"Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 25" - читать интересную книгу автора (Хайнлайн Роберт)VIIIКогда загудел домофон, Рэндалл не стал поднимать трубку, а сразу нажал кнопку замка — не хотелось говорить вообще ни с кем, а тем более — с разносчиком, которого нанял Джо. Через пару минут раздался осторожный стук в дверь. — Заноси, — сказал Рэндалл, открывая дверь, и замер, как вкопанный. На пороге стоял Хог. Первые мгновения оба они молчали — Рэндалл был слишком потрясен, чтобы говорить, а Хог явно чувствовал себя неуверенно и ждал, чтобы разговор начал хозяин дома. — Я должен был прийти, мистер Рэндалл, — робко произнес он. — Можно… можно я войду? Рэндалл глядел на него, не находя слов от возмущения. Ну и наглец же — это только представить себе такое бесстыдство! — Я пришел сюда, желая доказать вам, — все также смущенно продолжал Хог, — что никак не мог сознательно сделать что-либо плохое для миссис Рэндалл. А если я все же поступил так, сам того не зная, то хочу сделать все возможное для возмещения ущерба. — Поздно догадались. — Но, мистер Рэндалл, почему вы считаете, что именно я сделал что-то вашей жене. Я не понимаю, как такое могло случиться — во всяком случае вчера утром. Смолкнув, он в отчаянии посмотрел в закаменевшее лицо Рэндалла. — Ведь вы же не застрелите собаку, не разобравшись сперва в ее вине? Рэндалл решительно не знал, что делать. Вот послушаешь этого Хога и начнет казаться, что говоришь с человеком вполне порядочным. — Заходите, — резко произнес он, широко распахнув дверь. — Спасибо, мистер Рэндалл. Не успел Хог войти, как на пороге появился еще один человек, никому не известный и увешанный свертками. — Ваша фамилия Рэндалл? — Да, — чистосердечно признался Рэндалл, выискивая в кармане мелочь. — А как вы вошли? — Вместе с ним, — ответил рассыльный, указывая на Хога, — но сперва я перепутал этаж. А пиво холодное, шеф, — добавил он заискивающе. — Только из холодильника. — Благодарю. Добавив к полтиннику еще четвертак, Рэндалл закрыл дверь, подобрал с пола сверток и пошел на кухню. Стоит, решил он, сразу и выпить пива — вряд ли когда-нибудь оно казалось более соблазнительным. Свалив на кухне свертки, Рэндалл нашел в ящике стола открывалку, взял одну из банок и готов был уже открыть ее, но тут краем глаза уловил какое-то движение — это Хог беспокойно переступил с ноги на ногу. Только сейчас Рэндалл вспомнил, что так и не предложил ему сесть. — Садитесь. — Спасибо, — поклонился Хог. Рэндалл вернулся к пиву, однако чувствовал себя крайне неловко — черт бы побрал эти хорошие манеры. Невозможно ведь налить пиво одному себе, не предложив гостю, хоть сто раз незваному. «А черт с ним, — подумал он после секундной нерешительности. — Ни мне, ни Синтии не повредит, если этот тип выпьет банку пива». — Вы пьете пиво? — Да, благодарю вас. Вообще-то Хог крайне редко употреблял пиво, сберегая свое небо для тонкостей ароматов хороших вин, однако в этот момент он скорее всего согласился бы на любую бормотуху, даже на воду из лужи, предложи Рэндалл таковой напиток. Рэндалл принес стаканы, поставил их, а потом сходил в спальню, открыв при этом ее дверь едва-едва, лишь бы протиснуться. Синтия, как он и ожидал, была все в том же состоянии. Рэндалл чуть-чуть повернул ее, считая про себя, что даже человеку, находящемуся без сознания, утомительно долго лежать в одном и том же положении, а затем расправил покрывало. Глядя на жену, он думал о Хоге и предостережениях Потбери. Неужели Хог действительно настолько опасен, как считает врач? Не может ли случиться, что он, Рэндалл, прямо сейчас играет ему на руку? Нет, сейчас Хог не может причинить никакого вреда. Когда самое худшее уже позади, любое изменение может быть только к лучшему. Не страшно, если оба они умрут — или даже если умрет одна Синтия, ведь он последует за ней. Так Рэндалл решил сегодня еще с утра — и шли бы подальше те, которые назовут подобный поступок