Силецкий АлександрЦветочная чума

Александр Силецкий

Цветочная чума

Спроси его кто-нибудь: почему так случилось? - он вряд ли бы толком ответил. Но факт оставался фактом - Старший Инспектор Боярский с первого дня невзлюбил эту планету. Беспричинно, вопреки, казалось бы, всему. Больше того, присутствие на ней угнетало его настолько, что он вдруг покорно, утратив привычный контроль над собой, отдался во власть смутных подозрений, тупого беспокойства и прочей чепухи. И потому, когда настало время делать запись в вахтенном журнале, он, не задумываясь, вывел: "Система типа Солнечной. Масса планеты, состав и плотность атмосферы, температура, химический состав почв напоминают Землю. Наличие жизни в первый день высадки не обнаружено. С общего согласия планете присвоено имя Одра, что зафиксировано в официальном протоколе, форма 713-5А8". Старший Инспектор Боярский написал неправду, поскольку никакого общего согласия не было в помине - название планеты изобрел он сам, но безотчетно к этому приплел весь экипаж, чего в другое время никогда бы сделать не посмел. А если бы кто поинтересовался, что хотел он выразить таким названием, он, вероятно, только бы пожал плечами и неуверенно сказал: "Одно расстройство". На самом деле так оно и было. Свое смятенное состояние он благополучно запечатлел в официальном Формуляре Первооткрывателей. И отныне унылое "Одно расстройство" сократилось до безликого, но не без кокетства - Одра.

Ночь прошла спокойно. Экипаж был доволен, ощутив под ногами наконец-то _реальную_ твердую почву, и мирно, без волнений, почивал. Чуткие приборы не регистрировали никаких изменений в окружающей среде. Как и люди, в эту ночь приборы спали. Где-то над планетой поднимались ветры, проносились тучи, шли дожди, но почва оставалась всюду неподвижной, будто огромное безжизненное тело, и ничто в ее структуре не говорило о присутствии даже микроорганизмов. Одра была стерильна, нетронута, пуста... И невозможно было с точностью сказать: существовала ли когда-то жизнь на Одре, со временем исчезнув, или, напротив, еще не зародилась, чтобы в грядущих миллиардах лет явить себя во всем своем великолепии. Одра была древней Земли. Но как узнать наверняка, когда и где должна возникнуть жизнь? Космос так капризен, неприручен... Во всяком случае в своем движении вперед Земля покуда жизни не встречала.

Однако болезненное беспокойство, пришедшее вчера, и наутро не покинуло Боярского. Сколько уж на своем веку повидал он этих миров, не пригодных для жилья!.. Инспекция Поиска и Безопасности в каждый полет направляла своего представителя: он был обязан наблюдать, чтобы везде неукоснительно следовали букве Инструкции, где заранее оговаривалось, как вести себя в определенных ситуациях - безжизненна планета, или на ней замечены простейшие организмы, или есть даже шанс подозревать, что налицо следы иного, чуждого землянам разума. Пока роль Старшего Инспектора Боярского сводилась к минимуму - руководство экспедицией, и только. До сих пор не возникало нужды ни в напряженной деятельности, ни в принятии каких-либо сверхважных решений. Все шло по плану. Вселенная словно упрямо пыталась доказать, что не нуждается ни а чьей заботе и опеке. И в человеческом присутствии - тоже. А это, пожалуй, угнетало более всего.

Утром, как обычно, экипаж собрался на верхней палубе, и руководители исследовательских групп по очереди доложили результаты окончательных проверок.

Это была удача! Тем более необыкновенная, что все мечтали о ней давным-давно. Данные, полученные вчера, по прилете, подтвердились.

В принципе Боярскому впору было ликовать - он все-таки добился своего! Нашел... И тем не менее чувство странной, беспричинной неприязни к Одре оставалось. Оно мешало ощутить восторг сполна. И эта раздвоенность тоже раздражала, не позволяя воспринять происходящее как подобает. Поэтому Боярский, вопреки моменту, лишь улыбнулся и ободряюще тряхнул головой:

- Все отлично, друзья! Поздравляю! Наконец-то планета, пригодная для жилья!.. Что же, будем строить Станцию, базовую, на долгий срок. И еще... - он запнулся, словно отгоняя навязчивую мысль, и затем скороговоркой произнес: - Я настаиваю на усиленном защитном поясе. Не типовом, как устанавливали в прежних мирах...

Да, там человек не собирался жить. Прилетали, обследовали и улетали риск минимальный... А здесь будет первая Станция в Дальнем Космосе. И сюда полетят с Земли работать, жить, полетят тысячи людей - и не на месяц, не на год. Кто даст гарантию, что эта планета во всем безвредна для человека?

- Здесь все чужое, - добавил Боярский. - Может статься, враждебное...

