"Роковой рубин" - читать интересную книгу автора (Смит Дебора)

Глава 8

Саманта пустилась по прохладным коридорам к выходу из церкви, выбежала под горячее яркое солнце. Теперь — за угол, потом вдоль газона. Проскользнула между взрослыми на ступенях главного входа, нашла лестницу и начала подниматься.

Он ждал ее на лестнице. Боже, какой он стал высокий! И волосы у него черные как ночь, с едва уловимым коричневым отливом. Вообще-то он мальчишка — а мальчишек она презирала. Но он не похож на тех мальчишек, что учились вместе с ней. Он, наверное, уже классе в пятом.

Ее вдруг охватило такое же чувство, как когда она прижимала к себе любимого плюшевого мишку, только во много раз сильнее.

Она медленно приближалась к нему. Он смотрел во все глаза, словно она была пришельцем из космоса. Он протянул руку… Вдруг возникло давнее воспоминание — воспоминание о том, как они были маленькими и она смотрела на него снизу вверх, точно так же, как и сейчас. Тогда все было хорошо; сейчас тоже будет хорошо.

Она взяла его за руку и пошла с ним вверх.

— Пойди найди брата, — шепнул Элли папа. Одной рукой он обнимал маму, которая не сводила глаз с гроба дяди Уильяма. Руки ее, сложенные на коленях, вздрагивали. — И скажи ему, чтобы он сейчас же шел сюда. Вот-вот начнется служба.

Элли кожей чувствовала, что Джейк здесь, точнее, где-то ближе ко входу в церковь. Она живо огляделась, подняла глаза и тихо ахнула — она увидела его: Джейк сидел на хорах с племянницей тети Александры. Элли отвернулась и с застывшим лицом уставилась в пространство. Она знала, что этим двоим мешать нельзя.

— Иди скорей, — повторил отец. — Приведи Джейка.

—Я…Э… Ну…

Появился священник. Зазвучала органная музыка. Мама вздрогнула, словно только что проснулась, и посмотрела вокруг покрасневшими усталыми глазами.

— А где Джейк? — спросила она.

Элли смотрела на родителей, безмолвно открывая рот. Она явно не знала, как поступить. Отец сурово посмотрел на нее.

— Элли, — сказал он, выразительно растягивая ее имя.

Она, вздохнув, молча качнула головой в направлении хоров. Родители взглянули туда.

— Боже мой! — выдохнула мама. — Они таки нашли друг друга. Видит бог, я этого не хотела. Я не хочу, чтобы он сидел рядом с племянницей Александры.

— Пусть хотя бы сегодня Уильям спит спокойно, — мрачно произнес папа.

Мама повернулась к алтарю, как показалось Элли, пристыженная и больше ничего не говорила.

Поднявшись наверх, они сели на скамью; его ноги уже доставали до пола, а ее еще нет.

— Я знаю про камень, — осторожно сказала Сэмми. — Про камень, из-за которого ты ненавидишь тетю Александру.

— Это не просто камень, это «Звезда Пандоры». Он принадлежал нашей семье еще с тех пор, когда в этих краях жили одни только индейцы. А тетя… твоя тетя не отдает его нам.

— Меня ты тоже ненавидишь? — спросила Саманта.

—Нет.

— Тогда почему же ты злишься?

— Потому что ты — Дьюк, а мне не должны нравиться Дьюки.

— Моя фамилия Райдер. Мой отец служит в армии, в военной полиции, он сержант Райдер, понял? Я не Дьюк.

— Дьюк. — Он грустно посмотрел на нее. — Потому что твоя мама Дьюк.

— Моя мама хорошая!

— Я не говорю, что она плохая. Просто она сестра твоей тети. А твоя тетя Дьюк.

— Тетя Александра и тебе тоже тетя, — запальчиво возразила Саманта.

— Больше уже не тетя. С тех пор как дядя Уильям… — Голос его прервался, он, нахмурившись, отвел глаза. — Послушай меня. Твоя тетя хочет, чтобы ты принадлежала ей. Она мечтает, чтобы ты жила с ней как ее дочь, потому что ты особенная, и она это понимает.