трусостью. Нет, если во всем виноват Хог — теперь он безоружен. Рэндалл вернулся в гостиную. Пиво Хога стояло нетронутым. — Да вы пейте, — предложил Рэндалл, садясь за стол и беря свой стакан. Хог последовал его примеру; у него хватило здравого смысла не провозглашать никакого тоста и даже не обозначать тоста подниманием стакана. — Не понимаю я вас, Хог, — с усталым любопытством оглядел своего гостя Рэндалл. — Я сам не понимаю себя, мистер Рэндалл. — Зачем вы пришли сюда? — Узнать про миссис Рэндалл, — беспомощно развел руками Хог. — Узнать, что именно я ей сделал. Попробовать хоть как-то возместить ущерб. — Так вы признаете, что сделали это? — Нет, мистер Рэндалл. Нет. Не понимаю, как я мог сделать с миссис Рэндалл что бы то ни было вчера утром. — Не забывайте, что я видел вас. — Но… Что я сделал? — Вы подстерегли миссис Рэндалл в коридоре Мидуэй-Колтон-билдинг и пытались ее задушить. — Боже милосердный? Но… вы видели, как я это сделал? — Нет, не совсем. Я был… Рэндалл замолк. Интересно это будет звучать, если он расскажет Хогу, как не смог увидеть его в одной части здания потому, что в это же самое время наблюдал за ним в другой части того же здания. — Продолжайте, пожалуйста, мистер Рэндалл. Рэндалл нервно вскочил на ноги. — Все эти разговоры бесполезны, — резко сказал он. — Я не знаю, что вы сделали. Я не знаю, сделали ли вы вообще что-нибудь. Но вот одно я знаю прекрасно. Начиная с самого первого дня, как вы вошли в эту дверь, с моей женой и со мной происходят странные вещи — страшные вещи — а теперь она лежит здесь, словно мертвая. Она… Не в силах говорить дальше, Рэндалл закрыл лицо руками. Он почувствовал осторожное прикосновение к своему плечу. — Мистер Рэндалл… пожалуйста, мистер Рэндалл. Я очень сожалею и хотел бы вам помочь. — Не знаю, как может помочь мне кто бы то ни было — разве что вы знаете какой-нибудь способ разбудить мою жену. Вы знаете такой способ? — Боюсь, что не знаю, — медленно покачал головой Хог. — Но скажите мне, что с ней такое? Ведь я еще не знаю. — Рассказывать тут особенно и нечего. Сегодня утром она не проснулась. Очень похоже, что она так никогда и не проснется. — А вы уверены, что она не… не умерла? — Нет, она не умерла. — У вас, конечно же, был уже врач. Что он сказал? — Он сказал, чтобы я не трогал ее и все время за ней наблюдал. — Да, но какой он поставил диагноз? — Он назвал это Lethargica gravis. — Lethargica gravis? Он именно так сказал? — Да, а что? — Неужели он не пытался установить диагноз? — Но это и был его диагноз… Хог оставался в недоумении. — Но ведь это же не диагноз, мистер Рэндалл. Это — просто напыщенный способ сказать «очень глубокий сон». Эти слова совершенно ничего не значат. Это все равно, что сказать человеку с кожным заболеванием, что у него дерматит, или человеку с неполадками в желудке — что он болен гастритом. Какие он делал анализы? — Э-э… Не знаю. Я… — Он вводил зонд в желудок? — Нет. — Рентген? — Нет, да и как он мог в квартире. — Вы хотите сказать мне, мистер Рэндалл, что врач просто зашел к вам, посмотрел на нее и ушел, не делая с ней ничего, не проводя никаких анализов, не созывая консилиума? Это ваш семейный врач? — Нет, — уныло признался Рэндалл. — Вообще-то я не очень понимаю во врачах. Мы с Синтией никогда к ним не ходили. Но вы сами должны знать, хороший он или нет — ведь это был Потбери. — Потбери? Вы имеете в виду доктора Потбери, того самого, к которому я обращался? Как это случилось, что вы выбрали именно его? — Ну, мы же не знаем никаких врачей — а к нему мы ходили, когда проверяли ваш рассказ. А что вы имеете против Потбери? — Да в общем-то ничего. Просто он был груб со мной — либо мне так показалось. — Ладно, а тогда что он имеет против вас? — Не понимаю, как Потбери может иметь что-нибудь против меня, — удивился Хог. — Я и видел-то его всего однажды. Разве что из-за этого анализа, хотя чего бы собственно? Он недоуменно пожал плечами. — Вы говорите