"Король Мертвой Страны" - читать интересную книгу автора (Артамова Кира)

Глава 9

Прошло первое потрясение от самоубийства всадницы. Прекратился водоворот мыслей о его отношениях с женщинами в этом чужом и непокорном ему мире. Все умозаключения воина, так злившие его поначалу выводом о своей полной никчемности, как любовника, и невозможности обрести понимание и признание новой подруги, более не волновали его. Как омертвел он душой когда-то посреди пустыни, потеряв единственного соотечественника – Актара, так и теперь, едва оттаяв при своих воинах, он вновь обратился в каменного истукана, которому не ведомы были ни жалость, ни раскаянье, ни вообще какие-либо человеческие чувства. Появившаяся было надежда на обретение личного счастья с достойной подругой закончилась полным крушением чувств… Он шел в новый бой и не искал там победы… Он просто нес смерть, истребляя любую жизнь…

Седовласый Халдок только косился на молодого короля – таким он его еще не помнил.

Бой за боем теснили хистанцев воспрявшие духом воины. Победа в стычках окрыляла бойцов, настроение в лагере войск Кеменхифа было радостное. Даже воины Данерата чаще стали отпускать между собой какие-то беззлобные шуточки. И лишь их король по прежнему оставался хмурым.

Однажды к Нартангу пришла Дара. Она зашла за ним в шатер, когда он вернулся вечером от Хадора, и как-то так посмотрела на него, что воину не захотелось пугать ее своим обычным суровым вопросом «Чего еще», он просто сказал:

– Я устал, Дара.

– Я знаю, сыночка, – кивнула блаженная женщина – в последнем бою она потеряла и сына, но эта утрата, казалось, никак не отразилась на ней – она еще раньше была готова к этому, если вообще не считала его уже давно погибшим. Но как не далека она была от реального мира, глаза ее смотрели достаточно осмысленно и проницательно, – Я знаю что ты устал. Ты совсем себя уже загнал. Я вот тебе отварчика сварила. То все хорошие травы – они все зло из тебя выгонят, покой дадут, сон спокойный, – в руках она сжимала небольшой пузатый кувшинчик.

– Дара ты меня лечить что ли вздумала?! – оскалился воин.

Его «улыбка» заставляла шарахаться и бывалых вояк, но женщина восприняла ее так, если бы смотрела на самого обычного простоволосого деревенского парня:

– Да не лечить, Нартангушко, – душу твою успокоить. А то я смотрю, уж больно сильно ты по той девочке бедненькой убиваешься. Зло от твоих мыслей большое рождается и тебя же гложет…

– Хватит! – зло оборвал ее Нартанг, – Ни по кому я не убиваюсь! И ничто меня не гложет! Поди уже отсюда, Дара! Не то время ты нашла для речей своих!

– Ну вот опять, сыночка, – снисходительно улыбнулась женщина, – Неужели сам не видишь себя?

В этот момент Дара напомнила почему-то Нартангу полубезумного старика-знахаря Хайрага из города своего несчастья. Врачевателя все называли и считали безумным, но не один месяц тесного общения с ним дал воину понимание сущности деда – он просто все видел и принимал по-своему. Он не знал, а чувствовал мир – все, что имело простое и чистое назначение, было открыто для него, люди же доброму старику не давались в понимание – слишком много зависти и зла было в них.

Поэтому старик общался с теми, кого понимал – со зверьми, людей же избегал и сторонился. Дара же, тоже по-своему принимала окружающее – она просто не видела зла ни в людях ни в действиях – она видела только добро и давала только добро и сострадание.

– Да видал я себя раз, Дара, – хмыкнул воин, вспоминая себя в комнате Чийхары перед серебряным зеркалом, – Я после того уже даже не виню людей, когда они вскрикивают меня завидев.

– Ну и глупый же ты, несмышленыш, – по-матерински тепло улыбнулась Дара, – Я же не про одежку говорю, а про тебя…

– Ну хватит уже! – резко обернулся и зло уставился на блаженную воин – таких слов он не пропустил бы и от живой матери, хватало с него и того, что он терпел все ее «сыночка», – Ни слов ни дела не хочу от тебя! Оставь меня! Не ищи моего терпения – его нет! Не пытай судьбу!

– Мне очень жалко тебя. Пожалей и ты себя хоть немного. Послушай меня – выпей, – очень серьезно, уже без всякой улыбки и отстраненного взгляда произнесла Дара, быстро поставила принесенный кувшин на ящик и вышла прочь.

Накатившие было зло и негодование как-то так же быстро исчезло, как и нахлынуло.

Что и говорить, но Дара была из тех немногих людей, которые общались с Нартангом, как с обычным человеком, совершенно не реагируя на его облик. Воин вздохнул, разделся, сел на лежак, покосился на кувшинчик, потом быстро схватил его и на одном дыхании залпом выпил все содержимое. Отвар был гнусно горьким и вяжущим, как, пожалуй, любое лекарство. Нартанг потушил лампу и почти тут же заснул.

На удивление, сон дал ему черную пелену покоя и успокоения, наверное, впервые за две последние недели ему ничего не снилось. На утро он проснулся бодрым и отдохнувшим и, выйдя босиком, в одних штанах из своего шатра, с весельем стал разглядывать страдающих похмельем подчиненных – вчерашнее совещание было по поводу утренней победы в серьезном сражении – они отвоевали значительный кусок земли, а вслед за победой всегда следует пьянка. Чтобы побыстрее выбить из них остатки хмеля, Нартанг решил погонять своих подчиненных, да и размяться сам. Он подошел к медному билу, использовавшемуся кеменхифцами в случае атаки, для созыва на обед или построение, но не стал прибегать к его помощи, набрав в легкие побольше воздуха:

– Штурмовой отряд, строиться! – его низкий рык разнесся по всему северному крылу лагеря. Данератцы тут же заспешили к королю; кеменхифцы из его отряда тяжело выползали из разных «щелей» и торопили друг друга, посылая своему чокнутому командиру тайные проклятья, но не смея выказать недовольство. Остальные же солдаты со злорадством и насмешками смотрели на построенных соратников – как же им повезло, что у них нормальные командиры, а не это одноглазое чудище!

– Бьемся без крови до последнего «выжившего». К бою! – без всяких вступлений скомандовал своему построившемуся отряду Нартанг. Все воины тут же рассредоточились и начали уже привычную для них тренировку. Зазвенела сталь – каждый из них пришел вооруженный и только собравший всех Нартанг оказался безоружным. Данератцы не преминули подколоть его в единственный возможный момент – на тренировках допускалось все – сразу четверо кинулись на «оплошавшего» командира, но тут же у него в руках оказался какой-то подобранный сучок, безоружная рука вылетела навстречу первому клинку, раскрытая ладонь скользнула по плоскому его краю, отводя в сторону; сучок болезненно ткнулся в ребра; меч предательски выскользнул из руки хозяина и ушел к его королю; потом уже привычно зазвенела сталь, один за другим отошли в стороны поверженные противники…

Штурмовой отряд разминался, выгоняя хмель.

Ближе к вечеру, когда весь остальной лагерь еще только начал приходить в себя, штурмовой отряд Нартанга хлебал теплое сытное мясное варево из общего котла, собравшись вокруг собственного костра. Завтрака и обеда показалось им мало, до ужина было еще далеко. После третьей тренировки за день уже не хотелось спать – хотелось только есть.

Нартанг скалился, довольный своей работой – люди уже не злились на него – им всем было хорошо и весло рядом друг с другом – уже не кичились своим уменьем и выносливостью данератцы, уже не смотрели измученно и завистливо его кеменхифцы – они вместе шутили и делились пищей, вспоминая какие-то моменты последнего боя. С противоположенного крыла лагеря слышался шум какого-то очередного развлечения кеменхифцев, вроде стравливания собак или просто общей потасовки из-за какой-то неподеленой вещи или шлюхи. Такие моменты не нравились воину и он не понимал почему другие командиры допускают такое в своих отрядах, но это было уже их дело – в его отряде все было, как надо – все по чести и по правилам Данерата. Вновь обретенные воины из местных скоро приняли его законы, и теперь он не опасался, что даже они подумают пойти против его Слова. Однако все его размышления были прерваны командиром конницы Тариганом:

– Эй, Нартанг, поди, забери своего бешеного, пока его там не убили, – с не до конца скрытым злорадством кивнул он на проигнорированный воином шум.

Нартанг быстро окинул взглядом свой отряд. После слов Таригана, все глаза воинов обратились к командиру. Он быстро вычислил кого недоставало – кеменхифца Барку, извечного приятеля Квиро. Впрочем, как и последнего. Лицо Нартанга свело судорогой злости, он жестом приказал остаться всем на местах, а сам, резко поднявшись, быстро зашагал на шум. Проводив его взглядом, кеменхифцы невольно поежились, данератцы, зло усмехнулись – с уходом короля пренебрежение к иноплеменникам возрождалось в них с необъяснимой неизменностью.

Нартанг прошел к стану конников – судя по людским голосам и обрывкам фраз там и вправду шла нешуточная свара. Высокий рост позволил оценить обстановку издалека, а неизменная репутация, очистила ему дорогу лучше любого отряда латников. Когда плотное кольцо столпившихся разорвалось и подалось перед ним, раскрыв полную картину, Нартанг в который раз проклял тупоголовых командиров, не вмешивающихся в распри между солдатами, ибо по его мнению подобное несет неизменный разлад в войске и дает ростки слабины в строю во время боя. Как он верно вычислил, здесь и вправду были двое из его отряда – кто и кем были остальные ему было все равно.

Потому что все они были против его людей. Один из которых уже бездвижный и окровавленный валялся на земле – наметанный взгляд воина отметил, что все же еще живой; а второй отбивался от шестерых нападавших, подбадриваемых собравшейся толпой, куском оглобли, которая, судя по расположению второго ее обломка, и послужила причиной полумертвого состояния поверженного приятеля.

При появлении воина все как-то сразу остановились. Шестеро нападавших на шаг отошли от еле дышащего окровавленного, но все еще стоящего на ногах над бездвижным товарищем соотечественника. Воин остановился в нескольких шагах от них, оказавшись на образованной «арене».

– Барку, что, к Хьяргу на рога твои кишки, ты забыл в этом вонючем крыле? Здесь кроме дерьма ничего нет! А разминались мы совсем недавно, тебе снова захотелось поразмяться? Так зачем же здесь о дерьмо мараться?

– Виноват командир, – сплюнув на землю кровь, пошатываясь, переступил с ноги на ногу солдат, опираясь на свое «оружие» как на посох.

На явный вызов и провокацию Нартанга отреагировали только дальние ряды собравшихся, которым, наверное, было вообще плохо видно, что там происходит в центре. Недавний нападавший, что стоял ближе всех к воину и все косился на него через плечо, все еще не решив до конца что ему делать, не привыкнув, что кто-то вмешивается в драки или разнимает ссорившихся, пренебрежительно скривился на провокационные речи прибывшего. Воин сделал два стремительных шага вперед и не останавливаясь ударил ногой в лицо отпрянувшего было от него зубоскала – «Ты чего скалишься?!» – зло процедил он. Инстинктивно пятеро соратников ринулись было на него в защиту приятеля, но после того как двое из них тут же отлетели в стороны – один со свернутым носом, второй же вообще не понятно с чем – с поломанными ребрами или распоротым ножом боком – трое оставшихся отпрянули обратно. «Гаур» «это Гаур» «да я уж понял» – полетело по толпе.