— Я вовсе не собираюсь жить с тетей Александрой. С какой стати? Мама с папой меня никуда не отпустят, да я и не хочу от них уходить. — Она посмотрела на него, желая убедиться, что он не шутит. Что за безумная мысль?

— Ты только не думай, что она тебе друг. Она — дурной человек. Она… она как паук, и, если ты попадешь в ее паутину, она высосет твою кровь, ты и моргнуть не успеешь.

— Ну, нет. Я тоже умею плести паутину. — Серьезно глядя на него, она вытащила какую-то вещь из глубокого кармана своей длинной черной юбки. — Вот, — тихо сказала она, впечатывая что-то в его ладонь. — Это тебе.

Он смотрел на странный голубой квадратик, легко уместившийся у него на ладони. В уголке было красиво, золотом, вышито «Р». Они с Элл и не умели делать такой тонкой работы, тем более когда были такие маленькие, как Саманта:

— И ты все сделала сама? — воскликнул он.

— Конечно. — Она сжала губы и надулась, словно вопрос ее оскорбил.

— Я же говорю, ты особенная. — Он осторожно опустил подарок в карман пиджака. И вдруг ниоткуда возникло название — Калифорния. Сердце дрогнуло. Ее семья переедет в Калифорнию. — Мне очень нравится. А что это такое?

— Не знаю. Но я долго над ним работала. Папа сказал, что это может служить одеялом для клопа.

Джейк сунул руку в другой карман пиджака, где постоянно держал всякие необходимые вещи — кусочки кварца и другие камни, которые помогали ему чувствовать горы, достал свой любимый пурпурно-коричневый, с серебристым отливом шероховатый камешек и протянул его ей.

— Возьми, это тоже рубин.

— Но ведь он не красный. Похож на простой камень.

— Многие рубины не красные. Я и не говорю, что это из дорогих, просто он мой любимый. — Джейк взял камешек в рот, смочил слюной и пошлифовал о рукав своего пиджака. — Смотри. — Поверхность камня замерцала таинственным светом. — В нем есть шелк.

— Глупый, шелк — это такая ткань: У мамы была шелковая блузка, и моя младшая сестра ее порвала.

— Когда рубин светится изнутри, этот свет тоже называют шелком. А иногда шелк образует звезду.

— Я не вижу здесь никакой звезды.

— Сначала надо огранить и отшлифовать камень. И потом, может быть, в этом — только самая середина звезды, такой большой, что лучи просто в нем не уместились. И свет не выходит наружу. — «Вот так и мы с тобой», — подумал он, но сказать о своих чувствах было для него слишком сложно. Он просто раскрыл ее ладошку и вложил в нее камень. — Я дарю его тебе, чтобы у тебя всегда была… э… часть звезды.

Саманта прерывисто вздохнула от восторга и вдруг вспомнила о том, что мама говорила о дяде Уильяме, который подарил тете Александре рубин.

— Ты уверен, что мне можно его принять? — подозрительно спросила она. — С ним не получится, как с рубином тети Александры? Ты не должен отдать его кому-нибудь другому?

— Нет. — Он отвернулся и посмотрел в сторону. Его щеки медленно заливала краска. — Это тебе. Он твой навсегда. Как бы далеко ты ни жила, хоть на другой планете. Хоть в Калифорнии.

— Откуда ты знаешь, что папу переводят в Калифорнию? — удивленно спросила она.

— Я… где-то слышал, — быстро нашелся он. — Калифорния по крайней мере в Америке.

Она раскрыла ладошку и пальчиком другой руки дотронулась до рубина.

— Это значит, что мы поженились?

Он помолчал минуту, потом решительно кивнул:

— Да, я думаю, так.

— Почему не возвращается Саманта? — резко спросила Александра таким тоном, словно Франни никуда не годная мать. — Не надо было отпускать ее одну.

