"Монеты на твоей ладони" - читать интересную книгу автора (Шумилова Ольга)

Глава 14

«…и царствует в нем Сплетающая Судьбы, Великая Паучиха Морана. Восемь глаз даны ей, дабы видеть все сплетения ткани судеб, восемью руками владеет она, дабы не выпустить нити жизни. Первая из титанов родилась она из Великого Хаоса, и последняя уйдет в своего родителя в конце времен. Сотни тысяч веков плетет Сплетающая во тьме, одна. Все нити держит она в своих руках: смертных, богов, титанов, кроме одной – нити единокровного брата своего, что лишь на мгновение младше ее – Хроноса. Не успела Великая ухватить нить жизни его, ибо только просыпалась, ибо неокрепшими были руки ее, ибо глаза ее еще не открылись, не узрели пустоту.

И проснулась Сплетающая, и сказала она брату своему: «Отдай мне нить жизни своей, ибо таково мое предназначение, такова воля отца нашего – Хаоса.» Не захотел Хронос отдать власть над судьбой своей, ибо не хотел смиряться с волею сестры над судьбой своей. И повел он льстивые да хитрые речи, но не поддавалась Сплетающая. Взъярился тогда Хронос, и сказал: «Не быть тому, чтобы моя нить была в твоих руках. Коль не смогла ухватить ее сама, значит, в том воля Хаоса. Отступись.» Отступилась Великая, да затаила тайную злобу. И нет с тех пор мира между братом и сестрой. С начала веков пытается отомстить за давнюю обиду Великая, с начала веков мешает закончить ее великий труд – Полотно этой вселенной – Хронос, ибо знает, что хочет она начать новое Полотно, в котором не будет места ему.

Такова история первой вражды. Поселили титаны эту вражду в сердца богов и смертных, потому и нет мира между ними, пока в ссоре брат с сестрой. Но не покорится Хронос, не простит Морана, и потому жить миру во вражде до конца времен…»

– Весьма оригинальное объяснение вооруженных конфликтов, – обратился я к потолку, болтая ногами.

– А ты думал. Мифология, она на то мифология и есть. Кто теперь знает, что там было на самом деле.

Я оторвался от книги и удивленно посмотрел на Дикого. Вот уж от кого не ожидал религиозных наклонностей.

– Получишь по черепушке от парочки богов, не в такое поверишь. Ах да, – он весело зыркнул своими черными глазами, и я сдавленно охнул – в голове будто атомный взрыв прогремел.

– Только попробуй еще раз не поставить блок – получишь вдвое больше. И не надо напускать на себя вид умирающего. Еще спасибо скажешь.

– Угу, – протянул я, на собственном опыте давно убедившись, что спорить с ним бесполезно. Абсолютно непробиваем, как восьмимиллиметровый лист криптона.

Я подтянул одну ногу к груди и посмотрел вниз – вид на нашу комнатушку открывался – закачаешься. Все-таки день, когда я обнаружил, что под самым потолком, у охладителя генератора, есть еще одна ниша, был прожит не зря. Ниша оказалась не особо большой, но теплой и уютной, и лично мне очень напоминала лежанку на русской печи. С тех пор я перестал занимать кровать Тени и переселился сюда. Одеяло и матрасик я раскопал среди хлама в неприметном углу лаборатории, и теперь, в принципе, был доволен жизнью. Если бы не обучение.

И ведь когда-то мне искренне хотелось этим заниматься. Я тяжко вздохнул и поправил съехавший с колен огромный том Летописи. Еще раз вздохнул, безнадежно глянул на Дикого, починявшего вентиляцию как раз на уровне моих глаз в уже привычной позе «гравитация, прощай», и снова погрузился в изучение пухлого труда минувших столетий, впихивая в себя крупицы бесценного знания, подсунутого мне Ханом в форме обязаловки.

Ну просто все, кому не лень, в срочном порядке переквалифицировались в преподавателей. Я-то, конечно, вполне понимал, что это необходимо, но одно дело понимать…

– Эй, дите поднебесья, слазь вниз.

– Не могу. У меня еще до конца первой части, – я выразительно потряс толстой пачкой пергаментных листов, – чуть ли не вся история создания мира. Вампирюга меня живьем съест, если профилоню.

– Во-первых, как ты обзываешь летописца, Хранитель недобитый? – я зажмурился, но самым неожиданным для себя образом успел подставить блок под очередную воспитательную ментальную атаку, – А во-вторых, я тебя официально освобождаю от создания мира. Временно, – пресек Дикий мой восторженный возглас, – Умственную нагрузку надо чередовать с физической.

– Ой, ну может не надо, а? Я лучше добью сотворение мира, – заныл я, предчувствуя очередную изматывающую тренировку, – Ну пожалуйста-а-а-а!

