"Голубая ива" - читать интересную книгу автора (Смит Дебора)

Глава 20

Эдвард Тамберлайн наклонился погладить Люпу. Если он и носил когда-нибудь что-нибудь менее официальное, чем элегантный двубортный костюм, то Лили никогда не видела этого. Короткие волосы кое-где уложены грациозными волнами, чернильно-черные веснушки высыпали у него на носу. Мрачно улыбаясь, он подошел к ней, оставив машину во дворе.

Лили с волнением смотрела на то, что когда-то было главным пастбищем. Теперь все поросло бурьяном, и приходилось использовать бульдозер мистера Эстеса, чтобы расчистить его. Она поставила на землю ведро с семенами и поспешила навстречу мистеру Тамберлайну. Легкий ветерок колыхал нарциссы в неглубоких канавах. Темно-оранжевые краснодневы уже спешили им на смену. Если бы у нее было время и чуть больше средств, она купила бы мульчу и удобрения.

Кожа на руках потрескалась, все ладони в царапинах, ногти обломались. От каждодневного труда в течение последних двух месяцев мышцы ломило. Она составила длинный перечень задач. Ее рабочий день начинался с восходом солнца, начинался борьбой с тяжелым горем и подавленностью, которые никогда не оставляли ее полностью, как какая-то тень, лежащая за пределами разума.

— Как ты, Лили? — спросил Тамберлайн.

— Прекрасно, — солгала она.

Чувствуя некоторую неловкость, она продела нарцисс в петлицу на лацкане его пиджака и отступила.

— Теперь ты готов встретить весну.

— Я приехал в поместье, чтобы посмотреть за ходом работ. Я ненадолго, надеюсь, ты не возражаешь?

— Нет, конечно.

Он приехал сюда по поручению Артемаса, она не сомневалась в этом.

Она следила за его любопытным взглядом. Гора мусора исчезла, хотя ворс отвергнутого ею лохматого ковра и оторванные панели все еще валялись перед домом. Она хотела, чтобы в доме не осталось ничего, что напоминало бы о Джо Эстесе. Лицо мистера Эстеса вмиг посуровело, когда он догадался об этом.

Лили кивнула на расчищенное пастбище:

— Здесь мы разместим офис и магазин, в другом месте — оранжерею. Остальная территория будет полностью отведена под рассаду.

Тамберлайн кивнул:

— А ты, как я видел, уже расширила немного дорогу к дому и уложила гравий.

— Да, дождь все время размывал ее, и кое-где мешали деревья.

— Теперь стало хорошо!

Его восторженная оценка вынудила ее с равнодушным видом засунуть руки в карманы брюк-хаки.

— Так что нового, мистер Тамберлайн? Он еще не переехал?

— Переехал в комнаты своей бабушки. Дом уже функционирует, но плохо обустроен.

— Я как-то пробиралась через лес к озеру и увидела, как идут работы. Ему надо нанять хорошего специалиста по садово-парковому делу, чтобы восстановить сады. Я могла бы порекомендовать некоторых, если ты не расскажешь ему.

— Он не планирует восстанавливать сады в ближайшее время.

Она нахмурилась:

— Но он же уже расчистил все вокруг особняка и на холме над озером.

Тамберлайн вполголоса заметил:

— Я думаю, что сады для него куда важнее, чем сам дом. Возможно, ему не понравится мысль о вмешательстве посторонних.

Невидимая рука сдавила грудь Лили. Она посмотрела на Тамберлайна и почти забыла, что он редко связывался с ней просто так, в основном по какой-либо причине.

— Я позвоню вашему Макиавелли [22], если ты поддержишь этот план.

Задумчивая улыбка появилась на губах Тамберлайна.

— Боюсь, что я стал слишком стар для своей роли, исполняемой в течение этих лет. Я был бы рад, если бы ваши сердечные муки наконец разрешились.

— Вряд ли это возможно. — Они вместе спустились к ручью. — Для тебя они стали чем-то вроде твоей семьи?

— Да. А потом в нее вошла ты.

Они остановились под огромной ивой. Он вздохнул, поймал одну веточку и стал разглядывать крохотные молодые листочки.

