"Алые буквы" - читать интересную книгу автора (Квин Эллери)

C

Понедельник оказался прекрасным днем для слежки, но только в том случае, если вы родились выдрой. Дождь начался с утра и продолжался до ночи, иногда мелко капая, а иногда превращаясь в ливень, сметающий людей с улиц. Как обычно в Нью-Йорке, при первом же намеке на осадки свободные такси стали попадаться реже, чем улыбка на лице уличного регулировщика. Все утро и полдня Эллери ежился, стоя в плаще под навесом кондитерской, напротив ветхого жилого дома в Челси. Марта нашла пьесу на осенний сезон и теперь обсуждала ее с автором — молодой домохозяйкой, написавшей пьесу в промежутках между стиркой пеленок и стоянием у плиты.

Ожидание оказалось долгим.

Марта, очевидно, воспользовалась гостеприимством автора и съела у нее ленч. Ибо миновали полдень, час, половина второго, а она так и не появилась.

Без четверти два Эллери начал ловить такси. Ему удалось добиться успеха через двадцать минут, но и тогда дело едва не окончилась неудачей, когда водитель узнал, что ему придется ждать за углом неопределенное время со спущенным флажком. Только пятидолларовая купюра обеспечила его согласие.

В двадцать пять минут третьего Марта вышла излома, раскрывая зонт. Она поспешила в сторону Восьмой авеню, шлепая ботами по лужам и с беспокойством оглядываясь вокруг через каждые несколько шагов. Эллери, опустив голову и подняв воротник, следовал за ней по противоположной стороне улицы, с успехом изображая бездомного бродягу.

Внезапно из ниоткуда появилось такси, высадило пассажира, подхватило Марту и поехало, прежде чем Эллери добежал до угла. Пришлось кинуться назад к поджидавшему его такси. К счастью, автомобиль Марты через два квартала к югу остановился на красный свет. Водитель Эллери, чуя приключение, догнал его на Пятнадцатой улице.

— Куда она едет, приятель? — осведомился он.

— Пока просто следуйте за ней.

— Вы ее муж? — разумно предположил шофер. — У меня раньше была жена, мистер, но больше я на такое не попадусь. Пускай у других голова болит. К чему зря беспокоить муниципалитет?

— Они едут дальше, черт возьми!

— Не нервничайте, — успокоил водитель, трогаясь с места.

Такси Марты свернуло налево, на Четырнадцатую улицу, и двинулось на восток. Эллери от волнения грыз ногти. Видимость была скверная, а транспорта — полным-полно. Дождь усилился снова. Куда же она едет?

Эллери ожидал, что с Юнион-сквер машина Марты направится к северу. Но вместо этого она повернула на юг, на Четвертую авеню.

Мимо проплывали книжные лавки.

Если Марта поедет по Лафайет-стрит, то выберется прямиком к Главному полицейскому управлению.

Это казалось невероятным.

У Астор-Плейс, за универмагом «Уанамейерс», такси Марты пересекло Купер-сквер в сторону Третьей авеню и двинулось к югу под линией надземки.

«Понедельник, 3 часа дня, B…» Бруклин?[22] Может быть, она едет к Ист-Ривер и Уильямсбургскому мосту?

Внезапно Эллери пришло в голову, что Третья авеню после перекрестка с Четвертой улицей уже не Третья авеню, а Бауэри!

Значит, «B» — это Бауэри!

Но Бауэри тянется аж до Четем-сквер. Марта едва ли собиралась выглядывать из окошка в надежде увидеть Вэна Харрисона на углу какой-нибудь безымянной улочки в тени надземки. Вероятно, имеется в виду какое-то конкретное место на Бауэри. Может быть, миссия?

Но это оказалась не миссия, а дом номер 267, что удивило философа за рулем не меньше, чем его пассажира.

