Загадки истории: Имперские игры

Во второй половине XIX века, когда большая часть земного шара уже была поделена между ведущими мировыми державами, огромные пространства Евразийского континента стали ареной драматичного противостояния двух великих империй — Российской и Британской. Это соперничество, в которое были вовлечены страны Ближнего и Дальнего Востока, Центральной и Южной Азии, вошло в историю под названием Большая игра, победителю в которой доставалась возможность контролировать едва ли не самые обширные рынки сбыта и сырья в Азии. Игра стоила свеч. И Россия, и Британия весьма преуспели в попытках распространить свое влияние на Центрально-Азиатский регион, что неминуемо должно было привести к конфликту интересов двух сверхдержав. Кульминацией Большой игры стала борьба за Памир, географическая неизученность и политическая неопределенность которого явились детонатором эскалации противоречий между Россией и Британией.

В противоборстве этих двух держав на Памире далеко не последнюю роль сыграли многочисленные географические и историко-этнографические исследования, результаты которых порой становились решающими аргументами при создании границ и разделе сфер влияния. Причем, поскольку борьба за “Крышу мира” была в высшей степени ожесточенной, это обстоятельство не могло не сказаться и на методах проведения исследований — чисто научные интересы в них неизбежным образом переплетались с интересами разведки, не говоря уж о том, что и сами путешественники зачастую состояли на службе секретных ведомств своих государств. Тогдашняя “холодная война” вместила в себя и великодержавный эгоизм, и пренебрежение к судьбам целых народов. Она, как и всякая война, обозначила и высветила самые разные грани человеческой натуры — благородство и подлость, прямодушие и лицемерие, милосердие и жестокость…

Великобритания, в то время уже добившаяся значительных успехов в деле колонизации Индии, ревниво и пристально следила за планомерным расширением в Азии владений Российской империи. И здесь было чем озаботиться: они неуклонно приближались к ее собственным колониям. Внимание Туманного Альбиона к районам Центральной Азии и Памира, интенсивные исследования которых англичане стали проводить в самом начале позапрошлого столетия, диктовалось прежде всего стремлением распространить свое влияние на центрально-азиатские страны. И их действия там велись в противовес российским интересам.

Дело в том, что многие британские политики всерьез опасались вторжения со стороны именно Центральной Азии русских войск в Индию — истинную жемчужину британской короны. Возможности такого похода бурно обсуждались в английских газетах. Причем в связи с этим повышенное внимание общественности привлекалось к тем странам, которые находились между Индией и неумолимо приближавшимися к ней российскими владениями, а именно — к Афганистану и памирским княжествам.

Впрочем, большой знаток проблем “индийской границы”, будущий вице-король Индии и министр иностранных дел Великобритании лорд Керзон, весьма серьезно относившийся к самому факту очень давнего взаимного недоверия и противостояния двух держав и посвятивший этой проблеме много трудов, был абсолютно убежден в том, что Россия не имеет подобных намерений. Его позиция сводилась к следующему: “Я не думаю, что хотя бы один человек в России, за исключением нескольких умствующих теоретиков… когда-либо всерьез мечтал о завоевании Индии”. И тем не менее в тот период времени в Великобритании начали складываться два, по сути противоположных, подхода к продвижению России в направлении британских колониальных владений в Индии. Профессиональные политики и военные, не склонные сбрасывать со счетов саму вероятность русской экспансии, приступили к серьезному изучению географии приграничных к Индии районов и возможных путей вторжения. В кругу же взбудораженной английской интеллигенции всерьез начала обсуждаться возможность проведения по отношению к России “упреждающей” политики. Ее сторонники утверждали, что единственный путь предотвращения русской агрессии — это завоевание приграничных к Индии территорий или создание на них марионеточных буферных государств. Оппоненты же воинствующих “упредителей” придерживались того мнения, что наилучшей защитой для Индии является ее уникальное географическое положение: за грандиозными центрально-азиатскими хребтами, могучими реками и воинственными племенами, создающими практически непреодолимые препятствия на пути любого вторжения.

Впоследствии на протяжении всей Большой игры и в правящих кругах Британии, и ее руководства в Индии представители этих двух направлений практически непрерывно вели борьбу друг с другом. И в зависимости от того, кто из них приходил к власти, в Уайт-холле и Калькутте, становилась преобладающей та или иная политика.

