид. Я не могла представить, что говорят ему Ал и Эдвина Джекобс. Только один раз я услышала его ответ, прозвучавший почти угрожающе.

— Нет, они не получили десятидолларовой государ-ственной лицензии или благословения Папы. Но они произнесли клятвы и подписали брачный контракт, со-стоящий из одного пункта. Кстати, контракт был состав-лен Эдди. И вне зависимости от того, серьезно или нет мы воспринимаем их брак, для них это дело решенное.

В тот момент я им восхищалась. Кто из мужчин ре-шится послать одновременно и президента, и Папу? Тут Якобек отключил телефон и увидел меня в дверях, но я не стала извиняться за то, что подслушивала. В этот мо-мент нам было не до пустых любезностей.

— Вы правы, Якобек: официальные клятвы или нет, но они не отступят. Во всяком случае, пока не уляжется возбуждение.

— Эдди учили не нарушать данное слово.

— Я тоже так воспитывала моего сына. И я уверена, что он искренен.

— А как насчет вас?

— Вы имеете в виду брачные клятвы? Я отношусь к ним с уважением. Они годятся для долгой дороги.

— Интересная мысль. Но я спрашиваю, что вы со-бираетесь делать сейчас, учитывая ситуацию?

Я почувствовала, как у меня загорелись щеки. При-дется скормить ему дезинформацию.

— Я намерена следовать простому, но железному правилу: семья должна держаться вместе. Долг обязыва-ет меня принять беременную невестку при любых об-стоятельствах и держать рот на замке ради моего буду-щего внука. Даже если я думаю, что этот брак необду-манный, наивный и, вероятно, обречен на неудачу.

Якобек подошел ко мне, изучая мое лицо, как заблу-дившийся путник изучает карту, чтобы найти самый ко-роткий путь домой. Я еле удержалась, чтобы не попя-титься. Он остановился всего в дюйме от меня.

— Мне нравится ваша грубая откровенность, — ска-зал он.

— Принимаю это как комплимент.

— Это и был комплимент.

Я вышла из гостиной, нахмурившись. Господи, как же я была слепа! Я ни разу не взглянула по-настоящему на Эдди Джекобс и не подумала о самой вероятной причи-не ее тошноты. Мне даже думать о таком не хотелось. Я закрыла мысленный взор щитком надежды. Но те-перь я видела свет.

Не Эдди Джекобс, а Эдди Джекобс Тэкери. Моя не-вестка. Беременная ребенком моего сына. Моим вну-ком.

На ярмарке работники убирали павильоны и закрывали их на ночь. Обычно в первый день сезона мы все собирались, выпивали немного яблочной водки и про-веряли итоги продаж. Впервые за двадцать лет я отме-нила эту встречу. Как только я соображу, что делать даль-ше, мне придется с каждым поговорить о жене Дэвиса. Я буду вынуждена делать вид, что я счастлива и поддер-живаю молодых.

Хотите правду?

Я рассматривала брак Дэвиса сквозь призму моего собственного поспешного брака с его отцом и поэтому боялась самого худшего. Мне хотелось плакать на манер библейских героинь и распарывать себе грудь.

Но мне необходимо было присматривать за Якобеком.

Эдди беременна. Она ждет ребенка. Моя маленькая двоюродная сестра! Девочка, которую я принял при рождении! Она станет матерью…

Ал вылетел в Штаты на президентском самолете. Эдвина возвращалась домой из Англии.

— Эдвина не может больше говорить об этом сей-час, — хрипло сказал мне Ал по телефону. — Она слиш-ком расстроена. Мы оба огорчены. Мы хотим как можно скорее оказаться там, но это невозможно. Спасибо, что. ты поехал. Ты понимаешь, насколько виноватыми мы себя сейчас чувствуем, потому что не можем быть там?

У него были обычные государственные заботы — кризис на Ближнем Востоке, угроза миру.

— Я не слишком хорошая замена родителям, — со-гласился я. — Но клянусь тебе, что Эдди в безопаснос-ти, и так оно и будет впредь.

— Что ты думаешь об этом Тэкери? Твои первые впечатления.

— Умный. Наивный. Самоуверенный. Любит ее. Хочет поступать правильно.

— А его семья? Его… неуправляемая мать?

Минут десять я с энтузиазмом рассказывал о Хаш.

Тэкери, пока не понял, что слишком много всего наго-ворил, а Ал уже давно молчит.

— Я просил тебя оставаться нейтральным, — мед-ленно произнес Ал. — Ты… С тобой все в порядке?

Помолчав, я ответил:

— Ал, я всегда соблюдаю нейтралитет. И со мной всегда все в порядке.

Отличная ложь! Годится для любого случая.

В ту ночь я стоял в коридоре на втором этаже дома Хаш Тэкери перед дверью в спальню, где от нас ото всех закрылись Дэвис и Эдди. Я бросил свой вещмешок на двуспальную кровать в комнатке размером со шкаф. Хорошая копия картины художника восемнадцатого века Уорфорда висела на стене — сборщики яблок в англий-ском саду. Комната с высоким узким окном располага-лась в конце коридора у самой лестницы. Я выбрал ее потому, что мог наблюдать в окно за задним двором и за боковым из окна коридора. Самая удобная позиция. Пол в коридоре покрывал турецкий ковер с рисунком из яблок.

От спальни Дэвиса меня отделяли всего две двери. Большая спальня его матери располагалась на первом этаже прямо подо мной — Хаш Тэкери несла вахту у две-рей своего дома. Хранительница очага в своем гнезде. Хранительница семейной гордости и морали. Она спала там одна, оставаясь всегда начеку. Я подумал, что сде-лаю все, чтобы ее миру тоже не угрожала опасность.

А еще я думал о том, что она спит одна…

Люсиль Олсен позвонила мне по местному телефо-ну, который она сама установила.

— Миссис Тэкери вышла из дома и скрылась в позади него. Кажется, она расстроена. Кто-то должен пойти за ней. Она сказала мне, что я могу чувствовать себя здесь как дома, но не думаю, что она говорила ис-кренне. Полковник, вы не проверите, как она там?

Я ответил «да» и отключил телефон, уже направля-ясь к лестнице.

Я спряталась под Большой Леди, и она укрыла меня своими могучими ветвями. Огромная оранжевая осен-няя луна вставала между молочно-пурпурными облаками. И тут я сломалась. Я сидела на корточках, уперевшись лбом в колени, и рыдала. Запах земли, ночного ветра и яблок ударил мне в ноздри, выветривая аромат сигары Якобека из моих волос, одежды, памяти. Большая Леди бросила мне несколько своих по-осеннему пожелтев-ших листьев.

