"Пленники Генеллана (том II)" - читать интересную книгу автора (Джир Скотт Г.)

Глава 38 ВТОРАЯ ЗИМА

Хадсон проснулся, чувствуя себя отдохнувшим. Отбросив спальный мешок, он выкатился из палатки. Землю покрывал тонкий слой снега, порывы ветра взметали легкие пушинки. Ему стало холодно, потому что на нем ничего не было. Отвернувшись от прозрачной стены, он вернулся в палатку и достал защитный костюм — специально подогнанный для него, хотя и не очень умело. Прорезиненный материал — плотный и толстый — защищал от холода, но в нем астронавт всегда страдал от духоты. Он предпочел бы брюки и безрукавку, но лучше жить в теплице, чем на снегу.

Доворнобб принес завтрак. Хадсон не знал, что там у него, но сразу понял, что, во всяком случае, не рыба. После долгих мучений он попросил, наконец, сменить однообразную диету, чем вызвал недоумение, а потом смех крионцев, считавших, что ему нравится рыба.

Доворнобб сидел молча, его обычно оживленное лицо застыло в напряжении.

— Вы обеспокоены чем-то? — спросил по-крионски Хадсон.

— Я жду, когда придет Катеос, потом все расскажу, — ответил ученый. — Прошлой ночью на орбиту Генеллана вышла ракета с Криона — военная ракета.

Рука Хадсона замерла с не донесенной до рта вилкой. Вошла Катеос с завтраком для себя и Доворнобба. Молча села. Оба крионца не начинали есть, словно чего-то ожидая.

— Они не дружелюбны к людям, хотят нам плохого? — спросил Хадсон.

— Мы не знаем, каковы их планы. Возможно, они прибыли с дурными намерениями, — сказал Доворнобб, — но возможно, и нет. Вам нужно укрыться, тюка мы не поймем, чего…

— Нет, — резко оборвала его Катеос, переходя на язык землян. — Они знают, что вы здесь. Знают, — она кивнула в небо и печально добавила: — Уже спрашивали о вас и хотят видеть.

Разгоревшийся было аппетит Хадсона несколько поостыл. Высоко над головой зародился какой-то звук, постепенно усиливающийся. Через несколько секунд от грохота затряслась земля.

— Вот и они, — сказала Катеос. — Прибыли.

Хадсон поднял голову к прозрачному куполу: раскаленный добела столб пламени пробил серую завесу туч, открыв голубое небо. В следующее мгновение вслед за пламенем из-за облаков появился черный цилиндр, медленно спускающийся по вертикали. Самого приземления Хадсон не видел, но обратил внимание на то, как резко затихли мощные двигатели, оборвав свой рев. Наступившая тишина показалась астронавту еще более напряженной и мрачной.

— Мы должны осставить васс, — сказала Катеос.

Торопливо пробежав по переходам, соединяющим купола станции, Доворнобб и Катеос нашли Эт Силмарна уже возле шлюзового отсека. Индикатор указывал, что давление близко к норме.

— Какие новости? — спросил Доворнобб. — Доставили припасы?

— Это не грузовой корабль, — резко ответил начальник станции, — а боевой — тяжелый перехватчик. Сомневаюсь, что он доставил нам что-либо, кроме проблем и неприятностей.

Двери шлюзовой камеры зашипели и разошлись в стороны. Из нее хлынула толпа прибывших. Все они были в военной форме, многие вооружены. Лицо одного из визитеров показалось Доворноббу странно знакомым.

— Лонго! — вырвалось у него.

— Полковник Лонго, с вашего позволения, — ровным, невыразительным голосом ответил командир подразделения. — Хочу, чтобы вы осознали, с кем имеете дело, — только теперь ученый обратил внимание, что старый знакомый одет в темно-красный мундир, указывающий на принадлежность к секретной службе.

— Шпион! — громко произнесла Катеос.

Лонго смерил ее холодным, жестким взглядом, лучше всяких слов определившим его отношение к женщине — сквозь легкую накидку дипломата проступили черты палача. Он грубо повернулся к ней спиной.