Нартанг уже неподвижно стоял рядом со своим воином, когда собравшиеся очень быстро стали как-то незаметно «рассасываться». Трое отбежавших, примкнувших к первым рядам зрителей тоже отходили все дальше, часто оборачиваясь – им очень хотелось на последок хотя бы издалека осыпать стоявших проклятиями и бранью, но что-то останавливало их сделать и это. Наверное это было все то же чувство самосохранения, которое спасло их перед этим, бросив прочь от разозленного Гаура…

Когда все конники, даже которые, судя по разложенным рядом вещам, должны были расположиться рядом, разбрелись, переговариваясь и оглядываясь на двух воинов штурмового отряда, Нартанг посмотрел на шатающегося Барку. Потом поискал взглядом его противников, не обращая внимания на троих бездвижных, которых уложил он сам: один, самый «истерзанный» по-видимому и был зачинщиком ссоры, пятеро остальных – поддерживали его против двух «штурмовиков», шестой, который, наверняка и ударил Квиро оглоблей, единственный был мертв; трое убежали… «Двое против дюжины. Звереют, ребята… Матереют…» – довольно думал воин четко и безошибочно оценивая ситуацию, потом быстро нагнулся, взвалил на себя все еще оглушенного солдата и не оборачиваясь скомандовал своему бойцу:

– Пошли, похлебка остынет.

Барку еле шел – если бы не Нартанг, его наверняка бы уже убили через пару минут; если бы не Нартанг, он сейчас с удовольствием просто лег где-нибудь и дал избитому телу покой, но воля этого человека сделала все это невозможным, и вот он ковылял через весь лагерь, а чтобы не потерять сознание от торопливо набухающей во всем теле боли, он стал разглядывать спину командира, размеренно покачивающуюся перед ним. Так случилось, что Барку толком никогда и не видел Нартанга – на смотрах да на тренировках воин всегда оказывался лицом к нему, а раз испытав на себе взгляд Нартанга, уже невозможно было оторваться от его лица, боясь пропустить повторный взгляд. В бой же Нартанг ходил в кольчуге. Поэтому только сейчас солдат обратил внимание на тело воина – все еще обнаженный по пояс король Данерата представлял собой плотно перевитый жилами и «сухими» мышцами широкий костяк, а поверх всего этого была натянута обветренная уже пожизненно загорелая кожа с неисчислимым множеством росчерков белых шрамов. Кто и за что мог так жестоко избить непобедимого воина Барку не представлял: мысль, что такое наказание Нартанг принял добровольно пришла и ушла – никто не согласиться на истязание, фантазии не хватало, чтобы вообразить того, кто победил воина в бою и взял в плен, избивал, пытаясь покорить…

– Дырку скоро во мне проглядишь! – не оборачиваясь, вдруг рыкнул воин, и Барку вздрогнул – если бы ему не было бы сейчас так плохо, наверняка бы непроизвольно сотворил охранный жест – как командир его «затылком увидел»?!

– Никогда не видел тебя со спины, командир, хоть не раз за тобой в атаку ходил, – еле ворочая распухшими губами прошепелявил солдат после минутного замешательства – хоть Нартанг и был потусторонне непредсказуем и удивителен, все таки он спас его и заботится о нем – никому ненужном сироте.

– А на меня откуда не посмотри – краше стороны не найдешь – все одно уродство, – сквозь зубы процедил воин – нести бессознательного Квиро с каждым шагом становилось все тяжелее, а чувствовать на себе изучающий взгляд еще и своего солдата было для Нартанга вдвое неприятнее.

– Может для девок красных ты и некрасив лицом, командир, но для нас, вояк, краше командира и не надо – ты лучший во всем войске, – как не тяжело было Барку говорить, он просто физически чувствовал необходимость что-то ответить на злые и горькие слова воина.

– Ну да, даже смерть пугается и стороной обходит, уже немного смягчившись и поняв, что злиться на недотепу зря, фыркнул Нартанг.

Барку сзади хмыкнул шутке в ответ.

Солдаты у костров провожали их удивленными ошарашенными взглядами, но ни шуток ни ухмылок никто себе не позволял.

Наконец они дошли до своих.

Нартанг, не произнеся ни слова, положил все еще бессознательного Квиро на землю, и также в молчании ушел в свой шатер. Барку присел рядом с избитым товарищем, кеменхифцы подошли к пострадавшим, участливо и взволнованно выспрашивая и разглядывая вернувшихся. Данератцы снисходительно ухмылялись и отворачивались – что за воин, который как женщина «квохчет» над раненым, да и то не раненым, а так – побитым… Потом, когда у солдат речи перешли наконец в дело и они принялись приводить в чувство Квиро, к ним все же подошел Халдок, деловито осмотрел побитых и степенно произнес:

– Для этого скажите чтобы Дара отвара наварила из орхака и тмарчихи, она наверняка знает как, – кивнул он на еле приоткрывшего веки Квиро, – Да обоих бодягой толченой обмазать. Не велика беда – носы расквасили, – на этом данератское лечение и закончилось.

В один из одинаковых между собой лагерных дней шаркающей прихрамывающей походкой в палатку Нартанга заявился Квиро:

– Командир, я хотел поблагодарить тебя, – с трудом ворочая разбитыми опухшими и запекшимися кровавой коркой губами, прошамкал Квиро, – говорят ты меня на руках принес от конников…

Нартанг молчал, изучающее глядя в разбитое лицо солдата.

– Ты уж прости, что зацепились мы там – не стерпели обиды… – не зная к чему относить молчание командира, немного смутившись, продолжал Квиро.

– Что сцепились – так и ладно, – наконец заговорил суровый воин, – А вот то, что мне вас вытаскивать оттуда пришлось – так то скверно. Все как дети малые. Учишь, учишь вас – а толку нет – все одно, как немощные, – недовольно проворчал он, немного отворачиваясь в сторону.

– Так мы там вдвоем против всех… – разведя руками, стал оправдываться Квиро.

– И что с того? Я вон и один против полусотни выходил – и ничего, – рыком оборвал его воин.

– Так то ты, командир, – усмехнулся и скривился от боли солдат – Ты заговоренный…

– Чушь, – буркнул Нартанг, – Ты сможешь также, если ничего не будешь бояться.

Ничего! Даже смерти! Понял?

– Понял.

– Мой народ… – запнулся на полуслове Нартанг, – Мы с ребятами пришли издалека. Мы из другого народа…

– Я знаю, командир – то не тайна уже для нашей сотни – уж и слепой догадался бы… – вновь попытался улыбнуться солдат.

– И что же? – опять изучающее посмотрел на солдата своим черным прожигающим взглядом воин.

– Вы ведь воины Данерата? Вы из этого легендарного народа, да?

– Да, – просто ответил король мертвой страны.

– Я хотел бы посмотреть на Данерат, – мечтательно произнес Квиро, – Так ли он чуден, как про него кажут?

– Он намного лучше, – вдохновенно произнес воин, – Он велик и непобедим!

– Что же нужно сделать, чтобы увидеть его?

– Стать одним из нас.

– Как?

– Перестать бояться чего бы то ни было. Самое страшное – это бесчестие. Для воина нет ничего страшнее поражения или бегства с поля битвы. Все остальное – пыль.

Даже смерть – ничто, если ты идешь к ней в славе!

– Да, мы тут о чести говорим, а сами ведь режем всех, как бешеные волки. Вон в последнем городе так одни пацаны да старики, считай, были, – вспомнил мучавший его последнюю неделю груз совести Квиро, – Разве то честь, командир, резать слабых?

– Это закон жизни, Квиро, – выживает сильнейший. И живет по настоящему только сильнейший. А удел слабых – рабство и плети. Покорность и слезы – удел слабого.

Ты же по праву сильного можешь править и жить, как пожелает душа – вот путь Данерата. Что тебе надо или что понравилось – по праву твое – по праву сильного – и нет такой силы, которая может запретить тебе обладать твоим по праву – ибо нет на земле большей силы, чем сила Данерата. Все же остальные народы – наши рабы и слуги, – вдохновенно продолжал свою необычно длинную для него речь Нартанг, – По закону сильнейшего мы приходим и забираем все, что понравиться, и этому закону учим мы своих детей, учим на рабах и учим на непокорных, вырезая их подчистую… Сила – вот единственный закон.

– Это нечеловеческие законы, но если… – Квиро не успел закончить, как получил такой удар в челюсть, что раздался костный хруст, а самого его выкинуло вон из шатра. Во рту сразу же появился уже знакомый солоноватый вкус кровавой жижи, на язык попались плавающие в ней осколки зубов. Солдат перевернулся на бок и выплюнул выбитые зубы, со страхом оглядываясь на вышедшего за ним воина.

– Ты всегда будешь валяться и харкать кровью, если будешь вот так оглядываться, как пес! – сапог командира без промедления врезался в и без того саднящие при движениях ребра, – Пока не научишься вставать и кусаться – будешь валяться и скулить, – железная рука вздернула Квиро за шиворот в воздух. Ноги солдата наконец-то удержали его в вертикальном положении, но сбитое дыхание и жуткая боль в разбитых ребрах сгибали его снова, – Ты будешь рабом, пока не станешь господином! И не смей говорить мне, что мои законы нечеловеческие! Мои законы – самые человеческие! Походи по земле – и поймешь, что все стоит только на них! – зло рычал в самое лицо качающемуся солдату воин, потряхивая его за ворот, а потом отшвырнул прочь, как тряпичную куклу, под испуганные взгляды соратников.

Квиро впервые затаил обиду на своего командира. Он хотел сказать дальше, после вступительных слов своей речи о том, что хоть понятия воина и не правильны для многих – сам он пошел бы за ним на край света, потому что, когда Нартанг ведет их – все ему кажется правильным и верным. Но вот сейчас он сам испытал на себе, что его удел – удел слабого. Командир всегда был для него неуязвимым и сильнейшим в войске, но вот только теперь эта сила обернулась не за, а против него и все встало на свои места… Всем им – дополнениям в его сотне – никогда не стать такими же железными творениями войны, какими были данератцы… И после откровенных слов Нартанга и его страшной оплеухи, лишившей его трех коренных зубов и неизвестно как вообще не перебившей челюсть, Квиро вообще чувствовал себя никчемным слабаком… Но прошло две недели и он снова шел в бой, и снова впереди был Нартанг, а они озверелой толпой ломились за ним. Ломились, не разбирая ничего и никого не щадя, и не было в тот момент никаких других мыслей, как только рваться за ним, вперед и крушить все кругом, как крушит он! В какой-то короткий миг Квиро увидел перед собой свою смерть – меч хистанца летел сбоку в его открывшееся в движении горло – глаза Квиро видели острие, летящее к нему, мысли бешено и панически «закричали» телу об опасности, но тело явно опаздывало – сметь была уже в двух ладонях от него; но тут сверкнул металлом и кровью меч Нартанга – воин отбил страшный удар, добавил кровь нападавшего к крови многих других на своем клинке и так же молниеносно продолжил атаковать других врагов.

Взгляд Нартанга чиркнул и прошел мимо Квиро, казалось, даже не выделив его из общей массы. Думать о чем-то в тот момент не было времени и Квиро продолжил сражаться, стараясь держаться своего командира, но потом, после боя он вспомнил вновь тот страшный момент. Подумал о том, как близка и, казалось, неотвратима была смерть, и с какой легкостью воин отвел ее от него. Квиро прекрасно осознавал, что уже не в первый раз Нартанг спасал ему жизнь, но идти и пытаться снова поблагодарить воина за это, мыслей у него уже не возникало.

Война, протекавшая теперь какими-то вялыми вспышками редких сражений, еще больше пошла на спад. А спустя три недели всякие действия и вовсе прекратились.

Кеменхифцы встали почти у самой границы и никуда не двигались. Снова навалилась скука. Одни поговаривали, что все это из-за большого недуга короля – разжигателя и вдохновителя всей этой войны, другие – что просто хистанцы уже все перебиты и не с кем воевать; ну а третьи в вовсе убеждали, что короли заключили какое-то соглашение и все земли, что они отвоевали, будут отданы обратно, а их разгонят по домам.

Кеменхифцы пили и дрались, данератцы мрачнели и снова отдалялись от своих «приемных» союзников.

Нартанг забылся в тренировках – это всеобщее бездействие сводило его с ума.

Сменяли друг друга воины Данерата, выходившие «поразмяться» со своим королем, а он словно специально загонял себя, пока чуть ли уже не валился от усталости.

День за днем проводил он в изнуряющих упражнениях. Его тело, уже давно приобретшее смертоносную силу, теперь налилось какой-то иной природой – злобой, исходящей из самого сердца, пропитанного ядом ненависти к живому миру… От неясности положения вещей и дальнейшего их развития Нартанг с каждым днем все больше зверел.

