"АУТ" - читать интересную книгу автора (Кирино Нацуо)2Кунико повернула ключ зажигания, и мотор «гольфа» мягко заурчал. По округе разнеслось эхо. В таком месте приятно иметь надежную машину, хотя за прошлый год Кунико только на ремонт потратила больше двухсот тысяч. — Пока. Масако махнула рукой, включила двигатель и быстро выехала со стоянки. Кунико кивнула и, проводив подругу взглядом, откинулась на спинку сиденья. Масако — при том, что остальные относились к ней с большим уважением и полагались на ее мнение, — казалась ей немного холодной. Они были очень разными, и сейчас, когда подруга исчезла из виду, Кунико почувствовала облегчение. Так бывало всегда, когда она, попрощавшись со всеми, оставалась одна и из-под тяжелой, непроницаемой завесы выступала настоящая Кунико. Машина Масако остановилась у светофора на самом выезде со стоянки. Глядя на облезлую, поцарапанную «короллу», Кунико удивлялась, как можно ездить на таком старом, таком неприглядном автомобиле. Судя по состоянию краски, машина прошла никак не меньше сотни тысяч километров. Кунико и сама ездила на подержанном автомобиле, но именно по этой причине она, совершая покупку, позаботилась о его привлекательности. В крайнем случае всегда можно взять ссуду в банке и купить новую машину. Для своего возраста Масако выглядела совсем даже неплохо, у нее определенно был стиль, но надо еще немного думать и о том, какое впечатление ты производишь на окружающих. Кунико сунула в магнитофон одну из попавших под руку кассет мужа, и салон заполнил пронзительный женский голос. Ей вдруг стало жарко, и она вытащила кассету. Вообще-то музыка ее не интересовала, и стереосистему Кунико включала только для того, чтобы таким образом отметить освобождение от ночной смены и проверить, как работают всевозможные ее игрушки. Направив на себя раструбы кондиционера, она убрала верх, с удовольствием наблюдая за тем, как крыша медленно, словно сбрасывающая кожу змея, исчезает у нее за спиной. Если бы все в жизни было так легко. Мысли ее снова повернули к Масако. Интересно, почему она всегда носит джинсы и старые рубашки своего сына? С приходом зимы к ним добавлялся джемпер или какой-нибудь ветхий свитер, поверх которого — что еще хуже — она надевала протершуюся куртку с заклеенными скотчем — чтобы не лезли перья — рукавами. Это уж слишком. Явный перебор. В таком наряде Масако напоминала мокрое, потерявшее листву дерево: сухонькая, даже тощая фигура, смуглая кожа, пронзительные глаза, тонкие губы и узкий нос — нигде ничего лишнего. Если бы она пользовалась косметикой и одевалась немного поприличнее, в более дорогую одежду, как, например, сама Кунико, то и выглядела бы лет на пять моложе и значительно привлекательнее. Просто стыдно так опускаться. Кунико испытывала к Масако сложные чувства, среди которых немалое место занимали зависть и антипатия. Но главная причина, думала она, в том, что я сама отвратительная уродина. Толстая, жирная уродина. Кунико подняла глаза к зеркалу заднего вида и почувствовала, как ее накрывает волна безнадежности. Широкое, с отвисшим двойным подбородком лицо и крохотные глазки. Нос — широкий и покатый, рот — маленький, с недовольно надутыми губками. Все безобразное, все разнокалиберное, лишенное пропорций, а уж после долгой ночной смены она вообще казалась страшной. Кунико достала из косметички «Прада» салфетку и протерла блестящее от жира лицо. Она прекрасно знала, что почем в этом мире. Если женщина некрасива, ей никогда не получить высокооплачиваемую работу. А иначе разве стала бы она вкалывать в ночную смену на какой-то дурацкой фабрике? Однако напряжение от работы только распаляло аппетит, заставляя есть все больше. А чем больше она ела, тем больше полнела. Внезапно прорвавшаяся злость на всех и вся как будто подстегнула Кунико. Она рванула рычаг коробки передач, освободила педаль тормоза и перекинула ногу на газ. Выезжая со стоянки, взглянула в зеркальце — после нее осталось только облачко пыли. Оказавшись на магистрали Син — Оуме, Кунико несколько минут ехала по направлению