Загадки истории: Мона Лиза – путь звезды

О загадках «Джоконды» исписаны горы бумаги. Искусствоведы, журналисты и просто энтузиасты десятилетиями спорят о том, что означает улыбка Моны Лизы, не подделка ли висит в Лувре и кто вообще изображен на портрете Леонардо? Бестселлер Дэна Брауна «Код да Винчи», в котором на пуленепробиваемом стекле, закрывающем «Джоконду», появляется таинственная надпись: «Так темен обманный ход мысли человека», довел жажду взломать шифры картины до мании. Но вот о главной загадке знаменитого портрета Леонардо задумываются мало. Как вообще вышло, что именно «Джоконда» выиграла «чемпионат мира» среди всех произведений искусства? О загадках «Джоконды» исписаны горы бумаги. Искусствоведы, журналисты и просто энтузиасты десятилетиями спорят о том, что означает улыбка Моны Лизы, не подделка ли висит в Лувре и кто вообще изображен на портрете Леонардо? Бестселлер Дэна Брауна «Код да Винчи», в котором на пуленепробиваемом стекле, закрывающем «Джоконду», появляется таинственная надпись: «Так темен обманный ход мысли человека», довел жажду взломать шифры картины до мании. Но вот о главной загадке знаменитого портрета Леонардо задумываются мало. Как вообще вышло, что именно «Джоконда» выиграла «чемпионат мира» среди всех произведений искусства?

Попробуйте сделать невозможное и забыть о том, что «Джоконда» — картина картин. Что вы видите перед собой? Небольшой по размерам портрет не очень красивой и скромно одетой женщины не первой молодости. Почему же она потеснила на пьдестале почета таких сильных конкуренток, как Нефертити, «Сикстинская мадонна» Рафаэля или «Венера перед зеркалом» Веласкеса? Чтобы ответить на этот вопрос, мало знать вехи победного пути «Моны Лизы» к мировой славе. Гораздо важнее понять не «как это было», а «почему это произошло». То есть разобраться в этом механизме.

Слава — что круги на воде: сначала всплеск от упавшего камня, потом первый узкий круг, потом круг пошире, еще и еще, пока волна не ударит в берег или не сойдет на нет на водной глади. Краеугольный камень в основании популярности «Джоконды» — гений Леонардо да Винчи. Из ничего не бывает ничего: бездарное малевание не поможет раскрутить никакой «пиар». А «Джоконда» — визитная карточка великого флорентийца.

Правда, ни своей подписи, ни даты, ни имени модели Леонардо на портрете не оставил. Не сохранилось ни одного предварительного рисунка в альбомах художника, ни одного слова о «Джоконде» в его дневниках. Но сомнений в авторстве Леонардо нет: качество портрета говорит само за себя. Картина новаторская, но не открытиями, а тем, что все достижения Высокого Возрождения сведены в ней воедино на высочайшем уровне.

Здесь и сочетание пейзажа с портретом, и закрученная поза-«контрпосто», и взгляд прямо на зрителя, и пирамидальная композиция. Вспомните, как усаживает курортный фотограф отпускников на фоне задника с намалеванной горой Ай-Петри. «Закиньте ногу на ногу, сложите руки на животе, корпус разверните в три четверти и смотрите прямо в камеру, пока не «вылетит птичка». Впервые все это пятьсот лет назад проделал Леонардо да Винчи со своей моделью. А еще — техника. Живопись тончайшими слоями, каждый из которых накладывался только после того, как высохнет предыдущий. Манера «сфумато» (по-итальянски «исчезающий как дым») — когда художник добивается тающего очертания предметов, красками воскрешая игру света и тени.

Вот это мастерство, а не вымышленные ребусы, которые разгадывают джокондоманы всего мира, и есть главная ценность «Джоконды». Но до сих пор самое интересное, что «углядели» многие в «Моне Лизе», — это якобы скрытое в слоях красок тайное послание. Вроде вывернутого наизнанку автопортрета Леонардо.

Такова уж природа человека. Зрителю свойственно вглядываться в картинку и выискивать в ней спрятанные художником изображения. Помню, какого шума наделало лет двадцать назад письмо одного чудака, отправленное в ЦК КПСС. Он «увидел» в картине Саврасова «Грачи прилетели» зашифрованную историю России XX века. В ветвях деревьев ему грезились и профиль Троцкого, и дата начала Второй мировой. Бред, но дело дошло до того, что это «открытие» было поставлено на экспертизу Ученого совета Третьяковской галереи.

