"Звёздный лабиринт – 2" - читать интересную книгу автора (Мзареулов Константин)

Часть II ЭПОПЕЯ «ХАЛХИН-ГОЛА»

Глава 11 ХОЛОДНАЯ ДАЧА

В начале осени 1939 года мало кто из землян осознавал, что живет на планете, которая довольно тесно связана с другими мирами Галактики и привлекает самый пристальный интерес различных высокоразвитых цивилизаций. Основное внимание людей было приковано к боевым действиям, развернувшимся на противоположных окраинах Евразийского материка: в Монголии, около озера Халхин-Гол, советские войска окружили и разгромили ударную группировку японцев, а на западе Европы танки и пехота вермахта стремительными ударами превратили в воспоминание сам факт существования Польши. Между тем именно в эти бурные сентябрьские дни происходили скрытые от общего внимания события, которым было суждено сложным образом отразиться на судьбе не только человечества, но и других разумных существ, населявших космические окрестности Солнечной системы.

Исполинский каменный обломок, который земные астрономы назвали Гермесом, двигался по параболической траектории между орбитами Марса и Юпитера. Взлетевшие с астероида межпланетные корабли гонтов опустились на обратной стороне Луны, где выстроили мощную крепость, способную, как полагали циклопы, выдержать бой с целой эскадрой противника. Впрочем, поскольку звездолетов Фурбенты поблизости не имелось, действительную военную ценность лунной базы установить пока не удалось…

Первая схватка между истребителями Огонто и роботами Фурбенты произошла 28 августа. Космические модули обеих цивилизаций барражировали на высоте сорока — пятидесяти километров над Северной Европой, наблюдая за перемещением войск, — подготовка аборигенов изучаемой планеты к войне всегда привлекала жгучий интерес космических разведчиков. Экипажи гонтов и процессоры фурбенских роботов обнаружили противника практически одновременно, и немедленно были приняты одинаковые решения — атаковать и уничтожить врага.

Дюжина корабликов обменялась ударами из всех видов бортового оружия, после чего в космосе полыхнули несколько ядерных взрывов средней мощности. Чудовищное пламя разметало пораженные аппараты, большая часть которых сгорела, падая сквозь плотные слои земной атмосферы. Лишь небольшие и сильно покореженные обломки достигли поверхности в лесах и болотах на балтийском побережье Польши. Получив известие о метеоритном дожде, ученые Варшавского университета собрались направить края специальную экспедицию, однако через два дня разразилась мировая война, так что о метеоритах пришлось забыть.

Уцелевшие аппараты прекратили бой и вернулись свои базы. Стычка повторилась спустя несколько дней, и стороны подтянули к Земле дополнительные силы.

К началу сентября компьютерный центр расположенной в Поясе Астероидов автоматической станции фурбенов закончил анализ информации, собранной роботами-наблюдателями. Логические устройства пришли к заключению, что в местности, которую земные гуманоиды называют полуостровом Таймыр, могут быть захоронены останки астронавта древней цивилизации авикаузов.

Ночью на заснеженную равнину опустились три диска. Из люков космических аппаратов вышли похожие на восьминогих пауков роботы, приступившие к раскопкам. К утру, перевернув горы снега и грунта, фурбенские механизмы нашли скафандр, внутри которого скрючилось тело существа, погибшего здесь много тысячелетий назад. Холод вечной мерзлоты предохранил труп от гниения, превратив тело в мумию.

Роботы погрузили находку в корабль, и диски поспешно взлетели. Стремительно протаранив атмосферу, машины вышли в космос, где были атакованы эскадрильей гонтов, которых тоже крайне интересовали загадки исчезнувшей расы планеты Авика.

Бой продолжался не меньше получаса. Подоспевшие на подмогу три десятка роботов Фурбенты, расстреляв гамма-лучами и антипротонными торпедами вражеские истребители, ушли в сторону своей астероидной станции. И опять атмосфера сожгла обломки уничтоженных космических аппаратов, но крупный обломок одного из кораблей гонтов, прочертив в небе огненный след, упал на засыпанную снегом таймырскую равнину.

Гонты взяли реванш спустя месяц, когда база фурбенов послала роботов уничтожить лунную крепость противника. Сорок летающих дисков усеяли своими осколками скалы и кратеры естественного спутника Земли, так и не сумев причинить серьезный ущерб укреплениям, возведенным экспедицией циклопов. Потом было много других столкновений, в ходе которых погибло больше сотни кораблей и несколько разумных пришельцев с Огонто. Растянувшаяся на два года битва в космосе протекала с переменным успехом и прервалась по естественным причинам, когда Гермес стартовал в сторону системы Огонто.