про эту самую грязь из-под ваших ногтей? Я считал ваш рассказ чистой выдумкой. — Нет. — Как бы там ни было, это не может быть единственной причиной. Он такого про вас наговорил… — А что он про меня говорил? — Он сказал… Рэндалл осекся, сообразив, что Потбери не говорил против Хога ничего конкретного, все его зловещие намеки состояли как раз в том, чего он не хотел говорить. — Тут дело не в том, что он говорил, а скорее в том, как он к вам относится. Он вас ненавидит, а заодно и боится. — Меня боится? Хог слабо улыбнулся, словно стараясь показать, что понял и разделяет шутку Рэндалла. — Этого он не говорил, но все и так ясно, как Божий день. — Вот этого я совсем не понимаю, — покачал головой Хог, — Мне как-то привычнее самому бояться людей, чем чтобы они меня боялись. Подождите — а вам он не сказал результатов того анализа? — Нет. Знаете, а я вот сейчас вспомнил самую странную вещь из связанных с вами, Хог. Рэндалл секунду помолчал, думая об этой невероятной истории с тринадцатым этажом. — Вы случайно не гипнотизер? — Боже помилуй, конечно нет. А почему вы об этом спросили? Рассказ Рэндалла о первой попытке установить за ним наблюдение Хог выслушал молча, с напряженным и недоумевающим лицом. — Вот так оно, значит, и получается, — подытожила Рэндалл. — Тринадцатого этажа не существует, «Детериджа и компании» не существует, ничего не существует. А я помню все с абсолютной ясностью. — Это все? — А что, мало? Вообще-то я могу добавить еще одну вещь. Значения она никакого не имеет, но показывает, как все это на меня подействовало. — И что это за вещь? — Подождите минутку. Рэндалл встал и снова направился в спальню; на этот раз он не так старался минимально открывать дверь, хотя все-таки прикрыл ее за собой. С одной стороны он несколько нервничал, что не сидит все время рядом с Синтией, но с другой стороны, будь Рэндалл способен честно разобраться в своих чувствах, пришлось бы признаться, что присутствие даже такого мало желательного гостя, как Хог, несколько облегчает его бремя. Сам он считал свое поведение попыткой выяснить причины постигших, их с Синтией бед. Он снова послушал, как бьется ее сердце. Убедившись, что жена не покинула еще сию юдоль скорби, он чуть-чуть взбил подушку и откинул с лица Синтии какой-то случайный волос. Затем, наклонившись и клюнув ее губами в лоб, Рэндалл вернулся в гостиную. Хог ждал. — Как там? — спросил он. Тяжело опустившись на стул, Рэндалл подпер голову руками. — Все так же. Хог разумно воздержался от пустых соболезнований; после нескольких секунд молчания Рэндалл начал устало рассказывать о кошмарах, преследовавших его несколько ночей подряд. — Поймите, я совсем не хочу сказать, что это имеет какое-то значение, — добавил он в конце. — Я не суеверен. — А вот я и не знаю, — задумчиво сказал Хог. — Что вы имеете в виду? — Я не имею в виду ничего такого сверхъестественного, но разве можно исключить возможность, что это не какие-то там случайные сны, вызванные вашими дневными переживаниями? Я хочу сказать — если есть кто-то, способный среди белого дня вызвать у вас такие сны наяву, которые снились вам в «Акме», почему он не может управлять заодно и вашими ночными снами? — Как это? — Вас кто-нибудь ненавидит, мистер Рэндалл? — Если и есть такие, то я о них не знаю. Конечно, при моем роде занятий приходится иногда делать вещи, которые не вызывают особого дружеского расположения, но это всегда — по чьему-то поручению, в этом нет ничего личного. У некоторых типов есть на меня зуб — но они не способны ни на что подобное. Все это — бред какой-то. А вас кто-нибудь ненавидит? Не считая Потбери? — Я о таких тоже не знаю. Да и про него мне тоже непонятно, чего это он. Кстати о нем, ведь вы наверное обратитесь теперь к другим врачам? — Да. Что-то у меня шарики в голове крутятся медленно. Но я и придумать не могу, как это сделать — разве что взять телефонную книгу и выбрать первый попавшийся номер. — Можно