— Темные, голубовато-зеленые уж с самого начала, — пробормотал он. — Что за диво!

— Я могла бы выкопать какой-нибудь побег для тебя. — Она кивнула на маленькие деревья на краю рощи. — Все эти ивы неприхотливее большинства других видов и разрастаются очень быстро.

Он кашлянул.

— Хорошо бы иметь голубую иву рядом с домом.

— Я пошлю тебе одну.

— Поверишь ли, я приобрел двадцатикомнатную итальянскую виллу рядом с особняком хозяина. Перед своими соседями я стал первым черным, который не носил униформы дворецкого.

— Ах, просто невероятно! — Она потянула его за рукав пиджака. — Позвольте представиться, белый дворецкий Билли Боб!

Тамберлайн засмеялся, его задумчивый взгляд сменился улыбкой.

— Он никогда не уполномочивал меня объяснять свои поступки. Они зачастую говорят сами за себя. Прости, поскольку в данном случае я перешагнул границы дозволенного и высказываю свое личное мнение.

— Спасибо.

— Он может стать агрессивным и даже своекорыстным по отношению к тебе, но он не тот, кого следует рассматривать в качестве твоего врага.

Она вздрогнула, сунула руки в карманы.

— Я знаю. Но он пытается решить мои проблемы за меня и рассматривает верность памяти Ричарда как нечто такое, с чем стоит разобраться.

— Отчаянное состояние его семьи никогда не позволяло ему выбирать между заботой и руководством. Для него это не просто невозделанная земля.

— Мы вместе разведали эти земли. Возможно, это одна из причин, почему я вернулась сюда. Пусть не думает, что может заботиться, руководить и игнорировать меня.

— А может, ты хочешь доказать себе, что не согласна ему подчиняться?

Лили замолчала, поражаясь его проницательности.

— Да, — выдавила она наконец.

Тамберлайн ушел, она вернулась к своей рассаде, но работать уже не могла. Через дорогу темнел лес, ограничивая пастбище. Артемас вернулся таким же непреклонным, как нарциссы и краснодневы вдоль дороги. Но и она была такой же. Она закрыла глаза на печаль и на смерть.

С другой стороны пастбища лес подходил так близко, что когда ветер дул оттуда, она могла бы услышать звуки тяжелых грузовиков и бульдозеров, пил и отбойных молотков. Артемас каждый день просыпался и засыпал в мечтах о Голубой Иве.

Он поставил фарфоровый чайник на грубый стол на верхнем этаже галереи, зажег сигарету и принялся изучать маленький, деликатный сосуд.

На прошлой неделе она продала его в магазине фарфора и хрусталя Свенсона — одного из элитных дилеров Атланты, за пять тысяч долларов. Артемас подозревал, что так оно и будет. Согласно сведениям, осмотрительно получаемым о ней в течение многих лет, выходило, что она уже продала весь свой фарфор и хрусталь. Но фарфор Коулбрука она не продавала никогда.

Чайник он выкупил.

Артемас понимал, как сильно она нуждается. Тяжко было осознавать, что она скорее продаст такую сентиментальную ценность чужим, чем попросит его о помощи. Он хотел быть частью ее жизни, и это желание постоянно мучило его.

Он прошел по большой, пустынной галерее с ее высокими потолками и книжными шкафами красного дерева и открыл стеклянную дверь на балкон. Плотно запахнув махровый халат, он вышел на гладкие каменные плиты, холодные и мокрые от росы. Под усеянным бриллиантовыми звездами небом он вдруг показался себе жалким и смешным среди этого обшарпанного интерьера, беспорядка, пыли, обломков материалов, рассеянных по этажам комнат и коридоров.

Он облокотился о балюстраду и посмотрел на расчищенную террасу далеко внизу. Сады спускались к большой, зеркальной поверхности озера. Когда-то там цвели розы, поддерживаемые деревянными решетками. Несколько оставшихся розовых и красных цветов в чащах, как писала ему юная Лили, наводили ее на мысли о леди в элегантных платьях.