— Я в курсе того, что происходит на Генеллане, — обратился Лонго к начальнику станции, — и прибыл сюда продолжать расследование, — он огляделся, словно высматривая кого-то. — Сообщалось, что вы держите здесь одного из чужаков. Я хочу его видеть.

— Они называют себя людьми, — ответил Эт Силмарн, — и один из них гостит у нас, полковник, — знатный крионец с трудом скрывал свою антипатию к военному. — Люди продемонстрировали свои дружелюбные намерения.

Лонго в упор посмотрел на него и улыбнулся.

— Конечно. Но, как официальный представитель правительства, я должен удостовериться в этих… дружелюбных намерениях. Формальность. Так где это миролюбивое создание? Почему оно не здесь?

— Наши условия не подходят им, полковник, — объяснил начальник станции. — При повышенном давлении газы у них в крови растворяются, и для декомпрессии требуется несколько часов. Кроме того, люди находят слишком высокой температуру воздуха в наших куполах. Они весьма хрупкие создания… с физиологической точки зрения, хотя очень хорошо переносят холод.

— Уж не хотите ли вы сказать, что я должен выходить из-под купола в этот жуткий холод, чтобы встретиться с чужаком? — возмутился Лонго.

— Нет, снаружи холодно даже для них, — успокоил его Эт Силмарн. — Он — его имя Хадсон — живет в тепличном куполе.

Доворнобб ощутил слабый запах страха, исходящий от Лонго.

— Конечно, — бесстрастно продолжал начальник станции, — если вы желаете избежать столь неприятной для вас встречи, то можете вместо этого изучить имеющиеся у нас документальные материалы, включая видео и фотографии, собранные нашей научной группой.

Полковник проглотил оскорбление.

— Ваше предложение вполне меня устраивает, — ответил он.

При окончательном анализе выяснилось, что наивысшим достижением генерала Горрука в чисто военном плане стало именно отступление, осуществленное просто мастерски, если иметь в виду, что другого решения у него не могло быть: передовые части оторвались от тыла, пути снабжения оказались перерезанными, армиям угрожало окружение, а следовательно, полное уничтожение. Это был вопрос времени.

План Горрука состоял в демонстрации крупного наступления, подготовка к которому позволяла сосредоточить тысячи грузовых самолетов и сотни вагонов. О возможности отступления никто и подумать не мог, а потому обе стороны готовились к решающей схватке, должной решить исход войны. Миллионы солдат перебрасывались через истерзанные боями территории, зная, что их ожидает смерть. У северян не было другого выхода: отступление или наступление, бегство или сражение — результат один. Гибель на поле битвы, лицом к врагу представлялась им более легкой, и северные армии, преисполнившись решимости отчаяния, шагали навстречу противнику.

Вдохновленные Горруком войска бросились вперед с мужеством обреченных, но когда защитники Юга подались назад, нанося при этом огромные потери наступающим, генерал приказал начать погрузку личного состава и техники, используя пехоту для прикрытия терминалов и аэродромов. Правда, угрозу для них представляли главным образом свои собственные части, охваченные паникой и дезорганизованные. В итоге примерно треть экспедиционных сил полегла в бою или попала в плен к неприятелю — не меньше двух миллионов крионцев. То, что ему удалось вообще спастись, да еще со значительной частью армии, служило убедительным доказательством военного гения Горрука и вознесло его к вершинам славы.

Впрочем, для самого генерала это не имело такого значения. Не добившись победы над одним врагом, он быстро нашел другого: свое собственное правительство. В течение нескольких секунд двадцать шесть ракет одна за другой обрушились на императорский дворец и здания министерств, уничтожая все, включая Императора Джука I и его гвардию. В разрушенный город вступила колонна штурмовиков, тщательно оберегаемая от случайностей войны. Во главе ее, естественно, шел сам Горрук.