— Она очень самостоятельна для своего возраста, — ответила Франни, но все же беспокойно обернулась и обвела глазами заполненную народом церковь. Франни напомнила себе, что у Александры горе, и не ссориться же с ней на похоронах Уильяма.

— Ты обращаешься с ней как с подругой, а не как с ребенком, — не замолкала Александра. — Ты даешь ей слишком много свободы.

— Алекс, она всего-навсего отправилась в туалет, а не в кругосветное путешествие автостопом.

И тут Франни увидела, что на хорах за белыми перилами на скамье, не доставая ногами до пола, сидела Сэмми, а рядом с ней — серьезный мальчик с необычно черными волосами. Франни тотчас узнала и эти волосы, и чуть индейские черты лица.

Что ж, Сэмми в нежном возрасте шести лет демонстрирует завидную силу воли и целеустремленность. Она нашла и получила свою долгожданную награду. Франни смотрела на дочь с восхищением, гордостью и некоторым страхом.

— Мам! — Громкий возбужденный шепот Тима заставил Франни быстро отвернуться. Тим, дергая Александру за рукав, тоже смотрел на балкон. — Мам, — повторил он, — Саманта наверху с Джейком.

Бледное лицо Александры превратилось в застывшую маску гнева. Она обернулась, попутно успев облить Франни презрением, и устремила испепеляющий взор на мятежную пару. Странное поведение несчастной вдовы заставило и других посмотреть туда же. И вот уже почти вся церковь не сводит глаз с Саманты и Джейка. Франни, быстро взглянув через проход, встретила холодный взгляд Сары.

Юные преступники замерли, словно пара оленей, ослепленных фарами грузовика. Франни схватила Александру за руку — точнее, за сжатый кулак. Александра дрожала от ярости. Священник выступил вперед и начал говорить, но Франни ничего не слышала, напуганная выражением лица сестры — смесь неистовой ярости и необъяснимого страха.

— Они же никому не мешают, — тихо прошептала Франни. — Пусть сидят там. Служба началась, успокойся, Алекс.

Но Александра, вырвав свою руку, вскочила на ноги. Ее голос — ее чудовищный визг — разнесся по всей церкви:

— Саманта! Немедленно спускайся сюда! Безутешная вдова судьи Вандервеера, ведущая себя столь неподобающе в середине заупокойной службы, — от такого зрелища священник замолчал, будто подавился, орган споткнулся на полуфразе, а сердца присутствующих едва не остановились. Франни почувствовала, как по спине ее струится холодный пот.

Саманта чуть заметно покачала головой. Джейк смотрел на Александру откровенно вызывающе. Казалось, их объединила какая-то невидимая сила; их союз был настолько мощным и подлинным, что Франни не только не стала проявлять материнскую волю — она залюбовалась, ей захотелось благословить их.

Но чары развеялись — Александра встала со скамьи и помчалась по центральному проходу. Франни побежала следом. Сара и Хью тоже были уже на ногах и спешили за ними. Александру настигли почти у выхода. Франни загородила ей дорогу.

— Это моя дочь, — со странной горячностью сказала она. — Моя. И я говорю, что она останется там. — И, переведя дух, добавила: — Алекс, умоляю тебя, иди на место. Ты что, с ума сошла?

— Я его задушу! Я задушу этого ублюдка, он сидит с моей племянницей, словно она его собственность!

Эти ее слова вызвали шок у всех, кто смог их расслышать. Разворачивалась драма, на глазах у всех перерастающая в легенду, которую в Пандоре долгие годы будут передавать из уст в уста.

Сара схватила Александру за руку.

— Ты погубила моего брата, погубила также верно, как если бы столкнула его с лестницы собственными руками. И если ты хоть пальцем тронешь моих детей, я,..

— Держи свое мерзкое отродье подальше, слышишь! Подальше от моей племянницы! — Александра хотела вцепиться в Сарины плечи, Хью встал между ними, а Франни изо всех сил пыталась оттащить сестру, обеими руками ухватив ее за талию.

