"Талант" - читать интересную книгу автора (Силверберг Роберт)

Книга исчезла.

Вилар уставился на пустое место шириной в четверть дюйма. Книгу кто-то взял. Очевидно, кто-то из Карпентеров заинтересовался его поэзией.

Что ж, не беда, – подумал он. – Все стихи я помню наизусть.

Чтобы убедить себя в этом, он прочел по памяти «Яблоки Идана», одно из самых длинных стихотворений и, на его взгляд, самое лучшее. Когда дошел до конца, былая уверенность вернулась: его талант не был иллюзией.

Но семья Карпентеров тоже не иллюзия. И он больше не мог оставаться рядом с ней.

Вилар удрученно вспомнил игру патриарха на цимбалах: старик с поразительной легкостью переходил от одного вида искусства к другому – как и остальные. В этой семье не было человека, не способного написать стихи, положить их на музыку, исполнить ее на любом из дюжины инструментов и в довершение всего передать ее с помощью абстрактной живописи. Рядом с таким щедрым дарованием Вилару казалось, что его собственный дар превращается в ничто. Заниматься искусством для этих людей было так же естественно, как и дышать. Они рождались для искусства; на Ригеле Семь никто не носил звания «художник», никто не замыкался в своем уголке или в объединении.

И Эмиль Вилар понял, что в подобном мире ему нет места. Его талант слишком эфемерен, чтобы сохраниться среди этих гениальных обывателей – ибо они обыватели, несмотря на широту своих способностей, а может, и благодаря ей.

Они всеталантливы – и всеядны; они сожрут Эмиля Вилара.

Он взял из чулана чемодан и стал укладывать вещи. О возвращении на Землю не могло быть и речи, но он отправится куда-нибудь, где жизнь более сложна, а искусство более ценно.

– Почему вы укладываете вещи? – послышался звучный голос.

Вилар обернулся. В дверном проеме стоял Карпентер-старший.

– Я решил улететь. У меня достаточно оснований.

Карпентер добродушно улыбнулся.

– Улететь? Куда же? Обратно на Землю?

– Вы найдете остальные пятнадцать семей очень похожими на нас, продолжал он.

– Послушайтесь моего совета и оставайтесь здесь. Вы нам по душе, Эмиль Вилар. Мы не хотим терять вас так быстро.

Вилар оцепенел. Потом, не сказав ни слова, продолжил свое занятие.

Карпентер быстро подошел к нему и положил руку на плечо. Хватка старика оказалась на удивление сильной.

– Пожалуйста, – с горячностью сказал он. – Не улетайте.

Вилар вырвался и отступил на шаг.

– Я не могу оставаться здесь.

– Но почему?

– Потому что вы сводите меня с ума, черт возьми! – неожиданно выкрикнул Вилар. Впервые за тридцать с лишним лет он вышел из себя.

Весь дрожа, он повернулся к старику.

– Вы художники, вы певцы, вы поэты, вы композиторы. Мастера на все руки. А что я? Поэт и только. Всего лишь поэт. Здесь это все равно что быть одноруким… вызывать жалость.

– Но…

– Дайте мне докончить, – перебил Вилар. У него возникла новая мысль, и ему не терпелось выговориться. – Позвольте сказать вам вот что: никто из вас не художник. Вы ненастоящие, несостоявшиеся художники. Искусство возвышает человека – это дар, талант. Если он есть у каждого – это не талант. Когда золотом мостят улицы, цена ему не дороже, чем пыли. И потому вы, гордящиеся своими многочисленными талантами, не обладаете ни единым.

Карпентер, казалось, пропустил эту тираду мимо ушей.

– Потому вы и улетаете?

– Я… я… – Вилар в замешательстве запнулся. – Улетаю, потому что так хочу. Потому что я – настоящий художник и знаю это. Я не желаю осквернять себя псевдоискусством, которое вижу здесь. У меня есть нечто подлинное, замечательное, и я не хочу его терять. А здесь непременно потеряю.

– Как вы неправы, – сказал Карпентер. – Именно здесь вы его сохраните.

У вас есть дар, и мы нуждаемся в нем; мы просим вас не улетать.

Останетесь?

– Но утром вы сказали, что я должен сделать вклад в жизнь общины. А я не могу. Что проку, если в городе, где полно поэтов, появится еще один?

Даже, – вызывающе добавил он, – если этот один стоит всех остальных?

– Вы не так поняли, – сказал старик. – Это правда, что нам не требуется больше поэтов. Но нам нужны вы, Вилар, нам нужна аудитория!

Внезапно Эмиль Вилар понял. В конце концов в дураках оказался он. Да, они нуждаются в нем: что это за армия, если там тысяча генералов и ни одного рядового?

Он засмеялся, сперва вяло, потом разошелся так, что на глазах выступили слезы. Примерно через минуту он утих.

– Понятно, – негромко сказал он. – Что ж, отлично. Я буду вашей аудиторией.

В конце концов это идеально. Для них он обладал лишь одной способностью: представлять собой аудиторию. Осознавая, что он поэт. Но ведь надо как-то оплачивать возможность быть поэтом только для себя.

Теперь он представлял свое будущее. Здесь его ценность в том, что он не художник, не композитор, а лишь зритель и критик. В их глазах его собственные поэтические старания не достойны и презрения. На этой планете, чужой и незнакомой, одинокий среди толпы, он мог предаваться творчеству без боязни привлечь внимание. Карпентерам нужны зрители; Вилар давно перерос эту необходимость.

– И вот что еще, – виновато улыбнулся старик. – Утром, пока вы были в парке, я позволил себе позаимствовать это. – Он полез во внутренний карман пиджака и достал сборник стихов Вилара.

– Каково же ваше мнение? – спросил Вилар.

Патриарх нахмурился, поежился, закашлялся.

– Откровенно… – сказал Вилар. – Как я утром.

– Что же, если по-честному, двое сыновей читали эти стихи вместе со мной. И никто не нашел в них ни складу ни ладу, Вилар. Не знаю, с чего вы взяли, что у вас есть поэтический талант. Поверьте, вы его лишены.

– Мне и самому часто так казалось, – улыбаясь, ответил Вилар. Он взял книжку и любовно погладил ее. Ему даже представился второй сборник, который появится в одном экземпляре. Только для него самого.