Наконец однажды в лагерь прискакал гонец от короля, которого так ждали командиры.

Тут же все были приглашены в палатку главнокомандующего.

Нартанг вернулся с собрания веселый и довольный:

– Скоро бой! – коротко объявил он своим людям, но столько в эти два слова было вложено огня, что все даже повскакивали с мест и радостно закричали, будто бы не на смерть предстояло им идти, а на праздник. Хотя о смерти данератцы думали меньше всего, и битва действительно была для них праздником, ну а «приемные» кеменхифцы давно уже жили только учениями и волей своего командира.

И вот настал день последней битвы. Прогремели трубы, и войско Кеменхифа качнулось вперед, медленно поползло лавиной, устремляясь к главному штандарту врага.

Хистанцы тоже отдали сигналы атаки и пошли вперед.

Нартанг махнул своему отряду – назначенный на один бой пятисотенным, он был поставлен теперь командиром всех наемников. И люди, что поначалу с недоверием и страхом относились к нему, теперь шли вперед, покоренные его силой и отвагой, готовые поддержать в любой отчаянной затее.

Зорко и цепко оглядев ряды врага и их порядок, Нартанг тут же почувствовал подвох. Так не ставят солдат при лобовой атаке – их явно заманивали развернуться в нужном врагу направлении.

– Хьярговы ротозеи! – ругнулся Нартанг, глядя, как кеменхифские порядки разворачиваются согласно замыслу врага. Хадор купился на уловку, которую он сам использовал при взятии города ткачей, когда только еще учился военному ремеслу,

– Халдок! Разверни всех сетью по десяткам через поле! – махнул он своему лучшему опытному заместителю на этой войне, – Ригул, Халак, Гар, Ригар,- за мной! – оглянулся он на своих воинов – Нам надо встать на том холме и разделить весь этот поток! Рубимся во всю мочь – иначе нас всех размажут по проклятому полю! – прокричал он, отводя своих людей далеко в сторону от общего войска.

Увидевший это движение Хадор решил, что проклятый наемник уводит людей, испугавшись многочисленной силы врага, хотя ему и трудно было в это поверить, но происходящее говорило именно об этом.

– Куда он их ведет? Проклятый урод! Он уводит их?!

– Мой командир, этот висельник продался! Он подкуплен! – заорал очумелый советник.

– Сейчас не время, но он пожалеет! – сквозь зубы процедил Хадор и махнул командирам, чтобы те ускорили темп наступления, пришпорил своего коня.

Две армии неотвратимо сближались. Но войско наемников Кеменхифа перекрывало движение всему правому крылу хистанцев, а совсем маленький отряд вставал вообще в отдалении основного движения.

– Что он задумал?! Не пойму! – проследив за странным маневром, вновь ругнулся Хадор, – Куда он сам?

Его военачальники только пожимали плечами, нервно поглядывая на приближающегося врага.

Нартанг же спешил занять со своими людьми холм Биора, что разделял равнину почти на равные половины:

– Встать рогатиной! – скомандовал он, когда они наконец достигли цели своего марш-броска, делая повелительные жесты рукой.

Когда его воины выстраивались в указанном порядке, две армии сошлись в страшном ударе: шиты грянули в щиты, мечи с лязгом рубили доспехи, поражали плоть. Однако вскоре, как и предугадал Нартанг, с другого конца поля выбежали отряды, спрятанные хистанцами до времени в резерве. Они быстро стали приближаться к разгоряченным битвой врагам, наметившись ударить в спины. Однако на их пути развернулся цепью небольшой отряд, а прямо посередине движения двух фронтов резерва на холме укрепилась малая горстка неприятеля. Замешкавшись лишь на миг, хистанцы пошли в атаку.

Отправленные с Халдоком наемники приняли на себя основной удар отборных резервных войск врага. Нартанг же со своими пятьюдесятью данератцами творил вообще небывалое сдерживая на вершине холма атаку целой тысячи. За последние две недели Нартанг довел себя до такого физического и морального состояния, что даже обычное для него боевое откровение не было ему заметно: злоба и ярость, что он выплескивал на врагов, казалось, разили сильнее стали его оружия – он орудовал мечом и лезвием, отбросив щит и презрев опасность смерти, а приближающиеся хистанцы невольно начинали пятиться, завидев перед собой знаменитого и страшного Гаура. Он выступил на несколько шагов вперед перед сплоченным строем своих воинов и кромсал направо и налево, образуя вокруг себя баррикаду из тел мертвых врагов. По рядам неприятеля пронесся отчаянный ропот с его прозвищем «Гаур», хистанцы дрогнули, снедаемые суеверным страхом и реалией свершающейся с ними пугающей истории – невиданной смерти десятков от руки одного существа… В то, что Гаур человек уже никто не верил, хотя размышлять сейчас об этом было и глупо, но люди не столько боялись смерти в обычном бою, сколько встречи с мифическим чудовищем, которого они видели перед собой.

Хадор, все же вскоре разгадавший маневр врага и благодаря самоотверженному действию наемников спасший большую часть своих солдат, обреченных вражеской задумкой на неминуемую гибель при атаке с тыла, в последний момент сумел развернуть отряды и бросить их на нужные позиции, начиная теснить неприятеля.

Налетевшие на холм Беора и застрявшие там хистанцы, уже принялись пятиться и обходить его с разных сторон, как непреодолимую преграду, когда на выручку подоспела добрая половина кеменхифской армии. Затянутые в сечу крылом Халдока враги не успели как следует сгруппироваться, когда Хадор повел своих в новое наступление.

Этот бой запомнился многим и принес наемникам славу и признание, а Кеменхифу долгожданную победу. Враг бежал, оставив таким трудом завоеванные ранее позиции.

Все ликовали. Все, кроме Нартанга – в этом сражении он потерял многих, на кого делал ставку, правда, не лишившись ни одного соотечественника. Война грозила закончиться, а собранных на ней средств и людей, явно не хватало, чтобы отправиться в заветное путешествие в поисках нового Данерата.

– Позволь сказать тебе, Нартанг, что ты не человек! Ты – легенда! – восторженно глядя на страшного командира наемников, еще тяжело дыша, улыбаясь, проговорил Хадор, только что отдавший первые распоряжения по дальнейшим действиями, подойдя к спасителю сегодняшнего положения.

– Да, я – волколак, – зло оскалился Нартанг – он весь сейчас был мокрым от чужой крови и взор его еще пылал безумством битвы.

Хадор вздрогнул и невольно отступил на шаг – он не знал перевода данного наемнику прозвища, относя его к просто грозно звучащему сочетанию звуков – видно хистанцы больше взяли из общего древнего языка – вид же, нрав, сила и просто фантастическое умение страшного бойца настолько соответствовали только что названному мифическому чудовищу, что главнокомандующий с суеверным ужасом посмотрел в черный бездонный глаз героя сегодняшней битвы.

Воин же, не дожидаясь очередного его высказывания, резко повернулся и пошел к своим людям – похвалить данератцев и проверить кто остался из «его» кеменхифцев.

К сожалению Нартанга, ставка сделанная им на пополнение своего народа, не оправдалась – из пяти десятков, дополнявших данератцев до сотни, осталась только дюжина…

Победа, которую все принялись бесшабашно отмечать, никак не радовала короля мертвой страны – для него она была слишком дорогой. Все его труды последних месяцев канули в ничто… Так что все пили на радостях, а Нартанг с горя. Сначала он перебирал всех, кто не вернулся из этого боя. Вспоминал их лица и имена, что не получалось и что наоборот лучше всего давалось им из воинской науки, какие у каждого были отличительные жесты или слова. Затем, перебрав всех погибших и залив в себя уже изрядное количество выпивки, Нартанг вспомнил Тагилу. Он уже давно не вспоминал о ней, запретив себе эти мысли, но хмель сделал свое дело.

Его, сотни раз убивавшего и видевшего разные смерти, так сильно потрясла ее смерть, что наверное уже навсегда останется в памяти, как многие те вспышки шока и удивления, большей частью связанные с болью юношеского поражения и плена в пустыне. Но все те переживания были уже пережиты, обдуманы и забыты – это были лишь воспоминания. Тагила же была еще пока в настоящем. Он запретил себе думать о ней, чтобы окончательно не свихнуться – и без того забитая всякими тяжелыми мыслями голова, с ее смертью грозила просто разорваться от невозможности осмысления и принятия случившегося. Все время, пока пленница была с ним, ему казалось, что это всего лишь его глупая прихоть – держать всадницу, пытаться покорить ее, что исчезни она – он о ней даже и не вспомнит. Он даже был готов к тому, что рано или поздно сам отпустит ее или просто позволит сбежать. Но, потеряв ее вот так неожиданно, он ощутил жуткую пустоту внутри себя. Пустоту, обрубившую все – словно смертельный удар меча, обрывающий жизнь и дарящий черное забвение. Это чем-то напомнило ему смерть Данерата. Похожая убийственная тоска, только, конечно же, уже не такая всесжигающая.

Теперь во хмелю мысли текли немного медленнее, не так резко оформлялись в жестокие выводы, не сразу выворачивали перед воином правду – сейчас он мог спокойнее вытерпеть свои умозаключения, и поэтому Нартанг продолжал заливать в себя вино и думать, не обращая внимания на шум всеобщего гуляния. Самоубийство гордой воительницы еще сильнее укрепило его в мысли о том, что ни одна женщина на свете не пожелает уже связать с ним свою судьбу, или просто хоть ненадолго остаться с ним. Конечно, в своих мыслях он не думал о продажных шлюхах или грязных, вечно пьяных потаскухах, что вились вокруг любого войска, как мухи вокруг гниющего трупа. Нет, он думал о настоящих женщинах, о тех, которые нравились ему – сильных, гордых, также как и он властных и непокорных. Потом он уже в который раз вспомнил Чийхару. Ведь выбрала же его пылкая красотка, не побоялась гнева своего повелителя, чтобы заполучить себе воина в любовники! «Заполучить»,

«выбрала»… Вот именно, не он, а она выбрала его. Непокорной чертовке захотелось еще раз доказать всему свету, что она будет делать то, что ей взбредет в голову.

И доказала, в последний раз в своей жизни… Потом мысли пьяного Нартанга потекли еще медленней, он начал вспоминать Сухада, их продолжительные беседы, стал вспоминать свою жизнь в песках на правах полу-раба – полу- ни пойми кого…

Проклятого Карифа – самого великого обманщика и пройдоху, встреченного им в своей жизни. Но уже даже подлый торговец не вызвал в нем обычной вспышки гнева, и вскоре воин уснул.

Основной бой был выигран, теперь осталось вычистить границы от малых шаек расчлененного воинства, разбежавшимся по оврагам, лесам и деревням. Все остальное войско медленно тянулось следом за разведывательными отрядами «чистильщиков», чтобы остановиться на установленной ранее границе, грозя вторжением. Конечно же на это задание были посланы наемники – пусть ползают по буеракам – не кеменхифцам же грязную работу делать.

Однако все эти суждения были чужды Нартангу, для него намного хуже было бы в бездействии плестись гужевым за передовыми. Поэтому в приподнятом настроении духа он со своими воинами прочесывал земли. Занятие, которое по достоинству могут выполнить и оценить лишь настоящие воины – охотники за людскими жизнями.

Здесь можно было по мальчишески посостязаться в разгадывание следов или установлении давности стоянки, похвастать, сколько выследил и убил врагов – все это было даже занятней обычной сечи, где данератцам оставалось только идти вперед и рубить, словно дрова, попавшихся под руку.