— Мы здесь, — раздался вдруг спокойный голос Джейка. Они с Самантой стояли на нижней ступеньке лестницы.

Все застыли. Сара отпустила Александру и теперь с немым упреком смотрела на них.

«Две мудрых души, и смотрят на нас как на несмышленышей» — такая мысль пришла неожиданно Франни.

Джейк искоса посмотрел на Саманту и сказал:

— Может быть, мы увидимся не скоро. Но не беспокойся. Я тебя найду.

— Ладно. Я буду ждать. — Со слезами на глазах Саманта улыбнулась ему.

Саманта уехала — она вернулась с матерью в Германию. А ответственность за скандал на похоронах дяди Уильяма неожиданно свалилась на плечи Джейка. Говорили, что он якобы заманил Саманту на хоры, спрятал ее там и не отпускал, отчего мама с тетей стали беспокоиться и пошли ее разыскивать.

Эта сплетня, как снежный ком, обрастала подробностями. Джейк вдруг оказался похитителем детей, его стали побаиваться, ибо он мог оказать «дурное влияние». Его даже вызвали к директору, и тот говорил, что такие вещи ведут впрямую к употреблению наркотиков, сожжению национального флага и уклонению от военной службы.

В приемной доктора Рейнкроу пациенты косились на него, когда он по субботам приносил отцу ленч. Пресвитерианский пастор прочел проповедь о падении морали среди юношества, а баптисты прислали в Коув одну из своих прихожанок, чтобы предложить маме отправить Джейка в их летний лагерь.

Родители не сердились на него и мало обращали внимания на нелепую шумиху в городе. Мама ведь тоже сорвалась в тот день, все видели, что еще немного — и она бы полезла в драку со вдовой своего брата. Теперь ссора с Уильямом выглядела совсем в другом свете, и мама не могла себе простить, что столько не успела сказать Уильяму при жизни, не успела столько для него сделать. Джейк и Элли часто теперь слышали в гостиной среди ночи приглушенные голоса родителей и мамины всхлипывания.

В кабинете адвоката дяди Уильяма Джейк через стол пристально смотрел на свою тетку. Элли сидела рядом с ним и тоже на нее смотрела. Потом сидела мама с каменным лицом, с полными презрения глазами. Папа, большой и спокойный, держал ее руку в своей и поглаживал чуткими пальцами — процедура чтения завещания должна была пройти мирно.

Джейк перевел взгляд на двоюродного брата. Его светло-рыжие волосы курчавились надо лбом, глаза были потухшие и потерянные. Тощий, веснушчатый, он то и дело принимался нервно грызть ногти. Всего-то год разницы, но Джейк выглядел гораздо взрослее. В своем черном костюмчике Тим был похож на ребенка, одетого, чтобы играть роль банкира в школьном спектакле.

«Он не должен знать, что на самом деле случилось с его отцом, — мрачно думал Джейк. — Мы не можем рассказать ему правду о его матери. Ведь она теперь у него одна-единственная».

Адвокат дяди Уильяма читал список пожертвований: юридические книги — городской библиотеке; дары двум храмам; участок земли под спортплощадку. Затем пришла очередь родных и близких: папе — серебряные карманные часы, Джейку — великолепное старинное ружье, Элли — комплект хрустальных ваз…

Напряжение росло; казалось, в этом облицованном темными панелями кабинете с каждой минутой становится все меньше воздуха. Мама сидела на кончике стула, глядя в пространство. Перед тем как ехать сюда, она сказала, что не ожидает от брата никакого наследства и едут они лишь потому, что это последний долг перед ним.

В списке, который зачитывал адвокат, мама не упоминалась. Наконец, откашлявшись и разгладив листы в кожаной папке, он произнес многословную тираду, смысл которой сводился к тому, что все остальное свое имущество покойный оставляет тете Александре и Тиму. Тетя Александра вздохнула, прикрыла глаза и прижала пальцы к губам, словно безмолвно благодаря дядю Уильяма.

