Pro et contra: Закон его стихии

В глубине бухты Аппер-Бей, совсем близко от Статуи Свободы, находится маленький остров Эллис. Сейчас там открыт Музей иммиграции, потому что в прошлом этот островок служил чем-то вроде карантинного бокса для тех, кто решил отправиться искать счастья в Америку. 12 миллионов иммигрантов за период с 1892 по 1954 год, пока функционировал остров Эллис, провели в его строениях «с видом на Манхэттен» немало томительных дней, ожидая решения своей судьбы. Многие потом остались в Нью-Йорке, смешавшись с потомками тех, кто пересек Атлантический океан на сто или двести лет раньше.

В первой половине XIX века путешествие через океан отнимало порой до 100 дней, и далеко не все пассажиры достигали американского берега живыми. С появлением пароходов время плавания сократилось до двух недель, однако от этого оно не стало менее ужасным. И все же массы людей снимались с насиженных мест и отправлялись за океан. Почему? Причин покинуть Старый свет было достаточно. Безработица, голод, политические катаклизмы, расовые и религиозные преследования. Но почему большинство, хотя бы временно, оседало в Нью-Йорке? Чаще всего потому, что этот город был в конце кошмарного путешествия, сил двигаться дальше не оставалось — да и зачем?

Население Нью-Йорка росло как на дрожжах. С 1800 года оно удваивалось практически каждые 15 лет, достигнув к началу XX столетия трех миллионов! Разумеется, этот демографический взрыв не был обусловлен рождаемостью: из первого миллиона жителей Нью-Йорка больше половины родилось по ту сторону Атлантического океана.

Едва ли не важнейшим фактором для будущего процветания Нью-Йорка были человеческие качества новых граждан Америки — прежде всего их «пассионарность». Это были решительные, трудолюбивые люди, обладавшие не только избытком адреналина в крови, но и изрядным запасом толерантности, то есть способностью уживаться с соседями, несмотря на все национальные и религиозные различия. Зарабатывая себе и своим детям на жизнь, они создавали небывалый город, не замечая, как рождается особенная, урбанистическая стихия, которой суждено стать сильнее своего создателя. Что послужило началом?

Может быть, все началось именно в 1626 году, когда губернатор голландской колонии Петер Минуит выторговал у индейцев остров Манхэттен за смешные деньги — 60 гиней, что по нынешним меркам составляет 24 доллара. Говорят, правда, что индейцам земли Манхэттена вовсе и не принадлежали — поэтому они так быстро согласились. В любом случае первая сделка на Матхэттене оказалась сверхудачной. Новое поселение получило название Нью-Амстердам, а его жители, приготовившись отстаивать свою земельную собственность силой оружия, отгородились от индейцев высокой каменной стеной. Память об этом укреплении сохраняет одна из самых знаменитых улиц Нью-Йорка — Уолл-стрит.

Первые несколько сотен жителей Манхэттена состояли на обеспечении Голландской Вест-Индской компании, и одним из условий их контракта было обязательство говорить только по-голландски. Между тем среди поселенцев Нью-Амстердама были шведы и норвежцы, французы и бельгийцы, немцы, финны, итальянцы, испанцы, турки. Неважно, что всем им пришлось стать голландцами, изменив даже фамилии на голландский манер, — это был уже Нью-Йорк в миниатюре, «зародыш» его уникальной мультиэтничности.

В 1665 году король Англии Карл II подарил своему брату герцогу Йоркскому все земли восточного побережья Америки между реками Коннектикут и Делавэр, дав тем самым понять голландцам, что рассматривает их как оккупантов. После незначительного сопротивления Манхэттен стал английским, а Нью-Амстердам был переименован в Нью-Йорк.

Преимущества географического положения Нью-Йорка были неоспоримы: порт, перевалочный пункт, центр торговли и производства. Парусники причаливали прямо к Манхэттену, сгружая и забирая товар. Дешевая рабочая сила тоже доставлялась бесперебойно: первое судно с рабами-неграми пришвартовалось к острову еще в 1646-м. Город рос и благоустраивался, получая поддержку от всех социальных групп и слоев общества. В 1698 году над Уолл-стрит поднялись кресты церкви Св. Троицы, и среди тех, кто финансировал ее строительство, был знаменитый пират — капитан Уильям Кидд.