- Ну, если гак рассуждать, - пожал плечами эколог Росси, - то где гарантия, что и мы совершенно безвредны для этой планеты?

- Верно. И это тоже придется со временем учесть, - кивнул Боярский. Придется учитывать множество факторов, от которых мы давным-давно отвыкли.

Он молча прошелся вдоль стены с иллюминаторами. Конечно, спорить нелепо, да и не о чем - мы прекрасно научились понимать друг друга с полуслова еще на Земле, когда формировался экипаж. Мы привыкли, что на Земле все хорошо. Мы это знаем. Но при всем при том какие-то чувства у нас, похоже, притупились. Они попросту не нужны там, на Земле. Ну, скажем, страх, тревога, чувство неуверенности, предвидение возможной опасности. В нас исчез элемент неадекватности в восприятии мира. С одной стороны, это прекрасно, но... Ведь есть же такое понятие: эффект теплицы... Пусть в чем-то жертвуя, в чем-то рискуя, мы, однако, знаем - на Земле всегда придут на выручку. Мы отвыкли стоять лицом к лицу с неизвестным, вот что. А здесь как раз тот самый случай.

- Ну что в итоге даст усиленная линия защиты? - настаивал Росси. - Я не вижу связи...

- Что даст? - поднял брови Боярский. - Только одно. Чувство полной безопасности. Как и на Земле. Это очень важно - особенно для первых поселенцев.

Ведь уже пора, в который раз подумал он. Нам уже тесно а Солнечной системе, нужна вторая Земля. Так вот она! И это мы, Поисковики, еще можем реально рисковать. А другие...

- К сожалению, реакция Одры на нашу деятельность пока непредсказуема. Так что лучше проявим разумную осторожность. Готовьтесь к выходу из звездолета.

Солнце поднималось к зениту. Миллиарды лет оно всходило и заходило, знойно-дымное небо висело, запрокидываясь за горизонт, а по ночам оно чернело, и солнце сменяли слепо мерцающие звезды, и стояла в мире тишина, прерываемая лишь воем ветра, да шуршанием песков, да монотонным плеском речных вод, да сухим стуком капель дождя, - блаженная, но неживая тишина, о которой даже некому было сказать, что она такое...

И вдруг мир изнутри взорвался. Возник и новый звук, и новое движение. Планета Одра ожила.

Станция росла на глазах. Всего за каких-то полдня поднялись прочные коттеджи, соединенные между собой пластиковыми галереями, взметнулись к небу стены, замкнувшие в четырехугольник изрядную площадь, - слабое напоминание о далекой Земле. А по периметру в несколько рядов тянулись аннигиляторы, плазмотроны и силовые установки, способные в случае крайней необходимости моментально окружить Станцию непроницаемым извне защитным полем. Увы, простой поселок, тихий, безобидный, уютный по-земному оставался лишь в проекте. Когда-нибудь, конечно, непременно... Не сейчас. Люди это понимали. Хотя и без особого восторга. Никто и никогда не обживал чужих миров. Здесь все было впервые, и с этим приходилось считаться постоянно.

А рядом, в сотне метров от Станции, высился гигантский звездолет. Кораблю предстояло снова улететь к Земле, чтобы принять на борт первую партию поселенцев и доставить их на Одру, где временно оставшаяся часть экипажа подготовит Станцию для благополучного житья.

Боярский не спеша прохаживался вдоль стен, наблюдая, как продвигается работа.

- Силовые установки отладьте в первую очередь, - заметил он, подойдя к центральному энергопункту. Под пластиковым навесом уже мигал и тихонько позванивал, переваривая заложенную программу, медно-огненный куб линейного компьютера.

- Уж постараемся! - весело откликнулся долговязый Юханссон, старший программист.

- И тщательнейшим образом обследуйте линию защиты. Звено за звеном, каждый блок... Даже, знаете что, - Боярский задумчиво поскреб подбородок, - может, есть резон ее опробовать в действии. Чтоб не было потом никаких накладок.

- В действии так в действии, - расцвел в улыбке Юханссон. - И впрямь не помешает. Значит, даем сигнал "проверка"?

Боярский чуть медлил. А что, если... "Проверка" - тоже неплохо. Но уж лучше знать наверняка. На холостом режиме всех нюансов можно не заметить. А ведь он, Боярский, должен обеспечить безопасность - по всем параметрам строящейся Станции. И если что, он будет после отвечать. Да не в ответе дело. Люди! Их он не смеет подвести!

- Я думаю, - с расстановкой произнес он, - стоит даже провести активную проверку. Так оно будет верней. По форме "тревога-один". И сразу слабые места - как на ладони! И сообщите о проверке во все службы звездолета.

- А не будет ли слишком?

- Надеюсь, что нет.