Чтобы забава была более приятной, на вылазки ходили самое большее – десяткой, но и то, когда точно знали, что впереди больше двух дюжин преследуемых, а так обычно по трое – по пятеро – и охват территории больше и хоть какое-то чувство опасности присутствует. Развлечение это предложил сам Нартанг под хмурый взгляд Халдока – всегда отличавшийся особой «бережливостью» к своим людям молодой предводитель на этот раз имел в голове просто какие-то мальчишеские затеи. Но королей не выбирают, а уж тем более с ними не спорят, по крайней мере не в Данерате, и не с Нартангом… Да и к слову, никто кроме Халдока не был против этакого «веселья»! Данератцы с радостью принялись разбиваться по «охотничьим» отрядам и выбирать себе маршруты по карте. Нартанг довольно скалился, видя как все приободрились. Сам же он почему-то тут же ощутил неодолимую и глубокую тоску, такую, от которой как говориться, хочется волком выть. Он наклонился над картой, все тут же затихли и немного отстранились. Воин быстро пробежал по испещренному рисунком и пометками листу, выбирая на нем место, куда еще не собрались выступить другие, ткнул пальцем в устье маленькой тоненькой ниточки-речушки:

– А я пойду здесь поохочусь. Халдок за старшего, пока не вернусь. Чтобы в лагере всегда было два десятка – не меньше. Ну все -Удачи нам всем!

– Удача со всеми нами всегда! – грохнуло дружно ему в ответ несколько десятков глоток, но даже это не ободрило молодого короля – он только махнул в ответ и пошел в намеченном направлении.

Выступив из лагеря утром и дойдя до намеченной речушки, Нартанг так никого и не встретил, хотя он мало на это рассчитывал – ему просто надо было побыть одному.

Он собирался вернуться на стоянку к закату, но потом что-то отвлекло его от обратной дороги, мысли унесли его далеко от «охоты», а внезапно подвернувшаяся лесная тропинка – далеко от обратного пути в лагерь. Обнаружил это Нартанг, не раз вспомнив Хьярга, уже когда вышел из леса к полю, за которым виднелись реденькие домишки поселения, а спустившиеся сумерки застали его врасплох. Было два пути: ночевать одному в лесу или дойти, пока еще хоть что-то видно до селения. Так как по своей недавно зародившейся и начинающей заметно расти от близости своих воинов и легкости войны халатности, он не взял ни плаща ни второго ремня с подсумком, где были огниво и все самые необходимые в пути мелочи, Нартанг выбрал второе. Прибавив шагу, а потом и вовсе перейдя на бег, воин вскоре уже был в маленькой деревеньке, где через мутные оконца домов едва угадывались огоньки лучин. Некоторые дома и вовсе стояли брошенными. Люди здесь явно бедствовали, да и не удивительно – стоящая у самой границы военных действий деревенька служила кормушкой для всех вооруженных людей и с той и с другой стороны. Нартанг сначала хотел занять пустой дом, но немного поколебавшись, все же постучался в жилой, где в окошке вздрагивал огонек лучины. На его стук приглашения войти не последовало, и лишь какая-то возня пошла в доме. На всякий случай Нартанг отошел немного за угол – он бы не удивился, если бы хозяева принялись стрелять из лука в неприметную дверную щель, чтобы отвести от себя нежданного человека. В такие времена люди уже не думают о хорошем – когда постоянно грабят и обирают, то и ждут от пришлых только этого, ну а свои все по домам сидят и так же вот от каждого стука вздрагивают. И так, отойдя от двери.

Нартанг продолжал слушать звуки внутри. Он даже толком и не знал что потянуло его к простым людям – любопытство ли, желание ли посмотреть на быт невоенных или просто потребность общения с кем-то совсем чужим и далеким от всего, кому можно рассказать все что угодно и ничего от этого не изменится, только на душе заметно полегчает… Хотя последнего себе Нартанг никогда не позволял, хотя и знал, как от этого бывает хорошо всем остальным, нормальным, людям…

– Кого там нелегкая принесла?! – после очень долгого ожидания и напряженного топота, наконец, послышался из-за двери старушечий голос.

– Кеменхифского солдата, хозяйка, – просипел Нартанг, остерегаясь говорить в полный голос, чтобы его рык совсем не испугал и без того верно перепуганную женщину.

– И чего же тебе надобно? Сбёг, небось? – уже немного посмелее и с оттенком сарказма вопросил из-за двери второй женский голос, явно моложе первого. Этот голос верно вычислил, что раз дверь не ломают, значит, скорее всего и грабить не собираются, а это уже вселяло надежду, что стучавшийся чтит человеческую правду.

А раз так, то правдой этой можно человека и приструнить, чтобы даже если озорничать и не хотел, то, войдя, еще и сам побоялся, что сдадут его обратно, как дезертира, если он чего удумает.

– Не-е, завтра обратно вернусь, – оскалившись простоте мыслей людей, которых, еще не видя воочию, он видел насквозь, вновь просипел Нартанг, – Ночь в пути застала.

Переночевать бы мне.

За дверью произошло короткое шушуканье, а потом вновь более молодой и бойкий женский голос спросил:

– А плохого не замышляешь?

– И не думаю, – все продолжая скалиться и внутренне веселиться тихо ответил воин.

– Клянись Небом! – потребовала из-за двери уже старшая.

– Клянусь.

– Тогда входи, соколик, – лязгнул незамысловатый замок, тяжко и протяжно заскрипела на ржавых петлях дверь, на пороге показалась не совсем еще дряхлая старуха, а за ее спиной лет сорока женщина, сжимающая в руках вилы, зубьями своими направленные на вечернюю тьму за дверью и на того, кто в ней стоял.

Нартанг не стал входить сразу из-за угла в освещенный тусклым светом лучины квадрат от открытого дверного проема, а наоборот ушел еще дальше в вечерний сумрак. Из темноты, обойдя крыльцо полукругом, он изучил обстановку за спинами двух женщин – не ждет ли внутри дома кто-то третий с припасенной для незваного гостя стрелой наизготовку? Но, не обнаружив и не услышав больше никого, воин вошел, наконец, в свет под единый вскрик женщин, увидевших своего страшного гостя. Когда воин уже переступил порог, немая сцена продолжилась – казалось, хозяйки вмиг лишились и дара речи и способности мыслить и двигаться, а лишь глядели широко раскрытыми глазами, словно загипнотизированная змеей жертва.

Нартанг же быстро осмотрел дом, оценил мгновенно и отсутствие вкусных съедобных запахов и не совсем чистую скатерть на столе и поломанные табуреты, составленные в дальнем углу, и не так давно сбитую ударом меча побелку печи… Потом его взгляд наконец вернулся к замершим женщинам. Все их чувства он понимал. Взгляды их были ему уже настолько знакомы и неприятны, что воин пожалел, что все же решил идти в жилой дом, а не залез в брошенный. Однако, уже начав действие, он не привык его обрывать.

– Я переночую и уйду. Вас не трону. Где можно лечь? – уже в полный голос, с тоскливым безразличием прорычал он.

Прошло некоторое время, пока вздрогнувшие от его рыка женщины переварили и осмыслили услышанное, потом старшая из них быстро ткнула на печь, где, видно, за занавеской был устроен лежак.

– Только не протоплено у нас, – потом как-то машинально, извиняюще добавила она, запирая вновь простонавшую на петлях дверь.

От этих слов Нартанг немного потеплел. Ну что винить перепуганных разграбленных женщин за то, что испугались такого как он, пришедшего ночью неизвестно зачем, да и правду ли он сказал, что не замышляет зла? Вздохнув, воин прошел в угол просторной комнаты и присел на пол – садиться на узкую и даже на вид неудобную лавку ему не хотелось.

– Сами, небось, там спите, – буркнул он, – Вот и спите. А мне покрывало дайте какое и ладно.

Спокойное поведение страшного пришельца явно немного успокоило и хозяек, и та, которая была толи дочерью толи свояченицей, бойко юркнула за печь и вытащила полинялое шерстяное одеяло. Однако весь ее порыв иссяк на полпути до гостя – просто она, наконец, посмотрела в зрячий глаз чужака, и так и обмерла, остановившись на пол пути. В черном колодце не было никаких знакомых ей выражений или мыслей – ей показалось, что там вообще нет ничего, и что на нее смотрит сама тьма… Наверное, она намного меньше испугалась, если бы воин смотрел на нее с угрозой, похотью или хитрецой, в общем хоть с каким-то выражением.

Взгляд же Нартанга не выражал ровным счетом ничего… Однако наряду с этим в нем было то холодное спокойствие превосходства с какой человек смотрит на еле видную мошку ползущую рядом; и ничего не стоит ему эту мошку раздавить, но он все же думает а не лень ему это делать, двигаться, или да ну ее пусть ползет – все равно ни про что… Все это как то быстро промелькнуло в голове у вовсе не одаренной большим умом Гарьины, и сделалось ей от этого совсем не по себе, потому что фантазии необразованной селянки сразу начали лепить страшные картины, которые, казалось, лишь только погаснет лучина, сотворит с ними посланник Подземного властелина. И фантазии эти родили бы еще более дремучие суеверные страхи, если бы сжалившийся над бедной женщиной воин не сотворил охранный жест по вере Кеменхифа и не кивнул бы ей в знак благодарности, протягивая навстречу руку за сжатым в ее руках одеялом.

Гарьина немного оттаяла, точно зная, что никто из Подземного царства не мог бы осенить себя знаком Неба, быстро прошла последние два шага, всунула в протянутую гостем руку одеяло и не поворачиваясь спиной, попятилась назад, не сводя с занявшегося одеялом воина глаз. «И рука-то у него какая-то не такая», – ни к чему подумала женщина.

Старуха же, наблюдавшая все это со стороны, и явно повидавшая на своем веку поболее, чем Гарьина, увидела по пришедшему человеку, что ему и впрямь нужно лишь переночевать. Видела она и что пришедшей наделен большой силой и очень не бывалой волей, такими которые не скроешь ни под тряпьем нищего ни под латами воина – в мужчине угадывалась власть сразу и безошибочно. Также четко уловила сметливая Нарунг, что меньше всего гость хочет, чтобы на него глазели и вообще как бы то ни было беспокоили, что и сам он уже не рад, что дал кому-то смотреть на свое изуродованное лицо… А потом мысли Нарунг прекратились и испарились – черный глаз вперился в полуприщуренные изучающие глаза пожилой женщины, парализовал ее мысли и пошел дальше, казалось заглядывая в самую душу, туда, где только рождались мысли и чувства, быстро перебрал все эти сами зародыши и отстранился… Нарунг вздохнула облегченно и поспешно полезла на печь:

– Спокойной ночи, дорогой гость, крепких и добрых снов тебе, – быстро вымолвила она, – Туши лучину, Гарьина, да полезай тоже спать – нечего засиживаться да и путник притомился – спать хочет.

– Да, – только и выдавила из себя Гарьина и еще раз бросив уже притупленный взгляд на устроившегося в углу Нартанга, взяла светец и прошла с ним к печи, где, наконец задув его, тоже залезла на лежак заученными привычными движениями.

Утро началось с переполоха в поредевшей до одних старух деревеньке, где заночевал воин. Выбежавшая было на шум Гарьина быстро вернулась обратно:

– Идут! Снова идут, проклятущие!

– Ох ты, великие Небеса, да уже и брать у нас нечего! Чего им все надо?!- всплеснула руками только слезшая с печи взлохмаченная Нарунг.

Нартанг сел, провел ладонью по лицу и быстро поднялся, подходя к тусклому оконцу, которое, право сказать, не давало ровным счетом никакого обозрения улицы – лишь приглушенный ее свет.

– Ну и кто там идет? – недовольно буркнул он, направляясь к двери и быстро выходя на утренний свет.

– Беглые идут! Ну, солдаты в смысле бежавшие! Сейчас опять тут все вверх дном перевернут! – быстро и сбивчиво стала объяснять Гарьина.

– Уходи, солдатик, пока они далеко еще. Ты один – а их дюжины две будет, – подслеповато щурилась Нарунг, вышедшая на крыльцо вслед за воином, – Нас-то они не тронут – уж не впервой приходят. Девок, кто помоложе был всех-то попортили да с собой уволокли. Нас же с Гарьиной не тронули – не хороши мы – горько и саркастично фыркнула старуха, – А вот мужиков всех поубивали, и если кого находят – тоже убивают. Так что ты беги.

– Угу, – буркнул Нартанг, – Я и шагом дойду, – процедил он сквозь зубы, сплюнул на землю, и пошел навстречу приближающемуся отряду хистанцев.