Нью-Йорк обречен был всегда находиться в эпицентре политических бурь Америки. Здесь, на просторах Бруклина, сражался с англичанами генерал Джордж Вашингтон. С речи в Купер-Юнион начал борьбу за президентское кресло Авраам Линкольн. Став фактически первым городом Америки, Нью-Йорк еще не был первым городом планеты. Для этого требовалось одно: возглавить технический прогресс, и Нью-Йорку это удалось в полной мере. 1807-й — Роберт Фултон испытывает первый пароход на Ист-Ривер, вблизи Манхэттена. 1824-й — в жилых кварталах города появляется первое газовое освещение. 1837-й — в лаборатории Нью-Йоркского университета Сэмюэль Морзе изобретает телеграф. 1838-й — первые паровые суда приходят в Нью-Йорк из Европы.

К лидеру, как известно, тянутся, и первая волна иммиграции хлынула в город в 1840 году. Она состояла из ирландцев-католиков. В Нью-Йорке их встретили протестанты — так возникла первый религиозный конфликт. Впоследствии противостояние «католик–протестант» сменилось более серьезным противостоянием «белый–черный».

Впрочем, ни этнические проблемы, ни эпидемии, ни банковские кризисы не могли остановить поступательное движение Нью-Йорка. 1854-й — на Международной ярмарке в Нью-Йорке продемонстрирован первый в мире лифт. Его изобретатель мистер Отис на глазах у всей публики поднимается в своем лифте на изрядную высоту и приказывает обрубить трос. Лифт падает, но специальные захваты моментально блокируют падение, словно доказывая всем: лифт существует! 1878-й — компания «Белл» открывает в городе первую телефонную линию. 1882-й — осуществлен запуск мощного генератора, изобретенного Томасом Эдисоном, и некоторые районы Нью-Йорка впервые получают электрическое освещение. 1883-й — завершен Бруклинский мост. Его главный конструктор Джон Рэблинг гибнет на берегу вследствие несчастного случая, а сын Вашингтон, работавший главным инженером, получает серьезное ранение. Вскоре мост становится «излюбленным» местом для самоубийц.

Конец XIX века — новая волна иммиграции. На этот раз в Нью-Йорк прибывают уроженцы юга Италии и евреи из Восточной Европы и России. Следом приходит черед китайцев. Появляются Литл-Итали и Чайна-Таун. Нью-Йорку становится тесно в рамках Манхэттена, и он «захватывает» четыре соседних района: Бруклин, Куинс, Бронкс и Стэйтен-Айленд. Нью-Йорк становится «Big Apple» — Большим Яблоком, испытать свои зубы на котором желают не только иммигранты, но и жители других районов США. И уже неважно, кто они — католики или протестанты, иудеи, дзен-буддисты или агностики. Они стремятся в Нью-Йорк, потому что для них существует лишь одна религия — Амбиции.

Тысячи и тысячи людей, приезжающих в Нью-Йорк со всех концов света, чувствуют главное: именно здесь, в Нью-Йорке, пропасть между нищетой и богатством самая узкая, именно здесь ее можно перепрыгнуть — надо лишь как следует разбежаться. Правда, не все понимают другое: для разбега может не хватить всей жизни.

Тем, кто хотел бы умерить амбиции, полезно спуститься в метро и поехать в Uptown — северную часть Манхэттена. До 96-й стрит в вагонах толпится обычный пестрый люд. К 110-й стрит толпа редеет, утрачивая существенную часть белых лиц. На 116-й белых почти не остается, на 125-й в вагон входят одни чернокожие. Это Гарлем.

До первой мировой войны Гарлем был белым. Но однажды банки перестали выдавать кредиты на строительство, земли Гарлема упали в цене, следом обесценились здания. Средний класс покинул Гарлем, и его место после войны заняли миллионы чернокожих. Так сформировалась одна из двух подлинно этнических общин Нью-Йорка. Вторая — китайская — обосновалась на юге Манхэттена, в Чайна-Тауне. Внутренняя жизнь и Гарлема, и Чайна-Тауна непроницаема для остального общества. Но внешне Чайна-Таун открыт для всех: это один из самых гостеприимных районов Манхэттена, жизнь здесь всегда бьет ключом. На улицах Гарлема тоже многолюдно, но белые американцы предпочитают не ступать на его территорию. Впрочем, Гарлем неоднороден. Западная его часть сравнительно благополучна: здесь старые ухоженные кладбища, классическая архитектура, напоминающая о славном прошлом Нью-Йорка. Что касается Ист-Гарлема, или так называемого Эль-Баррио, то этот район, облюбованный издавна пуэрториканцами, имеет у жителей Нью-Йорка наисквернейшую репутацию: говорят, получить нож в спину здесь можно среди бела дня!

Жизненное пространство и в Гарлеме, и в любом другом, даже самом на первый взгляд спокойном районе Нью-Йорка разделено на кварталы, или блоки. Люди знают, какой блок абсолютно безопасен, а какой следует избегать, и делают это уже подсознательно. Самое удивительное, что блоковой системы придерживаются и преступники!