Мы в сложном положении сейчас, с внезапным раздражением подумал Боярский. Неужто вы не чувствуете? Прислушайтесь к себе, поглядите вокруг, вспомните Землю... Мы, как и там когда-то, начинаем с нуля. Вроде, мертвая планета - пока, а мы выставляем линию защиты... Нам кажется, что так необходимо. Оно и понятно! Чтоб доверять, нужно знать до конца... Как Землю, например. А здесь - нет... Мы здесь чужие. В этом вся беда.

Юханссона такое распоряжение Боярского даже обрадовало. И на то была причина. Он давно работал программистом при силовых установках, но о том, как действует линия защиты по форме "тревога-один", знал лишь по книгам да учебным голофильмам. За всю свою жизнь подобную программу он в компьютеры не запускал. Не было повода. Зато теперь... Случай редкий, небывалый!

- Не беспокойтесь, - ободряюще улыбнулся он Боярскому. - Уж мы все сделаем как надо!

Тот на прощанье кивнул программисту и двинулся дальше. Иногда он останавливался перед распахнутыми воротами и задумчиво глядел вдаль на мертвый ландшафт, простиравшийся вокруг этого крошечного обжитого уголка. Даже не обжитого, а всего лишь занятого временно под жизнь. Надолго ли? Мы арендаторы, подумал вдруг Боярский. Мы никого не спрашиваем, но принимаем в расчет законы, которые впоследствии, быть может, доведется чтить. И по этим законам платить сполна. Мы арендаторы без срока. Потому что он может кончиться для нас в любой момент. Мы об этом стараемся не думать и уповаем на что-то, надеемся, верим, мечтаем... А в принципе, если разобраться, мы уповаем только на себя. На свой рассудок.

Закончив обход, он вернулся на звездолет. В отличие от остальных его не тянуло долго оставаться снаружи. Чистейший воздух, ласкающие ветерки, благодатное тепло, мир, которому словно на роду написано стать со временем второй Землей, - как это прекрасно! Умом Боярский это видел, принимал. Но тревога все не проходила. Напротив, странная антипатия ко всему, что было здесь, только глубже пускала губительные корни. Особенно теперь, когда он распорядился произвести проверку линии защиты. Откуда это чувство? Может, оттого, что этот мир действительно чужой, как ни старались увидать в нем черты - пусть пока очень смутные - Новой Земли? И никогда родным не станет?..

Боярский силился понять, разобраться, и в какой-то момент ему показалось, что он нашел ответ. Новая Земля... Второй дом во Вселенной... Ведь еще никто и никогда не отправлялся жить в Далекий Космос, Одра будет первым поселением _вне_ обжитого мира. Форпост... Сумеют ли люди сохранить здесь в неприкосновенности все то, чем одарила их Земля? Ведь для себя и одарила! Иное постигается лишь в непосредственном контакте с ним. Вот здесь - иное. Как себя люди поведут? Столкнувшись с неизвестным, почувствовав себя незваными, полезут напролом и искромсают Одру, безумно впихнут а энтропийную ловушку, сами силясь выжить?.. Да, жить на далеких рубежах... Там все другое. Сохранит ли человек себя? Или - все гораздо проще, и нечего голову ломать? Обживать-то будут мертвый мир! А он беззащитен, не то что живой. Кто осудит, если воспользоваться правом сильного? Разве может быть какая-то мораль по отношению к камням, к воде, ветрам?! К ним - нет. Но по отношению к себе, желающему все очеловечить, есть она! Никто не в силах точно указать: вот день и час, начальные, и с этих пор нам позволительно не только изучать, но заселять и изменять... По образу своему и своей приспособленности. Никто не скажет: мы готовы, все. В пределах дома, может, и готовы. А вне его? Как точно знать, чтобы потом не ошибиться?

Раздался гудок внутренней связи, и экран видеофона засветился. Боярский увидел встревоженное лицо Панкова, молодого стажера из группы биологов.

- Я не помешал?

- Нисколько. Что-нибудь случилось?

Несколько секунд Панков напряженно молчал, как бы подыскивая верные слова. Или просто пытался побороть волнение?

- Видите ли... Я бы хотел вам кое-что показать...

- Так за чем же дело? - подбодрил его Боярский.

- По видеофону нельзя... Ну, словом, не то будет впечатление.

Боярский сокрушенно хмыкнул. Ох уж эти стажеры! Вечно у них какие-то сенсации, невероятные открытия... Славный народ, только уж слишком шустрый... А может, это я старею?

- Ладно, заходите. Прямо сейчас. Если, конечно, срочно...

- Не то слово! Бегу! - выпалил с экрана стажер и отключил свой аппарат.

Минуты через три дверь в тамбуре щелкнула, и на пороге возник Панков. В руках бережно, точно хрупкую бумажную игрушку, вошедший держал маленький букетик цветов. Небесно-синих, похожих на фиалки.