Наступает время отказаться и начать все сначала.

— Я не могу отказаться от моей мечты о будущем Дэвиса, — ответила я. — Господи, из того, что ты дал мне, я извлекла лучшее! Я вырастила моего сына в уважении к его отцу. Я скрывала правду о наших драках, о женщи-нах, с которыми спал мой муж. Я никому не рассказы-вала, что Дэви разочаровал меня, а я разочаровала его. И все это ради того, чтобы наш сын рос и видел, как мужчина и женщина должны относиться друг к другу. Все для того, чтобы у Дэвиса был выбор, чтобы он по-ступил умнее, чем мы с его отцом. Неужели ты хочешь сказать мне, что это разумный поступок — жениться на девушке, у которой нет ничего общего с людьми, среди которых он вырос? Ты хочешь сказать мне, что это разум-ный поступок — уйти из колледжа и вернуться домой с беременной женой, привлекая всеобщее внимание. Господи, неужели ты хочешь, чтобы все, созданное мной, развалилось?

Нет ответа. Нельзя требовать от господа объяснений, словно он защитник на суде, где решается твоя судь-ба. Я вытерла глаза рукавом свитера и встала, отведя в сторону нижние ветки Большой Леди. Она похлопала меня по плечу и посоветовала прислушиваться к мне-нию других.

— Почему я должна кого-то слушать? — хрипло спросила я. — Кажется, меня никто не слушает!

— Я слушаю, — раздался голос Якобека. Он стоял в проходе между деревьями, посеребренный лунным све-том.

Я застыла.

— Как давно вы…

— Достаточно давно. Простите.

Ночной бриз пошевелил его волосы; деревья, отяг-ченные плодами, словно потянулись к нему, касаясь его самыми тонкими веточками. У меня по коже побежали мурашки. Дэви никогда не выглядел своим среди дере-вьев. Эта его вечная кривая усмешка, кожаная куртка, запах машинного масла… А Якобек казался здесь своим.

Я подошла к нему, держа в руке маленькое яблочко, которое я сорвала с Большой Леди. Я остановилась перед ним, вложила яблоко ему в руку и крепко сжала его мо-золистые пальцы, не пытаясь быть ни скромной, ни мяг-кой. На его руке не хватало мизинца, но если он и чув-ствовал из-за этого неловкость, мое прикосновение не зарегистрировало никаких сожалений. Сжимая его пальцы, я подняла голову и посмотрела на него с гневом, пе-чалью и надеждой.

— Я знаю разницу между зрелым яблоком и гнилым, и я эксперт в тех случаях, когда нужно отличить честно-го человека от лжеца. По моей версии, в саду Эдема Ева сама вырастила плод мудрости, и никакой змей ее не обманывал. Так кто вы, Якобек, змей или яблоко?

— И то, и другое. — Он посмотрел на меня, в его глазах была тревога. Многим мужчинам не хватает слов выразить то, что они чувствуют, а у большинства жен-щин слов слишком много. — Если есть что-то еще, что я должен знать, скажите мне.

— Вы и так услышали о моем браке больше любого человека на этой планете. — Я помолчала. — Мой сын ни о чем таком даже не подозревает.

— Я не заинтересован в том, чтобы выставлять на всеобщее обозрение ваши секреты. — Он повертел ма-ленькое беспомощное яблочко в своей изувеченной руке, изучил со всех сторон и положил в нагрудный кар-ман. — В этом деле мы заодно. Если вы будете работать со мной, я буду работать с вами.

Не произнеся больше ни слова, он развернулся на каблуках и пошел по освещенной луной аллее к дому, унося с собой яблоко познания. Я вышла на свет луны и смотрела ему вслед, зачарованная, испуганная, пока он уходил от меня, наполовину скрытый в тени.

На следующее утро еще до рассвета Якобек отпра-вился в Вашингтон. Мы больше не говорили о том, что он услышал обо мне и Дэви. Я молилась, чтобы он обо всем забыл. И знала, что этого не случится. Но, может быть, Якобек решил, что все это стенания несчастной вдовы из мыльной оперы? Я очень на это надеялась.

Эдди Джекобс Тэкери, моя беременная невестка, спала в спальне Дэвиса наверху под шелковым покры-валом в компании двух кошек и любимой собаки Дэвиса. Это был нечистокровный бигль по кличке Гонщик — Дэвис и его отец нашли когда-то брошенного щенка на гонках в Северной Алабаме. Гонщик похрапывал в ногах у дочери президента. Дэвис, мрачный, молчаливый, смот-рел на нее из кресла-качалки в углу, окруженный свои-ми книгами, компьютерами, головами оленей и фото-графиями в рамках, на которых они с Дэви стояли рядом с гоночными машинами. Это была спальня молодого студента из сельской местности. «Но не мужа, — сказа-ла я себе. — И не отца».

Когда я прилетал в Вашингтон, то всегда останавли-вался в отеле, а не в Белом доме. Это я сам так решил. Белый дом был миром Эдвины и Ала, а не моим. В этот раз я вышел из лифта на жилом этаже с большой плете-ной корзиной в руках и поставил ее на позолоченный столик.

Рядом со мной сразу возникла одна из помощниц Эдвины.

— Полковник, миссис Джекобс немедленно выйдет к вам.

Она посмотрела на корзину. Двадцать фунтов пиро-гов с яблоками, яблочных рулетов, пончиков с яблока-ми, яблочных кексов и бог знает что еще лежали внутри в пластиковой коробке, перевязанной красной лентой с пышным бантом. Хаш попросила меня передать это в подарок Эдвине.

— Она может посмеяться над этим или плюнуть на мой подарок, — сказала Хаш. — Но у нас с ней общий внук, так что я обязана послать подарок. Это одно из моих правил.

— Я отвезу, — согласился я. — Она не будет смеять-ся. Ничего больше обещать не могу.

— Вы храните верность, — заметила Хаш, глядя мне в глаза, пытаясь разглядеть меня настоящего. По ее го-лосу я не сумел определить, что это было — угроза или вопрос.

Я отвернулся. Мне почему-то легче было смотреть в лицо врагам в джунглях.

— Мне можно доверять. Я настоящий бойскаут.

— Посмотрим.

— Что это такое, позвольте узнать? — помощница подозрительно разглядывала корзину.