Джейк обиделся за маму — он не мог понять, для чего дяде Уильяму было надо, чтобы она все это выслушивала.

— С единственным исключением, — добавил вдруг адвокат и сделал паузу. Эта секунда ожидания показалась невозможно долгой. Адвокат посмотрел на маму и прочел: — «Я прошу прощения у своей горячо любимой сестры и завещаю ей то, что всегда ей принадлежало, — рубин „Звезда Пандоры“.

— О, Уильям, — тихо сказала мама и закрыла лицо руками.

Тетя Александра вытаращила глаза, ее руки конвульсивно сжались в кулаки. Папа, успокаивая, обнял маму. Элли, открыв рот, повернулась к брату; они обменялись удивленными взглядами. Тетя Александра с нескрываемой ненавистью смотрела на маму. Мама подняла голову и ответила взглядом победительницы.

— Ты оттолкнула от моего брата всех, кто любил и уважал его, — ледяным голосом произнесла мама. — Ты думала, что полностью подчинила его себе. Но нет! Боже мой, из-за тебя ему было так трудно сделать то, что он считал правильным, — для этого ему пришлось умереть.

Тетя Александра опустила кулак на стол и медленно разжала пальцы.

— Какая ты жадная, Сара. Из-за какого-то украшения твой брат умер в ссоре с тобой.

— Я бы выбросила этот камень в пропасть, если бы это могло вернуть Уильяма. Сомневаюсь, что ты можешь сказать о себе то же самое. — Мамин взгляд упал на Тима; Тим выглядел жалко. — Я позволила тебе низвести себя до твоего уровня. Вот в чем я виновата. Но, теперь все кончено. У тебя остается дом, в котором я выросла, и все остальное. Тим этого заслуживает. Но, ради моих детей, и их детей, и детей их детей, — отдай мой рубин.

Джейк и Элли почти сползли со стульев. Папа тихо сказал:

— Я заеду в Хайвьо, чтобы забрать его. Если бы мои предки знали, сколько несчастий он принесет, они бы спрятали его подальше от рук человеческих.

Тетя Александра, не моргая, смотрела на них.

— Он мой! Уильям подарил его мне. Ты, значит, думаешь, что победила. И теперь каждый может тыкать в меня пальцем. Вот она, и богатая, и белая, а недостойна носить имя Вадервеер. Уильям подарил мне этот рубин, чтобы всем было ясно мое положение в обществе. Чтобы меня здесь уважали! И никто, даже его родная одуревшая от жадности сестрица, не отнимет у меня этот рубин!

— Тебя здесь никогда не будут уважать, — устало ответила мама. — И единственное, чего мне жаль, — это его поруганной чести. Ты — грязное пятно на ней, которое, увы, ничем не смоешь.

Тетя Александра пожала плечами, вдруг успокоившись, будто нашла единственно верное решение.

— Я похоронила рубин вместе с ним.

Мама вскрикнула. Папа откинулся на спинку стула, щека у него дергалась. Джейк так пристально смотрел на тетку, что глазам стало горячо. Элли тихо пискнула. Мама вцепилась руками в край стола, папа еле слышно процедил что-то сквозь зубы и обнял ее за плечи. У Джейка перед глазами все плыло.

Тим, всеми забытый, как снятая с руки кукла — рыжие волосы, меловое лицо, круглые глаза, — вдруг подал голос.

— Они ведь не выроют моего папу из могилы? — громко спросил он, вскочил, кинулся к матери и уткнулся ей в колени. — Тетя Сара ведь не может вырыть папу, правда?

— Надеюсь. — Тетя Александра склонилась к нему и погладила по голове. — Не бойся, я ей не позволю.

— Ты… ты… — Мамин голос вдруг сделался едва слышным. — Ты безумное чудовище. — Джейку показалось, что мама прошептала именно эти слова.

— Больше никто не будет носить этот рубин, — сказала тетя Александра, дурно изображая дикую грусть. — Он там, где должен быть. Прими это как должное, Сара.

