"Король снов" - читать интересную книгу автора (Силверберг Роберт)

6

Когда Вараиль вошла в зал утренних приемов, навстречу ей поднялись с мест трое из ее четверых детей По давней семейной традиции они всегда завтракали вместе с матерью.

Старший, принц Тарадат, сопровождал отца в поездке, и поэтому Вараиль провел к месту второй сын, двенадцатилетний принц Акбалик. От отца он унаследовал золотисто-русые волосы и мощное телосложение, а от матери — рост. Еще каких-нибудь два-три года — и он будет выше родителей. Однако его мягкий, задумчивый взгляд и спокойная манера поведения заметно контрастировали с внешностью: судьбой ему было предначертано стать ученым или, «возможно, поэтом, но уж наверняка не атлетом или воином.

Принц Симбилон, десяти лет от роду, все еще по-детски круглолицый, изо всех сил старался соблюдать этикет, вплоть до самых незначительных мелочей. Он поднес матери блюдо с фруктами, которые всегда были первой переменой в ее трапезе Зато леди Туанелис — в свои восемь лет она не ощущала ни малейшего интереса к выдуманным правилам поведения — лишь коротко поклонилась матери и вернулась на свое место за столом перед облюбованной ею тарелкой с высокой стопкой толсто нарезанного сыра, залитого медом. Ожидать от Туанелис светских манер было бесполезно. Она была бегуньей, альпинисткой, драчуньей — одним словом, настоящим сорванцом, хотя и очаровательным. Густые, пышные золотистые волосы, убранные сегодня в бисерную сетку, и точеные черты лица явно предсказывали, что через шесть или семь лет девочка станет настоящей красавицей; но сейчас ее худенькое тельце было плоским, как ремень.

— Хорошо ли вы почивали, матушка? — осведомился принц Акбалик.

— Как всегда. А ты?

Но ответила ей Туанелис.

— Мама, мне приснилось место, где все деревья росли вверх тормашками. Их ветки уходили в землю, а корни торчали в небо. А птицы…

— Мама разговаривала с Акбаликом, дитя, — снисходительно заметил принц Симбилон.

— Да. Но Акбалик никогда не рассказывает ничего интересного. И ты тоже, Симбилон. — Леди Туанелис показала брату язык.

Симбилон густо покраснел, но ничего не ответил. Фиоринда, наблюдавшая за семейной сценой со стороны, захихикала.

— Я спал очень хорошо, мама, — произнес Акбалик, как будто его никто не прерывал. И в добавление таким тоном, как будто речь шла о самых важных событиях в мире, начал пересказывать свое расписание на предстоящий день: утром — уроки истории и эпической поэзии, после обеда — урок стрельбы из лука…

Когда он закончил, принц Симбилон так же подробно изложил распорядок своего дня — правда его дважды перебивала леди Туанелис, просившая передать то или иное блюдо.

Кроме этого, Туанелис ничего не сказала. Она вообще мало разговаривала. Ее жизнь сейчас, казалось, полностью сосредоточилась на плавании: едва ли не все время, которое оставалось после занятий, девочка проводила в воде и без остановки, словно маленький спятивший камбелиот, носилась взад-вперед по бассейну расположенной в восточном крыле гимназии. В той настойчивости, с которой она преодолевала круг за кругом, ощущалось какое-то безумие. Ее учительница плавания говорила, что в занятиях принцессы нужно через некоторое время сделать перерыв, иначе она доведет себя до изнеможения, потому что никогда не останавливается по собственной воле.

Но этим утром детский эгоцентризм дочери забавлял Вараиль гораздо меньше, чем обычно. Тревожное сообщение из Лабиринта омрачило все. Как они отреагировали бы, задавалась она вопросом, на известие о том, что их отец может внезапно оказаться намного ближе к званию понтифекса, чем прежде, и что из-за этого их в любой момент могут лишить всех бесчисленных радостей жизни в Замке и заставить переселиться в расположенную далеко на юге мрачную подземную резиденцию верховного правителя.

Усилием воли Вараиль заставила себя выбросить все эти мысли из головы.

Престимиону неизбежно предстояло когда-нибудь стать понтифексом — это было очевидно с того самого часа, когда он был помазан как корональ и на его голову возложили корону Горящей Звезды. Уже очень старый, Конфалюм мог умереть сегодня, через месяц или через год, но все равно рано или поздно — скорее рано, чем поздно, — это должно было случиться.

