Скирюк ДмитрийФантазилки (Рассказы)

Дмитрий Скирюк

Фантазилки

Рассказы

ИВАН-ДУРИЛКА

Лихорадочно хлопая крыльями, Горыныч стремительно пикировал к лесу. Мешал боковой ветер, правым крылом приходилось загребать сильнее, чем левым, и с непривычки вскоре заболело плечо.

- Левее, левее бери! - время от времени покрикивала Правая голова большая любительница ничего не делать и давать советы.

- Заткнись! - коротко приказала Главная, и в эту секунду, заложив крутой вираж, не смогла сориентироваться. Годы и близорукость сделали свое черное дело, и появившееся прямо по курсу раскидистое дерево было замечено всеми троими слишком поздно.

- Атас!!! - запоздало вскрикнула Правая, и в тот же миг Змей со всего разлету влепился в толстый корявый ствол. Сверху градом посыпались жухлые осенние листья, сучья всевозможных форм и размеров и гигантское количество желудей. Левая голова, застрявшая в развилке мощных ветвей, выплюнула кусок коры, скосила глаза и мрачно констатировала:

- Дуб.

Змей Горыныч медленно встал, раздвинув ветви, высвободил застрявшую Левую голову и, кряхтя и потирая ушибленные места, тяжелым неспешным шагом направился в глубь леса.

- Опять шандарахнулись, - со злостью бормотала Левая голова. Когда-нибудь ты всех нас угробишь! Где ты прятался, когда на небе раздавали мозги?

- Будет ворчать-то, - хмуро огрызнулась Средняя. - Ну, упали, ну, стукнулись... с кем не бывает? Подумаешь, дуба дали... Забыл что ли, как лет этак сорок тому назад в грозу нас громом треснуло? И ничего - живем...

- Хорошо тебе рассуждать. - Когтистая лапа осторожно ощупала подбородок, после чего Левая голова продолжила: - А я тогда, между прочим, неделю без памяти провалялся.

- Во-во! - оживилась Правая. - Неделю мы тебя под мышкой таскали, измучились оба. На лавку положишь - бац! - упал, ирод, грохот на всю избу... Яга опять же недовольна была. А...

Осекшись на полуслове, Правая голова толкнула носом Главную, после чего обе некоторое время пристально вглядывались в Левую. Затем хором спросили:

- Утка где?

- Ут... Какая утка? - всполошилась пострадавшая голова и тут же спохватилась: - Ах утка! Кажись, того... проглотил.

Потоптавшись на месте, Змей Горыныч сел на землю, и между головами началась ожесточенная перебранка.

- А ну пусти! Пусти, кому г'рю!

- Че ты разорался-то, че, а?

- Нет, а ты кто такой?

- Только без рук!

- Чего беситесь, все равно брюхо-то одно...

- А ты ва-ще молчи!

- Нет, змеи добрые, вы только посмотрите, а! Как охотиться, так у него, вишь ли, голова кружится, а вот пожрать на дармовщинку...

- Ну не заметил я, не заметил! Сами-то тоже хороши. Трахнулись об дерево, у меня аж искры из глаз. Открываю глаза - нет утки. Может, я ее и не глотал вовсе, может, лежит она сейчас там, под деревом спокойненько...

Это соображение на некоторое время ввергло Змея в размышления. Несколько минут он сидел молча и неподвижно, прислушиваясь к собственным ощущениям, наконец Правая голова вздохнула и пробормотала:

- Нет, кажется он ее все-таки проглотил. А может, и нет...

- Гм! - неуверенно согласилась Средняя.

- Че делать будем?

- Возвращаться надобно, - резюмировала Правая, и Змей, тяжело топая, направился обратно к месту катастрофы.

Несколько раз обойдя вокруг пострадавшего дуба и безо всякой надежды поворошив ногою палую листву, он почесал живот, и Средняя голова сказала:

- Все же съел... Что Яге скажем?

Левая голова, виновато потупившись, покосилась на остальных.

- Может, соврем, что ничего не попалось?

- Ну уж нет! - вспылила Средняя. - Айда к реке. Натягаем старухе на уху, авось не осерчает.

Две крайние головы поспешно закивали, соглашаясь.

- Кто снаружи? - спросила Правая и тут же с азартом заявила: - Чур, я первый!

- Я т-те дам первый! - разъярилась Средняя и погрозила Правой кулаком. - Жребий потянем.

Змей сорвал три веточки, размером с хорошую березку каждая, одну сломал пополам и воткнул все три до половины в землю.

- Короткая - снаружи, - объявила Средняя голова. Короткую вытащила Правая.

- О! А че я говорил!

- Дуракам везет; - хмуро пробормотала Левая.

Добравшись до речки, Змей потрогал воду ногой, поежился, поплескал под мышками, с шумом погрузился целиком и занялся рыболовством - две головы под водой хватали всю подвернувшуюся рыбу, а третья торчала снаружи и глубоко дышала за троих. Время от времени на поверхности появлялась одна из голов с трепещущей рыбиной в зубах и швыряла добычу на берег. Наконец из воды вынырнула Левая голова, сжимая в пасти огромного осетра.

- М-м-м? - вопросительно промычала она. Правая голова, склонившись на длинной шее, придирчиво осмотрела трофей и кивнула:

- Сойдет.

Пыхтя и отдуваясь, Змей вылез на песок. Левая голова с шумом высморкалась.

- Вечно я бозле губания броздужаюсь, - гнусаво посетовала она.

Собрав пойманную рыбу в охапку, Горыныч углубился в густые прибрежные заросли и вскоре исчез в лесных сумерках.

Едва лишь он скрылся, на опустевший берег крадучись выбрался заросший бородой детина в кольчужной рубахе поверх кафтана, заржавленном граненом шишаке и с массивным мечом на старом кожаном поясе. Руки его в кольчужных рукавицах судорожно сжимали голову коня, который бился, испуганно храпел и пятился назад.

Поглядев из-под ладони Змею вослед, мужик довольно крякнул, поправил меч и гордо выпятил грудь.

- Вот он, аспид! - хрипло сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. - Вот он, змей! Ну, таперича держись!

Взгромоздившись в седло, мужик толкнул коня каблуками в живот и медленно въехал под зеленые лесные своды.

Уха из осетрины старуху Ягу немного умаслила, и Горыныч, облегченно вздохнув, направился к своей пещере с охапкой свежей рыбы и бутылью домашней бабкиной бражки под мышкой.

- Горик! - Бабка высунулась в окошко, повела длинным крючковатым носом с волосатой бородавкой на самом его кончике и, разглядев Змея, крикнула вслед: - Я седни кой-куда в гости собираюсь, так что раньше завтрева не жди!

- Ла-адно! - за всех ответила Средняя голова.

- Вот удружила, дура старая, - хмуро заметила на это Правая. - Куды ей в гости на старости лет? Ей-то что, а нам опять круглые сутки караулить...

- А ты не бузи, - строго заметила Средняя, - чай, не чужое стерегем. Свое, кровное.

- Да я че, я ниче... Уж и сказать нельзя.

Потоптавшись у входа в пещеру, Змей попытался счистить с ног грязь, потом махнул рукой и полез так. В небольшом каменном углублении навалена была внушительных размеров мусорная куча, состоявшая в основном из всевозможных птичьих перьев, сухого мха, прелой листвы и трав. Запустив лапу в самую глубину ее, Змей вытащил оттуда круглое массивное яйцо и направился к выходу.

Безуспешно пытаясь просмотреть его на свет, он вертел яйцо так и сяк, прикладывал к уху всех трех голов поочередно, потом грустно вздохнул и сунул его обратно в кучу, после чего уселся у входа, подперев лапами две крайние головы. Средней голове, как и всегда, подпорки не хватило, и она, присмотрев нагретый солнцем валун, примостилась на нем. Правая голова, подтянув к себе пузатую глиняную бутыль, зубами выдернула пробку и заглянула внутрь.

- Брага! - радостно объявила она и стала оглядываться в поисках посуды.

- Все сроки миновали, - мрачно заметила Левая. - Сколько ж еще ждать?

- Это хорошо, что долго лежит, - заметила Правая. - Это значит, что сын будет.

- Дурак ты...

- Почему это - дурак? - обиделась Правая. - Примета есть такая. Правая лапа проворно разливала содержимое бутыли по кружкам. - Третьим будешь?

- Н-ну... э-э-э...

- Да че там, давай.

- Хы!..

Глиняные чашки стукнулись краями. Опустели. Вслепую нашарив рыбешку, Правая голова сунула ее в пасть и поморщилась, когда по горлу проскребли колючки.

- Ох!

- Эк тебя корежить... - сочувственно покивала Средняя. - Окунишка попался?

- Он, проклятый...

Горка рыбы быстро уменьшалась.

Месяца четыре прошло с тех пор, как счастливая избранница Змея, Скарапея Аспидовна, в которой он души не чаял, выполнила свои супружеские обязанности и удалилась в Муромские леса. Хоть там изредка и пошаливали татары, все же было поспокойнее и опять же не так голодно. А Змей, который на своем веку разменивал уже девятый десяток, остался охранять свое будущее потомство.

Старая знакомая, имени которой уже давно никто толком и не помнил и которую все звали просто Баба-Яга (хоть она и утверждала, что пришла сюда из древних мест и род свой ведет чуть ли не от греческих богов и богинь, а посему и звать ее надобно - Баба-Ягиня) взялась подсобить, а то караулить драгоценную кучу сутки напролет кому же в радость? Ночью Змей бодрствовал, сменяя головы на карауле, а днем пещеру охраняла бабуля. Горыныч в это время шатался по окрестным лесам, промышляя, чем бог пошлет. Бог посылал то утицу, то зайчонка, а то и кабанчика, всякое бывало. Хватало и самому на прокорм, и бабке за добро отплатить. Так прошло все это время.

Выпятив к небу сытый живот, Горыныч с довольным вздохом развалился на зеленой лужайке, подставляя вечернему солнышку то одно крыло, то другое, и постепенно его так разморило, что он с трудом стал воспринимать окружающее. Изба на курьих ножках, которую на время оставила хозяйка, сперва бесцельно бродила по опушке леса, попыхивая дымящейся трубой, потом решительно направилась в чащу и вскоре скрылась за деревьями. Пару раз ухнул филин. "Девять", - машинально отметила Средняя голова и, сонно потянувшись, лениво приоткрыла один глаз. Левая и Правая головы сладко похрапывали, наверняка представляя себе во сне жаркие объятия ненаглядной своей супружницы...

А перед самым носом Змея, на сивом лобастом тяжеловозе сидел верхом какой-то человек и остервенело таращил глаза. Конь бил копытом и храпел, испуганно роняя клочья пены с трясущихся губ. Звякая всевозможными железками и ругаясь вполголоса, мужик полез рукой куда-то за спину и извлек на свет колчан со стрелами и лук.

- Померещится же спьяну... - пробормотала Средняя голова, про себя размышляя, что, пожалуй, пора будить сменщицу. - Эй, просыпайся! толкнула она Правую.

- Что, уже обед? - не открывая глаз, слабым голосом пробормотала та.

- Уже, уже, - ответила Средняя. - Хорош дрыхнуть. Примай караул.

- Сейча-ас... - Правая голова зевнула, потянулась и, открыв глаза, с недоумением уставилась на человека. Затем поспешно толкнула уже уснувшую Среднюю.

- Ну что там еще? - недовольно пробормотала та.

- А... э... вроде как мужик... - неуверенно сказала Правая. Когтистый палец указал на конника, который трясущимися руками пытался наложить стрелу на тетиву. - Откуда он взялся?

- Что? Где? - Средняя открыла-таки глаза. - Это ты зачем палец? Ах это... Это сон.

- Сон?! Чей?

- Ну, мой. И вообще отстань, я спать хочу.

В этот момент стрела стукнулась о грудь Горыныча, отскочила и упала на траву. Хмель окончательно вылетел из Правой головы.

- Подъем!!! - взревела она. Левая голова резко вскинулась и возмущенно зашипела, треснувшись макушкой в потолок пещеры.

- Что, гроза?! - спросонья заметалась она.

- Хуже... Вон, гляди.

Увешанный железяками детина к тому времени уже спрыгнул на землю, схватил копье и, прикрываясь круглым деревянным щитом, стал приближаться, выкрикивая всякие междометия. Змей испуганно попятился и замахал обеими лапами.

- Мужик! Эй, мужик, ты че, малость того, а? - Левая голова хотела покрутить пальцем у виска, но в суматохе попала себе в глаз и охнула от боли.

- Че надо-то? - визгливо крикнула Правая. В минуты волнения она обычно непроизвольно переходила на фальцет.

Человек остановился, осторожно высунул из-за щита бородатую физиономию и, выставив вперед для верности копье, спросил:

- Змей?

- Ну, Змей, - согласилась Средняя голова. - А что?

- А где бабуля?

- Я за нее.

- Слышь, мужик, - подытожила Левая, - тебе чего? Вояка некоторое время лихорадочно соображал, что сказать дальше.

- Ты эта, как его... - сдвинув на лоб шишак, он почесал в затылке и наконец нашелся. - Это ты, стало быть, за Марью-царевну выкуп требоваешь?

- Чего-о?! - Глаза у Правой головы, потеснив глазные щитки, от удивления полезли на лоб. - Вы... выкуп?

Головы переглянулись.

- Да я третий месяц дома сижу! - взорвалась Средняя, и Змей, тяжело переваливаясь, затопал вперед. - Какая Марья? Какая царевна? Охренел, мужик, да?

- Не подходи! - взвизгнул тот, прикрываясь щитом. - Изувечу! Не трожь! А-а-а!

Он швырнул копье, промазал и лихорадочно потянул из ножен у седла меч. Конь, испуганно заржав, взвился на дыбы, с силой ударил в землю копытами и, взбрыкивая, понесся к лесу.

- Стой! - всполошился мужик. - Тпру, кому говорю! Отдай меч, волчья сыть! Травяной мешок!

Прихрамывая и потрясая кулаками, он некоторое время носился за конем, оглашая поляну всяческими обидными прозвищами, пока наконец не выдохся и не остановился посреди лужайки, тяжело дыша. Вытер пот.