Люди узнают об этих сражениях лишь много позже. Однако видеоканалы троклемского Лабиринта внимательно следили за перемещениями инопланетных аппаратов, фиксируя все основные события в бездонных блоках памяти Станции Земля…

В этот год из-за гитлеровского вторжения в Польшу и японских провокаций на монголо-маньчжурской границе Сталин был вынужден нарушить многолетнюю традицию и не отдыхал летом на черноморских курортах. Но к середине сентября западные области Украины и Белоруссии благополучно вернулись в состав Союза, а японцам как следует обломали зубы и надрали задницу, причем их хваленая 6-я армия, позорно угодив в окружение, капитулировала на Халхин-Голе. Проблемы с Гитлером тоже удалось если не окончательно уладить, то хотя бы отложить на неопределенное будущее. Понимая, что международное спокойствие выдалось недолгим, вожди государства и партии воспользовались этим коротким передыхом, чтобы провести на Кавказском побережье последние деньки бабьего лета.

После недолгих колебаний Сталин тоже решил съездить на свою дачу в окрестностях Мацесты. Дача стояла в горах на Холодной речке, а в первые годы, пока не наладили отопление, было в этом домике довольно прохладно, особенно по ночам. Немудрено, что дачу назвали Холодной.

На третий день отпуска, когда нервы немного успокоились, Хозяин пригласил к себе отдыхавших по соседству Молотова с Ворошиловым и затребовал из Москвы флагмана 2-го ранга Матвея Биберева, из чего соратники безошибочно заключили, что предстоит серьезный разговор о делах военно-морского ведомства. Разумеется, заявился и не привыкший дожидаться приглашений Лаврентий Павлович, который с недавних пор всерьез обеспокоился биберевским возвышением.

Телохранители наркома внутренних дел вынесли из «бьюика» картонную коробку с бутылками и вместительные кастрюли, полные шашлычных полуфабрикатов. Была здесь и уже нарезанная ломтями должного размера севрюга, и бастурма — куски жирной баранины, посоленной, поперченной и перемешанной с кружочками лука. Сразу закипела работа. Офицеры охранного управления, хоть и происходили в большинстве своем из российской глубинки, научились готовить знаменитое кавказское лакомство не хуже тифлисских духанщиков или бакинских кебабчи. В железной коробке мангала запылали два мешка отличного крупного угля, а тем временем куски мяса под неусыпным наблюдением Берия нанизывались на штыри шампуров.

Вскоре подкатили ЗИСы, доставившие остальных гостей. Биберев чувствовал себя немного неловко в окружении высочайших особ державы, но обстановка была самая задушевная, а потому флагман быстро освоился. Тем более что Молотов, благожелательно придержав его за локоть, посоветовал не тушеваться, потому как здесь все свои, но слишком застенчивых не любят.

Вызвавшись раздувать жар в выгорающих углях, Биберев энергично размахивал над мангалом полуметровым куском фанеры, а стоявший рядом Сталин пыхтел трубкой и помогал советами, полными черного юмора. От этого приятного занятия их отвлек Первый Красный Маршал, который подошел, держа за стволы два пистолета необычной конструкции.

— Вот, Коба, победители конкурса, — сказал Климент Ефремович. — Восьмизарядный Ракова и девятизарядный Воеводина. К сожалению, у обоих выявилось немало недоделок.

Сталин взял оригинальную машинку с длинным тонким стволом, повертел, разглядывая со всех сторон, затем скептически заметил:

— Почему вы называете его пистолетом Ракова? По-моему, это типичный пистолет-карабин Боркхардта образца девятьсот третьего года — только без приклада. Но красив, ничего не скажешь.

— Хочешь попробовать? — догадался Ворошилов, хорошо знавший любовь старшего товарища к оружию.

— Обязательно попробую… А может быть, товарищ Биберев составит нам компанию? Если, конечно, соблаговолит прервать свои высокоинтеллектуальные развлечения с огненной стихией.

Биберев охотно передал импровизированное опахало майору охраны, и вскоре они оказались на заднем дворе дачи, где имелись на такой случай фанерные человекообразные фигуры с наклеенными на грудь круговыми мишенями. Сталин тщательно целился, мягко давил спусковой крючок, потом, расстреляв обойму, первым бежал к мишеням, проверяя результаты стрельбы. Казалось, он с чисто детской непосредственностью радуется каждому точному попаданию, переживает нередкие промахи и гневается по поводу осечек, которые случались чаще допустимого. «Ведь ему под Рождество пойдет седьмой десяток, он на четыре года старше меня, — с легкой завистью вспомнил моряк. — А сколько энергии, какая жажда деятельности! Наверное, только таким и должен быть верховный правитель великой державы, тем более в эпоху, когда решается судьба страны, народа и даже всего мира…»

Между тем Сталин завершил огневую забаву, но оружие наркому обороны не вернул, сказав, что оставит обе игрушки у себя в коллекции. Отдав пистолеты сотруднику охраны, он жестом хлебосольного хозяина пригласил гостей рассаживаться вокруг выставленного во дворе стола. Когда все заняли положенные по чину места, Ворошилов доверительно шепнул Бибереву:

— Только не вздумай говорить тост во здравие любимого отца и гениального учителя великого товарища Сталина — рассвирепеет. Коба подхалимов на дух не переносит.

