"Танцовщица “Веселой Мельницы”" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)

Глава 7 Необыкновенное путешествие

— А журналисты, по крайней мере, не прибегут? Хотите, запрем дверь на ключ? Тогда сможем хоть поговорить спокойно.

Комиссар Дельвинь смотрел на своего коллегу с тем невольным уважением, которое испытывают в провинции и особенно в Бельгии ко всему, что исходит из Парижа. А кроме того, его стесняла та оплошность, которую он только что допустил, он извинился.

— Я нисколько не собирался сопротивляться, — отрезал Мегрэ, — я решительно хотел, чтобы меня арестовали. Более того: сейчас вы меня отведете в тюрьму, и я останусь там столько времени, сколько будет необходимо. Даже ваши инспекторы должны верить в действительность моего ареста.

Тут уж удержаться было невозможно! Широкоплечий расхохотался, такая забавная физиономия была у бельгийца. Он снизу смотрел на Мегрэ, не зная, как отнестись к его предложению. Чувствовалось, что он боялся показаться смешным. И напрасно пытался понять, шутит его собеседник или нет.

Смех Мегрэ рассмешил и его.

— Ну, бросьте, бросьте! Вот еще, что выдумали! Посадить вас в тюрьму!.. Ха! Ха!..

— Клянусь вам, что я решительно этого требую!

— Ха! Ха!..

Он долго сопротивлялся. Но когда понял, что его собеседник говорит серьезно, это его поразило.

Теперь они сидели друг против друга. Их разделял стол, заваленный папками. Время от времени Мегрэ с восхищением посматривал на пенковую трубку своего коллеги.

— Вы сейчас поймете… — сказал он. — Простите, что я раньше не ввел вас в курс дела, но вы теперь увидите, что это было невозможно. Преступление совершено в среду, не так ли? Ладно. Так вот, в понедельник сижу я в своем кабинете, на набережной Орфевр, и мне приносят карточку некоего Графопулоса.

Как обычно, прежде чем принять его, я звоню в иностранный отдел, чтобы получить о нем сведения. Там ничего не знают! Графопулос только что приехал в Париж.

Когда он приходит ко мне в кабинет, он производит на меня впечатление человека, чем-то взволнованного.

Он объясняет мне, что много путешествует, у него есть основания думать, что его хотят убить, и в конце концов спрашивает меня, сколько это бы ему стоило, если бы он попросил, чтобы днем и ночью за ним наблюдал полицейский инспектор.

Это обычное дело. Я сообщаю ему тариф. Он просит, чтобы я дал ему кого-нибудь вполне компетентного, но в то же время уклончиво отвечает на мои вопросы о том, какой опасности он подвергается и кто его возможные враги.

Он дает мне свой адрес в «Гранд-отеле», и в тот же вечер я посылаю ему инспектора, о котором он просил.

На следующее утро я справляюсь о нем. Из греческого посольства мне сообщают, что это сын крупного афинского банкира, что он ездит по Европе и, как важная персона, ведет праздную жизнь. Пари держу, что вы принимаете его за авантюриста.

— Точно. Вы уверены, что…

— Подождите! Во вторник вечером инспектор, которому было поручено охранять моего Графопулоса, с изумлением сообщает мне, что наш подопечный все время старался оторваться от него по дороге. Всем известные маленькие хитрости вроде проходных дворов, пересадки из одного такси в другое. Он добавил, что Графопулос взял билет на самолет, отлетающий в Лондон в среду утром.

Признаюсь вам, перспектива слетать в Лондон на самолете мне улыбалась, и я сам решил продолжать слежку.

В среду утром Графопулос покинул «Гранд-отель», но вместо того, чтобы поехать в Бурже, заставил везти себя на Северный вокзал, где он взял билет на Берлин.

Мы путешествовали в одном спальном вагоне. Не знаю, узнал ли он меня. Во всяком случае, он со мной не заговорил.

В Льеже он вышел, и я вышел вслед за ним. Он снял комнату в гостинице «Модерн», а я выбрал соседнюю комнату.

Мы обедали в ресторане за Королевским театром.

— В «Бекасе»! — прервал его Дельвинь. — Там хорошо готовят!

— Правда, в особенности почки по-льежски! Заметьте, у меня создалось впечатление, что Графопулос впервые попал в Льеж.

Гостиницу «Модерн» ему рекомендовали на вокзале.

А в «Бекас» его направили из гостиницы. Наконец, о «Веселой мельнице» ему сказал швейцар ресторана.