Женщины только ахнули за его спиной.

Но воин уже и забыл про них: восемнадцать, без луков – очень хорошо – явно кучка спасшаяся с резни у Радмова ущелья… -спокойно и размеренно текли его мысли, – Посмотрим, будут ли биться или опять побегут – как-то угрюмо и зло подумал воин, скалясь не пойми чему. Он сейчас ощущал себя неведомым зверем, вышедшем на охоту.

Но на охоту за людьми, именно за вооруженными людьми… И зверь этот в воображении воина был огромен и черен, имел короткую лоснящуюся шерсть и страшный арсенал зубов и когтей в купе с мускулистым телом: он скалился и рычал, обнажая клыки грозной пасти, тело его с шага переходило в легкий бег, давая обреченным людям лучше разглядеть сокрушительную мощь витых мышц и длину когтей могучих лап – от него не было спасения и не могло придти пощады. А люди, завидев черного зверя, в панике кидались прочь, не смея и помыслить даже защищаться, потому что зверь этот был посланником смерти и служил только ей… Нартанг ухмыльнулся своей фантазии – раньше его не посещали такие никчемные и бахвальные мысли – видно и вправду уже настолько устал быть серьезным, что принялся за ребячества.

Ну а восемнадцать хистанцев не видели того страшного зверя, что родило воображение воина – они видели только одинокого вооруженного мужчину, быстро и уверенно шагающего им навстречу. По целеустремленной походке, они решили, что он наверняка их соотечественник, иначе бы наверняка не спешил бы к ним один так лихо. И поэтому даже обычная настороженность лиц сменилась удивленной улыбкой, когда они начали переглядываться меж собой:

– Кто это там идет?

– Кто ж его знает. Похоже, наш.

– Ну да, спешит, прям, как братьев увидел.

– Побегал бы ты один – тоже бы заспешил… Нам-то все половчей выжить, чем ему одному.

– Да уж.

Расстояние быстро сокращалось.

Нартанг уже входил в боевой азарт и лишь расплывчато видел силуэты, он продолжал стремительно идти вперед, предвкушая битву, словно нуждался в ней, как больной в лекарстве.

А хистанцы, разглядев, наконец, приближающегося мужчину начали немного нервничать, потому что все в нем было настораживающе-опасное. Но скорее не глазами, а нутром вояки почувствовали подвох:

– Ну и рожа, что-то я таких не припомню…

– Да уж…

– Что-то не так в нем. Это точно…

– Зато я помню! Это тот из кифов, что нас крошил!

– Гаур! – вдруг точно опознал командира штурмовиков один из них.

Когда хистанцы выхватили свои мечи, а в руке воина блеснул его, женщины, непроизвольно дошедшие за своим ночным гостем до ворот и теперь смотрящие на все происходящее с пригорка, синхронно вскрикнули и прижали руки к груди. Что и как происходило потом они так и не разобрали. Вот только скоро, совсем скоро, так что молитву Небесам вознести за солдатика даже не успели, весь шум от схватки стих сам собой. Прекратилось бешеное мельканье клинков, в один миг стихли крики и ругань хистанцев – мертвецы не кричат – и только страшный незнакомец стоял посреди них, убитых – неотвратимый палач.

– У меня десяток и еще восемь сверху! У кого сколько? – весело скалясь, вышел к общему костру Нартанг – после утренней резни настроение у него заметно улучшилось: перерезав встреченных хистанцев, он махнул рукой двум замершим у ворот женщинам и быстро вернулся в лагерь, где его встретили такие же веселые взгляды довольных подданных:

– У нас с Рысью – трое, -гордо улыбнулся Куница.

– Моя десятка стан нашла – два десятка и еще четверых положили, лошадей взяли и корову, -деловито доложил Халак.

– Уже есть начали, – гоготнул извечный весельчак Ригар.

Остальные разочарованно развели руками – «неудачная охота».

– Хорошо! Это только первый день! – ободрил их Нартанг и прошел к своему походному мешку – здесь, на лесной стоянке, у него уже не было своего шатра, как в кеменхифском лагере.

Пару раз им попадались сплоченные хистанские отряды, отделившиеся от основного войска еще на пике активных военных действий и потерявшие связь с ним, отрезанные растянувшимся кеменхифским войском, но в основном встречались напуганные до смерти сразу бросающие оружие на землю дезертиры – таких отправляли к Хадору.

– До границы было веселее, – вздыхал Ригар, – Третий день ползаем, ну хоть бы кого нарыли.

– Не ной. Если до завтра никого не найдем – отпросимся на зверя сходим – я вчера вот такенные следы видел! – растопырил свою бугристую широкую ладонь Валар, – Мальчиков с собой возьмем – быстро добудем.

Два друга сидели и жевали вяленое мясо, когда с разведки вернулся Рысь.

Карауливший Гаор негромко свистнул, ему свистнули в ответ, и вскоре показался вернувшийся разведчик:

– Там отряд лучников. Три десятка насчитал. Луки только у пятерых, а у остальных – арбалеты. Да и сели так, что неоткуда не подобраться – как на ладони будешь, – отрывисто докладывал Рысь, весь измазанный грязью и насквозь промокший после своей вылазки, в которой ему пришлось по-пластунски проделать весь свой путь туда и обратно, чтобы раздобыть важные сведения.

Нартанг кивнул, принимая его доклад, и задумался: можно пойти железным кулаком, понадеявшись на крепость щитов, но кеменхифские щиты были коротки для медленного наступления и неизменно передние точно получили бы в итоге ранения в ноги; быстрый же штурмовой бросок, даже и сплоченной массой, для хороших стрелков все равно делал бегущих уязвимыми – тяжелые арбалетные болты прошивают кольчуги и сочленения, отскакивая лишь от монолитных панцирей, которых не было ни у кого из непривыкших к слитным доспехам воинов; оставалось еще также подобраться и ударить неожиданно, но местность делала вылазку нескольких воинов сразу приметной… Что и говорить – оставалось только возвращаться и просто докладывать о факте засады. Король Данерата не собирался подставлять под стрелы своих воинов – потери в сложившейся обстановке были неизбежны, но смерть даже одного из них была для него недопустимой. Однако упрямая и горделивая натура Нартанга всячески продолжала упорствовать такой быстрой сдаче.

– Да, здесь бы десяток собак, а так… – после короткого взгляда и приглашающего к высказыванию своего мнения кивка короля пробормотал Халдок, пожимая плечами, – Полягут наши…

Нартанг посуровел еще больше – он и сам это прекрасно понимал…

– Я сам пойду. Один, – отрывисто и зло рыкнул он, поворачиваясь и начиная быстро застегивать распущенные замки пластин дополнительного панциря. Не так давно приобретенная броня стала сейчас как нельзя кстати. Кольчуга у него тоже была хорошая – двойного плетения, так что, если Удача будет с ним, то все пойдет хорошо, главное подобраться поближе.

– Мой король! Их там три десятка, и пойдешь, как по блюду – у всех на виду! – по-отечески встревожено, небезосновательно, пробовал вразумить молодого горячего предводителя седой воин.

– Я сказал – пойду! – упрямо рыкнул Нартанг, накидывая поверх своего военного облачения плащ, чтобы сталь не сверкнула в случайном луче солнца и не выдала его раньше времени.

Воины провожали короля мрачным молчанием, даже обычное пожелание Удачи, как-то было опущено, – в их лицах читались плохо скрываемые тревога и неодобрение – каждый из них готов был пойти вместо короля и хотел этого, но никто не смел высказаться вслух – Закон запрещал это. На отряд Данерата напал какой-то нервный паралич. Они, конечно же знали и верили в силу своего предводителя, но уж очень сложной была задача… Даже для несокрушимого Нартанга.

Нартанг же, похоже, неосознанно уже даже стремился к смерти, но казалось, сама смерть убегает от него в панике – бросаясь в каждом бою в самую гущу схватки, Нартанг ни разу не получил и царапины… Выходя со стоянки, он испытывал смешанные чувства – он и сомневался в правильности принятого решения, и нервничал, понимая, что ему не удастся осуществить свою дерзкую и отчаянную затею без вреда для себя; однако немного отдалившись от оставшихся ожидать его возвращения воинов, все это ушло, как наваждение и осталась какая-то бесшабашная веселость и мальчишеский азарт, словно он был сейчас тем подростком-принцем, которому задали сложное, совсем взрослое задание, но он точно должен был его исполнить – назло и удивленье всем! Так всегда было с малых лет его жизни! Правда сейчас сложное, почти невыполнимое задание задал себе он сам, явно уже заскучав по сосущему чувству напряжения от серьезной, смертельной опасности, которого давно уже не испытывал и явно нуждаясь в нем.

С этой вылазки Нартанг возвращался медленно. Словно в наказание за его самонадеянность, впервые за долгое время битв после своего юношеского поражения, навсегда изуродовавшего его, он получил ранения: два арбалетных болта прошло навылет, едва чиркнув по телу, однако третий пропущенный, не отбитый выстрел оставил в теле вражеский наконечник, засевший в бедре гадкой сосущей болью, не позволяющей твердо наступать на ногу. Его мальчишеская бравада была наказана реалию жизнью – даже небывалых военных способностей не хватило на исполнение сказочных планов: хоть и перебив всех врагов, он все равно получил в бою непривычные для себя и болезненные раны, но непокорность его бытия не позволяла ему показать их остальным, и сейчас он шел, тренируясь скрывать хромоту.

Превозмогать пронизывающую при каждом шаге боль было тяжело, но это не было для него новым испытанием.

Нартанг вошел на стоянку прямым уверенным шагом, предварительно замаскировав кровавые потеки на облачении и победно скалясь, видимо и не расходившимся после его ухода воинам:

– Засады больше нет! – просто объявил он, – Витар, Ригар, Варту, Харок – надо бы забрать там, что пригодится… Харок главный.

Бодро прошествовав на свое место, Нартанг бросил все силы на то, чтобы не повалиться на лежащую лесину: как бы невзначай отведя прострелянную ногу в сторону он присел на одной здоровой – к счастью, его натренированное тело исполнило все слажено и едино, не родив ни у кого и тени подозрения на ранение предводителя. Однако вереди было самое трудное – их отряд был в разведке и теперь им предстояло идти обратно к общему лагерю и по идее можно было уже сейчас сниматься с временной стоянки и отправляться в обратный путь. Да вот только Нартанг не представлял, как преодолеет этот путь.

– Что, устал, мой король!? – по-дружески усмехнулся старый командир, подходя к молодому королю.

– Да есть, немного, Халдок, – оскалился в ответ Нартанг.

Их взгляды встретились, и Нартангу показалось, что старый вояка все понял, потому что потом его взгляд быстро прошелся по всему телу предводителя, явно что-то отыскивая.

– Куда? – после минутного и напряженного молчания тихо спросил немолодой воин.

Нартанг испытующе посмотрел на него. Он и хотел довериться пятидесятнику, и в то же время совсем не хотел говорить о своей ране…

– В ногу, – после долгих внутренних колебаний, все же ответил король Данерата.

– Стрела? – совсем понижая голос и озираясь по сторонам взволнованно спрашивал Халдок.

Нартанг только кивнул в ответ, скалясь воинам, проходящим мимо и принимая беззаботную позу.

– Вытащил?

– Нет, сидит…

– Надо вытаскивать.

– Не хочу, чтобы парни видели, – король опять упер свой тяжелый взгляд в встревоженное лицо рубаки.

– Ты не дойдешь до лагеря.

– Мы останемся здесь, – вдруг принял свежее решение Нартанг, – Эй, Ветер! – в следующий миг подозвал он своего воина.

– Да, мой король?! – быстро подошел тот.

– Наши еще не вернулись с барахлом, а Хадор ждет вестей до заката. Слетай к главнокомандующему – скажи, все чисто – скоро подарки привезем.

– Сделаю! – бодро кивнул воин; уже отходя от сидящего на бревне короля, он быстро перекинул ножны на спину, потуже затянул ремни и после этого тут же пустился в быстрый бег, которым и отличался.