Я сказал ей. С нейтральным выражением лица она надавила пальцем на целлофан и, изогнув бровь, прочи-тала надписи на пакетах.

— Этот «маленький домашний подарок» проверяла секретная служба?

— Да.

Люсиль Олсен наблюдала, как миссис Тэкери собирала его.

— Я полагала, что у этой женщины есть работники, чтобы заниматься такими вещами вместо нее.

— Это персональный подарок.

— Эта Тэкери — презентабельная женщина? Обра-зованная?

— Почему бы вам не позвонить ей и не спросить у; нее самой? Она обрадуется, если узнает, что здесь о ней еще не все известно. И это после того, как за ней шпио-нили Эдвина и ее приспешники.

— Мне никогда не нравились ваши грубые шутки.

— Я не шучу.

Помощница ушла, оставив после себя аромат доро-гих духов и атмосферу неодобрения. Я кивнул агентам секретной службы, они кивнули мне в ответ, и я прошел в гостиную, которую Эдвина обставила в «деревенском» стиле. То есть в стиле французской деревни.

— Мне пришлось отправить моего любимого Людо-вика XIV к матери в поместье, — объяснила тогда Эдви-на. — Наши советники решили, что иначе я буду слиш-ком похожа на Марию-Антуанетту.

Лишь клюшки для гольфа и фотография моего деда Джекобса на камине указывали на то, что Ал живет в Белом доме вместе с Эдвиной.

Я прекрасно понимал, что именно ее блестящее руко-водство избирательными кампаниями и создание имид-жа привели их в Белый дом. Она защищала и контроли-ровала Эдди. Это было мудро. До определенного мо-мента. Эдвина зашла слишком далеко, борясь со страхом, который я впервые увидел в ее глазах в тот день в парке, когда я убил человека. Ее цинизм и недоверие достигли ужасных размеров. Теперь она подозревала во всех смертных грехах Хаш и Дэвиса Тэкери.

Я осклабился, глядя на свое отражение в зеркале в позолоченной раме. Одергивая куртку, я нащупал что-то в кармане. Это оказалось очищенное яблоко, завер-нутое в целлофан и бумагу с логотипом «Фермы Хаш». Я развернул ее и увидел крупные печатные буквы, на-писанные Бэби.

ПЧЕЛЫ СКАЗАЛИ, ЧТО ТВОЕ МЕСТО РЯДОМ С НАМИ. СОГЛАСЕН?

Стоя в гостиной Эдвины, я аккуратно сложил запис-ку Бэби и спрятал в карман, потом развернул яблоко, отрезал кусочек и сунул в рот. Сладкий сок разлился по моему языку. Хаш вырастила это яблоко. Хаш Макгиллен Тэкери, с ударением на Макгиллен. Она удобряла дерево, растила его и, возможно, сорвала это яблоко собственной рукой. А потом она очистила его, вынула сердцевину и отдала своей племяннице, чтобы та завер-нула его и спрятала в моем кармане, как облатку во время причастия…

Бесшумно открылась дверь, и вошла Эдвина. Синее платье-костюм сидело на ней, как на манекене, белоку-рые волосы были уложены волосок к волоску. Ей ис-полнилось пятьдесят пять, и ее окружала крепкая броня. Она прошла через избирательные кампании, сборы пожертвований, политические маневры, сделала карьеру как хозяйка дома. Эту цену она заплатила за то, чтобы стоять рядом с Алом, а не впереди него. Мне не хватало той жизнерадостной Эдвины, с которой я когда-то по-знакомился. Но тогда она еще не знала, что требуется, чтобы выжить при всеобщем внимании.

— Ты никогда не садишься, — заметила она. Глаза у нее покраснели, но это было заметно только при пристальном взгляде. Эдвина никогда не была спор-тивной или изящной, но всегда оставалась сильной.

— Сядь, Николас, — приказала она. — Ради всего святого, должен же хоть кто-то в этой семье делать то, что я говорю!

— Слишком много туали заставляет меня нервни-чать. — Я кивком указал на кресло, обитое зеленоватой тканью со сложным узором.

Эдвина горько улыбнулась и покачала головой.

— Сколько гетеросексуальных армейских офицеров так разбираются в обивочных материалах, как ты?

— Я в отставке. Могу стать декоратором. Мне нужна работа.

— О, нет, Николас, ты никогда по-настоящему не уйдешь в отставку. Ты умрешь, сражаясь за какое-ни-будь доброе дело далеко от дома, пытаясь доказать то, что доказать невозможно. Что, черт возьми, ты пыта-ешься доказать вот этим? — Она указала на подарочную корзину.

— Миссис Тэкери прислала тебе подарок. Мне пле-вать, что ты с этим сделаешь, но ей я скажу, что тебе по-нравилось.

— А она тебе поверит?

— Нет.

— Тогда не стоит беспокоиться. Я ненавижу эту женщину. А она ненавидит меня.

Я кивнул:

— Все ясно. Я хочу знать, что говорит Ал?

— Разумеется, рвет на себе волосы. — Эдвина засто-нала. — Наша беременная дочь в Джорджии и отказы-вается с нами разговаривать. И ты — единственный ис-точник информации, который имеется в нашем распо-ряжении. Так что ты должен сказать, что мне говорить Алу об этих людях, которые увезли мою дочь. Расскажи мне о Дэвисе Тэкери. И о ней, его матери.

Я протянул ей последний кусок яблока.

— Попробуй вот это.

Она нахмурилась, глядя на ломтик с бело-красной мякотью на моей ладони.

— Через час я должна фотографироваться с Органи-зацией женщин-борцов за независимость или с члена-ми Фонда спасения морских моллюсков, или черт знает с кем еще. Я не помню всех мелочей из моего расписа-ния. Но губы у меня уже накрашены. — Она указала на свой четко очерченный рот. — Я не могу есть. Да я к тому же и не голодна.

— Ты хочешь знать, из какого теста сделана Хаш Тэ-кери? Кто она и как живет ее семья? Все ответы в этом, — я кивком указал на яблоко.

Эдвина уставилась на меня:

— Кажется, они основательно промыли тебе мозги.

— Попробуй яблоко.

Эдвина аккуратно откусила крохотный кусочек, по-жевала. Ее глаза вспыхнули, потом превратились в ще-лочки. Она выплюнула изжеванную мякоть на ладонь и выбросила в вазу с белыми розами.

— Что ты хочешь сказать?

— Эти люди очень ответственно относятся к тому, что создают. Они много работают и кажутся честными. Вот что я пытаюсь сказать. А яблоко просто вкусное.