к городу, потом свернула вправо, к Кунитати. Слева от дороги, за фруктовым садом, показалось несколько прижавшихся друг к другу жилых домов старой постройки. Место, которое Кунико называла домом. Она ненавидела этот район, ненавидела по-настоящему. Но, как ни крути, учитывая все, что зарабатывали она и ее приятель Тэцуи, ничего лучшего они позволить себе не могли. Как же ей хотелось перемен — быть другой женщиной, жить другой жизнью, в другом месте и с другим мужчиной! Слово «другое» подразумевало, естественно, более высокое, более привлекательное, более престижное. Ступеньки этой лестницы означали для Кунико все, и лишь иногда, очень и очень редко, ей в голову приходила мысль, что, может быть, в этих непрестанных мечтах о «другой» жизни есть что-то ненормальное, неправильное. Она поставила «гольф» на предназначенное для него место на площадке у дома. Все остальные машины были японские малолитражки. Ощущая свое превосходство как единственная обладательница иномарки, Кунико небрежно захлопнула дверцу. Если кого-то разбудила — то так им и надо. При этом она понимала: начни кто-то из соседей кричать и возмущаться, ей придется извиниться. Ничего не поделаешь, нужно жить по общим правилам. Разрисованный фломастерами лифт поднял ее на пятый этаж. Выйдя из кабины, Кунико оказалась в коридоре, заставленном трехколесными велосипедами и пенопластовыми ящиками. Добравшись до своей квартиры, она открыла дверь и вошла в темную комнату. Не обращая внимания на громкое сопение, напоминающее храп спящего животного, достала из почтового ящика утреннюю газету и бросила ее на купленный в кредит обеденный стол. В газете ее интересовала только телепрограмма, ничего другого она не читала. Думая о выброшенных на ветер деньгах, Кунико несколько раз порывалась остановить подписку, но где тогда смотреть объявления? Она вытащила вкладыш с заголовком «Требуются женщины» и отложила его в сторону, чтобы внимательно изучить позднее. В комнате было жарко и душно. Кунико включила кондиционер и открыла холодильник. Она знала, что не сможет уснуть голодной, однако есть было нечего. Прошлым вечером она купила в супермаркете картофельный салат и рисовые шарики… сейчас ни от того, ни от другого не осталось и следа. Конечно, все съел Тэцуи. Съел, даже не подумав о ней! Начиная закипать от злости, Кунико открыла банку пива и, прихватив пакет с печеньем, включила телевизор, нашла канал, на котором шло утреннее ток-шоу, и села послушать последние сплетни о знаменитостях. Почти сразу же из спальни донесся крик Тэцуи: — Да выключи же его! — Почему? Все равно тебе пора вставать. — У меня есть еще десять минут! — снова крикнул Тэцуи, и в тот же момент что-то ударило Кунико в руку. Оглядевшись, она увидела валяющуюся на полу зажигалку, которую, должно быть, и швырнул муж. Кожа на запястье, в том месте, куда угодил метательный снаряд, покраснела. Женщина подняла зажигалку и подошла к кровати, на которой лежал Тэцуи. — Придурок. Ты хоть представляешь, как я устала? — Что? Ты устала? — Он недовольно посмотрел на нее. — Это я устал. — И по-твоему, это дает тебе право швыряться всяким дерьмом? Она щелкнула зажигалкой и поднесла огонек к его лицу. — Убери! — завопил Тэцуи и ударил ее по руке. Зажигалка отлетела в сторону, прокатившись по татами, а Кунико больно ущипнула мужа за локоть. — Послушай, ты, идиот! Все, хватит… Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — Отвали. Еще рано. — Заткнись. Полагаю, мой салат тоже ты сожрал. — Эй, успокойся, ладно? — нахмурился Тэцуи. Он был на размер меньше Кунико и намного тоньше и слабее. В позапрошлом году, когда Тэцуи нашел постоянную работу в больнице, ему пришлось подстричься покороче, что только усилило впечатление хрупкости. Кунико это совсем не понравилось. Бродивший по улицам Сибуя Тэцуи не был умнее или талантливее ее, однако отличался хитростью. Она работала тогда в пункте видеоигр в том же районе и, будучи намного тоньше и привлекательнее, чем сейчас, смогла без особых проблем подцепить такого парня, как Тэцуи. Времени с тех