— Значит, он попал туда случайно! — задумчиво заметил комиссар Дельвинь.

— Признаюсь, я ничего об этом не знаю. Я вошел в кабаре вскоре после него. Танцовщица этого заведения уже сидела за его столиком, что довольно естественно.

По правде сказать, я ужасно скучал, потому что ненавижу эти ночные кабаки. Сначала я подумал, что он уведет с собой эту женщину. Когда я увидел, что она готова уйти одна, я немного проводил ее, чтобы задать ей два-три вопроса. Она заявила, что видит этого иностранца в первый раз, что он назначил ей свидание, на которое она не пойдет, и назвала его занудой. Вот и все. Я вернулся в кабаре. Хозяин заведения как раз уходил вместе с официантом. Я подумал, что Графопулос ушел, когда я повернулся к нему спиной, и немного поискал его на ближайших улицах.

Дошел до гостиницы, чтобы проверить, не вернулся ли он. Когда я опять подошел к «Веселой мельнице», двери были закрыты и свет в зале погашен.

Словом, результат как нельзя более отрицательный.

И все же я не принял его трагически. Спросил у полицейского, открыты ли еще какие-нибудь ночные кабачки. Он назвал мне четыре или пять, и все я добросовестно посетил, но нигде не нашел моего грека.

— Удивительно! — прошептал месье Дельвинь.

— Постойте! Я мог бы явиться к вам и продолжать следствие в сотрудничестве с льежской полицией, но, имея в виду факт, что меня видели в «Веселой мельнице», я предпочел не тревожить убийцу. В общем-то возможных виновников очень мало. Я начал с обоих молодых людей, чье нервное состояние от меня не ускользнуло. Это привело меня к Адель и к золотому портсигару, принадлежавшему убитому.

Вы ускорили события. Арест Жана Шабо. Бегство Дельфоса. Очная ставка. Обо всем этом я узнал только из газет.

И оттуда же узнал, что меня разыскивают как возможного убийцу.

Вот и все! Я этим воспользовался!

— Воспользовались?

— Сначала задам вам вопрос: вы верите в виновность этих двух мальчишек?

— Откровенно говоря…

— Хорошо! Я вижу, что вы в нее не верите. И никто не верит, а убийца, конечно, чувствует, что с минуты на минуту начнут искать в другом месте. А следовательно, он принимает свои меры, и на неосторожность с его стороны рассчитывать нечего.

С другой стороны, существуют сильные подозрения относительно «широкоплечего» мужчины, как его называют в газетах.

Так вот, широкоплечий мужчина был задержан, и при довольно театральных обстоятельствах. Все думают, что истинный виновник был задержан сегодня вечером!

Нужно еще подтвердить это мнение. Завтра все узнают, что я в тюрьме Сен-Леонар и что есть надежда очень скоро заставить меня признаться.

— И вы в самом деле пойдете в тюрьму?

— А почему бы и нет?

Месье Дельвинь никак не мог привыкнуть к этой мысли.

— Разумеется, вы сможете ходить, куда вам угодно…

— Ничего подобного! Напротив, я прошу вас держать меня на самом строгом режиме!

— Ну и странные же методы у вас в Париже!

— Совсем нет! Но, как я вам уже сказал, нужно, чтобы виновный или виновные сочли себя вне опасности.

Поскольку виновный уже найден…

На этот раз комиссар с рыжими усами подскочил на стуле.

— Что вы хотите сказать? Вы же не собираетесь внушить мне, что Графопулос сам проломил себе череп дубинкой, потом заперся в плетеный сундук, чтобы оказаться в зоологическом саду?

Крупные глаза Мегрэ смотрели по-детски наивно.

— Кто знает! — И, набивая трубку, он добавил: — Пора вам отвести меня в тюрьму. А перед тем нам стоит договориться по некоторым пунктам. Вы не запишете?

Он держался очень просто. В тоне его было даже какое-то смирение. А все-таки, не подавая виду, он намечал эффективное направление следствия.

— Я слушаю…

— 1. Понедельник. Графопулос просит покровительства у парижской полиции.

2. Вторник. Он пытается избавиться от инспектора, которому поручено его охранять.

3. Среда. Он берет билет до Лондона, потом покупает билет до Берлина и выходит из поезда здесь, в Льеже.

4. По-видимому, он впервые в этом городе и вечером оказывается в «Веселой мельнице», где не делает ничего особенного.