поступить гораздо лучше. Позвоните в какую-нибудь из больших больниц и попросите прислать за ней машину. — Вот так я и сделаю, — вскочил на ноги Рэндалл. — Можно подождать с этим до утра. До утра с ней все равно ничего существенного делать не будут, а она может за это время сама проснуться. — Ну… да, пожалуй что и так. Надо мне еще на нее посмотреть. — Мистер Рэндалл? — Да? — Э-э, вы бы не возражали… нельзя ли и мне на нее посмотреть? Рэндалл поднял голову. Он и сам не осознавал, насколько усыплены были его подозрения словами и вежливостью Хога, но теперь неожиданная просьба отрезвила его, заставила вспомнить зловещее предупреждение доктора Потбери. — Лучше не надо, — натянуто произнес он. Хог с трудом скрыл свое разочарование. — Конечно, конечно, я вполне вас понимаю. Когда Рэндалл вернулся из спальни, неожиданный гость уже стоял у двери со шляпой в руке. — Пожалуй, мне лучше уйти, — сказал он и добавил, не получив ответа: — Если хотите, я останусь здесь до утра. — Не надо. В этом нет необходимости. Всего хорошего. — Всего хорошего, мистер Рэндалл. После ухода Хога Рэндалл начал бесцельно бродить по квартире, раз за разом возвращаясь в спальню, к жене. Замечания, сделанные Хогом по поводу врачебных методов Потбери, обеспокоили его сильнее, чем он сам себе в том признавался; кроме того Хог, частично усыпив подозрения в отношении себя, отнял у Рэндалла простого и очевидного козла отпущения — это тоже не прибавляло спокойствия души. Рэндалл поужинал бутербродами, запил их пивом и с радостью констатировал, что на этот раз все обошлось без неприятных последствий. Затем он перетащил в спальню большое кресло, поставил перед ним скамеечку для ног, вынул запасное одеяло и приготовился к ночному бдению. Делать было нечего, читать не хотелось — Рэндалл попытался было, но книга валилась из рук. Время от времени он поднимался и выуживал из холодильника очередную банку пива. Когда пиво кончилось, пришлось перейти на виски. Нервы эта отрава немного успокоила, но никакого другого ее действия Рэндалл не замечал. Напиваться ему не хотелось. Проснулся он словно от толчка, в ужасе, и первые секунды был уверен, что через зеркало лезет Фиппс, намеренный похитить Синтию. В спальне царила полная темнота, сердце буквально колотило в ребра Рэндалла; он нащупал выключатель и увидел, что ничего подобного не происходит, и его жена, бледная, как воск, лежит на прежнем месте. Только обследовав большое зеркало, убедившись, что оно самым нормальным образом отражает помещение, а не стало окном в какое-то другое, жуткое место, он решил потушить свет. При слабых отблесках проникающего в окно света фонарей Рэндалл налил себе рюмку для поправки расшатавшихся нервов. Краем глаза уловив в зеркале какое-то шевеление, он резко повернулся, но увидел только свое же собственное, полное ужаса лицо. Опустившись снова в кресло, он потянулся и принял решение не позволять себе больше засыпать. Что это? Он бросился в кухню, но там все было в порядке. Во всяком случае глазом ничего подозрительного не видно. Новый приступ панического страха бросил его обратно в спальню — а вдруг это была просто уловка, чтобы он отошел от Синтии. Они издевались над ним, дразнили его, старались заставить сделать неверный шаг. Рэндалл знал это — уже многие дни они плетут сети заговора, стараясь сорвать его самообладание. Они наблюдают за ним через каждое зеркало, имеющееся в доме, и быстро прячутся, когда он пытается их поймать. Сыны Птицы… — Птица жестока! Что это, он сам это сказал? Или это крикнул кто-то другой? Птица жестока. Рэндаллу не хватало воздуха, он подошел к открытому окну спальни и выглянул наружу. Темно, как в яме, ни малейших признаков рассвета. На улице ни души. Со стороны озера наползает стена тумана. Времени-то сколько? Шесть утра, если верить часам на столике. Да светает ли когда-нибудь в этом Богом позабытом городе? Сыны Птицы. Неожиданно Рэндалл почувствовал себя очень