Из-за этого дружеского предостережения Матвей Аристархович чуть ли не всю трапезу просидел как на иголках, все переживал — не козни ли недоброжелателей.

Вот не скажет он политически грамотного тоста, а САМ обидится, и припомнят тогда непролетарское происхождение, службу в царском флоте и участие в разгроме мятежа на «Очакове»… То есть — тьфу-тьфу — не мятежа, а героического революционного восстания… Вдобавок Берия беспрерывно сверкав линзами пенсне, сверля флагмана 2-го ранга тяжелым взглядом, словно злорадствовал: не хочет, мол, дворянское отродье, вождя славить.

Впрочем, обошлось. Выпили за Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, за недавние победоносные удары по самураям и шляхтичам. Осмелев, Биберев предложил опрокинуть стопки за Красный Флот и — к немыслимому облегчению — увидел явное одобрение в золотисто-зеленом взгляде хозяина Холодной дачи.

— Дойдем и до флотских дел, — пообещал Сталин. Обратившись к Ворошилову, он ворчливо напомнил, что пистолетный конкурс окончился неудачей — хорошей модели на замену дедовскому нагану и довольно слабосильному ТТ подобрать не удалось. Нарком согласился и добавил:

— Работа продолжается. Через год проведем новый конкурс. Воеводин обещает сделать автоматическую машинку на восемнадцать патронов.

— Идея хорошая. — Сталин задумчиво поставил бокал на скатерть и принялся набивать трубку, раскрошив табак из двух папирос. — Только все это — мертвому припарки, старый патрон слабоват. Надо калибр увеличивать.

Немного заикаясь, Молотов заметил: дескать, тянуть с перевооружением армии нельзя. Война, говорил председатель Совнаркома, может вспыхнуть внезапно.

Доверять соглашениям с Гитлером могут лишь наивные дурачки вроде Даладье и Чемберлена. Отставной ефрейтор принимает решения импульсивно. Стукнет ему по сифилитическим извилинам — и бросит в наступление танковые корпуса.

— Хотя, с другой с-стороны, Ад-дольфу пока выгоднее д-дружить с нами, — задумчиво добавил Вячеслав Михайлович. — Без наших поставок нефти и п-продовольствия немцы не смогут всерьез воевать на Западе.

— А немцам и не предстоит там всерьез воевать, — ухмыльнулся Сталин. — Англичане и французы готовы капитулировать без боя. Но в общем ты, конечно, прав — скорая война с Германией нам не угрожает. Лично меня больше беспокоит Восточный фронт. Нет ли у Лаврентия Павловича свежих новостей о настроениях в Токио?

— Почему нет? — Берия прикинулся обиженным, но был искренне рад, что вспомнили о его присутствии. — Может, чего другого и нет, а свежие сведения всегда есть.

Моментально подбежал порученец с портфелем, набитым особо секретными бумагами. Вытащив нужную папку, шеф НКВД зачитал избранные абзацы из донесений разведки. Самым существенным было известие о беседе японского премьер-министра принца Фумимаро Коноэ с германским послом Ойгеном Оттом. Принц заверил Отта, что Япония не отказывается от намерения напасть на СССР, первыми ударами оккупировать Приморье и Забайкалье, а затем захватить Сибирь вплоть до Урала.

Однако премьер не без сожаления сделал важную оговорку: «Японии потребуется не меньше двух лет, чтобы достигнуть уровня техники вооружения и механизации, который Красная Армия продемонстрировала на Халхин-Голе».

Берия добавил, что в настоящее время японское командование развернуло в оккупированном Китае на советской границе девять дивизий, то есть четверть своих сухопутных сил.

— Видать, мало мы эту самурайскую сволочь трепали, — сказал Ворошилов и добавил кое-что из конармейского лексикона. — Все им неймется… Через два года, — стало быть, они собираются напасть на нас осенью сорок первого. Пусть лезут — встретим как положено. До самого Порт-Артура гнать будем.

Разговор стихийно переметнулся на необходимость увеличения войсковых группировок и производства вооружений. Год от года и число дивизий неуклонно росло, и оружия заводы выпускали все больше. За прошлый и нынешний годы промышленность изготовила два и семь десятых миллиона винтовок и карабинов, почти тридцать тысяч пушек. Кроме того, появились непревзойденные по совершенству танки — тяжелый KB и средний А-32, недавним декретом Совнаркома переименованный в Т-34. Иначе и быть не могло — окруженная недругами держава обязана всеми силами обеспечить собственную безопасность…

Биберев снова заерзал на стуле, забеспокоившись, что о нем запамятовали, но Хозяин никогда ничего не забывал и, когда подошло время, неторопливо произнес:

— Хорошо, товарищи. Пехота у нас вооружена, авиация — тоже. Советские танки превосходят по числу и качеству бронетанковые войска остального мира… — Он сделал паузу для глубокой затяжки. — А как обстоят дела с нашим флотом? Доложите, товарищ Биберев.

Разумеется, и сам Сталин, и глава правительства, и оба наркома были неплохо осведомлены о состоянии военно-морских сил. Однако все они правильно поняли эту преамбулу: отчет о дне нынешнем станет трамплином для серьезного разговора о будущем советского флота.