Панков проследил за взглядом Боярского и утвердительно кивнул.

- Вот это я и хотел вам показать.

За этим крылся какой-то подвох, Боярский чувствовал. Но что же именно? Ведь цветы как цветы. Такие щемяще земные...

- Где вы их взяли? - спросил он тихо. - И почему именно ко мне?

- Я их нашел здесь. Возле звездолета. Выходил со Станции и вдруг смотрю...

- Ну-ка, расскажите все по порядку. Да не стойте посреди комнаты, садитесь!

Панков послушно сел, положив букетик к себе на колени. Мало-помалу его возбуждение начало передаваться и Боярскому.

- Ну! - не выдержал он. - Говорите же что-нибудь! Как эти цветы попали на Станцию?

- Не знаю, - пожал плечами Панков. - Они просто росли... Я сначала глазам своим не поверил, а потом подумал: ведь планета мертва и никаких цветов на ней не может быть.

- Естественно, - криво усмехнулся Боярский. - И все же...

- Да, - просто, как-то буднично ответил Панков. - Невозможно, а есть. Представляете?! Тут я к вам и побежал.

- Ничего себе сюрприз, - прошептал Боярский. - Или это сенсация, приятная во всех отношениях, или...

- Скорей всего - второе, - невесело поддержал стажер.

- Где именно они росли?

- В распределителе одного из аннигиляторов. Я не стал в других местах смотреть - может, они где-нибудь еще росли... Но эти просто нельзя было не заметить!..

В каюте повисло тяжкое молчание.

- Вот так, - наконец, без всякого выражения произнес Боярский. Что-то, значит, изменилось... Может, почва настолько восприимчива к земным микробам? Хотя, да, ведь вы же нашли их в распределителе...

- К тому же мы прошли полнейшую стерилизацию, прежде чем покинуть звездолет... Откуда быть микробам?

- Либо планете нужен был всего крошечный толчок... - как бы рассуждая сам с собой, продолжал Боярский. - Но причем тут защитная система? М-да, ситуация...

- Что с этим делать? - Панков бережно приподнял букетик цветов.

- Что? - Боярский словно очнулся. - Действительно, что?.. А ну-ка, точно покажите, где нашли!

Он вскочил и бросился вон из каюты, увлекая за собой стажера, который от растерянности лишь крепко прижал к груди цветы, точно те, не согреваемые человеческим теплом, могли вдруг увянуть и пропасть...

Голова шла крУгом. Цветы и в самом деле были! И не один, не два, а тысячи - по меньшей мере. За то время, пока Панков пробыл у Боярского, цветы проросли во всех аннигиляторах, во всех плазмотронах, покрывая постепенно мягкой, колышущейся на ветру попоной кожухи генераторов, блоков питания, тяжелые лапы станин. Очень скоро они появились и на линейном компьютере. Тот работал еще несколько минут, беспомощно мигая индикаторными огнями, и наконец отказал. Система защиты разваливалась на глазах.

Дело принимало скверный оборот. Приказав, всем оставаться на рабочих местах, Боярский в сопровождении вызванного на место происшествия дежурного инженера Мвонги и начавшего тихо паниковать стажера устремился к пультовой центрального энергопункта.

Посреди площадки у входа в пультовую стоял Юханссон. Случившееся его явно обескуражило и потрясло.

- Когда это началось? - с ходу спросил Боярский.

- После активной проверки все работало отменно - просто загляденье, а минут через пятнадцать-двадцать полезла эта нечисть... И главное, до чего на земные похожи! Красивые, не спорю. Но ведь они... жрут... все подряд!

- Компьютер окончательно вышел из строя?

- Сейчас. Я мигом! - с готовностью сорвался с места Юханссон.

Он откинул аварийную крышку и, путаясь руками в длинных тонких стеблях, попытался добраться до электронных блоков машины. Тщетно!

- Проклятие! - простонал он. - Они всюду! Глядите! Вот! Машины не существует! Вместо блоков и соединений - одни цветочки!

- Вижу, - хмуро кивнул Боярский. - Может, еще успеем что-нибудь спасти?

- Хотя бы основное, - вставил Панков.

- Помилуйте, как? - искренне удивился программист. - Они ведь жрут материал! Все металлические части, пластики...

Он демонстративно сунул руку по локоть в недра компьютера, с тягучим хрустом разрывая цветочные стебли, выдернул оттуда какую-то деталь и, чуть надавливая пальцами, принялся крошить ее себе под ноги. Будто ломоть зачерствелого хлеба...

- Видите, видите, как! Попробуйте сами!

Боярский приблизился к устройству, но вместо того чтобы последовать примеру Юханссона, сорвал с крышки цветок и долго разглядывал его.

