"Обманы Локки Ламоры" - читать интересную книгу автора (Линч Скотт)

Интерлюдия. Госпожа Долгого Молчания

На службу к богине Смерти Жеан Таннен поступил примерно через полгода после того, как Локки вернулся из поездки на ферму, где изображал послушника Госпожи Эллизы. Получив обычные инструкции — внедриться в орден, научиться, чему возможно, и где-то через полгода вернуться обратно — Жеан под именем Таврина Калласа выехал из Каморра и отправился на юг. Ему предстояло провести в пути почти неделю, прежде чем он достигнет главного храма Азы Гуиллы, больше известного под именем Дома Откровения.

В отличие от остальных одиннадцати (или двенадцати?) орденов теринской религии, служители культа Азы Гуиллы допускали обучение желающих и их дальнейшее посвящение лишь в этом уединенном месте. Каменистое нагорье, тянувшееся к югу от Талишема, оканчивалось меловыми утесами, которые с высоты трехсот-четырехсот футов обрывались в бушующие воды Стального моря. Дом Откровения был вырезан прямо в одном из этих утесов и обращен фасадом к морю. По масштабам и по стилю постройка напоминала творения Древних, но за долгие годы существования неоднократно перестраивалась и усовершенствовалась человеческими руками, пока не приняла нынешний вид. Фасад храма был изрезан глубокими прямоугольными галереями. Для того чтбы попасть с одного этажа на другой и вообще в какую-либо точку храма, необходимо было пользоваться внешними переходами с бесконечными подвесными или вырубленными в скале лестницами. Увы, другого пути попросту не существовало. При этом поручни и ограждения здесь не признавались. Поэтому и учителя, и ученики в любое время дня и ночи, независимо от времени года и погоды, карабкались по ненадежным ступенькам, охраняемые от падения в морскую бездну лишь удачей да собственной ловкостью.

К западу от Дома Откровения располагалось двенадцать высоких колонн, увенчанных медными колоколами. Эти вырезанные из скального грунта столбы имели примерно шесть футов в диаметре и поднимались на высоту семидесяти футов. Ежедневно на рассвете и на закате ученикам Азы Гуиллы предлагалось вскарабкаться на вершину колонны и двенадцать раз ударить в колокол — по одному удару за каждого из Богов Теринского пантеона. Поскольку каждый из желающих делал это по собственному разумению, то колокольный перезвон выходил весьма неровным. К примеру, сам Жеан в последний раз — когда уже решил делать ноги из этого славного местечка — вообще ударил в колокол не двенадцать, а тринадцать раз.

За первый месяц пребывания Жеана в храме трое учеников при выполнении ритуала сорвались и разбились насмерть. Помнится, его еще тогда поразило столь малое число жертв, ибо все служение великой Азе Гуилле и все многочисленные обязанности новообращенных, не говоря уже о причудливой архитектуре храма, были нацелены на преждевременную встречу с Богиней Смерти.

— Здесь, в Доме Откровения, мы соприкасаемся со смертью в двух ее аспектах, — вещала на проповеди престарелая жрица с тремя плетеными серебряными шнурами на шее. — Это Вечная Смерть и предшествующий ей Смертельный Переход. Вечная Смерть — прерогатива Всемилостивейшей Госпожи. Для нас, смертных, она является непостижимой тайной, скрытой за ее покровом. Таким образом, нам для познания остается лишь Смертельный Переход. Лишь через него мы можем приблизиться к пониманию таинства Смерти. За время ученичества вам представится возможность пережить Смертельный Переход во всем его многообразии. В стенах нашего храма вы, несомненно, не раз подойдете вплотную к смерти — в силу собственной небрежности, минутной усталости, неудачи или непостижимого желания Всемилостивейшей Госпожи. Даже покинув наш Дом, вы на протяжении всей своей жизни будете сталкиваться со Смертельным Переходом и его последствиями. Поэтому вам лучше привыкнуть к этому заранее. Боязнь смерти естественна для всего живущего. Все люди стремятся избежать не только смерти, но и самих мыслей о ней. Только внутренняя дисциплина поможет вам преодолеть это столь естественное желание.

Как и в большинстве теринских храмов, посвященные первой ступени Внутреннего Таинства должны были упражняться в чистописании, арифметике и риторике, дабы не отвлекать и не расстраивать своим невежеством более продвинутых учащихся. Со своим преимуществом в возрасте и подготовке Жеан преодолел эту стадию где-то за месяц с небольшим, после чего был официально переведен на вторую ступень Внутреннего Таинства.

— Отныне, — заявил священник, проводивший церемонию перехода, — вам надлежит скрывать ваши лица. Больше вы не будете юношами и девушками, мужчинами и женщинами. Тот, кто служит Всемилостивейшей Госпоже, имеет лишь одно лицо… и лицо это непостижимо. Забудьте про свой пол и про свою индивидуальность. Теперь вы слуги Богини Смерти и должны подчинить ей все мысли.