В начале XVI века никаких ребусов в «Джоконде» никто не искал. В отличие от большинства звезд живописи ее рождение вообще прошло незаметно. Завершение, например, «Гентского алтаря» Ван Эйка или «Маеста» Дуччо праздновали несколько дней соответственно города Гент и Сиена. Точную дату рождения «Джоконды» ученые, как ни бьются, не могут установить до сих пор. Где-то между 1503 и 1506-м. Так что пятисотлетие «Моны Лизы» можно продолжать праздновать еще целый год. Леонардо почему-то не отдал портрет заказчику и возил его с собой до самой смерти. Но затворницей Мона Лиза не была.

«Джоконда» очень рано прошла «тест на славу» у художников: без них ни одной картине этого не добиться. Именно профессионалы были ее первыми поклонниками. Живопись XVI века полна следов влияния «Джоконды». Великий Рафаэль, например, просто «заболел» портретом Леонардо. Черты Моны Лизы мы угадываем и в его рисунке флорентийки, и в «Даме с единорогом», и даже в мужском портрете Бальдасара Кастильоне. Леонардо удалось создать идеальное «наглядное пособие» для художников, что-то вроде каталога новинок. Копируя «Мону Лизу», они открывали для себя секреты живописи.

Первым человеком, который «перелил» славу Джоконды в слово, был художник и искусствовед Джорджо Вазари. Автор бестселлера «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» написал: «Леонардо взялся исполнить для Франческо дель Джокондо портрет его жены Моны Лизы… Изображение это давало возможность всякому, кто хотел постичь, насколько искусство способно подражать природе, легко в этом убедиться, ибо в нем были переданы все мельчайшие подробности, какие только доступны тонкостям живописи… Портрет казался чем-то, скорее, божественным, чем человеческим, и почитался произведением чудесным, ибо сама жизнь не могла быть иной». Очень важно, что эту оценку он дал, ни разу не увидев картину лично, а лишь выразив общее мнение цеха художников. Вердикт Вазари на века определил высокую репутацию «Джоконды» в кругу профессионалов.

Кроме того, автору «Жизнеописаний…» будущая суперзвезда обязана удачным «сценическим именем»: Мона Лиза Джоконда. Ведь кроме сообщения Вазари нет ни одного доказательства, что на портрете изображена жена торговца шелком из Флоренции. Наоборот, все этому противоречит. Леонардо был в зените славы, его буквально осаждали толпы коронованных заказчиков. С какой стати ему было писать портрет ничем не примечательной жены некого купца?

Первое достоверное сообщение о знаменитой картине принадлежит секретарю кардинала Арагонского — Антонио де Беатису. Но в нем ни слова нет о Моне Лизе Джоконде. Де Беатис посетил мастерскую Леонардо незадолго до смерти художника и записал в дневнике, что видел «портрет флорентийской дамы, сделанный с натуры по просьбе Джулиано Медичи». К герцогу Намурскому Джулиано Мона Лиза Джоконда не имела никакого отношения. Позднее ученые подобрали несколько кандидаток на роль модели Леонардо. Больше других шансов было у первой «эмансипе» Европы герцогини Мантуи Изабеллы д`Эсте, с которой Леонардо дружил и переписывался. Глядя на ее леонардовский карандашный портрет можно уловить сходство со знаменитой картиной из Лувра. Но ни Изабелла д`Эсте, ни какая-либо другая блестящая аристократка «не прижились» у публики.

С легкой руки Вазари большинство людей уверены, что на портрете Леонардо — Мона Лиза, жена Франческо дель Джокондо. Отсюда второе название картины — «Джоконда». Настоящая Мона Лиза вышла замуж в шестнадцать лет за вдовца много старше нее, похоронившего к тому времени двух жен. Она прожила скучную жизнь обедневшей дворянки, выданной замуж родителями ради денег.

Чтобы вырваться из «узкого круга» признания художников, произведению искусства необходимо завоевать коллекционеров. А главными коллекционерами в XVI веке были короли.

Первым местом, где не одни художники увидели «Джоконду», была баня, баня короля, а королем был не только великий политик, но и великий коллекционер Франциск I. На исходе жизни Леонардо получил приют у французского монарха, который стал для него идеальным покровителем. Король подарил художнику дом близ своего замка в Амбуазе. Здесь гениальный флорентиец и умер. По легенде, перед смертью он продал «Джоконду» Франциску за 4 000 золотых монет — огромную по тем временам сумму.