— Моя дочь беременна, она вышла замуж, а мне хо-чется забиться в угол и завыть. Не угощай меня яблока-ми, не говори мне, будто тебя вдруг осенило, что она сделала правильный выбор!

— Эдди считает, что следует зову своего сердца Права она или нет, но вы с Алом нужны ей, чтобы под-держать ее выбор.

— Нет. Она должна приехать к нам. Я долго молчал, потом сказал:

— Она твоя дочь, и она беременна.

Эдвина вцепилась в спинку кресла. Ее глаза увлаж-нились, но губы были крепко сжаты.

— Моя мать не разговаривала со мной в течение двух лет после нашей свадьбы с Алом. Это было ужасно. Мне нелегко и сейчас.

— Тогда почему ты ведешь себя так же по отноше-нию к Эдди?

— Потому что моя мать была права! В свое время. Она была права, утверждая, что я сделала глупый выбор, вышла замуж за человека ниже меня по положению, по-ставила под угрозу мою репутацию и мое будущее. Слава богу, что она ошиблась насчет Ала. Ты думаешь, в то время я понимала ее мудрость? Вовсе нет. Я любила Ала, но мало знала его. Я выходила за него из-за сенти-ментальной романтичности, идеалистических мечта-ний и, честно говоря, из-за радостей секса. Мне просто повезло, что Ал оказался не только добрым человеком и хорошим любовником.

— Эдди твоя дочь, — повторил я. — Ребенку необхо-дима поддержка матери.

— А ты думаешь, я этого не знаю? — Эдвина спрята-ла лицо в ладонях. — Господи, что мне делать? Сказать ей, что она поступает правильно, разрушая свою жизнь?

— Может быть, она ничего не разрушает. Вполне ве-роятно, Дэвис Тэкери стоит того.

— Да неужели? Пока что он продемонстрировал только способность уложить в постель самую рассуди-тельную молодую женщину планеты и сделать ей ребен-ка. И она ему это позволила. Моя дочь, с которой я го-ворила о контроле над рождаемостью с того самого мо-мента, как она достаточно подросла, чтобы понять все! Я водила ее в клинику, где ей все показали на анатоми-чески идентичных куклах. Моя дочь, которая в двенад-цать лет искренне пришла к философскому выводу о том, что девственность и целомудрие можно и нужно защищать. Какой-то юнец оказался настолько ловким и хитрым, что сумел заставить ее отказаться от основных ценностей нашей семьи, наших друзей, окружающих нас людей. Какой-то выскочка с фермы смог сбить с толку мою… — ее голос задрожал, — мою девочку, такую благоразумную, и разрушить ее будущее, которое так много для нее значило…

— Оно много значило для тебя, — поправил я. — Если ты сейчас перестанешь общаться с Эдди, ты об этом пожалеешь. Ты будешь не права.

— Нет. Она вернется домой. Ты увидишь. На моих условиях.

— А что собирается делать Ал?

— Мы это обсуждаем. Я уже сказала тебе, что он до-верил мне разбираться с этой ситуацией.

Я подумал: «И это человек, нашедший меня в мек-сиканской больнице, когда мне было четырнадцать? И это человек, который привез меня к себе домой и сде-лал все, чтобы я почувствовал себя своим? Эдвина лжет. Он никогда не оставит дочь в беде».

— То есть ты хочешь сказать, что Ал зол на тебя, как черт?

Эдвина выбросила вперед палец с длинным наманикюренным ногтем, напоминающим коготь хищной птицы.

— Он не был в тот день в парке, когда мы едва не… Когда ты… Эдди — моя дочь, и я не могу забыть… — голос Эдвины прервался, и ей пришлось несколько раз глотнуть, чтобы взять себя в руки. — Черт побери, Ни-колас, она же согласилась с тем, что ее жизнь не должна пройти впустую! Мы договорились о том, что она подо-ждет с браком и детьми, пока не займет место в отделе по связям с общественностью. Что она будет делать с ребенком на руках в ее возрасте? И каким-то пустым местом вместо мужа? Николас, их брак даже не являет-ся законным! Если бы только она пришла ко мне в тот момент, когда поняла, что беременна, я бы помогла ей справиться с трудностями.

— Если ты имеешь в виду, что заставила бы ее сде-лать аборт, — медленно сказал я, — то, вероятно, как раз поэтому Эдди к тебе и не приехала. И вероятно, как раз поэтому она не хочет говорить с тобой сейчас.

Эдвина окаменела.

— Я не уверена в том, что именно посоветовала бы ей. — Ее голос звучал ровно, почти равнодушно. — Но я не заслуживаю того, чтобы выслушивать твои инсинуа-ции. Я всегда за свободный выбор, Николас. Не за аборт, а за возможность выбора.

— У моей матери в свое время не было выбора. Ее отец ей его не оставил.

— Ты не можешь сравнивать…

— Нет, могу, — очень тихо ответил я.

Я встал, а они сели. Эдвина и ее советники — мафия родственниц с фамилией Хэбершем, умные подруги, помощники с красивыми прическами и полированными ногтями. Двадцать человек расселись вокруг неболь-шого овального стола в маленьком конференц-зале в западном крыле Белого дома.

Тема заседания: Хаш Тэкери и ее сын. За и против.

— Полковник, скажите, она выглядит как белая женщина или можно сразу сказать, что ее бабушка была индианкой? С этим надо как-то работать или мы можем использовать это с выгодой для нас? — спросила черно-кожая помощница без тени иронии.

— У нее рыжие волосы и зеленые глаза, — сказал я. — Она курит индейскую трубку, получила степень ба-калавра по бизнесу в вечернем университете, воспитала сына, который готов перегрызть глотку любому ради Эдди.

— Она курит! — одна из советниц записала инфор-мацию и нахмурилась.

— А как насчет религии? — спросила другая, глядя в свои записи. — Насколько мне известно, Дэвис Тэкери посещал нечто под названием евангелистская церковь Урожая с песней. Его мать все время делает внушитель-ные Пожертвования. Эта церковь объединяет все рели-гии. Пастор — женщина.

— И что же они делают? Укрощают змей? — дро-жащим голосом поинтересовалась сухощавая блондин-ка, нервно вертя в руках двухсотдолларовую золотую ручку. — Заговаривают болезни? Лечат верой?

— Поют, — уточнил я. — Вчера преподобная Бетти и ее хор были на ярмарке. Они пели «Пусть не разорвет-ся круг», Хаш Тэкери пела вместе с ними. И играла на бас-корыте.