– Никаких «пожалуйста»! Что за бунт против дисциплины? Вниз, быстр-р-ро!

– Дикий, у тебя есть совесть? – вздохнул я, откладывая книжку и сползая с верхотуры.

– Нет, – отрезал он, – Потерял еще во младенчестве.

– А между прочим, за углом чья-то валяется. Не твоя? – Хан вынырнул из-за вышеназванного угла, сверкая белоснежными клыками в своей обычной голливудской усмешке, – Подбиваешь на отказ от изучения великих деяний древности?

– Хоть бы подготовить к деяниям современности. И то, – Дикий выразительно глянул на меня, – сомнительно. Лентяй. Первый попавшийся ощущающий плюнет – и нет его. Нет чтобы наверстывать, так отлынивает. Думает, в игрушки играем.

– Ничего я не думаю, – обиделся я.

– Вот именно, не думаешь, – оборвал Дикий, – Даже не пытаешься. А то, сколько жизней от тебя зависят, тебе, похоже, вообще наплевать. В случае чего вся Безымянная ведь на тебе повиснет. На тебе, а не на мне, или на Тени, а ты даже не пытаешься это осознать, мальчишка! Чтобы потянуть такое, ты должен быть лучше, чем мы оба вместе взятые, а пока что не тянешь даже на хорошего дворника.

– Рейн, прекрати проводить деморализацию. Мальчик у нас меньше месяца, – Хан странно глянул на меня, – И все-таки кое-чему уже научился.

Не научишься тут, под игом домашней тирании. Я насупился, всем своим видом выражая согласие с этим высказыванием.

– Это не оправдание. Может, этот месяц – все, что у нас осталось, – внушительно заявил Дикий, но под моим обиженным и Хановым вопросительным взглядами сдался, – Ладно, как хотите. Мое дело маленькое. Иди, я сейчас, – бросил он мне, и я покорно поплелся к месту назначения.

Я шел в подвальный док, размышляя о превратностях судьбы в целом и моей невезучести в частности. А так же о том, какая неудобоваримая личность мне досталась в качестве тренера. Тот еще садюга. А если я ноги протяну от непомерных нагрузок, тогда они что делать будут?… Воскресим и удвоим. Меня?! Нагрузки. А ну, бегом! Мой вздох мог исторгнуть слезы из каменной глыбы. Дикий же заявил: пять кругов дополнительно! Гад. Чешуйчатый.

Пришлось припустить рысцой. Впереди замаячил печально знакомый еще по первому посещению этого дока низкий коридорчик. Под потолком злорадно заскреблись. Я прибавил скорости до приличного спринта. На этот раз – исключительно по собственной инициативе. Сквири вывалились из-за потолочных перекрытий, когда я уже на всех парах миновал зловредную местность, разочарованно чивкнули и с противным металлическим скрежетом залезли обратно, не получив сегодня ни материального удовлетворения, повыдергав у меня половину скальпа на гнезда, ни морального, нагадив на куртку. На площадку я влетел, безмерно довольный собой, уселся на перила и лихо скатился вниз, только ветер в ушах засвистел. А кто-то стонал, что высоты боится. Я пожал плечами и поставил самый тщательно построенный блок от телепатии, на какой был способен. Нечего тут всякому ходячему антиквариату портить молодежи хорошее настроение. Против ожиданий карательных мер не последовало, значит, на меня уже внимания не обращают. Языками чешут, древности музейные.

М-да. Я постоял, задумчиво перебирая в кармане всякие забавные штучки, раскопанные мной в лабораторном хламе, и решил-таки побыть сознательным элементом общества. Может, дополнительные круги снимут.

Скинув куртку, я спортивной трусцой принялся наматывать километры по грузовому доку, перепрыгивая через, пробегая по и пролазя под нагромождениями старья. Это у них называется «бег с препятствиями». По мне, так эти препятствия они могут засунуть себе…

Я резко оборвал крамольную мысль, поскольку мои мучители телепортировались в док с выражением мудрой задумчивости на физиономиях. Правильно, им, значит, можно, а мне – пешком ходи. Эксплуататоры!

– Что это за пародия на черепашьи бега?! Два круга дополнительно!

Ага, снимут, значит…

– Быстрее! Ты в сортоянии вообще что-то сделать хотя бы удовлетворительно, человек?!

Я разозлился. Дикого брезгливо перекосило. Хан возвел глаза к потолку. Короче, тренировка началась. На меня орали, меня шпыняли, рычали, что я бездарность, что я ни на что не годен, что слепой безногий калека может больше, чем я. Я огрызался, вопил, что таких сдвинутых садистов не найдешь во все галактике, что психушка мучительно страдает от потери в их лице. Меня без конца гоняли по трассе, перемежая это мучение десятками дурацких упражнений, лазаньем по стенам, стрельбой, фехтованием (зачем, господи ты боже мой?! У нас не средние века, в конце концов!) и кучей всего остального. Потом опять была трасса, упражнения, лазанье и ползанье… Я задыхался, в боку кололо, все тело болело, мышцы и колени дрожали как студень, тяжеленное оружие валилась из рук, я спотыкался, падал, на меня орали, поднимали за шкирку и тычком отправляли дальше. Через несколько часов этого кошмара я не мог поднять руки, ноги не держали, хотелось только упасть и застрелиться.