Король же поместил картину в баню не потому, что не понял, какой шедевр ему достался, а как раз наоборот. Баня в Фонтенбло была важнейшим местом во Французском королевстве. Там Франциск не только развлекался с любовницами, но и принимал послов. Кроме эротических фресок и скульптур ее украшали любимые картины Франциска, а он предпочитал все светлое и радостное. В такой компании и оказалась «Мона Лиза». По-итальянски «ла Джоконда» означает «веселая, игривая женщина». Таковой и считали ее Франциск и его придворные. Не случайно именно в это время появились первые копии обнаженной «Моны Лизы». Набожные католики крестились при виде «веселой, игривой женщины», которую теперь многие считали ведьмой.

В истории с баней Франциска рано проявилась невероятная удачливость «Моны Лизы». Удивительным образом она всегда оказывалась в нужном месте и в нужное время, словно сами небеса определяли путь ее славы.

Два века «Мона Лиза» «путешествовала» по королевским дворцам: после Фонтенбло — Лувр, Версаль, потом Тюильри. Картина сильно потемнела, при неудачных реставрациях исчезли брови Джоконды и две колонны на лоджии за ее спиной. Если бы можно было описать все «тайны французского двора», которые видели глаза «Моны Лизы», то книги Александра Дюма показались бы скучными учебниками по истории.

Кстати, был момент, когда «Джоконду» едва не купил у французской короны тот самый герцог Бэкингем из истории с подвесками, так как она предназначалась для лучшей в мире коллекции живописи, которой владел английский король Карл I. Людовик XIII был равнодушен к искусству, но сделка не состоялась. Кардинал Ришелье отговорил своего короля продавать «Джоконду» англичанам. Возможно, он сам зарился на картину, будучи лучшим французским коллекционером. Как бы то ни было, этот эпизод стал вершиной первоначальной популярности «Моны Лизы».

Но в XVIII веке единственный раз удача изменила «Джоконде». Она до такой степени не вписалась в моду на идеальных красавиц классицизма и фривольных пастушек рококо, что короли-коллекционеры к ней охладели. Ее перевели в покои министров. Потом она спускалась все ниже и ниже по лестнице придворной иерархии, пока не оказалась в одном из темных закоулков Версаля. Там ее видели только мелкие чиновники да уборщицы. «Джоконда» впала в полное забвение. Когда впервые 100 лучших картин из коллекции французского короля были показаны в 1750 году в Париже избранной аристократической публике, ее среди них не было.

Все изменила Великая Французская революция. Вместе с другими картинами из королевской коллекции «Джоконду» конфисковали для первого в мире публичного музея в Лувре. И здесь выяснилось, что не в пример королям-коллекционерам художники никогда не разочаровывались в шедевре Леонардо. Член комиссии Конвента, бывший королевский любимец, мастер фривольных сцен Фрагонар сумел по достоинству оценить «Мону Лизу»: он распорядился включить ее в состав самых ценных картин музея.

В 1800 году Первый консул Французской республики генерал Бонапарт украсил ею свою спальню во дворце Тюильри. Спальня Наполеона оказалась для «Джоконды» таким же трамплином к славе, как когда-то баня Франциска. Наполеон ничего не смыслил в живописи, но высоко ценил Леонардо. Правда, не как художника, а как генияуниверсала — себе под стать. К тому же он доверял профессионалам. Раз Фрагонар сказал, что «Джоконда» — великое произведение, значит, так оно и есть. Три года «Мона Лиза» оберегала сон великого корсиканца. Став императором, Наполеон возвратил картину в музей в Лувре, который назвал своим именем. «Джоконда» «потратила» триста лет, чтобы окончательно завоевать славу в «узких кругах» художников и коллекционеров.

Наконец, «Джоконду» смогли увидеть не только художники и короли, но и все желающие. И что важнее всего — увидеть в лучшем музее мира в сравнении с другими шедеврами. Как верно сказал писатель и бывший министр культуры Франции Андре Мальро: «Музеи не просто показывают шедевры, они их делают». Как знать, если бы в центре художественного мира, в Лувре, оказался любой другой из 4 женских портретов Леонардо, например «Дама с горностаем» (Чечилия Галерани), суперзвезду звали бы не Мона Лиза, а Мона Чечилия.

Правда, желающих сначала было немного. Условия для прорыва в следующий круг славы были созданы идеальные, но занять первое место не то что в мире, а хотя бы в Лувре «Моне Лизе» удалось не сразу. Буржуазный вкус первой половины XIX века предпочитал эффектных красавиц Рафаэля и Мурильо. «Святое семейство» Рафаэля, например, по описи музея оценивалось в 10 раз дороже «Джоконды». А «примадонной» Лувра была слащавая картина Мурильо «Вознесение Девы Марии», которую сейчас никто не помнит. (Интерес к ней упал настолько, что в 30-е годы XX века французы согласились вернуть «Вознесение» в испанский музей Прадо.)