- Как ни странно, внешне ничего особенного, - задумчиво проговорил он, вертя цветок и так и сяк. - На Земле бы он ничем не отличался от остальных... Удивительно другое: феноменальная скорость размножения. И только там, где металл или пластик... Пожалуйста, - подозвал он одного из техников энергоцентра, - отнесите это в звездолет, в лабораторию. Да не рвите их двумя пальчиками! Берите побольше!

Техник с опасливой брезгливостью нарвал цветов и, смешно отставляя руку с букетом, быстро засеменил к кораблю.

- Еще час, - тоскливо заметил Юханссон, - и у нас ничего не останется. Ни одного прибора. Если только не случится чуда...

Да нет, подумал Боярский, откуда ему, этому чуду, взяться, если уж одно произошло? Двух подряд не бывает, разве что в сказке... Но тогда выходит, что не так уж и мертва планета? И я был прав, потребовав для Станции усиленной защиты? Вероятно. Только в чем же наш просчет? Ведь сработай вовремя защитная система... Хотя, когда же это - вовремя? Час назад, два? Чепуха! Именно после активной проверки, когда защитная система продемонстрировала всю свою мощь, планета перешла в наступление. Значит, все-же был изъян, нашлась лазейка? Странно...

В дальние ворота была видна выжженная бесплодная равнина, среди которой там и тут торчали истрескавшиеся на солнце обветренные камни, принявшие, как нередко случалось и на Земле, черты каких-то непонятных изваянии, фантастических руин исчезнувших построек. Точно недвижимое каменное воинство окружило Станцию и выжидало, готовое принять неравный бой... Теперь - неравный. Люди были безоружны.

Боярский старался отогнать невесть откуда набежавший страх. Нет-нет, чушь все это, подумал он, нам никто, никто не может угрожать. Никто и ничто. Но ведь мы действительно теперь беспомощны, вспыхнула отчаянная мысль. И противопоставить ничего не в силах... Да, но где он, этот враг? Реальный, беспощадный. Чем он в состоянии бороться с нами? Этими цветочками? Жалкая нежная плоть против неодолимых плазмотронов, аннигиляторов, силовых полей?.. Такое просто невозможно! Планета мертва! Цветы мы сами занесли... Ну, может быть, не так уж тщательно стерилизовались перед выходом из звездолета. А теперь вот... Но почему именно цветы? Уж что-что, а микробов и прочей грязи завезли с собой достаточно. На десять миров, как этот, хватит, чтоб все полетело кувырком!..

- Что говорят строители? - вдруг спохватился Боярский. - У них - то же?

- Насколько можно судить, у них пока все в порядке, - подал голос дежурный инженер. - Никаких жалоб не поступало.

- Значит, только здесь, на линии защиты, - несколько успокоенно проговорил Боярский. - Как вы думаете, почему? В чем наша промашка?

Юханссон только пожал плечами. Он скорбно глядел на цветущие нежно-голубые холмики, будто степные могильники, возникшие на месте могучей хитроумнейшей аппаратуры. Кучки металлического, пластикового праха, на которых прихоть неведомого разбила свои цветники. Как будто других объектов мало! Чем вон тот пакгауз, тоже, кстати, цельнометаллический, хуже его линейного компьютера?!

К собравшимся торопливо приближался кто-то из строителей. В руке он торжествующе, даже с каким-то вызовом, зажимал знакомые всем цветы.

Итак, ловушка захлопнулась. Конечно же, нелепо было уповать, что эта цветочная чума затронет только линию защиты, обойдя стороной главные постройки. Просто с чего-то все должно было начаться. А может, здесь была своя, неявная закономерность. Скажем, аннигиляторы и прочие силовые агрегаты стояли по периметру, и потому, естественно, первая волна, пришедшая извне, со стороны нетронутой равнины, сначала поразила их и уж затем начала продвигаться внутрь Станции. А может, все произошло иначе, другая была причина - теперь-то не суть важно, какая... Слишком поздно спохватились. Хотя по-другому быть и не могло. Никто не ждал. И подозревать поэтому не смел. Все так внезапно изменилось...

Рисковать не имело смысла. Боярский отвечал за судьбу всей экспедиции. Благородная, но до чего же тяжкая ноша руководителя!.. Ведь он понимал, что всякое может случиться. И был внутренне к этому готов. Еще там, на Земле...

- До особого распоряжения все работы приказываю прекратить! - после минутного колебания решился он. - Экипажу укрыться в звездолете! Со Станции ничего с собой не брать! И - строжайше соблюдать дисциплину!

А сам с неожиданной болью подумал: когда я еще дам это особое распоряжение?.. И дам ли его вообще? Какие-то жалкие, никчемные цветочки, перед которыми мы, люди, пасуем - так бездарно, сразу, безнадежно!.. И вся наша вековечная сила, вся наша мощь оборачивается прахом, именно прахом. Венец природы просчитался. В чем?