Средняя голова деликатно кашлянула, напоминая о своем присутствии. Мужик вздрогнул и оглянулся.

- Пуганем? - тихо шепнула ей на ухо Правая.

- На што? - отозвалась та.

- Чтоб неповадно было... Давай, ляпни че-нь'ть, ты же умеешь.

- Кха-ха-ха! - прочистила горло Средняя и взревела на весь лес первое, что пришло на ум: - Конь на обед, молодец на ужин!!!

Левая голова, прыснув, залезла под мышку и затряслась там от беззвучного смеха. Мужик побледнел и выхватил нож.

- А-а, ножичек! - ехидно протянула Правая, и обе головы облизнулись с показной жадностью.

- Ну, ну... Ножичком...

- ...ножичком, значит...

- ...меня бить собрался?

- Отлезь! - рявкнул "молодец", сорвал голос и сипло добавил: - Убью!

Из леса послышалось дикое ржание коня - видимо, плутая в потемках, он наткнулся на логово бабкиной избы. Та спросонья напинала бедной кляче и сама в жуткой панике удрала поглубже в чащобу.

- Ой, не могу! - донеслось из-под мышки, и утирающая слезы Левая голова вынырнула наружу. - Ох, потешил... Ты кто хоть будещь-то, а?

Мужик отступил на шаг и взмахнул ножом.

- Ну, хватит, хватит, - примирительно сказала Средняя голова. - Ты это брось. Пошутили и будет. Я ведь, по правде сказать, и не крал никого. И чего ты сюда приперся, никак в толк не возьму... Э-э-э... как там тебя?

- Иван, - хмуро сказал тот. - Можно - Ваня.

- И чего ж ты, Ваня, по лесам шляешься? Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?

- От дела лытаю... - грустно вздохнул тот, почесал в затылке и, сорвав с головы шишак, в сердцах так шваркнул им оземь, что тот погнулся. - А, пропадай моя телега, все четыре колеса! Понимаешь, э-э-э... Змей... Ты ведь Змей?

- Ну, да. Это я.

- Понимаешь, Змей, все ходят по свету, хотят чего-то, славы себе ищут. Войн уж почитай лет пять никаких нет, а мне прославиться - во, как надо! Мечта у меня, понимаешь, на княжеской дочке жениться... Ну, вот, понимаешь... и решил, понимаешь... это... А, да и так все ясно... Отпустил бы ты меня, а?

- Да я вроде тебя не держу... Вот только не суйся сюда больше, лады? Заповедное место. Ищи себе славы в других краях. Конь твой, кстати, где-то рядом бегает. Волков бабка поизвела, к утру покличешь - прискачет. Лошади нашего духу боятся.

- Эт' точно... - угрюмо закивал Иван, замялся, смущенно огляделся по сторонам и, понизив голос, заговорщически зашептал: - Слышь, друг! А может, ты мне кого присоветуешь? Я б его ухлопал - глядишь, и мне слава, и тебе польза. Бабу-Ягу, там, или Кощея Бессмертного. А?

- Ягу не трожь, - сердито сказала Средняя голова. - Да и если Змеев где увидишь - тоже не лезь. А не то - под землей найду, да там и оставлю. А Кощей помер намедни.

- Ишь ты! - поразился тот. - Как это? Как это помер? Не могет такого быть! Он же бессмертный!

- Ни лешего ты не смыслишь в наших колдовских делах. Кощей - он и есть Кощей. Сволота одна. Из вас он вышел, из людей. Ал... хи... Тьфу! Ал-хи-мией да магией всякого колдовства поднабрался. Вреднючий был страсть! Сущий бес. Его окрестная нежить так и прозвала - "Кощей - Бес Смертный". Помер он. Над златом зачах. Опыты какие-то с ним делал, ну и траванулся. А жаль - ты б мог его уложить... ежели, конечно, сам бы жив остался.

- А вот Соловей-разбойник... Его как? Можно?

- А! Вот его можно, можно! - оживилась Левая голова, вспомнив, что оный вражина хозяйничает в местах отдыха Скарапеи Аспидовны, и две другие головы согласно закивали. - Ентот гад, Соловей-хан со своими головорезами третий год в Муромских лесах никому проходу не дает. Режет всех. Ты его излови, коли не добрались еще до душегуба, - и дело с концом!

- Ага... Ну, ты извиняй. А то я ведь что? Я ведь, когда слух пошел, что ты Марью увел, я и решил ее того... спасти. - Мужик вздохнул. - А вишь, как вышло. Оговор, видать. Так что, извиняй, Змей Тугарин, ежели что не так...

- Тугарин? - хором переспросили головы и переглянулись.

- Ты че, мужик, совсем с ума сошел? - осведомилась Правая. - Ты посмотри на меня: какой же я тебе Тугарин?

Богатырь совсем опешил и теперь стоял и переводил взгляд с одной головы на другую.

- А... разве... нет?

- Конечно, нет! Тугарин, он только по названию Змей. А я - Горыныч! Горыныч я! Ты, когда через реку проезжал, указатель видел или не видел? Ясно же написано - "р. Горынь". Какой я после этого Тугарин?

- Да не умею я читать... - машинально выдавил Иван и озадаченно поскреб в затылке. - Бли-ин! - протянул он, и в глазах его как будто проступило понимание. - Так что же, получается, я обознался? Так, что ли?!

- Что ли, так, - подтвердил Змей Горыныч. Детина вдруг схватился за голову и забегал по поляне, потрясая кулаками и время от времени пиная несчастный шишак.

- Дык что же это я! Как же это я! Ой, беда, беда, огорченье! Надыть, свернул не там... Ай-яй-яй... - Он остановился и топнул ногой. - Ведь уйдет, уйдет поганый!

Три головы с неподдельным интересом наблюдали за этой беготней.

- Эк его разбарабанило, болезного... - вслух посочувствовала Правая. - Эй, Вань! - окликнула она. - Чего разбегался? Остынь, охолони малость. Присядь, вон, бражки выпей, а там решим, что делать... Одна голова хорошо, а три - лучше.

- Не до браги мне, Горыныч: Родина в опасности! - Витязь-недотепа подобрал с земли шишак, стряхнул с него пыль, надел на голову и горделиво напыжился. - Так что, извини, Змей, недосуг! Спешу!

- Ну, тогда бывай здоров.

Иван развернулся и быстро зашагал по тропке, ведущей в лес. Змей некоторое время постоял, потом подумал, что не худо бы снова проверить яйцо, и направился в глубь пещеры.

В это утро на скорлупе появилась первая трещина.

КОРОЛЕВСКИЙ ГАМБИТ

Король был стар.

Под стать ему был замок - эта высоченная громада, окруженная водой со всех сторон. Местами ров осыпался, крутые берега повсюду поросли травой и мхом, да и вообще он был уже не так глубок, как раньше. Весной на отмелях и под мостом, который мало кто теперь именовал подъемным, давали представления молодые лягушачьи менестрели. Стены тоже знавали лучшие времена; неровные, замшелые, сейчас они пестрели светлыми заплатами следами штурмов и осад минувших лет. А может быть, веков. Немного оставалось тех людей, что помнили, кто им владел до Короля. Нагромождение башенок, зубцов и навесных бойниц стояло здесь давно, и только старые знамена и штандарты в тронном зале хранили память о разбитых армиях, плененных полководцах и о покоренных городах, но кто их спрашивал о том? Никто.

Лишь моль и пауки.

А между тем когда-то (и при том - не так давно) историю любого знамени, щита, любого гобелена замковые обитатели и челядь знали наизусть, успели выучить со слов Короля, чьи бесконечные рассказы о его былых сражениях и подвигах успели всем набить оскомину.

Так мрачно размышлял Робер, ступая по холодным плитам пола тронного зала, неизменно приходя к одним и тем же нелестным для его отца выводам. Король был стар. И замок был стар.

Когда-то это было даже интересно. Робер невольно снова вспоминал себя мальчишкой. Он с братьями сидел на возвышении вторым - по левую руку от отца. Зал тогда был ярко освещен, за длинными столами пировали рыцари, играла музыка, вокруг смеялись, пели. Гончие собаки под столами грызлись за объедки. Много было пива и вина, красивых женщин, кто-то спорил, кто-то мирно спал, уткнувшись в блюдо головой, и вот тогда отец, подвыпив, принимался за свои рассказы, иногда подначиваемый друзьями и соратниками, а иногда - сам по себе. О, тогда отец казался ему чуть ли не героем, равным богу, - так он увлекался, вспоминая каждый раз все новые подробности, так загорались его глаза, так руки жаждали меча! Случалось, посылали в казематы, в зал вводили пленников. Бывало, что отец их миловал и даже отпускал, как, например, произошло на свадьбе сына. И даже после были битвы, и Робер был их свидетелем, а после - и участником. В тех битвах был иной Король, отважный воин, полководец, лицо которого преображалось при запахе крови, а в черных волосах гнездился ветер, приносящий бурю. Но то случалось все реже и реже: уже тогда мало кто решился бросить вызов Королю. Взрослели братья, выходили замуж сестры. Умерла их мать - жена отца и королева. Годы брали свое. Менее всего отца теперь влекли пиры и развлечения. Он затворился в замке и почти не выходил, лишь редко выезжал охотиться. Собаки разжирели от безделья и дремали целый день, большинство их псарь продал недавно герцогу де Ланнуа. Король об этом ничего не знал, его давно уже никто не принимал всерьез; всем заправляла его старшая дочь Бригитта, державшая под каблуком и слуг, и мужа - молодого тщедушного аристократишку откуда-то с югов. Робер сестру не любил, но вынужден был с ней считаться, по крайней мере до тех пор, пока не огласят наследство после смерти Короля. Робер был старшим сыном. Бригитта - старшей дочерью. Здесь Робер невольно улыбнулся. Пусть так, но скоро все изменится. Аристократишка-южанин попусту вертелся перед троном.

Кудель в их государстве не наследует.

Да, все здесь теперь было не так. Пустой и гулкий, тронный зал был холоден и тих. Над головой маячили закопченные дубовые стропила перекрытий. Трофейные знамена свисали вдоль стены, как выпавшие языки у сонма висельников. Меж окнами, едва колеблемые сквозняком, горели факелы, лишь дальний угол зала освещал камин.

Трон был без всяких церемоний развернут поближе к огню. Робер недовольно поморщился, но ничего не сказал - манеры отца всегда немного отдавали деревенщиной. Чувствовалось, что не родовая кровь, но меч и сила рук когда-то возвели era на трон, но об этом Робер предпочитал не думать. Отец и раньше-то не очень заботился о соблюдении надлежащего этикета, а после смерти жены и вовсе наплевал на все приличия. Ну, ничего. Скоро все будет совсем по-другому. Король задумчиво смотрел на пламя. Оранжевые блики колыхались, выхватывая из темноты орлиный нос, скуластое лицо в морщинах, старый шрам на лбу и схваченные обручем седые волосы до плеч. Худые, жилистые кисти рук покоились на рукояти старого меча - отец опять принес его сюда. На столике по правую руку от него стоял тяжелый и чеканный кубок с подогретым вином. Несмотря на свой высокий рост, сейчас Король казался сгорбленным годами стариком.

Да, в общем, так оно и было.

Не дойдя до трона четырех-пяти шагов, Робер остановился.

- Отец...

Король поднял взгляд, медленно обернулся к сыну.

- Уже пошли на штурм? - спросил он.

Слегка надтреснутый и дребезжащий, голос Короля еще хранил оттенок былой силы, силы, которой безропотно повиновались полки, силы, от которой кровь замирала у врагов и злобных чародеев, силы...

То прошлое, сказал себе Робер. Прошедшее. Давно.

- Нет, - произнес он вслух. - Пока что нет. Обветренные губы старца тронула улыбка. Король плотнее запахнулся в плащ и, казалось, сгорбился еще сильнее.

- Они не двинутся до темноты, - задумчиво сказал он. - Осаду вечером не начинают. Они должны дождаться до утра.

Принц предпочел не отвечать.

- Я помню, - медленно проговорил Король. Глаза его сощурились, как будто бы высматривая в пламени камина отблеск давешних сражений. - Я помню, мы тогда стояли на стене... Я, Оливер и Ательстан. Тот замок... Да, когда на нас шли демоны с востока. Их вел тогда лорд Геварт. С ним еще тогда был чародей по имени... По имени...

Он потряс головой. Провел ладонью по лицу и смолк. Рука легла обратно на эфес меча. Мелькнула ямка шрама с тыльной стороны ладони. Когда-то очень давно Король попал в плен и был распят. Но ему повезло. Он был тогда молод, проезжавшие мимо разбойники сняли его с креста, а после он сумел бежать. Историю об этом Робер слышал раз, наверное, двадцать. Принц стоял и терпеливо ждал, привычно отдаваясь своим мыслям и не слушая отца. Скоро, очень скоро все здесь будет по-другому...

- Мелиадор! - вдруг глухо выкрикнул Король. Робер невольно вздрогнул. Заморгал.

- Что-что?

- Его звали - Мелиадор, - повторил Король, глядя сыну в глаза. На лице его было явное облегчение. - Мелиадор... Он был очень сильный маг. У нас был оберег, один на троих... Но даже тогда они не решились идти на приступ, пока не начался рассвет.

Робер кивнул:

- Я знаю. Ты рассказывал.

Старик многозначительно поднял палец.

- Никогда не повредит послушать лишний раз о прошлых битвах, наставительно сказал он, блеснув глазами из-под дымчатой завесы седых волос. - Так ты распорядился выставить на стену арбалетчиков? - внезапно осведомился он.

- Да, отец.

- И факелы горят у катапульт?

- Да, - вновь ответил тот, стараясь, чтоб его ответ звучал как можно тверже и уверенней - в последнее время старик сделался уже совсем капризным и придирчивым.

- Это хорошо, - покивал Король. - Это хорошо... Тогда нам надо ждать. Надо ждать.