пор прошло немало, но материальное положение не улучшилось, в первую очередь из-за того, что она постоянно брала кредиты на покупку одежды и прочего. — Ты съел салат. Признайся и извинись. Неожиданно для Тэцуи она прыгнула на него, прижав к кровати всем своим весом. — Перестань! Я же сказал, перестань! — завизжал он. — Признайся, что съел мой салат, и я тебя отпущу. — Ладно, ладно, съел. Просто когда я пришел домой, ничего другого в холодильнике не было. — Почему же ты сам ничего не купил? — Знаю, знаю, виноват, — захныкал Тэцуи, мотая головой. Кунико раздвинула ему ноги и запустила руку под одеяло, однако не обнаружила никаких признаков оживления. — У тебя даже утром не стоит? — усмехнулась она. — Слезь с меня! Слезь! Ты чертовски тяжелая! Сама хоть знаешь, сколько весишь? — Как ты смеешь! Наглец! — пронзительно крикнула Кунико и, подавшись вперед, сдавила бедрами тонкую как тростинка шею. Тэцуи попытался что-то сказать, вымолвить извинение, но из горла не просочилось ни звука. Она фыркнула и скатилась с него. Секс в последнее время приносил одни разочарования. Тэцуи был моложе, однако ни на что не годился. Закурив, Кунико направилась в другую комнату. Тэцуи медленно сел, спустив ноги с кровати. — Опоздаешь, — предупредила она. Потирая горло, Тэцуи вышел из спальни в мятой футболке и пестрых трусах, подошел к столу и взял из пачки сигарету с ментолом. — Это мои. Положи назад и не трогай. — Я только одну, — пробормотал Тэцуи. — Отлично, с тебя двадцать йен. — Она протянула руку. Зная, что женщина не шутит, он тяжело вздохнул. Наблюдая за ним одним глазом, Кунико другим смотрела телевизор. Через пятнадцать минут Тэцуи, так и не сказав больше ни слова, ушел на работу, а она легла на кровать, с трудом вместив свое крупное тело в оставшееся после мужа узкое углубление. Когда она проснулась, часы показывали два. Включив телевизор и закурив сигарету, Кунико смотрела очередное ток-шоу, дожидаясь, пока ее тело наконец вернется к жизни. Дневные ток-шоу ничем не отличались от утренних, но ей было все равно. Хотелось есть. Она оделась и, не удосужившись умыться, отправилась в магазин. Неподалеку от дома находился супермаркет, один из тех, в которых торговали готовыми завтраками производства их фабрики. Кунико выбрала «Завтрак для чемпионов» и проверила этикетку: «Миёси фудс. Фабрика Хигаси-Ямато. Упаковано в 7.00». Сомнений не было — коробка сошла с конвейера в их смену. Работа ей досталась самая легкая — класть в контейнер яичницу, — но и при этом Накаяма не забыл накричать на нее, требуя уменьшения порций. Вот уж действительно придурок. Кунико с удовольствием размазала бы и его самого. И все-таки прошлая смена выдалась на редкость легкой. Надо и дальше держаться за Йоси и Масако — с ними не перетрудишься. Она негромко рассмеялась. Вернувшись домой, Кунико снова села перед телевизором и принялась за ленч, запивая еду черным китайским чаем. Откусив кусок свинины в соусе, она вспомнила, как Яои, упав, опрокинула котел и как сидела потом в луже, не пытаясь подняться. Надо же быть такой рассеянной. Мало того что другим не помогала, так еще и всю линию задерживала. А все из-за того, что ее муж ударил. Будь она на месте Яои, дала бы сдачи. Доедая свиную котлету, Кунико полила ее соевым соусом и добавила горчицы. Подбирая остатки, снова подумала о Яои. Женщина с такой внешностью, будь поумнее, не стала бы гробить себя ночной работой у конвейера, а устроилась бы в бар или паб, в крайнем случае даже в какое-нибудь не столь почтенное заведение — не важно куда, главное, чтобы платили хорошо. Единственная проблема заключалась в том, что у Кунико не было таких данных, как у Яои. Ни внешности, ни стиля. По телевизору началась программа о старшеклассницах, и Кунико, заинтересовавшись происходящим, даже отложила палочки. Перед камерой выступала девушка с длинными, окрашенными в каштановый цвет прямыми волосами. Хотя лицо ее было закрыто, а голос намеренно искажен, было сразу видно, что у нее есть и красота, и стиль. — Мужчина для меня — это его бумажник, только