— На чем?!

— Это перевернутое металлическое корыто. В днище делают дырку, протягивают сквозь него толстую струну и привязывают ее к шесту. Одной ногой надо упереться в корыто, левой рукой держат шест, правой играют на струне. Напоминает басовое звучание виолончели, если вы умеете играть. Хаш Тэкери умеет.

— Это все индейские штучки, — заметила брюнетка в очках и сделала запись в блокноте. — Нам нужна фо-тография. Мы должны сфотографировать вас и прези-дента с новыми родственниками, миссис Джекобс.

Эдвина кивнула:

— Хорошо. Но сначала я хочу сама встретиться с ней. Потрясти ее клетку. Показать, с кем она имеет дело.

— Думаю, ей все равно, с кем она имеет дело, — за-метил я.

— Николас, не тебе судить о женщинах! Пойми, эту даму спасать не нужно! Она не похожа на Золушку!

Я отвернулся от окна, за которым подстригал траву садовник, и посмотрел на Эдвину.

— А ты неплохо осведомлена.

— Разумеется. Ну, чего же ты ждешь, Николас? На-падай, атакуй, скажи, что я настоящая сука, что я нару-шила какой-нибудь кодекс чести, раз собрала о ней всю имеющуюся информацию. Но не забывай, что о нашей семье каждый может узнать все. Кстати, почему ты ее защищаешь?

— Потому что она не давала тебе повода нападать. Хорошо это или плохо, но Эдди теперь член ее семьи. Так что ты нападаешь на свекровь Эдди. Это плохо для твоей дочери. А еще я делаю это потому, что Хаш Тэкери — не обычная женщина. Потому что я хочу в нее ве-рить.

Эдвина встала.

— Ну, вот что. Я не позволю, чтобы мою дочь одура-чили недостойные родственники ее мужа. Я заключу с тобой сделку, Николас. Ты уговоришь Хаш Тэкери встре-титься с Алом и со мной, и мы посмотрим, выстоит ли ее репутация во время небольшого допроса. Если она так безупречна, как ты говоришь, то Хаш с честью вы-держит испытание.

— Договорились, — кивнул я.

— Я уверена, что на самом деле Эдди Джекобс не хочет здесь оставаться, — сказала я Мэри Мэй. Мы сто-яли на заднем дворе и смотрели вверх на окно спальни Дэвиса. — Она не из тех, кто будет выращивать яблоки. И потом, у нее есть дом, деньги… В конце концов, ее родители руководят нашей страной.

Мэри Мэй нагнулась ко мне и прошептала:

— Но подумай о той рекламе, которую получит наша ферма, если она здесь задержится.

— Прекрати!

Мы услышали шорох кустов за углом дома. Агент секретной службы пробрался через заднюю веранду, за-ставленную плетеной мебелью, и заглядывал в большие глиняные горшки с желтыми хризантемами, раздвигал ветки крупных гортензий, скрывавших большинство окон.

— Они похожи на енотов, — тихонько сказала я Мэри Мэй. — Стоит только отвернуться, как они уже у твоей двери.

Агент помахал нам.

— Это всего лишь обычная проверка, мэм, — объяс-нил он, двигаясь вдоль задней части дома и продолжая осматривать окна.

— Наверное, ему не нравится, что окна не запира-ются, — с тревогой заметила Мэри Мэй. — Смотри, он Делает записи в своем карманном компьютере. У них открыт файл на тебя и на твой дом! Тебе нужны замки.

— Мне замки ни к чему. У меня есть охотничьи Ружья, и я готова убивать.

Одни разговоры! Я вытерла рот рукой. Весь день я ощущала страх, словно кислый привкус на губах. Как много захотят узнать эти люди? Сколько им уже извест-но? Что они расскажут, если узнают? Что будет делать Якобек?

Мэри Мэй, которую мучили обычные страхи, схва-тила меня за руку.

— Хаш! Ведь все ружья заперты в шкафу Дэви, прав-да? Секретная служба обязательно спросит! И они захо-тят взглянуть на лицензию!

Я закусила губу.

— Пусть посмотрят. Мне плевать.

Как и большинство респектабельных жителей округа Чочино, Дэви был яростным противником лицензий на ношение оружия. Его арсенал был приобретен на мест-ных оружейных ярмарках, где коротко остриженные мужчины с крутыми наколками продавали ружья из-под стола в обмен на наличные и не задавали никаких вопросов. Я мрачно посмотрела на Мэри Мэй.

— Полагаю, мне лучше спрятать «узи» и противо-воздушную ракету.

— Не шути!

— Эдди Джекобе пробудет здесь недолго, так что у этих людей не будет времени сцапать меня согласно второй поправке.

— Повторяю тебе…

— Тс-с! Ты только посмотри на него!

Агент обнаружил двери в погреб. Он стоял и хмуро разглядывал потемневшие от времени дубовые створки. Он даже ткнул в них ногой и постучал пальцем по тем-ному железу. Мэри Мэй вздохнула.

— Ему не нравятся погреба, подвалы и вообще все пустые места под старыми фермерскими домами.

— Тогда он может катиться ко всем чертям! Этот дом построила Лиза Хаш больше ста лет тому назад из орехового дерева, камней и дубовых досок. Я обновила крышу, сменила проводку и трубы, и даже обивку на дверях погреба. Этот дом надежен.

— Хаш, у тебя устаревшие представления о безопас-ности. — Мэри Мэй сцепила пальцы покрепче. — Секретной службе нужны пуленепробиваемые стекла, инфракрасные датчики, усиленные титановые двери, спутниковые системы наблюдения, встроенные иден-тификационные чипы и антибактериальная защита…

Агент открыл двери погреба, потом оглянулся на меня:

— Вы не возражаете, если я загляну, мэм?

— Ради бога. Но держите пистолет наготове, на тот случай, если на вас набросятся гигантские пауки. Будь-те осторожны с падающими на голову банками с кон-сервированным яблочным соусом, потому что полки забиты до отказа. Не думаю, что вы найдете что-нибудь страшное, но должна предупредить, что двоюродный брат моего прапрадедушки пропал в тридцатых годах. Люди поговаривают, что жена убила его за то, что он ей изменял. Утверждают, что она зарыла тело где-то в До-лине. Так что, если наткнетесь на череп, кричите.

Агент кивнул без тени улыбки и начал спускаться по тяжелым дубовым ступеням, а Мэри Мэй побледнела.

— Не говори с ними так! Это же все равно что про-верка в аэропорту. С этими людьми нельзя шутить!