Принц в последний раз взглянул на сгорбленного Короля, на ветхий плащ из меха горностая, на потемневший кубок на столе, на старомодный широкий меч в его руках, затем вздохнул, отвесил быстрый по-военному, поклон и зашагал обратно.

Все складывалось лучше некуда, как он и задумывал. Их договор подписан, деньги из сокровищницы перекочевали в нужные руки. В урочный час преданные принцу люди откроют ворота и осадные войска ворвутся в крепость. Граф Эдвин сдержит обещание. Король, и без того зажившийся на этом свете, умрет, а может - отречется от престола в пользу сына. А может, отречется, а потом - умрет. Скорее всего именно так, да.

А уж Робер потом сумеет как-нибудь договориться с соседями.

Губы принца скривились в усмешке, и он невольно ускорил шаг.

Ох уж эти старые феодалы...

Рубашки, юбки, шемизетки, белые батистовые простыни и расшитые золотом тяжелые бархатные платья - все это шуршащим ворохом летело, падало в распахнутое нутро дорожного большого сундука вперемешку с золотыми канделябрами, серебряной посудой и шкатулками из кости с притираниями, ароматами и всяческими прочими женскими штучками, необходимыми для наведения красоты.

- Бригитта, душа моя, ради бога не бери с собой столько вещей! Мы не доедем до леса, нас поймают солдаты или ограбят разбойники на дороге!

Дородная светловолосая женщина, чьи действия как раз и опустошали маленькую комнату подобно урагану, фыркнула, развернулась на пятках и смерила мужа презрительным взглядом с ног до головы.

- Боже мой, опять ты за свое! - воскликнула она, заламывая руки. - Да хранит нас святой Дунстан, ну до чего ж ты глуп! Сколько раз можно повторять: мы не вернемся в этот замок, как бы ни пошли дела. Считай, что я беру с собою все свое приданое. Все эти деньги, это золото, эти шелка неужели ты хочешь, чтобы мы все это здесь бросили?

- Нет, но...

- Если ты дал деньги кому надо и ничего не забыл, то карета будет ждать нас в лесу, у красной скалы, у самого выхода на поверхность. Да и потом, мы же берем с собой слуг и охрану.

- Берем, конечно, - мрачно отозвался сидящий на кровати ее муж худой и на удивление бледный для южанина человечек, испуганный и очень недовольный тем, что их нелепый мезальянс привел его в итоге в осажденный замок. - Восемь человек!

- Куда ж нам больше-то, куда? Сам посуди: и граф, и все его вассалы, все окрестные бароны двинулись сюда, чтоб поучаствовать в осаде. У подземного хода не должно быть вовсе никого - о нем никто не знает. Ах, как же хорошо, что я тогда взяла из сокровищницы то золото и те камни! Нам теперь без них никак. И слава богу, что мой отец, этот старый маразматик, ничего такого не заметил.

- По правде говоря, да, - признал тот. - Хотя как бы он заметил, если не выходит из своих покоев по нескольку недель кряду...

- Где мой плащ?

- Вон он, на зеркале.

- Закрой окно.

Плащ, отороченный куницей, немедленно последовал за прочим барахлом. Бригитта обернулась к мужу.

- Ну что же ты все еще сидишь! - опять воскликнула она. - Уже темнеет. Скоро все уснут, а кто не спит, останутся на стенах, лучшего момента, чтоб убраться отсюда, не придумать. Где твой сундучок?

- Я... - нерешительно втянул тот голову в плечи. - Я уже взял... собрал все, что хотел... И все, что ты мне наказала взять. Но я хотел сказать... Бригги, может быть, не надо? Может быть, не будем уходить? Ведь ты же сама говорила, что замку... э-э-э... что Королю... Что твоему отцу и раньше приходилось держать осаду...

- О боже, ниспослал же ты мне муженька... Да когда ж то было! Он с тех пор уже не помнит, с какой стороны берутся за меч. Полаялся со всеми соседями, а у самого людей на три стены и то - не хватит! Я так и знала, так и знала, что рано или поздно этим все и кончится.

Муж внезапно переменился в лице.

- Слышишь? Шаги!

Бригитта с грохотом захлопнула сундук.

- Да хранит нас святой Этельберт! Скорее лезь в кровать!

Оба, как были одетыми, проворно влезли на кровать и задернули полог. В дверь постучали.

- Кто там? - нарочито сонным голосом отозвалась Бригитта после третьего или четвертого стука. - Что случилось?

- Госпожа, это я, - чуть слышно донеслось из-за двери, - Бриан де Клер. Откройте, все готово. Я пришел вас проводить.

- Ах, сэр Бриан, это вы! - Бригитта соскочила на пол с прытью, несоизмеримой с ее дородной фигурой, и на цыпочках подбежала к двери. Слава Всевышнему, а то мы уже устали ждать!

Лязгнул засов.

Супруг Бригитты шумно задышал. Мысли его приняли привычное в последнее время и не совсем приятное направление. Бриан де Клер был очень недурен собой, был обходителен, обучен этикету и даже иногда слагал стихи, коряво, но с огромным воодушевлением. Помимо этих качеств юный рыцарь хорошо владел мечом, а некоторое время тому назад еще и объявил Бригитту своей дамой сердца. Все это не без оснований заставляло ее мужа предполагать, что где-то на макушке у него тихонько режутся рога и, может быть, уже не первые. Тем не менее помощь молодого деятельного рыцаря могла прийтись весьма кстати, и потому сей достойный муж сдержал свой гнев и согласился, чтобы сэр Бриан составил км компанию в их спешном бегстве. Что касается Бригитты, то она каким-то образом сумела убедить сэра Бриана, что именно в этом и заключается истинный план Короля - отослать ее с мужем куда-то подальше. Хотя, по правде говоря, и сам Бриан де Клер был не очень высокого мнения о своем сюзерене.

На мгновение рыцарь опустился на одно колено. Тут же встал и шагнул к сундуку.

- Скорее, моя госпожа! Время не ждет.

- Ах, я так волнуюсь, так волнуюсь!

- Не бойтесь, я буду с вами. Эй, вы там! Скорее! Выносите сундуки!

Он повернулся к ее супругу и отвесил поклон:

- Прошу вас, милорд!

Четверо слуг проворно подхватили их поклажу и немедля вышли вон, пыхтя и скособочившись под тяжестью двух сундуков. Бригитта с мужем и Бриан де Клер, закутавшись в накидки потеплей и изо всех сил стараясь не шуметь, двинулись по темным коридорам вслед за ними, спускаясь по неровным лестницам все ниже, ниже - туда, где в тишине и сумраке подвалов ждал своего часа вырытый давным-давно подземный ход.

У двери в тронный зал Бригитта на мгновение задержалась и, поколебавшись, заглянула внутрь. Король сидел недвижно у камина, пододвинув трон едва ли не к самому огню; сидел и думал о чем-то своем, а может быть, дремал. В руках его был меч. Бригитта быстро перекрестилась, помедлила, затем решительно тронула сэра Бриана за плечо: "Вперед".

Покрытая беловатым слизистым налетом дверь за бочками в подвале была не заперта. Бриан де Клер услужливо и быстро распахнул ее, открывши взорам темный зев подземного туннеля. Дохнуло сыростью и хладом, пламя факелов затрепетало. Бригитта снова на мгновение заколебалась, не решаясь сделать первый шаг во тьму и неизвестность.

- Смелее, моя госпожа, - заметив ее нерешительность, сказал Бриан де Клер. - Я проверял его два дня тому назад - свод крепкий, а туннель по-прежнему ведет туда, куда нам надо. Но чтобы вас совсем заверить в его безопасности, я сам с вашего позволения пойду вперед.

С этими словами он пригнулся и, звеня кольчугой, шагнул под темные своды. Следом за ним двинулись слуги с сундуками. Бригитта нерешительно оглянулась назад. Что-то кольнуло ее в сердце, может быть, воспоминание об отце? О том, как он держал ее когда-то на коленях? Как он кружился с хохотом на травяной лужайке, подхватив под одну руку ее, а под другую - ее мать? Как разгонял шлепками братьев-шалопаев, когда они ей досаждали в своих играх? Как привозил из странствий и походов платья, золото, шелка?

Она решительно встряхнула головой.

Все это глупости и детский бред. В конце концов она давно уже взрослая женщина и уж способна сама решить, что ей нужно, а что - нет.

- Да хранит нас святая Варвара!

Она три раза перекрестилась и шагнула вперед.

- Ансельм!

Голос Короля разнесся по большому залу, эхо заметалось между стен. Некоторое время после этого царила тишина, затем где-то далеко скрипнула дверь. Сквозняк ворвался в тронный зал, прошелся вдоль стены. Те факелы, которые еще горели, замерцали, зал наполнился тенями. Король пошевелился в нетерпении, вгляделся в темноту и крепче стиснул меч, как будто бы увидел призрака.

- Ансельм, крапивное семя! Где ты там пропал? Послышались торопливые шаги. Пыхтя и припадая на одну ногу, мажордом спешил через весь зал к Королю.

- Иду, мой лорд, - крикнул он, - уже иду... Остановился, отдуваясь.

- Что будет угодно вашему величеству? Король вновь перевел взгляд на камин.

- Огня, - сказал, помедлив, он. - Распорядись, чтобы принесли еще дров.

Переведя дыхание, толстяк Ансельм вытащил платок и вытер им потную лысину. Рука его дрожала.

- Осмелюсь доложить, мой лорд, - сказал он с явным облегчением, - но в этом нет необходимости: здесь, у камина есть достаточный запас сухих поленьев. Конечно, если вы настаиваете, я сейчас же прикажу...

Он замолчал. Король помедлил, напрягая зрение. Вздохнул и помотал головой, в самом деле различив дрова, заботливо уложенные горкой справа от камина и потому не сразу им замеченные в темноте.

- Да... - вынужден был он признать. - Ты прав. Что ж, раз так, тогда принеси хотя бы вина, что ли. Мой кубок почти совсем уже пуст.

- Сию же минуту, мой лорд, - немедленно ответствовал Ансельм, подхватил кувшин и удалился.

Король поправил мантию. Задумался.

Ансельм в последние несколько лет был в замке сразу за всех. Смотрел за челядью, был мажордомом, виночерпием, секретарем и даже казначеем. Он был один из тех немногих, кому еще доверял престарелый монарх и кто мог управляться с замковыми слугами, которым, по мнению Короля, дали слишком много воли в последнее время. И тем не менее...

Давно прошло то время, когда Король не то что сам пошел бы и распорядился принести дров, но скорее всего - вовсе обошелся бы без всякого камина и огня. Холод... Что молодому холод? Лишний повод посмеяться. Теплый плащ, хорошая драка, разгоняющая кровь, вино и жаркая красотка на любовном ложе - вот и вся недолга. Но чем старше и старее Король становился, тем сильнее донимал его вползающий снаружи настоящий, запредельный холод; холод, о котором он раньше не подозревал и против которого были бессильны огонь и вино, которое теперь приходилось пить подогретым. И словно чувствуя все это, Ансельм, и сам уже не молодой, захватывал себе все больше власти. Ведь до чего дошло: теперь престарелый Король зовет его просто даже для того, чтобы подбросить дров в камин...

Опять негромко проскрипела дверь, опять метнулись сквозняки и колыхнулись пыльные трофейные знамена на стене. Опять по залу заметались тени. На краткое мгновение ожило и полыхнуло пламя в очаге, и Король с запоздалым раздражением вспомнил, что за размышлениями таки забыл о дровах. Ансельм все понял, осторожно примостил на столике принесенный кувшин с вином и сам направился к камину. Через несколько минут пламя в очаге забушевало с новой силой. Мажордом помедлил. Обернулся к Королю.

- С позволения вашего величества, - сказал с поклоном он, - я нацедил из бочки красного, долины Фед. Прошлогоднего урожая. Старая бочка пуста, я не хотел бы сцеживать подонки.

- И не надо, - медленно кивнул король. - Сойдет и это. Подогрей.

- Уже, мой лорд.

С ловкостью, выработанной многолетней практикой, Ансельм наклонил кувшин, наливая вино. Король протянул руку, сжал в ладони нагретое олово кубка. Терпкий аромат старого вина приятно щекотнул в ноздрях. Он приподнял кубок повыше, жалея, что тот не стеклянный, переложил меч из рук в руку и опять задумчиво уставился в огонь.

- Долина Фед, - произнес он. - Да... А помнишь ли, Ансельм, вино десятилетней давности, которое мы пили после штурма замка барона Дирка? Что долина Фед... И то вино из старой бочки, которое закончилось, - даже оно не сравнится с тем, десятилетней выдержки. А какой был бой... И десяти таких бочонков не хватило бы, чтобы отпраздновать победу! Да...

Ансельм тактично промолчал. Возможно, это в самом деле было, и возможно, что после штурма замка у барона Дирка нашлось какое-то вино в подвалах или погребах. Вот только он не помнил ни вина, ни замка, ни барона. Старик в последнее время часто заговаривался, путал даты, имена, и мажордом уже привык не обращать на это внимания.

Тем временем ностальгические воспоминания оставили Короля так же скоротечно, как и возникли. Вновь две тяжелые складки залегли над ртом, прямые линии спины сменились старческим изгибом. Кубок в его руке слегка подрагивал.

- Благодарю, - проговорил Король с нарочитой сухостью в голосе и сделал знак рукой, отсылая слугу. - Ты можешь идти. Ступай.

Мажордом поклонился как-то быстро и неловко, попятился, затем развернулся и направился к выходу из зала. Шаги его подкованных сапог звучали по плитам пола все тише и тише, пока наконец не смолкли совсем. Дверь в этот раз Ансельм ухитрился закрыть совершенно без скрипа.

Лишь за дверью Ансельм осмелился остановиться, вынул из кармана скомканный платок и снова вытер лысину. Перекрестился истово, как только мог, и мелко зачастил по коридору. Нервы его были напряжены до предела. Когда из темноты ему наперерез вдруг выступила темная фигура, он едва сдержался, чтоб не закричать.

- Ансельм! Иди сюда.

Мажордом с облегчением перевел дух.

- Ваше высочество, это вы! - Он оглянулся.