Застрелиться мне не дали, сменив физическую тренировку на ментальную. Я выл, обзывал их бессердечными тварями, корчился от сверлящей боли, орал и от бессильной злобы швырялся ответными ударами. Мои хилые потуги отметались небрежным движением крыла и мучения продолжались. Потом была еще «тенировочка», якобы «для закрепления», но это я уже помню очень смутно.

Я очнулся, валяясь на спине на холодном полу дока, задыхаясь, не в силах пошевелить даже пальцем. Эти гады задумчиво рассматривали меня с интересов биологов, препарирующих какую-то особо любопытную букашку.

– Ты был прав. Н-да… Я бы даже сказал, на все сто, – несколько удивленно сказал Хан.

– Даже не знаю, что с этим делать, – отозвался Дикий.

Значит, окончательно записали меня в ни на что не годные. Ну и хрен с ними. Мне на данный момент уже все до фонаря. Особенно их взгляды на мою профпригодность. Я закрыл глаза и блаженно выпал из объективной реальности, предоставив этим двоим самостоятельно тащить мое бренное тело наверх.

Против ожидания, меня действительно отправили наверх, а не оставили доходить до кондиции на полу. Посему измываться над собственным организмом, поднимая его по лестнице, не пришлось, и я блаженно растекся в кресле перед камином, пока наставники не опомнились от своей нетипичной гуманности. Начальство меж тем совещательно шушукалось за спиной, оглаживая тяжелыми взглядами мой затылок, и, похоже, обсуждало, как бы заменить меня на более…Гм… подходящую кандидатуру для ежедневных измывательств. Мои подозрения подтвердила донесшаяся до меня фраза:

– Что еще скажет по этому поводу Скай…

– Скай бы надо мной так бы не издевалась, – ну, я-то тоже имею право поучаствовать в дискуссии, как наиболее заинтересованная сторона.

На меня с удивлением воззрились две пары глаз, и Дикий протянул:

– Бред на почве лентяйства.

– Это почему?!

– Вернется Скай, сам узнаешь.

Я пожал плечами и задремал. Мне снилась пуховая перина и отпуск на Канарах, красотка Инга, пиво и огромная корзина креветок. Я находился на седьмом небе, блаженствовал и парил в небесных кущах. Райские гурии увивались вокруг. Вдруг оказалось, что у одной из золотоволосых гурий лицо Тени, и сон раскололся и осыпался, как разбитое стекло. Под стеклом оказалась пыльная паутина, в которую я и угодил. Мельтешили тучи паучков, еще какая-то пакость… Короче, испортили сон. Паутина вместе со мной поехала куда-то вниз, и мне даже показалось, что ее кто-то тянет. Вдруг впереди возник незнакомый черноволосый мужик, и, проезжая мимо него, я был ухвачен им за шиворот и здорово схлопотал по физиономии.

Я взбрыкнул и проснулся.

Ответная оплеуха угодила в Дикого, который от удивления ее и пропустил. Моя же челюсть ныла столь недвусмысленно, что без слов было понятно, кто же по ней треснул.

– Орал на весь Ангел, – пояснил Дикий, – Я думал, тебя как минимум четвертуют.

– Сильно разочаровался? – пробурчал я, вылезая из кресла и пытаясь размять задеревеневшие мышцы.

– Это как посмотреть. Занялся бы лучше делом, вместо того, чтобы дрыхнуть целый день.

– Я и занимаюсь, – огрызнулся я, и, покряхтывая, побрел к холодильной секции. Есть хотелось зверски, и я не глядя выгреб все, что там еще оставалось съедобного после ужина, который, похоже, провели без моего участия. За столом прочно обосновался Хан, выписывая что-то в очередном томе Летописи. Я сел напротив, перегнулся через столешницу и обнаружил, что он вырисовывает чей-то портрет.

– Кого рисуем?

– Тебя.

– Да? А зачем? – ляпнул я не подумавши.

Летописец одарил меня сумрачным взглядом, не обещавшим ничего хорошего презренному созданию, до сей поры не ознакомившемуся с принципом ведения летописи, то есть мне. Я напустил на себя покаянный вид и устроил недочитанный том на колени, принявшись его листать, не прекращая процесс поглощения всего съедобного и относительно съедобного в пределах моей досягаемости. Оказалось, что где-то с середины исторические справки начинают перемежаться биографиями и трудовыми списками деятелей невидимого фронта, то есть Стражей и Хранителей, снабженные довольно архаичными изображениями вышеназванных типов. Хранителей было значительно больше, чем Стражей. Как-то не внушает оптимизма. Я внимательнейшим образом принялся изучать обстоятельства упокоения моих предшественников. Начал я, как водится, с конца. Дела минувших дней – это, конечно, неплохо, но актуальность у них уже не та.