Акбалик и Симбилон, вне сомнения, должны со всей ясностью понимать, что это означало для них всех. Что же касается Туанелис, то, даже если она сейчас многого и не знала, ей предстояло вскоре все усвоить. И смириться. Вместе с высоким званием приходит и обязанность вести себя по-королевски, даже если ты еще ребенок

К концу завтрака Вараиль уже снова полностью владела собой. Настало время утреннего совещания с министрами Престимиона: когда его не было в Замке, супруга короналя исполняла обязанности регента.

Теотас поджидал ее за дверью зала.

Он выглядел сегодня еще более мрачным, чем обычно; все морщины на лице, казалось, внезапно углубились. Некогда он был настолько похож на своего старшего брата Престимиона, что посторонний человек вполне мог принять их за близнецов, хотя на самом деле между ними было десять лет разницы. Но Теотас в отличие от Престимиона обладал горячим, вспыльчивым характером и в то же время пессимистическим складом ума, и в совокупности все это привело к появлению на его лице глубоких и резких морщин, заставлявших его выглядеть намного старше своих лет. А кожа Престимиона до сих пор оставалась довольно гладкой. Теперь уже никто не мог спутать Теотаса с короналем, зато люди несведущие с трудом верили, что он намного младше брата.

— Фиоринда рассказала вам о сообщении из Лабиринта?

— В конце концов рассказала Хотя мне кажется, что она хотела скрыть его от меня.

— Я думаю, мы все предпочли бы скрыть его, — ответил Теотас— Но есть такие вещи, от которых, скрывай, не скрывай, все равно никуда не денешься. Не так ли, Вараиль?

— Он умрет?

— Никто этого не знает. Но последний случай, неважно, что там произошло, несомненно приблизил этот день. Тем не менее я полагаю, что мы останемся здесь еще на некоторое время.

— Признайтесь, Теотас, вы говорите так потому, что знаете, что мне хотелось бы услышать именно эти слова? Или на самом деле располагаете какими-то достоверными сведениями? Так был ли все-таки у понтифекса удар?

— Если и был, то крайне незначительный. Он на некоторое время потерял сознание и теперь плохо владеет ногой и рукой…

— Фиоринда рассказала мне только о ноге и руке. А насчет потери сознания ничего не сказала. Признайтесь: что еще?

— Это все. Сейчас Конфалюма пользуют его маги.

— А также, надеюсь, один или два врача?

Теотас пожал плечами.

— Вы же знаете Конфалюма. Может быть, он вызвал докторов, а может быть, и нет. Зато в его покоях непрерывно курят благовония и круглосуточно читают множество заклинаний. А вдруг одно из них окажется полезным?

— Я молюсь об этом, — не сдержав иронической усмешки заметила Вараиль.

Они быстро направились по извилистым коридорам к тронному залу Стиамота, где жену правителя уже должны были ожидать министры. Путь проходил мимо королевской гардеробной и великолепного зала Правосудия, выстроенного Престимионом на месте множества мелких комнатушек, примыкавших к грандиозному тронному залу лорда Конфалюма.

Каждый корональ отмечал свое пребывание в Замке какой-то новой постройкой, а то и несколькими. Зал Правосудия, представлявший собой изумительную палату со сводчатым потолком, большими стрельчатыми окнами, стекла которых покрывали затейливые матовые, похожие на морозные, узоры, с гигантскими сияющими люстрами, был главным вкладом Престимиона в обновление внутреннего Замка. На внешнем обводе центральной его части он также выстроил большое здание архива, где разместился и музей — хранилище всего, что могло иметь историческую ценность. Вараиль знала, что супруг рассчитывал воплотить в жизнь и другие честолюбивые строительные планы, если только Божеству будет угодно даровать ему достаточно долгое пребывание на троне короналя.

Однако, несмотря на потрясающее великолепие зала Правосудия и благородное величие расположенного по соседству тронного зала Конфалюма, Престимион с самого начала своего царствования почему-то избегал этих прекрасных покоев и старался отправлять официальную часть своих обязанностей в древнем тронном зале Стиамота — простом, даже аскетическом помещении с каменным полом, вероятно, остававшемся в неизменном виде на всем протяжении существования Замка.