- Я, дурень ты этакий. Кто ж еще? - Принц Эрик, средний сын Короля, небрежно прислонился к стене и сложил руки на груди. Смерил мажордома взглядом.

- Все прошло нормально?

Высокий, гибкий, весь одетый в черное вплоть до перчаток и сапог, принц Эрик походил на черную пантеру и стоял, загородив собой проход. В зрачках его играла темнота. Ансельм гулко сглотнул и оглянулся.

- О да, мой принц, если это можно назвать нормальным... Надеюсь только, что Господь простит нам это прегрешение.

- На твою долю грехов хватит и так, - мрачно оборвал его принц. Вспомни хотя бы, сколько ты наворовал из отцовской сокровищницы.

- Мой принц, я, кажется, уже вам говорил...

- Короче. Ты подсыпал яд?

- Д-да, мой принц. Я думаю, что через пару часов уже можно... забирать.

- Отлично, - ухмыльнулся тот. - Я знал, что ты меня не подведешь. Тебе зачтется... после.

Мажордом облизал пересохшие губы.

- Но... вы же обещали мне награду... Ваше высочество! Вы обещали...

- Хочешь получить ее прямо сейчас? - Эрик поднял бровь. - Ну что же... Будь по-твоему.

Огонь от факела блеснул на лезвии кинжала, мажордом издал сдавленный всхлип и бесформенным мешком осел по стенке на пол. Вытаращился на принца снизу вверх, как будто бы хотел еще что-нибудь ему сказать, два раза кашлянул кровавой струйкой и обмяк. Глаза его закатились, из расслабленной ладони выпал маленький блестящий предмет и покатился по полу. Эрик нагнулся, лицо его исказила усмешка: это был флакончик из-под яда в оправе тусклого витого серебра. Ансельм так переволновался, что все это время так и продержал его в руке. Принц неторопливо подобрал флакон и спрятал в карман, убедившись предварительно, что тот и в самом деле пуст. Яд перекочевал в вино для Короля.

- Тебе конец, старый маразматик, - произнес Эрик, глядя в пустоту. А с остальными... С остальными разберемся позже.

Рассветные лучи коснулись окон, на мгновение замешкались, потом ворвались розовым туда, где были выбиты цветные стекла витражей. Упали на пол. Огонь в камине сделался вдруг тусклым и нечетким. Откуда-то издалека снаружи донеслась холодная перекличка сигнальных горнов - войска под стенами трубили сбор. Король помедлил, выплеснул в огонь давно уже остывшее вино, после чего поставил опустевший кубок на пол, встал и двинулся по лестнице наверх, неся перед собою старый меч. Он шел в свои покои твердой поступью, прямой, как не ходил уже давно.

Доспехи ждали. Непривычно было облачаться без помощников, но отвлекать для этого людей со стен Король посчитал для себя унизительным. Латная пластина равномерной тяжестью легла на грудь, наручи привычно охватили плечи и запястья. Пальцы сами находили ремешки, застежки, пряжки амуниции - неторопливо, обстоятельно, с многолетнею сноровкой старого бойца. Последним лег на плечи Короля багровый плащ с гербом, расшитым золотым и синим.

Шлем и ножны от меча остались лежать возле полога кровати.

На стенах царила напряженная тишина - ни ругани, ни шуток. Бойцы рассредоточились по местам, еще раз проверяли амуницию, выглядывали с осторожностью промеж зубцов. В бойницах башен тлели фитили. Тихо булькала вода в больших котлах, поставленных на смазанные салом бревна-рычаги. При появлении Короля все встали.

- К черту почести, - сказал Король, вступая на помост. - Следите лучше за врагом. Ательстан!

Старый, поседевший, стриженный "под ежик" арбалетчик повернулся к Королю, привычно щуря правый глаз. Приветственно вскинул свободную руку.

- Я здесь.

- Я слышал трубы. Они... уже идут? Тот покачал головой:

- Уже нет. Часа полтора тому назад попробовали сунуться под южные ворота, но мы им всыпали. Теперь подтягивают войска сюда.

- Полтора часа? - Король нахмурился, провел ладонью по лицу и вновь надел перчатку. - Боги, я, должно быть, все же задремал... Я ничего не слышал. Почему ты не послал за мной?

- Я посчитал, что нет нужды отвлекать вас ради такой мелкой стычки.

Светило набирало высоту. Поднимался ветер. Внизу, под стенами опять запели горны. Войска перестроились и двинулись вперед, штандарты и знамена затрепетали на ветру. Ательстан со знанием дела посмотрел на них из-под ладони. Усмехнулся.

- Похоже, наших трофеев скоро прибавится. Усмешка Ательстана не сулила ничего хорошего. Врагам. Старый друг, почти ровесник, несмотря на свои годы бьющий латников из арбалета в глаз чрез прорези забрала; он всегда последним отступал с любого поля боя. Король доверял ему безоговорочно и теперь почувствовал, как потеплело у него на сердце. Кровь быстрее побежала в жилах. Где-то в глубине души медленно, но верно разгоралось пламя предстоящей битвы - ощущение почти уже совсем забытое и потому вдвойне приятное. Он вдруг снова ощутил себя прежним, молодым и сильным.

Таран ударил в створ ворот. Затенькали по камню стрелы. Все пришло в движение. Захлопали арбалеты, взвились, прочерчивая небо черными хвостами, зажигательные бомбы из баллист. Король поднял свой меч. Ветер развевал его седые волосы, как знамя, холодный ветер с гор, как много лет назад, когда те волосы еще были черные как смоль, развевали их ветра Киммерии и Аквилонии. Ательстан украдкой снова посмотрел на Короля и решил, что ничего ему не скажет. Ему сейчас совсем ни к чему было знать, как принц Робер с кучкой преданных ему людей пытался отворить южные ворота, и не только пытался, но и отворил их, перебив предварительно стражу... и сам же пал от руки графа Эдвина. А уж потом Ательстан позаботился, чтобы люди графа Эдвина не продвинулись дальше ворот.

Взорванный подземный ход отрезал замок от мира. В лесу остались и Бригитта, и пришлый аристократишка-южанин, без лошадей и без кареты и, конечно же - без сундуков, а один весьма проворный юный рыцарь оказался первым, кто польстился на ее сокровища.

У себя в покоях бился в корчах с синей пеной на губах принц Эрик, выл, сминая ком крахмальных простыней и проклиная старого слугу, который вылил яд совсем не в тот кубок, на который ему было указано.

А принц Эйнар - последний сын, которого поймали возле склада с порохом, когда он поджигал фитиль, теперь сидел в темнице, ожидая своей участи.

Это тоже не заслуживало того, чтобы сейчас об этом говорить. Кто вспомнит о них? Что вспомнится? Предательство, и больше ничего. А скорее всего забудется и это.

Если поле боя останется за осажденными, еще будет время, чтобы Королю об этом рассказать. А если им сейчас и суждено погибнуть, то они погибнут так, как жили, и враги над павшими скажут с изумлением, не веря до конца самим себе: "Вот это были воины!".

Ательстан усмехнулся и поднял арбалет.

Войска пошли на приступ,

Ноябрь 1999г.

Пермь

НАХОДИЛКА

Уважаемые Маги, Бакалавры всех степеней и Посвященные!

Уважаемый совет!

Я попросил предоставить мне слово, чтобы рассказать вам о событиях чрезвычайной важности, произошедших в недавнее время. Возможно, кое-кто из вас уже осведомлен о них, но вряд ли имеет подробную информацию. Кроме того, вас наверняка озадачил один из вопросов повестки дня, выдвинутых сегодня на голосование.

Но не будем торопить события. Я начну издалека. Примерно три года тому назад я взял на заметку одного из жителей своего района (не будем пока называть его имени, хотя вы и так догадываетесь, о ком идет речь). Как маг и член Совета с решающим голосом, я решил пока не сообщать о резкой концентрации магической ауры, произошедшей вследствие пробуждения скрытых способностей моего, так сказать, подопечного, и продолжил наблюдение за ним в одиночку. Тому способствовали два обстоятельства. Во-первых, молодому человеку исполнилось в прошлом месяце двадцать два года. Во-вторых, астролого-ритмические прогнозы, сделанные вычислительным центром по моей личной просьбе, давали все основания утверждать, что появления нового Седьмого следует ожидать примерно в это самое время. Надо ли разъяснять, что столь позднее проявление магических способностей говорит о необычайной мощи скрытой силы? Разумеется, нет.

Путем несложного статистического анализа я рассчитал его местонахождение и в течение нескольких недель вошел к нему в доверие. Естественно, о своих способностях он даже не подозревал, и тем не менее они находили выход в различных гм... экстраординарных явлениях, с ним происходящих. В частности, к примеру, пресловутая "Черная Рука", в двадцатых числах сентября всполошившая весь город, была его рук делом. Прошу прощения за невольный каламбур [смех в зале]. Рано или поздно он бы догадался, что является причиной, а что - следствием, а потому, исподволь подготовив его, я, если можно так выразиться, открыл ему глаза. Естественно, после короткого периода недоверия он понял, что к чему. Я уже решил, что все в порядке, но не тут-то было.

Как и большинство Высоких Магов, мой новый знакомый немного мечтателен и рассеян, а потому в колдовской науке сразу не преуспел, хотя многое ему давалось легко. Он все время что-то путал и, не будь меня рядом, наделал бы массу бед и выдал себя с головой. Но не это главное. Стремясь поскорее миновать длительный (как он считал) период обучения, он каким-то чудом (может быть, действительно - чудом) раздобыл книгу "Откровений" Брикмелиуса...

Уважаемые маги, прошу успокоиться!

Я не знаю, откуда взялась эта... гм... копия. Во всяком случае, я провел тщательную проверку и убедился, что все имеющиеся в нашем распоряжении пять экземпляров пребывают в целости и сохранности, а мой новый знакомый хранит на этот счет упорное молчание.

Однако даже Обладающий Путем, и тот без подготовки не рискнет воспользоваться Книгой, ибо в придачу к Силе необходим опыт и, конечно, здравый смысл, чего у нашего новичка, извиняюсь, маловато, а может быть, и вовсе нет. Но тот факт, что он вообще смог заполучить полный экземпляр "Откровений", уже свидетельствует о том, что он может с ними обращаться. Что он и не замедлил сделать, возможно, чисто интуитивно.

Да, я виноват, что не сообщил об этом сразу, но прошу учесть факт появления Книги, чего никто не мог предвидеть!

Среди нас во всем Мире только шестеро выбравших свой путь, если не считать тех, кто ушел из жизни дальше. Для всеобщего равновесия требуется семеро, и в связи со смертью в прошлом году Алана МакХована я надеялся, что нашел ему замену. Тем более что я, как один из оставшихся Шестерых, имел полное право решать.

Вы все, конечно, помните эти Пути и Идущих. Реки - Фермеров, дороги Железнов, дома - Резник... ну и так далее. Я вижу, напоминать весь список нет необходимости.

Контролировать своего подопечного двадцать четыре часа в сутки в одиночку я, естественно, не мог, и произошло следующее. Имея привычку читать в трамвае, он решил опробовать новоприобретенную способность, а так как имел Книгу с собой, то не стал ждать и вывел Знак... где бы вы думали? Пальцем на заиндевелом стекле вагона!

Предвижу ваше возмущение и спешу напомнить, что сразу же после содеянного, после установления Контакта с остальными Шестью (не скажу, что это было приятно) он тут же раскаялся, но - увы! - трамвай уже сыграл роль "закрепителя", и изменить ничего невозможно. Теперь до появления на свет нового Высокого Мага, достойного Семерки, мы вынуждены оставить все как есть, а именно - способности нового Седьмого отныне и навсегда проявляются только в трамваях, а точнее - на их стеклах. Возможно, ждать нам придется несколько десятилетий.

А теперь позвольте мне подвести итог.

После всего случившегося перед нами встают следующие вопросы.

Первое. Признать членом Семерки с обязательством завершения общеколдовского образования Михайловского Андрея Владимировича, с включением его в состав Совета с совещательным голосом на правах исполнителя и секретаря.

Второе. В целях дальнейшего совершенствования магического искусства и во избежание массовой истерии среди обывателей предлагаю пока не выходить из подполья и свою деятельность по-прежнему открыто не афишировать.

Третье. Необходимо направить все усилия на поиски нового Седьмого.

Ну и наконец четвертое. Поскольку на недавнем совещании в мэрии города был поставлен вопрос о ликвидации рельсового транспорта в жилых районах и замене его троллейбусами, необходимо развернуть среди жителей города массовую кампанию в защиту трамваев.

Кто - "за"?

Единогласно.

А теперь прошу подавать свои предложения и аргументы в пользу трамвайного транспорта, которые мы могли бы предъявить мэру для обсуждения. Кому подавать? Гм... Я думаю, Андрей Владимирович не откажется заняться этим делом, ведь так? Отлично.

Разрешите на этом наше собрание объявить закрытым.

1996

Пермь

НУЛЕВАЯ СТЕПЕНЬ

В трубке щелкнуло, и негромкий женский голос произнес:

- Служба психоконтроля слушает.

Максим от неожиданности чуть не уронил трубку, настолько странно это прозвучало. Мельком взглянув на жетон, который почему-то не провалился во чрево таксофона, он откашлялся и растерянно переспросил:

- Простите, кто?

- Служба психоконтроля, - терпеливо повторил голос. - Говорите.

- Извините, кажется, я ошибся номером... Повесив трубку на рычаг, Максим на секунду призадумался, затем снял ее и набрал номер заново.

Ноль... Девять.

Потянулись томительные гудки - как всегда, в справочную очередь. Максим поежился. Было холодно. Сквозь заиндевевшие стекла телефонной будки желтыми пятнами светили фонари. В морозном вечернем небе мерцали звезды. Тяжёлая карболитовая трубка уличного таксофона обжигала ухо. Наконец автомат сглотнул жетон.

- Справочная.

- Будьте добры, телефон кинотеатра "Искра".

- 31-88-40, - скороговоркой отозвалась девушка.