Скорбный Лик являлся символом поклонения Азе Гуилле и представлял собой серебряную маску. Те, что выдавались неофитам, сохраняли грубое сходство с человеческим лицом — некое подобие носа, отверстия, имитирующие рот и глаза. Сами же жрецы носили легкую яйцевидную полусферу из мелкоячеистой серебряной сети. Жеан с радостью надел свою маску, рассчитывая, что теперь перед ним раскроются новые потрясающие секреты ордена. Ничуть не бывало! Вскоре юноша убедился, что с переходом на вторую ступень его обязанности мало изменились. Он по-прежнему переписывал манускрипты и бегал туда-сюда с посланиями старших братьев, мел полы и драил котлы на кухне, а также обслуживал Колокола Двенадцати Богов, карабкаясь по ненадежным ступенькам над бушующим морем. Только теперь он проделывал все это в серебряной маске, которая существенно сужала его боковое зрение.

Вскоре после продвижения Жеана на вторую ступень двое из его соучеников были допущены к Смертельному Переходу. Самому же ему пришлось ждать целый месяц, прежде чем его отравили в первый раз.

— Все ближе и ближе, — голос жрицы звучал приглушенно и нечетко, словно доносился издалека. — Вы подходите все ближе к Смертельному Переходу, к самой границе священной тайны. Почувствуйте, как холодеют ваши конечности. Почувствуйте, как замедляется бег мыслей. Ваше сердце бьется все медленнее, все неохотнее. Жизненные токи в вашем организме замирают… огонь жизни угасает…

Перед этим утренним занятием она дала им выпить небольшое количество зеленого вина — фактически это была некая разновидность яда, которую Жеан не сумел определить. Теперь двенадцать учеников второй ступени лежали в полной прострации, лишь изредка подрагивая в легких конвульсиях. Темные глазницы на их серебряных масках, все, как одна, были устремлены в потолок, поскольку участники испытания не могли даже головы повернуть.

Их наставница не позаботилась предварительно объяснить механизм действия яда, и Жеан сильно подозревал, что заявленная готовность его сотоварищей весело плясать на краю Смерти принадлежала скорее к области теории, чем к реальной действительности.

«Конечно, смотря как к этому относиться, — думал Жеан, попутно дивясь тому, сколь слабыми и далекими кажутся его собственные ноги. — О, Великий Ловкач, похоже, местные жрецы все, как один, ушиблись головой. Дай мне силы пережить это, и я вернусь к Благородным Подонкам… в наш храм, к нормальной и осмысленной жизни…»

Точно! Вернуться в стеклянное подземелье под обветшалым храмом. Снова прикидываться служителем Переландро… брать уроки боевого искусства у личного герцогского мастера клинка… Внезапно, то ли под действием вина, то ли из-за подмешанного наркотика, но Жеану стало ужасно смешно, и он захихикал.

Звук, возмутительный в своей неуместности, громко прозвучал под низкими сводами помещения. Их наставница медленно обернулась. Лицо ее пряталось под Скорбным Ликом, но Жеану с его затуманенным сознанием показалось, будто жрица метнула в него испепеляющий взгляд.

— Внутреннее озарение, Таврин? — спросила жрица.

Не в силах справиться с собой, Жеан хихикнул снова. Похоже, яд снял те психологические барьеры, которыми юноша закрылся в чужом храме, и породил беспричинную веселость.

— Я видел, как сгорели мои родители, — заявил Жеан. — Я видел, как вместе с ними сгорели мои кошки. Вы когда-нибудь слышали, как плачут кошки в огне?

И снова из груди его вырвался неуместный смех. Да что же такое творится!

— Я видел все это, но ничего не мог поделать. Скажите, наставница, а вы знаете, как заколоть человека? Куда надо нанести удар, чтобы жертва умерла немедленно? Или через минуту… или через час? А я все это знаю.

Наверное, если бы Жеан мог пошевелиться, то просто катался бы от смеха. В своем же нынешнем состоянии он ограничился тем, что шевелил пальцами и скреб ими по полу.

— Вам знакома долгая, мучительная смерть? Два, три дня сплошной боли? Я могу это устроить… Смертельный Переход, говорите? Да мы с ним старые друзья!

Несколько мгновений, невероятно растянувшихся под действием снадобья, маска наставницы оставалась неподвижной. Она смотрела прямо на Жеана, а он лежал и думал: «О Боги, чем же она опоила меня?! Я ведь и в самом деле все это сказал…»

— Таврин, когда окончится действие изумрудного вина, останься здесь, — наконец произнесла наставница. — Думаю, Главному Проктору будет интересно с тобой побеседовать.