хитрым и изворотливым; они считают, что он у них в руках, а он их одурачит, не позволит делать такое с ним и с Синтией. Вот пойдет сейчас и перебьет все зеркала, какие есть в квартире. Рэндалл целеустремленно направился к кухонному столу и вытащил из ящика, предназначенного для хранения всякой ерунды, молоток. Вооружившись таким образом, он уверенно вошел в спальню. Сначала — большое зеркало… Уже замахнувшись, он замер в нерешительности. Синтия расстроилась бы — семь лет счастья не видать. Сам-то он не суеверен, но… Синтии это не понравилось бы. Рэндалл повернулся к кровати с намерением объяснить ей все. Это же так очевидно — просто перебить все зеркала, и никаким Сынам Птицы сюда не влезть. Повернулся и увидел бледное, неподвижное лицо. А что еще можно придумать? Они пользуются зеркалами. А что такое зеркало? Кусок стекла, который отражает. Ну и пожалуйста, сделаем так, что они не будут отражать! И как сделать, это тоже ясно, в том же ящике, что и молоток, лежит три или четыре банки эмалевой краски и небольшая кисть — напоминание об охватившем однажды Синтию благородном порыве перекрасить всю мебель. Рэндалл вылил содержимое всех банок в миску, получилось около пинты густой краски — вполне достаточно, подумал он, для предстоящей работы. Первым нападению подверглось новое зеркало; Рэндалл швырял на него краску быстрыми беззаботными мазками. Краска текла по рукам, капала на туалетный столик — хрен с ним, не до того. Теперь возьмемся за остальные. На зеркало в гостиной краски все-таки хватило, хотя и едва-едва. Ну и хорошо, все равно — это последнее в квартире зеркало, не считая, конечно, крохотных зеркалец в сумках Синтии, но на эти штуки, решил Рэндалл, можно не обращать внимания. Слишком маленькие, чтобы пролезть человеку, да и вообще спрятаны от глаз. Краска в банках была черная и красная, все это перемешалось и теперь изобильно украшало руки Рэндалла; выглядел он сейчас так, словно только что совершил зверское убийство с последующим расчленением — «расчлененку», выражаясь нежным полицейским жаргоном. Ничего, переживем. Вытерев краску — если не всю, то большую ее часть — полотенцем, он вернулся к своему креслу и к своей бутылке. А вот теперь пусть попробуют. Пусть они попробуют свою подлую, грязную черную магию. Ничего, голубчики, не выйдет. И когда только начнет светать? Звонок в дверь выдернул Рэндалла из кресла. Несмотря на полный сумбур в голове, он продолжал хранить твердую уверенность, что не сомкнул глаз ни на секунду. Синтия в порядке, то есть спит по-прежнему — ни на что большее он и не надеялся. Свернув свой бумажный стетоскоп, он на всякий случай послушал ее сердце. Звон продолжался — а может возобновился — в точности Рэндалл не знал. Совершенно механически он взял трубку домофона. — Потбери, — послышался раздраженный голос. — В чем дело? Вы что там, уснули? Как состояние больной? — Без изменений, доктор, — ответил Рэндалл, изо всех сил пытаясь справиться с неожиданно непослушным голосом. — Действительно? Ладно, впустите меня. Когда Рэндалл открыл дверь, Потбери бесцеремонно прошел мимо него, направился прямо к Синтии и несколько секунд смотрел на нее, низко нагнувшись к кровати. — Все, похоже, как и раньше, — выпрямился он. — Да и трудно ожидать каких-нибудь перемен в первые день-два. Кризис должен наступить примерно в среду. С явным любопытством Потбери оглядел Рэндалла. — А чем это вы тут, позволительно будет спросить, занимались? Видок у вас — как после недельного запоя. — Ничем, — искренне удивился Рэндалл. — А почему вы не велели мне отправить ее в больницу? — Самое худшее, что только можно сделать. — А почему вы так решили? Вы ведь даже толком ее не обследовали. Вы ведь не знаете, что с ней такое. Ведь вы не знаете? — Вы что, свихнулись? Я же вчера вам это сказал. — Одни умственные слова и увертки, — упрямо помотал головой Рэндалл. — Вы пытаетесь меня обмануть, хотелось бы только знать — почему. Потбери