Войдя в зал, Вараиль увидела там почти всех высших пэров царства: Верховного канцлера Септаха Мелайна, Великого адмирала Гиялориса, мага Мондиганд-Климда, Навигорна Гоикмарского, герцога Дембитава Тидиасского, еще троих или четверых, а также посла понтифекса Фраатейкса Рема и представительницу Хозяйки Острова иерарха Берниморн. Все поднялись, когда она появилась в дверях, и Вараиль легким движением руки позволила им сесть.

Из важнейших лиц королевства отсутствовал только второй брат Престимиона принц Абригант. В первые годы правления Престимиона Абригант принимал участие практически во всех событиях государственного значения. К тому же именно он открыл богатые залежи железных руд в Скаккенуаре, которые в значительной степени послужили основой беспримерного процветания государства при Престимионе. Однако со временем он, по его собственным словам, «сошел вниз по склону» — вплотную занялся управлением фамильным поместьем Малдемар, ответственность за которое легла на него в соответствии с порядком наследования, и проводил там большую часть времени.

Все остальные были в сборе.

Присутствие в совете столь большого числа важнейших сановников вновь пробудило недобрые предчувствия, с которыми с самого утра безуспешно пыталась бороться Вараиль.

Она быстрыми шагами прошла через зал к невысокому белому трону, подчеркнуто грубо высеченному из мрамора. Это было место короналя, а сегодня, в его отсутствие, — ее как регента. Она поглядела налево — там, как всегда, сидел элегантный, несмотря на некоторую непропорциональность сложения, фехтовальщик Септах Мелайн. С юных дней он был ближайшим другом и советником Престимиона, и к его словам корональ прислушивался, пожалуй, не менее внимательно, чем к мнению самой Вараиль. Септах Мелайн ответил Вараиль обеспокоенным, едва ли не печальным взглядом. Гиялорис… Навигорн… Дембитав… Все они, казалось, тоже были встревожены. Один только высоченный Мондиганд-Климд, маг из су-сухирисов, как всегда хранил на обоих лицах непроницаемое выражение

— Я уже знаю, — обратилась к собравшимся Вараиль, — что понтифекс нездоров. Может ли хоть кто-нибудь сказать мне, насколько серьезно его недомогание? — Она повернулась к представителю понтифекса: — Фраатейкс Рем, если я не ошибаюсь, это известие поступило прежде всего к вам?

— Да, госпожа. — Маленький, очень аккуратный седовласый Фраатейкс Рем на протяжении вот уже девяти лет был официальным представителем понтифекса в Замке — по сути послом старшего монарха при младшем. К груди его туники из мягкого, похожего на бархат серо-зеленого материала была прикреплена затейливо переплетенная золотая спираль — символ Лабиринта. — Я получил сообщение вчера вечером. После никаких депеш не поступало. Нам не известно ничего, кроме того, о чем вы, конечно, уже осведомлены.

— Это был удар, не так ли? — прямо спросила Вараиль, никогда не затруднявшая себя слишком тщательным выбором слов.

Представитель понтифекса заерзал на месте. Вараиль не без смущения заметила, насколько откровенно этот опытнейший дипломат, всегда чрезвычайно уравновешенный и уверенный в себе, проявляет свое волнение.

— Его величество почувствовал сильный приступ головокружения, не мог опираться на левую ногу, а его левая рука потеряла чувствительность. Его уложили в постель и поручили заботам магов. Мы ждем дальнейших сообщений.

— Судя по описанию, я назвала бы это ударом, — сказала Вараиль.

— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть ваше предположение, госпожа.

— Ваше высочество, удар не всегда приводит к плачевным результатам, — заговорил Иеган из Малого Морпина, флегматичный и абсолютно лишенный чувства юмора принц, чье присутствие в совете долго удивляло Вараиль. — Часто бывает, что люди, перенесшие его, живут после этого еще много лет.

— Благодарю за уточнение, принц Иеган. — Она вновь обратилась к Фраатейксу Рему: — Не могли бы вы сказать нам, как себя чувствовал понтифекс в последнее время? Был ли он здоров?

— Именно так, госпожа, бодр и энергичен. Конечно, с необходимыми поправками на возраст. Но он всегда был чрезвычайно деятельным человеком.

— Хотелось бы узнать по крайней мере, сколько ему все-таки лет! — воскликнул Септах Мелайн. — Восемьдесят пять? Девяносто? — Он вскочил с места и зашагал по небольшому залу. Благодаря длинным ногам и легким пружинистым движениям, он преодолевал расстояние от стены до стены в несколько шагов.