— Впервые за полтора столетия океанская мощь России получила надежду на возрождение… — неожиданно для собеседников, Биберев начал с исторического экскурса.

Флагман 2-го ранга коротко описал упадок российского флота в период правления Павла и обоих его сыновей, завершившийся катастрофой Крымской войны.

После этого корабли строились без плана и ясного понимания, для решения каких задач создается и существует морская сила, результатом стала потеря всех броненосцев и половины крейсеров на Тихом океане, и Россия вновь осталась без военного флота. Сражение при Порт-Артуре и Цусимская битва вынудили заново создавать эскадры, но революционные катаклизмы свели на нет все труды судостроителей. Биберев напомнил, как сразу после Гражданской войны председатель Реввоенсовета Иуда Троцкий приказал продать на металлолом почти готовые к вступлению в строй четыре линейных крейсера типа «Измаил».

К осени тридцать девятого Рабоче-Крестьянский Красный Флот сохранил всего три доисторических линкора-дредноута, вооруженных дюжиной двенадцатидюймовых орудий каждый. Четыре крейсера из шести также давно устарели, поскольку построены еще до революции. Немного выделялся на общем фоне «Красный Кавказ», но современным мог считаться лишь законченный в прошлом году легкий крейсер «Киров». Предполагалось, что в ближайшие три года СССР будет иметь по два таких корабля на Балтийском, Черноморском и Тихоокеанском флотах.

— Прекрасный крейсер, — воодушевленно говорил Биберев. — И скорость отличная, и пушки дальнобойные… Но он слишком легкий, брони практически нет. Для серьезного боя не годится.

Он добавил, что все тяжелые корабли сосредоточены на Черном море и Балтике, тогда как Дальний Восток, где ожидаются главные военные события, по существу, не прикрыт крупными флотскими соединениями. Тихоокеанский флот состоял из нескольких десятков малых подлодок ближнего радиуса действия и тихоходных морских бомбардировщиков ДБ-3ф. Ни два эсминца Северного флота, переброшенные в тридцать седьмом году по Севморпути на восток, ни старенькие пароходы, на скорую оборудованные в сторожевики и минные заградители, ни доставшиеся в наследство от царя канонерские лодки не составляли реальной военной силы.

— С болью в сердце я вынужден признать, что боевая мощь Советского Приморья основана лишь на плавсредствах ближнего боя, а также на береговой обороне, — докладывал Биберев. — Конечно, крепостные сооружения острова Русский способны отразить лобовую атаку против Владивостока, а тяжелые пушки на железнодорожных платформах обеспечат более или менее надежное прикрытие некоторых участков побережья. Однако подобное построение военных сил заранее обрекает нас на пассивное ожидание вражеских нападений. Чтобы обрести способность к проведению активной стратегии, мы обязаны в кратчайшие сроки создать на Дальневосточном театре военных действий могущественный ударный кулак из надводных кораблей высших рангов. Иными словами, нам жизненно необходимы эскадры полноценного состава, включающие один-два линкора, три-четыре крейсера и несколько эсминцев.

Неожиданно подал голос Берия. Уже четверть часа Лаврентий Павлович буквально кипел от ревности к нахальному моряку, который ухитрился на столь долгий срок приковать к себе внимание Сталина. Не в силах более терпеть подобных безобразий, нарком внутренних дел экспансивно произнес длинную тираду на грузинском языке. Сталин, поморщившись, ответил строгим голосом:

— Говори по-русски.

Смутить Лаврентия Павловича было непросто, и он, кивнув, перешел на русский язык:

— Создается впечатление, что товарищ Биберев недостаточно знаком с последними достижениями военной науки. Хорошо осведомленные источники сообщают из Соединенных Штатов, что в Пентагоне считают тяжелые надводные корабли вчерашним днем. Американцы пришли к выводу, что только авиация решит судьбу грядущей войны на море.

И он рассказал, как еще летом 1921 года американский генерал Митчелл организовал учения, доказавшие эффективность авиации в борьбе против надводных мишеней. Эскадрилья армейских бомбардировщиков за считанные минуты отправила на дно трофейные германские корабли — линкор «Остфрисланд» и крейсер «Франкфурт».

Теперь в США делают ставку не на линкоры, время которых уже прошло, а разворачивают строительство плавучих аэродромов — авианосцев.

Он допустил непростительную ошибку. Став заметно мрачнее, Сталин буквально прорычал, что Советскому Союзу необходимы линкоры и тяжелые крейсера, а потому корабли такого класса будут построены любой ценой.

Биберев даже вздрогнул, потрясенный почти мистическим совпадением.