Двумя часами позже из лаборатории поступили результаты экспертизы.

Точно определить, что это такое, не смогли. Местный вирус? Нет. Микробы, занесенные с Земли? Никаких следов. Планета абсолютно мертва, подтвердила экспертиза. Но и людей винить нельзя. Тут что-то другое, неуловимое, непонятное... Заразная болезнь? И да, и нет. Да, потому что факты налицо. Нет, потому что переносчика болезни в принципе не существует. Ясно пока лишь одно: цветы каким-то образом перерабатывают металл и пластики, образуя из них питательную для себя среду. Словно в самом материале заключены споры этих удивительных растений... Хотя по своей структуре от земных они не отличаются. Вот только эта их невероятная способность...

Боярский глядел в иллюминатор на опустевшую, заброшенную Станцию. Яркий, до неправдоподобия живой островок среди мертвого мира. Цветы буйствовали всюду. Лишь останки отдельных строений, как части обглоданных скелетов, еще торчали, нелепо возвышаясь над синей, волнующейся на ветру поверхностью. Все остальное цветы перемололи, сожрали, превратили в труху.

Пройдет еще полдня, от силы день, подумал Боярский, и от Станции не останется вообще никаких следов. Будто нас тут и не было никогда. Впрочем, цветы, наверное, сохранятся? И тогда, может, с них-то и начнется великая цепь живого, которого недоставало этой планете. И это живое породит в итоге разум... Цветочный разум. Из цветочной чумы... Чушь собачья! Ничего не будет. Цветы погибнут, и все вернется на круги своя. Им попросту нечем будет питаться. А вдруг?.. У Боярского нехорошо захолонуло сердце.

- Так, - резко повернулся он к собравшимся на верхней палубе членам экипажа. - Ситуация крайне запутанная, необходимо ее обсудить. Мне кажется, дальнейшее пребывание здесь не только теряет смысл, но и просто опасно. Вы видите, бороться с цветами невозможно. У кого какие предложения?

- А если все-таки попробовать найти противоядие? - выступил вперед инженер Мвонги. - В конце концов специалистов на борту хватает. И если объединить усилия...

Боярский бросил на него испытующий взгляд.

- Допустим, - согласился он. - Попробовать, конечно, можно. Но как по-вашему, сколько времени придется это противоядие искать? Ну, хотя бы примерно.

- Видите ли, - замялся Мвонги, - с ходу я вам вряд ли скажу... Я не биолог, и методика поисков мне не очень ясна. Но, думаю, времени уйдет немного. От силы - неделя.

- От силы неделя, - эхом отозвался Боярский. - Ладно, давайте прикинем... Разумеется, рано или поздно мы найдем ответ. Обязаны найти. Но не кажется ли вам, что если даже на поиски уйдет всего неделя, для нас это может обернуться полным крахом? Да за эту неделю цветы просто-напросто сожрут наш корабль! Сначала Станция - ее, что называется, легче укусить. Но цветам нужна прикормка! И звездолет - блюдо, для этого дела самое подходящее. Я бы сказал, деликатес!.. Мы столкнулись с хищником, со страшным хищником, поймите!

- Корабль необходимо перенести в другое место! И не строить новой Станции, пока не разрешим проблему! - выпалил скороговоркой Панков.

Боярский с сомнением покачал головой.

- Если бы все сводилось только к этому!.. Перенести, не строить... Где гарантия, что цветочная чума не подстерегает нас в любой точке планеты? Что вообще присутствие нашего корабля не вызывает ее к жизни?

Никто не нашелся, что ответить.

- Поэтому все разговоры о разных исследованиях пока прекратим, - устало подытожил Боярский. - Время тянуть нечего. Мы только подвергаемся ненужному риску. Вот мое мнение как руководителя экспедиции: надо немедленно стартовать на Землю! Нельзя, чтобы сюда отравляли экспедицию за экспедицией и дело оборачивалось... ничем, как у нас. Нам никогда не обжить эту планету, пока там, на Земле, не решат ее проблему. Так что будем готовиться к отлету.

В иллюминаторе синий островок гляделся приветливо и безобидно. Возможно, он и был таким на самом деле. Для тех, кто не видит в нем врага. Но в нем видели только врага... Оттого, вероятно, что сами его породили. Неважно - как. Был результат, осмыслять который никто бы сейчас не решился. Ибо любой труд энтропиен. В том смысле, что дает отходы. И всего учесть и распознать заранее, - наверное, нельзя.

Звездолет гасил скорость, идя к Земле на вспомогательных моторах. Теперь до родной планеты оставалось лету сутки с небольшим.