Вздрагивая от страха, они все же решительно пробирались по кладбищу, меж орешин и пихт, которыми была засажена усыпальница Ванденвееров, перешагивая тени, отбрасываемые гранитными ангелами, застывшими на высоких надгробиях. Страх словно бы холодным железным кулаком сжимал грудь Джейка. Элли мелко семенила рядом, одной рукой придерживая подол своей длинной черной юбки. Казалось, она вот-вот поднимется над деревьями и полетит назад, прочь от кладбища, к городу.

— Давай быстрее, — сказала она Джейку.

Они должны были, собственно, торопиться к бакалейному магазину, где, сделав покупки, их будет ждать мама. По дороге — впрочем, это было совсем не по дороге — завернули на кладбище.

Если бы мог, прибавил бы, — ответил Джейк. Они все же пустились бегом, забрались на невысокий холм где стояли рядом несколько надгробии, и остановились под узловатым дубом, у могилы дяди Уильяма, заваленной траурными букетами. Странно яркий холмик увядающих цветов с поникшими лентами. Они застыли в оцепенении.

— Мы должны дотронуться, — сказал Джейк и собственный голос показался ему зловещим. — Ради мамы, мы должны узнать правду.

— Хорошо, но только вместе с тобой, — сказала Элли. — Одновременно.

Они присели на корточки и, не сводя друг с друга глаз, погрузили руки под цветы, в мягкий холодный краснозем.

Джейк сморщился и закрыл глаза. Пытаясь представить себе, что может случиться, он больше всего боялся появления привидений. Однажды в Ковати старый индеец искал воду; старик долго шарил палкой, потом воткнул ее в землю, и из этого места забил источник. Вдруг сейчас из-под его рук, подобно грунтовым водам, хлынут вереницы духов почивших Вандервееров — бабушка с дедушкой, которые погибли в автокатастрофе, когда мама была немногим старше чем он сейчас или Мелани Вандервеер, их двоюродная бабушка, которая в День независимости подавилась персиковой косточкой, когда они были совсем еще маленькие; или, может быть, Мак Ли Вандервеер их троюродный брат, сгоревший в танке во время Второй мировой войны. Более всего Джейку не хотелось наткнуться на Мака Ли.

Но он ничего не чувствовал ничего. Ничего! Он посмотрел на Элли. Она с открытым ртом круглыми зелеными глазами уставилась в пустоту.

— Нашего рубина здесь нет, — словно лунатик медленно произнесла она, моргнула, вытащила руку из земли и упала на спину.

Джейк, наоборот, погрузил руки глубже.

— Я ничего не вижу, — честно признался он. — Почему же у меня не получается, а у тебя получается? Что со мной?

Стоя на коленях, он изо всех сил вдавливал руки в мягкую землю. Теперь его пугали уже не привидения Вандервееров, а слепая пустота внутри.

— Может быть, ты слишком много думаешь, — сказала Элли. — Когда я слишком много думаю, у меня только голова болит.

— Ты уверена, что его здесь нет? — спросил он, оглянувшись через плечо и по-прежнему держа руки в земле.

Эмми уверенно кивнула:

— Она солгала нашей маме. Рубин по-прежнему у нее. Мой рубин. — Элли произнесла эти слова с таким гневом, что Джейк, вытащив из земли грязные руки, резко обернулся к ней.

— Твой рубин?!

— Он должен был стать маминым, а потом моим. — Внезапно ее голос сорвался на крик: — Но я умру, как только получу его! — Она уткнулась лицом в сгиб локтя. — Я скоро умру, вот что я только что узнала.

Во рту у Джейка появился противный вкус, и он долго не знал, что сказать.

— Никогда не слышал большей глупости, — наконец произнес он. Но на самом деле он очень испугался. — С чего ты взяла?

— Не знаю. — Эмми сжата кулачки. — Не знаю почему.

— Ну и плюнь. Это неправда.

— Рубин у тети Александры. И это правда. Скажи? Джейк обтирал руки травой, стараясь как можно скорее соскрести с них могильную землю.