Незадолго до прошлой мировой войны, будучи еще старшим лейтенантом Генерального морского штаба, он присутствовал на большом совещании в Зимнем, где решался вопрос о строительстве бригады «Измаилов» и проект следующей серии линкоров, которую планировалось заложить году в пятнадцатом, когда балтийские заводы освободят свои стапеля, спустив на воду четверку линейных крейсеров. Кто-то в Госдуме попытался возразить: дескать, эти левиафаны обойдутся казне слишком дорого и не лучше ли, мол, построить вместо каждого супердредноута по два эсминца… Николай Второй, человек обычно очень спокойный и меланхоличный, внезапно взорвался, потемнел лицом, стукнул кулаком об стол и твердо заявил: «По копеечке деньги соберем, но линкоры построим!» До чего, казалось бы, разные характеры, а как причудливо совпали военно-морские симпатии…

Между тем Сталин насмешливо проговорил:

— Лаврентий Павлович у нас — дитя гор, от вопросов флота далек. Пусть товарищ Биберев объяснит товарищу Берия, почему нам нужны линкоры. И не просто линкоры, а корабли самого современного класса.

Молотов и Ворошилов не сумели, а может, не захотели спрятать ехидных ухмылок. В последнее время глава НКВД становился слишком опасным соперником для старой партийной гвардии, поэтому обоих ветеранов Политбюро не мог не порадовать этот щелчок по носу, которым Сталин прилюдно угостил своего мингрельского фаворита.

Приведя в порядок мысли, Биберев сжато изложил основы боевого применения надводных кораблей. Одетые в прочную броню, вооруженные крупнокалиберной артиллерией, быстроходные, они были способны контролировать и океанские коммуникации, нарушать грузовые перевозки противника, прорывать оборону и наносить сокрушительные удары по соединениям вражеского флота и береговым сооружениям, обеспечивать огневую поддержку морских десантов. Конечно, признал флагман, авиация представляет определенную угрозу для этих стальных исполинов, однако против бомбардировочных эскадрилий существует прекрасное средство — зенитные пушки.

— Таким образом, новым японским линкорам мы должны противопоставить свои корабли такого же типа, — заключил Матвей Аристархович. — В тесном взаимодействии с воздушными силами наши «Советские Союзы», несомненно, сломают хребет самурайскому флоту…

Одобрительно улыбаясь, Сталин добавил, что у Японии есть восемь линкоров с четырнадцатидюймовыми пушками водоизмещением около тридцати тысяч тонн, построенных в период Первой мировой войны, а также три сравнительно новых линейных корабля — «Нагато», «Тоса» и «Мутцу» — тридцать пять тысяч тонн, двадцать четыре узла хода и шестнадцатидюймовки в четырех двухорудийных башнях. Кроме того, года два назад японцы заложили серию сверхгигантских кораблей. «Ямато», «Сайен», «Мусаси» и «Синане» строились в обстановке строжайшей секретности, замаскированные тростниковыми циновками невероятного размера. Тем не менее разведке удалось выяснить, что линкоры будут иметь тоннаж свыше семидесяти тысяч, бортовую броню почти в полметра и главный калибр в шестнадцать или даже восемнадцать дюймов.

Берия с хмурым видом заглянул в свои бумаги и сообщил:

— Вот последние донесения… — Нарком не стал называть кодовое имя разведчика, а перешел прямо к делу: — На новейших линкорах будет установлено девять пушек восемнадцатидюймового калибра — по три ствола в каждой башне.

Толщина брони на бортах и башнях от двадцати до двадцати четырех дюймов, максимальная скорость хода — двадцать семь узлов. «Сайен» и «Ямато» вступят в строй осенью сорок первого, два других корабля будут готовы к началу сорок третьего года.

— Вот видите, все сходится, — спокойно сказал Сталин и продолжил в обычной своей риторической манере, раз за разом повторяя ключевые слова: — Они будут иметь новые суперлинкоры ровно через два года. Что это за срок, товарищи? Это тот самый срок, на который принц Коноэ наметил агрессию против Советского Союза. А что это означает для нас, как руководителей Советского Союза? Для нас это означает, что мы обязаны уже летом сорок первого иметь на Тихом океане боевые корабли старшего ранга.

— То есть линкоры, — поспешил откликнуться Берия. Всем своим покорным видом он демонстрировал, что раскаялся, осознал былые заблуждения и не намерен более возражать против развития надводных сил. Однако Сталин отрицательно помахал рукой, сжимавшей дымящуюся трубку, и назидательно произнес:

— Вовсе нет. Не надо считать товарища Сталина упрямым старикашкой, который помешан на линкорах и не желает строить других кораблей, кроме линкоров. Товарищ Сталин понимает, что флоту нужны корабли всех классов, включая авианосцы. Однако товарищ Сталин понимает и другое — что за два года мы не успеем построить даже первый авианосец.