От этого высокоинтеллектуального действа меня отвлек подозрительное громыхамие, шарканье и тихий мат над ухом. Я мгновенно вскинулся, ибо не узнать некоторые обороты было невозможно.

– Не надо меня никуда тащить! Не инвалид, слава богам, сама дойду! А ну пусти!!! – рыкнул недовольный голос, вслед за которым из-за угла показалась белая макушка его обладательницы.

– Тень! Вернулась, – подал голос я. – Ну и как там дела на Дальних Пределах?

– …, – пробурчала она, входя в комнату. Тут наконец я заметил, что Хан давно уже не сидит за столом, а пытается поддержать Тень, которая…хромала. Я вытянул шею и разглядел тонкую кровавую полосу, тянущуюся за ней от входа.

Я испугался. Выскочил из-за стола, подбежал к ней, едва не столкнувшись лбами с Диким, телепортировавшимся прямо передо мной.

– Что… – начали мы в два голоса, посмотрели друг на друга, и я замолк.

– Куда опять вляпалась?

Тень плюхнулась на ближайший ящик, оглядела нас, хмыкнула и выдала:

– У вас что, коллективный приступ материнского инстинкта? Мужики, блин! А ну, р-р-разойдись! Когда засобираюсь на тот свет, я вам официально сообщу. Ясно?

Мы дружно кивнули, но расходиться не собирались. Даже наоборот – Дикий сел с ней рядом, Хан подтащил табуретку, я же просто опустился на корточки.

– Ну что вы в самом деле? Цапнули меня тут по дороге. Один…кхм, – Тень покосилась на меня, – нехороший оборотень, окончательно съехавший с катушек. Потом сам чуть от сердечного приступа не помер, когда понял, чью ногу пожевал. Пришлось откачивать. Из-за этого козла добиралась почти на день дольше, чем рассчитывала. Довольны? – она оглядела нас, видимо, не увидела ничего обнадеживающего, тяжело вздохнула и деловито принялась стаскивать прокушенный сапог. Сапог не поддавался, не желая слазить с опухшей ноги. Дикий наклонился и неуловимо-быстрым движением распорол его когтем сверху донизу, чудом не распоров при этом самой ноги. Тень рванула штанину, мгновенно разошедшуюся на две части до самого колена. Чуть повыше лодыжки действительно оказалось два ряда, насколько мне было видно, глубоких точек. Тень стащила с одной руки перчатку, прикрыла глаза, и я уже во второй раз стал свидетелем исчезновения болячек. Только на этот раз они были не моими. Сначала спала опухоль, потом закрылись ранки. Все вместе заняло не больше десятка минут.

– Ну что, можно наконец перестать стоять у меня над душой? – она сердито зыркнула на нас, встала, задумчиво постояла на вылеченной ноге и удовлетворенно кивнула. Хан переглянулся с Диким и неуверенно начал:

– Скай, у нас наметились проблемы…

Я уже наловчился определять по особому выражению глаз, когда шла передача мыслей. Перед моим носом явно шло обсуждение меня любимого, а самому заинтересованному лицу, как всегда, предоставили хлопать ушами. Я попытался вклиниться, но был оперативно выставлен с эквивалентом шлепка по заду. Мол, маленький еще, не дорос.

Я философски пожал плечами, и вернулся к изучению Летописи, не забывая время от времени поглядывать на бурно что-то обсуждающее начальство. Как пить дать, обрабатывают Тень на предмет смены Хранителя.

А ну их всех, великих и ужасных. Сразу пролистав уже изученные биографии последних пятидесяти Хранителей, благополучно почивших без лавров, я наткнулся на тот самый крайний случай, к которому меня готовили. Война, потребовавшая Хранителя. Материал обещал быть горячим – только прочитав, с кем воевали Сумерки, я уже впал в легкий шок. А воевали мы с т,хорами. Кошмарная угроза, неуязвимый противник, быр-быр-быр… Ладно, дифирамбы врагу пропустим. У меня только один вопрос – что в этой ситуации делал Дикий? Родная кровь, как-никак. Однако, занятно у нас выбирают Стражей – из бывших кровников. Я вчитался в закорючистые буковки, и не без интереса стал следить за ходом военных действий. От размышлений на тему сравнительной тактики и стратегии меня отвлекли сказанные вслух слова:

– Что загрустил, Лисенок?