бумажник, — говорила девушка. — Я? Что я от них получила? Ну, например, костюм за четыреста пятьдесят тысяч йен. — Вот дерьмо! — не сдержавшись, крикнула Кунико. — Тупая, дешевая шлюха! — Костюм за четыреста пятьдесят тысяч йен наверняка был фирменной штучкой от «Шанель» или «Армани». Я, я хочу костюм от «Шанель», мне он нужен, а его ни за что ни про что получает какая-то сопливая дешевка. И где же справедливость? — Черт, черт, черт! — бормотала Кунико. Единственная польза от работы на фабрике заключалась в том, что там она познакомилась с Масако, размышляла Кунико, пережевывая холодный комок риса. По слухам, когда-то Масако работала в очень хорошей компании, но потом ей пришлось уйти из-за реорганизации штата. Такая женщина, как подсказывал Кунико здравый смысл, не станет вечно горбатиться в упаковочном цеху. Рано или поздно ее заметят и переведут куда-нибудь повыше, может даже в управление. И вот тогда хорошие времена настанут и для тех, кто окажется с ней рядом. План был хорош, заминка могла случиться только из-за того, что Масако, похоже, не доверяет ей. Подобрав последние крошки и практически вылизав пластиковую коробку, Кунико швырнула ее в мусорное ведро рядом с раковиной и взялась за изучение рекламного раздела трудовых вакансий. При той зарплате, которую она получала на фабрике, нечего было и мечтать рассчитаться с долгами по бесчисленным кредитам; ей удавалось лишь с трудом выплачивать проценты. Но деньги, которые предлагали за дневную работу, были еще меньше. Отказываться от ночной смены ради того, чтобы получать за восемь часов столько же, сколько она сейчас получала за пять с половиной, не имело никакого смысла. С другой стороны, она спала едва ли не весь день. Получался какой-то порочный круг. А главное, Кунико упорно не желала признавать, что все дело в ее прирожденной лени. И вместе с тем она не могла заставить себя трезво оценить ситуацию с долгами. Выплаты по процентам уже достигали таких величин, что она и не знала, успевает ли рассчитываться по ним, не говоря уже об основной сумме. Вечером Кунико наложила макияж, надела костюм «а-ля Шанель» и вышла из дому с твердым намерением найти такую подработку, при которой она бы успевала к ночной смене на фабрике. Навстречу ей шла жившая по соседству домохозяйка, нагруженная мешками и пакетами с покупками, одетая в дешевое летнее платье из разряда тех, что продаются в супермаркетах. Соседка имела усталый вид. Кунико едва заметно кивнула, женщина улыбнулась в ответ и потянула носом воздух. Наверное, принюхивается к моим духам, подумала Кунико, хотя вряд ли разбирается в дорогом парфюме. Перед выходом она обрызгала себя «Коко». Фабричное начальство запрещало пользоваться духами на работе, поэтому Кунико перед уходом всегда принимала ванну. Она села на велосипед и неуклюже покатила по узкой, забитой машинами улице. Паб находился рядом с остановкой Хигаси-Ямато, так что парковки там, скорее всего, не было, и добираться пришлось бы на велосипеде, что не очень устраивало Кунико. Что делать, к примеру, в дождливые дни? И все же лучше на велосипеде, чем пешком. Впрочем, если все сложится удачно, если ее примут, можно будет подумать и о переезде. Через двадцать минут Кунико уже стояла перед нужным ей пабом с вывеской «Бель Фьоре». По дороге она решила, что шансов на получение работы немного, но теперь, увидев, какое это убогое заведение, как далеко оно расположено, надежда ожила. Вполне возможно, что для такого места и она вполне сгодится. Настроение сразу поднялось, и даже сердце впервые за долгое время забилось быстрее. «Хостесс. Возраст от 18 до 30. 