Игроки

Фрэнсис Янгхазбэнд (1863—1942). Получил заслуженную известность как офицер-путешественник по Северной Индии и Тибету. Его работы в этих районах явились значительным вкладом в развитие географических исследований. Во многом это был типичный британский офицер викторианской эпохи, непоколебимая вера которого в цивилизаторскую миссию Британии, помноженная на серьезные научные исследования и приправленная методами разведчика и авантюризмом первопроходца, почти всегда приводила к успеху. Долгое пребывание на Востоке наложило отпечаток на его мировоззрение и, вернувшись на родину, Янгхазбэнд основал новую философскую и религиозную школу (Всемирный конгресс верований), последователи которой весьма многочисленны до сих пор.

Бронислав Людвигович Громчевский (1855—1926). Выходец из Польши и один из крупнейших исследователей Туркестана, он почти всю свою жизнь провел в Центральной Азии. Великолепно владевший языками народов Туркестана, отлично знавший нравы Востока, он умело пользовался доверием местных жителей, что во многом предопределило успех его экспедиций. Честно трудившийся во благо России в течение нескольких десятков лет, Громбчевский тем не менее порой был весьма непоследователен в своих поступках и воззрениях. Он, однако, дослужился до звания генерал-майора и должности астраханского губернатора. Его заслуги были по достоинству оценены и Русским географическим обществом, наградившим Громбчевского Золотой медалью.

Ний Илеяс (1844—1897). Имя этого выдающегося британского путешественника, географа и дипломата малознакомо даже на родине. Большинство его трудов долгое время оставались неизвестными и неоцененными из-за того, что практически все они хранились в секретных архивах правительства Индии. Великолепный наблюдатель, неутомимый исследователь, тонкий дипломат, Илеяс в самых разных ипостасях изъездил грандиозные пространства Евразии — от Бирмы до Нижнего Новгорода и Персии, а выпавших на его долю путешествий и приключений с лихвой хватило бы на дюжину человеческих жизней.

Впервые “исторические права” соседних центрально-азиатских государств на памирские земли серьезно заинтересовали российских и британских политиков в 1860-х годах, когда стало ясно, что территории двух империй в процессе их колониального расширения неотвратимо приближаются друг к другу. Детальные исследования этого вопроса провели члены двух британских миссий под руководством Д. Форсайта, направленных на Памир, соответственно, в 1870-м и в 1873—1874 годах. Участники экспедиции выяснили, что посещенные ими земли были заселены киргизами, выходцами с территории Коканда. А главный вывод состоял в том, что в случае если Коканд отойдет к России, она сможет предъявить некоторые неопределенные права, которыми это государство обладало в частях, лежащих между ними.

Это обстоятельство крайне обеспокоило британцев, а потому в 1869 году руководство страны, стремясь поставить заслон продвижению русских к Центральной Азии, инициировало переговоры с Россией о разделе сфер влияния в этом регионе. Согласно достигнутой между ними в начале 1873 года договоренности крайним восточным пунктом северной границы Афганистана было признано озеро Виктория (ныне Зоркуль). Данный договор, получивший известность как соглашение Горчакова — Гранвилля, предусматривал тот факт, что влияние России не должно распространяться на левый берег реки Пяндж, вытекающей из озера Зоркуль, а Великобритании — на правый. Это соглашение имело достаточно длительный и стимулирующий эффект и на дальнейшее развитие географических исследований, и на формирование границ на Памире.

Спустя 3 года после заключения соглашения Горчакова — Гранвилля Россия сделала следующий важный шаг в расширении своих владений: в 1876 году в состав Российской империи вошел Коканд. Это обстоятельство заставило Британию принять решение об использовании в качестве силы, противостоящей распространению российских владений на юг, Китай. В том же году британский политический представитель в юго-западной части Кашмира — Ладакхе, Ний Илеяс, был направлен для ведения соответствующих переговоров в китайскую провинцию Синьцзян. Однако миссия его успехом не увенчалась. Встретиться ему удалось лишь с китайским наместником — амбанем, в Яркенде, центре одноименной провинции, при этом китайский чиновник просто уклонился от каких-либо высказываний по поводу возможности заключения соглашения. А в 1881 году Китай подписал договор с Россией, которая отныне получала исключительные права на торговлю в Синьцзяне, кроме того, русские консульства открывались в Яркенде и Кашгаре.