— Возможно, даже больше, — сказал Иеган.

— Он сорок с лишним лет занимал трон короналя, — прохрипел Навигорн Гоикмарский — когда-то очень сильный и влиятельный человек, знаменитый военачальник; за последние годы, однако, он сильно располнел и утратил прежнюю быстроту движений. — А после этого еще двадцать лет — трон понтифекса. Я, кажется, не ошибаюсь. Следовательно…

— Все правильно. Следовательно, он должен быть очень стар, — резко проговорила Вараиль. Она напрягала все силы, чтобы обуздать свое нетерпение. Все эти люди были кто на десять, а кто и на двадцать лет старше ее, те дни, когда они принимали реальные решения и стремительно действовали, давно прошли, а сейчас они были более склонны к неспешным размышлениям, и энергичный характер и бойкий ум Вараиль никак не желали с этим смириться.

— Хозяйка поставлена в известность? — обратилась она к иерарху Берниморн.

— Мы уже послали донесение на Остров, — ответила иерарх, чрезвычайно худая и бледная женщина весьма солидного возраста, которой каким-то образом удавалось выглядеть одновременно и немощной, и властной.

— Отлично. — Вараиль перевела взгляд на Дембитава: — А как насчет лорда Престимиона? Он уехал, кажется, в Дипенхоу-Вейл? Или в Бомбифэйл?

— Лорд Престимион в настоящее время находится в Фа, госпожа. К нему должен вот-вот отправиться гонец.

— Кого вы собираетесь послать? — спросил Навигорн грубым, чуть ли не агрессивным тоном.

Дембитав удивленно посмотрел на старого генерала.

— Понятия не имею. Наверное, поедет один из постоянных курьеров Замка.

— Такие известия не должны передавать посторонние. Я сам сообщу новости короналю.

На бледных щеках Дембитава вспыхнул румянец. Герцог Тидиасский, кузен Септаха Мелайна, был гордым и, порой, излишне раздражительным человеком лет шестидесяти. Они с Навигорном никогда не питали друг к другу особой симпатии.

Вот и сейчас он, судя по всему, воспринял вмешательство Навигорна как своего рода упрек Он долго подыскивал достойный ответ, но в конце концов смог лишь напыщенно произнести:

— Как вам будет угодно, господин Навигорн.

— А что принц Деккерет? — спросила Вараиль. — Мне кажется, его тоже следует поставить в известность.

Вновь возникла неловкая пауза. Вараиль обвела взглядом смущенные лица. Было ясно, что никто и не подумал сообщить избранному наследнику о возникновении опасений за жизнь понтифекса.

— Насколько мне известно, он вместе со своим другом Динитаком уехал в Норморк, навестить мать, — решительно сказала Вараиль. — Его тоже следует немедленно уведомить о случившемся. Теотас…

— Я сейчас же направлю гонца, — откликнулся тот и вышел из зала.

И что дальше? Что же еще она должна предпринять?

Перед мысленным взором Вараиль мгновенно возник план дальнейших действий — способность к импровизации всегда входила в число ее отличительных достоинств.

— Вы, — вновь обратилась она к Фраатейксу Рему, — конечно, сообщите в Лабиринт о том, что мы глубоко обеспокоены состоянием здоровья его величества, очень опечалены его болезнью и от всего сердца желаем, чтобы она оказалась всего лишь незначительным недомоганием, и… — Она умолкла, подыскивая слова, наилучшим образом подходящие для выражения сочувствия, но не нашла их и прервала свой монолог на полуслове.

Представитель понтифекса не позволил паузе затянуться.

— Умоляю вас, не беспокойтесь, — заявил он с таким видом, будто перебил супругу короналя, не дав ей закончить фразу— Конечно, я немедленно это сделаю.

Но прошу вас, госпожа, давайте не будем горячиться. Не было никакой реальной необходимости безотлагательного оглашения полученного мною известия. Если бы главный спикер считал, что смерть его величества неизбежна, то составил бы свою депешу совсем по-другому. Я понимаю ту тревогу относительно возможных изменений в системе власти, которая могла охватить госпожу, и, конечно, каждый из нас, здесь присутствующих, должно быть, испытывал те же самые чувства, зная, что может столкнуться со значительными переменами как в судьбах всего государства, так и в собственной жизни, но даже в этом случае…

Его негромкие слова заглушил глубокий рокочущий бас — это заговорил Великий адмирал Гиялорис, погрузневший, но по-прежнему могучий богатырь.