Ветер умчался прочь от стоянки к основному лагерю, воины расположились на отдых вокруг короля и командира.

Халдок все не отходил от Нартанга, переживая за юного короля.

– Пошли, отойдем – сделаем все, как надо, – все не сдавался старый вояка.

– Ладно, – кивнул Нартанг и, вновь напрягая все мышцы тела, поднялся, – Сейчас придем – отдыхайте пока, – просто сказал он обратившим на него взгляды воинам.

Они дошли с Халдоком до места, которое не просматривалось с их стоянки, укрытое густым высоким подлеском.

– Ложись, – кивнул Халдок на небольшую моховую кочку.

Нартанг послушно лег и распустил нижние завязки плаща, в который плотно запахнулся перед возвращением с военной вылазки. Чуть ниже бедра правая нога его была перетянута уже пропитавшейся насквозь кровью тряпкой.

– Снимай давай все, – деловито распоряжался седой пятидесятник, снимая свой небольшой заплечный мешок и начиная копаться в нем.

Не возражая уже ни в чем и доверившись опытному воину, Нартанг аккуратно разделся, оберегая раненую ногу, и отвернулся, не желая даже смотреть на то, что с ним сейчас будут делать. Он, конечно, теоретически знал, как надо обрабатывать и зашивать раны, но никогда не имел такой практики, Халдок же, по-видимому, наоборот был в этом большим специалистом – быстро и уверенно принялся за дело:

– Да, ну и угораздило же тебя так обломать?! – сквозь зубы недовольно процедил он, пытаясь достать ушедший еще глубже в распухшую рану железный наконечник арбалетного болта.

– Не помню как и пропустил, – тоже сквозь зубы просипел Нартанг, входя от боли в какое-то оцепенение и уже даже почти не чувствуя ее.

Тем временем, воины, посланные забрать оружие и снаряжение убитых, быстро и четко осматривали то, что представляет из себя интерес, а что – барахло, которое и брать-то не след. Осматривающий внешний периметр укрепления Варту уже сужал свой третий круг, когда приметил в кустах отброшенный кем-то в гневе прострелянный щит. Через мгновенье Варту уже не сомневался чей щит нашел – это был щит Нартанга, в пяти местах прошитый тяжелыми арбалетными болтами насквозь.

Воин застыл в нерешительности, держа в руках свою находку и не зная что ему и делать. Однако все разрешилось само собой – озадаченный вид и вытянувшееся лицо соотечественника привлекло сразу Ригара и Витара, быстро подошедших к товарищу.

Они также молча принялись разглядывать его находку. Через несколько минут опытные воины уже не бесцельно кружили по месту короткого сражения, а умело восстанавливали все события. Им не доставило затруднений восстановить картину боя: их король подобрался незамеченным практически к самым камням, за которыми скрывалась засада, и в первом своем прыжке сразил сразу восьмерых, орудуя обеими руками и поражая всех, кто был в радиусе охвата его замаха. Захваченные врасплох, лучники не сразу сориентировались, что на них нападает один человек, и это замешательство также выкосило из их рядов еще восьмерых. Однако оставшиеся в живых и уже сообразившие что к чему солдаты выстроили грамотную защиту: шестеро оградились щитами – остальные восемь взялись за арбалеты, заряженные уже заранее.

Сколько стрел нашли свою цель в первом залпе, было не ясно, но все шестеро, что держали щиты и прикрывал стрелков, после этого залпа были мертвы – у троих, кто попал на правую сторону – меча Нартанга – не выдержали щиты, трех остальных, воин сбил на землю и добил лезвием. Второй залп успели сделать только пятеро – трое, что стояли за сбитыми с ног щитоносцами, также были повержены после первого же выстрела. Пятеро, погибшие последними, смогли выстрелить второй раз.

Перед их выстрелами воин успел поднять с земли щит одного из убитых и закрыться им, но выпущенные с такого малого расстояния арбалетные болты прошили его насквозь. После чего щит и улетел далеко прочь – пробитый и ненужный.

Воины Данерата долго и тщательно искали и считали стрелы: шесть болтов были явно отбиты оружием и, скорее всего, остались после первого залпа, ударившись о камни находясь совсем рядом с погибшими стрелками; еще одна застряла в расщелине между камнями, порыскав вокруг, воины отыскали еще две, выпущенные, видимо, уже мертвыми падающими стрелками и улетевшие высоко вверх и за круг камней. По подсчетам оставалось найти еще три.

Первую нашел Варту – с зазубренным краем наконечника и со следами крови на нем, древке и оперенье – она прошла навылет, пробив кольчугу… Еще одну такую же нашел несколько мгновений спустя Харок. Ригар же нашел самый неприятный след – обломок стрелы без жала. От места этой последней находки проглядывался четкий кровавый след. Хоть кровь была и не обильной, но верно тянулась прочь от уничтоженной засады. Потом Нартанг, видимо, перетянул рану – кровавая полоса кончилась. След короля, теперь едва различимый даже для опытных воинов, повел обратно к их стоянке…

Воины молча переглянулись. Их король был ранен. И явно решил скрыть свою рану от них – вернувшийся с военный вылазки Нартанг ни у кого не вызвал и тени подозрения на какой-то сбой…

Первым нарушил тишину Ригар:

– Получается, жало в Нартанге…

– Да и эти две тоже через него прошли, – протянул найденную обагренную кровью стрелу Харок и кивнул на такую же, зажатую в руке Варту.

– Как же? Он ходит, как и прежде? – Витар, самый молодой из четверки, удивленно переводил взгляд с одного воина на другого.

– Как, как… Так и ходит. Это же Нартанг! – зло передразнил его Харок, – Вот что думаю: король не захотел выдавать свои раны, и мы не можем рассказывать никому больше то, что нашли и узнали здесь.

– Правильно, – в один голос согласились с ним Витар и Ригар.

Варту, немного ошарашенный, только согласно закивал в ответ.

– Поэтому с этого мига все, что узнали здесь – только наше! – торжественно протянул вперед руку Харок, трое соратников поспешно накрыли его предложенную руку своими, скрепляя слова. – Ну все, берем барахло и бегом на стоянку – долго мы здесь ползали, как бы не хватились – еще все снимутся за нами!

И воины заторопились, быстро собирая военные трофеи.

Когда четверка, нагруженная арбалетами и другим одобренным придирчивыми профессионалами оружием вернулась на стоянку, Нартанг, прооперированный Халдоком, потягивал вино, стараясь хоть как-то сбить нервное напряжение от сегодняшнего дня.

– Все, что сгодится забрали, мой король! – быстро доложил Харок, назначенный главным перед их выходом.

– Хорошо, я доволен вами, – кивнул в ответ Нартанг, прищуривая глаз, присматриваясь к воинам, – Отдыхайте, – отпустил он их.

Только что вернувшиеся присоединились к остальным за общим костром.

Потом от костра встал Халдок и подошел вновь к своему молодому королю – в его глазах Нартанг прочитал тревогу.

– Я знаю, – не дожидаясь слов седого командира, тихо ответил на несказанные еще слова он, – Они обо мне знают.

Халдок только кивнул, в который раз признавая наследство крови истинных правителей.

– Не беспокойся – они будут молчать, – уверенно произнес Нартанг.

– Как знать, – тяжело вздохнул Халдок.

– Харок! – немного раздражаясь, рыкнул король, поднимаясь со своего места – все так же легко – и отзывая обоих жестом отойти в сторону.

Через десяток шагов Нартанг резко обернулся:

– У кого вторая половина? – обрывисто рыкнул он, протягивая Хароку вытащенный недавно Халдоком наконечник.

Харок выдержал взгляд короля:

– Я нашел. Уже выбросил… – немного выпрямившись, спокойно ответил он.

– Остальные знают? – смиряя свой первый напор, уже спокойнее приглушено спросил король Данерата.

– Только мы четверо.

Нартанг испытующе смотрел на него. От этого взгляда все военачальники Кеменхифа отводили глаза, но Харок выдержал – ведь это был его король, его «отец» и он любил его, пожалуй, так же, как любил погибшего вместе с Данератом настоящего- родного отца, за то, что он действительно был их предводителем и надеждой на новую жизнь -он был за него, за него всем сердцем:

– Мы поклялись молчать. Никто не узнает.

– Хорошо, – кивнул Нартанг, отпуская жестом воина к общему костру, – Понял? – рыкнул он Халдоку.

– Понял, мой король, – в этот момент Халдоку действительно захотелось поклониться этому молодому парню, годящемуся ему в сыновья, если не во внуки, и наделенному властью самой Судьбой от рождения.

Все окрестности были прочесаны. Случилась еще одна небольшая баталия с двумя сотнями собравшихся каким-то чудом остатков, но естественно – это было безнадежной затеей со стороны врагов – их передушил бы и отряд Нартанга, а тут вышла вся кеменхифская громада, шествующая к границам земель.

Войско дошло до означенного места и развернулось большим лагерем, правда с усиленными постами.

Начались военные переговоры между командирами. Король Кеменхифа не ко времени серьезно захворал, и поэтому любое важное решение приходилось растягивать на полторы недели не меньше, гоняя гонцов в столицу и обратно.

Воины скучали и кисли, без дела слоняясь по лагерю, собираясь вечером за кострами.

– Что за король? Посмотреть бы на него… Кто так ведет войну? Отвоевал два поля и какие-то нелепые грамоты туда-сюда мотает! Мы же гоним! Сейчас прочесали бы все до их города, всех, кто оскалится – передушили бы, да дань наложили – сразу тебе и рабы и барыши каждые пол года и угрозы нет, что снова голову поднимут. А так что? Собаку, что кусила что? Прибить или на цепь, а здесь что? Поругал и оставил!

– Халдок тоже был недоволен войной, впрочем, как и все данератцы, не разделяющие общего веселья соратников.

Нартанг слушал разговоры своих воинов и был согласен с ними. Он не понимал такого решения короля Кеменхифа – заключать мировые соглашения с соседом, который вечно грозил войной. Он вырезал бы угрозу и неповиновение на корню, как и привык, как учили с детства, но… не он вел эту войну, к счастью для Хистана – он лишь участвовал в ней, к его горю…

Наконец, мировые были подписаны, границы оговорены, военная добыча описана.

Нужно было отводить войска обратно. Однако, никто не спешил этого делать. Шли недели.

На лагерь напали всеобщая разгульность и лень.

Кеменхифцы не уставали праздновать победу, данератцы же мрачнели и скучнели с каждым днем.

Эта тоска мучила и Нартанга. Чтобы хоть как-то занять себя, он уходил бродить по окрестностям, разрабатывая прострелянную ногу. Потом, разведав, что неподалеку находится торговая пристань, решил сходить туда. Под хмурые взгляды воинов король Данерата в который раз ушел со стоянки войск, полностью отдаваясь дороге и своим мыслям. Был последний месяц лета и холодные ветра еще не напоминали о неприятностях погоды, поэтому и мысли все были какие-то яркие и светлые. Нартанг шел и думал о том, что и как надо сделать, чтобы привлечь побольше солдат, отряженных вновь под его начало, как описать чужакам жизнь Данерата, чтобы возродить его. Война закончилась и он ясно понимал, что еще пара седьмиц и воины заскучают – нужно было что-то делать. Он решил искать корабль и плыть, как это когда-то сделали его предки, куда поведет Удача, чтобы создать новый Данерат.

Дойдя к концу дня к пристани, воин понял, что пришел явно не по назначению: о том, чтобы выходить в открытую большую воду на этих «корытах», что кеменхифцы назвали кораблями, не могло быть и речи – это понимал даже он – далеко не сведущий во всех тонкостях судоходства. Побродив по небольшому городку, устроенному у причала и переночевав в прилежащем постоялом дворе, под завязку набитом рабочим людом, воин отправился в обратный путь немного разочарованным.

Теперь ему нужно было ехать, по словам Хадора, на другой край страны, чтобы увидеть большие корабли – главная пристань располагалась невдалеке от столицы.

Наскоро перекусив жареным мясом с бобами, Нартанг спозаранку выступил в обратный путь, чтобы прибыть в лагерь к ужину.