Дозвонившись до кинотеатра и справившись о завтрашнем репертуаре, Максим поднял воротник шубы, подхватил сумку и направился к остановке. Трамваев, однако, не было. На заледеневшем пятачке у Сквера Уральских Добровольцев зябко кутались в шарфы двое-трое запоздавших пассажиров. На дальнем перекрестке лениво перемигивались желтым светофоры, да изредка с легким шелестом проносились такси. Максим прошелся туда-сюда. Взглянул на часы. 23.20. Мысли его невольно вернулись к странному звонку.

Как можно ошибиться, набирая, черт возьми, двузначный номер? Пожалуй, что - никак, если не учитывать, что ошибка была во второй цифре. Первая это ноль, сомнений нет. А на таком холоде немудрено и промахнуться.

Но в таком случае... возможны лишь два варианта!

Максим усмехнулся, но затем, поразмыслив, с изумлением пришел к выводу, что никогда не придавал значения тому факту, что в списке срочных, "нулевых" телефонных служб имеются пробелы.

Трамвай все еще не показывался, и Максим от нечего делать вернулся к телефонной будке.

Впрессованная в серую коробку таксофона четырьмя заклепками, никелированная табличка сообщала:

БЕСПЛАТНО ВЫЗЫВАЮТСЯ:

ПОЖАРНАЯ ОХРАНА________01

МИЛИЦИЯ________________02

СКОРАЯ ПОМОЩЬ _________03

СЛУЖБА ГАЗА ___________04

Простые, легко запоминающиеся номера, которые можно быстро набрать при опасности. Порывшись в памяти, Максим вспомнил, что есть еще справочная служба - 09 и междугородняя - 07. Как ни крути, оставалось еще четыре номера. Вот разве телефон доверия... А впрочем, нет - там уже три цифры.

Максим посмотрел, не идет ли трамвай, стянул перчатку, снял трубку и, внутренне усмехаясь, набрал 08.

- Служба психоконтроля, - обыденно, как ни в чем не бывало, отозвался тот же голос.

Максим гулко глотнул.

- Э... здравствуйте.

- Здравствуйте.

- Я бы хотел вас спросить... - не зная, с чего начать, пробормотал тот, - какие услуги оказывает ваша служба?

- Извините, - резко, но корректно сказала девушка, - но обычно те, кто нам звонит, знают это. Контроль, наблюдение, изъятие, влэндиш, наконец... Не могу же я перечислять весь список! Что-нибудь еще?

- Спасибо, нет...

- Кто дал вам наш телефон?

- Э-э-э...

- Кто дал вам наш телефон? - В голосе девушки зазвенели тревожные нотки, и Максим поспешил повесить трубку.

Остановка была по-прежнему тиха и малолюдна, и Максим, чувствуя себя расшалившимся школьником, набрал 06.

- Служба ликвидации слушает. - Голос был хриплым и глухим, как будто говоривший был простужен.

Максим молчал, раздумывая, что сказать теперь.

- Служба ликвидации, - повторил голос, - говорите. Алле! Вас не слышно...

Максим повесил трубку.

Ну и дела... Если, скажем, психоконтроль еще мог быть придатком того же телефона доверия, то ЭТО уже не лезло ни в какие ворота. Служба ликвидации, надо же!

Чего они там ликвидируют?

На этом Максим думал закончить свои эксперименты, но теперь его разбирало любопытство, тем более что злополучный трамвай все еще плутал в лабиринте ночных улиц.

Максим глубоко вздохнул и набрал 05.

- Коммутатор контроля хаоса слушает, - немедленно отозвался безличный, лишенный всяких интонаций голос. - Желаете установить контакт?

- Простите? - неуверенно сказал Максим.

- Контроль хаоса на проводе, - невозмутимо продолжал далекий голос. Желаете установить контакт?

Максим торопливо бросил трубку на рычаг. Сердце его бешено стучало.

- Черт знает что, - в сердцах ругнулся он. Помедлил. Оставался еще один номер, и глупо было останавливаться теперь. Искушение было слишком велико. Поколебавшись, Максим махнул рукой и стал набирать номер.

Ноль...

Трубка молчала, но не мертвой тишиной, а дышащей, телефонной, наполненной чуть слышным шорохом и треском. Повинуясь какому-то странному импульсу, Максим ткнул замерзшим пальцем в круглое окошечко нуля и еще раз провернул прозрачный диск.

Пару секунд трубка безмолвствовала, затем вдруг как-то сразу, безо всяческих гудков, из ничего возник голос:

- Что, уже пора начинать?

Голос был низким, скрипучим, как скрежет несмазанных петель. Такому голосу могло быть и сто лет, и тысяча, и...

- Что вы сказали? - переспросил Максим.

- Пора начинать, я спрашиваю?! - прогрохотал голос, и Максим, уже совершенно ничего не соображая, машинально выдавил: "Да, пожалуй..." - и умолк. В трубке раздался хриплый, злорадный смех и воцарилась тишина. Максим надавил на рычаг, отпустил. Покрутил диск. Подул в микрофон. Бесполезно. Телефон не работал.

- Бред какой-то... - хмыкнул он, вышел из будки и, на ходу натягивая перчатку, направился к остановке. Руки его дрожали.

Из-за угла наконец-то блеснул свет - похоже, возвращался блудный трамвай. Нащупывая в кармане абонемент, Максим не мог отделаться от ощущения какой-то нереальности происходящего, словно бы в мире вдруг чего-то стало недоставать. Трамвай приближался, и одновременно с желтым светом фар над городом разливалось странное розовое зарево. Максим поднял взгляд и замер.

Он понял, чего именно теперь не хватало.

На темном куполе неба одна за другой гасли звезды, а в самом его центре зловещим багровым оком разгоралась одна большая Звезда. Ушей Максима коснулся долгий и тягучий звук. Он ширился и рос, заполняя улицу, вселяя в душу беспокойство и тревогу.

Максим прислушался.

Пела труба.

СОПРОВОДИЛОВКА

"Изготовлено по традиционным, классическим рецептам.

Продукт упакован по стандартной технологии. Количество порций - 1. Размер порции - различный.

Масса нетто - 67032 г.

Состав: жиры - 14%, углеводы - 8%, белки - 28%, в том числе протеин 18%, гемоглобин (раств.) - 6% (5,17 л), вода - 48%, кальций, минеральные соли, микроэлементы, витамины.

Калорийность - 470 кал ./100 г.

Продукт сохраняет свежесть и отличные вкусовые качества благодаря герметичной упаковке. Не содержит консервантов. Содержание холестерина в продукте не превышает допустимых норм. Избегать попадания прямых солнечных лучей, не разбирать и не давать детям.

Термической обработке не подлежит.

Внимание! При температуре хранения выше +7°С возможно расслоение продукта.

Продукт сертифицирован в системе П.О.ГОСТ.

Желательно употребить до даты, указанной на памятнике.

После вскрытия хранить в холодильнике.

Мы удовлетворим ваши потребности!

Производитель: "Dracula Inc.", Трансильвания. 1997 г.".

ПОВАРИЛКА

Вчера в 19.30, в районе Брайтон-Бич неизвестными личностями был ограблен, а затем сожжен ресторан армянской кухни Джека Баграмяна. Преступникам удалось скрыться. Полиция пока не смогла напасть на след. Поиски продолжаются.

"Дейли телеграф" 18.04.19... г.

Милая леди, пожалуйста, не надо кричать! Уверяю вас, я не причиню никакого вреда. Что? Нет, нет, что вы, никакой я не грабитель... Ну, если хотите, конечно, можете вызвать полицию, я не буду мешать. Да. Нет. Ну, скажем, представьте, что я вам снюсь. Что? Нет, я, конечно, могу все объяснить, хотя и трудновато будет, но я постараюсь. Э-э-э... можно присесть? Благодарю.

Уф! Чертовски устал... Трудно быть материальным. Вы не поверите, но за последние тридцать лет это первый раз, когда я снова во плоти. Что? При чем тут шутки, я серьезно.

Что? Кто я такой? Ах да, виноват, забыл представиться. Мое имя Джеральд из клана МакХаффов. Ну, да, конечно, в Шотландии. А вообще-то я дух...

Ну вот, опять то же самое. Что ж вы все так пугаетесь? Доказать? Леди, я же сказал вам, что сейчас я воплощен. Видите ли, это вообще длинная и запутанная история... Что я тут делаю? Ну... Грубо говоря, я пережидаю ночь. Ну да, конечно, вы правы: ночь - лучшее время для призраков, но я ведь уже говорил, что я сейчас во плоти! Как бы это объяснить... А, ладно.

По правде говоря, виноват во всем, конечно, я. Хотя если подумать, то не такой уж это большой грех - любопытство, тем более что если живешь на свете шестьсот с хвостиком лет. Всенепременно хочется узнать что-нибудь новенькое. А вообще все это затеял давным-давно мой папа - Кортан МакХафф. Видите ли, мисс... Простите, нескромный вопрос: вы ведь не замужем? Да нет, просто так... Так вот, видите ли, мисс, триста лет тому назад времена были смутные, уж можете мне поверить, и вот однажды наше родовое э-э-э... гнездо - замок МакХаффов - осадили наши смертные враги - клан Мак... Ну, не будем о нем упоминать. Что-то они там с дедушкой нашим не поделили, ну и ухлопали дедулю, а дальше пошло-поехало. Старые грехи, знаете ли - было и прошло. Мы и сами в те годы были не лучше. Так вот. Нас мало было, и когда большинство защитников полегли, мой папаша, который, скажу вам по секрету, обучался магии где-то на юге Ирландии (странствовал он там в молодости, что ли... эти кельты, знаете ли, такие выдумщики!), так вот, мой папаша ухитрился сделать всех нас бесплотными, ну - призрачными, что ли, чтобы нас не нашли... Кого это "нас"? А! Видите ли, мисс... как, кстати говоря, вас зовут? Очень приятно, а я - Джеральд. Так вот, мисс Джессика, в замке нас семеро - я сам, два моих младших братца - Ральф и Дик, две сестры - Марго и Гвен, папа, ну и матушка... Сестры? Сестры старшие. Что? Да, разумеется, все - призраки. А что?

Беда в том, что папа так и не смог превратить нас обратно. В Шотландии, надо вам сказать, самые призрачные призраки в мире. Во всяком случае, снова стать человеком никто не смог. Мне потом говорили знакомые привидения, что это все из-за друида Глуингела. Что? Аморгена Глуингела. Этот ду... извиняюсь, друид когда-то нашел это заклинание, а противодействия подобрать не успел - то ли сам помер, то ли убили его, вот... Воплотиться-то можно, да не полностью, или же - на время. Я? Я - не полностью. Как это? Ну, ночью я - воплощен, а днем - сами понимаете, вот... Сколько мне лет? В каком смысле? А... Четырнадцать было.

Признаюсь честно, что в общем-то призраком быть нелегко... первые двести лет. А потом привыкаешь. Даже интересно становится. Никаких тебе преград. Летаешь, понимаете, по ночам - красиво так - звезды, луна... совы там какие-то ухают, ведьмы знакомые попадаются по пути... Жаль только, что от замка далеко не улетишь.

Так вот. Замок наш почти разрушен, и все бы ничего, да вот недавно лет сто тому назад, не больше, повадились туда туристы - ну, знаете, наверное, - дикая такая толпа с провожатыми из местных и всякими штуками увешанные - ну, вроде как омела на дубу растет - вот так же. И каждый непременно кусочек на память от замка отколоть хочет. Скоро весь уже растащат. Да еще гиды эти - дураки деревенские, а туда же: "Посмотрите налево - фамильная усыпальница клана МакХаффов!" - и указкою тычет. Да у нас сроду в замке не хоронили никого, вот!

Ну, кто-то, когда-то и нас там видел, так что у замка слава теперь, мол, с привидениями замок. Э, нашли чему дивиться! - у нас там все окрестные замки такие, иные еще похлеще - и выше, и сохранились лучше, да и нашего брата там побольше будет. Откуда? Да та же история, с заклинанием. Нет, вы не думайте, я не жалуюсь. Да и грех нам вообще жаловаться - нам, можно сказать, еще повезло: мы все-таки в компании, всей семьей так сказать. Вон, у этих, например, у МакЛаутов - есть там такой парнишка - Эрик МакЛаут, последний в роду, к Марго часто любит залетать. Глядишь, посватается лет через сорок - пятьдесят. Что? Как? Понятия не имею.

Да и туристы, по правде говоря, не очень-то нас и донимают. Озеро там у нас, длинное такое - Лох Лохам прозывается, берега у него высокие, скалистые, так вот наш замок как раз на такой круче и стоит. Не всякий турист туда забраться рискнет.

Так вот. Вылетаю я как-то раз ночью прогуляться - и в первом же коридоре натыкаюсь на какого-то толстого господина во-от с таким носом. И на туриста он вроде не похож. И что самое странное - не испугался он, когда меня увидел, то есть совсем не испугался. А я, кстати сказать, не ужинал в тот день, так стены сквозь меня ого-го, как просвечивали! А он пальцем поманил и говорит: а подлети-ка, ты, друг любезный, поближе - я, наверное, как раз тебя ищу. Ну, я из интересу возьми и подлети. Говорю ему: чего, мол, надо? А он скривился весь, да как гаркнет что-то такое путаное-перепутаное! Заклинание! Меня аж до дрожи пробрало, и вдруг чувствую - хоп! - снова я стал тяжелый такой и плотный, как бывало. Аж упал в коридоре в нашем с непривычки и затылком треснулся.

Лежу это я, звездочки из глаз вытряхиваю, а он стоит надо мной, ухмыляется. Так-то, говорит, дела делаются! Я, говорит, господин такой-то, и фамилию называет - не то Бабаян, не то Багдасарян из Нью-Йорка, и замок этот теперь мне принадлежит - я, мол, его приобрел. Место тут живописное, и если дорогу хорошую проложить вместо тропы, то на туристах такой бизнес можно сделать - чертям завидно станет. Так что ты, говорит, сынок, не упрямься и замок мне покажи. А то сторож тут у вас, хоть зубы все съел, да все равно - дурак дураком. А надо вам сказать, мисс Джессика, что два человека в замке все-таки живут - один-то сторож, его государство к нашему замку приставило, а о другом я как-нибудь потом вам расскажу. Так вот, когда он сторожа дураком обозвал, тут меня и проняло. Какой, говорю, я тебе сынок, свинья жирная! Я Джеральд МакХафф, сын Кортана МакХаффа, и не тебе тут командовать. А замок не продается, вот!