Остаток утра Жеан провел в тяжких раздумьях. Предстоящий разговор пугал его. Время от времени на юношу снова накатывала прежняя веселость, но тут же сменялась приступом похмельного самобичевания. «Какой же я дурак, — терзался Жеан. — Столько трудов, и все впустую. Выходит, хреновый из меня обманщик…»

Каково же было его удивление, когда вечером он узнал, что прошел на третью ступень познания Внутреннего Таинства Азы Гуиллы!

— Я верил, что у тебя большое будущее, Каллас, — такими словами встретил его Главный Проктор, согбенный старик, чье лицо скрывалась за серебряным Скорбным Ликом. — Об этом свидетельствовало уже то беспримерное прилежание, которое ты выказал на первой стадии внешнего посвящения. Твой прогресс был необыкновенно быстрым! И вот теперь — это озарение во время первого же Испытания… Ты отмечен богами, Таврин Каллас! Сирота, ставший свидетелем смерти своих родителей, ты самой судьбой призван служить Всемилостивейшей Госпоже.

— А каковы дополнительные обязанности посвященного на третьей ступени? — поинтересовался Жеан.

— Конечно же, Испытание! — воскликнул Главный Проктор. — Целый месяц Испытания, путешествия в неизведанную область Смертельного Перехода. Тебе предстоит снова испить изумрудного вина, а затем изведать иные способы приближения к объятиям Госпожи. Сначала ты будешь повешен на шелковом шнуре — не до смерти, но почти. Затем тебя подвергнут обескровливанию. Тебе предстоит познакомиться с ядовитыми гадами и поплавать в ночном океане, где живут многочисленные слуги Госпожи. О, как я тебе завидую, маленький брат! Как далеко ты продвинешься на пути постижения наших тайн!

Той же ночью Жеан бежал из Дома Откровения.

Он упаковал свои нехитрые пожитки и ту снедь, которую удалось похитить на кухне. Еще до поступления в ученичество он припрятал захваченный с собой небольшой мешочек с монетами. Примерно в миле от меловых утесов располагалась деревенька с характерным названием Скорбная Радость — ее жители обеспечивали удовлетворение материальных запросов слуг Азы Гуиллы. Возле этой деревеньки, под приметным камешком, Жеан и закопал свои сокровища. Этих денег должно было хватить на обратную дорогу.

Юноша нацарапал записку и оставил ее на тюфяке в новой келье, полученной после перехода на новую ступень обучения:

После этого Жеан в последний раз вскарабкался по каменным ступенькам на крышу храма. Слабый свет алхимического фонаря озарял ему путь в кромешной тьме. Затем юноша проследовал на вершину утеса, где бесследно растворился в ночи.

— Ничего себе! — воскликнул Гальдо, выслушав рассказ товарища. — Выходит, мне здорово повезло, что меня отправили в орден Сендовани, а не к этим сумасшедшим!

В ту ночь, когда Жеан вернулся из Дома Откровения, отец Цепп первым делом вызвал его к себе на допрос с пристрастием, а затем позволил четверым друзьям уединиться на крыше храма с кружками густого тягучего каморрского пива. Ребята сидели возле лестницы, наблюдали, как плывут по небу серебристые облака, и с нарочитой небрежностью прихлебывали свой напиток. Им нравилось воображать себя взрослыми мужчинами, которые после трудового дня собрались посидеть с друзьями — такими же самостоятельными людьми — и «перетереть за жизнь».

— Да уж, нам грех жаловаться, — подхватил Кало. — А я был в ордене Гандоло, так нам через неделю давали сладости и пиво. А на День Бездельника — по медяку, чтобы мы потратили его по собственному разумению во славу Отца счастливых возможностей, Покровителя торговли и звонкой монеты.

— А мне так ужасно нравится служить нашему Благодетелю, — вмешался в разговор Локки. — Всех дел — сиди себе на ступеньках и притворяйся, что Благодетеля не существует. Разумеется, когда мы не воруем.

— Точно, — подтвердил Гальдо. — А служение Смерти — это для маньяков.

— И все же… Не приходило ли тебе в голову, что, может быть, они в чем-то правы? — Кало сделал новый глоток, прежде чем продолжил свою мысль. — А вдруг ты действительно призван служить Всемилостивейшей Госпоже?

— У меня было время подумать об этом, пока я добирался домой, — ответил Жеан. — И я пришел к выводу, что в их словах есть здравое зерно. Правда, не то, которое видится им.

— Это как? — хором спросили братья Санца. С ними часто случалось такое, если что-то по-настоящему их удивляло.

Вместо ответа Жеан потянулся и вытащил из-за пояса свою любимую Сестричку — подарок от дона Маранцаллы. Совсем простой, без всяких украшений, топорик тем не менее обладал великолепным балансом и отлично подходил для не вошедшего в полную силу подростка. Жеан выложил оружие на камень перед собой и довольно улыбнулся.

— Ого! — опять же хором произнесли Кало и Гальдо.