Возле Хьюстон-стрит такси Марты неожиданно развернулось под надземкой. Марта выскочила, впрыгнув в открывшуюся ей навстречу дверцу машины, стоящей на восточной стороне улицы. Эллери успел заметить через окошко, как Вэн Харрисон обнял ее, когда их автомобиль тронулся, быстро свернул и скрылся на боковой улице. К тому времени, когда водитель Эллери смог выпутаться из транспортного водоворота и продублировать маневр, враг находился уже вне поля зрения.

— Почему вы не предупредили меня, что она встречается с ним перед «Сэммиз Бауэри Фоллиз»? — обиженно спросил шофер. — Тогда я бы приготовился заранее.

— Потому что «Сэммиз Бауэри Фоллиз» начинается на «S», а это нарушает правила, — огрызнулся Эллери. — Остановитесь у аптеки — я позвоню, и вы отвезете меня на Западную Восемьдесят седьмую улицу.

— С тем, что уже на счетчике, это вам недешево обойдется, — мрачно предупредил водитель.

Больше они не общались друг с другом.

* * *

Никки удалось выбраться в понедельник вечером. Она ворвалась в квартиру Квинов с криком «Ну?» и умолкла при виде инспектора.

— Все в порядке, Никки, — успокоил ее Эллери. — Я все рассказал папе. Работа, похоже, предстоит длительная. Местом встречи оказался «Сэммиз Бауэри Фоллиз» — слово «Сэммиз», очевидно, считалось лишним… Короче говоря, я их упустил. В какое время Марта вернулась домой?

— В обычное — к обеду. — Никки плюхнулась в кресло. — «B»… Бауэри.

— По-моему, вам обоим нужно обратиться к психиатру, — вмешался инспектор Квин. — Впутаться в адюльтерную историю! Для вас, Никки, это ничем хорошим не кончится. И не пудрите мне мозги по поводу дружбы! В адюльтерных делах друзей не бывает — только повестки в суд. Я уже говорил сыну, что думаю о его поведении. А теперь, если позволите, я пойду спать.

— Но почему «Бауэри Фоллиз»? — спросила Никки, когда дверь спальни инспектора с шумом захлопнулась. — Что им там понадобилось, Эллери?

— Харрисон — актер и повинуется актерскому инстинкту. Это так романтично — встретиться на Бауэри и умчаться в дождь. Отличная прелюдия к любовной сцене. В конце концов, в номерах отелей не так уж много разнообразия, что бы в них ни происходило. — Эллери сердито набивал трубку.

— Значит, вы думаете, что они…

— Уверяю вас, что Марта прыгнула к нему в машину не с целью обсудить состав актеров. Последнее, что я видел, — это как Харрисон обнял ее. Об их дальнейших намерениях предоставляю судить вам.

— Снова «А…»? — тихо спросила Никки.

— Только не «А…». Я звонил Эрни — тамошнему портье. Харрисон выписался из отеля в пятницу утром и с тех пор не возвращался. Впрочем, это был звонок для проформы. Разве имеет значение, какой отель они используют?

Никки промолчала.

— Как вела себя наша героиня, вернувшись домой?

— Выглядела подавленной.

— Еще бы!

— И… была очень ласкова с Дерком.

— Ну разумеется!

— За обедом говорила о пьесе, которую выбрала. И об Элле Гринспан — молодой домохозяйке, которая ее написала.

— Значит, она создавала впечатление, что провела весь день с высокоодаренной миссис Гринспан, что приехала прямо из Челси и так далее?

— Ну… да.

— И какие у нее планы на вечер?

— Марта читает Дерку пьесу.

— Трогательно. Кстати, как ведет себя Дерк?

— Он выглядел очень заинтересованным. Они пошли в кабинет сразу после обеда, поэтому я и смогла выбраться. Дерк просил меня остаться и послушать, но Марта как будто хотела побыть с ним наедине, и я сказала, что должна кое-что купить в аптеке. Думаю, эти дни Марта меня побаивается.

— Ваша Марта Лоренс, Никки, — заметил Эллери, — начинает мне нравиться все меньше и меньше.

Никки закусила губу.