шагнул к Рэндаллу. — Вы действительно сошли с ума, а заодно и напились. — Он бросил взгляд на большое зеркало. — А вот мне хотелось бы узнать, что тут происходило. — Он потрогал косо наляпанную краску, обезобразившую безукоризненную когда-то поверхность. — Не трогайте! Потбери отодвинулся от зеркала. — Зачем это? Лицо Рэндалла приобрело хитрое, пройдошистое выражение. — А я их обманул. — Кого? — Сынов Птицы. Они приходят через зеркало, а я им помешал. Потбери смотрел на него молча, безо всякого выражения. — Я их знаю, — продолжил Рэндалл. — Больше они меня не проведут. Птица жестока. Потбери спрятал лицо в ладонях. Несколько секунд оба они стояли совершенно неподвижно. Эти секунды потребовались, чтобы новая мысль нашла себе место в измученном, а заодно и отравленном ночными возлияниями мозгу Рэндалла. А когда она нашла-таки это место, Рэндалл ударил врача ногой в пах. Следующие несколько секунд прошли довольно сумбурно. Не проронив ни звука, Потбери начал яростно сопротивляться. Даже не пытаясь придерживаться правил честной драки, Рэндалл дополнил первый танковый удар другими, столь же эффективными — и грязными. Когда дым сражения рассеялся, Потбери был в ванной, за запертой дверью, а Рэндалл — в спальне, с ключом от этой двери в кармане. Дышал он тяжело, но даже и не замечал своих немногочисленных и незначительных боевых ран. Синтия продолжала спать. — Мистер Рэндалл, выпустите меня отсюда! Рэндалл вернулся в свое кресло и теперь напряженно думал, как выбраться из несколько странной ситуации. Полностью протрезвев, он не порывался искать совета у бутылки. Мысль, что Сыны Птицы действительно существуют и что один из них заперт в его ванной, укладывалась в голове с трудом. Это как же получается? Значит, Синтия лежит без сознания, потому что — Господи милосердный! — эти самые Сыны украли ее душу. Дьяволы — они с Синтией связались с дьяволами. — Что все это значит, мистер Рэндалл? — продолжал барабанить в дверь Потбери. — Вы совсем свихнулись. Выпустите меня! — А что вы тогда сделаете? Вы оживите Синтию? — Я сделаю для нее все, что в силах врача. Зачем вы загнали меня сюда? — Сами знаете. Почему вы закрыли лицо руками? — При чем тут это? Я хотел чихнуть, а вы вдруг ударили меня ногой. — А что я должен был сделать? Сказать: «Будьте здоровы»? Вы, Потбери, дьявол. Вы — Сын Птицы. Последовало короткое молчание. — Что это за чушь? Рэндалл задумался. А может и вправду чушь? А что если Потбери действительно собирался чихнуть? Нет! Никакие прочие объяснения ничего не объясняют. Дьяволы, дьяволы и черная магия. Стоулз, и Фиппс, и Потбери, и вся остальная компания. Хог? Это легко поставит на место… секундочку, секундочку. Потбери ненавидит Хога. Стоул ненавидит Хога. Все Сыны Птицы ненавидят Хога. Прекрасно, дьявол там Хог или не дьявол — все равно он союзник. Потбери снова колотил в дверь, но теперь уже не кулаками, а, судя по тяжелым, более редким ударам, плечом, всем телом. Дверь ванной — довольно хлипкая, как и все внутренние двери современных квартир — вряд ли собиралась долго терпеть столь неаккуратное с собой обращение. Рэндалл постучал в дверь снаружи. — Потбери! Эй, Потбери! Вы меня слышите? — Да. — А вы знаете, что я сейчас сделаю? Я позвоню Хогу и позову его сюда. Вы слышите, Потбери? Он убьет вас, Потбери, он убьет вас. Ответа не последовало, но через некоторое время тяжелое буханье возобновилось. Рэндалл достал револьвер. — Потбери! Опять ответа не было. — Потбери, кончайте эту долбежку, или я буду стрелять. Удары даже не ослабели. И тут Рэндалла неожиданно осенило. — Потбери — Во Имя Птицы — отойдите от двери. Шум стих, словно отрезанный. Немного послушав, Рэндалл решил закрепить свое преимущество. — Во имя Птицы, не трогайте больше эту дверь. Вы слышите меня, Потбери? Ответа снова не последовало, но стук не возобновлялся. Время было еще раннее, и Хог оказался дома. Мало что поняв из сбивчивых объяснений Рэндалла, он