Кашлянув, Ворошилов негромко проговорил:

— Коба, я думаю, что за эти два года мы даже заложенных линкоров достроить не успеем…

Нарком обороны доложил, что авианосец «Красная Звезда» существует пока лишь в виде эскизного проекта, и никому даже не известно, когда удастся приступить к монтажу корпуса. Но и четыре исполинских линкора — «Советский Союз», «Советская Россия», «Советская Белоруссия» и «Советская Украина» — строились ужасающе медленно. Судостроительная промышленность СССР не имела опыт создания громадных кораблей водоизмещением около тридцати пяти тысяч тонн. И до сих пор оставалась большая проблема производства турбин для двигателей, наконец, каждый линкор предстояло вооружить действительно лучшими в мире шестнадцатидюймовыми пушками, дальнобойностью свыше сорока двух километров, однако артиллерийские заводы приступят к выпуску этих орудий лишь в середине сорок первого, причем смогут выпускать лишь по одной башенной установке в месяц.

— Так что, с какой стороны ни глянь, «Союз» и «Россия» станут в строй летом сорок третьего, никак не раньше, — печально подытожил нарком обороны.

— Все это мне известно, — проговорил Сталин глухим голосом. — Для того и собрал вас — вместе подумать, как ускорить создание морской обороны.

— Н-никак не п-получается, — сказал Молотов, от волнения вновь начавший заикаться. — П-против объективных прич-чин н-не попрешь.

И тогда Биберев осмелился произнести вслух то, о чем давно уже думал, хотя и сам не слишком верил, что подобный замысел удастся претворить в жизнь. Однако теперь, когда стала очевидной безвыходность ситуации, приходилось хвататься даже за такую несбыточную надежду.

— Товарищ Сталин, можно попытаться купить за границей готовые корабли, — неуверенно сказал флагман.

Сталин раздраженно поморщился, затем, саркастически улыбаясь, ответил с убийственной иронией:

— Полагаете, империалисты согласятся помогать усилению нашего государства? Боюсь, ваше благодушие граничит с политической близорукостью.

— Возможно, товарищ Сталин. Но даже гитлеровцы почти согласились продать нам крейсер и крупнокалиберные морские пушки.

Молотов поспешил уточнить:

— Не «почти», а согласились. Они расплатятся за поставки нашего хлеба и нашей нефти техникой военного назначения. Вскоре мы получим тяжелый крейсер «Лютцов», чертежи линкора «Бисмарк», пушки калибра пятнадцать и восемь дюймов, новейший истребитель Мессершмитга. И еще итальянцы строят для нас быстроходный эсминец.

Нахмурившись, Сталин встал из-за стола, сделал несколько шагов в сторону дома, разминая ноги, — он страдал полиартритом, а потому не мог долго сидеть.

Затем, медленно вернувшись к остальным, машинально уточнил, продолжая обдумывать биберевские предложения:

— Не эсминец, а лидер эсминцев. Лидер «Ташкент»…

— Вот видите… А в Америке кораблестроительная промышленность так и не выбралась из кризиса. — Флагман заторопился, выдвигая новые аргументы в пользу своей идеи. — У них законсервированы очень неплохие корпуса, которые заложены еще в годы мировой войны, а потом так и не были достроены. Уверен, американцы согласятся продать их по сравнительно низкой цене — лишь бы хоть какие-нибудь деньги получить.

Сталин раскурил трубку, сделал глубокую затяжку, поинтересовался:

— Какие именно корабли можно купить в Соединенных Штатах?

— У них много почти готовых кораблей нужного нам класса, — с облегчением ответил Биберев. — Самые удачные среди них — шесть линкоров типа «Кентукки» и три линейных крейсера типа «Лексингтон». Все они спущены на воду, но попали под ограничения Вашингтонского и Лондонского договоров и уже двадцать лет потихоньку ржавеют возле достроечных стенок.

— «Лексингтоны» слабоваты. — Неожиданно Сталин в очередной раз блеснул своей дьявольской эрудицией. — Скорость у них, может быть, приличная и артиллерия мощная — это верно. Но при такой тонкой броне от них будет немного пользы… Товарищ Биберев, напомните нам данные линкоров «Кентукки».

С легким ужасом Матвей Аристархович вдруг понял, что Сталин, помимо всего прочего, держит в памяти тактико-технические характеристики военных кораблей ведущих держав. Возможно, он подзабыл конкретные цифры, но запомнил же слабые места «Лексингтонов»! Только сейчас флагман начал осознавать, какая бездна знаний хранилась под черепным сводом диктатора… Не без труда поборов почтительный трепет, Биберев зачитал записи, которые сделал в своем блокноте, готовясь к сегодняшней встрече.

Каждый из шести линкоров, заложенных с января по апрель 1917 года, превосходил по боевому могуществу любой корабль той эпохи. Согласно традициям американского флота, они были названы именами различных штатов: «Кентукки», «Вермонт», «Монтана», «Род-Айленд», «Индиана» и «Небраска». При водоизмещении в сорок одну тысячу тонн, одетые в броню толщиной шестнадцать — восемнадцать дюймов, эти великаны должны были иметь скорость до двадцати трех узлов.

Двенадцать шестнадцатидюймовых пушек размещались в четырех башнях, а численность экипажа составляла свыше полутора тысяч офицеров и матросов. Иными словами, даже сегодня, спустя двадцать лет после разработки проекта, эти линкоры были мощнее большинства японских и английских кораблей этого класса.