Только в 1833 году «Мона Лиза» появилась на одной из многочисленных картин, изображающих экспозицию Лувра. «Заметил» шедевр Леонардо американский художник и изобретатель телеграфной азбуки Самюэль Морзе. Гениальный создатель морзянки первым разглядел в «Джоконде» будущую любимицу широкой публики. Но решающую роль в подъеме «Джоконды» на очередную ступень славы сыграли не художники, а писатели-романтики. До них все считали «Мону Лизу» всего лишь игривой, веселой итальянской красоткой. Романтики же нашли в ней идеал роковой женщины, созданный величайшим гением всех времен и народов Леонардо да Винчи, которому они поклонялись. Эти идеи вызрели в квартале поэтов — Латинском квартале Парижа, в дискуссиях в кафе романтической молодежи. Потом разошлись по всему миру.

Англичанин Вальтер Патер писал в своем эссе о Джоконде, вдохновившем Оскара Уайльда на создание «Портрета Дориана Грея»: «Эта красота, к которой стремится изболевшаяся душа, весь опыт мира собран здесь и воплощен в форму женщины… Животное начало в отношении к жизни в Древней Греции, страстность мира, грехи Борджиа… Она старше скал, среди которых восседает, как вампир; она умирала множество раз и познала тайны могилы; она погружалась в глубины морей и путешествовала за драгоценными камнями с восточными купцами, как Леда; была матерью Елены Прекрасной, как святая Анна — матерью Марии; и все это было для нее не более чем звуком лиры и флейты…»

А знаменитый автор либретто к балету «Жизель» поэт Теофиль Готье сделал главное — в 1855 году он придумал загадочную улыбку «Джоконды». До него никто не видел в ней никакой тайны. Вазари, например, назвал улыбку «Моны Лизы» всего лишь «приятной». Готье же представил улыбку «Джоконды» как главное оружие женщины-вамп, в которую опасно влюбляться, но не влюбиться нельзя: «Джоконда! Это слово немедленно вызывает в памяти сфинкса красоты, который так загадочно улыбается с картины Леонардо… Опасно попасть под обаяние этого призрака… Ее улыбка обещает неизвестные наслаждения, она так божественно иронична… Если бы Дон Жуан встретил Джоконду, он бы узнал в ней все три тысячи женщин из своего списка…» В личной жизни длинногривый герой романтических салонов Готье был типичным подкаблучником своей любовницы балерины Карлотты Гризи.

После него загадочная улыбка превратилась для публики в главное достоинство «Джоконды», затмив даже авторство самого Леонардо. Эмансипе вроде герцогини Кастильонской, не желавшие больше быть машинами для деторождения, часами тренировались перед зеркалом, чтобы улыбаться, как роковая Джоконда Готье. Загадочная улыбка «Моны Лизы» стала открытием картины для интеллектуалов из среднего класса, которые и были основными посетителями Лувра кроме художников и гревшихся там зимой клошаров.

Еще один вклад романтиков в миф о «Джоконде» — трогательная история о любви, с первого взгляда вспыхнувшей между гением Леонардо и его моделью. Ее автор — великий фантазер Жюль Верн. В своей ранней пьесе «Джоконда» он изобразил ее любовницей великого флорентийца. Так в сознании читающей Европы возник любовный треугольник — молодой красавец художник, старый муж-купец и прекрасная Джоконда. И никому не было дела до того, что в реальности муж Моны Лизы был много младше Леонардо, а самого художника власти преследовали за гомосексуализм.

Кстати, в чопорные викторианские времена о гомосексуализме Леонардо говорить было неприлично — это был страшный секрет интеллектуалов. Он не вписывался в миф о портрете идеальной женщины Джоконды, созданной идеальным мужчиной Леонардо. Жюль Верн «прикрыл» кумира романтиков историей с Джокондой-любовницей. Образ Моны Лизы отделился от картины и зажил собственной жизнью. Джоконда из романов и эссе стала кумиром даже тех, кто был далек от живописи.

Романтики создали первый в истории картины самовоспроизводящийся механизм, работающий на славу. Так было обеспечено многократное повторение, мелькание — главное условие популярности любого продукта — от кинозвезды до памперсов. Правда, пока еще в среде только образованной, читающей публики.

Литературный образ-клише пошел гулять по книгам и умам, подогревая интерес к портрету. А тут и фотография подоспела, слова обрели картинку даже для тех, кто никогда не видел «Мону Лизу». Интеллигенты викторианской эпохи стали сектой, поклонявшейся таинственной и роковой женщине, фото которой они держали на письменном столе. Слова Вальтера Патера «Она, которая старше скал…» — стали их паролем.