— Но в ситуации есть элемент омерзительного очарования. Это напоминает подглядывание в замочную скважину. — Эллери выпустил облачко дыма и отложил трубку. Никки смотрелась настолько жалко, что он ласково привлек ее к себе. — Простите. Очевидно, я просто не приспособлен к такого рода делам. Почему вы встали?

— Просто так. Я хочу сигарету.

Эллери зажег для нее сигарету, и она вернулась к креслу.

— Вы меня ненавидите?

— Я ненавижу мужчин!

— Будьте же благоразумной, Никки. Нужны двое, чтобы свить любовное гнездышко. Не знаю насчет Харрисона, но Марта не пятнадцатилетняя девочка. Она достаточно взрослая, чтобы отвечать за свои поступки.

— Пусть так, — сказала Никки. — Перейдем к делу. Вы хотите, чтобы я продолжала вскрывать над паром деловые конверты?

— Я хочу, чтобы вы вернулись домой. Но раз вы отказываетесь, то да, продолжайте. — Эллери снова взял трубку. — Между прочим, сегодня мы с полным основанием можем считать, что достигли прогресса.

— Да, но в каком направлении? — с горечью воскликнула Никки.

— Я имел в виду не это. Начинает вырисовываться определенная модель. Харрисон, очевидно, разработал мелодраматичную, но достаточно эффективную схему. Место встречи — каждый раз новое. Требуется только сообщить время и закодированное место — сладкая парочка оказывается в безобидной на вид упаковке. Так как Марта всегда в разное время уходит из дому по делам и Дерк привык к этому, хотя иногда и устраивает сцены ревности, схема выглядит весьма надежной. Харрисон свел риск разоблачения к минимуму.

Сам код, — продолжал Эллери, обращаясь к стене, поскольку Никки также смотрела на нее, — представляет собой определенный примитивный интерес. Сначала «A», что, как выяснилось, означает отель «А…». Потом появляется «B», и мы узнаем, что это указание на «Бауэри Фоллиз». Таким образом, мы можем предположить, что следующей буквой будет «C» и что она будет обозначать Карнеги-Холл, Кони-Айленд или Центральный парк, что за ней последует «D», означающая здание «Дейли ньюс» или забегаловку «Дэннис» и так далее. Что будет делать Харрисон, когда переберет весь алфавит, если ему удастся это осуществить, — мрачно закончил Эллери, — знает только Бог. Возможно, двинется в обратном порядке, начиная с «Z».

— Какие-то детские игры! — воскликнула Никки.

— Но возникает вопрос: откуда Марта знала, что «A» не означает «Астор», Ассоциацию студентов-гуманитариев или Американский музей естественной истории? А «B» — больницу «Бельвю», Бродвейский шатер или Бэттери-парк? Ведь за исключением времени в записках не было никаких конкретных указаний.

Ответ состоит в том, что начальная буква места встречи — только часть кода. Главный ключ к шифру должен объяснять, какое из многочисленных мест на букву «А» в Нью-Йорке имеется в виду. У Харрисона есть один экземпляр ключа, а у Марты — другой. Когда она получит записку с буквой «C», ей будет достаточно взглянуть на него.

— Судя по форме первого конверта, — напомнила Никки, — в нем был какой-то буклет.

— Тонко подмечено, — усмехнулся Эллери. — Вы продолжаете его искать?

— Ну… да.

— Но насколько я понимаю, без того энтузиазма, которого требует эта ответственная задача. Теперь вам ясно, как тяжел труд детектива, Никки. Вы должны найти этот буклет. Возможно, это путеводитель по каким-то достопримечательностям Нью-Йорка. С его помощью мы заранее будем знать их место встречи. Так что преимущества очевидны сами по себе.

— На меня не действует ваш профессорский тон, — сквозь зубы процедила Никки. — Я найду эту чертову штуковину… Что это у вас?

— Это? — Эллери оторвался от черной записной книжки, которую он вынул из внутреннего кармана пиджака. — Мой справочник.

— Справочник?