В рубке управления на стереоэкране точно по центру, будто кружочек конфетти, увеличенный для всеобщего обозрения, висел знакомый с детства дымчато-зелено-синий диск - Земля. Все свободное от дежурств время люди проводили в рубке, с удовлетворением наблюдая, как медленно, но неуклонно растет изображение родного мира.

О сутках, страшных, непонятных, проведенных на далекой Одре, вспоминать не хотелось. Мысли были заняты скорым возвращением домой. Дальний Космос, пустой и враждебный, остался позади.

Именно в эти безмятежно-радостные часы полета и было сделано открытие.

Когда Боярский вернулся из навигационной рубки к себе в каюту, его внимание сразу привлек словно возникший из дурного сна голубой букетик в вазе на столе. Какой шутник преподнес этот бедственный подарок, Боярский так и не узнал. Да и ни к чему было стараться. Поскольку в ту же минуту он с отчаянием понял: катастрофа, которой они, казалось бы, счастливо избежали, на самом деле притаилась рядом, здесь, на корабле. Наверняка, цветы были не из лаборатории. Там они надежно изолированы, спрятаны, и унести их просто невозможно. Да и кто рискнет? Значит... Вывод напрашивался сам собой. Значит, кто-то сорвал их внутри звездолета. Ну, а если так...

Экстренное совещание было тягостным. Долго объяснять не пришлось - все и так слишком ясно понимали, что им грозит.

- Что будем делать? - подчеркнуто спокойно произнес Боярский. - Ваши предложения, друзья?

Члены экипажа зашевелились, но никто не отважился выступить первым. Они сознавали, что сейчас, быть может, решается судьба корабля. Действовать надо наверняка, ошибаться нельзя. Каждый искал спасения, цепляясь за соломинку сомнительных предположений и одновременно чувствуя, что это ничего не даст. Выход был, но язык не поворачивался произнести хотя бы слово... Ибо все знали: тогда отступать уже нельзя. Никому.

- К сожалению, цветы успели проникнуть на звездолет, - вновь заговорил Боярский, как бы тормоша товарищей и вместе с тем подготавливая их к неизбежному выводу. - Обшивка пока цела, потому что условия полета и вакуум за бортом мешали цветам размножаться. Но даже один цветок говорил бы о заразе на корабле. А их десятки, если не сотни. И число их растет с каждой минутой...

- Может, срочно запросить Землю об аварийной посадке? - решительно сказал Ананда, главный навигатор.

И тотчас плотину всеобщей сдержанности словно прорвало.

- Это безумие! - воскликнул эколог Росси. - Доставить на Землю такой очаг заражения!..

- Да нет, можно высадиться на Луне, - возразил Панков. - Или причалить к одной из космических станций. На худой конец, проще всего вызвать легкую ракету, перебраться на нее, а звездолет взорвать. А перед высадкой на Землю пройти строжайшую стерилизацию.

- Боюсь, и это не поможет, - грустно заметил Боярский. - Любой контакт с нашим кораблем чреват опасностью. Во всех конструкциях, во всех механизмах есть металлические детали. Либо пластики. Одного прикосновения достаточно, чтобы зараза, как по цепочке, перекинулась дальше. А итог один. Рано или поздно она достигнет Земли, дотянется до всех поселений в Солнечной системе. Вы представляете себе: вместо городов, зон отдыха, вместо предприятий, транспорта, космодромов - всюду только холмики трухи, покрытые безобидными с виду, хрупкими цветами. Это конец. Всему конец. И только море голубых цветов...

- Ну, это уж, положим, вы сгущаете краски! - подал голос Юханссон. Если что и случится, то не в таком масштабе. Я убежден, Земля успеет разобраться, что к чему, и найдет противоядие. История красноречива Земля еще никогда не оказывалась в тупике. Или вы не верите в человеческий разум?

- Нет, в человеческий разум я верю, - холодно отозвался Боярский. Земля и на сей раз не окажется в тупике. Только для этого нужно проявить особенную осторожность. Учтите, цветы размножаются с поразительной быстротой. Ученые могут просто не успеть. Физически не успеть... А что тогда?

- Хорошо, что предлагаете _вы_?

У Боярского ответ, в сущности, был готов давно. Он не торопился выступать со своими выводами лишь потому, что надеялся, глупо, безрассудно, как азартный мальчишка, что это совещание еще что-нибудь даст, вдруг родит какую-то оригинальную идею... Если бы так!.. Выход только один, и второго нет. Во всяком случае сейчас им найти его не под силу, что бы они там ни изобретали. Смешно: как ученики на уроке решение-то есть, но без учительской подсказки боязно назвать - вдруг все-таки не так?..

- Необходимо срочно связаться с Землей, - сказал Боярский тоном, не признающим возражений. - Мы обязаны предупредить. Нельзя, чтобы нас встречали. И - никаких повторных экспедиций. Мы - первые и последние. Ясно?