Я поднял голову и обнаружил, что кроме меня и Тени в комнате уже никого нет

– Учеба не ладиться? – она весело подмигнула, – Так это дело поправимое.

– Заладиться тут что-нибудь с этими ненормальными. Тень, ну на мне же крупными буквами написано, что воякой мне не стать. Я для этого совсем не приспособлен. У меня даже сложение совсем неподходящее. Тогда какой смысл надо мной издеваться?

– Хмрррррр, – сдержанное мурлыканье перешло в заливистый смех. Ну и что смешного? – Аргументы у тебя, Лисенок… – она вытерла набежавшие слезы и продолжила: – Сложение у него, видите ли… Ты мое сложение видел?

Я честно оценил ее сложение. Прямо скажем, хлипкое. В том смысле, что худая, тонкокостная и узкоплечая. Но гибкая, быстрая и сильная. И с почти материальным ощущением туго натянутой пружины внутри, которая если распрямиться, мало не покажется никому.

– Тень, это совсем другое. Кнут, он тоже тонкий, знаешь ли, но кожу выдирает с мясом.

– Ого, да ты поэт, Лис. Какое…оригинальное сравнение. Польщена, маленький подлиза. Только почему же тогда себя так не ценишь?

– Потому что меня можно сравнить только с ножкой от стула.

– Ну-у-у, ножкой от стула тоже можно как следует треснуть, как считаешь? Главное – как следует за нее взяться. Не горюй, завтра сама проверю, что там у тебя получается. И если не получается совсем ничего, мучить тебя больше никто не будет. Честное слово, – я обрадовался. – Но… – как оказалось, зря, – таких людей, да и не только людей, у которых бы СОВСЕМ ничего не получалось, я еще не встречала. Ну а теперь – марш в постель.

Она потянулась и зевнула. Надо же, неужели так поздно? Я поднял глаза на стену. На корабельных часах было уже почти час ночи. Так, значит где-то…где-то четыре часа утра по земному времени. Точно пора баиньки. Я вскарабкался к себе наверх. Потом вдруг в голову пришла одна мысль… Я высунулся из-за занавески и глянул вниз.

– Тень!

– Что?

– Слушай, ты говорила, тебя оборотень укусил… А он… это… не?… То есть это тоже легенды?

– Да в общем-то правда. Только зараза к заразе не липнет, так что не волнуйся – шерстью я не обрасту при всем желании.

– В смысле? – я непонимающе приподнял одну бровь.

– Без смысла. Если оборотня укусит другой оборотень, то это ничего не даст. Медведь волком перекидываться не начнет. Ясно?

– Чего-о-о?! – я едва не свалился вниз. Только не говорите мне…

– Только не говори мне, что ты не знал, – нахмурилась Тень, – Истинный оборотень. Могу менять ипостаси по своему желанию, сохраняя разум. Дикий – тоже. Ты что, действительно Летописей не читал? Это стандартная способность всех Стражей, только используется редко – слишком энергоемко. Ну и у Хранителей, тоже бывает. Изредка, – добавила она, глядя на мою испуганную физиономию. Все, надо прекращать бакланить и плотно взяться за эти чертовы Летописи, пока я не проворонил чего-нибудь похуже. А то потом окажется, что как Хранитель я стал каким-нибудь истинным вампиром, и обязан распивать по литру крови каждое четвертое полнолуние второй декады високосного года.

– Истинным вампиром ты точно не станешь. Им можно только родиться.

– Они что, еще и детей рожают?!

– А то. Надо же им как-то ра-а-змножаться, – она зевнула, показав солидные клыки, – Спокойной ночи, Лисенок. Смотри, не свались. Даже я тебя потом не соберу.

– Угу, – протянул я, поняв, что после таких откровений заснуть будет сложно. Да и выспался я вроде бы… Хотя какой там сон, только по морде схлопотал лишний раз. И вообще, Хмрррр…

«За синей-синей дверью зеленый потолок, и облака в горошек, и в клетку Ланселот»… Мда, как все запущено… Я помотала головой и ополовинила третью кружку коктейля «Актив». Против ожиданий и охренительного процента стимуляторов в оной смеси, активнее я себя не ощущала. А ощущала я бесконечную, глухую тупость и нечто, весьма напоминающее тихую панику.

Даже родной интерьер лаборатории не действовал в качестве успокоительного, наоборот: при одном взгляде на коллекцию пороков развития внутренних органов «Актив» комом вставал в горле, явно раздумывая, а не двинуться ли обратно. Я постучала себя по груди, помогая ему принять правильное решение и задумалась, уныло глядя на все ту же коллекцию.

Когда неоткуда начать, начнем, как всегда, сначала. Итак, я… Я…

Да что там начинать, Дальние Пределы вечно чем-нибудь отличатся! То у них революция махает красным флагом, то делегаты – чурбаны неотесанные – пытаются Серебряного за хвост поймать…Но что б такое! И хоть бы меня сразу позвали, п-придурки…

Я зябко запахнула теплую рубашку, накинутую на плечи, и только сейчас сообразила, что меня бьет дрожь. Все это действительно серьезно. Весьма и весьма.