3 600 йен в час. Форма выдается. С 17:00 до 1:00. Непьющая». Припомнив все детали объявления, Кунико подумала, что, устроившись здесь, могла бы даже уйти с фабрики. За два часа в пабе она получала бы столько же, сколько зарабатывает за целую ночную смену в цехе, где за пять с половиной часов нет возможности разогнуть спину. Правда, она решила держаться поближе к Масако, но что ж… Кунико уже чувствовала, что жизнь уносит ее в другом направлении. У двери группа молодых людей в модных костюмах взяли в кольцо девушку в мини-юбке, служившую, должно быть, живой рекламой пабу. — Я звонила по поводу работы, — сказала Кунико, обращаясь к одному из них. — Вход с другой стороны, — ответил он, рассматривая ее с нескрываемым удивлением. — Спасибо. Повернув в указанном направлении, она чувствовала на себе их взгляды и даже, кажется, слышала, как кто-то рассмеялся. Свернув за угол, Кунико обнаружила металлическую дверь с маленькой табличкой «Бель Фьоре» и, толкнув ее, заглянула внутрь. — Извините, я звонила по поводу работы. Средних лет мужчина в черном костюме как раз клал трубку телефона. Потерев ладонью изрезанный морщинами лоб, он внимательно посмотрел на Кунико. — А, да. — Выражение его лица не вселяло оптимизма, но голос звучал мягко и вежливо. — Входите и садитесь. Он указал на стоящий чуть в стороне от стола диванчик. Стараясь сохранять самообладание, Кунико села и тут же выпрямила спину. Мужчина протянул карточку, из которой следовало, что он является менеджером, и слегка поклонился, продолжая оценивающе рассматривать посетительницу. Преодолевая робость и внезапное смущение, Кунико ринулась в бой. — Я прочитала объявление и хотела бы предложить свои услуги. Меня интересует место хостесс. — Понимаю. Тогда давайте немного побеседуем, — приятным голосом сказал он и опустился в кресло напротив дивана. — Скажите, пожалуйста, сколько вам лет? — Двадцать девять. — Понятно. У вас есть какой-либо документ, подтверждающий возраст? — К сожалению, сегодня я ничего с собой не захватила. Едва Кунико успела произнести эти слова, как тон собеседника резко изменился. — О'кей. Вы когда-нибудь прежде занимались такой работой? У вас есть опыт? — напрямик спросил он. — Нет, никогда. Она не знала, что ответит, если он вдруг заявит, что они не принимают на работу домохозяек, однако менеджер не стал ни о чем больше спрашивать. — Дело в том, — начал он, поднимаясь из кресла, — что едва мы разместили объявление, как нам сразу начали звонить. Сейчас у нас шесть кандидатов, шесть девушек в возрасте от девятнадцати до двадцати лет. Мы отдаем предпочтение молодым, такие больше нравятся нашим клиентам. — Понимаю, — сказала Кунико. Она уже сообразила, что дело не только в возрасте, и настроение стремительно падало, как кабина скоростного лифта. Возраст вряд ли имел бы большое значение, будь она симпатичной и стильной. Нет, возраст определенно не проблема. Чувство неуверенности становилось все сильнее. — Мне очень жаль, что вы потратили столько времени, — продолжал менеджер. — Боюсь, в настоящий момент… — Понимаю, — торопливо кивнула Кунико. — Если не секрет, где вы сейчас работаете? — Неподалеку. У меня неполный рабочий день. — Может, оно и лучше. Здесь работа очень трудная. Клиенты тратят по десять-двадцать тысяч за час и не желают возвращаться домой с пустыми руками. Вы не ребенок и понимаете, что я имею в виду. Они хотят расслабиться. Вряд ли это то, что вы ищете, верно? — Он усмехнулся. — Жаль, вам, наверное, пришлось добираться сюда издалека. — Он взял со стола и сунул ей в руку тонкий конверт. — Вот вам на такси. — Наверное, тысяч десять, подумала она. — Кстати, вам ведь уже за тридцать, верно? — Нет, конечно нет. — Как скажете, — усмехнулся он, не скрывая пренебрежения. Униженная и подавленная, Кунико вышла из паба через заднюю дверь, не желая встречаться со стоящими у входа молодыми людьми. Боковая улочка вывела ее к стоянке у ресторана, где она оставила велосипед, а голод и паршивое настроение подтолкнули зайти и потратить все, что было с собой, на еду. — Рис с говядиной, — заказала Кунико и, оглядевшись, наткнулась на свое отражение в большом круглом зеркале. На нее смотрело заурядное лицо с пустыми глазами. Она быстро отвернулась, поняв, что зеркало выдает ее подлинный возраст, тридцать три года. Возраст, который она скрывала даже от подруг на фабрике. Кунико со вздохом вскрыла конверт. Две тысячи. Кому какое дело до ее возраста? Она закурила сигарету. До работы еще оставалось время. |
||
|