Стояла обычная для жарня дневная духота: солнце жарило так же, как когда-то в пустыне, ветер нес песок и пыль а в ярко-синем небе не было и намека на облачко, хоть на миг бы прервавшего солнечное пекло. Нартанг, обнаженный по пояс и мокрый от пота шагал по дороге. Его медная от прилипшего уже навечно загара кожа приобрела сероватый оттенок от налипшей на мокрое тело пыли, волосы же он завязал на затылке в узел, чтобы хоть как-то снизить перегрев. Обратно он пошел другим путем, решив получше изучить местность, и когда впереди справа блеснула какая-то речушка, воин посчитал это за улыбку Удачи – вода сейчас была просто сказкой для измотанного путника. Не задумываясь, он свернул с дороги и пошел через луг к воде. Быстро раздевшись и побросав вещи на берегу, воин нагишом бросился в реку. Однако мелкая речушка, хоть и имела сильное течение, до дна прогрелась жарким солнцем и теплая вода не принесла желаемого облегчения. Не желая, однако, вылезать под палящие лучи, Нартанг пустился вверх по течению, чтобы потом «прокатиться» на молочных струях. Увлеченный борьбой с водой, воин не обратил внимания на появившихся на дороге пятерых конных солдат. Это были хистанцы и было не понятно что они делали в землях Кеменхифа после поражения и завершения войны… Всадники же, приметив на реке купающегося человека, направили коней к нему. За спинами у них обнаружились арбалеты, которыми они не преминули вооружиться. Зарядив оружие, всадники растянулись вдоль берега, куда должен был вернуться пловец к оставленным вещам. Нартанг доплыл до запримеченного камня, перевернулся на спину и отдал воде нести свое тело. Однако чувство опасности врезалось в расслабленное сознание раскаленным угольком. Воин перевернулся на живот и быстро скользнул взглядом по берегу, увидел пятерых всадников, отметил их вооружение и быстро нырнул под воду, загребая к покинутому берегу, в то место, где он зарос густым ивняком. Вынырнув под защитой густых зарослей, воин выругался – в более нелепом положении он не мог себя припомнить.

Скакать нагишом по зарослям от пяти конных арбалетчиков ему еще не доводилось.

До лагеря было еще около трех миль, куда сворачивала эта река Нартанг не знал, поэтому проплыть по ней, укрываясь от арбалетчиков под водой тоже не было выходом. Все эти его мгновенные мысли прервал самый молодой из всадников, который оказался главный в пятерке – еще не совсем окрепшим юношеским голосом он прокричал, подъехав к ивовым зарослям:

– Эй, ты, не прячься – выходи! Мы не сделаем тебе ничего плохого, а только спросим!

– Угу, а арбалеты у вас заряжены тоже, чтобы ничего плохого не делать?! – рыкнул из кустов воин, и от его голоса испугалась и стала приплясывать лошадь молодого седока. Сам же юноша тоже вздрогнул и немного смущенно обернулся на своих спутников – четырех рослых солдат, сопровождавших его по воле отца и явно не одобряющих ни одного его действия.

– Мы не станем стрелять – выходи! Ты один? – при этих словах юноша снял арбалетную стрелу с тетивы и сделал знак своим спутникам последовать его примеру.

Однако его телохранители не поддерживали его в благородном порыве и медлили, озираясь по сторонам.

– Я один; и я не выйду, пока вы не повесите арбалеты себе за спины, – непререкаемым тоном продолжал вести переговоры из-за куста Нартанг, поминая про себя всех богов которых знал непечатными словами.

– Тебе нечего бояться! Я даю тебе слово, что мои друзья не выстрелят! Выходи! – уговаривал тем временем юноша.

Нартангу эта глупая ситуация уже порядком надоела, нагота его не смущала, а последние слова юнца о предполагаемо испытываемом воином страхе и вовсе стали последней каплей – он стал продираться через заросли прямо к молодому всаднику.

Он поставил себе целью как можно скорее преодолеть разделяющее расстояние и скинуть сосунка с коня, завладев пацаном и оружием – он понял, что паренек является каким-то «папенькиным сынком» и им можно будет воспользоваться, если что, как живым щитом – четверо всадников не посмеют что-либо сделать, чтобы не навредить опекаемому.

– Ну хорошо! – прорычал воин, продвигаясь с непредвиденной остальными быстротой и проворством.

Он осуществил бы задуманное без помех, если бы спутники паренька следовали указанием сына господина – все четверо при звуках продвижения по кустам незнакомца, подъехали к своему опекаемому и наставили взведенные арбалеты на заросли. Нартанг вылетел из зелени, собираясь в несколько прыжков, за одно мгновенье, подскочить к молодому парламентеру и вырвать того из седла, но вид четырех, направленных в него, арбалетных жал остановил его. Воин замер на середине начавшегося движения – в нем еще жила память о не так давно засевшем в теле железе, извлеченном Халдоком.

– А ну стоять! – в один голос предупредительно вскрикнули все четыре спутника юноши.

– Не стрелять! – в отчаянье обернулся на них парень, а потом более медленно он перевел взгляд на представшего ему из зарослей незнакомца, и глаза его понемногу округлялись – представший перед ним не мог сравниться по уродству даже с виденными Агдаем изувеченными ранеными, вернувшимися с войны, а повидал он их не мало. Юноша напряженно обвел взглядом замерших мужчин. Он всем своим существом вдруг ощутил неведомое ему до этого чувство острой опасности и не мог понять, почему же этот страшный незнакомец вызвал его.

Человек, появившийся из кустов, если не считать страшных шрамов, вроде бы ничем и не отличался от обычных людей, однако все в нем было как-то не так – движения, взгляд, даже напряженные мышцы отличались какой-то чрезмерной «сухостью», жилы и связки неестественно выделялись натянутыми веревками под гладкой кожей – он словно был слеплен из них по кускам, неровно подогнанным друг к другу. Когда же незнакомец начал двигаться, наваждение о несуразности его строения вмиг прошло – все его тело заработало так слаженно и с такой пугающей четкостью и быстротой, что Агдай невольно натянул поводья, понуждая лошадь пятиться. Четверо же его спутников, тоже сразу почувствовавшие во встречном неладное, снова покрепче взялись за оружие, один из них выстрелил, всадив арбалетный болт рядом с ногой воина:

– А ну стой смирно! Не то утыкаем стрелами, что ежа! – снова предупредили его всадники.

– Ладно, – сдержанно просипел воин, косясь на стрелу, засевшую почти до оперенья в землю рядом с его ногой. Он выбросил мысль подобраться к одному из арбалетчиков и стал искать новый план действий, – Что так и буду стоять? Чего вам? – начиная раздражаться еще больше, все не признавал своего подчиненного положения ситуации Нартанг, осматривая всадников цепким и недружелюбным взглядом.

Все четверо явно были умелыми солдатами – крепко и привычно держали оружие, не спускали его с прицелов, следили за прилегающей территорией – от них не стоило ждать оплошностей и не следовало относить к незначительной помехе. Потом взгляд воина задержался на юноше, на нем и остановился – парень был копией умершей Тагилы… Только слепой не назвал бы его родным братом знаменитой хистанской всадницы. От этого своего заключения воину сделалось как-то неловко и неуютно – он чувствовал за собой вину в смерти воительницы и не готов был убивать ее младшего родственника. Нартанг решил больше не дергаться и дать ситуации разрешиться самостоятельно.

– Где располагаются командиры армии Кеменхифа? – немного оправился и снова взял ведущую роль в переговорах юноша – Ты ведь солдат? Ты знаешь, – скорее утвердительно чем вопросительно добавил он.

– Может и знаю. Только если скажу – меня за это повесят в лагере, – попытался скосить под дурачка воин.

– А не скажешь – мы тебя здесь повесим! – пригрозил один из всадников, как раз тот, что разрядил свой арбалет у ног воина и теперь уже накладывал новый болт.

– Варго! – одернул спутника юноша, – Мы ничего тебе не сделаем, если скажешь, что просим. Мы не шпионы – не беспокойся. Мы не думаем зла для Кеменхифа. Я еду с мировой бумагой, подписанной королем Хистана, в которой говориться, что поездка моя есть дело семейное, а никак ни военное. Я ищу свою сестру. Все говорят – она в плену. Я хочу выкупить ее! Если скажешь где лагерь и сам получишь награду, – с этими словами парень поспешно вытащил из-за пояса золотой и показал его воину.

Нартанг ухмыльнулся, скалясь одной стороной рта – он чувствовал себя не в своей тарелке, вынужденный бездвижно стоять под прицелами арбалетов:

– Как же покажу, если велели стоять смирно? Рукой укажу – так пристрелите еще! – с плохо скрываемым сарказмом и насмешкой рыкнул он, исподлобья оглядывая всадников.

– Я же сказал опустить арбалеты! – недовольно и властно повторил срывающимся голосом парень.

– Ваша милость, как бы беды не вышло от этого человека, – примирительно и извиняющее пробасил один всадник.

– Не простой он солдат, – подтвердил второй, не сводящий с воина глаз.

– Да пусть хоть оденется! – в сердцах уже просительно воскликнул юноша, понимая, что его приказы телохранители выполнять не намерены.

– Иди, одевайся, давай, только не дури! – указал взведенным арбалетом самый старший из четверки.

Нартанг пошел к оставленным вещам, напряженно продвигаясь мимо чужаков; он спиной чувствовал их пристальные взгляды и чувствовал себя скверно от своей безучастности и невластности над ситуацией. Наконец, он подошел к своим вещам и наклонился за ними.

– Даже не вздумай за оружие хвататься! – окрикнул его сзади все тот же седоватый всадник, – Нас четверо! – напомнил он.

– Я помню, – сквозь зубы процедил воин.

Когда он натянул штаны и сапоги, застегнув все ремни и навесив на себя все, что было, то обнаружил, что юноша спешился. Четверо телохранителей занервничали, не готовые к такой ситуации – они не могли напрямую приказывать пацану и запретить ему что-то не имели права, а тот намеренно или нет, но подвергал себя опасности, намериваясь приблизиться к уже вооруженному солдату Кеменхифа…

– Не обижайся на них, прошу тебя! Скажи мне только где стоянка войск и мы поедем дальше, а я награжу тебя золотым, – примирительно улыбался юноша грустной улыбкой печально глядя на воина глазами своей сестры, но так, как она ни разу не смотрела на него…

– Ты не найдешь там своей сестры, – вдруг ни с того ни с сего ляпнул воин; и при его словах лицо пацана вытянулось и побледнело от волнения:

– Ты знаешь ее? Тагила! Ее зовут Тагилой! Она всадница! Командир конников!

– Знаю, – неохотно кивнул воин, – Знал… – мрачно поправился он потом, отводя взгляд в сторону, – Померла она.

– Нет!!! Ты лжешь! – в голосе парня было столько горя и отчаянья, что Нартанг невольно вновь поднял на него опущенный было взгляд – он давно отвык от столь яркого проявления человеческих чувств. В глазах парня тут же появились слезы, – Ты видел? Может, ошибся?! – Агдай в порыве сделал несколько шагов к воину.

– Господин, Агдай, отойди от него! – тут же окрикнул его старший всадник – он был в том походе, где пала под рукой командира кеменхифской засады прекрасная всадница – сам он чудом вырвался из той мясорубки и конечно же не видел лица воина, скрытого в том бою шлемом. Но предчувствие не давало бывалому солдату покоя. Теперь он был уверен, что именно тот человек, что лишил его прекрасной командирши, и стоит сейчас перед ним.

– Не лезь, Варго! – одернул его было юноша, но солдат не унимался:

– Да это он тогда ее завалил! Я его узнал! – решил он слукавить, и это у него получилось.

Нартанг не привык вести какие-то словесные игры, и уж тем более не помнил как он шел тогда в бой – их у него было десятки в этой войне да и вообще он мало что помнил из битв; он отступил на всякий случай на несколько шагов назад:

– И что с того? Вы на земле Кеменхифа и нарушили границу. Как и тогда. Конница вторглась на чужую землю и была разбита. Война – везде одинакова, у нее особых нет! – как мог изложил свое миропонимание он.