Авеню и стриты, пересекаясь под прямыми углами, разделяют блоки, но единственное, что их связывает, — это подземка. Нью-йоркское метро — старейшее в мире, и вначале поезда ходили над землей — до сих пор в некоторых районах Бруклина, Гарлема и Бронкса все так и осталось. Подземка — это, с одной стороны, «особый квартал» Нью-Йорка, с другой — неотъемлемая часть всей его стихии, имеющая свои собственные неписаные законы. С утра и до 9 вечера метро безопасно, включая и дальние ответвления. С 9 вечера и до 12 ночи безопасность подземки не вызывает сомнения только в оживленных районах Манхэттена. После полуночи ни один нормальный житель Нью-Йорка в метро спускаться не будет.

Как бы то ни было, нью-йоркское метро — основная кровеносная система города, ну а сердце Нью-Йорка, разумеется, бьется в Манхэттене. Это сердце сделано из стали, стекла и бетона — одним словом, каменное сердце!

Чтобы усилить первое впечатление от Манхэттена, лучше всего «вынырнуть» в окрестности Рокфеллер-Центра, где на крохотной по меркам любого города площади громоздятся 14 умопомрачительных «билдингов» — этих материализованных воплощений человеческого стремления жить или поближе к Господу Богу, или подальше от цен на землю. Ложь, что рядом с небоскребами чувствуешь себя жалким червем. Величие этих сооружений, созданных человеческими руками, возвышает как всю современную цивилизацию, так и каждого ее индивидуума.

Первый небоскреб появился в Нью-Йорке в 1888 году, а инженерное решение задачи его устойчивости и прочности нашел один архитектор по фамилии Дженни. Однажды он увидел, как растяпа-жена уронила тяжеленный книжный том на его любимую птичью клетку. К удивлению архитектора хрупкая клетка нисколько не пострадала. Мистер Дженни не стал ругать жену, потому что благодаря ей решил сложнейшую строительную проблему. Скелет из стали — это и есть секрет небоскреба!

Строительство небоскребов в Нью-Йорке шло в характерном для города стиле: «победить во что бы то ни стало». Когда мистер Сиверэнс, архитектор небоскреба по Уолл-стрит 40, заканчивал свое 282-метровое «сокровище», главным для него было обогнать хотя бы на один метр высоты своего соперника — мистера Ван Аллена, строившего одновременно с ним знаменитый Крайслер Билдинг. Судя по тому, что плоская крыша Крайслера близилась к завершению, Сиверэнс видел свое преимущество и готов был праздновать победу. Но в последний момент коварный Ван Аллен нанес неотразимый удар: буквально в течение полутора часов, словно из ничего, над плоской крышей Крайслера вознесся 37-метровый сверкающий шпиль!

Как выяснилось впоследствии, все 27 тонн деталей шпиля были заранее подняты на 65-й этаж небоскреба и собраны внутри здания. Однако торжество Ван Аллена осталось неоцененным: его обвинили во взяточничестве, и Уолтер Крайслер, хозяин небоскреба, отказался платить архитектору положенный гонорар. Впрочем, и сам Крайслер не воспользовался плодами труда Ван Аллена и не разместил в небоскребе свою штаб-квартиру, потеряв к нему интерес: просто буквально через полгода, в апреле 1931-го, Крайслер Билдинг уступил более ста метров высоты непревзойденному в течение следующих 40 лет Эмпайр Стейт Билдингу.

Любимое «детище» Джона Рэскоба, вице-президента компании «Дженерал Моторс», — «Empire State Building», вознесся над Манхэттеном в годы Великой депрессии и по этой причине имел большие проблемы с заполнением своих помещений. В народе его в шутку называли «Empty State Building»: Empty — пустой. Проверку на прочность небоскреб-рекордсмен прошел в 1945-м, когда двухмоторный бомбардировщик врезался в него на уровне 79-го этажа, убив при этом 14 человек. Повреждения ограничились только внешними стенами, хотя внутри и возник пожар, а один из моторов самолета даже «прошил» здание насквозь.

Впрочем, небоскребы не были бы столь устойчивы, если бы не был прочен и стабилен сам Нью-Йорк, да и весь американский мир в целом. Но еще более прочна гранитная скала, на которой стоят небоскребы Манхэттена. Этой скале 400 миллионов лет, и она простоит еще столько же, несмотря на тот сумасшедший вес бетона и стали, который на нее взгромоздили неугомонные люди.

Андрей Нечаев | Фото автора