5. В тот момент, когда я выхожу оттуда вместе с танцовщицей, в кабаре остаются четверо: Шабо и Дельфос, спрятавшиеся на лестнице, ведущей в подвал, хозяин и Виктор в зале.

6. Когда я возвращаюсь, хозяин и Виктор уходят и запирают двери. Шабо и Дельфос, по их словам, остаются на лестнице.

7. Молодые люди утверждают, что они вышли из подвала через четверть часа после закрытия кабачка и что в этот момент Графопулос был уже мертв.

8. Если это верно, то преступление могло быть совершено, пока я провожал танцовщицу. В этом случае виновными были бы Женаро и Виктор.

9. Если это не так, то преступление могло быть совершено в этот момент Дельфосом и Шабо.

10. Может быть, Шабо лжет, и тогда нет никаких доказательств того, что драма произошла в «Веселой мельнице».

11. Убийца мог сам перенести тело, но возможно, что это было осуществлено и кем-нибудь другим.

12. На следующий день у Адели был обнаружен портсигар, но она утверждает, что получила его от Дельфоса.

13. Свидетельства Женаро, танцовщицы и Виктора совпадают и противоречат показаниям Жана Шабо.

Мегрэ замолчал, несколько раз затянулся, а его собеседник тревожно посмотрел на него.

— Неслыханно! — прошептал он.

— Что неслыханно?

— Сложность этого дела, если в него вдуматься.

Мегрэ встал.

— Пойдем спать! В тюрьме Сен-Леонар хорошие постели?

— Да, ведь вы желаете быть там…

— Кстати, я хотел бы, чтобы меня поместили в камеру, соседнюю с камерой этого мальчишки. Завтра я, конечно, попрошу вас свести меня с ним.

— Может быть, привести и его друга Дельфоса?

— Это не имеет значения.

— Вы думаете, что они решительно тут ни при чем?

Судья и слышать не хочет о том, чтобы их отпустили.

А все-таки мне придется сказать ему правду насчет вас…

— Как можно позже, ладно? А что происходит вокруг?

— Конечно же журналисты! Мне придется дать им объяснения. Как мне назвать вас?

— Никакого имени! Незнакомец! У меня не обнаружили никаких документов…

Комиссар Дельвинь до сих пор не совсем успокоился. Он продолжал украдкой наблюдать за Мегрэ с тревогой, смешанной с восхищением.

— Ничего не понимаю!

— Я тоже!

— Можно подумать, что Графопулос приехал в Льеж только для того, чтобы его убили. Кстати, мне давно пора сообщить его семье. Завтра с утра пойду к греческому консулу.

Мегрэ взял свою мягкую шляпу. Он был готов идти.

— Не обращайтесь со мной слишком почтительно при журналистах, — напомнил он.

Дельвинь открыл дверь. В большом инспекторском кабинете они увидели полдюжины репортеров, окруживших человека, которого комиссар узнал.

Это был управляющий отелем «Модерн», он уже приходил сюда днем. Он пылко говорил с журналистами, которые записывали его слова. Вдруг обернулся, заметил Мегрэ и, густо покраснев от волнения, указал на него пальцем.

— Это он! Нет сомнения!

— Я знаю! Он только что признался в том, что остановился в вашем отеле.

— А также в том, что взял сундук?

Месье Дельвинь ничего не понял.

— Какой сундук?

Плетеный сундук, черт возьми! С такими слугами, которые у меня сейчас работают, я бы мог долго не заметить его исчезновения.

— В чем дело, объясните!

— Ну так вот! На каждом этаже гостиницы, в коридоре, стоит плетеный сундук для грязного белья. Как раз сейчас приехали из прачечной, и я заметил, что одного сундука не хватает: на четвертом этаже. Я спросил у горничной. По ее словам, она подумала, что его взяли в починку, потому что крышка там плохо закрывалась…

— А белье?

— Вот это-то самое странное! Белье, которое в нем было, обнаружено в сундуке третьего этажа.

— Вы уверены, что труп перенесли именно в вашем сундуке?

— Я только что был в морге, мне его показали.

Он тяжело дышал, не в силах себе представить, что эта история так близко его касается.

Но все-таки больше всех был взволнован комиссар Дельвинь, он даже не смел повернуться к Мегрэ. Он забыл о присутствии журналистов и о том, о чем они с ним договорились.

— Что вы на это скажете?

— Ничего не скажу, — невозмутимо ответил Мегрэ.