— Как я могу принимать этих ребят всерьез, если они полагают, что террористы прячутся среди хризан-тем, а маньяки-убийцы облюбовали мой погреб? — Я по-качала головой. — Господи, спаси нас от правительства!

— Если бы ты читала триллеры, как это делаю я, ты бы знала, чтб пытаются сделать с семьей президента злоумышленники. Кто-нибудь может пробраться сюда и спрятать бомбу на твоей клумбе. Или расстрелять нас всех через окна первого этажа. Или спрятаться в погребе и схватить Эдди, когда та выйдет на задний двор, чтобы полюбоваться рассветом над Аталуком. Хаш, мир за пре-делами округа Чочино полон сумасшедших, которым может прийти в голову что угодно. Излишняя осторож-ность никогда не может помешать! — Голубые глаза Мэри Мэй — семейное достояние всех Тэкери — наполни-лись слезами. Она смотрела на меня совершенно се-рьезно. — Я столько сил потратила, придумывая, как бы заманить покупателей на нашу ферму, я организовала самую лучшую маркетинговую кампанию и не хочу, чтобы все разрушили террористы! Я обняла ее.

— Послушай меня. Мы пережили ранние замороз-ки, сумели продать поздние урожаи, справились со спа-дом спроса, с пожарами на кухне, заменили сломанные грузовики. Бывали годы, когда мы работали за спасибо, не имея ни гроша в банке. Мы выжили, хотя все кругом говорили, что нам никогда не удастся заманить сюда людей из Атланты, что они не станут приезжать к нам с сентября по декабрь, чтобы купить яблоки. Мы пережи-вем и Эдди Джекобс. Обещаю тебе, мы не станем жер-твами террористов и не наживем неприятностей с сек-ретной службой.

— Ты забыла самое плохое, — Мэри Мэй вытерла глаза и вздохнула. — Мы пережили потерю Дэви.

Я замерла, но потом быстро пришла в себя и кивнула:

— Это само собой разумеется.

Мэри Мэй снова вздохнула.

— Как бы мне хотелось, чтобы у меня был муж! Он бы сказал мне: «Детка, не забивай свою хорошенькую головку ерундой».

— Нет, это не помогает.

Она устало кивнула. Маленькая, пухленькая, кудря-вая, Мэри Мэй в свои тридцать шесть лет все еще отча-янно желала выйти замуж, но при этом отвергала всех мужчин, которые хотели на ней жениться. В каком-то смысле это была моя вина. Как и все остальные, Мэри Мэй считала мой брак с ее братом идеальным — из тех, что совершаются на небесах. Она говорила, что мы вну-шили ей слишком высокие стандарты. Я виновато сжала ее плечо.

— Мы из тех, кто выживает. И у нас столько работы, что мы не можем тратить время на слезливую болтовню.

Моя золовка взяла себя в руки.

— Ты права.

Она вошла в дом и тут же вернулась, прижимая к себе портативный компьютер, за которым тянулся провод.

— Я собрала кое-какую информацию об Эдди.

Я застонала, а Мэри Мэй села на садовую скамью с вырезанными на спинке яблоками и нагнулась над кла-виатурой, напоминая пуделя над косточкой. В ее ушах сверкали золотые крестики с поддельными бриллианта-ми; поздняя бабочка села на одну из многочисленных цепочек, которые Мэри Мэй носила на шее. Она выгля-дела как хозяйка магазинчика дешевых товаров, но на самом деле она была компьютерным гением и волшеб-ницей управления.

— Эдди Джекобс — пример для подражания, — за-говорщическим шепотом сообщила Мэри Мэй. — Ее всегда так называли. Посмотри сюда. — Она указала на экран компьютера. — Читатели электронного журнала «Независимая девушка» назвали ее самой популярной студенткой года. А когда ее отец баллотировался в Белый дом, «Нью-Йорк тайме» писала: «Отдайте свой голос Эдди!» Умеет говорить, умна, серьезна. Настоящий при-мер для подражания… Опять этот «пример»!

— Может, хватит? Я уже представляю общую картину.

— Подожди! Когда ей было восемнадцать, она напи-сала книгу! То есть на самом деле написала, не просто поставила свое имя на обложке. «Власть курочек», так она называлась. «Эссе для молодых женщин о достоин-ствах целомудрия, независимости и образования». Це-ломудрие! Подумать только! А ведь ее родители завзятые либералы и все такое. Господи, Хаш, эта книга продер-жалась среди бестселлеров целый год! Она была самым читаемым автором. И это в восемнадцать лет!

— Некоторым идеям грош цена в базарный день, Мэри Мэй, пусть даже о них и написано в книгах.

— Но она пример для подражания! — настаивала Мэри Мэй. — Ты только представь такой заголовок: «Сын знаменитой Хаш Тэкери спасает президентскую дочь от жизни в аквариуме. Читайте подробности на нашем сайте».

Я смотрела на нее до тех пор, пока моя золовка не покраснела.

— Это моя работа рекламировать наши яблоки, — пробормотала она, опустив глаза. — Все, что помогает продавать яблоки, меня устраивает. Больше я ничего не скажу.

— Ловлю тебя на слове.

Я вошла в дом. Часы моего деда тикали в гостиной на стене между литографиями старых сортов яблок. Коты пили воду из лакированнных ярко-красных кера-мических мисок на отполированном дубовом полу в кухне. Мои бумаги и расчеты так и лежали на столе оре-хового дерева с резными ножками у двери на заднее крыльцо, где я их оставила, прежде чем пойти плакать к Большой Леди.

Зазвонил телефон.

— Номер семь, — сказала Мэри Мэй, вошедшая следом за мной.

Она отслеживала звонки последний час. Звонили советники президента. Звонили помощники первой леди. Все они были вежливы, но говорили так медленно, словно я была Форестом Гампом, и называли меня по имени, будто имели на это право. Все они повторяли одно и то же: «Давайте сохраним все в тайне, пока пре-зидент и первая леди не решат проблему с самой Эдди». Я была с ними более чем согласна.

— «Ферма Хаш», — мрачно сказала я в трубку.

— Попросите, пожалуйста, Раш.

— Меня зовут Хаш. Хаш Тэкери. Я у телефона.

— Хаш, это миссис Хэбершем-Лонгли. Я руковожу домашним офисом миссис Джекобе в Чикаго. Я ее младшая сестра.

— Рада познакомиться.