Тему роковой женщины в начале XX века подхватил русский писатель и философ Дмитрий Мережковский. Его книга о Леонардо «Воскресшие боги» стала европейским бестселлером. Под ее влиянием отец психоанализа Зигмунд Фрейд написал свое эссе о гомосексуализме Леонардо. Скандал в благородном семействе интеллектуалов получился громкий.

Как точно сказал издатель Акунина Игорь Захаров: «Сначала книжка (читай — любое произведение искусства) уходит в интеллигенцию с ее высокими запросами, а уж потом народ, заглядывая ей через плечо, говорит: «Мне нравится». На заре XIX века «Джоконда» была известна только профессионалам и даже не считалась лучшей работой Леонардо. В XX веке она стала любимым образом интеллектуалов из среднего класса. Через десять лет о ней узнала толпа.

21 августа 1911 года в «Квадратный салон» Лувра пришел художник, который решил написать копию «Моны Лизы». К его удивлению, там, где обычно висела картина, зияла пустота. «Наверное, с выходных гостит у фотографов, скоро принесут обратно», — успокоили его служители. Время шло — картина не появлялась. Художник начал скандалить, и служители пошли поторопить фотографов. Но те и не собирались снимать «Мону Лизу». Не было ее и у реставраторов. До охраны наконец дошло, что картину украли. Разразился страшный скандал. Директор Лувра Омоль, который лишь недавно хвалился, что украсть «Джоконду» — все равно что похитить Нотр-Дам, был уволен. Неожиданно для всех «Мона Лиза» оказалась в центре политических баталий. Франция жаждала реванша за поражение, которое ей нанесла Германия в 1870 году. Назревала большая европейская война. В этой раскаленной атмосфере кража шедевра Леонардо была воспринята французами как национальное оскорбление.

Первое подозрение пало на германского кайзера Вильгельма II. Французские газеты писали, что он приказал своим шпионам украсть «Мону Лизу», чтобы показать слабость Франции. Немецкие газеты платили той же монетой. Кража «Джоконды» — уловка французского правительства, которое хочет спровоцировать войну. Возникли версии об анархистах, решивших свалить правительство, о сумасшедшем, который влюбился в «Мону Лизу» и похитил ее, об американском миллионере Моргане, заказавшем кражу шедевра для своей коллекции. Вся французская полиция, которая считалась лучшей в мире, была поставлена на ноги. Единственное, что нашли сыщики, — это раму от «Джоконды». Она лежала на боковой лестнице, которой пользовались только служители Лувра. Никто не мог понять, как вору удалось пройти незамеченным мимо сторожей. Были допрошены сотни людей. Неожиданно на первое место выдвинулась версия о художниках-авангардистах.

Одним из главных подозреваемых стал их лидер Пабло Пикассо. Оказалось, что его приятель, некий Пьере, украл для него из Лувра две древние каменные статуэтки. Пикассо считал первобытных художников предшественниками кубистов. Он хотел всегда иметь их произведения перед глазами. Музеи он считал гробницами искусства, где оно спрятано от настоящей жизни. Полицейские решили, что, украв статуэтки, авангардисты вошли во вкус и устроили провокацию с картиной Леонардо. «Главарем» международной банды воров-авангардистов сыщики «назначили» подданного Российской империи поэта Гийома Аполлинера. Бельгиец Пьере был его секретарем. Поэт стал единственным человеком, арестованным по делу «Моны Лизы». К чести полиции, надо сказать, что она быстро установила непричастность Аполлинера, Пикассо и их друзей к краже «Джоконды».

Единственный стоящий след обнаружил самый знаменитый полицейский Франции тех лет Альфонс Бертильон. На раме он заметил отпечаток пальца. Но отец первой в мире системы опознания преступников по комбинации размеров пяти частей тела ненавидел главного конкурента своей методики — дактилоскопию. Бертильон даже толком не знал, как воспользоваться своей находкой. Улика, которая могла раскрыть загадку кражи, оказалась бесполезной. Сыщики, подгоняемые возмущенной общественностью, лезли из кожи вон, но ничего, кроме издевок и насмешек, не добились.

Главным героем в деле о краже «Моны Лизы» стала не полиция, а пресса, и она щедро отплатила портрету Леонардо за возможность продемонстрировать свое растущее могущество. Кража картины стала первой по-настоящему всемирной сенсацией. Пресса назначала и смещала директоров Лувра и префектов полиции, решала, быть европейской войне или нет, а главное — завораживала всех, от аристократа до простолюдина, бесконечными вариантами детективной истории под названием: «Кто украл «Мону Лизу»?»