Все произошедшие события вызвали крайнее неудовлетворение Британии соглашением Горчакова — Гранвилля, которое она не оставляла попыток пересмотреть. В 1883 году войска Афганистана, который находился в сфере влияния Британии, заняли памирские провинции Шунгнан, Рошан и Вахан, ранее платившие дань Бухаре, входившей в состав Российской империи. В результате влияние Афганистана распространилось далеко на правый берег реки Пяндж и достигло окраин Памира. Британскому посольству в Санкт-Петербурге были незамедлительно переданы официальный протест по поводу действий Афганистана и просьба повлиять на афганского эмира с тем, чтобы он вывел войска из аннексированных районов.

Британские власти проигнорировали и первое, и второе. И это отнюдь не было случайностью — афганский захват памирских княжеств был на руку англичанам и прекрасно вписывался в их масштабный секретный план, конечной целью которого являлось продвижение в районе Памира афганских границ до границ Китая. Идея этого плана принадлежала генерал-квартирмейстеру и начальнику Разведывательного департамента британской колониальной армии в Индии сэру Чарльзу Макгрегору, высказавшему ее в секретном стратегическом исследовании вопросов обороны Индии и планов военных действий против России в случае возникновения крупного военного конфликта.

Макгрегор был ярым сторонником прямолинейной и жесткой политики британской империи в Центральной Азии, и в частности необходимости смыкания на Памире границ владений Афганистана и Китая, которое должно было стать надежным барьером на пути продвижения русских. В этом плане весьма значительную роль играла идея “исторических прав” на памирские земли Китая и Афганистана. Немалые усилия прилагались и для того, чтобы спровоцировать на приграничных землях русского Туркестана массовые беспорядки. И эти усилия были не напрасны — волнения 1885 года в Фергане, начавшиеся при активном содействии афганцев, едва не переросли в крупное восстание.

Ну а для восстановления “исторической справедливости” необходимо было решительно активизировать как географические, так и военно-стратегические исследования этих районов. В 1885 году британский агент по особым поручениям Ний Илеяс был снова направлен в Туркестан. На миссию, возглавляемую им, возлагалась задача исследования районов Верхнего Окса (Амударья) и установления официальных отношений с правительством Синьцзяна. Ни того, ни другого миссии выполнить не удалось, и тогда раздосадованный Илеяс отправился на Памир для выяснения вопроса о государственной принадлежности памирских земель.

Не потребовалось много времени на то, чтобы выяснить, что китайская юрисдикция на Памире далеко не столь распространена на запад, как того бы хотелось англичанам. Сложную ситуацию застала миссия Илеяса на Аличуре (Средний Памир), где все киргизы, кочевавшие по долинам левобережья Мургаба (приток Пянджа), были собраны по приказу китайцев на его правом берегу. Илеяс подчеркивал, что: “Таким образом, этот акт китайцев, практически показывающий, что они считают своей границей, должен рассматриваться как весьма важный для такого района, как Памир, где все границы так плохо определены… Однако они никогда не… предпринимали никаких действий, которые могли бы свидетельствовать о том, что они рассматривают Мургаб как нечто более важное, нежели “теоретическую” границу…”

Тем временем британские аналитики, продолжавшие биться за отмену соглашения Горчакова — Гранвилля, решили воспользоваться недостатком географических знаний о Памире договаривавшихся сторон в период обсуждения разграничения сфер влияния двух империй. Одним из главных “козырей” для англичан в дальнейших дискуссиях с русскими должно было стать доказательство того факта, что главной составляющей Амударьи в действительности является не Пяндж, а Мургаб.

Для того чтобы детально изучить этот вопрос, были необходимы специальные полевые географические исследования. Их со всей тщательностью и, надо подчеркнуть, объективностью провел тот же Илеяс во время экспедиции, снаряженной в 1885 году. Проявив недюжинные знания природных закономерностей и выполнив достаточно сложные гидрологические наблюдения, он пришел к выводу, что “географические доводы” не могут быть выдвинуты в качестве причины необходимости пересмотра условной границы соглашения. Зато итоги его экспедиции дали возможность составить в 1886 году совершенно секретную карту, явившуюся первым географическим отображением планов Великобритании по разделу Памира между Китаем и Афганистаном. На ней граница Китая указана проходящей по Мургабу и далее — на север.