— Заметьте, — продолжал управляющий отелем «Модерн», — ведь он легко мог незаметно вынести сундук из гостиницы. Чтобы войти туда ночью, нужно позвонить, и швейцар управляет дверью, не вставая с постели. Но чтобы выйти, достаточно повернуть ручку двери.

Один из журналистов, у которого были способности к рисованию, сделал быстрый набросок с Мегрэ: он изобразил его с отвисшими щеками и с отнюдь не внушающим доверия лицом.

Месье Дельвинь провел рукой по волосам, пробормотав:

— Вернитесь на минутку в мой кабинет, ладно?

Он не знал, на чем остановить взгляд. Какой-то репортер спросил его:

— Он признался?

— Оставьте меня в покое!

А Мегрэ спокойно сказал:

— Предупреждаю вас, что я больше не буду отвечать ни на один вопрос…

— Жирар! Скажите, чтобы подали машину!

— А мне не надо подписать мое заявление? — спросил управляющий.

— Сейчас…

Царил беспорядок. Только Мегрэ невозмутимо курил трубку, оглядывая присутствующих одного за другим.

— Наручники? — спросил Жирар, возвращаясь в зал.

— Да… Нет… Проходите сюда, вы!..

Ему не терпелось поскорее очутиться в машине наедине с комиссаром.

Когда они ехали по безлюдным улицам, он почти умоляюще спросил:

— Что все это значит?

— Что?

— Да эта история с сундуком. В общем, управляющий обвиняет вас, намекая на то, что вы унесли из гостиницы плетеный сундук. Сундук, в котором нашли труп!

— Да, по-видимому, он намекал на это.

Это слово «намекал» звучало откровенной иронией после пылких утверждений управляющего.

— Это правда?

Вместо ответа Мегрэ стал рассуждать.

— Короче, сундук могли унести только или Графопулос, или я. Если его унес Графопулос, то согласитесь, что это удивительно! Человек, который несет куда-то свой собственный гроб!..

— Простите меня… Но сейчас, когда вы объявили мне, кто вы такой, я не подумал потребовать у вас… гм!.. доказательства.

Мегрэ стал рыться у себя в карманах. Скоро он протянул своему собеседнику значок, удостоверяющий его Должность комиссара.

— Да… Прошу прощения… Эта история с сундуком…

И, вдруг осмелев благодаря темноте, царившей в машине, он добавил:

— А вы знаете, даже если бы вы мне ничего не сказали, я вынужден был бы арестовать вас после недвусмысленного заявления этого человека.

— Разумеется!

— Вы ожидали этого обвинения?

— Я?.. Нет!

— И вы думаете, что Графопулос сам унес сундук?

— Пока я еще ничего не думаю!

Месье Дельвинь забился в угол и замолчал, раздраженный, с раскрасневшимися щеками. Когда они приехали в тюрьму, он быстро приступил к формальностям, требующимся при заключении арестованного, избегая смотреть Мегрэ в лицо.

На прощание он сказал только:

— Надзиратель вас отведет…

Впрочем, он тут же раскаялся в этом. Выйдя на улицу, он стал сомневаться, не слишком ли сухо обошелся со своим коллегой.

«Он сам просил меня обращаться с ним построже!

Да, но не наедине! А кроме того, это было до заявления управляющего отелем «Модерн». Он думает, что если он из Парижа, так ему дозволено смеяться над Дельвинем?

В таком случае, так ему и надо».

Жирар ждал его в кабинете, где он читал записи, продиктованные комиссаром Мегрэ.

— Дело продвигается! — с удовлетворением сказал он, когда появился его начальник.

— А! Это только кажется, что дело продвигается!

Он сказал это таким тоном, что Жирар вытаращил глаза.

— Но… этот арест… и сундук, который…

— Сундук, который… Ты еще говоришь об этом сундуке, который… соедини меня с телеграфом…

И когда это было выполнено, он продиктовал следующую телеграмму:

«Уголовная полиция. Париж.

Просьба срочно выслать подробное описание внешности и, если возможно, отпечатки пальцев комиссара Мегрэ.

Сыскная полиция, Льеж».

— Что это значит? — осмелился спросить Жирар.

Тут уж ему не поздоровилось. Комиссар Дельвинь свирепо посмотрел на него.

— Это ничего не значит, слышишь? Это значит, что мне надоели твои дурацкие вопросы!.. Это значит, я хочу, чтобы меня оставили в покое!.. Это значит…

И заметив, что гнев его смешон, он вдруг закончил одним словом:

— Дерьмо!

Потом он заперся в своем кабинете наедине с тринадцатью пунктами комиссара Мегрэ.