Я прикрыла глаза. Первый труп лежал под высокой красноватой сокрой, и пышные, будто припорошенные снегом, ветви закрывали его до самых серых, вытертых в голенищах сапог. Именно из-за этого, как я подозреваю, труп и обнаружили только на седьмой день. По этому поводу могу сказать одно: слава богам, в нем не кишели черви. Но вот все прочее… Я так и не смогла определить, кто или что его убило, но со способом проблем не возникло – голова мага лежала в нескольких шагах от шеи, исполосованной полдесятком ровных, почти хирургических разрезов. С позвоночником церемонились меньше – череп от него попросту оторвали. Что же до головы… Никаких повреждений, разве что жесткие от высохшей крови волосы закрыли лицо. И слава богам. На нем было выражение, на которое я вовсе не жаждала смотреть.

Второе тело было чище, целее и понятнее, но отчего-то вызывало беспокойство гораздо большее. Замерзший насмерть в льдистых пустынях окраинного даже по меркам Пределов мирка ощущающий средней силы лег ко мне на стол через сутки после мага, но… Лед есть лед.

Едва слышно зашуршала отъезжающая в сторону дверь. Уши вздрогнули и дернулись в сторону звука. Даже в три часа ночи в этом дурдоме нельзя подумать спокойно…

– А теперь рассказывай, – Рейн опустился на мусоросжигатель, распахнув крылья.

– Что?

– Скай, – черные глаза смотрели укоризненно.

– Настолько заметно?… – я замолчала. Бездумно смотрела сквозь Рейна и молчала. Молчала… Взгляд прогулялся по его непривычно открытой груди. А ведь шрамы видны даже сейчас. Четыре глубоких, врезавшихся в ребра полосы. Неожиданно я услышала собственный тихий голос: – Когда пришли т,хоры… Как это было?

– Плохо, – он запахнул крылья. – Зачем тебе?

– Скажи, – я подняла на него глаза.

– Помнишь, ты мне рассказывала… Как стая саранчи. И чертовки большая стая. Вчера их не было, сегодня ты не видишь космоса за ними. А хуже всего – лучшие аналитики не могли ничего высчитать. Это только потом стало ясно, почему, – пауза. – Так что случилось?

– Неделю назад мне показалось, что т,хоры вернулись.

Рейн оцепенел. Медленно-медленно повел рукой перед глазами:

– Показалось?…

– Т,хоры не оставляли одиночных трупов, в этом все дело, – пробормотала я, откидываясь на спинку стула. – Да, в этом и проблема – у меня всего два трупа. И один до безумия похож на работу т,хора. Но знаешь, что страшно?… Все это – на Безымянной.

– Это не страшно, это – нереально. Или вето на убийство – уже не основа Закона?

– Все еще. Более того, первое тело однозначно ниоткуда принести не могли. Я проверила – дерево ощутило смерть. Да и кровь землю пропитала так, что оё-ёй. И больше ни-ка-ких следов – его нашли только через неделю.

– А второй?

– А вот со вторым… Он замерз. Сержант-десантник элитного корпуса войск Союза при полном снаряжении замерз насмерть в полярной пустыньке пяти километров в поперечнике. Ты себе это можешь представить? Театр, блин, абсурда… Причем я проверила его идентификационную карту в части – последний раз, когда его там видели, он намеревался загадочным образом догонять свою эскадру после загула. Додогонялся… И знаешь, когда это было? Почти месяц назад. Я из принципа утюжила эту пустыньку из конца в конец раз пять. И максимальный мороз там был – минус сорок. Учитывая ветер. Вовсе не та температурка, при которой можно замерзнуть в десантном снаряжении, рассчитанном на минус сто. А самое любопытное, что он весьма недвусмысленно сжимал деатоматор, только кобуру расстегнуть не смог.

– И?…

– Не знаю, Рейн, не знаю… – я закрыла руками лицо и оперлась локтями на стол. – Это рушит все. Основы, непререкаемые основы. Трупы – ерунда, мало я их видела? Но – Закон есть Закон. Для всех. Правила, которые не могут не выполняться физически, – последнюю фразу я проговорила с таким нажимом, что она отразилась от стола. – Сегодня это были Дальние Пределы. Кто знает, что – завтра?

– А будет ли это завтра? Быть может, оно так и останется на Дальних Пределах.

– А даже если и так – это не снимет проблему. Не говоря уже о том, что будет, если этот некто, способный обходить Закон, почувствует свою безнакозанность, – я помолчала. – А еще хуже будет, если об этом узнает кто-нибудь из сумеречных. У этого некто появится масса заказов.