Теперь террасы ожидали ее внимания. Он знал, что этого никогда не случится и что ему не следует медлить с наймом ландшафтных дизайнеров. Каждый день он только и делал, что думал о несбыточности своих желаний. Это безрассудство было сродни покупке чайника.

Он снова закурил. Красная точка вскоре растаяла, и ее невидимое тепло рассеялось в темноте.

Этого человека Хопвел не знал. Незнакомцы обычно приходили к его двери, чтобы продавать, просить или проповедовать все то, что он ненавидел. Хорошо одетые незнакомцы с кожаными портфелями, подъезжавшие на иномарках последней модели, были вдвойне подозрительны.

Хопвел соскользнул с крутящегося кресла перед телевизором. Злость — единственное, что заставляло его еще что-то делать. Он поспешно прошел через захламленную гостиную и открыл входную дверь.

Он не боялся ни призраков, ни чертей и тотчас поинтересовался причиной посещения.

— Мистер Эстес? — полувопросительно ответил мужчина. Привлекали его гладкие, блестящие волосы и ногти.

— Мне не нужно никакой страховки, — парировал Хопвел.

— Я не продаю. Я покупаю. — Человек шагнул ближе и улыбнулся, не открывая рта. — Покупаю ваше сотрудничество. В свою очередь, я гарантирую будущее вашему сыну.

Хопвел застыл как вкопанный:

— Кто вы?

— Я представляю одного из тех, кто действует из лучших побуждений. Одного из тех, кто может заверить, что он досрочно выйдет из тюрьмы в следующем году. Одного из тех, кто, позаботившись о его освобождении, даст ему шанс начать новую жизнь, такую, чтобы вы могли им гордиться.

— Конкретнее, пожалуйста. Чьи интересы вы представляете?

— Не имеет значения, мистер Эстес.

Человек вытащил кремовую визитную карточку и протянул ее Хопвелу. Тот прочел название юридической фирмы, которое ему ни о чем не говорило.

— Могу ли я войти? Всего на минуту. Не сомневаюсь, вы захотите выслушать меня ради вашего сына.

Ради Джо! О, Джо всегда был мерой его жизни и умерших желаний Дусии.

— Проходите.

Адвокат прошел в дом и присел на диван, пропахший сигарным дымом и потом. Хопвел выжидающе глядел на него. Открыв кожаный портфель, мужчина вытащил какие-то бумаги.

— Клиент, которого я представляю, сделает все возможное, чтобы обеспечить освобождение Джо в следующем году, ибо он стал примерным заключенным. Мой клиент все устроит с деньгами, работой, домом и значительными вложениями, если у Джо возникнут какие-нибудь, гм, будем говорить, трудности.

— Джо потребуются гоночные машины. На них он тратил эти ужасные деньги, заработанные на наркотиках. Марио Андретти [23] — вот кем он хотел бы быть.

— В таком случае мой клиент станет его спонсором, вложит необходимые средства и поможет ему достичь цели. Хопвел раскрыл рот и плюхнулся в кресло.

— Зачем? Клиенту-то вашему какая выгода?

Адвокат положил руки на стол и стал похож на евангелиста, выступающего по телевизору.

— Все, что мой клиент, в свою очередь, просит, состоит в том, чтобы вы выселили Лили Портер из дома, который принадлежит вам.

Хопвел почувствовал удушье. Словно эти бледные, исцеляющие руки обвились вокруг его шеи и сжали горло так сильно, что даже собственное достоинство и отвращение куда-то подевались.

— Я… я не могу, — выдавил он.

— Вы заключили с ней формальный контракт?

— Да. Годовая аренда. С февраля по февраль. Я не могу нарушить его. И не просите.

«Все это — проявление добропорядочности».

— Гм. — Адвокат нахмурился. — Значит, время окончания аренды примерно совпадет со временем освобождения вашего сына. Полагаю, вас это должно устраивать. Не соглашайтесь продлевать аренду миссис Портер и под каким-нибудь предлогом запретите ей оставаться в вашем доме.

Хопвел подался вперед. В ушах звенело. Он полез в карман за лекарством, затем проглотил таблетку. Адвокат терпеливо наблюдал за ним.