Россия также снарядила на Памир ряд экспедиций. Наиболее значимыми из них были миссии, возглавляемые Брониславом Громбчевским, которому удалось собрать чрезвычайно важные сведения о природе, истории, геологии этого края, а также данные, представлявшие для России военный и колонизаторский интерес.

В 1885 году Громбчевский был командирован в Кашгарию (запад Китая), где провел подробную топографическую съемку местности от Кашгара до Хотана. Три года спустя новая экспедиция была направлена в Канджут (восточная оконечность Гиндукуша). В ходе этой миссии русскому отряду удалось побывать в совершенно неизвестных ранее районах и, преодолев все тяготы пути во время переходов через труднодоступные перевалы и ледники Алая, Памира, Гиндукуша и Тянь-Шаня, через 4 месяца вернуться в Россию. Итогом этого похода стали топографическая съемка почти 1,5 тысячи километров дороги, установленные 14 астрономических и 158 высотных пунктов, определение высоты 81 перевала и данные по открытию залежей свинцовой и медной руды, а также соли. Помимо этого, экспедицией были собраны самые разные коллекции и многочисленные этнографические и географические сведения, существенно изменившие картографию этих районов.

В это время ситуация на самом Памире радикально изменилась. В 1888 году наместник Северного Афганистана, Исхак-хан, заявивший о самостоятельности подвластных ему территорий, обратился к русскому царю с просьбой о защите и покровительстве. И хотя Россия почла за лучшее воздержаться от вооруженной помощи, войска афганского эмира Абдурахмана бежали, очистив Северный Афганистан, и в памирские ханства и Бадахшан вернулись их законные правители.

Все это повергло британские власти в шок. Мало того, что Афганистан, всегда считавшийся мощным региональным государством, играл в их планах раздела Памира едва ли не ключевую роль, в подобной ситуации становилась более чем реальной возможность увидеть у границ Индии русские войска! Но так как промедление было смерти подобно, англичане, едва оправившись от потрясения, решили в срочном порядке форсировать реализацию плана Макгрегора. Осознав непрочность Афганистана, ост-индское правительство вознамерилось укрепиться на южном склоне Гиндукуша и подчинить своему влиянию все, что удастся, к северу от него. К середине 1889 года войсками афганского эмира было осуществлено повторное завоевание Северного Афганистана, причем вновь были захвачены и все памирские ханства, а влияние британской короны распространилось на север Индии — Канджут, Чатрар, Кашмир — к самым границам России. К тому же англичане постоянно наращивали темп военно-стратегических исследований в этом регионе.

В том же 1889 году на Памире свои работы начал британский политический агент, 26-летний капитан Фрэнсис Янгхазбэнд. Он имел инструкцию от британского колониального правительства, предписывающую “тщательно изучить всю страну вплоть до афганской и русской границ, для того, чтобы выяснить точные пределы распространения китайской власти”. Предполагалось, что китайские посты могут отсутствовать на предельных границах территории, на которую (как опять же предполагалось) распространялась их юрисдикция. В случае, если дело именно так и обстояло, Янгхазбэнду вменялось в обязанности “…постараться убедить китайские власти в необходимости… фактической оккупации (этих земель), для того чтобы (после этого) не могло возникнуть оснований предполагать, что существует какой-либо участок невостребованной территории между афганскими и китайскими владениями”.

Для получения максимально достоверной информации об истинном положении дел Янгхазбэнд постарался использовать все доступные ему источники — и данные китайских официальных властей, и те сведения, которые путем полевых исследований были получены им самим, и даже подлинные русские материалы.