– Закон – детище богов, в конце концов. Кому не знать все щелки, через которые можно протиснуться, как не им? Не дури себе голову, а иди прямо к Серебряному. Тем более, что чтобы кого-то целенаправленно заморозить, нужно стихийное воздействие никак не ниже пятого уровня. А на Безымянной…

– …Выше первого все равно ничего не получишь. Я, конечно, схожу, и, быть может, он даже примет меры, но лиан-то я. И, строго говоря, это моя обязанность и моя головная боль.

– Но не в три часа ночи, да еще после дороги в пятеро суток. Иди ты лучше спа…

Шорох. Я предупреждающе подняла руку. Неслышно поднялась и резко распахнула полуоткрытую дверную панель до конца. Пусто. И легкий терпкий запах человека.

– Он подслушивал, – резко бросила я и вышла.

Утром было тяжко. Мне устроили показательный выговор с занесением в личное дело.

А после завтрака Тень устроила мне проверку.

Дикий, как ты был прав…

Подобной склонности к мучительству история не знала еще ни у одного сдвинутого маньяка-шизофреника. К концу второго часа я уверился, что участь геройски погибшего в зубах вампира Хранителя меня определенно устраивала бы больше. На меня почти не орали, но подбадривали такими пинками, что ноги как-то сами прибавляли ходу. Трасса двоилась, троилась и почти что четверилась в глазах. Второе дыхание все никак не приходило, хотя первое было уже на исходе. Вот сейчас лягу и умру. Я тебе умру! Ну никакой силы воли…Так зачем же измываться, если ее нет? Так будем воспитывать.А ну, прибавить темп! Я судорожно хватал ртом воздух, легкие горели, колени тряслись, но приходилось прибавлять. Ментальные оплеухи Тень раздавала более чем щедро. Я просил, я убеждал, что никакие тренировки мне не помогут, потом умолял, потом грозил. Я униженно хныкал. Я пытался валяться у нее в ногах. Я обзывал ее бессердечной стервой, инопланетной сучкой и белобрысой тварью. Мне невозмутимо давали пинок под зад и заставляли начинать все сначала. После этого кошмара у меня оставались силы только на беспомощный скулеж. И тут она начала вытаскивать меч… Я застонал и осел на полу бесформенной кучей. В таком положении мне дали полежать минут пять (Дикий ходил за моей железякой), потом же я был поднят за шкирку и поставлен на ноги. Дикий сунул мне в руку тяжеленный кусок металла, сияющий белым, и невозмутимо проронил:

– Посмотрим, что скажет по поводу твоих способностей мастер клинка.

Меч брякнулся о пол, глухо звякнув. Ну если Дикий не мастер… Я осел на пол вторично. У Дикого совсем другой стиль, тебе не подходящий. Он упирает на силу, которой у тебя уж точно никогда не будет. Меня опять подняли. Меч оказался в руке. Заторможенное сознание с удивлением отметила, что у Тени меч синий, а не алый, как у Дикого. Прям раскрашены во все цвета радуги. И началось… Господи, ниспошли мне немедленную, и желательно безболезненную смерть. Не могу я так больше. Не умею, и не хочу уметь обращаться с этим бесполезным куском металла.

Хорошая такая оплеуха прошлась по мозгам. Я честно попытался сосредоточиться на том, что происходит. Мои жалкие попытки нападения отбивались с изящной легкостью, защита сметалась в момент. Мозг просто не успевал фиксировать удары, а не то что отбивать их. Она двигалась с невозможной скоростью, перетекая с одной стойки в другую, молниеносно смещалась по совершенно невозможной траектории. Мой измочаленный организм пытался хоть как-то подстроиться, скопировать движения, но, судя по результату, это было не в его силах. И потому, когда Тень вдруг остановилась и скомандовала: «Все, на сегодня хватит», я рухнул на пол там же, где и стоял. Я надеялся, что она забудет…

– Перерыв пять минут и еще пять кружочков по трассе для закрепления, – Не-е-е, эта не забудет, – И походи, сердце посадишь.

Как будто там еще осталось, что садить. Тяжеловесный тычок заставил все пять минут бродить по подвалу, подволакивая ноги. Я тяжело вздохнул и побежал, пыхтя и проклиная всех и вся. Ненавистные инопланетные гады мирно беседовали, неусыпно следя за тем, чтобы я не срезал углы.

Я проводил Лиса безнадежным взглядом и повернулся к Скай. И увидел на ее лице отражение тех же чувств, что обуревали и меня. Она бережно поглаживала клинок Осколка, пряча глаза. Я практически ничего не говорил ей вчера, хотел, чтобы она увидела это своими глазами. Она увидела. И, боюсь, пришла к таким же выводам, что и я. Мы молчали, не решаясь заговорить. Я поднял с пола Луч, повертел длинный тонкий клинок в руках. Таким его сделал Волк, и до сих пор он оставался неизменным. Искра беспокойно заворочалась в ножнах, чувствуя собрата.