— Это его предложение, да? — просвистел Хопвел тонким голосом. — Артемас Коулбрук! Он стоит за этим.

— Я не уполномочен раскрыть вам имя моего клиента, но вы ошибаетесь.

— Лжец.

Хопвел схватился руками за голову. Будущее Джо или месть?! Будущее Джо или собственное достоинство?! Будущее Джо. Джо был слабовольным. Хопвел уже думал о новых неприятностях, которые, вероятно, неизбежны, раз уж он выйдет из тюрьмы. Здесь кое-что светило: дать Джо шанс все сделать правильно, и, может быть, этого хватит, если Коулбрук готов потратиться на Джо.

Лили примет удар Коулбрука на себя. Вдруг она согласится выйти замуж за уголовника?

«Нет, это ошибка, ты виноват перед ней».

Все это делалось ради Джо.

Адвокат вытащил ручку с золотым пером, не сомневаясь в результате.

Хопвел нерешительно поднялся:

— Уноси свою задницу из моего дома, и чтоб я тебя больше здесь не видел!

Адвокат выложил на кофейный столик какие-то визитные карточки.

— У вас будет почти год, чтобы принять решение. Мое предложение в силе. До свидания, сэр.

Незваный гость ушел, а Хопвел заметался по комнате словно пойманный в ловушку зверь. Он плотно закрыл входную дверь и долгое время, как под гипнозом, смотрел на карточки, боясь прикоснуться. Наконец медленно, словно на спиритическом сеансе, он взял их и сунул в ящик стола.

— Джеймс? — крикнула Элис, двигаясь через темные комнаты особняка и пытаясь отыскать его. Накинутый поверх ночной рубашки халат не спасал от дрожи. Это повторялось почти каждую ночь — она просыпалась, а его не было рядом. Она, волнуясь, искала его и находила сидящим где-нибудь в темноте: либо в доме, либо на лужайке на берегу Чатахучи.

Она увидела полоску света из библиотеки внизу и направилась туда вдоль стены с гобеленами. Сцены насилия в средневековой Англии — бойцы с резкими чертами лица, сидящие на скачущих конях с копьями наперевес, — резко контрастировали с мягкими акварелями и абстракциями — ее пристрастием. И это как-то разделяло особняк, а кроме того, порождало тревогу и некую обособленность от Джеймса.

Он сидел, погрузившись в раздумья, за тяжелым черным столом при свете маленькой лампы, подперев подбородок кулаком. Лицо его почему-то казалось таким же резким и свирепым, как и лица рыцарей на гобеленах. Халат, красный, как бургундское вино, распахнулся на груди, обнажив густую растительность. Вместе с ежедневными процедурами для ноги он вернулся к своим прежним тренировкам. Первое время, наблюдая за его упорной борьбой, она мучилась. Слова сочувствия приводили его в ярость. Он не хотел ни помощи, ни симпатии.

Мягко ступая по ковру, Элис вошла в библиотеку. Она чуть не плакала от отчаяния. Джеймс, прищурившись, посмотрел на нее, потом откинулся в кресле, как на троне. Набросил халат на свою искалеченную ногу. Она хотела закричать, обидеться на него, но вместо этого подошла и забралась в кресло. Подняла свой халат и рубашку, выдерживая его задумчивый взгляд. Все эти дни он никак не реагировал на проявление ласки с ее стороны, сейчас же в этой звенящей тишине она заметила, как что-то зажглось в глазах мужа. Он поймал ее губы и направил руку.

Она обвила его за шею руками, зарылась лицом в волосы на груди и принялась раскачиваться на нем. Как не хватало ей этой нежности! А когда он конвульсивно прижался к ней и застонал у нее на плече, счастливые слезы выступили у нее на глазах. Он ласкал ее спину, заглушая боль соприкосновения.

Он не остановится до тех пор, пока не накажет кого-нибудь за то, что с ним случилось. Но наказывать было некого, за исключением Лили Портер, которая не заслуживала этого, и Джеймс упал до разрушения невинной человеческой жизни?! Элис никогда не думала, что он способен на это.