Побывав на Аличур-Памире, Янгхазбэнд обнаружил там принципиально иную ситуацию, чем та, которую в 1885-м наблюдал Ний Илеяс. Вот его описание: “Китайцы, оправившись от страха перед афганским наступлением, сняли свои требования, чтобы киргизы жили внутри линии Ак-су (Мургаба), и теперь… утвердили свою власть на Аличур-Памире… Однако как афганцы, так и китайцы демонстрируют решимость предъявлять притязания на Памиры …” По поводу возможной западной границы территории, на которую китайцы могли бы претендовать на Памире, Янгхазбэнд писал следующее: “Когда я проходил озером Яшиль-Куль, мне показали в месте под названием Соматаш… древний форт, который, говорят, был построен в давние времена китайцами, и фрагменты двух табличек с надписями на китайском, маньчжурском и туркменском языках, рассказывающими, как китайцы нанесли поражение войскам некого Джахангира и преследовали их до “Бадахшанской границы”. Существование этого форта важно… и мне было сообщено пограничным чиновником, что действительная граница проходит на некотором расстоянии от этого места… Описанную границу я показал на карте, приложенной к письму. Карта русская, но… я проверил ее на месте и нашел вполне точной для всех требующихся сейчас политических целей…” Упомянутая в донесении русская карта — это топографическая съемка верховьев Амударьи, изданная в 1886 году. Известно, что она неоднократно использовалась Янгхазбэндом во время его переговоров с представителями китайских властей, а также в качестве рабочего документа колониального правительства Индии для решения вопроса о разграничении Памира между Китаем и Афганистаном.

Принимая во внимание всю ожесточенность противостояния и проводимые со всей возможной секретностью обоюдные исследования памирских районов, возникает вопрос — откуда у английского эмиссара могла оказаться русская карта? Все дело в том, что два экземпляра этого документа были переданы Янгхазбэнду русским капитаном Громбчевским во время их первой встречи, состоявшейся в октябре 1889 года. В этом году Громбчевский предпринял самое крупное свое путешествие для исследования долин Гиндукуша, восточных склонов Гималаев и окраин северо-западного Тибета. Русская экспедиция смогла посетить южные провинции бухарского ханства, долину правого притока Пянджа — реку Ванч, Шугнан, высокогорное памирское озеро Яшиль-куль и, перебравшись на яках через заснеженные перевалы, 5 октября оказалась в совершенно диких и пустынных местах — в бассейне реки Раскемдарьи (Западный Китай).

Что двигало тогда Громбчевским, мы сегодня можем только предполагать. С одной стороны, он вряд ли мог не понимать характера миссии Янгхазбэнда и уж тем более того, какое значение для противной стороны могут иметь новейшие картографические документы, с другой — вполне допустимо, что подаривший карту с собственноручными полевыми пометками и исправлениями британскому капитану русский офицер действовал по неписаным законам ученых-путешественников, диктовавшим обязательную взаимопомощь между коллегами, независимо от того, к какому государству они принадлежат. Так или иначе, но сам Громбчевский о своем “подарке” не упомянул даже в дневнике…

К слову сказать, этот странный поступок был для Громбчевского не единственным из числа “необъяснимых” — выясняя в ходе той памятной экспедиции вопрос об “исторических правах” соседних с Памиром государств, он провел никем не санкционированные переговоры с китайцами, основной целью которых было убедить последних в том, что именно Поднебесная имеет все основания быть “владычицей” “Крыши мира”. Мотивы русского офицера, выполнявшего в интересах своей страны миссию, подобную той, что была поручена офицеру британскому, совершенно не ясны. Возможно, ему, так же как и его “коллеге”, создание пояса иностранных земель между владениями двух империй казалось наиболее желательным.

Первая встреча

11 октября 1889 года в одном из урочищ Памира — Каинды (в бассейне реки Раскемдарьи) встал лагерем отряд, возглавляемый русским офицером Брониславом Громбчевским. Вскоре туда же подошла экспедиция английского капитана Фрэнсиса Янгхазбэнда, двигавшаяся из небольшого укрепления Шахидулла в Канджут. Встреча эта не стала для них неожиданностью, поскольку и тот, и другой знали, что работы их велись поблизости, к тому же они неоднократно слышали друг о друге и были не прочь познакомиться. А кроме того, обе экспедиции на протяжении нескольких месяцев находились в практически незаселенных местах, люди истосковались по человеческому общению и были искренне рады встрече. И Громбчевский, и Янгхазбэнд, будучи почти ровесниками, сразу произвели друг на друга самое благоприятное впечатление, а потому знакомство было решено продолжить за совместным обедом. Эта весьма обильная и приятная для собеседников трапеза, прерываемая многочисленными тостами, затянулась до вечера. Два разведывательных отряда противоборствующих сторон впервые встретились у границ Индии, а потому любая затрагиваемая тема вызывала неподдельный обоюдный интерес.