Значит, Эдвина нанимает своих родственников — так же, как и я. Кстати, мой домашний офис находился по другую сторону пруда с золотыми рыбками, в доме, построенном первой Хаш. Маленькая собачка и четыре кошки спали на осенних листьях возле его крыльца.

— Давайте просто поболтаем, Раш…

— Прошу прощения, но меня зовут Хаш.

— Простите. Хаш, конечно, Хаш. У меня ошибка в записях.

— И у вас есть записи обо мне? Где вы, интересно, собирали информацию?

— Спроси, не хочет ли она, чтобы мы прислали ей подарочные золотые серьги из нашего магазина сувени-ров! — прошептала Мэри Мэй.

Я только отмахнулась.

— Хаш, ничего страшного не происходит, — про-должала моя собеседница. — Я хотела лишь получить подтверждение некоторой информации о вас. Ведь вы в некотором смысле местная знаменитость, и мы это по-нимаем. Вы член торговой палаты округа, член Ассо-циации представителей мелкого бизнеса штата, член Ассоциации садоводов…

— Вы что, проводите расследование?

— Нет, это не совсем так. Хотя, разумеется, сущест-вуют вопросы безопасности, когда речь идет о члене семьи президента.

— Позвольте мне сказать вам кое-что. Вам необхо-димо знать только одно: Эдди в моем доме, в спальне моего сына, который не спускает с нее глаз. Она в такой же безопасности, как пчела в яблочном меду. Никто на этой ферме не тронет даже волоса на ее голове, и мы не подпустим никого чужого ближе, чем на десять футов. И больше я на ваши телефонные звонки отвечать не буду.

— Это несерьезно! Послушайте, Хаш…

— А у вас есть имя?

— Я… Реджина. Реджина Хэбершем-Лонгли. Реджина и Эдвина? Интересно, как зовут третью се-стру. Вагина?

— Хэбершем-Лонгли? С дефисом?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Я веду записи.

— Это сарказм, Хаш?

— У нас это называется зуб за зуб. Реджина помолчала.

— Видите ли, Хаш, нам не хотелось бы, чтобы дочь президента эксплуатировали. Нам не хотелось бы, чтобы о ее поступке заговорили. Нам не хотелось бы, чтобы на вашу ферму слетелись репортеры и начали задавать во-просы. Потому что, скажу вам откровенно, мы не знаем, насколько серьезен этот брак. Вполне возможно, что все можно решить между своими, чтобы никто даже не узнал, что возникала проблема.

— Реджина, я не знаю, что именно в ваших словах оскорбило меня больше всего, но разрешите мне просто и откровенно выразить свою точку зрения. Мой сын го-ворит, что они с Эдди женаты. Пусть мне это не слиш-ком нравится, но мой сын не лжец. У нас здесь среди обычных людей принято, чтобы родители сбежавшей девушки звонили родителям парня, с которым она сбе-жала. Можно даже приехать в гости. Я дала Джекобсам некоторый запас времени, потому что их не было в стра-не, когда это все случилось. Но теперь, полагаю, нам пора поговорить. Надеюсь, вы дадите мне их номер те-лефона, и мы с ними поболтаем.

— Но это не так просто! Вы не можете просто взять и позвонить…

— О нет, могу. Я исправно плачу налоги.

— Послушайте, мне жаль. Я посмотрю, что можно сделать…

— Что ж, отлично. Мне пора бежать, у меня больше нет времени на пустые разговоры. Передайте родителям Эдди, чтобы они позвонили мне. Это семейное дело, и я не стану ни с кем разговаривать, кроме них.

— Вы шутите?

— На вашем месте, Реджина, я бы не стала делать на это ставку. Желаю вам приятного дня. И кстати, если я выясню, что ваши люди собирают конфиденциальную информацию — например, пытаются узнать о состоя-нии моего банковского счета или заглянуть в семейные медицинские карты, — я найму самого известного и крик-ливого адвоката по защите гражданских свобод, и от ва-шего лицемерия по поводу тайны не останется и мокро-го места. Всего наилучшего.

Я бросила телефон в раковину. Когда город Далиримпл выделил землю для постройки передатчика, я была первой в округе Чочино, кто купил сотовый теле-фон. Все, что могло быстрее связать меня с покупателя-ми яблок, немедленно оказывалось в моем распоряже-нии. Сотовая связь, Интернет, высокоскоростные ком-пьютеры для обработки счетов, круглосуточная поставка товара — я не упустила ничего. Я готова была сказать всем: «Мир придвинулся к нашему крыльцу. Нам остается только открыть дверь и поздороваться». Но теперь мне хотелось спрятаться самой, спрятать сына и мою Долину. Как я жалела о старых временах! Я хотела, чтобы мир убрался ко всем чертям.

Мэри Мэй вынула телефон из раковины.

— Держу пари, нас попросят дать интервью для шоу «Доброе утро, Америка».

— Нет.

— Господи, Хаш, подумай, наконец, о светлой сто-роне. Я буду тетей! А ты станешь бабушкой. Бабуля Хаш. Бабушка Тэкери… И ты теперь свекровь дочери прези-дента Соединенных Штатов! Господи ты боже мой! По-думай только, какая реклама для фермы! Представь, сколько мы на этом заработаем! Большой Дэви мог бы нами гордиться. Он всегда говорил, что Дэвис унасле-довал умение Тэкери обращаться с женщинами и дело-вую хватку Макгилленов. Но чтобы жениться на дочери президента… О, Хаш!

Я посмотрела на нее так сурово, что Мэри Мэй сжала губы, поправила золотые цепочки на шее и убрала кар-манный компьютер.

— Я пойду на ярмарку, проверю новый дизайн эти-кеток яблочных пирогов. Вероятно, я напрасно трачу время, пытаясь тебя понять. Твой сын женился на пре-зидентской дочери. Большинство матерей обрадова-лись бы этому. — Она замолчала, обиженно посмотрела на меня, пожевала губами и наконец выпалила, словно эта мысль обожгла ей язык: — Ты ведешь себя очень странно, и я знаю, почему. Этот проклятый Якобек ото-гнал от тебя ос! И ты ему позволила!

Я перестала мерить кухню шагами.

— Что это должно значить?

— Это просто… Он… Хаш, я знаю, ты не следишь за политическими событиями и слухами. Но, ради всего святого, неужели ты никогда не слышала Хейвуда Кении по радио?