— А что, если дела Конфалюма на самом деле плохи? Хочу напомнить, что среди нас имеется хорошо знающий свое дело маг, способный достаточно ясно увидеть будущее. По-моему, нам стоит посоветоваться с ним.

— А почему бы и нет? — первым воскликнул Септах Мелайн. — Почему мы должны оставаться в неведении? — Его отвращение к любого рода колдовству было всем известно не хуже, чем искренняя вера Великого адмирала в могущество магии. Но глубокая дружеская любовь, связывавшая этих двоих с тех самых пор, когда они были надежнейшей, а случалось, и единственной опорой Престимиона во время войны против узурпатора Корсибара, давно позволила им позабыть о полном несходстве характеров и взамен проникнуться полнейшим доверием друг к другу. — Действительно, давайте спросим Верховного мага. Как вы считаете, Мондиганд-Климд? Старик Конфалюм всерьез решил нас покинуть или все же намерен еще подождать?

— Правда, — поддержала его Вараиль. — Попробуйте заглянуть в будущее понтифекса, Мондиганд-Климд В его и наше будущее. Сделайте это для нас

Все взгляды обратились к су-сухирису, который, как обычно, стоял поодаль от всех остальных, погрузившись в какие-то свои, недоступные пониманию обычных существ, нечеловеческие размышления.

Су-сухирис представлял собой отталкивающего вида фигуру ростом более семи футов, облаченную в роскошное лиловое одеяние с воротником, усыпанным драгоценными камнями, — отличительным знаком придворного мага. На похожей на раздвоенную колонну длинной шее величественно возвышались две бледные, абсолютно лысые головы, напоминавшие удлиненные мраморные глобусы, а четыре узких изумрудно-зеленых глаза, как всегда, ровным счетом ничего не выражали.

Из всех нечеловеческих рас, обосновавшихся на Маджипуре, су-сухирисы были самой загадочной. Их слишком уж отличающаяся от человеческой внешность и ледяная манера поведения пугали большинство людей и вызывали крайне неприязненное отношение к столь странной расе. Даже те су-сухирисы, которые, подобно Мондиганд-Климду, с готовностью контактировали с разумными существами других рас, никогда не допускали в этих контактах даже намека на доверительность. Однако присущие их расе бесспорные способности к магии и провидению будущего открывали су-сухирисам доступ в самые высокие круги общества.

Мондиганд-Климд однажды объяснил Престимиону, каким образом ему удается видеть будущее. Устанавливая специфическую связь между обоими своими разумами, он создавал нечто вроде вихря нервной энергии и резким усилием направлял этот вихрь в кратковременное путешествие по реке времени, откуда возвращался с расплывчатыми и зачастую неоднозначными проблесками представления о предстоящих событиях. Вот и теперь маг без лишних разговоров ввел себя в такое состояние.

Вараиль напряженно следила за ним. Она верила в силу магии не больше, чем Престимион или Септах Мелайн, но доверяла Мондиганд-Климду и считала его предсказания куда более надежными, чем пророчества любых других магов. И если он сейчас объявит, что понтифекс лежит на одре смерти…

— Госпожа, в данное время для серьезных опасений нет никаких причин, — невозмутимым тоном произнес су-сухирис.

— Конфалюм будет жить?

— Скорая смерть ему не угрожает.

Вараиль, которая, сама того не замечая, все это время просидела, затаив дыхание, глубоко и с облегчением вздохнула и откинулась на спинку трона.

— Что ж, я очень рада это слышать, — сказала она после короткой паузы. — Похоже, что мы получили отсрочку. Примем это известие без дополнительных вопросов и перейдем к другим делам. Кажется, все согласны со мной? Вижу, что все. Значит, так и поступим. — Она взглянула на Белдитана Гимкандэйлского-младшего, исполнявшего обязанности делопроизводителя совета и следившего за повесткой дня заседаний. — Если вы, граф Белдитан, будете так любезны и напомните нам, какие вопросы мы намеревались сегодня обсудить…

Представитель понтифекса и иерарх Берниморн, присутствовавшие на заседаниях совета лишь в тех случаях, когда рассматривались вопросы, касавшиеся других властителей Маджипура, официально испросили разрешения удалиться и покинули зал. Вараиль с едва ли не страстной радостью погрузилась в обычные дела государственного управления.