Общение офицеров становилось все более непринужденным и вскоре приобрело вполне дружеский характер. В итоге прямодушный Громбчевский подтвердил самые мрачные предположения Янгхазбэнда по поводу планов России относительно британских колоний в Индии. Он уверял англичанина в том, что в российской армии буквально все, от рядового до генерала, мечтают о походе на Индию, а для большей убедительности даже вызвал к палатке своих казаков и спросил их, желают ли они участвовать в подобном походе. Ответом ему было восторженные крики, сопровождавшиеся многократным “ура”. Надо сказать, что Янгхазбэнд крайне серьезно отнесся к уверениям Громбчевского. К тому же, наблюдая за его отрядом, англичанин с изумлением отметил, что, несмотря на крайнюю примитивность снаряжения и скудость питания, русские чувствуют себя более чем комфортно, а еще он очень быстро понял, что о таких солдатах, как казаки, любой офицер мог только мечтать. Армия, состоящая их таких вояк, несомненно, вполне может достичь пределов Индии.

Громбчевский же тем временем заговорил о дальнейших планах своей экспедиции — надвигалась зима, которую он предполагал провести в Ладакхе, на что требовалось разрешение британских властей. Выслушав его, Янгхазбэнд с истинно английской предупредительностью вызвался доставить письмо русского офицера британскому резиденту в Кашмире и пообещал всяческую поддержку.

Этим же вечером Громбчевский подарил “своему новому другу” самую совершенную по тем временам карту Памира.

Внимательно изучив ее и оценив необычайную серьезность проделанной Громбчевским работы, Янгхазбэнд решил, что будет гораздо целесообразнее, если русская экспедиция не доставит эти ценнейшие сведения в Россию, а … сгинет где-нибудь в горах Тибета. Вот только сделать это нужно было чужими руками — чтобы на него самого не пало и тени подозрения. А потому на следующий день Янгхазбэнд посоветовал киргизским проводникам показать Громбчевскому прямой путь из Шахидуллы в селение Полу. Путь, по словам самого Янгхазбэнда, “не имеющий никакой важности, ведущий из никуда в никуда и проходящий через очень высокие плато и горы без травы и топлива, для прохода которых в зимнее время ему (Громбчевскому. — Прим, авт.) придется испытать крайние трудности и потери в его экспедиции”. Надо полагать, что свою приватную просьбу к киргизам английский политический агент подкрепил и материально. А приведенная выше цитата взята из письма Янгхазбэнда от 14 октября, адресованного его начальнику в Кашмире полковнику Р. Нисбету. Янгхазбэнд как будто предвидел, что английская администрация откажет Громбчевскому в его просьбе. И, видимо, для этого у Янгхазбэнда были все основания. Простояв вместе 2 дня, английская и русская экспедиции распрощались. Напоследок Громбчевский, обращаясь к Янгхазбэнду, обронил весьма любопытную фразу: “Я надеюсь на новую встречу, либо мирную — в Петербурге, либо военную — на индийской границе; в любом случае, вы можете рассчитывать на теплый прием”. Однако дальнейшие события развивались именно по тому сценарию, который был задуман Янгхазбэндом.

Русская экспедиция получила категорический отказ от британских властей в Кашмире. Громбчевский же, на свою беду, принял решение двигаться по указанному проводниками пути и едва не лишился жизни в результате последовавшего за этим страшного зимнего перехода по высокогорью. Его отряд потерял всех лошадей и провизию, а казаки получили множество обморожений и в конце перехода настолько ослабели, что не могли нести даже собственное оружие. Сам Громбчевский после этого перехода несколько месяцев был вынужден пользоваться костылями. И тем не менее расчеты Янгхазбэнда на гибель русской экспедиции не оправдались. А впереди их ждала новая встреча…