Я поднял глаза. Эта мысль должна прозвучать, чтобы она не сулила нам в будущем.

– Скай, кого ты привела ко мне? Это – все что угодно, но не человек.

Тень повернулась к трассе. Я взглянул туда же.

Лис взбежал на поваленную балку, стрелой промчался по ней, не замедляя бега, даже не балансируя руками, легко, ловко, с невероятным для человека изяществом. И сразу же, одним мягким, гибким, молниеносным движением, не замедляясь ни на миг, поднырнул под препятствие, только мелькнул и тут же скрылся в лабиринте трассы, не задев ни единого обрывка и обломка хламья.

– А знаешь, я начинаю ощущать себя старой засохшей кочерыжкой с кучей болячек, – у Скай вырвался нервный смешок. – Я всякого повидала в жизни, но такого…не видела, и, боюсь, никогда уже не увижу. И, Рейн… Он меня почти что размазал по стенке. Ты знаешь мой уровень. И знаешь, сколько сотен лет я до него шла. Так что…

– Ты серьезно? – шутит? Я бросил на нее короткий взгляд. Не похоже.

– Более чем. Усваивает мгновенно, причем во всех нюансах, и имеет скорость и ловкость повторить. И сотворить кое-что свое… – она прикрыла глаза и послала мне воспоминание… Время исчезло…Боевые стойки в стремительном танце перетекают одна в другую. Блоки, уклонения удары. Убыстряю темп. Атаки строже, жестче. Уходит от них, ускользает от ловушек. Скользящий удар – мне ответили. Все ответные удары принимает одним перетекающим блоком, направляющим инерцию по касательной. Поворот – и я почти отлетаю, не удержав равновесие. Яркий четкий удар едва не раскроил плечо. Ускользаю. И снова стремительные текучие движения, кружение двух теней…Удар, блок, удар, удар, удар. Почти не успеваю закрыться. Слишком быстр даже для меня…

– Такие вот… детишки. Он когда взял в руки меч? Две недели назад? Три? Через пару месяцев даже я не осмелюсь выйти против него. И это говорит первый клинок Безымянной. Приехали…

– Удивлена? А я, пока ты мотаешься по общественным делам, которые, я понимаю, важны, сижу здесь с ним вот уже месяц, и весь месяц спрашиваю себя, есть ли вообще для этого существа предел? Физический, ментальный? – я замолчал, пытаясь справиться с эмоциями. – Адаптация зашкаливает все мыслимые пределы. Работать с менталом учатся годами, с самого детства, сам прекрасно помню, каково мне было, в зрелом возрасте, осваивать такие вещи. И сколько это заняло. И это у сола, у которого ментал в подкорке сидит на уровне инстинктов, разработанных тысячами поколений предков, генетической памяти, наконец! А это существо на вторую неделю обучения ставит такие блоки, что я сам не могу его прочитать, не говоря уже о том, что его энергетические построения пробивают большую часть моих щитов. Если не все… Да какой гибкости психику надо иметь, в конце-то концов, чтобы при такой ментальной восприимчивости не обращать никакого внимания на сидящего под носом т,хора! Хорошо хоть он сам не понимает, насколько невероятные вещи творит. Сколько все это должно занимать времени, сколько, как и с какой скоростью можно набегать по трассе, сколько… А, какая разница! Вот я подгоняю его, и с тихим ужасом вижу, что он в состоянии сделать еще лучше. И мне, честно говоря, очень не по себе.

– Адаптация, адаптация… И пределы. Чем больше подгоняешь, тем дальше они становятся. Ты прав, это все что угодно, но не человек. И не Хранитель. Ни один человек не выдержит такого, ни психически, не физически. Ни один Хранитель не может быть сильнее своих Стражей. Через месяц-другой мы станем ему не нужны – он уже сейчас с легкостью в состоянии сделать больше и лучше, чем я, закончившая обучение. Боги, как же давно это было…

– Вот именно. Опыт не заменишь подготовкой. Знания – тем более. Не один год пройдет, прежде чем старикам можно будет отправляться на свалку.

– Значит, еще повоюем? – она усмехнулась и тут же стала серьезной. И наконец высказала вслух мысль, которой мы оба боялись. – Это меня пугает. Очень. Что-то страшное грядет, если понадобился такой Хранитель. Будет катастрофа, и есть ли у нас эти годы… Я не говорила тебе. Не знала, как сказать. Теперь, видно, уже все равно… Он корректор времен, Рейн, – она опустила глаза. Я понял, что пора начинать молиться всем богам, какие только есть, ибо знал, что это означает, – Это будет не просто катастрофа. Наш мир будет на грани гибели. И хорошо, если только наш…