Иллюстрированные издания — прообраз современного телевидения — нуждались в историях с картинками, и кража «Джоконды» дала им идеальную пищу. Репортеры использовали весь «багаж» «Моны Лизы», накопленный интеллектуалами: от загадочной улыбки до любовного треугольника. «Петит Паризьен» печатал репродукцию «Моны Лизы» на первой странице целый месяц. «Джоконда» стала персонажем криминальной и светской хроник, вроде Соньки Золотой Ручки или королевы Виктории. Только гибель «Титаника» вытеснила сообщения о расследовании кражи «Джоконды» с первых полос газет всего мира.

И вот 2 декабря 1913 года — через два с лишним года после исчезновения картины — неизвестный, назвавшийся Леонардом, предложил флорентийскому антиквару Альфредо Гери купить у него «Джоконду». Незнакомец объяснил, что его цель — вернуть Италии шедевр, украденный Наполеоном. О том, что Франция купила картину за триста лет до прихода к власти Наполеона, Леонард просто не знал. Через некоторое время он привез картину из Парижа во Флоренцию в дорожном сундучке с двойным дном. Там, заваленную грязными рубашками и носками, ее и увидел потрясенный антиквар, когда пришел в номер гостиницы, где остановился грабитель. Леонард был арестован. То, что он рассказал на допросах, вызвало новый скандал. В пандан к «Похищению» пресса разыграла грандиозный спектакль «Возвращение «Моны Лизы». Второй раз за три года картина оказалась героиней мировой сенсации.

Грабитель, которого в действительности звали Винченцо Перуджа, некоторое время работал в Лувре. Именно он сделал остекленный короб-раму, куда для защиты от вандалов поместили «Джоконду». В тот роковой понедельник, когда исчезла «Мона Лиза», он навещал в музее своих друзей-рабочих. Лувр был закрыт для посетителей, но сторож, знавший Перуджу, впустил его. Оказавшись один в «Квадратном салоне», итальянец спокойно снял картину со стены, вышел на боковую лестницу, вынул ее из рамы и спрятал под своим рабочим халатом. Ему легко удалось пройти мимо сторожей. Придя домой в свою комнатушку на улице Госпиталя Сен-Луи, Перуджа спрятал «Джоконду» под матрац. Так он и спал на картине больше двух лет.

Легкость, с какой была совершена кража, сильно подпортила репутацию охраны Лувра. Но еще больше была опозорена знаменитая французская полиция. Выяснилось, что в ее картотеке были отпечатки пальцев Перуджи: он не раз имел проблемы с законом. Однако Бертильон не сумел грамотно сравнить следы, найденные на раме картины, с «пальчиками» в полицейском формуляре Перуджи. Он слишком презирал возню с отпечатками, веря только в свой «бертильонаж». Именно «Джоконде» криминалистика обязана окончательной победой дактилоскопии, а преступники всего мира, которые ленились работать в перчатках, — годами тюрьмы.

Забавная деталь, о которой Перуджа рассказал на суде. Когда он оказался один в салоне Карре, то колебался, что брать. Там же были и Тициан, и Рафаэль, и другие итальянцы, пригодные для его «патриотической миссии». Он уже было решил взять «Венеру и Марса» Мантеньи, но тут вспомнил, как посетители шептали слова из эссе Патера перед «Джокондой», и решил, что это более стоящая штука, раз перед ней люди молятся. Если бы он взял что-нибудь другое, может, у нас была бы другая суперзвезда? А так эстеты Патер и Готье оказались «наводчиками» профана Перуджи.

«Мону Лизу» показали на выставках во Флоренции, Риме и Милане, а потом она с триумфом возвратилась во Францию в отдельном купе экспресса «Милан — Париж». Перуджа получил всего год тюрьмы — итальянский суд учел его патриотические побуждения. В годы Первой мировой войны он храбро воевал, вернулся героем и прожил жизнь мелкого лавочника — торговца красками.

Позже возникла версия о том, что Перуджа был всего-навсего исполнителем, а заказчиком кражи выступил аргентинский мошенник Эдуардо де Вальфьерно. Сначала предприимчивый аргентинец нашел художника-поддельщика, который сделал с «Моны Лизы» шесть высококачественных копий. Потом на сцену вышел нанятый им Перуджа и, не ведая, что творит, украл оригинал. Аферист Вальфьерно продал подделки в «теневые коллекции», уверяя каждого из владельцев, что он — единственный обладатель подлинника Леонардо. Выручка составила несколько десятков миллионов долларов. Вальфьерно скрылся с деньгами, а «патриот» Перуджа попался полиции и взял всю вину на себя. Облапошенные коллекционеры по понятным причинам помалкивали.