— Времена, даты, места, где они встречаются, куда ходят, что делают и тому подобное… Кто знает? Это может понадобиться.

Никки вышла, понурив голову.

* * *

Эллери решил до следующего свидания попытаться прояснить два момента.

Он потратил вторник, среду и четверг на кажущиеся бесцельными телефонные звонки и визиты к бродвейским знакомым, заходя на ленч в «Сардис» и «Алгонкин», обедая в «Линдис» или «Тутс-Шорс», заглядывая в «21» и «Сторк», закусывая в полночь в «Рубенс», и к вечеру четверга получил куда больше хорошей пищи, нежели полезной информации. Конечно, Эллери мог бы добиться большего успеха в кругу журналистов, но в разговорах с ними пришлось бы слишком долго ходить вокруг да около. Будучи экспертом в области безболезненных исследований, он не рисковал консультироваться у специалистов. Газеты в те дни приводили его в ужас — он читал Уинчелла, Лайонса, Салливана[23] и других со страхом человека, у которого на совести было куда больше грехов.

Дружба Марты Лоренс с Вэном Харрисоном началась совсем недавно. Никто из тех, с кем говорил Эллери, никогда не видел их вдвоем или даже порознь в одном и том же месте раньше, чем несколько недель тому назад. Мод Эштон — старая характерная актриса, знакомая Эльзы Максуэлл,[24] не сходящая со страниц «Лайф», — видела их на ночном телевизионном «круглом столе», где проводилась кампания в пользу донорского движения. Марта присутствовала там в качестве одной из бродвейских знаменитостей, наблюдая за сдачей крови в студии, а Харрисон — как популярный театральный актер, способный развлечь зрителей. Его великолепная имитация Джона Бэрримора[25] обеспечила такое количество желающих сдать кровь, что он остался на всю ночь помогать миссис Лоренс.

— Они казались прекрасной парой, — улыбнулась мисс Эштон. — Интересно, смотрел ли телепередачу ее муж?

— Что вы имеете в виду? — спросил Эллери.

— Ничего особенного — уверяю вас. Конечно, Вэн — старый распутник, готовый играть Секста семь дней в неделю, но всем известно, что Марта Лоренс — такая же верная супруга, как Лукреция, поэтому я не могу представить себе Дерка Лоренса в роли Тарквиния.[26] Секст… Знаете, в качестве сюжетной линии это выглядит довольно остроумно.

Если в голове Мод Эштон все еще роились столь благородные мысли, значит, надежда не была потеряна окончательно.

Вторая акция Эллери продвинула его не дальше первой. В пятницу он посетил дом номер 547 по Парк-авеню и узнал по указателю в вестибюле, что компания Фрёма по кондиционированию воздуха занимает апартаменты номер 909–912, а ювелирная фирма Хамбера и Кана имеет демонстрационный зал в апартаментах номер 921. Местонахождение обеих компаний на девятом этаже предлагало определенную линию расследования, которой Эллери занялся должным образом в субботу после шести вечера, когда все обитатели офисов здания уже разошлись. Но Эллери пришел туда не с пустыми руками. Утром он совершил одну из редких экскурсий в Бруклин, в дом старика, располагавшего всемирно известной коллекцией театральных фотографий. Представившись автором «Нью-Йорк таймс мэгэзин», Эллери одолжил у него серию фотографий звезд театра, когда-либо игравших Гамлета в Нью-Йорке. Среди них, разумеется, был и Вэн Харрисон.

Осторожно расписавшись в книге пришедших после рабочего дня именем «Барнеби Росс»,[27] Эллери поднялся в лифте на девятый этаж. Звук пылесоса привел его к открытой двери освещенного офиса, где он обнаружил старуху в заношенном платье и переднике.

— Никого нет, — сообщила она, не поднимая головы.

— Нет, есть, — сурово возразил Эллери. — Вы и я, и если вы будете говорить откровенно, дальше меня это не пойдет.

— Что «это»? — осведомилась уборщица.

— Разве вы не знаете, мамаша, что за сделанное вами можно отправиться в тюрьму?