– Ты ее убил??! – уже шагая за порог человеческого мышления и понимания, в шоке от такого «попадания в яблочко» казалось бы обреченной на провал экспедиции, уставился на него Агдай.

– Нет, – только и рыкнул воин, сам входя в какую-то меланхолию от воспоминаний о гордой всаднице.

– Да вздернуть его на дерево, а там уже и посмотрим – он или не он! – продолжал управлять ситуацией полуседой всадник.

– Нет! – зло оглянулся на него юноша, – А если не замолчишь и не прекратишь своевольничать, так тебя самого по возвращении повесят! Где и когда ты видел сестру? – последние слова относились уже к Нартангу.

Однако вся эта ситуация уже порядком извела воина: он вынужден был смирно стоять под прицелами арбалетов, какие-то выродки решали повесить его или нет, а теперь еще этот сосунок взялся задавать ему вопросы.

– Ты хоть знаешь с кем говоришь, щенок? Ты хочешь, чтобы король Данерата отвечал какому-то выродку из лошадиных говночистов? Да хоть вы тут меня всего своими сраными стрелами утыкайте – я и слова не скажу! – зло прорычал он, начиная не на шутку заводиться.

Потом неожиданно хлопнула тетива, но налившееся уже злостью и боевым откровением тело воина среагировало на это намного быстрее рассудка – он метнулся в сторону – в землю, где он только что стоял воткнулся болт, посланный ранить его в ногу.

Случившееся решило исход всего этого дела – боевой механизм был запущен: в следующий миг Нартанг бросился к ближайшему всаднику с взведенным арбалетом. В начале своего движения он взялся за свой походный мешок и, рванув его через плечо, снял и швырнул в атакуемого им. Всадник выронил оружие и через мгновение безвольно поник так и оставшись сидеть в седле со сломанной шеей. Напуганная лошадь с мертвецом на спине стала пятиться от опасного человека и тем самым мешала второму всаднику выстрелить. Варго еще перезаряжал арбалет, а последний телохранитель уже спускал крючок – его стрела должна была пройти грудь воина не защищенную доспехом насквозь. Нартанг бросился на землю и перевернулся несколько раз уходя в сторону, вскакивая на ноги он успел выдернуть из ножен нож, который тут же полетел в уже зарядившего свой арбалет Варго. Бывалый солдат упал с торчащей из горла рукоятью. Всадник, отделенный от воина всхрапывающей лошадью, выстрелил, но промахнулся. Нартанг замер на мгновенье – его затуманенный взор устремился на обладателя единственного опасного в данный момент оружия – последнего арбалетчика. В этот же миг стрела уже вылетала из оружия. Совсем сгорая от небывалого напряжения, воин сосредоточился на ней. Он ловил стрелы, выпущенные из лука. Арбалетный болт бил сильней и летел быстрей. Король Данерата смог поймать и его. Тонкое древко обожгло ладони и осталось в них. Нартанг перехватил стрелу и воткнул ее в грудь лошади, на которой сидел всадник, первый из двоих оставшихся выстреливший в него – тот уже заканчивал заряжать арбалет, когда его лошадь заверещала и взвилась на дыбы в следующее мгновенье помчавшись прочь, обезумев от боли, не слушая уже поводьев и не разбирая дороги и направления. Оставался еще один всадник – не теряя времени, Нартанг обернулся к нему, в начале движения уже вытаскивая из-за пояса лезвие. В следующее мгновенье его страшное невиданное оружие врезалось в череп телохранителя Агдая. Последнего всадника, которого только что сбросила несчастная лошадь, воин убил намного хладнокровней и спокойней: его «запас боевого вдохновения» практически закончился, и как бы отходя от него, словно от наркоза, немного ленивыми движениями, он подошел к начавшему было подниматься, и сбив ударом ноги обратно на землю, прикончил, сломав позвоночник вторым сильнейшим ударом.

Тяжело дыша, воин обернулся на застывшего в оцепенении, онемевшего от всего только что случившегося на его глазах Агдая. Парень был белее полотна. Глаза его были круглыми и стеклянными.

– Твоя сестра сама себя убила. Не захотела остаться со мной. Я похоронил ее два месяца назад, – только и рыкнул воин, уже забрав нож и лезвие из трупов и вскочив на одну из двух оставшихся рядом лошадей, поворачивая ее прочь, – Кажется, я ее любил… – ни к селу ни к городу добавил он, сам поражаясь тому, что творилось сейчас у него в душе…

Эта встреча и сказанные в ее конце слова непонятным образом освободили воина от постоянных мыслях о всаднице. После этого происшествия, о котором он никому не рассказал, он начал спокойно спать: не общаясь более с умершими и не вставая перед решением каких-то задач, а просто проваливаясь в мягкую черноту. Однако спокойный сон и вновь умершее сердце нисколько не убавили тревог о неопределенном будущем.

Нартанг ходил на общие собрания командиров, возвращался оттуда мрачным и ничего не говорил, а понять что-то по его лицу как и всегда было невозможным.

На очередном из таких собраний Нартанг задержался дольше обычного, потому что никак не хотел уступать другим командирам включить его данератцев в отряд, которому предстояло заняться срочным сбором продовольствия с захваченных земель – разведка одно, а шарить по амбарам и набивать телеги съестным – дело последнее.

Главнокомандующего не было в лагере, а уступать кому-то кроме него воин не собирался, и поэтому все это уже попахивало опасностью расправы, ибо Нартанг ярился не на шутку, а командиры хоть и боялись его, не упускали момент «поиграть с огнем» и отомстить за прошлые обиды.

Однако потасовка произошла не в шатре командиров, а в стане данератцев. Рысь и Ветер не поделили шлюхи, что клеилась целый день то к одному, то к другому, и оба целый день ее отстраняли, однако к вечеру, когда хмель притупил их брезгливость, оба вспомнили о ней и без труда нашли в объятиях одного из кеменхифцев поблизости от их стоянки. Забрать у кеменхифца желаемое у данератцев получилось быстро и без каких бы то ни было осложнений, однако поделить «добычу» между собой по сговору не удалось – никто не желал быть вторым. По закону Данерата все можно было решить быстро и легко – в поединке. Однако Нартанг запретил «танцы» до крови, и решить вопрос оружием становилось невозможным. От накипевших страстей и необдуманных слов через миг завязалась отчаянная драка.

Откинутые ножны с оружием быстро забрали соратники и с интересом наблюдали за непривычным им событием – редко когда в Данерате можно было увидеть драку между зрелыми мужчинами – в основном это был удел безусой молодежи, еще не имеющей своего боевого оружия. Но драка данератцев отличалась от обычной драки точно так же, как и они сами от простых солдат. Не было слышно распаляющих криков, не было пустых замахов или бесплодных ударов – каждый замах рождал тяжелый удар четко попадающий в цель. Очень быстро лица и кулаки бойцов были разбиты в кровь обоих шатало, но никто не собирался отступать и тем более сдаваться. Испуганная страшной дракой, ее виновница давно уже бежала прочь от стоянки данератцев, когда налетела на Нартанга, возвращавшегося с совещания и закричала в голос:

– Ох, милостивые Небеса! Да что же это?! Кругом одни звери! Небеса!!! – тоже изрядно выпившая, «влипшая» в грудь воину, она не могла сообразить отстраниться и обойти его, быть может, продолжить свой бесцельный бег или упасть под кустом и забыться пьяным сном. Она просто видела страшное лицо, протрезвляющий своим убийственным безразличием и холодом взгляд, и решила, что ее решили наказать за случившуюся ссору, – Сами они! Сами! Не я их науськала! Как сцепились – так и не разнять уж! А я ни при чем!

Нартанг брезгливо оскалился и оттолкнул пьяную женщину прочь. Недоброе предчувствие зародилось в нем; и все сильнее оно становилось, по мере продвижения к стоянке своего отряда. Воины окружили Ветра и Рысь, колошмативших друг друга не на шутку, и уже начавших хвататься за подручные средства: в ход пошел шампур и топор. Нартанг сам озверел от картины этой драки – вновь нарушалось его Слово! Он шагнул в круг, перехватил свистнувший в воздухе топор, в тот же момент воины вывернули шампур из рук Рыси. Вывернули, отбросили в сторону и отпустили спорщика, отступая сами. Нартанг тоже откинул прочь отобранный топор и уничтожающе посмотрел на своих подданных. При появлении короля, оба они вмиг протрезвели и «остыли» от схватки. У обоих в сознании поселился скверный и позорный страх – никто не мог предугадать чем закончится гнев Нартанга.

– Я очень сильно недоволен вами, – сквозь зубы прорычал воин, явно с трудом сдерживая себя, – Очень, – повторил он и слова его ложились на плечи провинившихся каменными глыбами, – Если вы как свиньи, будете драться из-за грязи – то очень скоро ими станете. Мне не нужны ни грязь, ни свиньи.

В данератском языке было мало ругательных слов по сравнению даже с кеменхифским, но и простые слова, быстро и метко подобранные предводителем, жгли воинов подобно раскаленным углям. Оба уже окончательно протрезвели и даже не с раскаяньем, а скорее с каким-то отчаяньем ожидали окончания речи короля.

– А что нужно вам? – Нартанг смотрел как бы между стоящими друг против друга недавними спорщиками, но каждый из них каким-то образом ощущал именно на себе его взгляд, – Говорите! – повелительно и уничтожающе рыкнул воин. Давая шанс провинившимся оправдаться.

Первым решился ответить Рысь. Изрядно побледневший. Он судорожно сглотнул и на одном дыхании вымолвил:

– Мне нужно только идти за тобой, мой король! Ни у кого из нас не было мысли нарушить твое Слово – мы схлестнулись без оружия, да и не в полную силу, а убивать или калечить друг друга совсем не собирались, – Рысь ободряюще посмотрел за своего недавнего противника, приглашая взглядом подтвердить его слова.

Ветер сразу понял соотечественника, хотя мимика того заметно страдала от опухшего расквашенного его кулаками лица:

– Так и есть! – поспешил подтвердить Ветер, – Так побуцкались, да и все. Ну не тебя же нам по всяким пустякам тревожить, – слегка поклонился королю воин, а потом, словно в подтверждении своих слов протянул руку Рыси, – Да и то это не драка, а так просто спор, да и то не серьезный.

Ветер был намного мягче и сдержанней Рыси и Нартанг вообще удивился, что именно он оказался вторым в драке со вспыльчивым воином. Но и тот быстро отошел и поспешно принял протянутую руку:

– Точно так! – руки воинов с характерным хлопком встретились и сомкнулись в рукопожатии, у всех народов обозначавшем только одно – единение и дружбу.

Нартанг оскалился, все немного расслабились – король улыбался, а значит первая гроза миновала – страшного наказания уже точно не последует. Король же Данерата готов был вообще рассмеяться в голос, если бы не всеобщее напряжение подчиненных – до того прием его закаленных воинов напомнила ему свои собственные детские уловки. И воплощение их двумя здоровыми мужиками и вправду выглядело достаточно комично.

– Ладно, разойтись всем! – совсем оттаяв, буркнул Нартанг, провожая недавних спорщиков насмешливым взглядом – только что колошматившие друг друга воины пошли вместе, видимо обсуждая, как недалеко от беды они оказались из-за дешевой кеменхифской шлюхи, и что пора завязывать с выпивкой… Потом в сознание воина врезался чей-то чужой взгляд – взгляд непонятный, но не враждебный. Когда Нартанг уже весь внутренне подобрался, приготавливаясь к неожиданностям, за его спиной вежливо кашлянули, явно не собираясь напугать неожиданным приближением.

Воин резко обернулся, а невысокий коренастый парень в ужасе отшатнулся от него, увидев страшное лицо.

Нартанг привычно оскалился чужаку, чтобы отбить желание докучать ему дальше. Но тот, поборов в себе явный страх, все же шагнул ему навстречу. Воин и не думал, что то, с чем пришел этот завидного сложения парень с глазами раба, изменит его дальнейшую судьбу.