- Рубка связи готова. Операторы ждут выхода в эфир, - мигом откликнулся Мвонги и пододвинул Боярскому цифровой щиток видеофона.

Спокойно, будто ничего и не случилось, Боярский набрал нужный код. Вспыхнул экран. Лицо дежурного радиста было бледно и выражало полную растерянность.

- Я только что собирался вам звонить, - сдавленным голосом сообщил радист.

- А что такое?

- Рация дальней связи не работает. Тока нет. Они сожрали генератор!

Итак, связаться с Землей звездолет не мог. И в условленный час дать пеленг - тоже. Но на планете все равно будет зафиксировано их появление в Солнечной системе, и, несмотря ни на что, будут высланы навстречу посадочные буксиры. На Земле отреагируют по-своему верно: раз звездолет молчит, значит, что-то случилось и нужно срочно принимать спасательные меры. А именно этого сейчас и нельзя допустить! Их корабль подобен чудовищной бомбе, способной разнести в щепы все, уничтожить цивилизацию до основания.

- Я требую, - тихо, но отчетливо произнес Боярский, - никакой паники на борту!

- Но что же делать теперь? Нам всем? - спросил с экрана радист, глядя с ужасом на командира.

Палуба погрузилась в ледяное молчание.

В эти секунды каждый мысленно читал себе приговор, беспощадный, не подлежащий обжалованию ни перед кем и никогда. И это была высшая человеческая награда каждому из них...

- Мы не имеем права возвращаться! - прозвучал громкий, ясный голос Старшего Инспектора Боярского. - Приказываю: развернуть корабль и на полной тяге идти за пределы Солнечной системы! Мы обязаны унести чуму вместе с собой! Это счастье, что нас еще не обнаружили с Земли...

На темном экране, уменьшаясь, неудержимо смещался к краю голубоватый диск.

- До чего нелепо получилось! - сидя за пультом, вздохнул Ананда. - Ведь на Земле не знают ничего! И не подозревают даже. Ну ладно, мы исчезнем. Но они снова и снова будут посылать экспедиции на эту планету. И каждый раз...

- Да, - сухо отозвался Боярский. - Каждый раз. Пока не поймут, что пора менять тактику. Мы все сейчас, как котята, которые тычутся носом в стенку в надежде найти выход... И нас нельзя лишать этого права - быть котятами. Наличие разумности лишь подтверждает силу метода проб и ошибок. Всякий раз на новом уровне.

Он неотрывно смотрел, как удаляется, растворяясь в темноте, родная планета. Странное дело, он не испытывал ужаса и смертной тоски от того, что уже больше туда не вернется, что не побродит по лесам и лугам, не искупается в море, не увидит городов, знакомых лиц, не проведет хотя бы сутки дома... Он силился разобраться в себе самом и неожиданно понял, будто вспыхнуло что-то в его мозгу, - не то, отчего он так холоден и спокоен сейчас, а то, что должен был понять еще давно, гораздо раньше... Эффект теплицы. Они несли его с собой, в себе. Отсюда - линия защиты. Ни от кого. На всякий случай, просто так... Чтоб сохранить иллюзию. Зачем? И эта нелепая активная проверка... Она все и решила, подвела итог. Вне Земли земное кончается. А они об этом думать не хотели. Боялись, что ли. Тоже своего рода линия защиты...

- Когда люди наконец поймут, - пробормотал Боярский тихо, не обращаясь ни к кому, - что земное - Земле, а Вселенной - совсем другое, они избегнут многих неприятностей, вроде нашей.

- Я что-то не улавливаю вашу мысль, - откликнулся из своего кресла Ананда.

- Когда люди сообразят, что Космосу нужен не их разум, подкрепленный исключительной тягой к земному - всегда и во всем, а просто - разум, добрый, светлый, ищущий, лишенный ничтожных земных предрассудков, - вот тогда люди смогут прилететь на Одру, и никакая цветочная чума не будет им страшна, потому что это - не чума, а обыкновенная красота. И красота страшна не человеку, а отходам его трудов, его антропоцентричных иллюзий.

Методом проб и ошибок... Как котята... Чтобы вырасти в сильное, прекрасное существо. Которому ведомо, как дальше ступать.

Может быть, нужен толчок? Подсказка? Будто на уроке... Кто-то ведь должен помочь поначалу. Ободрить. Хотя бы первым сделать осмысленный шаг. И тем самым увлечь остальных за собой...

И тогда сознание Боярского наполнила ликующая мысль, точно он единым махом вдруг одолел почти неразрешимую задачу.

- Навигатор, курс на Одру! Теперь у нас все должно получиться! Если, конечно, успеем долететь...

- Отчего же? Как-нибудь дотянем, - еще ничего не понимая, пожал плечами Ананда.

А Боярский подумал: если и вправду доберемся, надо будет планету по-другому назвать!..