однако согласился приехать к нему сию секунду или чуть быстрее. Вернувшись в спальню, Рэндалл возобновил свою — теперь уже двойную — стражу. В левой руке он держал холодную, безжизненную ладонь жены, а в правой — револьвер, на случай, если заклятие не сработает. Однако грохот не возобновлялся, несколько минут во всей квартире царила мертвая тишина. Затем Рэндалл услышал — либо ему померещилось, что услышал, — в ванной негромкое поскребывание, звук необъяснимый и странным образом зловещий. Что бы это могло значить, он не понял, так что и делать ничего не стал. Звуки продолжались несколько минут, а потом прекратились. А дальше — снова тишина. Увидев оружие, Хог отшатнулся. — Мистер Рэндалл! — Хог, — вопросил Рэндалл, — вы дьявол? — Я вас не понимаю. — Птица жестока! Хог не закрыл лица, однако на этом самом его лице, очень растерянном, забрезжило какое-то понимание. — О'кей, — решил наконец Рэндалл. — Вы прошли испытание. Если вы и дьявол, то дьявол, который мне нужен. Заходите, я запер Потбери и хочу выставить вас против него. — Меня? Почему? — Потому, что он-то настоящий дьявол. Сын Птицы. А они все вас боятся. Идемте. Продолжая разговор, он потащил Хога в спальню, к дверям ванной. — Моя ошибка заключалась в том, что я не хотел верить в происходящее. Это были не сны. Стволом револьвера он постучал в дверь. — Потбери! Здесь находится Хог. Делайте, как я скажу, и тогда — может быть — останетесь живы. — А что вы от него хотите? — несколько нервно спросил Хог. — Как что? Ее, конечно. — О… Постучав в дверь еще раз, Рэндалл прошептал Хогу: — А вы согласны ему противостоять, если я открою дверь? Я буду рядом с вами. Хог бросил взгляд на Синтию, нервно сглотнул и решился. — Конечно. — Ну, поехали. Ванная комната оказалась пустой; ни окна, ни какого-либо иного мыслимого выхода она не имела, но угадать путь бегства Потбери не представляло труда — краска, которой Рэндалл измазал поверхность зеркала, была содрана. При помощи бритвенного лезвия. Плюнув на предстоящие семь лет невезения, они с Хогом разбили зеркало. Знай Рэндалл, как это делается, он мог бы броситься на ту сторону, чтобы в одиночку разобраться со всей их компанией, но он этого не знал, так что представлялось разумным прикрыть лазейку. Дальше делать опять было нечего. Сидя рядом с безжизненной Синтией, они обсудили ситуацию, но так ничего и не придумали. Магией они не владели. Через какое-то время Хог тактично удалился в гостиную, не желая нарушать интимность с новой силой охватившего Рэндалла отчаяния, однако совсем уходить он не хотел. Время от времени он заглядывал в спальню. Именно в один из таких визитов Хог заметил торчащий из-под кровати предмет. — Эд, — спросил он, поднимая с пола черный саквояж, — а эту штуку вы видели? — Какую? Тусклыми, осоловевшими глазами Рэндалл прочитал надпись, сделанную на крышке саквояжа золотыми, порядком потертыми буквами: — А? — Он, наверное, забыл его. — У него и возможности-то не было его унести. Взяв у Хога саквояж, Рэндалл открыл его — стетоскоп, акушерские щипцы, иглы, зажимы, набор ампул в футляре — обычные инструменты врача широкого профиля. И один лекарственный пузырек. Рассеянно повертев в руках этот пузырек, Рэндалл прочел прикрепленный к нему рецепт: Рецепт не используется повторно. — А может, он думал ее отравить? — предположил Хог. — Не думаю, это обычные предостережения, как всегда на наркотиках. Хотелось бы все-таки посмотреть, что там за отрава. Встряхнув казавшийся совсем пустым пузырек, Рэндалл начал соскребать с его горлышка воск. — Осторожнее, — встревожено сказал Хог. — Постараюсь. Извлекая пробку, Рэндалл отодвинул пузырек подальше от лица, затем повел носом и почувствовал аромат, тонкий и необыкновенно приятный. — Тедди. Роняя пузырек, он мгновенно обернулся. Да, говорила Синтия, ее ресницы приподнялись. — Ничего не обещай им, Тедди. Тяжело вздохнув, она прошептала: — Птица жестока! — и снова закрыла глаза. |
||
|