— Они сильнее даже новых германских линкоров, — кивнул Сталин. — Однако двадцать три узла — это слишком мало. Тем паче для тихоокеанских акваторий.

— Совершенно с вами согласен, — снова заторопился Биберев. — Но за эти годы появились более совершенные двигатели, теперь механизмы того же размера развивают втрое большую мощность. Если уговорим американцев поставить на линкор современные котлы и турбины, стандартная скорость корабля увеличится до двадцати шести — двадцати семи узлов.

Он почувствовал, что сумел убедить собеседников. Члены правительства и руководитель ЦК азартно обсуждали детали предстоящей сделки. После недолгого обмена мнениями Сталин поручил двум наркоматам — иностранных и внутренних дел — прозондировать по своим каналам ситуацию вокруг недостроенных кораблей, их техническое состояние, разведать настроения в заокеанских политических сферах, оценить стоимость контракта и проработать остальные подробности.

— Когда проясним обстановку, отправим в Америку делегацию, — повеселевшим голосом сказал Сталин. — Вы, товарищ Биберев, поедете в Вашингтон подписывать соглашение.

Записав в блокнот полученные задания, Берия произнес с задумчивым видом:

— Я сомневаюсь в надежности товарища флагмана второго ранга. У него в семье не все ладно, сын его связан с врагами народа. Напоминаю, что таких людей мы обычно посылаем не в загранкомандировки, а в совершенно ином направлении.

У Биберева аж поджилки похолодели, а Берия, злорадствуя, продолжал: мол, сынок знатного флотоводца сожительствует с девицей, папаша которой схлопотал десять лет по пятьдесят восьмой статье. Это был конец. Промелькнула паническая мысль: «Под монастырь подвел, подлец сопливый». Словно сквозь толстую подушку, флагман услышал насмешливый голос, обильно сдобренный всемирно известным грузинским акцентом:

— Какая же она девица, ежели сожительствует с сыном нашего Матвея Аристарховича?.. — Переждав вежливые смешки аудитории, Сталин продолжил: — Что скажете, товарищ Биберев, может ли быть девицей дочь врага народа, с которой сожительствует ваш сын?

Первым во весь голос захохотал Ворошилов, к нему поочередно присоединились Молотов и Берия. Державшиеся поодаль офицеры охраны из последних сил прятали улыбки. Уже предвидя неизбежный вердикт Особого совещания, Биберев пробормотал:

— Товарищ Сталин, сын уверял меня, что профессор Недужко, отец его приятельницы, вовсе не враг, а был арестован по ошибке, как это случалось во времена ежовских перегибов. Не изменял он Родине, просто дурью маялся… Кроме того, я совершенно уверен, что у Сталена не могло быть с ней слишком близких отношений.

— Если отношения были не слишком близкими, значит, она вполне может оставаться девицей, — продолжал развлекаться Сталин. — А что нам скажет товарищ Берия — за какую именно провинность был осужден родитель девицы, которая, возможно, вовсе и не девица?

Лаврентий Павлович, похабно осклабившись, заглядывая в другой блокнот, издал урчащий звук — не то смешок, то мурлыканье — и проговорил:

— Не знаю, что товарищ Биберев считает близкими отношениями, однако, согласно данным наружного наблюдения, ваш отпрыск, лейтенант Стален Биберев только в августе трижды ночевал в квартире Ларисы Недужко, пользуясь отсутствием ее матери, которая ездила отдыхать в Гагру.

Ворошилов со знанием дела заметил, что так и должно быть — в присутствии родителей заниматься аморально несколько неудобно. Он явно собирался привести как поучительные примеры из собственной биографии, но нарком внутренних дел, строго поглядев на него, продолжил:

— Что же касается гражданина Недужко Романа Гришевича, бывшего профессора Ленинградского университета и одновременно замдиректора Пулковской обсерватории, последний был разоблачен как троцкистско-зиновьевский двурушник. Вдобавок он состоял в переписке с зарубежными организациями, а также распускал провокационные слухи о том, будто на Землю высадился десант с другой планеты.

Ежу было ясно, что дело высосано из пальца — но этот наивный и затюканный жизнью флагман Биберев не понимал, что подобные обвинения стоят гривенник за всё. Молотова с Ворошиловым развеселил только последний пассаж — насчет небесных десантников. Однако их игривое настроение мигом развеялось, когда наркомы увидели, как внезапно изменилось лицо Сталина. Шагнув в сторону Берия, диктатор отчеканил:

— Где материалы этого дела?

— Здесь, товарищ Сталин.

Шеф карательных органов с готовностью запустил в свой бездонный портфель.

Разумеется, он прихватил необходимые документы, чтобы раз и навсегда избавиться от флагмана, придавив его горой компроматов. Лаврентий Павлович извлек нужную папку, развязал тесемочки. Сказал досадливо:

— Стемнело, товарищ Сталин. Трудно читать.