Однако даже столь стремительная операция не принесла полного успеха: все знатные крионцы заблаговременно покинули столицу. Получив известие об этом, генерал пришел в ярость, приказав казнить ответственных за столь явный промах. Через некоторое время знать вернулась в свои кабинеты, за исключением высшего руководства милиции. Сие обстоятельство оказалось за пределами понимания Горрука, но вмешиваться он не стал, прекрасно зная, что ни одно правительство не может функционировать без экономической поддержки, которую способна дать только знать. Неохотно выслушав критические оценки своего кратковременного успеха, Император Горрук I принялся за создание нового руководящего центра, благоразумно выбрав для этой цели северные пригороды столицы, где уже разместилось военное командование. Строительные бригады приступили к созданию дворца, не уступающего другим дворцам, и бункера, достойного других бункеров.

Придет время, и он, Горрук, займется этой знатью. Правительство теперь состоит из его приверженцев, и править будет Император.

Хадсон смотрел в спину Лонго и его солдат, покидающих купол теплицы.

— Полковник был вежлив, — сказал он и облегченно вздохнул, радуясь тому, что встреча закончилась. Она не затянулась, в помещении было довольно прохладно для крионцев, хотя землянину сообщили о визите заранее, и Хадсон перенервничал. Эт Силмарн, Катеос и Доворнобб молчали, ожидая, пока Лонго с подчиненными не выйдут из купола.

— Пуссть этто тебя не обманывает, — сказал Доворнобб. — Полковник Лонго — опытный офицер службы безопасности, а значит, искусный лжец. Ты доллжен быть вниматтелен.

— Но рано или поздно нам придется иметь дело с вашим правительством, — заметил Хадсон. — Нас так мало. Почему бы им не разрешить нам обосноваться на Генеллане? На Крионе мы жить не сможем. Какие еще могут быть варианты?

— По крайней мере еще оддин, Хаасон, — ответил Эт Силмарн. — И онн не обрраддует теббя.

Лонго отпустил солдат. Обойдя свое аскетично оборудованное помещение, предназначавшееся для важных персон, он подошел к окну. По белому покрову бежали сероватые тени — солнце и ветер разогнали тучи. Лонго поежился и отступил к креслу. На этой заброшенной планете ему не нравилось все.

— Отвратительное место, — произнес он вслух, однако настроение у него было не столь уж плохое. Встреча с чужаком прошла неплохо. Лонго был поражен способностью человека говорить на их языке. Зазвенел звонок.

— Войдите, — сказал полковник. Посыльный стоял на четвереньках.

— Полковник Лонго! Мы получили сообщение, что генерал Горрук взял на себя руководство правительством. Джук I мертв.

У Лонго даже челюсть отвисла от такого известия, но уже через секунду выражение удивления сменилось более соответствующей случаю усмешкой. Генерал Горрук — страшная личность, но в то же время известная величина. Он, несомненно, заинтересуется его, Лонго, миссией. Офицер составил проект послания, в котором подтверждал свою лояльность новому лидеру и коротко сообщал о достигнутом.

— Пошлите это самым надежным способом. Приложите необходимые материалы, включая видеозапись беседы с чужаком, — приказал Лонго.

Ответ Императора пришел через четыре часа:

Лонго долго смотрел на послание. В его сознании забрезжила новая идея. Риск есть, но все же стоит выступить с контрпредложением. Он уселся с шифровальной таблицей и набросал ответ:

Лонго перечел рапорт и сам отправил его, пользуясь личным передатчиком. Через два часа поступил ответ Горрука:

— Эта зима когда-нибудь закончится? — Буккари поежилась, хотя стояла перед раскаленным камином. У нее промокли ноги, и снова были обморожены пальцы.

— Уже почти, — пробормотал Макартур, стуча зубами. Они только что рискнули совершить обход поселка по периметру. Колючая рука холода заставила обоих вернуться прежде, чем им удалось дойти до частокола. — Даю ей не больше месяца, но зато какая здоровая погода.

Буккари посмотрела на покрасневшее от ветра и мороза лицо, заметила под носом капрала сосульку и тихонько рассмеялась. Пока они обогревались, Тукманян несколько раз выходил за дровами для камбуза. Никто не удивился и тому, что этот всегда мрачный человек взялся принимать роды. Часть комнаты отделили занавеской, и там лежала сейчас Ли. По крыше стучал ветер, в камине трещали сухие поленья. Тукманян исчез за занавеской.