Вторая встреча двух офицеров произошла в сентябре 1890 года в городе Яркенде. Тут следует заметить, что из разговора, который состоялся у Громбчевского с яркендским амбанем, Громбчевский узнал об истинной цели миссии Янгхазбэнда. Вот как сам Громбчевский описал этот разговор в своем дневнике: “Среда, 29 августа 1890 г. Сегодня мы обменялись визитами с амбанем. Это человек недалекий, но добрый. Он очень подробно расспрашивал меня о том, до какого места следует считать владения китайскими, и я поспешил уверить его, что афганцы никогда, с самых давних времен, не владели Памирами, а англичане или кашмирцы — Шахидулла-Ходжею, а потому все эти земли несомненно собственность китайцев. Все это я подтвердил картами… Перед отъездом амбань просил меня снять копию с нашей карты Памиров. Я отказался снять копию лично, не желая дать повод думать Янгхусбенду, что я вмешиваюсь в политику, но предложил ему прислать Правителя Канцелярии, которому обещал помочь снять карту. Перед вечером явился ко мне Правитель Канцелярии; я заставил его начертить в общих чертах Памиры, указал течение рек, перевалы и пр. Все это китаец украсил своими надписями, причем я твердо вбил ему в голову, что все земли по правую сторону Пянджа — неотъемлемая собственность Китая”. Вычерченная китайцами под руководством Громбчевского карта Памира впоследствии была распространена внешнеполитическим ведомством Китая и синьцзянским руководством в качестве официального издания.

О своих “дружеских беседах” с Янгхазбэндом и китайцами Громбчевский в официальных отчетах умолчал, так как по возвращении в Новый Маргелан (ныне Фергана) узнал, что у российского командования появились планы присоединения памирских земель к своим владениям в Центральной Азии. Воочию убедившись в активности англичан на Памире, Громбчевский сделал однозначный и вполне справедливый вывод: “…Почти одновременное появление англичан по всей пограничной линии с Индией, постройка укреплений, занятие их английскими или кашмирскими гарнизонами и внезапная война афганцев с кафирами, все это не случайные проявления, а план, строго обдуманный правительством Ост-Индии и энергично проводимый в исполнение”.

Сведения о решимости британских властей осуществить раздел Памира между Китаем и Афганистаном принудили военное руководство Российской империи предпринять не менее решительные шаги по обеспечению в этом районе своих геополитических интересов. Настало то время, когда отношения между двумя державами достигли крайней степени обострения, в воздухе отчетливо запахло порохом.

14 марта 1891 года в Николаевской Академии Генерального штаба состоялся доклад капитана Громбчевского. В нем он подробно рассматривал физико-географические условия Памира и Гиндукуша исключительно с точки зрения возможности передвижения в регионе крупных войсковых соединений и артиллерии, а также анализировал главные и вспомогательные направления ударов русских войск в случае столкновения с британской колониальной армией в Индии. Относительно важности памирских земель для России Громбчевский заметил: “… если дороги через Памиры теперь удобны для движения нашего в Индию, то нет сомнения, что они будут еще более удобны, очутившись в руках англичан, для движения в наши владения и помогут осложнить наше положение в самую критическую минуту, когда нам может понадобиться напряжение всех сил наших в Азии. Поэтому ради собственного спокойствия и поддержания престижа России… казалось бы необходимым остановить англичан и дать им соответствующий отпор, для чего лучшим средством было бы приступить к немедленному дальнейшему разграничению с Китаем, а если обстоятельства будут благоприятны, то и с Афганистаном”.

Фрэнсис Янгхазбэнд снова отправился на Памир в начале лета 1891 года. Причем на этот раз и китайцы, вняв его уговорам, выдвинули туда небольшой военный отряд. Послав вслед за китайцами вверенного под его начало лейтенанта Дэвисона к Аличур-Памиру, сам Янгхазбэнд направился к местечку Бозай-Гумбез. Тем временем в июле того же года на Памир был направлен и русский военно-рекогносцировочный отряд под руководством полковника Михаила Ионова. 4 августа об этом стало известно Янгхазбэнду, а спустя несколько дней русские уже были в расположении его лагеря. Полковник Ионов официально сообщил капитану Янгхазбэнду о присоединении Памира к Российской империи и потребовал от него немедленно удалиться на территорию Афганистана. Тот вынужден был подчиниться.

Незадолго до этого дня отряд Ионова выдворил с Памира и китайский отряд чиновника Чена (Чана), находившегося у Яшиль-куля вместе с лейтенантом Дэвисоном. Китайцы ретировались без каких-либо возражений, Дэвисона же Ионов арестовал и направил в Маргелан в качестве пленника. Неподалеку от Яшиль-куля отряд Ионова обнаружил два обломка плоских камней с маньчжурскими, таджикскими и китайскими надписями, описанных Янгхазбэндом, и по здравом размышлении велел переправить эти реликвии в Фергану. А год спустя и сам китайский памятник Сома-Таш — весьма нежелательное свидетельство давнего присутствия Китая на Памире — был вывезен с Яшиль-куля…

Янгхазбэнд оказался совершенно прав, предположив, что силовое решение памирского вопроса со стороны России вызовет новые осложнения в отношениях двух колониальных империй, однако дальше события развивались совсем не по тому сценарию, который представлялся ему наиболее предпочтительным.