— Ничего страшного, товарищ Берия, мы сами почитаем. — В голосе вождя отчетливо громыхнули металлические интонации. — Сейчас мы зайдем в дом, а там на стене есть такая маленькая эбонитовая штучка — если ее повернуть, под потолком сразу зажигается лампочка Ильича.

По его тону все поняли: шутки кончились. Наркомы послушно встали из-за стола и гуськом двинулись в дачный домик. Следом плелся на ватных ногах Биберев, который уже чувствовал леденящее дыхание колымских морозов.

Поднявшись в кабинет, Сталин сел за свой рабочий стол и погрузился в чтение. Бегло проглядев короткое обвинительное заключение и приговор, он отложил в сторону листы с выписками из протоколов допросов, после чего очень долго и внимательно изучал приложенные к делу фотографии. Особенно заинтересовался он снимком, сделанным через телескоп: смазанное светло-серое пятно астероида, от которого тянулись по звездному небу две тонкие яркие полоски — длинная и короткая. Под усами промелькнула ностальгическая улыбка — Сталин вспомнил молодые годы, когда работал наблюдателем-вычислителем в Тифлисской обсерватории.

— Как тебе нравятся эти светлые линии? — он протянул отпечаток Молотову. — Могу объяснить. Астрономические снимки делаются с большой выдержкой. За это время астероид Гермес переместился на несколько километров — поэтому изображение получилось нечетким. Но какие-то источники яркого света в течение тех же секунд двигались гораздо быстрее и оставили на фотопластинке такие длинные следы.

Профессор Недужко полагает, что этими источниками света могли быть двигатели ракетных снарядов, выпущенных с Гермеса.

— Ты у нас старый астроном, тебе и флаг в руки…

Несмотря на столь уклончивый ответ, Вячеслав Михайлович дотошно рассмотрел фотоснимок, озадаченно покачивая головой. Между тем Сталин прочитал по диагонали протоколы, поморщился и сказал:

— Неубедительно. Похоже на очередную ежовскую фальсификацию. Разберитесь, товарищ Берия.

Когда оба первых лица государства и партии говорят, что человек невиновен, остальным положено соглашаться — это понимал даже нарком внутренних дел.

— Сегодня же отдам распоряжение, — прошелестел присмиревший Берия. — Если невиновен — немедленно выйдем на Верховный суд, чтобы пересмотрели необоснованный приговор.

— И поторопитесь, мне нужно с ним поговорить. — приказал Сталин. — Ну, не буду задерживать дорогих гостей…

Пожимая на прощание руку Бибереву, Сталин вдруг осведомился, какое имя следует дать купленному в Соединенных Штатах кораблю. Матвей Аристархович замялся, и тогда Хозяин предложил:

— Думаю, наш первый дальневосточный линкор было бы правильно назвать в честь нашей последней победы на Дальнем Востоке. Пусть носит гордое имя «Халхин-Гол»… — Он проводил гостей до порога и здесь неожиданно проговорил: — Задержись, Вячеслав Михайлович, если не слишком торопишься.

Оставшись наедине со старым другом и самым верным соратником, Сталин тихо сказал, назвав Молотова его давней подпольной кличкой:

— Аким, ты когда-нибудь думал об иноземлянах?

— В последние лет десять не вспоминал, — честно признался Молотов. — Слишком много других дел было. Понимающе кивнув, Сталин продолжил:

— Из-за повседневных забот мы забываем перспективные задачи. Но вот сегодня я узнал две новости, одна из которых меня встревожила, а другая — порадовала. Я узнал, что пару лет назад к нам на Землю, возможно, прилетели какие-то гости из Вселенной. И еще я узнал, что в Советском Союзе есть ученые, которые занимаются этой проблемой.

— Ты видишь в этом проблему?

— Трудно не увидеть. Для этого мы и создали пятнадцать лет назад комиссию Дзержинского, но потом позволили себе успокоиться.

Глава правительства задумчиво проговорил:

— Если на других планетах действительно есть живые существа и у них развилось мышление, то нет ничего невозможного в том, что они научились летать через междупланетные пространства. — Он снова помолчал, собираясь с мыслями. — Но это означает, что они создали науку и технику более высокую, чем мы. Наверняка полеты в космос невозможны без атомной энергии.

— Более того, — добавил Сталин. — Ежели их общество развилось дальше нашего, значит, у них уже построен коммунизм. Именно поэтому стоит поближе познакомиться с иноземлянами. Мы можем получить от них знания, которые стремительно приблизят человечество к высшим ступеням прогресса.

— Но существование иноземлян пока не доказано, — напомнил дотошный Молотов. — Это лишь научная гипотеза вроде теории относительности, алхимии, генетики, квантовой механики или евгеники.

Разгладив усы ногтем большого пальца, Сталин сказал уверенно и безапелляционно:

— Они существуют. Примерно такие, как на этой фотографии. Только, конечно, живые…

Он снова достал пачку снимков, приложенных к делу профессора Недужко, и показал Молотову изображение останков, обнаруженных пять лет назад на острове Феникс. Молотов с нескрываемым любопытством разглядывал фотографию одноглазого черепа.