Ругаюсь, а сам все гадаю, где он такие заклинания раздобыл? Тут все окрестные призраки их сотни лет ищут, и все без толку. А тут еще вдруг подумалось: мамочки родные! - это ж туристы теперь нас совсем с ума сведут!

Не бывать, говорю, этому; повернулся и пошел. Да не тут-то было. Догнал он меня, хвать за руку и - щелк! - что-то мне руку охватило. Глянул - браслет с цепочкой, и конец цепочки у этого Баласаняна в руках. И опять ухмыляется, гадина. Ты со мной, говорит, не шути, давай показывай.

Ну, я смотрю - делать нечего. Повел его по замку. Часа три мы так с ним бродили, а может, и больше. Он, смотрю, то следом идет, то сбоку, то вперед забегает, и все спрашивает без конца: а это что за дверца, а эта лесенка куда, мол, ведет? Надоел он мне до чертиков зеленых! Не представляю, как эти гиды там целую толпу таких идиотов водят. Ну, хожу это я, рассказываю: это то, а это -- се. В старом подземелье был соблазн дверь на замок захлопнуть, так ведь самому бы пришлось остаться за компанию, а по мне уж лучше в воду головой, чем такая компания. Не захлопнул, в общем. Заболтался я. Мимо нашей двери потайной шли, так я чуть сдуру не ляпнул с разгону: а тут, мол, мы обитаем. Да будто сдержал кто: молчи, мол. Смекнул я тогда: не иначе, как папаша мой где-то рядом, заинтересовался, значит, по стенам пробирается вслед за нами. Призраку ведь что воздух, что камень - все равно. Я и сам частенько так лазал, не видно там внутри ни черта, только на слух и движешься, вот...

То ли глаза меня выдали, то ли еще чего, а только остановился Балаганян этот и ну стены обшаривать. Чуть только не обнюхал все, и смотрю я - все ближе он к двери подбирается. Повернулся ко мне - глаза горят, ладони потные потирает. Ага, говорит, призрачки, нашел я наконец гнездо ваше. Кто тут главный у вас, покажись, поговорить надо. Не о чем, говорю, нам с тобой разговаривать. А тот знай себе, посмеивается. Эх, пацан, говорит. Триста лет живешь, дураком помрешь. Я где только магии не обучался, меня просто так не обманешь. Давайте, говорит, амулет ваш, а не то всех по ветру рассею. От меня не скроешься, да и некуда бежать-то вам все вы, говорит, призраки, к одному месту прикованы, такая уж у вас судьба. Так что давай, мол, раскошеливайся. И все цепочку дергает. А сам хоть и толстяк, но сильный, чтоб его...

А у папаши моего был, кстати говоря, амулет. Таких сейчас не делают он еще со старых времен его берег. Сильная вещь! И ведь в самом деле есть такие заклятия, что похуже смерти будут. Ну, думаю, а что если вправду этот Арбузарян знает пару штук?

Ну, пока мы с ним ругались, еще часик прошел. Не хотелось мне пружину потайную показывать. И только я уж согласился, и тут меня всего как затрясет! Рассвет, оказывается. Смотрю - браслет этот дурацкий вместе с цепочкой на пол - бряк, а я опять нормальный стал, легкий и прозрачный такой, что любо-дорого глядеть, хоть сейчас в стену лезь.

Ну, я и полез. А в коридор, с Бузаряном этим папаша мой, выбрался разбираться.

Отец у меня даром что призрак - мужик что надо, да еще и маг, каких поискать. Слышу - за стеной шум, крики, беготня. Не стерпел, выглянул и аж рот разинул. Ад и буря! - летит на меня этот самый Бульдозерян, только руки-ноги мелькают! Папка потом рассказывал, есть такие заклинания, ну, знаете, мисс Джессика, навроде магнита - с одного конца притянет, с другого оттолкнет. Ну, отец его и применил, чтоб отталкивало. Сколько потом этот тип ни пытался к замку подойти - так ни в какую! Неделю, наверное, не меньше, он потом возле замка кругами ходил, орал как мартовский кот: выйди, мол, Джеральд, я все прощу. Видно, здорово ему этот амулет нужен был. И откуда он только прознал про него? Кто-то из окрестных призраков разболтал, наверное...

А заклинание его половинчатым оказалось, только ночью действовало. Отец его сразу распознал - он таких десятка полтора знает. Толку от них мало, но иногда могут пригодиться.

Домой вернулся - благодать какая! Я ведь за эту ночь промерз до костей, насморк подхватил, да кожу на запястье до крови стер. Вот и судите сами, кем лучше быть.

Так вот, о чем бишь я? Ах да... Надо вам сказать, мисс Джессика, что кроме сторожа работает у нас в замке еще один человек - повар. Обычно сторож по нашей просьбе его на стороне нанимает. Сторож у нас славный старикан и с семьей нашей очень дружен. Ну а повару прежде тоже объясняют, что к чему. Редко кто отказывается за хорошее-то вознаграждение. Знаете, мисс, у папаши моего в свое время много добра было припрятано, даже за столько лет все растащить не смогли. Что? Нет, что вы, конечно, не боялись. Пускай бы рассказывали, думаете, кто-то бы им поверил?

Нет, саму по себе еду мы не едим, но вот духовную ее часть... как бишь ее... Помнится, лет семьдесят тому назад работал у нас повар-индус года два или три, словом таким красивым ее называл... А! Вот, вспомнил! атман. Он потом на полученные деньги университет окончил. Оксфордский. А готовил как! Помню, такие пирожки пек - пальчики оближешь. Радьф и Дик все на сладкое налегают, что с них взять - пацанята, а папаша, тот все больше - на виски, на шотландское - очень он это дело любит и уважает. Причем не атман там какой-нибудь, а именно само виски. Как-то это у него ловко получается. Он, говорит, нам сродни, тоже своего рода дух - Spiritus vini прозывается. Напьется, бывало, шатается по замку и песни распевает. Такой уж он. папаша мой Кортан. Вот...

Но есть тут одна загвоздка. Книга каша, с рецептами фамильными, кроме всего прочего папаше еще и записной книжкой служила. Без нее всех этих блюд приготовить не удалось бы. Ну, повару ее всякий раз к вручали. А в тот раз работал у нас некто Баграмян. Смекаете, мисс Джессика? Вот и мне тоже показалось, что схожи эти двое по прозванию. Так и вышло - видно, снюхались они. Не прошло и недели, как пропал он и книжку нашу поварскую-колдовскую с собой уволок.

Папаша чуть не лопнул от злости. Весь замок трясся. А уж как он меня ругал, как ругал! Из-за тебя, говорит, теперь один сухой хлеб жевать будем. Ну, слово за слово, я тоже в долгу не остался. Неужели, говорю, ты ничего оттуда не помнишь. А он; не подобает, говорит, мне поварскими делами заниматься! В общем, решил я пойти и вернуть книгу. Отец заклятие подходящее подыскал навроде того, половинистого. Ну, я и пошел - днем летаю, ночью человеком брожу, прячусь где ни то, чтобы обратно к замку не унесло. Если б вы знали, мисс Джессика, сколько я городов обыскал, пока сюда не добрался. Этот Баграмян, видимо, свою выгоду тоже поиметь захотел: ресторан фирменный открыл... Да вот, напротив. Рецепты наши, с магией которые, похоже, по вкусу здесь пришлись. Три дня книгу выкрасть пытаюсь, все никак не получается: эти двое хитрые - наняли парочку местных колдунов, каких-то "вуду" с косичками, и заклятиями меня отгоняют. Довели они меня! Знали бы вы, как я зол... Ну, ничего, я до них еще доберусь, и уж тогда... Это там у вас, случаем, не спички? Да нет, просто так. Вот... Что? Странно одет? Почему странно? Ну, кильт, да... Что значит - "никто уже не носит"? Ах, так, значит, поэтому меня сразу узнают! Да, пожалуй, вы правы, мисс Джессика, об этом я как-то не подумал... Так лучше? А так? Ага. Ну, теперь они у меня попляшут!

Ого! Кажется, уже светает... Нет, дверь открывать не надо. А зачем? Разумеется. Э-э-э... извините, что это там у вас в стакане? Молоко? Знаете, я был бы очень благодарен, если... Спасибо, мисс Джессика.

Ух, хорошо...

Ну вот, ночь переждал, пора и дело знать. Приезжайте, если будет время - места у нас красивейшие, есть где отдохнуть. Адрес? Проще простого! Шотландия, Лох Лохам, замок МакХаффов.

Ну, мне пора.

Прощайте!

Оп!

1996

Пермь

ИМЯРЕК

Их было двое.

Они вошли в дом ближе к вечеру, скользящим легким шагом, как текучая вода, вошли уверенно - ни медленно, ни быстро, как будто жили здесь давно, и я сразу заподозрил неладное. На меня они не обратили ни малейшего внимания.

Впрочем, как всегда.

Я разогнулся и вонзил топор в колоду, зачем-то вытер руки и неслышно двинулся вслед за ними. Дрова могли и подождать.

В подъезде было сыро и темно. Витал там, в воздухе какой-то терпкий запах, вяжущий, холодный, словно от гниющих листьев... Да, от листьев или мха. "Как на болоте", - вдруг подумал я.

Болото... Мысли мои потекли быстрее, и я, удостоверившись в своей догадке, ускорил шаг.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Мысленно молясь, чтобы не скрипнули петли, я растворил ее пошире, вошел в прихожую и там остановился. Гостиная была пуста. Неужели я ошибся? Нет, не может быть... Я заглянул на кухню, в ванную, и только на пороге детской комнаты услышал голоса.

Ну конечно! Балкон!

Кляня себя за недогадливость, я снял ботинки и двинулся к балкону.

- ...конечно, это непросто, но мы поможем. Мы научим тебя всему, успел я уловить обрывок фразы. Голос пришельца журчал как ручей и гипнотически дурманил разум. Черт, я чуть было не опоздал!

- Но я не знаю... - сонным голосом ответила Она, - смогу ли я... и как... и зачем...

- Решайтесь, - хриплым баритоном сказал второй, как будто забурчало в сливе ванной (Болото, черт его дери!). - Лучше теперь, чем после. Все равно вы рано или поздно будете с нами.

Сердце у меня екнуло. Я в несколько шагов преодолел расстояние до балкона - шаги мои глушил ковер, нагнулся резко, ухватил обоих за ноги и подтолкнул вперед и вверх, благо стояли они, облокотившись на перила. Тюль взметнулся, словно два крыла, Ока чуть вскрикнула в испуге, но я уже был рядом.

- Все хорошо, - шептал я, перебирая в пальцах светлый шелк ее волос. - Ну, успокойся... успокойся. Все хорошо... все хорошо.

Сердце у нее билось, словно пойманная рыбка. Я посмотрел вниз. Упали удачно: одному разбило голову, второй, похоже, свернул себе шею. Два тела медленно таяли на солнце. Она моргала часто, непонимающе. Помотала головой, потянулась ладонями к вискам. Посмотрела на меня: "Что... Что произошло?" - взглянула вниз и побледнела.

- Я... опять?

- Уже все. - Я обнял ее покрепче и вздохнул. - Все.

- Кто это был? - сдавленно спросила Она, глядя, как исчезают с асфальта две неровные лужи. Хорошо, что сейчас не зима - Снеговик тогда лежал до весны...

- Трудно сказать теперь, - уклончиво ответил я. - Наверное, Болото и Ручей.

- Ох... - Она побледнела. - Ну почему, почему они не хотят оставить меня в покое? Почему?!

Дитя воды, Она плакала легко, слезы текли часто и свободно, унося с собою боль несовершенного, а я лишь гладил этот шелковистый водопад волос и молчал.

Впрочем, как всегда.

Как можно было в чем-нибудь Ее винить? То был инстинкт; противиться инстинкту трудно, подчиниться - приятно. Кто был прав? Я не знал. Но что мне делать в этом мире, где так много значат имена, что делать с женщиной по имени Река?

Наверное, то же, что и раньше. Попросту - беречь.

Ведь недаром мое имя - Берег.

ЧЕТВЕРТЫЙ

Миркет не мог поступить иначе.

Трансформация началась неожиданно, резко и бесповоротно, - что поделать! - с каждым из нас это рано или поздно случается. Звезда желто-красного спектра, окруженная пылевым облаков, только она видела его уход. Кто может осудить Вселенную и кто знает, куда ведут ее пути? И когда осела пыль, мы молча стояли вместе, глядя на расстилавшуюся перед нами Твердь.

- Кончено, - сказал Хэллор.

За свою жизнь мы повидали много всего, побывали на разных мирах больших и малых, совсем юных и готовящихся к смерти, и каждый был неповторим. Всесильные, как боги, мы встречали и себе подобных; я помню Одиноких Странников, печальные Пары и многочисленные Тройки, и мы не раз задумывались и спорили о том, что есть Космос, что есть Звезды и что есть Мы. Мы были Четверкой Близнецов, странствующих от звезды к звезде и нигде не находящих покоя. Мы неслись на крыльях солнечного ветра, пронзая туманности и газовые облака, мы наслаждались своим всесилием и пели Песнь Свободы, мечтая достичь пределов.

И Миркет ушел первым.

Связанные неразрывными узами братства-по-рождению, мы остались здесь, на раскаленных камнях первобытной почвы и ровных склонах юных гор, попирая ногами остов нового мира, который был еще недавно нашим братом.

И в вулканах, точно кровь, клокотала горячая лава, и толчками била из перерезанных вен, и застывала неровными глыбами. И резким казался свет, и непроглядными - тени. И мы, которым были ведомы бездонные глубины, содрогнулись перед этой пропастью, ведущей к Началу Начал, к тому моменту, когда тот, кто был до нас, взорвался в просторах безвременья звездным пламенем.