В 1893 году из-за китайско-бирманского пограничного вопроса резко ухудшились отношения между Великобританией и Китаем. В результате Британия вынуждена была пойти на сепаратные переговоры с Россией (с участием Афганистана) по установлению границы российских владений на Памире. Завершились они в 1896 году закреплением линии этой границы, которая официально признается до сих пор в качестве государственной границы СНГ (Таджикистана) с Афганистаном.

Притяжение Индии

Проекты захвата британских индийских колоний время от времени выдвигались и в России. Так, в 1791 году француз М. де Сент-Жени предложил Екатерине II план военной экспедиции в Индию. В соответствии с ним российские войска должны были идти через Бухару и Кабул, объявляя, что их целью является восстановление господства ислама во всем его величии периода империи Великого Могола. По мнению Сент-Жени, такой лозунг должен был обеспечить вступление под российские знамена войск мусульманских ханств и способствовать восстанию в Индии против британского владычества. Российская императрица серьезно изучала этот план, но по совету Потемкина не стала приводить его в исполнение.

Ее сын, император Павел I, был весьма склонен претворять в жизнь подобные проекты, и в 1800 году договорился с Наполеоном о завоевании Индии объединенными силами. В специальном меморандуме российский император писал: “Страдания, от которых стонет население Индии, вызвали у Франции и России живейший отклик; и два правительства решили объединить свои силы для того, чтобы освободить Индию от тиранического и варварского ига англичан. В соответствии с этим правители и народы всех стран, через которые будут проходить объединенные армии, не должны испытывать страха, напротив, это предоставляет им возможность помочь всеми их силами и средствами такому плодотворному и славному предприятию; так как цель этой кампании во всех отношениях столь же справедлива, сколь несправедлива была цель Александра Великого, когда он желал завоевать весь мир”.

Основным автором проекта “О походе на Индию для ликвидации там английского господства” был Наполеон, который в качестве главной цели похода видел изгнание англичан из Индостана для развития в этой стране промышленности и торговли (конечно, в первую очередь французской). Наполеон считал, что в данном мероприятии должны участвовать на паритетных началах Франция и Россия, которые создают экспедиционные корпуса по 35 тыс. человек. Следовательно, в кампании предполагалось использовать 70 тыс. штыков. Наполеон направил для выбора путей рекогносцировочную группу под руководством генерала Гардена. Этой экспедицией было представлено 124 маршрута возможного продвижения войск, из которых 86 было пройдено отрядом Гардена. На основании этих данных Наполеон разработал следующий маршрут: Корпус Рейнской армии спускается по Дунаю до Черного моря. Затем войска пересаживаются на российские суда и следуют морем до Таганрога. Далее поднимаются по берегу Дона до Пятихатки, переправляются через Дон и идут на Царицын. Отсюда по Волге на кораблях корпус достигает Астрахани, где встречается с русской армией. Далее обе армии на купеческих судах переправляются по Каспийскому морю и через города Герат, Феррах и Кандагар достигают правого берега Инда.

Предполагалось, что продолжительность всего похода для французов составит 120 дней. Павел выбрал другой, сухопутный вариант: Дон, Оренбург, Бухара, Хива и Герат, где армии соединяются и далее продвигаются вместе. Интереснее всего то, что проект начал осуществляться, и, если бы не убийство Павла, трудно сказать, чем бы кончилась эта кампания. Во всяком случае, атаман Войска Донского генерал Орлов получил приказ начать поход, имея 25 тыс. регулярных войск и 10 тыс. казаков. 1 марта 1801 года войско с великими трудностями выступило в путь, 18-го переправилось через Волгу, а 25 марта было получено известие о смерти Павла I и приказ возвратиться на родину. Дальнейшие переговоры Наполеона, теперь уже с Александром I, закончились неудачно, а позже совместные действия двух держав стали и вовсе невозможны.

Алексей Постников, профессор, академик РАЕН