Да, это была именно отсрочка. Отсрочка от неизбежного. Избавление от необходимости покинуть озаренное ярким чистым солнцем великолепие Замка и огромной Горы и перебраться в темные глубины Лабиринта… Во всяком случае, не теперь. Еще не теперь. Не сегодня…

Однако чуть позже, когда влиятельнейшие персоны мира так или иначе решили множество пустяковых вопросов, которым посчастливилось этим утром привлечь их внимание, и почти все разошлись, Септах Мелайн задержался в тронном зале. Едва они с Вараиль остались вдвоем, он подошел к трону, мягко взял ее за руку и негромко сказал:

— Боюсь, что это предупреждение для нас. Не может быть никаких сомнений, что дни Конфалюма сочтены. Вам следует готовиться к большим переменам, госпожа. Впрочем, как и всем нам.

— Я подготовлюсь, Септах Мелайн. Я знаю, что должна это сделать.

Вараиль снизу вверх смотрела на Верховного канцлера — высокого, худого, нескладного с виду человека с необыкновенно тонкими руками и ногами. Даже теперь, когда Септах Мелайн уже перешагнул порог, разделяющий зрелость и старость, его стройное тело сохранило несравненное изящество, легкость и точность движений. Казалось, на его чрезмерно сухопарой и долговязой фигуре нет ни унции лишней плоти. Тем не менее Септах Мелайн отличался своеобразной, редко встречающейся среди людей красотой. Все в нем было изящно: его осанка, его одежда, завитые локоны изысканно причесанных волос, несмотря на возраст сверкавшие золотом, маленькая остроконечная бородка и коротко подстриженные усы. Он был мастером из мастеров фехтования, ни разу не терпел поражения в поединках и лишь однажды получил рану, сражаясь одновременно с четырьмя противниками во время одной из ужасных кровавых баталий войны против Корсибара. Престимион давно любил его как брата за непоколебимую преданность, неиссякаемый оптимизм и живой ум. После непродолжительного знакомства с этим человеком Вараиль стала относиться к нему почти так же, как и ее супруг.

— Как вы думаете, — спросила она, — Престимион в душе готов к тому, что ему предстоит стать понтифексом?

— Вы должны знать это лучше, чем я, госпожа.

— Я никогда не говорила с ним на эту тему.

— Тогда позвольте мне объяснить вам, — неторопливо сказал Септах Мелайн, — что он готов к этому в той мере, в какой вообще человек способен к чему-либо подготовиться. Уже несколько десятков лет, сначала будучи наследником короналя, а затем короналем, он знал, что ему предстоит окончить свои дни на троне понтифекса. И учитывал это знание во всех своих планах. Вы же помните, ему пришлось воевать за трон короналя. Корона досталась ему очень дорогой ценой. Целых два года он воевал против Корсибара, победил его и вернул себе украденный сыном Конфалюма трон. Неужели вы думаете, что он стал бы так отчаянно бороться за корону Горящей Звезды, если бы заранее не примирился с мыслью о том, что после Замка его ждет Лабиринт?

— Надеюсь, что вы правы, Септах Мелайн.

— Я уверен в своей правоте, дорогая госпожа. И вы тоже это знаете.

— Возможно.

— Престимион никогда не воспринимал необходимость стать понтифексом как трагедию. Это просто часть его обязанностей — тех обязанностей, которые возложил на него лорд Конфалюм в тот день, когда выбрал его своим преемником на троне короналя. И вам отлично известно, что он никогда не уклонялся от своих обязанностей.

— Да, конечно. Но все же… все же…

— Я понимаю, госпожа.

— Замок… мы были здесь так счастливы…

— Ни один корональ не испытывает радости, покидая его. Как и супруга короналя. Но на протяжении многих тысячелетий каждый корональ неизменно становился понтифексом, спускался в Лабиринт и пребывал там, под землей, до скончания своих дней, и…

Септах Мелайн внезапно умолк. Вараиль с изумлением увидела, что его проницательные бледно-голубые глаза подернулись туманной дымкой.

Когда предначертание прикажет Престимиону покинуть Замок, ему тоже предстоит уехать отсюда. Он, как и другие близкие Престимиону люди, последует за ним в Лабиринт. Даже Септах Мелайн испытывал боль при мысли о столь серьезной перемене в своей жизни, и на мгновение, всего лишь на краткий миг, этот старый воин не смог скрыть свои чувства.