— Не могу. Ничего не могу сказать. Что-то не так, но я не понимаю, что.

— Ах вы, грязнули, — вдруг прогремел над ними низкий женский голос.

Джейк обернулся, Элли выпрямилась. В нескольких футах от них стояла миссис Большая Ветвь, в широкополой шляпе, садовых перчатках и с тяпкой в огрубевшей коричневой руке. Пестрая широкая юбка, мужская рубашка навыпуск и запыленные теннисные туфли довершали ее костюм. Вид у нее был весьма внушительный.

— Что вы здесь делаете? — спросила она на чероки.

— Пришли на могилу дяди Уильяма, — быстро ответил Джейк. Он вспомнил, что миссис Большая Ветвь регулярно приходит на кладбище ухаживать за могилами своих родственников.

Миссис Большая Ветвь бросила на землю тяпку и перчатки, потом уселась сама и некоторое время внимательно смотрела на них.

— Кое-каких вещей лучше не трогать, — проницательно сказала она. — Кое-что лучше похоронить и забыть.

Джейк прикусил язык и сделал равнодушное лицо. В самом деле, весь город знал о том, что тетя Александра похоронила рубин вместе с дядей Уильямом. А миссис Большая Ветвь понимала их с Элли куда лучше других.

— А если, — осторожно сказал он, — если человек приходит сюда убедиться и ничего не находит, это же очень интересно, правда?

Она покачала головой.

— Это знак свыше. Потому что человек должен держаться подальше от тех, у кого пустая душа. Только глупец будет совать голову в петлю и думать, что все кончится хорошо.

Элли скрестила руки на груди.

— И что же, пусть ворует, что хочет?

— Пустая душа всегда крадет, — ответила миссис Большая Ветвь. — И пустота ее вечна и никогда не насытится. Если что-то поглощено этой пустотой, ничего не поделаешь. — Она погрозила им пальцем. — Самое главное, чтобы эта пустота не проникла в вашу душу.

Джейк опустил голову.

— То есть нам никогда не вернуть того, что украдено?

— Нет. Да и кому это нужно? Если что-то побывало в холодных пальцах того, чья душа пуста, эта вещь навсегда отравлена. Она будет приносить людям только несчастья.

Элли вздохнула.

— Значит, мы… значит, надо уйти с дороги?

— Да, — твердо сказала старая индианка. — Только так.

— А что, если дар молчит? Может, пустая душа уже завладела и им? — нахмурившись, спросил Джейк о том, чего боялся больше всего.

В темных, утонувших в морщинах глазах миссис Большая Ветвь светилась древняя мудрость. Но было видно, что тревога не оставляет ее.

— А это великая тайна. Ваша бабушка рассказывала мне, что иногда ее музыка замолкает. И именно тогда, когда больше всего ей нужна.

— Она не знала, почему? — почти не дыша, спросил Джейк.

— Она предполагала, что это защита от тайн, которые на самом деле знать не нужно. — Миссис Большая Ветвь помолчала. — То, чего не знаешь, не принесет тебе вреда.

Джейку вдруг вспомнилось — тетя Александра с мистером Ломаксом и то, как рубин жег ему руку, и тотчас к нему вернулось чувство вины за то, что он послужил причиной смерти дяди Уильяма. Он кивнул миссис Большая Ветвь.

— Человек должен быть осторожнее с теми, кого он любит.

— Правильно. И не следует ждать, что музыка придет, когда ее позовешь. Она сама знает, когда прийти.

Элли, потрясенная, поднялась на ноги.

— Что ж, я буду держаться подальше от пустых душ, и тогда моя музыка будет звучать тогда, когда я попрошу.

Миссис Большая Ветвь поджала губы. — С тобой все будет в порядке, если ты не будешь забывать об этом. А теперь бегите.