— Да ничего я не делала! — завопила старуха.

— Вот как? — И Эллери ткнул ей в нос фотографию Вэна Харрисона.

Старуха побледнела.

— Он сказал, что никто никогда не узнает…

— Вот именно. Вы достали их для него, верно?

Она посмотрела ему в глаза:

— Вы коп?

Эллери усмехнулся.

— Я похож на копа?

— Вы не расскажете управляющему?

— Не стану тратить на это время.

— Этот человек хорошо заплатил мне, чтобы я держала рот на замке…

— Значит, чтобы открыть его, придется заплатить еще больше… — И Эллери достал из бумажника банкноту.

— Я бедная женщина, — промолвила старая леди, не сводя глаз с купюры в руке Эллери, — а ведь это двадцатка, верно? Ладно, слушайте. Этот красивый джентльмен заявился сюда однажды после рабочего дня, как вы, и пообещал хорошо меня отблагодарить, если я раздобуду для него несколько конвертов из офисов на моих этажах — восьмом, девятом и десятом. Я ему сказала, что мы не сговоримся, так как это нечестно, а он возразил: «Что тут нечестного? Вы ведь слышали о людях, которые собирают марки или спичечные этикетки, а я собираю деловые конверты. Я хожу по всему городу и заключаю сделки с уборщицами, которым не помешают несколько лишних долларов, вместо того чтобы беспокоить бизнесменов, не слишком-то любящих таких посетителей». Ну, в общем, я принесла ему пачку конвертов из разных фирм на трех этажах, а он дал мне десять долларов и ушел. Больше я его не видела. Это чистая правда, мистер. Надеюсь, у меня не будет неприятностей с управляющим? Я ведь никакого вреда не причинила — просто дала ему пачку паршивых конвертов. Могу я взять эту двадцатку?

— Мальчишка из «Тупика»[28] — это явно про меня, — вздохнул Эллери. Он вручил купюру старой уборщице, приподнял шляпу и удалился.

Третье письмо пришло в следующую среду в конверте бухгалтерской фирмы на десятом этаже. Адрес и сообщение на белой бумаге были отпечатаны на машинке с красной лентой. Текст гласил:

«Четверг, 8.30 вечера, C».

Этот триумф логики утешал Эллери до следующего вечера, когда он выслеживал Марту почти по тому же маршруту, что и десятью днями ранее. На сей раз ее такси проехало дальше на юг по Бауэри, мимо въезда с Канал-стрит на Манхэттенский мост, и свернуло в тесный азиатский мир Мотт-стрит.

Машина остановилась у дома номер 45, и Марта исчезла в китайском ресторане.

Итак, «C» означало «Чайна-таун» или «Китайский ресторан», и больше не было оснований сомневаться в ортодоксальной последовательности алфавита в коде Харрисона.

Но это казалось важным открытием лишь на первый взгляд. При анализе выяснилось, что оно не ведет никуда.

Скверно было на душе у Эллери, когда он после необходимого интервала вошел в ресторан и занял столик на достаточном расстоянии от Марты и Харрисона, чтобы видеть и не быть увиденным. Все это выглядело абсолютно бессмысленным. Что он делает в Чайна-тауне, шпионя за двумя людьми, являющимися лакомыми кусочками для первых полос бульварных газет? Без всякого аппетита поглощая лот-фон-каре-нгоу-юк, оказавшийся на поверку говядиной с перцем и помидорами, Эллери продолжал следить за любовниками исключительно из чувства долга, не зная толком, в чем этот долг состоит.

Но внезапно он увидел нечто, сразу прервавшее эти мрачные размышления.

Эллери думал, что они держат друг друга за руки — по крайней мере, так это выглядело со стороны. Но когда появился официант, держащий поднос с чашками, от которых шел пар, их руки разделились, и Эллери увидел, что Харрисон сжимает какой-то предмет, переданный ему Мартой.

Это был маленький пакетик, и актер, оглядевшись вокруг, спрятал его в карман.