И Хэллор, упав на колени, припал лицом к горячим камням, вдавил пальцами глаза и потоками слез хлынул на сухую землю, и соленые воды поглотили две трети мира, и второй брат ушел от нас.

- Кончено, - сказал Мартин, стоя в воде первого океана.

Мы плескались в соленых водах, нагретых солнцем и скованных льдом, и шли вперед, и видели, как широким взмахом руки/крыла на голые плечи планеты легла шуба атмосферы, и небо стало голубым. И мы сделали первый вдох, и закричали, обожженные горячим мертвым воздухом, и Мартин, воздев ладони к яркому солнцу, ушел корнями в глубь земли, шагнул вперед и покрыл зеленью бесплодные холмы и мертвые глубины океана.

- Кончено, - сухими губами сказал я и понял, что теперь я один.

Из всех нас я был самым слабым, и долго я еще скитался по тихо зеленеющей земле. Я не должен был делать следующего шага, но я не властен над собой, и предназначение Четверки билось в моем сердце. И рассыпаясь первыми спорами жизни, разбрызгиваясь каплями протоплазмы, я снова услыхал, как зовут меня мои братья, и тихо сказал в ответ им: "Вот и я..." И проникая взором в будущее, я увидал мириады живых существ - первых бактерий и червей, медуз и трилобитов, первую рыбу и полет птеродактиля в бездонно-синем небе.

- Нет... - выдохнул я и вскричал: - Нет!

Но странное существо, вечно недовольное собой, уже спускалось с деревьев и брало в руки первую дубину. И распрямлялась спина, и кремень в содружестве со сталью высекал первый огонь, и неисчислимые стада копытных кочевали по степи, и стонала ночная птица от безысходной тоски. И сверкали молнии мечей, и стелился дым от порохов, и рвались к небу бетонные города и остроносые ракеты, и пламя обжигало наши глаза.

- Да, - тихо выдохнул Миркет.

- Да, - плеском волн отозвался Хэллор.

- Да, - прошелестел Мартин, и вспять было не повернуть.

И я сделал шаг.

Существа обретут разум, слабый, детский, но будут взрослеть и расти, и наступит миг, когда они заглянут наконец в бездонные глубины, и Вселенная содрогнется, потрясенная слабым существом, порожденным мной и нами. И перед тем как мой разум слился с Вечностью, я закрыл глаза, чтобы не видеть, как это произойдет, и вслед за братьями сказал чуть слышно:

- Да...

Мы - Четверка.

Мы разбудили этот мир и этих людей, и теперь Жизнь и Смерть в их руках.

Мать Вселенная!

Прости нас!

и

их

тоже...

РАЗЛОМАЛКА

Невысокий человек, с ног до головы закутанный в черный мягкий балахон по типу киношного "ниндзюцу", метнулся словно тень к конвертеру, затаился на миг, затем осторожно высунул голову и огляделся. Эту часть завода посещали редко, и теперь я невольно задумался почему. Людей здесь работало не больше, чем в других цехах, монотонный гул громадных механизмов очистной системы надежно скрадывал шаги, а тусклое освещение с обилием теней давало простор для маневра. Каждый чувствовал себя здесь неуютно то ли от резкого запаха химикалий, то ли от того, что в этот цех вел всего-навсего один коридор. Целью человека в черном был огромный агломератный конвертер. Чуть поодаль крутился барабанный грохот-дробилка. На какой-то миг человек заколебался, видимо, выбирая, затем решительно направился к конвертеру.

Молодец, черт возьми... Я на его месте поступил бы точно так же.

Справа из стены торчали два проржавевших швеллера, как будто бы нарочно приготовленные для него. Тень от охладителя падала как раз сюда. Человек примерился и одним коротким прыжком вскочил на них. Размышления не заняли и минуты. Порывшись в сумке, он извлек отвертку-тестер, кусачки и ком-пломбер, рукой, затянутой в перчатку, быстро вскрыл плоскую коробку распределителя и углубился в путаницу проводов. Схема там была стандартной, с двойной защитой, блокировкой и реле "Сешан-Дюссау". Конвейер, однако, не остановился, конвертер - тоже. Запечатав коробку, человек сложил обратно в сумку инструменты, спрыгнул вниз, поправил респиратор и короткими перебежками двинулся к выходу. У турникета пауком взобрался под потолок, лавируя между лампами, добрался до люка и, уже закрывая его, услышал аварийные звонки, задержался на миг и исчез.

Чистая работа.

Я вздохнул, разогнулся и спрятал бинокль. Пора было и мне линять отсюда. Парень работал на редкость профессионально, и все бы хорошо, если не учитывать одного обстоятельства.

Штатным дестором на этом комбинате был я.

Как всегда вызов к директору "на ковер" не сулил ничего хорошего, но на сей раз босс был уж очень мрачен.

- В чем дело, мистер Эшли? - с порога спросил я. - Недовольны новой секретаршей?

- Нет, - хмуро отозвался тот, - вашей работой. Я поднял бровь.

- Когда вы были ею довольны? Что произошло на этот раз?

Порывшись в сейфе, босс выложил перед собой на стол тонкую папку и утопил пальцем кнопку селектора.

- Хэлен, - позвал он.

- Да, босс? - отозвался мелодичный голос секретарши.

- Ко мне никого не пускать. Если будут настаивать, скажите, что у меня совещание. Да! И сварите кофе, пожалуйста.

Селектор снова выдал вежливое "Да, босс" и умолк. Директор откинулся на спинку кресла и раскрыл папку.

- За последний месяц, - начал он, ослабив узел галстука, - случилось семь аварий.

Я не поверил своим ушам. Семь аварий! Что-то тут было не так.

- Где? - профессионально осведомился я. Директор достал принтерные распечатки отчетов.

- Конвейер на шестом участке, обрыв термопары в семнадцатом цехе, пробой дуговых сит на сортировке, лебедка крана на погрузке, электродвигатель в насосной станции и элеватор на втором. Элеватор пришлось остановить.

- Круто. - Я присвистнул. - Могу ручаться за конвейер и лебедку. И за мотор, тот, что в аппаратной. Об остальном не знал до этого разговора.

- Слишком высокий процент, - буркнул директор. - Что ты можешь сказать по этому поводу?

- Могу. Это означает, что появился второй. Кулак босса обрушился на стол.

- Но я не вызывал второго, мне вполне хватало тебя одного! Откуда он взялся? Стив, ты должен разобраться в этом деле, а иначе за что я плачу тебе деньги!

- Но, босс, - запротестовал было я. - Как раз за то, чтобы...

- Знаю! - рявкнул он, налил в стакан воды и медленно выпил. - И все же, я подам жалобу на твою работу, если ты этого не сделаешь.

Спорить было бесполезно, и мне оставалось только уйти. Что я и сделал.

Возможно, ситуация требует некоторого разъяснения. Ну что ж, так тому и быть.

К концу двадцатого века масштабы мирового производства колоссально разрослись, а техника, оснащенная компьютерами, телеуправляемая и сверхнадежная, столь редко выходила из строя, что ремонтные бригады бездельничали 360 дней в году, стуча в домино и исправно получая деньги. Все это, разумеется, приводило дирекцию и владельцев предприятий в плохое настроение, подталкивая их к мысли, черт возьми, об увольнении лишних людей.

И тут вступили в дело профсоюзы. Несколько лет долгих судебных разбирательств закончились нелепым на первый взгляд вердиктом заявлением, что обе стороны пришли к соглашению, однако к какому, так и осталось неизвестным!

Ситуация на предприятиях тем не менее почти что сразу нормализовалась. Администрация больше не предъявляла претензий, а ремонтники просто занимались своим делом, устраняя аварии, возникавшие с периодичностью два-три раза в месяц.

Я-то знал, что произошло, поскольку работал не кем иным, как заводским дестором (так со временем сократилось словечко "Destroyer"), Многие бы выложили кругленькую сумму, чтобы вычислить таких, как я! Угадайте, чем я занимаюсь на работе? Правильно. Именно я и устраиваю эти аварии, получая за это штатную зарплату лично от правительства. Работа, что и говорить, нелегкая и рискованная, готовят нас как диверсантов высшего разряда, да и экипировка у нас соответствующая. Нас никто не видит и почти никто не знает. А аварии происходят. И все довольны.

Правда, не всегда.

И вот сейчас я лежал под потолком конвертерного цеха, спрятавшись за цистерной с охладителем, и размышлял над вставшей передо мною проблемой: откуда на заводе взялся второй дестор. "Допплера" я выслеживал уже два дня, наблюдая различные поломки то тут, то там. Тактика у него была стандартная - набедокурил и слинял, но вот аварии... Что и говорить, аварии, которые он ухитрялся устраивать, отличались выдумкой и фантазией. У парня был редкий талант на пакости. Поломка конвертера выглядела вообще идеально. Где же он мог выйти на следующее дело? Прикинув возможные варианты, я остановился на флотации или на отвальных сбросах, - пожалуй, именно там я устроил бы очередную "диверсию", правда, не раньше чем через неделю.

Пробравшись туда и оборудовав надежный наблюдательный пост, я стал ждать.

Двойник заявился через шесть дней и именно на сбросах - я немножко не угадал. Подкравшись к нему со спины, я бросился в атаку, и мы покатились, сцепившись в рукопашной. Дестор-2 был обучен, ловок и силен. Я и сам никогда не жаловался на отсутствие подготовки, по рукопашной у меня была железная "пятерка", но, черт возьми, мне давно уже не доводилось проходить такое испытание. В пылу схватки он наконец заметил, что я не рабочий и не полицейский, и, отскочив, замер в изумлении.

- Что ты здесь делаешь?! - выдохнул он.

- Черт возьми! - парировал я. - Именно этот вопрос я хотел задать тебе! Быть может, поговорим в другом месте?

В любой момент сюда могли прийти. Поразмыслив, тот кивнул, и мы удалились в укрытие, которое этот тип уже успел себе здесь оборудовать.

- Это мой участок, - сказал он, стягивая маску. - Ума не приложу, откуда ты взялся! Твой номер?

- 14-А, - ответил я.

- Тогда какого лешего ты тут делаешь? Твой участок - это "Хэмишел дайнемикс" в Уитпорте!

- Но это и есть "Хэмишел дайнемикс"! - рявкнул я.

- Что? - упавшим тоном переспросил тот. - Что?

- Я жду.

- Чего?

- Твоего номера. Ну?

- А... 16-Джи.

Настала моя очередь удивляться. Под литерой 16 в кодовой системе Школы значился Хэмилтон.

- Так-так... Значит, Хэмилтон. И давно ты тут... действуешь?

- Две с половиной недели... А это и вправду Уитпорт? - Я кивнул, подтверждая. Тот почесал в затылке. - Совершенно не обратил внимания. Черт... Неужели я сел не в тот поезд? - неожиданно он встрепенулся и посмотрел на меня. Глаза его тревожно заблестели. - Послушай, как ты думаешь... мне начисляли все это время зарплату?

- Спроси у своей рассеянности, - буркнул я.

- Великолепно! - Босс откинулся в кресле и побарабанил пальцами по крышке стола. - Я не думал, что ты справишься так быстро! Подумать только - парень попал не на свой завод! - в глазах его зажегся мечтательный огонек. - Послушай, Стив, мне пришла в голову одна идея... Что, если ты, скажем, одну... нет, две недели из четырех будешь проводить на комбинате в Хэмилтоне, подобно этому парню, но только так, чтобы тебя не раскрыли? Мы могли бы здорово прищемить хвост конкурентам!

- Об этом не может быть и речи! - запротестовал я. - Меня лишат лицензии, если я намеренно буду пакостить на соседней территории!

- Но парня же простили.

- Ну... Это была случайность. Вдобавок теперь у них есть прецедент!

Босс было приуныл, затем вдруг оживился.

- А как насчет дополнительной платы? Скажем, двойной оклад?

Я покачал головой.

- Закон есть закон, босс. Ломать я ничего не буду.

- А кто сказал, что нужно ломать? - звенящим голосом спросил шеф. Ведь есть же и другие способы насолить конкуренту. Клянусь, мы испортим им все отношения дирекции с рабочими!

Регулярно, один месяц из трех, я теперь торчу в длительном рейде в Хэмилтоне. Тройной оклад, не облагаемый налогом, - это вам не хухры-мухры, и все же иногда я задумываюсь, какая муха укусила шефа, когда он все это придумал. Джеффри - тот самый заблудившийся дестор, работает за двоих, но все равно вдребезги рассорился со своим начальством. Мне даже становится слегка неудобно, когда мне об этом сообщают. Дирекция стремится уволить кое-кого из рабочих. Рабочие бастуют. Я больше не ломаю аппаратуру, для этого есть Джеффри.

Черт бы побрал моего босса, но я ее чиню.

ЗАРАЗИЛКА

Работу завершили ближе к полуночи. Во всяком случае, за окном давно уже стемнело. Павел бросил взгляд на улицу, вывел время на экран, пару мгновений тупо пялился на возникшие на мониторе цифры 00.17, затем зевнул и вернул машину в рабочий режим. На экране длинным столбцом замаячили строчки программы.

- Любуешься? - Виктор отхлебнул кофе из пластикового стаканчика. Стаканчик был с трещинкой, черный кофе капнул на белый халат. Виктор потер пятно пальцем и недовольно поморщился. Поднял взгляд на монитор. Его очки в тонкой хромированной оправе двумя блестящими овалами отразились на экране. - Когда запускать будешь?

- Не гони коней, - вяло отмахнулся Павел, - тут одной доработки месяца на два, если не больше.

- Ну, это ты загнул. Два месяца, скажешь тоже!

- Ну почему же... Глядишь, к осени и управимся.

- К осени? - хмыкнул Виктор. - Ну-ну. Самое время. Он снял очки, потер покрасневшие глаза и наклонился к монитору. Потянулся к клавиатуре:

- Можно?

- Пожалуйста. - Павел крутанулся на вращающемся стуле и откатился в сторону. - Только ради бога ничего не трогай и не меняй.