После кражи и возвращения картина окончательно стала символом изобразительного искусства вообще. Картина превратилась в звезду, стала популярнее киноактрис и оперных примадон. Кухарки и прачки наклеивали вырезки из газет на стены своих комнат. Из мужчин «Джоконда» особенно полюбилась пожарным. Когда для фабричных рабочих решили устроить специальные экскурсии в Лувр по вечерам, они не желали смотреть ничего, кроме «Джоконды».

В среде интеллигенции возникла даже реакция отторжения «Джоконды» — любимицы толпы. Знаменитый искусствовед Бернард Беренсон опубликовал признание в том, что с его глаз спала пелена. Он увидел, что Мона Лиза — отчужденная, несимпатичная и неинтересная особа, с самодовольной и высокомерной улыбкой. «Жаль, что она вернулась», — в сердцах заявил Беренсон. Но нападки интеллектуалов на «Мону Лизу» только усилили любовь к ней у простых людей. Джоконда стала народной героиней.

Следующий шаг на пути к славе «Моны Лизы» сделали художники-авангардисты. Они избрали ее объектом своих экспериментов. В 1914 году Казимир Малевич создал коллаж, где дважды перечеркнул репродукцию «Моны Лизы» крест-накрест, а вверху написал «частичное затмение». Пять лет спустя «отец» дадаизма Марсель Дюшан изобразил «Джоконду» с усами. Это произведение он назвал загадочной аббревиатурой из пяти букв LHOOQ. Секрет в том, что если произносить эти буквы быстро, то по-французски получится фраза «У меня горячая задница» — elle a chaud au cul. Малевич и Дюшан противопоставили свое антиискусство эксперимента традиционному искусству со всеми его «буржуазными» ценностями. Публика была оскорблена до глубины души, а «Мона Лиза» прославилась еще больше.

После возвращения в Париж из Италии в 1914 году «Мона Лиза» не покидала Францию почти полвека. В путешествие ее отправил генерал де Голль, которому «Джоконда» понадобилась в качестве дипломата. В 1962 году картина отплыла в США в каюте первого класса на океанском лайнере «Франция». Ее трансатлантический визит сгладил напряжение в отношениях между двумя странами. Хитрый де Голль использовал симпатии к Франции Жаклин Кеннеди, в жилах которой текла французская кровь. Очаровательная жена президента была личной покровительницей «Джоконды» во время ее визита в США. Пресса писала о современной американо-французской Моне Лизе. На время рейтинг популярности Жаклин Кеннеди превысил рейтинг ее мужа.

«Джокондомания» охватила Америку. Во время вернисажа американский морской пехотинец, охранявший картину, едва не заколол штыком француженку-реставратора, которая слишком близко подошла к «Моне Лизе». В Вашингтоне и Нью-Йорке картину за два месяца посмотрели больше полутора миллионов человек. Подавляющее большинство этих людей пришли в музей в первый раз в жизни. Один фермер спросил куратора Вашингтонской национальной галереи: «А как будет использоваться это шикарное здание, когда «Мона Лиза» уедет?» Под прикрытием культурного зонтика французы вышли из НАТО и занялись своей собственной ядерной политикой.

После американского триумфа «Мона Лиза» прорвалась в рекламу и стала торговой маркой. С тех пор ежедневно появляется продукт, который рекламируется через образ Джоконды. Общество любителей «Моны Лизы» издает специальный каталог, где регистрируются «новинки»: носки, пылесосы, бюстгальтеры, спички…

Американские художники-авангардисты не стали ниспровергать «Джоконду» с пьедестала, как когда-то их коллеги европейцы. Наоборот, Энди Уорхолл, Джаспер Джонс, Роберт Раушенберг и другие звезды поп-арта стали эксплуатировать образ Моны Лизы так же, как другие продукты массовой культуры — от банки супа Кэмпбелл до Мерилин Монро.