Однако минута слабости миновала, и на губах Септаха Мелайна вновь заиграла неотразимая улыбка. Он легко провел кончиками пальцев по золотым локонам прически и заговорил на другую тему:

— А теперь я вынужден просить у вас прощения, леди Вараиль. Настало время урока фехтования, и ученики уже, должно быть, собрались и ожидают меня.

Он шагнул к двери.

— Подождите, — остановила его Вараиль. — Всего несколько слов. Вы заговорили об уроке фехтования, и я сразу кое-что вспомнила.

— Да, госпожа?

— Не могли вы взять в свой класс еще одного ученика? У меня есть для вас кандидатура: Келтрин из Сипермита, новый человек в Замке.

Септах Мелайн удивленно поджал губы.

— Но, госпожа, насколько мне известно, Келтрин не мужское имя.

— Вы правы. Я говорю о леди Келтрин, младшей сестре Фулкари, подруги Деккерета, по просьбе которой я вчера приняла эту девушку. Келтрин, как считают в семье, обладает весьма впечатляющими способностями к обращению с оружием и хочет овладеть вершинами этого мастерства, которые в состоянии преподать ей только вы.

— Женщина? — воскликнул Септах Мелайн. — Девушка?

— Дорогой Септах Мелайн, я же не прошу вас взять ее себе в любовницы. Просто позвольте ей посещать ваши занятия.

— Но с какой стати женщина вдруг решила заниматься фехтованием?

— Понятия не имею. Возможно, она считает, что это может пригодиться ей в жизни. Думаю, что вы получите возможность лично спросить ее об этом.

— А если кто-нибудь из моих мальчишек случайно ранит ее? В моей группе нет новичков. Конечно, мы пользуемся затупленным оружием, но и оно представляет весьма серьезную опасность.

— Надеюсь, все ограничится лишь синяками. Ей придется смириться с этим. Но, дорогой Септах Мелайн, я не поверю, что вы согласитесь передать девочку в чьи-нибудь еще руки. Кто знает, вдруг вы сможете узнать от нее что-нибудь, касающееся нашего пола, чего не ведали до сих пор? Примите ее, Септах Мелайн. Я прошу вас.

— В таком случае разве я могу отказаться. Пришлите эту леди Келтрин ко мне, и я сделаю из нее лучшего мастера клинка, которого когда-либо видел этот мир. Ручаюсь вам, госпожа. А теперь… Если вы позволите мне удалиться…

Вараиль кивнула. Он широко улыбнулся ей с высоты своего роста, повернулся и пружинистой походкой зашагал к выходу, напоминая того длинноногого юношу, каким был много-много лет назад. Вараиль осталась одна в опустевшем тронном зале.

Она поднялась и какое-то время стояла неподвижно, стараясь изгнать из головы все мысли.

Наконец она медленно вышла из зала и свернула налево, в лабиринт коридоров, которые вели к невероятно древней пятиглавой постройке, известной под названием Сторожевой башни лорда Ариока, с которой открывался лучший вид на внутренний Замок — на двор лорда Пинитора, на отражающий бассейн лорда Симинэйва, на расположенную за ним ротонду лорда Гаспара, на кружевные, воздушно легкие балконы лорда Вильдивара, выстроенные в то же непредставимо давнее время, и на множество других достопримечательностей.

О, насколько все это было очаровательно! Каким чудесным образом все эти странные постройки, возводившиеся здесь на протяжении семи тысяч лет, смогли слиться воедино в этот огромный, ни с чем не сравнимый шедевр архитектуры?

«Прекрасно, — подумала Вараиль. — Престимион все еще корональ, и я по-прежнему живу здесь, в Замке, по крайней мере в настоящее время»

В конце концов придет час, когда непререкаемый долг заставит их переселиться в Лабиринт: таков закон, и он не нарушался ни разу со времен основания мира. Каждый корональ вынужден был пройти через это — и жена каждого короналя.

«Да сохранит Божество понтифекса Конфалюма!» — мысленно взмолилась Вараиль.

Конечно, время идет своим чередом, и дни понтифекса близятся к концу. Но все же, да будет нам позволено еще, хотя бы ненадолго, остаться здесь, в Замке. Еще немного. Несколько месяцев. Год. Может быть, два. Сколько получится.