— Как там дела у Лесли? — спросила Буккари.

Доусон прилегла отдохнуть у огня. Вместе с Голдберг она провела у постели подруги всю ночь. Воды отошли еще утром, и с тех пор Лесли мучили схватки.

— Не знаю, лейтенант, — Доусон зевнула. — Сейчас она спит, и я не знаю, хорошо это или плохо. Но, по крайней мере, Уинни спокоен.

Фенстермахер скорчился в углу и слегка похрапывал. Сон давался не всем, и большинство сейчас бодрствовало. Мендоса и Шмидт помогали Татуму и Шэннону с малышами. Ко всеобщему удивлению, оба ребенка скоро уснули. Предшествующие сутки они попеременно хныкали, плакали и капризничали. Холод и роды Ли согнали всех в одно место, так что домик, казалось, стал меньше.

Разговоры давно прекратились. Несколько минут стояла тишина, как вдруг из-за занавески послышались громкие стоны.

Фенстермахер очнулся ото сна и мигом нырнул в родильное отделение. За ним — с меньшей торопливостью и большим достоинством — проследовала Доусон. Следующие несколько минут прошли в мучительном ожидании.

— О'кей! О'кей! — послышался густой бас Тукманяна.

Ли закричала.

— Давай, давай, Лесли, — сказала Доусон. — Напрягись! И кричи, не стесняйся!

— О'кей, мамаша. Ну! — рычал Тукманян. — О'кей! О'кей! О'кей! О'кей!

— Ну же, Лесли! Еще! — подбадривала роженицу Голдберг. — Еще немного!

Ли закричала глухим горловым криком, совершенно нехарактерным для застенчивой медсестры. Все члены экипажа замерли, уставились на занавеску. На их лицах застыли самые разнообразные чувства. Деться было некуда. Все они оказались в тюрьме. И жуткий холод за стенами дома не выпускал их из нее. Попались! И вынуждены разделить на всех!

Если не боль, то неопределенность и ужас страдающей матери. Это испытание объединило их всех и заставило вспомнить давно забытые молитвы.

— О'кееей! — объявил Тукманян полным триумфа голосом. Обитатели домика открыли глаза и посмотрели друг на друга. Ими вновь овладели отвага и надежда. Крик новорожденного провозгласил новую жизнь, и она была встречена приветственными возгласами. Уснувшие было младенцы поддержали общий переполох испуганными воплями.

Из-за занавески вышла Доусон, прижав к губам палец.

— Ш-ш! Это девочка. Ш-ш! — она погрозила всем пальцем и пошла за водой.

Буккари огляделась. Она оставалась единственной женщиной, не вовлеченной в естественный процесс деторождения, и осознание этого факта почему-то доставляло ей ощущение дискомфорта. Однако времени анализировать чувства не было. Доусон в перепачканном кровью кожаном переднике возвратилась с двумя горшками.

— Наберите снега и накипятите воды! Быстро! Нам нужно побольше горячей воды! — распорядилась она, не обращаясь ни к кому лично.

Мендоса и Шмидт поспешили исполнить ее приказ.

— Все в порядке? — спросил Татум.

— У нее кровоизлияние, — пробормотала Доусон, скрываясь за занавеской.

В спешке она неплотно закрыла полог, и перед глазами присутствующих предстало впечатляющее зрелище. Тукманян с выражением стойкой решимости на обветренном лице склонился над распростертой матерью, его руки были по локоть в крови. У изголовья кровати замерла перепуганная Голдберг, держа голого младенца. Доусон со спутанными волосами стояла выпрямившись, с чистыми полотенцами в руках, и смело ожидала новых распоряжений. Спиной к зрителям, стоя на коленях, застыл Фенстермахер.

— Лесли. У нас ребенок, Лесли. У нас ребенок, — всхлипывал мужчина. Прижавшись щекой к кровати, он гладил ее руки: — Я люблю тебя, Лесли. О, Лес, я так тебя люблю. Не уходи.