Покорив Америку, в 1974 году «Джоконда» отправилась в Азию. Франции нужно было налаживать отношения с новым экономическим гигантом, Японией. Разменявшая пятое столетие «игривая, веселая женщина» шагала в ногу со временем. В Токио она прибыла на борту уже не корабля, а «Боинга». Самурайская дисциплина позволила японцам установить рекорд: всего за месяц в Токио «Джоконду» увидело больше людей, чем в Америке за два. Чтобы увеличить пропускную способность, в зал был запрещен доступ для инвалидов. Под влиянием визита «Джоконды» в стране началась настоящая сексуальная революция. Открылись сотни ночных и стриптиз-клубов с названием «Мона Лиза», женщины стали носить прямой пробор а-ля Мона Лиза, несколько топ-моделей сделали пластическую операцию, чтобы улыбаться, как Мона Лиза.

Поучаствовала «Мона Лиза» и в смягчении атмосферы «холодной» войны.

На обратном пути из Японии она заглянула в Москву. В годы «разрядки» визит «Моны Лизы» был знаком того, что СССР постепенно открывается миру. Вокруг Музея имени Пушкина толпы людей сутками ждали вожделенной встречи с «прекрасной флорентийкой». В день «Джоконду» смотрело по 4 600 человек. 400 человек в час. 9 секунд на человека. Российская оборонная промышленность изготовила «музейное изделие»: кабину-витрину для «Джоконды».

Министр культуры Екатерина Фурцева лично поблагодарила министра среднего машиностроения за то, что завод «Молния» блестяще справился с заданием. Министр внутренних дел Щелоков объявил личную благодарность милиционерам Афонькину и Аверюшкину, охранявшим шедевр Леонардо в зале. Москва была последним пунктом маршрута всемирных гастролей «Джоконды», с тех пор она никуда из Лувра не выезжала.

За такую славу, которой добилась картина, надо платить. На «Мону Лизу» покушались дважды: один раз на выезде, другой — дома. И каждое такое покушение «раскручивало» маховик славы «Джоконды» еще сильнее.

В 1956 году боливиец Уго Унгаза Виллегас долго стоял в Лувре перед картиной, а потом взял да и запустил в шедевр Леонардо камнем. Виллегаса немедленно взял под защиту Сальвадор Дали. Он обвинил во всем Леонардо да Винчи, который «спровоцировал» боливийца. Тот-де полюбил Джоконду как мать, а тут увидел, что та над ним насмехается, что еще оставалось делать, как не взяться за булыжник? С тех пор у левого локтя «Моны Лизы» — едва заметная отметина.

В 1974 году в Токио очередной «любовник» бросил в «Мону Лизу» пузырек с краской. К счастью, защитное стекло спасло шедевр.

После этого картину поместили в специальный ящик из пуленепробиваемого стекла. Он заполнен гелием, что позволяет создать идеальную «атмосферу» для сохранности шедевра. Только раз в году реставраторы видят «Джоконду» «в живую», когда осматривают картину. В апреле этого года «Мона Лиза» переехала в отдельный зал, построенный для нее в Лувре.

В век глобализации шедевр Леонардо стал глобальной ценностью. На нее работают все современные технологии: массовый туризм, реклама, поп-культура. Никого уже не удивляет появление в Интернете порнографического сайта под названием «Мона Лиза». «Джoкондиана» составила огромный раздел китча. Песни о Джоконде поют певцы со всего света от — Демиса Руссоса и Нэта Коула до Элтона Джона и Боба Дилана. В виде Моны Лизы изображают всех знаменитостей — от Сталина до Моники Левински. В святилищах аборигенов в Австралии этнографы находят репродукции «Джоконды» среди местных богов. А в мае этого года лик Моны Лизы, набранный художником Георгием Пузенковым из компьютерных пикселей, отправился в космос на Международную станцию. Когдато Мона Лиза отделилась от своего портрета и зажила отдельной, литературной жизнью. В конце ХХ века это произошло и в массовой культуре. Как Мерилин Монро или Микки-Маус.

И все же: отчего именно «Джоконда» Леонардо да Винчи стала суперзвездой? По мнению одних, секрет в уникальной открытости «Джоконды» для любой интерпретации — недосказанность — оставляет место для полета фантазии. А другие считают, что дело вовсе не в улыбке и вообще не в достоинствах самого портрета. Всему виной внешние обстоятельства, и прежде всего кража 1911 года. Не будь этого «подарка судьбы», «Джоконда» никогда не достигла бы такой популярности. Только чувство утраты рождает любовь. Звездой «Мону Лизу» сделали два итальянца: великий Леонардо да Винчи и назвавший себя Леонардом недотепа Винченцо Перуджа. А еще французы Готье и Дюшан, корсиканец Наполеон, американец Морзе, австриец Фрейд, русский Мережковский, поляк Малевич… Мужчин в судьбе «игривой, веселой» дамы хватало. Только вот женщин там вы не найдете. Где любовь, там и ревность.

Григорий Козлов