Элли не надо было упрашивать; она тотчас помчалась к дороге не оглядываясь. А Джейк вставал медленно и все смотрел на миссис Большая Ветвь, ни на секунду не отводя глаз. Ему до боли в сердце было жаль дядю Уильяма, а когда он со страхом и ненавистью думал о тете Александре, то немедленно вспоминал и о Саманте. Его обуревали самые разные чувства, в которых он не мог разобраться; наконец из путаницы этих чувств родилась простая и ясная мысль.

— Человек не может бороться с пустыми душами, не принося несчастья другим людям, — осторожно сказал он и вопросительно посмотрел на миссис Большая Ветвь — поняла она или нет? Она кивнула. Джейк вздохнул. — Значит, нужно вслушиваться. И иметь терпение.

Хотя миссис Большая Ветвь чуть улыбнулась уголком рта, она казалась скорее печальной, чем веселой.

— Слушай свою музыку. Она подскажет тебе, что надо делать.

Джейк побежал вслед за Элли, которая была уже почти на дороге. У него не выходили из головы ее странные слова о смерти, и, поравнявшись с ней, он мрачно воскликнул:

— Ты не умрешь. Потому что мы не откроем эту тайну той, у которой пустая душа. И тогда от нее больше никто не пострадает.

Элли благодарно посмотрела на него из-под нахмуренных черных бровей.

— Договорились.

— Я так соскучилась, — прошептала Александра, спрятав лицо на груди Оррина.

Они лежали в кровати с узорчатым балдахином; в открытое окно проникал неяркий зимний свет и тихий холодный рокот океана.

— Эти последние месяцы были просто кошмаром. Ты не представляешь себе, как я мечтала об этой поездке. Я так люблю океанское побережье зимой. У меня даже на зеркале висела фотография этого острова, я каждый день смотрела на нее и думала о нас.

Оррин погладил ее обнаженную спину.

— Нужно соблюдать декорум, милая. Я не мог даже приехать в Хайвью на следующий день после…

— Не надо об этом. Это было ужасно. Его сестра подняла волну таких жутких разговоров обо мне, что я стала просто отверженной.

— Сплетни провинциального городка. Все забудется. — Он откинул атласное покрывало и провел кончиками пальцев по изгибу ее позвоночника. — Мне будет немножко не хватать этих волнующих ощущений — прятаться с тобой от людей, — добавил он. — Это придавало жизни остроту все эти годы.

— Тебе нужно жениться. Тебе уже тридцать шесть. Могут пойти разговоры — сам знаешь какие.

— Александра, ты делаешь мне предложение? — засмеялся он.

— Конечно. Я так давно этого ждала. — Она подняла голову и посмотрела на него. — Оррин, ты — сенатор штата. Люди твоего положения должны быть женаты. Не дразни меня. Ты же знаешь, что я права. Ты ведь хочешь на мне жениться.

— Да. Да, мой прямолинейный ловкий делец, хочу. Она поцеловала его, и они, откинув покрывала, предались любви, не обращая внимания на холодный влажный бриз, раздувавший оконную занавеску.

— Тебя ничто не остановит, — сказал он чуть позже, когда они, утомленные, уже лежали на подушках, укрывшись одеялом. — И это меня всегда восхищало.

Александра посмотрела на него.

— Я должна показать тебе что-то. — Она выбралась из постели, накинула длинный шелковый халат и подошла к туалетному столику. Открыв сумку, она вытащила кожаный футляр, а из него — длинное ожерелье из толстых золотых цепочек.

Удовлетворенно мурлыча, она принесла ожерелье Оррину и села рядом с ним, по-девчоночьи поджав под себя ноги. Оррин рассматривал необычную подвеску, ощупывал выгравированный на золоте пышный цветочный орнамент и даже взвесил ее на ладони.

— Бог мой, похоже на орех, окованный золотом. Я не помню, чтобы ты раньше носила что-нибудь столь экстравагантное.

— Это все неспроста. — Она нажала на подвеску ногтем, открылась крышка, и Оррин изумленно свистнул. Завернутый в тончайшую ткань, там лежал рубин. — Теперь я смогу его носить, — объяснила она. — Так я буду знать, что он по-прежнему мой, пусть даже никто его больше не увидит.