"Первое второе пришествие" - читать интересную книгу автора (Слаповский Алексей)

3

Конечно, он видел его и до этого, и даже часто: ведь жили по соседству. Но тут он не просто увидел, а одновременно услышал разговор двух старух. Они сказали: вот идет Петр, у которого мать девственница.

– Как это? – спросил их Иван Захарович.

Старухи удивились, потому что Иван Захарович редко вступал в человеческий разговор, но ответили: как ты не знаешь того, что знают все? Максим, покойник, не трогал жену свою Марию, а она понесла и родила. Другие же никто не трогал ее.

Иван Захарович!..

Иван Захарович быстрыми шагами пошел домой, открыл тетрадь (это был уже том 3-й) и записал: «Сегодня открылось и стало ясно. Великое. Наконец. Все понятно. Все ясно. Теперь понятно. Теперь знаю о себе и о нем».

И вдруг словно ударило его.

Он открыл первую тетрадь, стал читать и ужаснулся: дикий бред каракулями был записан на бумаге. То же – и во второй тетради. То же – и в третьей – до самой сегодняшней записи. Он вырвал листок с нею, а тетради мелко изорвал и сжег.

Он в один миг словно прозрел и понял, что был – сумасшедшим.

Он излечился.

Он в ужасе спрашивал себя, как же он жил всю свою довольно долгую жизнь во мраке ума, не понимая своего сумасшествия?

Теперь не то. Теперь ясен ум, ясна цель. Он должен исполнить предназначенное.

И он пошел к Петру Салабонову, и меж ними был разговор, который Иван Захарович потом записал. Записывая два дня, он записал вот что.

О разговоре с сумасшедшим стариком Петруша рассказал Кате, лаская ее, милую.

– Ты смотри, – приподнялась она на локте. – Ты шугни его, дурака, и никому не говори про это.

– Чего испугалась-то? – удивился Петруша.

– А того. Во-первых, это богохульство. Боязно, ну его к черту! А во-вторых, еще неизвестно, куда все повернет. Еще запросто обратно поедем. Вызовут тебя в КГБ: Христос, значит? И припаяют тебе срок.

– Не пойму, – озадачился Петр. – Ты как коммунистка это говоришь или как верующая говоришь?

– Как верующая коммунистка говорю, – ответила Катя. А подумав, добавила: – Как реалист жизни!

(Еще раз придется напомнить: 90-й год на дворе был.)

Иван Захарович принес Петру Библию, велев начать чтение с Нового Завета.

Петр увлекся: все-таки историческое чтение.

И вот в доме на окраине велся такой спор.

– Как же я могу быть Иисусом Христом, – говорил Петр, – когда я родился пусть неизвестно от какого мужика, это мамино дело, но как человек родился! – а Христос один раз – и навсегда, и ему теперь надо только явиться в готовом виде! К употреблению! – засмеялся Петр.

– Чего?

– В виде, готовом к употреблению! – с удовольствием повторил Петр, забавляясь остроумием слов.

– Да так же твою так! – хлопнул себя по коленкам Иван Захарович. – Как ты не поймешь, дурило?! Ты, может, и не родился вовсе, а было вроде того, ну, как бы изображено, что ты родился – чтобы дать знать! Чтобы люди поняли! Они ведь дуболомы, так их так, если им намека не дать, они же не сообразят же!

– Так можно было больше намекнуть! Пусть бы опять рождался в Израиле, в самом Вифлееме, если он есть.

– Есть.

– Ну вот! Пусть бы он там и рождался, пару чудес совершил – и всем все ясно.

– Не так просто! – ответил Нихилов. – За что людям такой подарок? Нет, пусть головы поломают, слишком много нагадили, пусть посоображают! Сообразят – спасутся, не сообразят – всем амбец! Понял? Понял или нет, какая миссия на тебе? И зачем тебе Вифлеем, если ты сам в Полынске живешь?

– А что Полынск?

– А то! «Звезда Полынь» в Откровении Иоанна – к просту так сказано? Это тебе – не знамение? А тот же Чернобыль, который, если перевести, означает Полынск – не знамение тебе? А землетрясения – не знамения тебе? СПИД – не знамение тебе?

И долго, долго еще перечислял Иван Захарович страшные события нашего века, нашего ближайшего прошлого, настоящего и даже, чудодейственным наитием угадав, сказал про то, что случилось позже.

– Волкозаяц-то недаром в наших лесах появился, – добавил он в заключение. – В наших лесах, а не в каких других.

Возможно, это был для Петра самый значительный факт; к СПИДу же, к землетрясениям и к Чернобыльской катастрофе он чувствовал равнодушие. А волкозаяц – да, волкозаяц его интересовал.

– Вот я его поймаю, – пообещал он, наливая Ивану Захаровичу стаканчик.

Иван Захарович стаканчик выпил: с тех пор как он почувствовал себя опять нормальным, ему не хотелось чураться обычных человеческих привычек. Вот только не закурил – потому что не успел научиться курить в тот год, когда сошел с ума. Не курил и Петр, бессознательно уважая свой организм. Выпив, Иван Захарович сказал:

– Трус ты. Ссыкло, по-нашему, по-простому говоря.

– Кого я боялся? – снисходительно спросил Петр.

– Сам себя боисься! – повысил голос Иван Захарович. – Юдоли страшисься своей! – говорил он все громче с полынским выговором. – Опасаисься насмешек и гонений, кои выпали на твою долю две тыщи лет назад, когда Его в своем отечестве не признавали, так их так! Тебе-то, чай, тоже не сразу в ножки кланяться будут!

– Да с чего?! – рассердился Петр. – Читай вон, читай! – тыкал он в книгу. – Иисус одним касанием лечил!

– А ты?

– Что я?

– Ты не пробовал?

– Дурак я, что ли? Я же не этот, как их… Не экстрасенс я. И он все больше прокаженных лечил, а у нас их вроде нет.

– Прокаженных нет, точно. А вот Зоя-то, вдова-то деда твоего, мать тетки твоей и Петра-Антихриста, Зоя-то Завалуева, у нее болезнь на коже, сколько лет страдает. Пойдем к ней!

– Зачем? – даже испугался Петр.

– Пойдем, говорю!