Ток-шоу Хейвуда Кении передавали от одного побе-режья до другого каждый день в течение трех часов. По-литический комментатор-самоучка, он писал книги, появлялся на телеэкране, собирал толпы на свои вы-ступления. Хейвуд Кении ненавидел Ала Джекобса, Эд-вину Джекобс и все действия администрации Джекобса с первого дня. Я считала его пустобрехом и позером в дорогих костюмах. А прическа его напоминала корич-неватый пух на яйцах самца-шимпанзе.

— Нет, я его не слушаю, — ответила я Мэри Мэй. — Да и что такого может знать этот шарлатан? Все его слова — либо полуложь, либо чистое вранье.

— Кении знает абсолютно все о семье Джекобс! И об их прошлом тоже. Ему было двадцать с неболь-шим, когда он работал в Чикаго. В то время Джекобсы тоже жили там, и племянник Ала, вот это самый Яко-бек, убил человека голыми руками. Хаш, это известная история. Кении освещал ее в прессе. Он писал, что Яко-бек безжалостно убил того парня, и с тех пор называет его сумасшедшим племянником-убийцей. Он говорит, что Ал Джекобс тогда потянул за все ниточки, чтобы ар-мейские чиновники перевели Якобека из страны и чтобы его не осудили за убийство. Кении говорит, что полковник выполнял секретные поручения по всему миру. То есть Якобек мало чем отличается от наемника. Правительство посылает его убивать людей и все такое прочее. Вот что говорит Кении.

У меня мурашки побежали по спине, но я нетерпе-ливо отмахнулась:

— Но какое это имеет отношение к моему избавле-нию от ос, Мэри Мэй?

— Ты не должна была позволять чужаку прогонять с тебя ос, только и всего. Этот человек недостоин… памя-ти Дэви.

Я изумленно посмотрела на нее, потом нахмурилась, давая понять, что она переступила запретную черту. Это касалось уже только меня.

— Если ты полагаешь, что за прошедшие годы я ос-корбила память твоего брата, то выкладывай это прямо сейчас.

Мэри Мэй смотрела на меня широко открытыми глазами, полными слез.

— Ты же знаешь, что я считаю тебя замечательной женой! Я сама всегда говорила, что ты должна больше выходить, чтобы встретить достойного мужчину. Но… ты же знала, что Якобек явился сюда, чтобы разлучить Дэвиса с Эдди. Почему же ты так приветливо к нему от-неслась?

— Приветливо? Я пригрозила выпотрошить его пе-рочинным ножом!

— Ты позволила ему прогнать с тебя ос.

— А у меня был выбор?

— Тебе надо было только подождать, чтобы Дедуля принес дымарь. И ты ведь не боишься ос. Не следовало тебе принимать помощь Якобека. Он наш враг, Хаш! Не поощряй его!

— Пока что он был честен с нами, и нам все равно придется работать вместе…

— Так, значит, ты тоже хотела бы разлучить Дэвиса и Эдди?

Выражение моего лица было ответом на ее вопрос. Она вылетела из дома. Я рухнула на ближайший стул.

Неужели я этого хотела? Чтобы Якобек разрушил их брак?

Трясущимися руками я достала из заднего кармана джинсов белую трубку с длинным чубуком, набила вы-ращенным на нашей ферме табаком, который носила в маленьком кожаном кисете, зажгла табак бутановой за-жигалкой с логотипом нашей компании и затянулась. Два агента секретной службы, стоявшие в кустах, уста-вились на меня.

— Вы не ошиблись! — крикнула я им. — Свекровь Эдди Джекобс, простая женщина гор, курит трубку!

Они вежливо кашлянули и отвернулись.

Итак, кроме всего прочего, моя золовка не доверяет зловещему двоюродному брату моей невестки, а Дедуля явился ко мне, чтобы доложить, что никто в семье Якобеку тоже не доверяет.

— Мы знаем, что он флиртовал с тобой и избил Дэ-виса.

— Ничего подобного не было.

— Но говорят именно об этом. Ты заступаешься за этого парня?

— Я просто сообщаю факты.

— Он явился сюда, чтобы разрушить брак Дэвиса. Как можно доверять такому человеку?

— Якобек говорит, что приехал проверить, в без-опасности ли Эдди. Я тоже волнуюсь о Дэвисе. Я прошу всех сохранять спокойствие и ни о чем не судить по-спешно. Посмотрим, что будет дальше.

Дедуля проницательно посмотрел на меня.

— Не стоит молчать слишком долго. Мы ввязались в неприятную историю. Если твой сын узнает, что ты за-одно с Якобеком и хочешь разлучить его с женой, он тебя никогда не простит.

Я промолчала, но в душе содрогнулась.

— Так вы поедете? — снова спросил Якобек. Была ночь. Я стояла в нижнем коридоре, недавно оклеенном модными обоями, у дверей в нашу с Дэви золотисто-красную спальню. После его смерти я сделала ремонт и поменяла обстановку. Я куталась в белый халат из шенили, надетый поверх голубой хлопковой пижамы. А человек, которого я едва знала, возвышался передо мной в старых брюках цвета хаки, ношеной фла-нелевой рубашке и старых ботинках. В глазах его засты-ло суровое хищное выражение. Он спрашивал, готова ли я сию секунду, немедленно ехать вместе с ним на встречу с президентом и первой леди. Якобек только что вернулся из Вашингтона. Он стоял так близко, что я невольно вдохнула его тепло и занервничала от его при-сутствия.

— Как же мы поедем? — растерянно спросила я. — Куда?

Прежде чем Якобек успел ответить, из-за гор донес-ся шум вертолета. Якобек посмотрел вверх, словно ответ был написан на кремовом потолке.

— Вертолет морской пехоты, — объяснил он. — Они отвезут нас в Северную Каролину. Там, в Хайлендсе, находится поместье друзей Эдвины. Это абсолютно без-опасное место.

— В Хайлендсе? Богатые у нее друзья.

Дэвис и Эдди спустились вниз и остановились у меня за спиной, заспанные, помятые, в одинаковых зеленых халатах поверх футболок с эмблемой Гарварда.

— Я не жду, чтобы вы мчались к моей матери по ее первому зову, — заметила Эдди.

Якобек нахмурился и открыл было рот, но замялся и ничего не сказал. Я-то знала, о чем он думает.

Я была матерью зятя Джекобсов. Я, Хаш Макгиллен Тэкери, всегда следовала традициям и старалась соблю-дать все правила поведения. И, к несчастью, Якобек знал обо мне достаточно, чтобы манипулировать мной.

Я плотнее запахнулась в белую шениль, словно это были доспехи.

— Я буду готова через десять минут.

Якобек улыбнулся.