Виктор фыркнул:

- Обижаешь! Что я, маленький, что ли? Гм... Гм... - Клавиши отрывисто щелкали под его пальцами, структуры вируса сменяли на экране одна другую. - Ну и методы у тебя! Половину операций я даже близко не понимаю... Вот эту, например.

- Стараемся, - усмехнулся тот.

- Он рабочий? В смысле - действует?

- Как тебе сказать... - Павел встал, снял халат и повесил его на гвоздик. Разыскал на столе еще чистый, неиспользованный стаканчик и нацедил себе через бумажный фильтр остывшего кофе. - В принципе уже - да. Осталось только сбросить его в сеть и процесс пойдет.

Кофе по старой памяти заваривали в большой стеклянной колбе. Институту второй год задерживали зарплату, и к работе уже никто не относился всерьез, так что можно было вполне официально притащить сюда кофейник или даже кофеварку, не опасаясь, что кто-нибудь из начальства нагрянет в лабораторию с проверкой, но... Привычка.

Да и денег нет.

Экран старенького "Пентиума" матово мерцал. Виктор с трудом оторвал от него взгляд.

- А не боишься, что тебя поймают?

- У меня знакомый там. Запутает следы, не подкопаешься. Хотя определенный риск, конечно, есть... Главное, ты молчи.

- Да я-то само собой... А что он делает?

- Да то же, что и раньше. Это усовершенствованная модель. На базе "Джонга". Выводит все из строя. Надежная штука, китайская, с гарантией. Я с ней полгода возился. Правда, можно потом вылечить. А что ты хочешь? Я же тебе не маньяк какой-нибудь! - внезапно вспылил он, отхлебнул из стаканчика и закончил фразу на несколько неожиданной ноте: - Всегда надо оставлять пути к отступлению!

Он подошел и встал у окна. Виктор видел теперь только его спину и высокий, коротко остриженный затылок. Медленно проехала машина, свет фар прошелся по стене и потолку.

- Слушай, - несколько неловко начал Виктор.

- Ну.

- На хрена ты этим занимаешься? Ну, вирусы вот эти. Тот пожал плечами:

- Черт его знает... Я как-то об этом не думал. Сначала как бы из озорства, что ли. Самоутвердиться хотелось, наверное, мол, могу! А после просто зло взяло. Ну что с меня взять? Учился десять лет, потом еще пять... Диплом с отличием. А как жил на свои несчастные сто двадцать, так и живу. И бизнесмена из меня не выйдет. Раньше, может, и нужен был, а вот теперь... Так что - со зла, наверное. - Он обернулся и присел на подоконник. - Вот, думаю, как сделаю, да как отлажу, испытаю, запущу, ух они там все забегают! А бог даст, так и до Штатов доберется. Опять же для мозгов гимнастика.

- Ну, делал бы чего полезное! Ехал бы, вон, в те же Штаты...

- На хрена? Таких, как я, там хоть пруд пруди. Возраст опять же не тот, лет бы на десять пораньше. А теперь - ни известности, ни денег. Да и мама у меня больная, куда я ее повезу? Ну, ладно. - Павел смял опустевший стаканчик и спрыгнул с подоконника. - Пошли. А то скоро вахту закроют, опять до утра ждать придется.

- Ну подождем...

- Ага! Знаю я тебя. Опять всю ночь в "Prince of Poverty Line" прогоняешь. Пошли.

Он выключил машину и направился к двери. Виктор помедлил, надел пальто и направился следом.

- Как думаешь его назвать? - спросил он, выходя. Павел вяло отмахнулся, сосредоточенно козыряя ключом в замочной скважине:

- А, не все ли равно. Сами как-нибудь назовут. Пошли.

- Иногда мне кажется, что ты все-таки чудовище. Павел поднял взгляд.

- А что, разве я спорю? - усмехнулся он. И выключил свет.

Пару месяцев спустя очередная ежегодная эпидемия гриппа охватила Азию, а после Азии - Европу и Америку. Новый штамм вируса ученые назвали "Сы Чуань", не без оснований предполагая, что возник он именно в этой китайской провинции, хотя возник-то он совершенно в другом месте.

Впрочем, они были не так уж и не правы: сеть водоснабжения там действительно была куда доступнее других.

ЗВЕРИКИ

(Седьмая душа)

Джеку Вэнсу

Эпсолианцы шли двумя рядами, скованные гравибоксами, низко опустивши плечи и едва переставляя ноги. Обнаженные, поставленные в пары без разбора - самцы и самки, старики и молодняк, взрослые и детеныши. Шли в утилизацию. Кости пойдут на удобрения, мясо - на продукты, кожа, волосы и зубы - на какие-нибудь поделки... Оджикута смотрел на них с высоты шестого уровня тюремных камер, смотрел сквозь призму толстого стекла, через переплетение силиконовых подушек, через мерцание силового поля, и все равно ему казалось, что он видит каждое лицо. Он смотрел и молчал. Гравибоксы вдоль дорожек гудели низко, на самом пороге слышимости, временами Оджикуте казалось, что это эпсолианцы поют одну нескончаемую медленную Песню Смерти. Но они шли молча - сотни, тысячи, не в силах даже поднять головы. Ч'крха - тонкокостные, с бледной кожей и узкими лицами, похожие на грустных ангелов, стояли вдоль дорожек, с симбионтами в руках, следя, чтобы никто не сделал шага в сторону. Крылья их нервозно шевелились.

Симбионты (фактически живые нервные стрекала; Оджикута все никак не мог припомнить их названия) матово мерцали, вспыхивали и гасли, как гирлянда ламп на празднике.

Оджикута смотрел.

Эпсолианцы. "Зверики".

Последнее сопротивление.

Он отошел бы от окна, жрец Оджикута, Подающий Слово. Он отошел бы, чтоб не видеть этих лиц, этих погасших глаз, этих смешных безволосых плеч. У всех у них биоблокадой заглушили чувство страха и реальности, но все равно почти все самки плакали водой. Он отошел бы от окна, но было некуда - вся его камера представляла собою полностью прозрачный куб три на три шага, и отвернувшись, Оджикута бы увидел то же самое, но со спины. Да, со спины - именно две вереницы розовых эпсолианских спин, бредущих вдаль и исчезающих в нигде, в воротах установки для утилизации. В этом было что-то безысходное, ужасное, нелепое и злое. Он не хотел смотреть туда. Зрелище бредущих навстречу ему эпсолианцев опять напомнило какой-то нелепый грустный праздник.

Оджикута молча смотрел и задавался единственным вопросом. Знали ли они, на что шли, когда поднимали восстание? Знали ли они? Когда тяжелые крейсера ч'крха смяли в десяти боях непобедимую армаду Ясинидов, когда после двухмесячной осады и тяжелых продолжительных боев сперва в системе, потом - на орбитали, в атмосфере, на поверхности, в воде и под землей четыре планеты атроксов были уничтожены, а пять - покорены, когда дом Ясинидов подписал капитуляцию, знали ли они, - рабы, прислуга, фактически домашние животные, неспособные на что-то большее, - что их ждет пасть утилизатора? Что их нелепый бунт был обречен с самого начала? Рабов не трогают - хорошие рабы всегда нужны, но бешеных животных убивают. Эпсолианцы подняли восстание по всей планете, убивали захватчиков, прятались в канализациях и коммуникационных туннелях разрушенных городов, травили ядами систему водоопреснения и даже - подорвали пару кораблей ч'крха. Но они были обречены. Это знали все, кроме них самих. Один отряд сумел поднять корабль и даже выйти в космос, что было совсем уже невероятно. Были слухи, что руководил захватом принц Омаджеган, с которым была горстка преданных сторонников и около тысячи эпсолианцев из обслуги старого дворца в Мепхахаджале, и тогда многое становилось понятным. Что сталось с этим кораблем и с принцем (если он действительно был там), было неизвестно - к тому времени почти все боевые станции и системы слежения атроксов были уничтожены или заблокированы. Во всяком случае, ч'крха объявили, что корабль уничтожен.

Эпсолианцы шли. А Оджикута стоял и вспоминал все, что он знал об этих существах. Захваченные во время еще первых вылазок атроксов в глубокий космос, совсем безмозглые дикари, они лишились собственной планеты и истории, привыкли, изменились генетически. Покладистые слуги и действительно домашние животные. Дети называли их "зверики". Их иногда любили, особенно самок, чистоплотных и от природы заботливых, но не особенно замечали. В меру смышленые, в меру покладистые. В меру.

"Нам теперь придется привыкать быть на их месте, - с равнодушием подумал Оджикута. - Мы узнаем, каково это - тупеть и деградировать, спускаясь по ступенькам лестницы истории, становясь рабами и домашними животными. Конечно, я утрирую, но все же мы всегда теперь будем подчиненными и угнетенными. Как они".

Жрец вдруг задумался. Были ли эпсолианцы угнетенными? Оджикута не мог дать ответа на этот вопрос. Честно говоря, он до сих пор не был уверен, есть ли у этих существ настоящий разум или же - всего лишь навсего инстинкты, рефлексы и привязанности.

Эпсолианцы шли. Гудели гравигенераторы. Помаргивали матовой гирляндой симбионты. Никто не пытался сбежать. Небо, исчерченное инверсионными следами боевых катеров ч'крха, было серым, как свинец. Близился вечер. Конца процессии не наблюдалось. Оджикуте вспомнились слова эпсолианциев, основной их слоган: "Мы - в вас". Это были немногие слова, которые они были способны и понять, и заучить. Да, они были в них, среди них и для них, для атроксов, эти зверики, эти голые смешные существа, лишенные разума и шерсти. И сейчас их вели на убой.

Жрец опустился на колени, положил свои заросшие густым благородным мехом руки ладонями на пол и прикрыл глаза. С ним не было ни урта, ни перчаток, ни кадильницы, ни тазика с песком, ни кисточки для ушей, ни чаши с омовениями, никаких других предметов отправления культа. Впрочем, Всевышний не обидится. Если он так разгневался на их народ, он не заметит мелких нарушений. Оджикута помедлил и принялся делать то, чему был обучен, что он умел делать лучше всего - молиться.

- Господи, - шептал он, - упокой эпсолианцев, этих детей, упокой их Первую душу, дай ей хлеба, и меда, и мяса, и молока, дай ей пищи и вод, чтобы не терзал ее голод и жажда, чтобы сытость вошла в дом их Первой души. Упокой, Господи, их Вторую душу, дай ей сладкого сна и удобных лежанок, дай ей теплых одеял и меха в головах, отгони от нее кровососов, чтоб не мучили они их, злые, и чтобы сон наполнил дом их Второй души. Упокой, Господи, их Третью душу, дай ей добрых игр и развлечений, дай ей много ярких бусин и цветных камушков, много ленточек, красивой одежды и всяческих забав, чтобы радость игры вошла в дом их Третьей души. Упокой, Господи, их Четвертую душу, дай ей друга, если это она, и дай ей подругу, если это он, чтобы радость слияния и единения трогала тело и сердце их в доме Четвертой души. Упокой, Господи, их Пятую душу, дай ей дом, дай потомство и надели ее заботой, чтоб она могла понять, зачем живет и что ей стоит хранить и беречь и любить, чтобы радость отражения себя в себе вошла в дом их Пятой души. Упокой, Господи, их Шестую душу, дай ей счастье осознания тебя в том, как ты есть, бо ты есть Свет и никакой в тебе нет Тьмы, бо ты есть Благо, а не Зло. Упокой, Господи, их Седьмую душу...

Молитва оборвалась. Оджикута умолк. Открыл глаза.

По верованиям атроксов, Седьмой души эпсолианцы были лишены.

Оджикута поднял взгляд в темнеющее небо, туда, где сквозь прозрачные полы и потолки тюремных клеток разноцветными булавочными уколами проглядывали звезды. Звездное небо. Небо Эпсола. "Из-за них, - подумал Оджикута, - из-за этих звериков мы так и не смогли стать эпсолианцами. Это они были и остались ими, а мы до конца остались детьми старой Атры..." Эпсолианцы все стали пленниками даже на своей родной планете, их не истребили, но приручили, так и не дав развиться им во что-нибудь разумное. Атроксов вполне устраивало подобное положение дел. Имели право атроксы так поступить или не имели, не ему было решать, не Оджикуте, скромному жрецу, Подающему Слово. Да и в любом случае теперь было уже поздно.

Интересно, за кого они бились в последнем бою? За себя, за хозяев или - за свою планету?

Оджикуте вдруг захотелось поверить, что корабль принца Омаджегана не погиб, что он скрылся от погони, затерялся где-то в необъятных безднах космоса. И, может быть, эпсолианцам посчастливится найти другую, чистую планету где-нибудь на окраине Галактики, где Омаджеган сможет посадить корабль, и где они начнут другую жизнь, и где ни подлые захватчики ч'крха, ни варионцы, ни йехитта, ни другие, и даже - сами атроксы не найдут их никогда.

Никогда-никогда.

Он опустил глаза. Эпсолианцы шли, и Оджикута против воли зашептал опять. Он уже не подавал чужие Слова, он творил новую, последнюю свою молитву, которую каждый священник должен сотворить хотя бы раз, если он действительно хочет разговаривать с Богом и быть услышанным. Он говорил, и слезы, как слова из губ, сочились из закрытых глаз его.

- Упокой, Господи, их Седьмую душу, - говорил он тихо. - Дай ей бесконечный зуд познания, дай, но никогда не утоляй его. Дай ей возможность это познанное применить и претворить. Дай ей познать всю радость бытия и дай познать всю горечь осознания сей радости. Дай ей познания глубин, высот и дали бесконечности, дай ей силу быть собой и укрепи в победах над стихией и врагами. Дай им возможность снова стать людьми, этим зверикам, этим рабам, которые оказались честнее, смелее и крепче хозяев. Дай вечный непокой в извечном беспокойстве, чтобы радость познавания укрепила сердце их Седьмой души. Дай понимания и честности перед собой, дай веры и любви к себе и ближнему, кто не такой, как ты, дай доброты и милосердия!

Дай разума, которого мы все, наверно, были лишены...

9.07-10.07. 2001

Пермь